ID работы: 10333137

Волнения озера Юньмэн

Слэш
R
Завершён
1910
автор
Размер:
132 страницы, 24 части
Описание:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1910 Нравится 321 Отзывы 761 В сборник Скачать

Глава последняя, в которой озеро Юньмэн больше не волнуется

Настройки текста
      Цзинь Лину давно не снились сны. Сновидения в его жизни то появлялись, принося эфемерное чувство недосказанности, предчувствие грядущих больших событий и кислого запаха крови, то исчезали полностью — засыпая, он видел перед собой пустую черноту, а просыпался словно через несколько секунд, по ощущениям толком не поспав.       Открыв глаза этой ночью, юноша очутился в Чанци — деревушке на самом краю территории ордена Юньмэн Цзян, рядом с Лысыми горами. Он бывал там лишь раз, ещё ребёнком, но никогда не забудет прохладный северный ветер, который то и дело норовил забраться под тёплые одежды, одинаковые странные кирпичные домики и стойкий запах мокрой собачьей шерсти. Обычно в такие сёла посылали заклинателей не чаще двух раз в год — нечисть холод не любила, поэтому редко досаждала жителям, выбираясь из каменных расщелин и своих пристанищ лишь в крайних случаях.       Цзинь Лин поёжился от мороза.       Дядя рассказывал, что Чанци — столица бездомных псов. Из-за холода они чувствовали потребность в том, чтобы как можно скорее произвести на свет следующее потомство, и нередко плодились получше кроликов — не встретить на улице деревни собаку с утра у местных считалось плохой приметой. Селяне даже частенько оставались дома, ведь считали, что день не задался, раз даже собака носа не казала во двор.       Цзинь Лин выдохнул облако пара изо рта и вновь поёжился. Судя по холоду, который сушил тёплые щёки и колол нос, в самом своём расцвете стояла пора Больших холодов. Почему он видит этот сон?       Особых впечатлений Чанци никогда у него не вызывала — обычная деревня с суровым горным климатом и множеством бродячих дворняжек — так зачем же ему о ней вспоминать?       Сейчас Чанци выглядела так, как Цзинь Лин её и запомнил — покрытые снегом улицы, пронизывающий насквозь ветер и… трясущийся комок из тряпья, валяющийся в десятке шагов от него?       Цзинь Лин нахмурился.       Это щенок? Неужто один, без своей стаи или мамы-собаки?       Он понимал, что во сне ему не грозит быть убитым — лишь раненым, и то без последствий после пробуждения — однако будет ли приятным быть растерзанным псами? Может, поэтому он и оказался именно в Чанци, ведь воображению нужно было взять откуда-то стаю собак… Всё же, любить четверолапых увальней и не бояться быть атакованным стаей, защищающей своих детёнышей, одновременно было невозможно.       Любопытство пересилило страх, и Цзинь Лин махнул рукой — так или иначе, проснётся он невредимым. Под ногами хрустел снег, падающие с небосвода снежинки кололи нос, а лохмотья так и продолжали дрожать.        — Мне страшно, — заскулили вдруг они детским голосом, и Цзинь Лин испуганно отскочил назад. Говорящий пёс? Сон становится абсурднее с каждым шагом! — Я хочу домой…       Однако никаких болтающих собак не было, даже если во сне: комок из тряпья оказался ребёнком. Мальчик шести лет (возможно, даже меньше, подумалось юноше) вскинул на него лихорадочный взгляд, и Цзинь Лин даже отступил на несколько шагов назад, здраво опасаясь, что он может кинуться на него в порыве голода или страха и запросто расцарапать юноше лицо. Обычно босяки так себя и вели, когда оказывались в подобной опасной близости от обычных людей — кто-то злился на несправедливость, а кто-то просто обезумел и не отличал человека от зверья, которым можно было бы набить желудок. Однако мальчишка едва дёрнулся и остался на своём месте. Выглядел он уж слишком бледно, слабо дышал и тихо плакал, явно не собираясь причинять кому-то вреда — ему хотелось лишь немного погреться.       Ему было ужасно холодно: маленькие бледные руки обнимали колени, трясущимися пальцами впиваясь в бледную кожу, серые глаза бегали от одного предмета к другому и болезненно слезились, чёрная чёлка ребёнка от пота замёрзла и прилипла ко лбу, и сам комок из тряпья неслабо потряхивало. У мальчика была сильная лихорадка, и он явно просидел на морозе не менее двух страж.        — Где мои мама и папа? — хныкал чумазый мальчишка, стирая кулаками слёзы с алеющих от мороза щёк. Его босые худые ноги, торчащие из-под тряпки, заставили Цзинь Лина едва ли не задохнуться от фантомной боли отмороженных ступней: снега ведь навалило четыре пальца от земли, пальцы малыша от наверняка долгой ходьбы по нему уже посинели. — Мне страшно…       Юноша присел перед маленьким босяком и вздрогнул, когда мальчишка вновь поднял на него испуганный взгляд. Значит, Цзинь Лину не показалось — в этом сне его действительно могли видеть.        — Где твои родители? — осторожно спросил он, однако мальчик лишь мотнул головой — видимо, он не знал. Цзинь Лин нахмурился. — Помнишь, как тебя зовут?        — А-Сянь, — шмыгнул мальчик, вытирая ладонью мокрый нос.       Цзинь Лин с опаской протянул к нему руку, но малыш не кинулся на неё, словно оголодавший пёс — юноша даже испустил вздох облегчения, понимая, что за помощь мальчишка не откусит от него кусочек — только захлопал глазами.        — Хорошо, а-Сянь. Мы попробуем найти твоих родителей, — Цзинь Лин легко поднял ребёнка на руки, прижимая к себе. Поднял слишком легко — мальчик весил не больше годовалого щенка, что было совершенно нехорошо для его возраста. От «а-Сяня» пахло грязной землей и кровью, и в голове юноши зашелестели судорожные мысли, как же ему достать для него хотя бы согревающий отвар и парочку чистых тряпок, чтобы перевязать возможные травмы. — Хочешь есть?       Глаза а-Сяня блеснули, он резко кивнул, сглатывая голодную слюну, и вжался всем телом в его пурпурные одежды. Мальчика всё ещё била крупная лихорадочная дрожь.       Однако не успел Цзинь Лин и шага сделать, как мягкий голос взволнованно перебил его мысли о том, в какой же стороне находится ближайший постоялый двор:        — Юноша, — высокий и стройный мужчина в клановых пурпурных одеждах ордена Юньмэн Цзян тяжело выдохнул и кинул обеспокоенный взгляд на ребёнка. — Мальчик, которого вы только что подобрали. Он сказал, что его зовут а-Сянь?       «Вот и отец нерадивый нашёлся», — мысленно цокнул языком Цзинь Лин, а, стремительно обернувшись, вздрогнул. Дядя Чэн?       Нет, этот мужчина был абсолютной противоположностью его дяди. У Цзян Чэна были суровые глаза феникса и резкие черты лица, а незнакомец мягко, пусть и с беспокойством, улыбался, скользя взглядом раскосых глаз дракона по мальчику на его руках. Скорее, он был похож… на Цзян Яньли.       В мире существовало тысячи тысяч людей с похожей внешностью, однако мужчина носил клановые одежды Юньмэн Цзян, принадлежащие главе Ордена, а волосы держал знакомый гуань. Цзинь Лин знал, что родители не успели традиционно передать его дяде семейную реликвию, поэтому ещё в нежном возрасте Цзян Чэну пришлось самому надеть гуань на свою голову, грубо говоря, снимая его с трупа собственного отца. Могло ли это быть обычным совпадением?       Чтобы проверить свои догадки, юноша склонился в поклоне так, как позволяло его положение с ребёнком на руках.        — Адепт приветствует главу ордена Цзян, — мужчина кивнул, и Цзинь Лин внутренне охнул — неужто это и впрямь был Цзян Фэнмянь? Тот перенял с рук юноши а-Сяня и облегченно вздохнул, когда мальчик, наконец, оказался ближе к его сердцу. — Глава Ордена знает этого мальчика?        — Благодарю от имени всего моего семейства, — мужчина тепло улыбнулся, прижимая к себе а-Сяня. Тот хлопнул большими глазами и уткнулся носом в его грудь, видимо, стесняясь такого внимания к себе. — А-Сянь — сын нашего доброго друга по фамилии Вэй, Вэй Чанцзэ. Посидев в тавернах, о нём и его делах можно услышать много хорошего, так что этот малыш, — Цзян Фэнмянь ещё плотнее укутал ребёнка в тёплую шубу и посмотрел на него с такой нежностью, словно он был его родным сыном, — прямой наследник его честного имени.       Вэй… Усянь?!       Цзинь Лин, до конца не проснувшись, подорвался с кровати и запнулся об лежащую у подножья Фею. Собака-оборотень заскулила и подняла страшный вой — погулять не выпустили, об неё запнулись, ещё и на хвост наступили.       Произвол! Собачье убийство!        — Прости, девочка, — взмолился Цзинь Лин, пряча лицо в ладонях — в висках остро гудело. — Но потише, умоляю.       Голова у Цзинь Лина раскалывалась, словно он и не спал вовсе — видимо, такой глубокое и насыщенное сновидение отобрало у него все силы ночью. Был ли то сон или… видение, юноша не задумывался.       Дядя никогда не рассказывал ему, как именно Вэй Усянь появился в их семье, ведь он и сам никогда не интересовался прошлым убийцы его родителей, однако слуги и приглашенные адепты, судача о Старейшине Илина и его злодеяниях, часто причитали о том, что почившему главе Ордена нужно было оставить тёмного заклинателя умирать на снегу, пока тот был ещё совсем ребёнком.       Подслушивая, Цзинь Лин всегда важно кивал и думал, что было бы проще, задуши того ещё мать в колыбели, однако сейчас от этих мыслей его тошнило. Он злился на безмозглых слуг, разносящих слухи, как крысы — хворь, на адептов, с чего-то решивших сунуть нос в дела Ордена Юньмэн Цзян, будучи неумёхами с молочными именами, и больше всего — на себя самого. Неужто тогда ненависть повредила ему мозг, раз он мог желать Вэй Усяню жестокой смерти?       Цзинь Лину вновь сделалось дурно.       Сегодня было ровно три месяца, как Вэй Ин устроил переполох в Безночном Городе и сбежал на Луаньцзан. Ровно три месяца, как Вэй Усянь потерял себя, а Цзинь Жулань — мать.       