Волнения озера Юньмэн

      Утро следующего дня у Цзинь Лина началось сумбурно и сбивчиво: едва раскрыв глаза, юноша резво подскочил с кровати — на пару мгновений с силой смежил веки, ведь голова предательски закружилась, словно он вдохнул омерзительно кислый запах разлагающейся плоти — и, мечась по покоям пурпурной вспышкой, принялся собираться. Цзинь Лин выглянул на улицу и скривился: солнце поднялось вверх на четыре пальца и успело обогреть двор — значит, стояла середина часа змеи, и незамеченным ему вряд ли удастся ускользнуть.       Молодой господин быстро натянул обувь на ноги и выскочил во двор, однако не успел сделать и шага, как с болезненными причитаниями отскочил назад — стоило ему покинуть порог своих покоев, он нос к носу столкнулся с дядей. Хотя, трудно сказать «к носу»… Скорее, к плечу!        — Доброе утро, дядя, — потирая лицо, пробормотал Цзинь Лин и по-детски хныкнул: — Твёрдые же у тебя кости.        — Куда ты так спешишь? — от неожиданности Цзян Чэн едва удержался на ногах, а потягивающаяся рядом с ним Фея звонко тявкнула — возможно, на собачьем наречии это могло означать смех. Мужчина ласково потрепал собаку-оборотня за ухом, заставляя её разнеженно потереться лобастой головой об ладонь, и улыбнулся. — Пропустил завтрак и боишься, что всё самое вкусное успеют растащить?       Цзинь Лин пристыженно почесал заалевшую щёку.        — На самом деле я тороплюсь на встречу.        — Вэй Ин от тебя никуда не убежит, — Цзян Чэн насмешливо закатил глаза, мысленно добавляя, что бежать нужно, скорее, от Вэй Усяня, а не к нему. — Не засиживайся там допоздна и передай этому смутьяну, чтобы сегодня приходил на ужин. У меня для него небольшой сюрприз.       Цзинь Лин с сомнением пошевелил свой больной нос, проверяя, сломан он или нет, и кинул на мужчину хитрый взгляд исподлобья:        — Ты же не собираешься ломать ему руку в отместку?       Цзян Чэн расхохотался и потрепал племянника по и без того взъерошенным волосам. Смех у дяди Чэна был приятный, не громкий и недостаточно тихий, поэтому Цзинь Лин мгновенно разулыбался, почувствовав приятный тёплый отклик в груди.       На дворе стоял жаркий час лошади, когда юноша добрался до рынка, и солнце тяжело опускалось на макушку Цзинь Лина, заставляя его каждый раз щуриться и обмахиваться ладонью — уж очень жарко было в осенних одеждах, пекло неудержимо. Взгляды торговцев тут же скрестились на Цзинь Лине, в котором сразу угадывался выходец богатого клана, и внутренние златые змеи их ощерились, почуяв наживу.        — Молодой господин проголодался? Ваша красота не должна быть испорчена голодом! Моя свежайшая тигровая рыба…        — Молодой господин точно совершенствующийся! Эта подвеска из стеклянного коралла…        — Молодой господин…        — Молодой господин!       Цзинь Лин лисицей нырнул в толпу, скрываясь от соколиных глаз торгашей и торговок, и, наконец, перестал ощущать скованность и липкий страх, который гнал его бешено стучащее сердце, словно пастушья собака — стадо увалистых овец.       Он чувствовал себя преступником. Злодеем, который прятался от чужих вездесущих взглядов, глупо боясь, что его узнают и начнут тычить пальцем… Но ведь и впрямь был близок час, когда его раскроют, и недобрая, облитая шэнами лжи весть пожаром поглотит весь Юньмэн: названый племянник главы Ордена имеет семью на стороне, одевая своего ребёнка в купленное на рынке тряпье! Конечно же, обросшие грибком слухи дядя мог развеять одним взмахом ладони, но злые языки было бы не остановить, и…       Вдруг сердце Цзинь Лина похолодело, остановившись в груди лишь на несколько взмахов крыла самой быстрокрылой птицы, и пустилось вскачь. Кто-то без угрызения совести положил на него ладонь, касаясь кончиками пальцев сгиба воротника, а после сжал податливую ткань летних одежд!        — Кто позволил тебе… — стремительно обернулся Цзинь Лин, надеясь, наконец, сорваться на наглом прохожем, что так крепко схватил его за плечо, и растерялся. — Вэй Ин? Ты зачем вышел так рано? И где а-Юань?       