Действие

Пожилая работница Анна, практически породнившаяся с семьей Равелей, позвала Лару. Та по интонации поняла: «Письмо». Наконец-то. Третий месяц они ничего не получали. Плотный и большой конверт. Лара подошла с ним к окну, ближе к свету. Извещения о гибели выглядели иначе. Нетерпеливо, пытаясь сдержать себя, Равель оторвала край и с удивлением вытащила несколько бумаг и, хмурясь, повертела их в воздухе. Где же письмо? Маленькая бумажка с извещением от Военного министерства. Большие бумаги: копия приказа, копия приговора. Заметны большие печати и размашистые подписи. Лара рассеяно скользит глазами по тексту: «установлено следствием… неисполнение приказа, дезертирство… приговаривается к расстрелу… председатель трибунала, командир корпуса». Что же это? Почему здесь его имя? Как? В области сердца прошла судорога. Казенные бумаги затряслись в её руках. Сорвавшимся голосом, словно надеясь на объяснение, дочь погибшего капитана воскликнула: – Анна! Как это? Отец! Не может быть! Едва услышав торопливые приближающиеся шаги, она перестала чувствовать собственное тело и упала, провалившись в темноту.

***

Где-то по глубоким траншеям, среди полчищ крыс, гремя железным шумом, бродит опаленное огнем чудовище и забирает людские жизни. Требует жатвы у каждой из сторон, не зная чинов, не признавая заслуг. Так в бреду мерещилось Ларе. Тяжело приходя в себя, она замечала вокруг себя размеренное движение. Вытирали мокрым платком горячий лоб. Приют всегда помогал нуждающимся. И горе, как колокол, созвало сюда группу пожилых крепких женщин, которые деловито ходили по дому в своих темных платьях и напоминали больших птиц. Они закрывали окна темными шторами, завершали незаконченную работу. Над домом – тень покойного. Даже если тела никто не увидит, молодая хозяйка была не в силах думать о насущном. «Ничего, голубка, ничего. Батюшке вашему там хорошо». В сознании девушка тонула в мыслях о предсмертном одиночестве любимого отца, в чувстве вины, которое преследует живых. На границе выхода из обморока оставалась надежда, что никакого письма не было вовсе, но и она быстро пропадала. К вечеру послышались новые шаги, тяжелые и широкие. Теплая ладонь погладила Лару по голове и взяла её за руку. – Стах… – еле произнесла Равель. Она увидела его, сидящего рядом. – Держись, Форель, не пропадай, – говорил Стах. Скоро почувствовалась резкая, но несильная боль, которая вызвала жжение в венах на руке. Лара слышала серьёзный голос Стаха Рубина: «Она крепко заснет. Ночь я с ней побуду. Наутро приготовьте легкой еды – должна поесть. Одну не оставляйте». Несколько дней Лара просуществовала в дурном сне, отказываясь признавать своё право на жизнь. Друг детства приходил вечером, давал лекарство, упрямо оставался рядом. На вторую неделю она тенью ходила по дому, боясь ощущения присутствия и места, в котором была счастлива. Побледневший Стах ходил за Ларой словно привязанный. И переживая слабое раздражение от того, что так привычно Рубин не жалеет себя, она почувствовала слабое возвращение к жизни. Страшная скорбь не уходила, а просто оседала, растворяясь в ней. Письмо спрятали – заперли в старый письменный стол. Спустя месяц Лара снова напряжено стояла перед конвертом, не решаясь дотронуться до злосчастных бумаг. Не важно. Ничего уже не изменится. Резкими и беспокойными движениями она достала документы и внимательно просмотрела их. В приказе стояло имя командира, отдавшего капитана Равеля военно-полевому суду. Лара знала это имя. После Битвы при Бродах все его знали…