Он всё ещё помнит безумный вой тёмного заклинателя, когда на его глазах горло Цзян Яньли вспорол мечом убитый горем адепт, потерявший в тот час брата, а всё вокруг вспыхнуло алым — словно кровь девы окропила не только её нежное ханьфу, но и всю площадь перед Дворцом Солнца и Пламени.        — А-Сянь, — шептала прекрасная Цзян Яньли, захлёбываясь кровью. Её спину бередила глубокая рана — лютый мертвец, полоснувший девушку острыми когтями, неподалёку сжимался в конвульсиях. Цзинь Лин тогда мог лишь беспомощно наблюдать за тем, как его мать умирает. Он просто… просто не мог поверить в то, что прямо сейчас происходит. От запаха крови его мутило, а от густой тьмы, что вилась повсюду, всё тело зудело и жалость к земле. — А-Сянь, тебе… тебе нужно остановиться. Не надо, не надо больше…       Вэй Ин сжал зубы, не обращая внимания на то, что его щёки давно увлажнили слёзы, и быстро закивал:        — Конечно, шицзе… Я сейчас же остановлю их, — он вытер рукавом ханьфу покрасневшее лицо, и огладил пальцами лицо Цзян Яньли, — и мы отправимся к лекарям. Они быстро залатают твою рану…        — Сестра, ты только не закрывай глаза, — дядя Чэн держал его мать на руках, сидя на грязной земле и пытался привлечь её внимание, лишь бы девушка не потеряла сознание от боли. Мужчина помотал головой и заметил Цзинь Лина, растерянно наблюдающего за тем, как кровь уродливой кляксой расползается по спине Цзян Яньли. — Смотри, там твой сын! Помнишь того мальчика, который пришёл с Вэй Ином в день, когда ты выходила замуж? Это твой сын, он вырос таким же красивым, как и ты, и не может вновь потерять тебя… Смотри же, сестра, не закрывай глаза!       А после в горле Цзинь Лина застрял крик.       Братья ещё не успели понять, что произошло в тот момент, когда юноша уже пронзал испуганного адепта, что кричал о своей невиновности, насквозь отцовским мечом. Он станет «пособником Старейшины Илина», «убийцей» в глазах других, однако настоящий убийца его матери — сопливый юноша, в руках которого дрожал меч — окажется «беднягой, павшим в битве за свой клан». И навсегда запомнит, что чувствовал Вэй Усянь, когда его обвиняли в смерти собственной сестры.       Тогда Цзинь Лин впервые убил, не защищая свою жизнь. Его язык всегда будет горчить яростным «Фея, взять», а кровь мальчишки в светлых одеждах тянуть Суйхуа к земле, однако сердце будет болеть не за того адепта, а за то, что ему было совершенно не жаль его жизнь.       Три месяца назад в его душе взошли остролисты, что ежедневно царапали сердце и грудную клетку тревогой, а сегодняшнее сумбурное сновидение заставило их плодоносить.       Цзинь Лину редко снились сны. И часто они, даже самые светлые и наполненные лишь тёплым смехом, служили предвестниками чего-то… страшного.

•.•°❀°•.•

       — Дядя, я иду с тобой.        — Это не обсуждается, Цзинь Лин! — рявкнул Цзян Чэн, едва юноша открыл рот. Он едва успел закрепить наручни, когда на порог его тихой комнаты заявился Цзинь Лин с дурацкой решимостью в глазах. Что за уверенность в своих силах? Глава ордена Юньмэн Цзян просто не понимал, как можно быть таким сумасбродным человеком — плевать на свою жизнь, бросаться защищать других, не думая о последствиях — и всегда попрекал этим Вэй Усяня, а сейчас ему ещё и племяннику нотации читать о том, что он — не небожитель, и бессмертие в его цянькуне не завалялось?! — Тогда ты сам чуть не погиб, а сейчас хочешь вновь вернуться в самое пекло? Ты понимаешь, что будет, если тебя узнают главы Орденов и другие адепты? Они тебя на клочки разорвут!       Цзинь Лин свёл брови к переносице.       Благодаря дяде той ночью ему удалось избежать правосудия. Цзян Чэн убедил всех в том, что мальчишка мёртв, поэтому взыскать кровный долг было не с кого, однако что будет, если сейчас люди увидят его, здорового и живого, мужчине представлять не хотелось.       Ему было наплевать на то, что его репутация пошатнётся, но мысль о том, что собратья по клану набросятся на племянника, заставляла Цзян Чэна сжимать зубы.        — И что? — устало буркнул Цзинь Лин, поглаживая Фею по холке. — Если я умру, все просто забудут обо мне, но твой Цзинь Лин останется жив. В этот раз я не намерен оставаться в…       Воздух хлестнула звонкая пощёчина, и юноша словно очнулся от долгого сна — он выпучил глаза и не мог поверить, что его скулу в действительности обожгла ладонь дяди Чэна.       Цзян Чэн сжал губы в тонкую светлую ниточку и, не позволяя ему опомниться, грубо притянул к себе, сжимая в крепких объятиях. Цзинь Лин ошеломленно моргнул.        — Ты, — сквозь зубы прошипел Цзян Чэн, — дурной мальчишка!       Цзинь Лин хотел было возмутиться, но вдруг понял, что дядя дрожит. И не от гнева, как изначально ему подумалось, а от того, что заставляло щёки краснеть, а глаза — болезненно щипать.       Цзян Чэн… плакал.       Цзинь Лина обуял стыд.       