Волнения озера Юньмэн

      Чья-то большая морда уткнулась влажным носом ему в щёку, и Цзинь Лин быстро подскочил, едва не перевернув лодку. Забытая им Фея запрыгнула в плот, из-за чего он покачнулся, и принялась вылизывать его лицо кончиком языка, и ему пришлось окончательно проснуться: из пасти собаки неприятно пахло, и немудрено, ведь никто не чистил ей зубы уже два дня. Цзинь Лин почувствовал укол совести и почесал подруге под ухом, пока та блаженно щурила глаза и словно готовилась дворовой кошкой заурчать, лишь бы он не останавливался.        — Что ты тут делаешь?.. — он принялся оглаживать бока собаки, вычёсывая из влажной шерсти, которая наверняка была очень тяжелой и во время заплыва тянула её ко дну, колтуны, после чего нахмурился. Цзинь Лин поднял ладонь и понял, что пальцы окрасились в красный. — Кровь? Ты ранена?! — собака-оборотень моргнула своими умными глазами-бусинами и мотнула лобастой головой — и он понял, что та ей не принадлежала.       Её светлая собачья шерсть потемнела от воды, гари, скапливающейся на её обожжённых ресницах пеплом, и крови, которая засохла и не оттиралась — видимо, Фея пыталась умыться с помощью воды из озера или языка, но ничего из этого не вышло. Цзинь Лин провёл мокрой ладонью по её шее и зацепился подушечками пальцев за клочок шерсти, который засох и превратился в сосульку, после чего осторожно смочил это место и начал медленно распутывать кровавые колтуны.       Однако собака-оборотень, кажется, не этого добивалась — она лишь издала тявкающий звук, не раскрывая пасти, и подскочила на лапы, словно в ней не было ни грамма усталости. Цзинь Лин нахмурил брови.       Фея раскрыла пасть, и на дно лодки упали два идентичных фиолетовых колокольчика — кисточки оказались влажными из-за собачьей слюны, но не потеряли своего цвета, поэтому Цзинь Лин с легкостью узнал в них отличительный знак ордена Юньмэн Цзян.       Воспоминания прошлого дня навалились на него, словно снежная лавина с гор. Он понял, что лодка оказалась прибита к берегу и пустовала уже некоторое время.       Точно, вчера Цзинь Лина вырубило, стоило их плоту покинуть причал — он сорвал горло, пока кричал вместе с юношами из Юньмэна, и после того, как вдалеке отголоски криков и лязг мечей стихли, усталость окончательно его сморила. Но сейчас ни дяди Цзяна, ни Вэй Усяня не было рядом.       Они… бросили его?       Фея вновь залаяла, будто могла прочитать его мысли, и уткнулась лбом в его живот.        — Тише, девочка, — он прижал ладони к лобастой голове — повинуясь, собака-оборотень послушно закрыла пасть и чуть присела. — Ты видела их? — Фея моргнула своими умными глазами-бусинками, а Цзинь Лин в который раз подумал о том, что было бы с ним, если бы рядом не было верной подруги.       Цзинь Лин поднялся на ноги, когда юноши в изорванных пурпурных ханьфу выскользнули из-за кустов ежевики и хмуро оглядели его.       Несмотря на то, что злоба была направлена не на него, мальчик всё равно почувствовал себя не в своей тарелке. Он прочистил горло и тихо спросил:        — Ба… Мадам Юй, она…        — Матушка осталась в Пристани Лотоса. Сейчас она, как и все оставшиеся там, скорее всего, мертва.       Цзинь Лин испуганно вздохнул полной грудью, закашлявшись — дым, проникший в лёгкие, давал о себе знать — и почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Она… умерла?       Прежде, чем он успел что-то сказать, Цзян Чэн махнул на него рукой и горько усмехнулся уголками потрескавшихся губ. Цзинь Лин перевёл взгляд на его лицо и заметил покрасневшие уголки глаз — и сразу понял, что дядя Чэн рыдал, кусал губы и, судя по сбитым костяшкам, в порыве бессильной злобы колотил деревья больше часа.       Значит, они уже были в Пристани Лотоса? Цзинь Лин спал слишком долго. Он должен был утешить дядю, должен был ему что-то сказать, однако его глупый организм решил, что единственный дорогой ему человек справится самостоятельно и всё равно погрузил его в длительный сон.       Извинения царапнули глотку Цзинь Лина острыми шипами.        — Ты не виноват, — прежде, чем он успел что-то сказать, тихо прошелестел Цзян Чэн сухо. — Ты рассказывал, что осада на Пристань Лотоса произойдёт. Мы должны были уточнить, узнать, когда это случится… однако не придали этому значения, считая, что до этого события у нас ещё есть время.       Горький смешок сорвался с чужих губ, который сразу же превратился в несдержанный всхлип.       Цзинь Лин только сейчас заметил Вэй Усяня — тот стоял поодаль от дяди Чэна, сгорбившись и смотря лишь в одну точку, и, кажется, даже не пытался стереть засохшую кровь со своего лица, которая проложила алую дорожку от носа до подбородка.        — Мы отправимся в Пристань Лотоса. Нам нужно достойно похоронить тела дяди Цзяня и мадам Юй, — не сдержавшись, он спрятал лицо в ладонях. Голос его был хриплым, и Цзинь Лин понял, что он сорвал его при плаче, как и дядя Цзян. В бреду он просыпался несколько раз и слышал полные боли крики, однако усталость брала своё, и его организм выключал окружающий мир, вновь погружая мальчика в пустоту. — Нет… мы же сможем застать там их, да? — он взглянул на Цзян Чэна с такой надеждой, будто был самым младшим из находящихся здесь. — Они не могли их сж…        — Замолчи! — одернул его Цзян Чэн, и Вэй Ин встряхнулся.       Цзинь Лин сжал челюсти, не давая непрошенным слезам вырваться наружу. Он хотел было стереть лишнюю влагу со своего лица, однако, стоило ему дёрнуть рукой, и что-то в его ладони пронзительно звякнуло — он тут же вспомнил о находке Феи и разжал кулак, показывая юношам два колокольчика, сплетённых между собой пурпурными кисточками ордена Юньмэн Цзян. Словно обнявшись и пытаясь согреться друг об друга, напоминая этим супружескую пару, которая замёрзла на прогулке, они плотно свились между собой, зацепившись влажными нитями.        — Я… должен отдать это вам, — он огладил холодный металл одного колокольчика большим пальцем, будто разделяя с ним своё тепло. — Их принесла Фея.       Цзян Чэн раскрыл ладони, позволяя Цзинь Лину передать фамильную реликвию, и прижал их к груди, баюкая последнее, что осталось от его родителей. После чего потянулся и прикоснулся к своему колокольчику, который висел у него на поясе — тот уже не бренчал из-за забившейся в него крови, да и кисточка потемнела от неё же, и повторил жест мальчика — обвёл большим пальцем серебристый бок, после чего сжал в руке, словно это действие могло дать ему сил.        — Это из-за меня… — снова пробормотал Цзинь Лин.       Цзян Чэн окатил его пустым взглядом, словно смотрел сквозь Цзинь Лина и видел лишь деревья за его спиной. Вэй Усянь подошёл и опёрся на его плечо, потому что самому ему, кажется, было тяжело ходить. Будто очнувшись, Цзян Чэн быстро кивнул и поддержал брата, чтобы тот не упал.       Они всё ещё выглядели, словно те, кто никогда не смогли бы поссориться. Почему же тогда в будущем о них говорят, словно о самых злейших врагах, которые на дух друг друга не переносили?        — Это из-за ордена Цишань Вэнь, — Цзян Чэн глубоко вздохнул, сжимая подолы своего ханьфу в ладонях, после чего выпрямился — жест этот Цзинь Лин замечал у дяди Гуанъяо. После того, как в уме всплыло знакомое имя, его поглотила тоска по дому, однако мальчик постарался отогнать эти мысли и вновь перевёл взгляд на юношей. Вэй Ин схватил Цзян Чэна за руку, переплетая вместе их пальцы — если бы не произошедшая ситуация, то это смутило бы Цзинь Лина, ведь со стороны это было похоже на романтический жест. Однако так Вэй Усянь пытался передать ему свои чувства, оказать поддержку, доказывал ему, что дядя Цзян был не один… Цзинь Лин пожалел о том, что не находится сейчас с дядей в таких же доверительных и теплых отношениях. Заметив его метания, Цзян Чэн почти искренне усмехнулся. — Ты точно мой племянник, а не сын этого дурака? Тот тоже твердит одно и то же: из-за меня, из-за меня. Мы все виноваты.       Ему было больно смотреть на такого дядю Чэна. Кажется, организм Цзинь Лина пожалел его, когда тот вырубился на несколько часов — как же он тогда отреагировал бы, если бы увидел своего дядю в состоянии, которое было хуже этого в десять раз? Цзинь Лин вспомнил про кровавую дорожку на лице Вэй Усяня, которая проложила путь от носа до подбородка, и сбитые костяшки Цзян Чэна, после чего понял, что они подрались.       Однако… на дяде не было никаких ссадин, кроме тех, что ему нанесли в битве в Пристани Лотоса. Неужели Вэй Ин ни капли не сопротивлялся?       Вспомнив о том, что юноши собираются вернуться в Пристань Лотоса, Цзинь Лин подскочил на месте, из-за чего почти задремавшая в лодке Фея вздрогнула и тявкнула, заставляя Вэй Ина сипло вскрикнуть и вцепиться в Цзян Чэна.        — Я иду с вами?        — Оставайся здесь. Мы вернёмся и тогда вместе отправимся в Мэйшань. Ребёнку там делать нечего, — Цзян Чэн хмуро посмотрел на него, словно действительно пытался оградить от этого племянника, и кивнул.       «Я не ребёнок», — отогнал Цзинь Лин грустные мысли и сжал ладони в кулаки. Фея уткнулась носом ему в живот и положила голову на колени, помахивая хвостом — словно пыталась за что-то попросить прощения или разделить тоску со своим хозяином. — «В случившимся есть моя вина…».       Неужели он и вправду был ни на что не годен?

