Волнения озера Юньмэн

      Словом «неприятно», пожалуй, можно обозвать много всего.       Неприятно заболеть перед целой чередой жарких деньков, когда все мальчишки после подработок или бестолковых игр на улице мчатся купаться к озеру, попутно скидывая с себя все одежды, вызывая забавный визг у молодых девчушек, что торгуют родительским товаром у пирса, и вместо этого сидеть в своих покоях, пить горькие отвары и отвратительные пресные супы, ведь с кашлем и постоянно мокрым носом только подобную пищу тебе разрешил есть лекарь. Неприятно опоздать на практическое занятие и осознать, что твоих погодок уже научили тому, что сейчас тебе, как последнему несмышлёнышу, будет на глазах у всех объяснять учитель, а после назидательно стучать пальцем по макушке, словно стараясь ещё больше унизить перед остальными детьми. Неприятно бывает забыть помыть Фее лапы после долгой прогулки по лесу и дать ей залезть на кровать, а после в который раз менять белье, ведь оно все окажется испачкано следами довольной собаки, у которой при подобных проказах щенячество играло в холке.       Раньше ссору с дядей Чэном Цзинь Лин назвал бы неприятным происшествием, в крайних, совсем уж доведших главу Ордена до точки кипения, случаях даже напастью — обычно после таких «напастей» юноша сидел в своих покоях до той поры, пока сам не просил прощения за тот или иной проступок, а после такого он сдувался, словно проткнутый мечом насквозь речной гуль, наевшийся тины и дохлых карпов (рыбки они были прихотливые, поэтому во время сильных бурь их глушило насмерть, будто прибитых лапой кошки мышей).       Сейчас Цзинь Лину неприятно не было. Ему было мерзко.       Чувство омерзения к себе появилось ещё во время их перелая — так обычно дядя Чэн называл пустые ссоры, в которых вело обычно не желание выяснить, чьё же слово верно, и определить правую сторону, а чувство гордости и жажда впустую покричать друг на друга — и с каждой проведённой в Пристани Лотоса палочкой благовоний оно росло. Цзинь Лину редко когда был вéдом стыд за свои слова, а подобного отвращения, желания вырвать себе язык и обвалять его в полыни, как шелудивую собаку, нахватавшую во дворах блох, он и подавно не испытывал, поэтому сейчас юноше крайне трудно было контролировать все тёмные мысли, что были у него в голове, и заставляли Золотое ядро недовольно сжиматься, прячась от клубившегося гнева.       Цзинь Лин заскрежетал зубами и постарался успокоить кипящую, словно парное молоко в котле на костре, свирепую злобу внутри себя. Ненависть и гнев порождает тьму, тьма порождает Скверну, Скверна пожирает Золотое ядро и выжигает культиватора изнутри. Это был оплот Дао заклинателей, который юноша повторил про себя по меньшей мере двадцать раз, прежде чем хладная ярость на самого себя отпустила его.       Он знал, что был не прав, что переступил черту, которую пересекать нельзя даже коготочком собачьей лапы, однако сделать с этим уже ничего не мог — время вспять не повернёшь, такая способность была лишь у достигших абсолюта жителей Верхних Небес. Однако небожителем Цзинь Лин, к своей великой горечи, не являлся.       Прочитав у себя в голове строки из Дао заклинателей, юноша успокоил взбаламутившийся разум — негоже следующему наследнику места Верховного Заклинателя себя презирать. Он всё тот же Цзинь Лин, просто натворивший несусветную глупость. Как только он спасёт своих родных и изменит ход истории, вернётся в своё время и сразу же сделает дяде самый вкусный суп из свиных рёбрышек и корней лотоса. Оттаскать за уши Цзян Чэн, конечно, оттаскает, но от супа не откажется ни в коем случае — а там уже можно будет и обсудить отмену его наказания, и попросить прощения за то, что натворил!       Юноша побродил по поместью клана Цзян, заглянул в каждый уголок — даже в любимую беседку дяди Чэна на западном пирсе — прежде чем заставил себя, наконец, прийти к покоям главы Ордена. И без собачьего нюха было ясно, что за версту оттуда тянуло взбеленившейся энергией Ци, такой сильной, что ноги предательски пристывали к полу и, чтобы сделать шаг, приходилось прикладывать усилие. Цзинь Лин заметил, что не встретил ни одного снующего без дела адепта: всех слишком перепугала такая давка, поэтому ни один обладатель Золотого ядра не осмелился подходить к спальне Саньду Шэншоу ближе, чем на ли — все боялись гнева главы.       