Как он мог сказать о том, что смерть — это не так важно? Его дядя потерял родителей и друзей, недавно погибла его родная сестра, а сегодня он возглавляет осаду на своего брата, и Цзинь Лин смеет что-то говорить, что будет неважно, если он умрёт?       Юноше стало дурно от самого себя.        — Дядя, прости меня, — щека горела от пощёчины, однако Цзинь Лин не чувствовал на Цзян Чэна обиды. Он стыдливо поднял взгляд, но мужчина уже разомкнул объятия и отвернулся, не позволяя племяннику увидеть блеснувшие слёзы слабости. — Я не собираюсь умирать, болтнул… с глупости.        — Я знаю, что ты как дикая лисица — посади на привязь, отвернись, а твой и след простыл, — быстро взяв себя в руки, вздохнул Цзян Чэн. Единственное, что его выдавало — это покрасневшие уголки красивых глаз феникса. — Но если ты не заботишься о себе, подумай обо мне. Я не хочу смотреть, как ещё один близкий человек умирает прямо передо мной.       Цзинь Лин смущённо отвёл глаза и решил занять себя делом, пока дядя окончательно приходит в себя. Фея с готовностью тявкнула, виляя хвостом, словно только и ждала, когда юноша обратит на неё внимание.       В последнее время он уделял подруге всё меньше и меньше времени, полностью занятый своими переживаниями и попытками пробиться к Вэй Усяню — все попытки, к слову, успехом ни разу не закончились.       Как и многие другие зеваки, Цзинь Лин пару раз пытался пройти на Луаньцзан, однако обычно равнодушные к нему мертвецы вдруг обозлились и теперь кидались даже на тех, кому Вэй Ин раньше позволял посещать гору и захаживать в деревню. Сколько бы юноша не приходил к подножию горы, твари лишь предупреждающе рычали на него, а, стоило ему сделать шаг, бросались, словно оголодавшие псы.       Он не рассказывал об этом дяде Чэну, но один из них даже оставил на Цзинь Лине неглубокую рану, которая едва не загноилась. Благо, он часто общался с Вэнь Цин и знал, чем можно обеззаразить рану, если под рукой нет лекаря и готового отвара от температуры и заражения — парочка припарок из черемши и бурачника помогли ему справиться с раной, не раскрывая своего секрета Цзян Чэну.       Цзинь Лин почесал пушистую щёку Феи, и собака-оборотень довольно разомлела. Она не обижалась на юношу, ведь была гораздо умнее обычных дворняжек, и чувствовала эмоции хозяина каждый день — знала, что ему сейчас нелегко, поэтому даже старалась не устраивать вечерний перелай с собаками из псарни, даже когда очень хотелось.       Цзинь Лин оторвался от Феи и поднял взгляд на дядю.        — Дядя, — позвал он, и мужчина скользнул по нему внимательным взглядом. — Какой у нас план?        — Не дать Вэй Ину умереть, — бросил Цзян Чэн и, наконец, застегнул треклятые наручни. — Тебе тоже. Отправляйся за нами лишь спустя шесть палочек благовоний — когда с мертвецами у горы будет покончено, а остальные будут захвачены лишь мыслью о том, какие козни страшный Старейшина Илина приготовил для них. Навряд ли будут проверять хвост.       Цзинь Лин кивнул и, немного помедлив, захватил повязку на лицо. Если постараться, то его могут и не узнать адепты других Орденов — мозги у них, считал юноша, были не больше куриного яйца.

•.•°❀°•.•

      Лютых мертвецов у подножия и впрямь не оказалось, поэтому юноша понимал, что верно подобрал время — оставалось лишь следовать за гурьбой заклинателей в одеждах различных Орденов и кланов. Когда Цзинь Лин и Фея добрались до вершины горы Луаньцзан, было ещё совсем светло, а разношёрстная толпа людей что-то окружила. Или… проще было сказать, кого-то.        — Вэй Усянь, отдай Стигийскую тигриную печать и мы решим дело судом, а не мечом! — кричал седовласый старик, а Цзинь Лин скривился — глотка у него была лужёная, а голос противный и писклявый, как у крысы.        — Судом? Судом… — пробормотал знакомый голос, а после расхохотался — и от этого смеха у Цзинь Лина кровь застыла в жилах.       Он знал хозяина хохота — это был никто иной, как Старейшина Илина, Второй воспитанник Юньмэна… Вэй Усянь.       Цзинь Лин выглянул из-за кустов и его едва не вывернуло наизнанку от омерзительного кислого запаха тьмы, которая клубилась вокруг Вэй Ина. Обычный человек не может выдерживать в себе столько скверны!       Фея тихо заскулила, прижимаясь к земле и пытаясь закрыть лапами нос — собака-оборотень была более чувствительна к чужой ци, чем любой человек, поэтому Цзинь Лин дал ей команду оставаться в стороне, а сам боком начал пробираться ближе к обрыву. Это место никогда не привлекало его внимание, однако сам Вэй Усянь часто любил посидеть рядом с самым краем и поглядеть на острые осколки скал и бесконечную черноту внизу, поэтому неудивительно, что заклинатели застали его именно на этом месте.        — Что смешного? — возмущённо выкрикнул какой-то адепт из толпы, и другие поддержали его озлобленным галдежом. — Ты и так на волоске смерти, для чего тебе такой артефакт? Сдайся!       Вэй Усянь прищурил потемневшие глаза и растянул губы в злой ухмылке.        — Отдать вам это? — он покрутил в руках Стигийскую тигриную печать и, на секунду задумавшись, швырнул её в толпу. — Да забирайте! Если, конечно, сможете не поддаться её сладким речам!       Бросок печати сработал, словно удары в колокол: кто-то бросился за желанным артефактом, а кто-то — на Вэй Усяня. Поднялся шум, и Цзинь Лин понял, что пора действовать.       Тёмный заклинатель фыркнул и свистнул — из-под земли показалась сначала одна рука, затем вторая… И вот уже по меньшей мере сотня мертвецов скалила клыки с его стороны, грозясь вспороть глотку любому, кто посмеет тронуть их хозяина. Дюжина тварей взяла Вэй Ина в круг, мешая другим увидеть, что же с ним сейчас происходит.       Цзинь Лин нашарил глазами дядю и пересёкся с ним взглядом. Цзян Чэн кивнул и, словно случайно, рубанул по мечу одного из заклинателей, что подобрался к Вэй Усяню ближе остальных — адепт удивлённо выпучил глаза, однако глава Ордена лишь крикнул:        — Смотри, что у тебя за спиной, а потом лезь в атаку!       И правда: на заклинателя бросился озлобленный лютый мертвец, который явно вспорол бы ему спину, не предупреди его Цзян Чэн!        — Спасибо, глава Ордена Цзян! — слёзно бросил тот и кинулся сражаться с ожившими тварями.       Несмотря на явное преимущество со стороны Вэй Усяня — нескончаемый поток мертвецов, которых столетиями сбрасывали со скалы, явно сулили ему ещё одну победу! — в голове у тёмного заклинателя пронзительно звенело, а перед глазами стояла мутная пелена.       Вэй Ин навряд ли понимал, где находится в данный момент.       Цзинь Лин закусил губу и стал пробираться через толпу сражающихся заклинателей, стараясь подобраться к Вэй Усяню так, чтобы никто не заметил, однако вдруг замер и почувствовал, словно всё его тело окутала тёплая нега. Чувство было сладкое и тягучее, словно мёд — в голове взорвались тысяча фейерверков, и виски словно прострелило тысячей голосов.       Он вдруг почувствовал невыносимое желание найти то, что вызвало эти чувства. Цзинь Лин пошарил взглядом и наткнулся на… Стигийскую тигриную печать, которую держал какой-то юноша в пёстрых одеждах Ланьлинь Цзинь.       Тело болезненно загудело, словно при землетрясении.       «Что за…», — Цзинь Лин мотнул головой, и сладость пропала. В то же мгновение грудь того адепта пронзил чей-то меч, и печать вновь полетела в сторону — юноша в золотом ханьфу харкнул кровью и безжизненно повалился наземь. По его телу мигом пробежались парочка заклинателей, и Цзинь Лин скривился от ужаса — почему они убивают друг друга?!        — Цзинь Лин! — гаркнул Цзян Чэн, отбивающийся от очередного мертвеца, и Цзинь Лин подскочил на месте, оглядываясь — медлить было нельзя, он должен был увести Вэй Ина подальше от этого места!       Цзинь Лин рубанул одного из мертвецов, что окружили тёмного заклинателя, и другие твари озлобленно зарычали, готовясь на него кинуться.       Однако Вэй Ин, к счастью, узнал его. Он выплюнул кровавую слюну и свистнул, призывая мертвецов пустить к нему юношу в золотистых одеждах.        — Вэй Ин! — вздохнул юноша с облегчением и потянулся, чтобы схватить мужчину за рукав, однако Вэй Усянь отдернул руку и улыбнулся.       В то же мгновение слова застряли у Цзинь Лина в горле. Он понимал, что последствия тьмы необратимы, но то, как выглядел тёмный заклинатель… было пугающим. Его некогда серые глаза затянула чернота, и они безжизненно смотрели прямо на него — казалось, что Вэй Усянь вовсе ослеп. Вены на теле мужчины словно циркулировали не кровь, а чернила — выглядело до невообразимого жутко, но самое худшее было не это. Вдобавок Вэй Ин… покрывался трупными пятнами.        — Сам явился ко мне, да? — хмыкнул Вэй Усянь, стирая с губ кровавую пену. — Вэнь Нина больше нет, так что можешь отомстить мне. Так у вас, мстительных духов, принято, верно?       Цзинь Лин замер.        — Вэй Ин, ты знаешь, кто я?        — Конечно, — мужчина смотрел на него, совершенно не моргая. — Ты Цзинь Цзысюань.       Юноша покрылся гусиной кожей. Неужели он его не узнает и думает, что это его отец, обратившись призраком, пришел поквитаться с Вэй Усянем за свою смерть?        — Моё имя Цзинь Лин!        — Кто? — улыбка пропала с лица Вэй Усяня, и он раздраженно оскалился. Его чёрные глаза полыхнули яростью. — Цзинь Лин? Не морочь мне голову, иначе я развею тебя, и ты никогда не сможешь переродиться!       Времени объясняться и предаваться совместным воспоминаниям не было. Цзинь Лин сжал кулаки, срывая со своего пояса склеенных Серебряный колокольчик духов, и пихнул его в лицо тёмного заклинателя. Вэй Ин, казалось, растерялся.        — Откуда… у тебя это?        — Ты мне его подарил! Ты! — Цзинь Лин задыхался от невыносимого запаха тьмы вокруг. Его мутило, а виски остро колола тяжелая ци, но он продолжал трясти украшением перед пустыми глазами Вэй Усяня. — Я носил его на поясе всю жизнь, Вэй Ин, потому что ты сделал этот чёртов Колокольчик для меня! Посмотри на него и приди в себя, гуль тебя раздери!       