Вэй Усянь улыбнулся и приложил палец к губам, призывая его сохранять молчание, но после сам не удержался и расхохотался. Цзинь Лин ещё больше растерялся от его настроя, но всё же нашёл в себе силы разозлиться:        — Что смешного? Мы же договорились, вы спуститесь в город только после того, как я найду, во что ему можно переодеться!       Юноша нахмурился и оглядел Вэй Усяня с пят до кончиков капюшона, который он уже успел у кого-то увести из-под носа. Конечно, сейчас полное разоблачение тёмному заклинателю не грозило, однако неужели люди не заинтересуются таинственной фигурой в тёмной мантии, которая спокойно разгуливает по рынку?        — Я не смог усидеть у подножия долго, поэтому решил помочь тебе и оставил а-Юаня с Вэнь Нином, — пожаловался Вэй Ин, разминаясь, и в глазах его вспыхнули угольки смеха. — Тем более, как я мог пропустить такую сцену? Смущённый молодой господин ордена Цзян идёт покупать детские одежды! Сколько слухов и россказней может породить это зрелище…       Цзинь Лин склонен был на провокации реагировать гневным словом, поэтому тотчас позеленел лицом, и рассвирепел, скрывая заалевшие от возмущения кончики ушей и заставляя Вэй Усяня вновь согнуться пополам от хохота:        — Вэй Ин, ты… Ты — истинный дух поветрия! По-доброму с тобой нельзя, вечно найдёшь, как всё опошлить!       Сельчане на рынке мигом воззрились на них, словно на актёров вечерних спектаклей, и Цзинь Лин замолк, задержав дыхание и грозные слова внутри горла, отчего красивое лицо совсем покраснело, будто его только что отругали за какую-то выходку.       Вэй Ин, добившись от него нужной реакции и повеселившись от души, вдруг наклонился к совсем уже горячему от нежного яростного румянца уху и посерьезневшим голосом прошептал:        — Пора уходить, мы окружены уже по меньшей мере десятками глаз.       Пусть лицо Вэй Усяня было скрыто за тёмной тканью мантии, жители Юньмэна, ежедневно встречавшиеся с ним нос к носу, легко бы смогли опознать его и по голосу, и по походке, стоит им задержать на нём взгляд чуть дольше. Да и был ли смысл в том, что мужчина скрывается от людских глаз? Ему ничего не будет за то, что он всего лишь посетил рынок, лишь излишнее внимание к личности тёмного заклинателя могло омрачить его прогулку. А вот слухи о том, что адепт Юньмэн Цзян общается с Вэй Ином, были бы не очень приятны… Цзинь Лин проглотил обиду, словно пресную кашу, и спокойно выдохнул, после чего вновь, наконец, стал походить на молодого господина великого Ордена.        — Не устрой ты здесь представление, никто бы на нас не смотрел, — всё же не удержался юноша от шпильки, которую Вэй Усянь тут же ловко перехватил и с лёгкой улыбкой направил в сторону племянника:        — Но ведь я просто предположил, — лукаво возразил мужчина, а после «сдался» и похлопал его по плечу. — Хорошо, а-Лин, не злись. Твой любимый дядя любит выводить людей из себя по поводу и без.       От чужого признания вины Цзинь Лин почувствовал, словно в груди нежно распустился золотарник, но, поняв, что тёмный заклинатель вновь вышел за рамки дозволенного, мягкие пушистые цветочки обратились сухими листьями кровохлёбки. Он едва не захлебнулся от смущения и злости, за которой и попытался скрыть робость.        — Да кто здесь мой любимый дядя!..       Вэй Ин улыбнулся и первым направился в сторону торговой лавки с тканью, закинув руки за голову и насвистывая нежную мелодию. Цзинь Лин зачитал в голове пару строк из заклинательского Дао, прежде чем окончательно успокоиться и последовать за мужчиной.       Ненависть и гнев порождает тьму…       Если гнев и впрямь способен граничить с ненавистью и обернуться ей, он лучше умерит свой пыл и потушит огонь ярости в груди.       Ненавидеть Вэй Ина он не хотел и никогда больше не будет. И защитить его от тьмы, поселившейся в его сердце, обязательно сможет.

