Желтый старик

Проклятая лестница! Фэн Синь оступился и едва не полетел вниз вместе с бамбуковой палкой, с двух сторон которой болтались наполненные доверху ведра. ПРОКЛЯТАЯ ЛЕСТНИЦА! Щербатые ступеньки были стерты временем, и в некоторых местах беспощадно скользили. Мягкие ученические тапочки, которые Фэн Синь носил вместо привычных сапог, совершенно не помогали на бесконечных спусках и подъемах. Определенно, мастер Лу над ним издевался! Ну вот зачем им столько воды? И почему на проклятой горе нет ни одного проклятого демонами и богами источника? За водой обязательно было ходить вниз к реке, а потом тащить тяжеленные ведра обратно. На плечах живого места не осталось — сплошной синяк. Солнце нещадно пекло. Выбившиеся из пучка волосы облепили лоб и шею, но поправить их не было возможности — руки стискивали бамбуковую палку, пытаясь донести доверху хотя бы треть воды. В первый поход он опрокинул ведра на середине пути, и пришлось возвращаться. Во второй — пролил все на песок прямо под ноги тренирующемуся Му Цину, неловко споткнувшись. Но тут хоть причина была — залип. На то, как Му Цин красиво тренирует это самое кунг-фу… Но чтобы какой-то камень! К тому же есть хотелось ужасно, вся эта жизнь на Журавлиной горе выматывала даже бессмертное тело. Фэн Синь с тоской посмотрел в голубое небо. Вот бы прилетели пресловутые журавли и доставили наверх и его, и ведра. Никогда в жизни, никто, ни при каких обстоятельствах не должен узнать, что Генералу Наньяну приходилось таскать ведра! Первые пару ведер он просто не донес. Вторую — по-идиотски опрокинул прямо под ноги Му Цину, засмотревшись. Ну, там было на что посмотреть. Плавные движение кунг-фу подходили Му Цину, как вторая кожа. Он двигался, погруженный в себя, танцуя на площадке для тренировок, и песчаные волны сопровождали каждый жест. Длинные волосы трепал ветер, плотно сжатые ресницы дрожали, губы едва слышно двигались, повторяя названия приемов. Тонкие пальцы сжимались в кулак — и тут же принимали ветер на раскрытую ладонь. А потом этот кулак встретил нос Фэн Синя — поделом ему, честно! И за водой пришлось идти снова. Вторую пару ведер он разлил на середине пути, потому что сломалась палка. Чертова бамбуковая палка оказалась слишком хлипкой — или Фэн Синь слишком сильно сжал ее концы в кулаках. Так или иначе, пришлось спускаться к реке в третий раз. Река взбесила его одним своим безмятежным видом. Здесь все было такое — тихое, неприкосновенное, безмятежное, холодно-спокойное… Самое место для Му Цина! И неизвестных практик! И посреди всего этого рая — потный, растрепанный Фэн Синь в мокрой рубашке, с выбившимися из пучка и облепившими лоб прядями волос и шумным дыханием. Никогда раньше Фэн Синь не чувствовал себя неуместным до такой степени. — Эй, я воды принес! — крикнул он, с грохотом роняя палку с ведрами на землю. — Только все расплескаешь, — нахмурился Му Цин. — И ничего не расплескаю, — слегка покривил душой Фэн Синь. — И все-таки, почему здесь нет какого-нибудь горного ручья? К чему эти бесконечные лестницы? — К терпению и смирению, мастер Нань Фэн, — раздался за его спиной голос мастера Лу. — Что может лучше научить стойко сносить тяготы бытия, как не необходимость преодолевать препятствия изо дня в день? Каждому полезно пройти через это. — Я так не думаю, — нахмурился Фэн Синь. — А я вот совершенно уверен, — развел руками мастер Лу. — Хорошо, что ты принес воды. Я сварю нам обед и мы с учеником Фу вернемся к нашим тренировкам. Ты успел отдохнуть? Последний вопрос был обращен к Му Цину. Тот кивнул. — Да, мастер. Я старательно тренировался, запоминая все, что вы мне дали. Мастер Лу рассмеялся и хлопнул себя ладонью по лбу. — Ты невыносим, ученик, и этим напоминаешь мне меня самого в юные годы. Я сказал тебе отдыхать — а значит, тебе стоило бы отдыхать, но ты продолжил заниматься. Это похвальная черта и хорошо тебя характеризует, и все же я просил бы тебя: впредь