Вэй Усянь вздрогнул.        — А-Лин?       Цзинь Лин почувствовал, словно в его сердце зацвели успокоительные травы. Однако, не успел он и слова сказать, как мужчина упал на колени и его вырвало бурой кровью. Юноша испуганно подскочил и спрятал колокольчик под пояс, опускаясь перед Вэй Ином — он не знал, что в такой ситуации можно сделать, чем помочь.        — И впрямь ты, — сипло прошептал тёмный заклинатель. — И как ты можешь… смотреть на меня после… всего?       Разум Вэй Усяня не был ясным, однако он медленно начал принимать то, что происходит, и воспоминания накатили на него бурной волной. В висках гудело.        — Ненавидишь меня, а-Лин? — он мотнул головой и вдруг потянулся к своему животу. Цзинь Лин опустил взгляд и едва подавил тошноту — открытая рана смотрелась отвратительно. Когда его успели ранить? — Смотри, как мне досталось. Но вот забавно: это сделал не заклинатель.       Стена из лютых мертвецов медленно редела. Цзинь Лин вдруг понял: Вэй Усянь контролирует мертвецов из последних сил, а иногда ему и вовсе не хватает той энергии, и верные твари оборачиваются против него.       Юноша не хотел думать, откуда тёмный заклинатель черпает силы. Понимание того, что тьма сжирает его изнутри, всё стучалось в его голову, однако Цзинь Лин отмахнулся от него, словно от назойливой мухи.        — Вэй Ин! — Цзинь Лин спешно зажал рану, опасаясь, что Вэй Усянь потеряет ещё больше крови. В глазах мужчины напротив не было осознания, не было тревоги и страха — по ним лишь пеленой расползалась тьма, заполняла собой всю глазницу и пожирала зрачки красивого цвета расплавленного олова, и не было ничего, кроме тьмы и её кислого запаха, витающего повсюду.       Вэй Усянь сжал его ладонь до боли и хруста. Его собственные руки била крупная дрожь — едва ли он смог бы удержать в них флейту, будь у него возможность за неё схватиться.        — Мне страшно, — Вэй Ин поднял на него пустые чёрные глаза и дёрнулся от неприятной рези, когда первые слёзы опалили роговицу. В горле у него болезненно першило. Мужчина медленно, шаг за шагом во тьму, переставал осознавать себя — мысли путались и терялись, словно редкие одуванчики в овсяном поле, а юноша пред ним плыл, превращаясь в размытое мыльное пятно. Все чувства тупились об твёрдый камень безумия, и в звенящей голове оставалось лишь одно — сожаление и смирение. — Цзинь Лин, я так хочу домой…       Цзинь Лин пошатнулся и почувствовал, как его сердце лозой виноградника туго оплетает тревога. В то же мгновение грудь болезненно защемило.       Единственным человеком, которого Цзинь Лин ненавидел всей своей искренней детской душой, был его неродной дядя — Вэй Усянь — и ненависть эту он считал вполне заслуженной: тёмный заклинатель убил его родителей, лишив мальчика нормального детства, и отравлял жизнь Цзинь Лина, даже будучи лишь страшилкой, которой пугают детей в Юньмэне, когда те подходят близко к берегу.       Но сейчас, сидя на коленях посреди поля боя и прижимая ладонь к его кровоточащей ране, Цзинь Лин так не считает.       За несколько лет, проведённых рядом с Вэй Усянем, мир юноши перевернулся несколько раз с ног на голову и обратно — всё, о чем он страстно грезил, во что незабвенно верил, всё обращалось в пыль лишь при взгляде на счастливую улыбку и полные озорства глаза журавля.        — Вэй Ин… Дядя, — Цзинь Лин опустил холодные от волнения руки на щёки Вэй Усяня и, прикрыв глаза, прижался к его лбу своим. — Дядя, всё будет хорошо.       Вэй Усянь дрогнул, словно очнувшись после долгого сна. Он поднял блеснувший взгляд на лицо Цзинь Лина, и вдруг разрыдался — беззвучно, сжимая губы в тонкую белёсую линию и кривясь от рези в уставших от слёз глаз. Юноша не понимал, вернулось ли к нему сознание или дядя всё ещё находится в бреду, но это было совершенно неважно. Если он мог произнести его имя, если не тянулся ко тьме — значит, сейчас это именно Вэй Ин, а не то, что сидит внутри него.       Цзинь Лин резко дёрнулся, оборачиваясь назад — рядом в кустах явно что-то шевельнулось — и это стало его роковой ошибкой: потеряв бдительность, он совсем выпустил из внимания сражающихся адептов. И без того раскалённый до предела воздух разрезал свист — то была стрела со светлым оперением, стремительно вонзившаяся в его плечо.       Юноша зашипел от боли.        — Цзинь Лин! — взволнованно рявкнул Цзян Чэн, бросаясь сквозь толпу сражающихся людей, однако те никак не хотели его пропускать, в пылу битвы утратив разум — кому дело до того, кто пытается пробиться сквозь них? Будь то лютый мертвец или глава великого Ордена, сейчас для них сиял лишь один пёстрый ориентир — Стигийская тигриная печать. И совершенно неважно, сколько голов придётся срубить, чтобы заполучить в свои руки подобную силу.       