•.•°❀°•.•

      Путь до Пристани Лотоса составил считанные часы. Если бы они не были ранены или летели на мечах, то управились бы за десяток палочек благовоний…       Вэй Ин молча нырнул в озеро, позволяя Цзян Чэну следовать за собой. Друг неуклюже упал в воду вслед за ним, и юноша понял, что тот навряд ли отдает себе отчёт в том, что вообще сейчас делает, и ходит за ним, скорее, по привычке. Сердце Вэй Ина защемило.       Уже стояла глубокая ночь. Ворота Пристани Лотоса были плотно закрыты, а в воде отражались бумажные фонарики, которые раскачивал ветер — все было слишком обычно, и от этого становилось больно. Слезы обожгли глаза, и Цзян Чэн зажмурился.        — Не будем заходить через Главные ворота, — предложил он, касаясь рукава друга, и нырнул вновь, проплывая мимо пирса. Они были где-то на середине бухты, когда снаружи вдруг посветлело.       Это… Был не рассвет.       Огонь.       На тренировочных полях сейчас не было места, где не было бы людей. Живые и мертвые — одни стояли, другие лежали, отличия были лишь в этом и одеждах, которые на них были надеты.       Увидев в куче трупов знакомые лица, Вэй Ин едва подавил желание заплакать вслух.       Шумный всплеск заставил юношу вздрогнуть.        — Огонь, он повсюду, — прошептал Цзинь Лин, и Вэй Ин спешно обернулся.       Цзян Чэн не реагировал. Он широкими глазами смотрел на тела своих родителей, которые сидели друг напротив друга на коленях, словно не были мертвы — будто а-Ли в который раз согласилась помочь им и организовать для Мадам Юй и Цзян Фэньмяня встречу, где они должны были помириться. Цзян Чэн любил смотреть на них, когда те были вместе: в голове создавалась картинка нормальной и любящей семьи, все ссоры и все размолвки пропадали в тот момент, оставляя вместо себя лишь блеск в глазах напротив.       Но их веки были опущены, лица окровавлены. Лишь… рука отца, которая тянулась в сторону матери.       Цзян Чэн звонко ударил себя ладонями по губам, чтобы не позволить полному боли крику вырваться из горла. Матушка не хотела, чтобы он снова всё испортил.       Вэй Ин чертыхнулся, когда понял, что ребенок следовал за ними и видел все то, что видеть был не должен. Кровь, трупы и горящий дом…       Они зря оставили его на берегу?        — Цзинь Лин! Я же сказал тебе оставаться там, чёрт, ты… — шептал Вэй Ин, быстро вытирая слёзы с лица. Юноша улыбнулся, однако улыбка эта была вымученной — уголки потрескавшихся губ и засохшая на них кровь не добавляли ей красоты, словно лишали жизненных сил. Цзинь Лин не огрызался — сил на это не хватало. Он смотрел сквозь Вэй Ина, выглядывая сожженные постройки и флаги, лежащих на земле адептов в пурпурных одеждах, и двух хозяев Пристани Лотоса. Заметив это, Усянь глубоко вздохнул, глотая кислый комок со слезами, и подозвал его: — Иди сюда.       Цзинь Лин всхлипнул.       Вэй Усянь был его врагом. Тем, кто убил его родителей, тем, кто лишил его нормального детства и любви. Но сейчас… Он был обычным юношей, который потерял дом и то, что ему дорого.       Он был… таким же, как Цзинь Лин. Сейчас мальчик мог рассмеяться ему в лицо: смотри, ты познал ту же боль, что и я, ты так же сломлен. Он мог ударить его, убить, пронзив мечом, натравить Фею…       Вместо этого Цзинь Лин позволил затянуть себя в грубые объятия, сжал пурпурное влажное ханьфу, образуя уродливые складки, и уткнулся в плечо Вэй Ина — он лишь на пару секунд позволил себе пару раз громко шмыгнуть носом и всхлипнуть, после чего его голову пронзила мысль-стрела, кроша стенки черепной коробки, будто в лихорадочном бреду.       «Я не могу».       Цзинь Лин мотнул головой, позволяя мокрым прядям волос хлёстко ударить себя по щекам, и отстранился, ударив кулаком по плечу Вэй Ина — слабо, не для того, чтобы причинить боль, а чтобы оттолкнуть. На большее он был просто не способен.       «Это… это слишком. Я больше так не могу».       Он не смог. Он попал сюда, чтобы предотвратить это, чтобы не позволить своим родным умереть, и… не справился.       Цзинь Лин тяжело вздохнул. И, задержав дыхание, нырнул в озеро, позволяя тёмной воде поглотить себя — последнее, что он слышал, был скулёж Феи и окрик Вэй Усяня.       Он вернётся домой.