слушай своего старого учителя и отдыхай. Му Цин коротко поклонился: — Слушаюсь, мастер. Мастер Лу приготовил рис, и Фэн Синь набросился на еду с такой жадностью, словно не встречал еще ничего вкуснее. Хоть тела Небожителей и не нуждались в еде, никто не отказывал себе в удовольствии поесть чего-то вкусного с пиршественного стола или даже в мире людей. Но чувство голода редко преследовало их. Фэн Синь оставался Небожителем, не меняя бессмертную форму на смертную личину, однако эта гора порождала в нем такой голод, которого он не испытывал никогда за свою смертную и бессмертную жизнь — даже после падения Саньлэ, когда приходилось скрываться и делить порой на троих одну черствую маньтоу и горстку риса, он не умирал с голоду так, как после нескольких подъемов по самой чудовищной лестнице в трех мирах. После обеда мастер Лу вручил миски и палочки Фэн Синю: — Вымой, да ототри получше, песочком. У Фэн Синя дернулась бровь. Да с какой стати этот старик позволяет себе обращаться с ним как со слугой? Даже Се Лянь во времена расцвета Сяньлэ не позволял себе такого, для этого у них был… У них был… Му Цин. — Давай мне, — закатил глаза Му Цин, и попытался забрать миски. Однако мастер Лу сразу же пресек его попытку. — Так дело не пойдет, ученик! Будешь отвлекаться на все подряд — как найдешь правильный путь? А? То-то же. А с посудой справиться и мастер Нань Фэн. У него свой путь совершенствования, и навредить ему этим нехитрым способом никак невозможно. А то и польза какая будет. Бровь Фэн Синя, казалось, уже давно жила своей жизнью. Он вовсе не был никчемным белоручкой. Вместе с Му Цином и Се Лянем они пережили падение Саньлэ, и вынуждены были как только не выживать. Он прошел через много войн и никогда не ждал, что о нем позаботятся слуги. Он все мог сам. Но никто и никогда не гонял его как прислугу вымыть тарелки! — Я это сделаю, — с достоинством ответил он. — Но только потому, что сам не хочу отвлекать Фу Яо от тренировки. Му Цин закатил глаза еще дальше. Мастер Лу усмехнулся. — Стало быть, кабы не было дела, так ничего зазорного в том нет, чтобы миски мыл Фу Яо? Да? — Ну… — Фэн Синь чувствовал, что говорит что-то не то, но остановиться уже не мог. — Ему-то привычно. А я все миски побью… — Повтори что сказал? — прошипел Му Цин, внезапно оказываясь рядом. — Ученик! — крикнул мастер Лу, и его голос заставил Му Цина опустить уже занесенную для удара руку. — Учись не отвлекаться на пути. Особенно на слова, сказанные по глупости, а не из желания обидеть. А ты, мастер Нань Фэн, учись свои глупости исправлять. Отправляйся на реку, и смотри — чтобы ни единой миски не разбил, поскольку других тут нет! Так и вышло, что Фэн Синь вновь спустился вниз по лестнице к реке. Отмыть несколько чашек из под риса не составило большого труда. Фэн Синь сел на заросший высокой травой берег и уставился на текущую воду. Трупы врагов мимо плыть не спешили, настроение было отвратительным, возвращаться наверх не было никакого желания. Вот так поднимется наверх, отнесет миски — и что, ему дадут метлу? И заставят подметать пол? И такого варианта он не исключал. В конце концов, это Му Цин здесь по делу, а он так… случайно застрял вместе с ним. И, кажется, Му Цин был бы только рад, если бы Фэн Синь на время куда-нибудь пропал. В смысле… После всего, что они пережили вместе, Фэн Синь был уверен, что Му Цин дорожит им и не хотел бы потерять навсегда. Пытался же он спасти его в рушащейся Небесной столице! Да и то, что началось между ними позже, не происходит обычно между посторонними. И все-таки он отчетливо ощущал себя лишним. И это было не самое приятное чувство — сейчас, когда они застряли хрен знает где. Фэн Синь одернул себя. Нехорошо так думать в то время, как Му Цин тренируется, чтобы изменить путь самосовершенствования. Ведь он делает это для того, чтобы у них обоих было будущее — друг с другом. Чтобы они могли разделить друг с другом не только поле