Однако служанкам энергия Ци была не совсем страшна. Они её попросту не слышали — если всё же сравнивать заклинателей с животными, а Ци — с запахом, то не знакомые с культивацией люди могли считаться битыми в нос недопёсками, которые лишь ощущали тяжесть вокруг, но она не давила их к полу и не заставляла падать ниц.       Цзинь Лин заметил знакомый пучок волос с аметистовой шпилькой посередине — аметист наверняка был ненастоящий, торговцы на рынке любили пудрить мозги впечатлительным служанкам и красить стеклянные кораллы, а потом продавать втридорога, обзывая безделушку сокровищем — и, несмотря на густой поток давящей Ци поспешил к ней.        — Как себя чувствует дядя?       Цзян Минчжу, которая тихо выходила из покоев Цзян Чэна с нетронутым подносом, не пестрившим особо изысканными блюдами, ведь при всплеске энергии Ци и угрозе искажения врачеватели категорически запрещали принимать что-то тяжелее похлёбки, едва подавила желание высоко подскочить на носочках, прижимая ладонь к груди — так обычно делали почти все девы при испуге — и, быстро опомнившись, склонилась пред ним в уважительном поклоне.        — Глава Ордена чувствует себя лучше, молодой господин Цзинь, — подняв голову, служанка чуть нахмурилась, увидев обычно здоровое красивое лицо Цзинь Лина осунувшимся, и тихо спросила: — Молодой господин, вы не хотите заглянуть на кухню? Ужин уже прошёл, однако повара наверняка будут только рады сделать для вас какой-нибудь десерт.       «Он должен хоть немного поднять мне настроение», — понял Цзинь Лин, однако лишь мотнул головой. Даже если он попробует что-нибудь тяжелее чарки воды, его тут же стошнит — есть не хотелось от слова совсем.        — Спасибо, Минчжу, но сам я буду спокоен, когда дядя будет в добром здравии, — сказал он вслух и прокашлялся — его плохое настроение до смерти перепугало служанку, и совсем не гневом: наоборот, Цзинь Лин был чересчур спокоен и даже поблагодарил её за попытку помощи. Так дело не пойдёт. — Лучше попроси кого-нибудь приготовить мне одежды для выхода.        — Молодой господин, — заволновалась Минчжу, оглядываясь на покои главы Ордена — он спал без сил, поэтому остановить Цзинь Лина было буквально некому, — вам не стоит покидать поместье на ночь глядя. Если вам так угодно, мы подготовим всё к вашему отъезду к утру, однако сейчас слишком поздно для путешествий в одиночку.       «Верно», — щёлкнул Цзинь Лин языком в уме. — «Фея пропала, так что сейчас я остался совершенно один».       Однако, чтобы по пробуждению дяди служанки сразу не побежали доносить на него, Цзинь Лин согласился и отправил Минчжу дальше по своим делам. Он зря попросил подготовить свои одежды — там, куда он собирался отправиться, они были не нужны.       Цзинь Лин всё же ненадолго заглянул к дяде — дольше палочки благовоний он не выдержал, чужая буйная Ци давила его к полу и заставляла задыхаться своей густотой, поэтому у него быстро закружилась голова — и попросил прощения у спящего мужчины. Брови Цзян Чэна даже во сне были нахмурены, а, проснувшись, он наверняка сразу же перейдёт на крик: такой уж был дядя, скрывал тревогу за напускной злостью. Молодой господин нашёл кусок листовой бумаги и, даже не пользуясь кистью (за это учителя из Башни Золотого Карпа наверняка отхлестали бы его ферулой по ладоням), быстро написал краткое послание, уверяя дядю, что ломать ноги ему не нужно и он совершенно точно жив.       Остался бы он жив после наказания дяди… А то, что Цзян Чэн собственноручно устроит ему позорную порку, юноша не сомневался.       Ночное озеро Юньмэна приняло его хладной водой и горьким послевкусием на кончике языка — видимо, речные гули на дне вновь устроили свои игры. Словно игривое дитя, оно забавлялось и кидало его волнами то в одну сторону, то в другую, заставляя тяжёлые одежды ордена Цишань Вэнь, которые Цзинь Лин заранее отобрал у служанок, зная, что те его сожгут сразу же, тянуть его вниз.

