Волнения озера Юньмэн

       — Вэй Ин — лучший пловец ордена Юньмэн Цзян, — с неохотой признает Цзян Чэн, когда названный вытаскивает во второй раз Цзинь Лина из озера и валится на пристань, устало раскидывая руки в сторону и хохоча — Цзинь Лин думает, что это мог быть нервный смех, однако на лице Старейшины лишь веселье и ни намёка на тревожность. Мальчик закашлялся, вновь сплёвывая кислую воду (мысли о том, что жидкость, в которой плавали речные гули, оказалась в его лёгких, заставляли его передёрнуться от отвращения). — Если ты хотел его убить, то выбрал наихудший вариант из всех имеющихся. Надо было натравить собаку, да, красотка? — юноша потрепал мокрую собаку за ухом, а та радостно залаяла, начиная отряхиваться, из-за чего капли воды полетели на чистое ханьфу Цзян Чэна. На удивление, тот даже не вспылил и просто провёл ладонями по пурпурной ткани, собирая влагу, и продолжил вычёсывать колтуны из влажной шерсти.       Цзинь Лин всегда знал, что дядя Чэн любит собак (оказывается, в детстве у него было целых три щенка! А ему подарили лишь одного!), но не думал, что настолько. Он выглядел так по-домашнему, что у мальчика защипало глаза — а дядя волнуется о нём сейчас? Ведь Цзинь Лин упал в озеро, кто-нибудь да заметил его пропажу.       Наверняка Цзян Чэн из его времени поднял всю Пристань Лотоса на уши и пытается найти его, а он тут сидит и наблюдает за тем, как его младшая версия любовно гладит Фею. На секунду Цзинь Лина начала пожирать вина, поэтому он откинул эти мысли и сглотнул горькую слюну — всё же, дядя сам выгнал его и приказал не возвращаться до тех пор, пока он сам не решит вернуться, отбросив все свои принципы. В каком-то роде это его вина! Жалости здесь нет места.        — Чэн-Чэн! — наигранно возмущенно заголосил Вэй Усянь, даже не меняя своего положения, и продолжил болтать ногами, которые свисали с пирса — вода холодная, приятно остужает горячие босые ступни. — Прекрати говорить всякие глупости!       Цзинь Лин выжимает свою одежду, наблюдая за тем, как вода крупными потоками стекает с верхней части ханьфу у него в руках, и смотрит на воспитанников Юньмэна волком, исподлобья.       План провалился. Провалился некрасиво — с позором и треском гордости Цзинь Лина. Он не знал о том, что в плаванье Вэй Усяню нет равных, да и откуда бы ему это знать: единственная информация, которая у него была об этом человеке, так это лишь бесчисленные убийства, совершенные им, и слухи о том, как он ел младенцев. Видимо, некоторые из них врали, и Вэй Ин в Пристани Лотоса действительно учился, а не разрушал клан изнутри и отлынивал от занятий…       Цзян Чэн хмыкнул и скрестил руки на уровне груди.        — Боишься, что я подам ему действительно хорошие идеи.       Вэй Ин закатил глаза.        — Брось, молодой господин Цзинь даже не подумает убить меня! Верно, Цзинь Лин? — юноша обернулся на Цзинь Лина, и тот лишь растерянно замер, даже не зная, что делать — хвататься за меч, который он смог нашарить на дне, когда упал в озеро вместе с первым воспитанником Юньмэна, или нервно посмеяться, выставив эту заминку за безобидную шутку.       «Я должен втереться в доверие», — сглотнув вязкую горькую слюну, подумал Цзинь Лин и внутренне скривился.       Иначе ему Вэй Усяня не убить. Тот оказался хорошим, просто отличным, пришлось признаться, пловцом, и на мечах он драться наверняка умел.        — Конечно, вэньский… Вэй-сюн.       Цзян Чэн на эту запинку лишь нахмурился, однако Вэй Усянь даже не обратил внимания и радостно заулыбался. Цзинь Лин подумал, что пора брать ситуацию в свои надежные руки, и спросил с плохо наигранным интересом:        — Ты… где-то учишься? Я слышал, что ты проходишь обучение в Облачных Глубинах.        — Из Гусу меня выгнали, — легко засмеялся Вэй Усянь, скрещивая руки за своей головой, и подмигнул ему. Цзинь Лин не знал, что ему делать — распахивать глаза от недоверия и удивления, либо хмуриться на сумасбродность юноши, но всё же изумление его пересилило, поэтому он раскрыл рот и быстро заморгал. — Старик Цижень, кажется, готов был прыгать от радости, когда дядя Цзян за мной приехал.       Цзинь Лин пробормотал:        — Я слышал лишь то, что из Облачных Глубин невозможно сбежать…        — Я был первым учеником в истории старика Циженя, которого оттуда выгнали, а не который сбежал сам, — захохотал Вэй Ин ещё громче, и Цзян Чэн, который помогал Фее избавиться от воды на её тяжелой светлой шерсти, закатил глаза. Видимо, после отъезда друга ему пришлось трудно: сложно представить, что он мог делать один, посреди всех правил и правильных Ланей, которые ходят с постными лицами в своих траурных одеждах. — Там ведь почти три тысячи правил выкованы на стене, верно? Ещё и на чжуаньшу…        — «Почти три»? Их там больше четырех тысяч! — возмутился Цзинь Лин, вспоминая, о чём его предупреждал дядя Цзян, когда в который раз грозился тем, что отправит его на перевоспитание в Гусу.       Слова «Гусу» он начал бояться именно тогда, когда узнал об этих чёртовых правилах, которые все нужно прочитать, а потом, в случае любой мелкой проделки, переписывать. Это же ужасно скучно и нудно, он сбежал бы оттуда в первую неделю обучения.       Вэй Ин подскочил от удивления и начал сочувственно похлопывать друга по плечу, изображая участие и сожаление на своём хитром лице.        — Больше четырёх тысяч? С ума сойти, мне даже стало жаль Чэн-Чэна…        — Когда ты уехал, мне стало легче избегать наказаний за их нарушение, не волнуйся, — фыркнул Цзян Чэн, смахивая руку названного брата с плеча. — Откуда ты знаешь, сколько там правил? Ты ведь не в том возрасте, чтобы проходить обучение и в Гусу, и в Юньмэне.        — Да ладно тебе, Чэн-Чэн, наверняка он сбежал из Гусу, чтобы учиться здесь! — хохотнул Усянь, но тут же вжал голову в плечи, когда Фея, отряхнувшись от воды окончательно, начала приближаться к ним, желая ещё немного поиграть с Цзян Чэном.       Поддерживать непринужденную беседу с Вэй Усянем было… сложно. Это оттягивало душу Цзинь Лина: прямо сейчас он беседует об ужасных правилах Гусу с убийцей своих родителей, а тот даже не подозревает о том, насколько сильна ненависть мальчика из Ланьлина к нему самому.       Цзян Чэн скривился, когда Вэй Ин оглушительно громко чихнул, заставляя Фею заинтересованно вскинуть большую лобастую голову и мотнуть ею, из-за чего её большие уши ударили собаку по вытянутой морде, и поднялся, закрывая ладонью солнце, когда лучи болезненно полоснули его по роговице.        — Я схожу за сухой одеждой. Надеюсь, молодой господин Цзинь не против ходить несколько часов в пурпурных одеяниях Юньмэн Цзян?       Цзинь Лин мотнул головой. В ханьфу ордена Юньмэн Цзян он себя чувствовал так, будто был гулем в своём родном озере — до восьми лет он ходил именно в них, поэтому подобное предложение вызвало у него сильную ностальгию.        — А, а… Чэн-Чэн, не мог бы ты забрать с собой собаку? Покормить там её…       Цзян Чэн коротко свистнул, и Фея, словно только этого и ждала, сорвалась с места, радостно лая и барабаня своими огромными неуклюжими лапами, и кинулась за юношей — на губы его легла мягкая улыбка, стоило собаке начать радостно скакать около его ног и вываливать язык, широко осклабляясь.        — Возьми мне тоже пурпурное ханьфу! — крикнул ему вдогонку Вэй Ин, а юноша лишь закатил глаза:        — Матушка тебе уши оторвёт, когда увидит, что ты ходишь в клановых одеждах! — но всё же слабо кивнул подбородком, увеличивая скорость своего шага — Фея, считая, что это ещё одна игра, радостно тявкнула, из-за чего сидящий на пирсе Вэй Усянь передёрнул плечами и скривился от страха.       Цзинь Лин почувствовал себя неловко, оставшись наедине с будущим Старейшиной Илина, и хотел было встать, чтобы ещё немного пройтись по пирсу, однако юношеский голос остановил его:        — Ты ведь из будущего, верно? — легко спросил Вэй Ин, так же беззаботно ухмыляясь, и Цзинь Лин почувствовал, как сердце его ухнуло куда-то в желудок и забилось там с такой силой, что по всему его телу прошлась дрожь. — Понимаешь, ты твердил очень много странных вещей. Во-первых, назвал меня «Старейшиной», когда впервые услышал моё имя — а не увидел меня вживую, заметь — и попытался атаковать, не зная о моей фобии. Значит, с именем ты был знаком, а со мной самим, как с личностью, нет… Оно известно как минимум в узких кругах какого-нибудь клана. Просто так Старейшиной человека назвать не могут, да и в маленьких кланах оно не используется. То есть, я действительно известен. Сейчас меня могут знать лишь как бесстыдника, которого выгнали из Гусу — слава идёт впереди меня, но это всё равно было бы перебором. Ты из другого времени, и этот вывод можно сделать лишь по тому, как ты преподнёс это.       Цзинь Лин побелел, однако Вэй Усянь, не обращая на него внимания, продолжил, смотря куда-то на небосвод и щурясь от солнца:        — А ещё… ты назвал Чэн-Чэна дядей, а Цзинь Цзысюаня — отцом, — он кивнул сам себе. — Значит, твоей матерью является шицзе. Я уверен на сто процентов, что она не была беременна, да и глупо об этом вообще думать — она просто не могла родить тебя, ведь была ещё совсем маленькой, когда тебя должны были зачать. Ещё эти правила… Они и вправду добавили ещё тысячу правил? Видимо, старик Цижень не успокоится даже спустя столько лет.       Вэй Ин хохотнул, однако Цзинь Лин почувствовал, как внутри у него всё сжимается.        — Не бойся, я не скажу это а-Чэну. Можешь даже ничего не рассказывать и не подтверждать, мне просто хотелось убедиться в своей догадке.        — Долго думал? — вяло буркнул Цзинь Лин, забывая на секунду, с кем и где разговаривает, однако Вэй Ина это нисколько не покоробило: он с энтузиазмом кивнул и хохотнул:        — Застрял на пункте с матерью-шицзе. Все же, тебя родить мог и я, в этом случае ты тоже звал бы Чэн-Чэна дядей… — он задумался, а после скривился, высунув язык: — Но нет, этот павлин мне не нравится! Ни за что не родил бы от него ребенка!       Цзинь Лин сжал подолы своего ханьфу в руках и отодвинулся ещё на пару чжанов, повторяя чужой жест и свешивая босые ноги с пирса, надеясь на то, что какой-нибудь оголодавший гуль вынырнет из озера и утянет его на дно, смывая весь позор.