Вэй Усянь с трудом поднялся на ноги. Несмотря на ослепившую его боль, Цзинь Лин даже успел обрадоваться тому, что он ещё может сам стоять — ведь так будет проще укрыть его от заклинателей — однако мужчина сделал пару шагов назад и развёл руками, словно признавая своё поражение перед кем-то.       Молодой господин Цзинь замер.       Вэй Ин улыбнулся — так, как умел лишь он, глупо и беззаботно — и прошептал одними губами:        — Не ненавидь меня, Цзинь Лин.       И в то же мгновение рычащие твари набросились на него, словно оголодавшие псы на выкинутый в снег кусок мяса. Адепты других Орденов не обратили на это никакого внимания, всё ещё занятые мертвецами и печатью, и Цзян Чэн воспользовался просветом между, казалось, бесконечными людскими телами, чтобы броситься к племяннику и другу.       На Цзинь Лина словно вылили ушат холодной воды.        — Что ты творишь?! — заорал он что есть сил, бросаясь к куче лютых мертвецов, которые облепили Вэй Усяня, будто оводы едва вылезшую из воды зверушку, однако Цзян Чэн успел схватить его за шиворот и дёрнуть на себя. Цзинь Лин начал брыкаться, пытаясь вырваться из хватки мужчины, но дяде было нипочем — он лишь встряхнул юношу за шкирку, видимо, собираясь привести его в сознание. — Вэй Ин! Отзови этих тварей! Вэй, мать твою, Усянь!       Перед глазами у Цзинь Лина померкло. Он чувствовал боль и зуд, слышал бесконечные голоса вокруг, но никак не мог понять, откуда они идут, пытаясь отбиться от них, как от мошек, что с наступлением вечера так и норовили залететь в глаза.       Что… Что произошло?        — Цзинь Лин, приди в себя!       Почему он никак не может вспомнить, где он находится?        — Прекрати брыкаться!       Ведь… Они сидели втроём на пирсе — он, дядя Чэн и Вэй Ин. Болтали ни о чем, озёрная вода остужала их ступни, а Фея валялась в траве неподалёку. Почему он вдруг начал кричать?       Он что-то забыл?        — Гуль тебя раздери, Цзинь Лин, очнись!       Внезапно в горле у Цзинь Лина спёрло, словно кто-то напрочь лишил его возможности дышать. Нос защипало от воды, и он заколотил руками по человеку, что окунул его головой в озеро, пытаясь привести в чувство.       Когда Цзинь Лин открыл глаза, перед ним было лишь бледное лицо дяди Чэна. Воспоминания накатили тошнотой, и юноша спешно зажал рот, чтобы его не вырвало прямо перед Цзян Чэном. Фея тихо тявкнула, обрадованная тем, что её хозяин очнулся, но пустила хвост к земле — чтобы прыгать и веселиться, у неё не было сил.       Мужчина принёс его к озеру. Сердце Цзинь Лина сжалось.        — Где… где Вэй Ин?       Цзян Чэн сомкнул губы.        — Отправляйся домой.        — Нет! — закричал Цзинь Лин, пряча лицо в ладонях — от сдерживаемого плача у него покраснели глаза и щёки, а внутри всё скручивалось и рвалось, словно кто-то вдруг резко забрал у него возможность дышать.       Фея залаяла.        — Ты должен уйти. Здесь опасно, понимаешь? Это конец, Цзинь Лин, — Цзян Чэн схватил его за плечо и крепко зажмурился, словно и сам сдерживал слёзы. — Вэй Ин мёртв. Ты ничем не поможешь, если кинешься защищать его честь. Ты не можешь прятаться в нашем мире вечно, когда-нибудь тебя найдут, или ты столкнёшься со своей младшей версией! Нет, Цзинь Лин.       Цзинь Лин крепко зажмурил глаза и начал мотать головой в разные стороны, словно ему зарядили хлёсткую пощёчину.        — Вэй Ин, он… Он не мёртв! Он же мог выжить, — он стёр влагу со своего лица длинным рукавом ханьфу. — Может, он просто… Просто использовал это как трюк, а сам укрылся от заклинателей! И… это значит, что никто не погибал…        — Мертв твой отец. И твоя мать.        — Я…       Он пустым взглядом посмотрел вперёд. Забыв обо всём на свете и кинувшись сражаться против заклинателей, которые атаковали Вэй Усяня, он даже не вспомнил о своей матери, горло которой вспороли и прямо на его глазах. Когда Цзинь Лин кинулся на того адепта, в первую очередь он был зол — на себя, на всю Поднебесную и того юношу. Но боли от потери матери он не испытал.       Он ни разу не видел такой боли в глазах друзей, и ему стало ужасно совестно с того, что Цзинь Лин подобного не чувствовал — несмотря на всё, она была ему чужой. Он не знал её так же хорошо, как дядя Цзян и Вэй Ин, она была ему как… подруга.       Кормила вкусным супом из свиных рёбрышек и корней лотоса, но материнской любви не проявляла — да и это было правильным, Цзян Яньли не знала о том, что он её сын. Возможно, догадывалась, но они провели слишком мало времени вместе: сначала их разлучила война с Цишань Вэнь, а после мальчик был занят попытками отгородить сумасбродного Вэй Усяня от всех проблем, который ему принёс тёмный путь.        — Уходи, Цзинь Лин. Так будет лучше и тебе, — Цзян Чэн прикрыл покрасневшие глаза, — и нам всем.       Глаза Цзинь Лина вновь наполнились слезами.       Но как же… как же так?        — Дядя…        — Я не твой дядя, Цзинь Лин, — отрезал Цзян Чэн и лицо его сделалось суровым. — Твой дядя ждёт и волнуется за тебя. Уходи.       Губы Цзинь Лина задрожали. Он почувствовал невыносимое желание спрятаться от всего мира под одеяло, чтобы никто не увидел его обиды, однако он лишь сглотнул горький комок и поднялся с хрустящей гальки.       Плечо горело огнём, но он не обращал на это никакого внимания — он вглядывался в острое лицо дяди… Цзян Чэна и понимал, что тот прав.       Ему пора домой.       Здесь… он уже ничего не изменит.        — Пошли, девочка, — Цзинь Лин шмыгнул носом и провёл рукой по холке Феи. Та лишь тявкнула и бросила взгляд на главу Ордена Юньмэн Цзян, словно боялась больше никогда не увидеть этого мужчину. Юноша последовал её примеру и поднял глаза на Цзян Чэна, после чего неловко улыбнулся и протянул ему руку. — Увидимся через тринадцать лет, верно?       Цзян Чэн кивнул и пожал протянутую ладонь, сжал её… и притянул Цзинь Лина к себе, позволяя ему уткнуться мокрым носом в своё ханьфу.        — Я обещаю, что не позволю тебе почувствовать себя брошенным, — прошептал мужчина, и у Цзинь Лина вновь защипало глаза. Он кивнул и сжал чужие пурпурные одежды, образуя уродливые складки. — До встречи, Цзинь Лин.        — До встречи, — прошептал Цзинь Лин в ткань и в последний раз крепко обнял мужчину. Он потёрся лбом о грудь Цзян Чэна и сказал, наконец, то, чего не мог раньше произнести вслух: — Ты замечательный дядя. Я очень люблю тебя, дядя Чэн. Я люблю… вас, — мысли о Вэй Ине полоснули по сердцу ножом, но он нашёл в себе силы слабо улыбнуться.       Цзинь Лин в последний раз взглянул в родные глаза и перевел взгляд на ровную гладь озера, что приветливо поблескивала в свете солнечных лучей.       Ему… пора домой.

•.•°❀°•.•

Тридцать восьмой год правления Сюаньчжэна. Тридцать пятый год шестидесятилетнего цикла

      Цзинь Лин чертыхнулся, споткнувшись об собственные Сети божественного плетения. Погода стояла препротивная: сыро, пасмурно и липко, от солнца и пальца не отмеришь, ведь свинцовые тучи полностью укрыли собой небосвод.       Не зги не видно! Так и ногу можно сломать! И как ему искать эту озлобленную тварь?       Ветка хрустнула под чьим-то тихим шагом, и Цзинь Лин замер, покрывшись гусиной кожей. Может быть, она сама его найдёт…       Юноша приготовился свиснуть Фею, когда понял, что то была не тварь, а обычный человек — на его лице было выражение неловкости, словно он не хотел, чтобы его заметили.        — Младший дядя?! — он подскочил на своем месте, едва не испустив дух от страха. Цзинь Лину пришлось приглядеться, чтобы узнать в человеке Мо Сюаньюя — черты его лица едва не стерлись из памяти, покрытые пылью времени, однако хватило и пары мгновений, чтобы вспомнить его — молодой господин Цзинь был даже горд собой. Он отряхнул золотые одежды от пыли и направился в сторону бывшего адепта ордена Ланьлин Цзинь, опасаясь, как бы гуляющее по лесу существо не настигло человека, который был не в состоянии защитить себя. — Мо Сюаньюй? Что ты здесь делаешь?       Мужчина воровато вздрогнул и прищурился.        — Цзинь… Цзинь Лин? — Мо Сюаньюй вдруг выпучил глаза, а после расхохотался — да так, что у него, кажется, заболел живот. — Молодой господин Цзинь, да ты совсем не подрос с последней нашей встречи!       Юноша нахмурился. Они виделись с младшим дядей пару лет назад, как он мог не измениться? Не успел он открыть рот, Мо Сюаньюй подмигнул и приложил палец к губам, призывая его к тишине.       И тут случилось то, что полностью перевернуло мир Цзинь Лина во второй раз в жизни.       Мо Сюаньюй протянул ему мизинец.       Сердцебиение Цзинь Лина участилось.        — Ну же, а-Лин, — дурачком разулыбался молодой мужчина. — Неужто хочешь всё-таки огреть меня мечом по голове?       Юноша вновь открыл рот для того, чтобы что-то сказать, однако язык словно оказался приклеен к нёбу: слова выходили хрипящим шепотом. Этого… не может быть.        — У нас был уговор! — продолжал… Мо Сюаньюй? Цзинь Лин неверящим взглядом впился в его лицо и почувствовал, как его сердце гудит от наполняющих грудь эмоций. Нежная улыбка расплылась на чужих губах. — Я помню тебя, Цзинь Лин.       И Цзинь Лин, запинаясь в собственных ногах, кинулся в чужие объятия, сжимая его плечи до боли и хруста, слыша радостный заливистый смех Вэй Ина рядом со своим ухом.       Цзинь Лин подумал о том, что неплохо было бы сходить, искупаться вместе с Вэй Ином и собрать с десяток аппетитных лотосов, а потом сварить из них ужасно острый суп, который с радостью согласился бы сделать дядя. Остроту эту он едва переносил, зато Цзян Чэн всегда был в восторге от готовки Вэй Усяня — Цзинь Лину подумалось, что он точно оценит ни капли не изменившиеся кулинарные способности тёмного заклинателя.       К счастью, погода стояла спокойная и озеро Юньмэна сегодня не волновалось.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.