•.•°❀°•.•

      Вынырнув из крепких объятий зачарованного озера, Цзинь Лин с удивлением закашлялся и понял, что на улице стоял крепкий солнцепёк — видимо, время вновь не сошлось и выкинуло его в середину часа петуха. В тот раз Вэй Усянь сразу вытащил его на пирс, и вскоре молодой господин понял, что ни пристани, ни третьего дяди поблизости не было. Хлебнув воды распахнутым в кашле ртом, Цзинь Лин решительно мотнул головой и понял: помощи ждать не от кого и придётся вспоминать все уроки плавания, что давали ему учителя ещё в раннем ребячестве, когда он только-только перестал бояться гулей и Вэй Усяня, которыми пугали детей его возраста.       Он с трудом выплыл с самой середины раскинувшегося озера и понял, что каким-то образом оказался за пределами поместья ордена Юньмэн Цзян — благо, хотя бы в водах его территории — и навзничь повалился на берег, словно прибитая лапой цапли лягушка. Вокруг, судя по четырём пальцам от солнца и довольно-таки позднему для такого бурного солнцестояния час, уже добрую половину поры цвела Большая жара , и Цзинь Лин от ужаса прикусил собственный язык — проведённый в его, настоящем, времени день обернулся здесь целыми тремя месяцами! Видимо, время тут бежало неумолимо быстро и совершенно не собиралось ждать юношу. Вот почему он не захлебнулся в водах, когда впервые упал в озеро Юньмэн: целой недели, что он прожил здесь, в настоящем не хватило даже на цунь палочки благовоний!       Отдышавшись, Цзинь Лин поднялся на ноги. Воды он наглотался знатно, поэтому она глупо булькала в его пустом желудке, когда юноша начал пробираться сквозь растительность и редкие деревья, спешно приближаясь к стене — видимо, то была резиденция. Выглядела она, конечно, странно: словно в спешке отстроенная… Цзинь Лин почти не узнавал Пристань Лотоса.        — Вэньский пёс! — от громкого выкрика Цзинь Лин дёрнулся назад, едва не запутавшись в собственных ногах, и услышал лёгкий низкий звук — кто-то туго натянул стрелу на тетиву и, похоже, готовился выстрелить. Молодой адепт ордена Юньмэн Цзян держал в своих руках лук не особо умело, растирал пальцы друг об друга, держа стрелу за редкое оперение — по нему было видно, что на подушечках пальцев у юноши было множество порезов из-за неумения пользоваться стрелковым оружием. Рядом стоял другой юноша — видимо, его товарищ по дозору, и держал руку у пояса наготове, чтобы при малейшем неповиновении использовать оружие. После того, как Цзинь Лин дёрнулся, он мигом оголил свою саблю. — Брось ножны на землю, не вынимая из них меч, и встань на колени! Живо!       Цзинь Лин скривился.        — Я не адепт Цишань Вэнь, — мазнув по лбу ладонью, он окончательно оголил метку киновари, которую до этого пытался спрятать за спутанными водой волосами — то была мера предосторожности, если бы он вдруг наткнулся на вэнських заклинателей, и приподнял меч, висящий на поясе, другой рукой. — Смотрите, на моём лбу метка киновари, а золотистые ножны исписаны иероглифом «цзинь»! Разве вэни так выглядят?       Молодой адепт, шагнувший из-за дерева, озадачился и ослабил тетиву, но лук не опустил, а грозное выражение с лица не убрал — не доверял до конца. Однако товарищ его спрятал саблю в ножны и начал спускаться, чтобы разглядеть юношу вблизи.        — Что адепт Ланьлин Цзинь, если ты таковым и являешься, забыл на территории нашего Ордена? — несмотря на одежды уже обучившегося заклинателя, лицо у него было детское, совсем мальчишеское. Цзинь Лин заметил, что рукава у одеяния закатаны, и чуть не охнул вслух от удивления — действительно, адепт не выглядел очень молодо, а просто-напросто был обычным мальчишкой шестнадцати лет! Кто же дал ему распоряжение и отправил с его напарником в дозор без сопровождения взрослых? — Никак шпионишь для вэньских псов и сейчас отвлекаешь нас, дозорных, чтобы твои соратники смогли напасть на нашу секту?       Цзинь Лин почувствовал необъяснимое желание закатить глаза и скрестил руки на груди, недовольно вскидывая подбородок:        — Хороши дозорные! — ещё его мальчишки, не доросшие до звания заклинателей, не отчитывали! Пред ним без всяких сомнений стояли оруженосцы, а вели себя так, будто уже в одиночку ходили на Ночную охоту и притащили в Орден голову девятихвостой лисы. — Вы наверняка ещё с молочными именами ходите, а строите из себя невесть что!       Адепты смутились и переглянулись — видимо, Цзинь Лин попал одним выстрелом прямо в сердцевину воздушного змея.        — В войну заботиться об имени в быту — это последняя вещь, которая приходит в голову настоящим адептам своего Ордена, — наконец, показался третий «патрульный». Его Цзинь Лин почувствовал ещё первее тех двоих, хотя им удалось застать молодого господина врасплох. Этот выглядел куда старше своих товарищей и, видимо, был на порядок умнее их, раз от его слов оба адепта сразу же пристыженно опустили глаза. — Кто ты такой и зачем надел на себя цишаньские одежды, раз не шпион и не предатель?       Цзинь Лин посмотрел на него и охнул: это же был дядюшка Хуань!       Родным дядей он ему, конечно, не являлся, однако все молодые адепты без исключения звали его «дядюшкой», потому что Цзян Хуань был очень добр к ученикам и учил их фехтованию и плаванию в свободное от занятий время, чтобы те, придя к учителям, смогли покрасоваться своими навыками и заполучить похвалу от них. Однако сейчас он выглядел гораздо моложе своих лет, и Цзинь Лин мысленно прикусил язык: конечно, в этом времени дядюшке Хуаню наверняка едва стукнул второй десяток!        — Я слышал, что адепт из Ланьлин Цзинь пробрался в конуру вэньских псов и пристроился около Верховного Заклинателя, — шепнул стоящий поодаль юноша — тот, что первым сложил оружие и, видимо, был весьма болтлив и падок на всякие слухи. — Неужели они в Ланьлине все решили прикинуться адептами Цишань Вэнь? Того и гляди, от их Ордена останутся старики да девки — те, кому одежды не подошли!       Оба юньмэнских адепта шикнули на него, однако в голове, видимо, подобную перспективу представили: незнакомый Цзинь Лину его товарищ, стоящий с ним совсем рядом, даже не сдержал хихиканья.        — Отвечать на этот вопрос я буду только главе вашего Ордена, — недовольно буркнул Цзинь Лин. — Или Вэй Усяню! Они меня знают и ждут. Отправьте кого-нибудь сообщить, что я уже тут, и увидите, что никакой я не предатель.       От прежнего позитивного настроя, который появился после несмешной по меркам Цзинь Лина шутки от самого болтливого из них, не осталось и следа. Лица юношей сразу же потемнели, а тот, что захихикал, скуксился, грустно пробормотал «Вэй-сюн…» и отвёл глаза.       Цзинь Лин похолодел.        — Вэй Усянь сгинул три месяца назад при осаде вэнями на былую Пристань Лотоса, — нахмурился дядюшка Хуань и искривил губы — видимо, эта новость до сих пор никого не оставляла равнодушным, даже его, несмотря на то, что в будущем он не особо жаловал упоминание Старейшины Илина. — Глава Ордена с ног сбился, когда искал его, и поставил всех на уши, даже мы не остались в стороне от поисков. Где же ты был, раз об этом не знаешь?       …Сгинул?