Волнения озера Юньмэн

       — Следи за ним, девочка, хорошо? — Цзинь Лин с нежностью зарылся пальцами в густую шерсть на шее Феи, чуть растрёпывая её, и прислонился своим лбом к её — широкому и шерстяному. Словно родная сестра, собака-оборотень послушно закрыла глаза и лизнула его в щёку кончиком шершавого языка, оставляя мокрый след. — Если он запнётся, то помоги встать. Если почуешь врагов — кидайся в атаку. Но не только его береги, себя тоже! Когда ты вернёшься, мы с тобой поедим твоих любимых свиных рёбрышек в Юньмэне, хорошо? И не забудь про дядю Чэна. Слышишь?       Фея крутанулась на месте, привыкая к своеобразному поводку — верёвка, наскоро сделанная листьев шелковицы, которые юноши притащили местной ремесленнице, мастерице на все руки, выскользнула из руки Цзинь Лина, а Цзян Чэн вымученно закатил глаза.        — Ноги у меня на месте, смог бы добраться сам. Я похож на младенца, за которым нужно следить?        — Ты похож на человека с завязанными глазами, — хмыкнул Вэй Ин, после чего осторожно накрыл чёрной плотной повязкой верхнюю часть лица юноши. Он нежно поправил складки, которые образовались где-то в районе лба, после чего стянул концы ткани в узел на затылке. — А а-Лин правильно говорит.       Поняв, что юноши слышали его напутствие для собаки, Цзинь Лин вспыхнул смущением. Конечно, стыдиться было нечего: дядя Чэн и сам разговаривал с Феей, а дя… Вэй Усянь и вовсе мог заболтаться со своим отражением в озере. Да и Фея была не обычной бродяжкой, а породистой собакой с большими пёсьими мозгами — с такой даже можно найти общую тему для разговоров. Смутился он лишь из-за того, что его забота оказалась замеченной: весь образ достойного и гордого молодого юноши из Ланьлин Цзинь вмиг слетел с него!       Цзинь Лин вспыхнул пуще прежнего, когда понял, как назвал его Вэй Усянь, и под чужой хохот смущённо взвизгнул что-то вроде «знай своё место!».       Цзян Чэн неаккуратно поправил повязку на своих глазах, едва не сбив тростью бедную Фею с лап, и сделал пробный шаг вперёд. Ноги его едва держали — он всё ещё был слаб после осады Юньмэн Цзян и потери собственного Золотого ядра, но в глазах горела решимость во что бы то ни стало обрести его вновь и повести свой Орден вперёд… только сейчас они были скрыты плотной тканью. Что отражалось в них сейчас? Он боялся? Или та же решимость распаляла едва не потухшие угольки?        — Вдруг ты подвернёшь ногу, наступив в кроличью нору? — продолжал Вэй Усянь, кладя ладони на плечи названого брата, после чего легко подтолкнул его вперед. — Баошань-саньжэнь разозлится и не станет тебя лечить. И что тогда, мне придётся становиться главой Ордена?       Что-то возмущённо проворчав, Цзян Чэн заверил, что никуда он не провалится — а кто провалится, так это Вэй Ин под землю от бесстыдства своих слов — но всё же проглотил глупое детское запугивание, будто и впрямь был ребёнком, который не мог отличить правду от шутки.       Видимо, мотивировать дядю Чэна можно было лишь напоминанием о том, что у него есть цель, а ошибка приведёт к тому, что от этой цели придётся отступить.       Цзинь Лин впервые за много лет задумался о том, что не знал дядю так, как должен был, и был уверен, о, точно уверен, что Вэй Усянь легко бы обогнал его по баллам, если бы тест на знание Цзян Ваньиня, как человека, существовал.       А… хотел бы дядя, чтобы племянник знал его так же хорошо, как и названый брат?       Цзинь Лин огладил серебряный колокольчик Юньмэн Цзян, который висел у него на внутренней стороне пояса, после чего прищурился — чтобы разглядеть удаляющуюся фигуру дяди вдалеке, нужно было напрячь зрение получше. Фея периодически оглядывалась назад, грустно помахивая хвостом, после чего тут же отвлекалась, чтобы вновь тявкнуть на Цзян Чэна: тот вновь чуть не наступил в кроличью норку, вновь чуть не подвернул ногу.       Дядя Чэн даже не догадывался, что…       Цзинь Лин тяжело опустился на землю и откинулся назад, после чего кинул мрачный взгляд на улыбающегося Вэй Усяня.        — Мы его обманываем.        — Как много ошибок в слове «спасаем», — Вэй Ин весело закинул руки за голову. Фигура Цзян Чэна — покачивающаяся и то и дело наступающая на различные ямки, вздрагивающая от предупреждающего лая Феи — медленно удалялась, таяла в различной растительности на какой-то безлюдной горе Илина.       Цзинь Лину было сложно признаться самому себе в том, что он согласился участвовать в этом обмане. Простит ли ему когда-нибудь дядя опрометчивый поступок? Сможет ли он когда-нибудь рассказать о том, через что пришлось пройти Вэй Усяню — Вэй Усяню, которого мужчина обвинял в глупости, ведь он пошёл по тёмному пути якобы по своей воле?       Цзинь Лин кивнул самому себе и поднялся на ноги, отряхивая подолы кланового ханьфу Цишань Вэнь от пыли и прилипшего сора. Сможет.        — Хорошо ли спасение, в котором куда не ступи — всё ложь, — юноша поджал губы, а Вэй Усянь невесело хохотнул. В следующую секунду Цзинь Лин взвизгнул, ведь Вэй Ин потянулся, чтобы сжать его в крепких объятьях, и, запинаясь, отскочил назад, широко распахнув глаза. Щёки мальчика вспыхнули то ли от ярости, то ли от смущения. Видимо, такое частое проявление заботы ударило по нему обухом. — Все, прекрати! С каких пор мы с тобой друзья?!       Смех Вэй Ина, наконец, стал веселее.       Он громко расхохотался, а Цзинь Лин вновь примостился на камне и неловко упёр взгляд в свои сапоги. Про обувь он совершенно забыл: золотая вышивка смотрелась слишком… ярко. Пусть и одежды Цишань Вэнь были пёстрыми, однако отливающие золотой сапоги, как и уже заметная метка киновари на лбу, сразу выдавали его с головой.       Цзинь Лин вздохнул.        — Расскажешь… про маму?        — Боишься, что больше не будет возможности спросить? — Вэй Ин шутливо улыбнулся, а Цзинь Лин возмущённо толкнул его в грудь. Юноша растянул губы в широкой улыбке. — Ладно, ладно. Говоришь, о шицзе… — улыбка стала меньше, нежнее, а в глазах заплескались искры любви и бесконечной заботы. — Шицзе — лучшая девушка, которую я когда-либо встречал. Она добрая, самая добрая на свете и самая красивая. Она всегда защищала меня, хотя я был ненамного младше её. Шицзе… можно сказать, заменила мне мать. И, Цзинь Лин, — мальчик лишь опустил взгляд, продолжая рассматривать золотистую вышивку на своих ботинках, — ты никогда больше не будешь один. Я не позволю ей умереть.       Вспыхнувшие уши можно было остудить разве что родниковой водой. Юноша прокашлялся, после чего забурчал что-то себе под нос — кажется, пытался найти другую тему для разговора.       Пальцы вновь нашарили колокольчик, начиная по привычке поглаживать его по округлым бокам, и молодой господин Цзинь вскинулся.        — А этот колокольчик, — Цзинь Лин вытащил спрятанный до этого во внутренних одеждах Серебряный колокольчик духов, легко отцепив его от пояса, и качнул туда-сюда — поясное украшение забренчало, а фиолетовая кисточка, потемневшая от старости, скользнула по его ладони, — от неё?       Глаза Вэй Ина вспыхнули интересом.        — Почем мне знать? Шицзе ещё не планирует детей, — юноша протянул ладонь и огладил неровный серебряный бок колокольчика. Кажется, словно кто-то пытался склеить его после того, как тонкое серебро разлетелось на куски. Но почему колокольчик сына главы Ордена не заменили на новый, не сломанный? Странное оно, будущее. — Кто-то разбил его?        — Я не знаю, ясно? — Цзинь Лин фыркнул и закатил глаза, возвращая колокольчик обратно и заправляя его внутрь. — Когда я подрос, он уже был со мной. Уже склеенный.        — М-м-м, — промычал юноша себе под нос, после чего широко улыбнулся и широко развёл руки в разные стороны, из-за чего лицо Цзинь Лина побледнело. Вэй Ин хихикнул, но махнул на него рукой — раз не хочет оказаться вновь в его объятиях, то и не нужно. — Твоё имя звучит как Жулань, верно? — Цзинь Лин кивнул, нахмурившись — видимо, женственность собственного имени в быту пришлась ему не по душе. — Звучит как что-то, что мог придумать одержимый Облачными Глубинами человек…       Цзинь Лин ахнул от возмущения и, под хохот Вэй Ина, начал ладонями колотить его в грудь:        — Вэй Усянь!