боя, но постель без того опасения, что они навсегда перестанут быть равными. Разве не ради Фэн Синя Му Цин решился изучать совершенно новое искусство? Едкий внутренний голос подсказал — нет, не из-за него, а из-за возможности не терять свою силу ни при каких обстоятельствах. В конце концов тем, кто оставил его без силы сейчас, был не Фэн Синь, а какой-то посторонний демон. И во время тренировок Му Цин представляет врага, а не то, о чем Фэн Синь постоянно думал и мечтал, и за что непременно огреб бы рукоятью сабли, вздумай сказать это вслух. А если он действительно любит Му Цина — а не просто желает недостижимого потому, что это веселее и интереснее, чем брать то, что само в руки идет — если он действительно Му Цина любит и хочет ему помочь, то лучшее, что он может сейчас сделать — не отсвечивать и мыть миски. Таскать ведра. Подметать пол. И не думать о том, насколько это унизительно. Когда Фэн Синь поднялся на гору, уже стемнело. Му Цин и мастер Лу как раз заканчивали тренировку. — О, ты вернулся! — радостно крикнул мастер Лу. — А я уж было решил, что ты попросту потерялся… или сбежал! От Фэн Синя не укрылось, что Му Цин вздрогнул от этих слов. Словно и в самый раз чего-то подобного ждал. — Отлично, а теперь подмети тренировочную площадку! — Фэн Синь как в воду глядел — мастер Лу сунул ему в руки метлу. — Лучше я сам, — Му Цин протянул руку, намереваясь перехватить метлу у Фэн Синя, но тот не позволил. — Я сам, — нахмурился Фэн Синь, вспомнив свои размышления у реки. — Тебе тренироваться, а мне помогать. Правильно, мастер Лу? — Куда уж правильнее, — хихикнул старик. — Ученик Фу, сходил бы ты умыться да переодеться, да поспал пока можно. А то завтра коли проспишь на рассвете — накажу! Му Цин коротко поклонился и ушел в свою комнату — не иначе как внял словам. Фэн Синь начал мести двор. Получалось у него из рук вон плохо — он и метлу последний раз в руках держал лет в 15, пока Му Цин не появился в их с Се Лянем жизни и ему приходилось прислуживать наследному принцу самому. Мастер Лу сел на невысокую каменную ограду, поджал под себя ноги и опустил подбородок на ладонь. А затем спросил с интересом: — Злишься? — Нет, — буркнул Фэн Синь и принялся мести с еще большим усердием, поднимая пыль. — Знаю, что злишься, — миролюбиво сказал мастер Лу. — А знаешь, почему я тебя посылаю все это делать? Фэн Синь промолчал. Ясно же почему — чтобы Му Цин нормально тренировался. К чему спрашивать-то? — Я же вижу, ты к работе не приручен. Все, небось, больше по полю боя носишься, из лука стреляешь да кулаками машешь? Оттого и нет в тебе покоя. — Какого еще покоя? — Фэн Синь прекратил мести и посмотрел на мастера Лу из-под нахмуренных бровей. — Бешеный ты больно. Путь у тебя хороший, правильный, а вот сил маловато. Чтобы по твоему пути идти, много сил надо. А откуда силы берутся? Из покоя. Не того, когда отдыхаешь после трудов, и не того, какой ищешь, медитируя, а того, который внутри. Река оттого сильна и неукротима, что покойна и тиха. Знай, точит себе камни и песни поет. Ты с ней побольше общайся, с рекой нашей. — Так это все здесь при чем? — При том, что рутина ученическая — дело важное. Основа, можно сказать, всяких дел. Пришли бы вы ко мне юнцами — обоих бы заставил и полы мыть, и кунг-фу постигать. Но встретились мы сейчас, потому времени у меня мало. Только и надо что успеть каждому из вас дать не то, чтобы знаний каких-то новых, неожиданных, а хотя бы пищу для размышлений… — Я здесь вообще зачем? Это Му… Фу Яо хочет путь сменить, не я! Старик расхохотался. — Ой, так ты здесь и не причем? Удивительно! А я бы, мастер Нань Фэн, совсем иное сказал. Совсем иное. Но не скажу. Потому что внутреннего покоя в тебе нет. А как найдешь его — свой покой и ритм — так никакие слова и не понадобятся уже. А потом — не обессудь уж, буду молчать. Сказал — и перемахнул через ограду и исчез куда-то. Фэн Синь покачал головой и продолжил подметать пол.