•.•°❀°•.•

      Цзинь Лин крутанулся вокруг своей оси, наблюдая за тем, как подолы фиолетового ханьфу взлетели, словно пышное одеяние невесты, и невольно скривился, вспоминая, что ребята зовут его юной госпожой из-за довольно-таки хлипкого, хрупкого телосложения и капризного характера.       Усянь оглядел его и хитро заулыбался.        — Смотри-ка, Чэн-Чэн, а клановые одежды Юньмэн Цзян сидят на нём как влитые! Ты точно не внебрачный сын какого-нибудь адепта из нашего Ордена, а-а-а?       Цзян Чэн фыркнул и дал ему ощутимый подзатыльник, заставляя юношу громко завопить от боли (которой точно не было — дядя Цзян всегда контролировал силу своего удара, чтобы ненароком не причинить кому-либо боль) и, трагично упав на спину, начать кататься по пирсу.        — Не неси глупостей, — буркнул дядя Цзян, оглядывая катающегося по доскам Усяня. — Зато на тебе висят, точно старое рваное ханьфу на… на Ходячем мертвеце! Матушка увидит — и высечет нас обоих Цзыдянем, помяни моё слово.       Вэй Ин тут же резво подскочил, будто это не он только что вопил от боли, оборачиваясь вокруг своей оси, словно был девой, которая сегодня выходит замуж, и подмигнул скривившемуся Цзян Чэну.        — Это он так сказал, что мне идёт, — со знанием дела хохотнул Вэй Ин, мягко хлопнув Цзинь Лина по плечу, и заулыбался так, будто красотка-торговка согласилась отдать ему целую корзинку спелых локв за просто так. — Правда, я красавец? Скажи, Чэн-Чэн, влюбился бы в меня, если бы я был девушкой?       Пока Вэй Ин забавно кривлялся и скакал вокруг Цзян Чэна, пытаясь выбить несуществующее признание, сам юноша задумчиво хмурился и смотрел на Цзинь Лина.        — Так вот… Ты из будущего, да? — Цзян Чэн поднял подбородок вверх и посмотрел на них так, словно они были маленькими несмышлёными младенцами. Цзинь Лин и Вэй Ин замерли истуканами, быстро посмотрели друг на друга — будто спрашивая, кто из них проболтался — и так же быстро вернули взгляды к невозмутимому воспитаннику Юньмэна. Цзян Чэн вздохнул, понимая, что до них не дойдёт, и коротко буркнул: — Я подслушал ваш разговор. А ещё у тебя на поясе висит Суйхуа — это же меч Цзысюаня, верно?        — Как некрасиво, Чэн-Чэн!        — Дядя, ты!.. — Цзинь Лин хотел было подхватить чужое возмущение, но тут же прикусил свой язык, понимая, что он вновь сыграл против него злую шутку.       Цзян Чэн задумчиво кивнул сам себе.        — «Дядя»? Вот как.       Он поднялся с пирса, ловко отталкиваясь ладонями от теплого нагревшегося дерева, и прошел несколько чжанов вперёд, потом — назад, и так несколько раз, пока Цзинь Лин напряжённо наблюдал за ним, а Фея, сидящая на соседнем мостике, помахивала хвостом и едва сдерживалась от того, чтобы не броситься на развевающиеся на ветру подолы его пурпурного ханьфу.       Цзян Чэн остановился.        — Ты пришёл убить этого болвана, верно?       Тут уже и Вэй Ин, и сам Цзинь Лин замерли на своих местах. Цзинь Лин сглотнул горькую слюну, чувствуя, как сердце болезненно ухнуло в желудок, и отодвинулся от юноши, игнорируя непонимающий взгляд серых глаз.        — Да, — внезапно согласился он сухо, щуря свои красивые миндалевидные глаза и едва заметно кивая подбородком. Суйхуа, который он вытащил из озера часом ранее, на его поясе недовольно завибрировал, будто чувствуя его эмоции, и Цзинь Лин сжал руку на рукояти меча с такой силой, что на тыльной стороне ладони выступили вены.