•.•°❀°•.•

      Постоялый двор близ той безлюдной горы встретил Цзинь Лина беззвёздной ночью, невкусной едой и твёрдым полом, на который он скидал худые подушки с маленькой кровати — кажется, совсем детской кровати, ведь его пятки болезненно упирались в деревянные стенки — и укрылся верхней частью своего ханьфу. Он не мог спать, ведь знал, что сейчас на вершине горы его дядям вскрывают грудь, чтобы достать комочек энергии из одного тела и буквально запихнуть в другое.       …дядям?       Цзинь Лин фыркнул вслух.        — Он не мой дядя, а всего лишь слуга. Кто он мне? Убийца моих родителей! — юноша перевернулся на другую сторону и ойкнул: серебряный колокольчик больно упёрся в его спину, стоило ему дёрнуться. Цзинь Лин вытащил из-под бока отличительный знак Юньмэн Цзян.       Кто же ему его подарил?.. Наверняка это была его мать. Ведь, если бы это был дядя Чэн, то колокольчик достался бы Цзинь Лину в сознательном возрасте, бабушка Юй и дедушка не знали его лично, погибнув задолго до его рождения, поэтому и такой подарок преподнести не могли.       Это ведь не мог быть… Вэй Ин?       Цзинь Лин вновь скользнул взглядом по колокольчику, оглаживая подушечками пальцев грубые трещины, которые ползли по всему серебряному боку. Он вспомнил полные щенячьей радости глаза Вэй Усяня, когда Цзинь Лин перед уходом сказал ему тихо «не смейте умирать, ясно?», и подавил ухмылку: как бы сильно Старейшина Илина не боялся собак, он походил на них так же сильно, как дитя — на родную мать.       Он прикрыл глаза и вновь перевернулся на другой бок, чувствуя, как усталость поглощает его целиком, а вспышки перед глазами пропадают, сменяясь непроглядной тьмой.       Цзинь Лину снился сон — хотя это, скорее, было воспоминание из раннего детства. В тот день он решил побегать с Феей по коридору, однако значительно подросшая собака-оборотень была слишком неповоротливой, поэтому случайно снесла боком вазу, которая стояла на маленьком столике. В тот момент у мальчика в голове пронеслись множество мыслей, но самой главной была та, что сразу овладела всеми — нужно срочно собрать осколки и защитить глупую Феечку, если кто-то из слуг увидит разбитую вазу.       Он пробормотал что-то ободряющее, когда скулящая собака-оборотень прижала уши к лобастой голове и завиляла хвостом по земле, прося прощения, и начал собирать осколки в одну кучку.       Однако заметили это не слуги, а сам дядя, который буквально спустя пару мгновений нависал над растерянным Цзинь Лином и устало вздыхал.       Мальчик тут же вскочил и отодвинул ногой собаку, хмуря брови и кривя губы в решительной гримасе. Он стукнул себя по груди и буркнул:        — Ну, разбил я вазу, что дальше?       Фея высунулась из-за его спины, однако а-Лин вновь отпихнул её назад.       Наблюдающий за этим Цзинь Лин лишь скрыл лицо в ладонях, понимая, что ложь была слишком очевидной. Конечно, он маленький не мог понять, что взрослому мужчине лгать бесполезно.        — А-Лин, — разочарованно вздохнул Цзян Чэн. — Она слишком тяжелая, чтобы мог случайно спихнуть её. Это ведь была Фея?       Глаза Цзинь Лина защипало от слёз обиды, когда дядя явно не поверил его лжи.        — Нет!        — Тогда я накажу тебя?       Мальчик сжал кулаки.        — Н…наказывай! Мне вообще не страшно, — однако, в противовес своим же словам, сжал трясущиеся руки в кулаки, когда мужчина потянулся к нему рукой, и резко зажмурился.       Дядя Цзян легко щёлкнул его по лбу, а Цзинь Лин удивлённо вскрикнул и тут же прижал ладони к месту, где располагалась метка киновари.       Несмотря на хмурый вид, глаза у мужчины были растерянные.        — Я слышал, как ты обещал Фее, что не выдашь её, когда завернул за угол… Неужели ты думал, что я ударю её или тебя за глупую вазу? — дядя Чэн подозвал к себе служанку, веля убрать все осколки, после чего подхватил племянника на руки — видимо, мальчик не ожидал этого, ведь вскрикнул от неожиданности. Цзян Чэн глубоко вздохнул и неловко погладил его по голове, едва заметно ероша волосы. — А-Лин, запомни, что я никогда не причиню тебе вреда. Сколько бы я ни обещал сломать тебе ноги, я… ничего серьезного не имею в виду.       А-Лин во сне смущённо что-то буркнул, пряча лицо где-то в груди мужчины, однако по вспыхнувшим ушам и растянувшимся уголкам губ было видно, что он весело улыбается, наверняка запоминая эту фразу.       Цзинь Лин, наблюдающий за этим, спрятал лицо в ладонях — руки немного охлаждали горячие щёки.       Почему именно это воспоминание? Его сны вгоняют его в неловкость и краску!       Юноша вздохнул и открыл глаза, ожидая проснуться, однако сон, кажется, продолжался. Только на его, Цзинь Лина, месте стояли два совершенно других ребёнка и незнакомый ему высокий мужчина. Рядом лежали осколки от разбитой вазы, поэтому он почувствовал некое дежавю и подошёл поближе, чтобы все хорошо слышать.       Мальчишек, как он уже заметил, было двое — и оба в клановых одеждах. Эти дети попали в заварушку?       Цзинь Лин с интересом склонил голову к левому плечу.        — Это я разбил эту вазу, — буркнул мальчишка и скрестил руки на уровне груди. На нём были фиолетовые одежды клана Цзян, а тёмные волосы туго стягивались в пучок на голове, лишь две непослушные пряди выскальзывали на лицо, поэтому Цзинь Лин сразу понял, кто это: это ведь его дядя Чэн! Такой маленький, наверное, младше самого Цзинь Лина лет на восемь, он решительно смотрел на высокого мужчину снизу-вверх, однако не показывал ни страха, ни смирения. — Это не Вэй Ин, ясно? Я разбил. Наказывай меня!       «Вэй Усянь?», — Цзинь Лин удивлённо моргнул, разглядывая ребёнка. И верно: худой мальчишка, прячущийся за спиной Цзян Чэна, был Вэй Ином.       Высокий хвост неопрятно торчал вверху, словно небрежный пучок, из которого выбились лишние пряди, а серые глаза быстро открывались и закрывались — кажется, он моргал, пытаясь сдержать слёзы.       Мужчина нахмурился и потянулся рукой ко лбу маленького Цзян Чэна. Тот зажмурился и чуть заметно втянул голову в плечи, ощущая, как ладони Вэй Ина с силой сжимают его ханьфу, словно боясь отпустить, однако не почувствовал удара. Только лёгкий щелчок пальцев по лбу.       Он непонимающе нахмурился, растирая лоб, а мужчина вмиг потерял те крупицы суровости, мягко улыбнувшись.        — А-Чэн, я не стал бы наказывать за эту вазу ни тебя, ни а-Сяня.        — Братик сказал, что тётя Юй побьёт меня Цзыдянем по попе, — скуксился Вэй Ин. Цзян Чэн цыкнул, хмурясь ещё сильнее, что на детском личике смотрелось умилительно, а мужчина, кажется, едва сдерживал смех. — Но это я разбил вазу! Случайно! Я пытался собрать осколки, чтобы склеить, и меня увидел братик. А тут пришли вы, и… Я не хочу, чтобы братика Чэнчэна за это били!       Вэй Ин удивлённо пискнул, когда его подхватили на руки, и вцепился ладонями в чужие плечи, впрочем, тут же зашипев.        — А-Чэн, неужели ты не заметил порезы от фарфора на пальцах а-Сяня? — Цзян Чэн опустил взгляд, поджав губы, и отвернулся от мужчины, а тот подхватил на руки и второго мальчика, вырвав у него вздох неожиданности. — Но это хорошо, что ты, сын, защищаешь его сейчас, когда вы маленькие. В будущем вы станете опорой друг другу. Не волнуйся, а-Сянь, — он улыбнулся и растрепал его и без того небрежно уложенную прическу, — никто вас бить не будет, обещаю. А тёте Юй мы ничего не скажем, да, а-Чэн?       Это… Цзян Фэньмянь?       Юноша скользнул следом за главой Ордена, пока мальчишки, обхватившие его за шею, смотрели друг на друга, сдувая с носов лезшие прямо в лицо чёрные пряди Цзян Фэньмяня. Цзинь Лин подавил улыбку, наблюдая за подобной картиной, словно был их любящей матерью.        — Почему ты не сказал мне, что поранился? — возмущённо зашептал Цзян Чэн на ухо Вэй Ину, перегнувшись через отцовское плечо, а мальчик удивлённо нахмурился, после чего широко-широко улыбнулся:        — Потому что ты бы тоже начал собирать осколки. А я лучше поранюсь, чем позволю пораниться братику! — Цзян Чэн возмущённо крикнул «дурак!», однако уши его вспыхнули от смущения, и Вэй Ин улыбнулся ещё шире. — И… даже отдам тебе своё Золотое ядро!       Цзинь Лин подскочил. Дурное предчувствие сворачивалось в комок где-то внизу живота, мешало спать и есть, словно… словно что-то случится именно на той горе.       Прошло два с половиной дня с тех пор, как он покинул ту нелюдимую гору. Наверняка Вэй Ин должен был спуститься, чтобы дождаться дядю Чэна… Юноша решительно запахнул свои одеяния, подобрал с пола Серебряный колокольчик и прицепил его на пояс, после чего, мельком взглянув на золотые ножны, завернул Суйхуа в выпрошенную у хозяйки постоялого двора ткань.       Ему пора было отправиться за ними.       Он не имел права позволить им потерять друг друга.