•.•°❀°•.•

       — А-Юаню не идёт белый, — задумчиво окинув взглядом восторженно крутившегося с новой игрушкой малыша, вынес вердикт Вэй Ин. — Обучение в Гусу не пошло бы ему на пользу. Ему каждый день пришлось бы носить эти траурные одежды, и моё отцовское сердце вынуждено было бы обливаться кровью…       Цзинь Лин закатил глаза и с лисьим лукавством хмыкнул:        — Много же ты смыслишь в красоте. Никак, все твои выдуманные поклонницы подсказывали тебе, как нужно нарядиться?       Вэй Ин, словно ужаленный ядовитой змеёй, с ужасом ахнул и прижал руку к груди, показывая, как пребольно его ранил племянник. Ну и что, что на деле Вэй Усянь не был таким сердцеедом, как его описывали? Никто не должен об этом догадываться!       Мужчина склонился к а-Юаню и прикрыл его уши ладонями, чтобы малыш не слушал таких глупых россказней — были у него поклонницы, были и точка!       В руках у мальчишки была вертушка, едва-едва потерявшая запах пыльных полок рынка, а губы всё ещё были липкими из-за сладкого крема от рисовых пирожных, поэтому его совершенно не интересовали разговоры взрослых о девах и красоте. О каких же девах может идти речь, когда тебе есть с чем поиграть, а твой желудок полон не пресной кашей из редиса, а сладостями? Высшая степень любви а-Юаня уделялась красивым игрушкам и вкусной еде, явно не красоткам, взрослые болтают о каких-то глупостях!       Стоило а-Юаню подумать о еде, желудок его булькнул.        — Братишка, а мы будем ещё сегодня кушать? — малыш подёргал Цзинь Лина за рукав его клановых одежд и сладко зевнул. Он не был голоден, но откуда же ребёнку знать, что живот может урчать не только от острой пустоты, но и от переедания?       Цзинь Лин отвлёкся от шуточной перепалки с Вэй Ином и погладил мальчика по голове, бросая взгляд на небо — оно уже успело потеплеть мягким розоватым цветом, что знаменовало скорые сумерки. Близился ужин.        — Мы как раз-таки направляемся к моему дяде, чтобы славно поесть, — довольно кивнул юноша, а после горделиво улыбнулся. — Он глава клана. Самый-самый главный в нашем Ордене.        — Самый-самый? — от удивления а-Юань широко раскрыл рот — того и гляди, муха залетит! — и кинул робкий взгляд на Вэй Усяня. — Братик Сянь, он нас не прогонит?       Вэй Ин ловко подхватил малыша на руки, чуть морщась от короткого взвизга, и хмыкнул.        — Неужели ты ещё не наелся, раз готов примириться со страхом, лишь бы ещё сильнее набить живот? — в то же мгновение тёмный заклинатель переменился в лице и нахмурился. — К Цзян Чэну? Цзинь Лин, кажется, ты всё-таки решил отдать меня и а-Юаня поварам, чтобы из нас приготовили суп! Кому мы там нужны?        — Не беспокойся, дядя сам пригласил тебя на ужин.       Вэй Усянь кинул на него недоверчивый взгляд и прижал а-Юаня к себе покрепче, словно действительно опасался, что кто-то сварит его и скормит адептам Юньмэн Цзян, словно редкое сладкое мясо неизвестного происхождения.       Конечно, он доверял Цзян Чэну. Но действительно ли сейчас он был дома желанным гостем?       Цзинь Лин привёл их малому дворику и тут же отворил ворота, впуская Вэй Ина внутрь, оглядываясь назад несколько воровато. Ему было интересно, что же за сюрприз приготовил дядя для названого брата, однако он точно знал, что первым войти и узреть его должен всё-таки Вэй Усянь.       Во дворе стояла девушка облачённая в чёрную мантию — почти такую же, что была и на Вэй Ине — и в шляпе доули, по краям которой была пришита лёгкая вуаль. Вэй Усянь ощутил, как запершило в горле. Услышав шаги, она развернулась, и сняла с себя всё лишнее, словно только и дожидалась их прихода. Из-под черного одеяния полыхнули ярко-алые свадебные одежды.        — Шицзе? — Вэй Ин распахнул глаза и даже отступил на пару шагов назад, словно не до конца веря, что девушка перед ним не иллюзия его истосковавшегося по сестре разума. Окинув взглядом праздничные одеяния, тёмный заклинатель ахнул: — Какая же ты красивая…        — А-Сянь.       Цзян Яньли мягко улыбнулась. Вэй Ин в спешке передал малыша а-Юаня Цзинь Лину и, запинаясь в подолах своей мантии, бросился к сестре, словно не видел её с десяток лет — хрупкая девушка качнулась от его напора, словно колосок хлеба на ветру, но устояла и тихо хихикнула.        — А-Сянь, ты стал совсем взрослым, — нежно прошептала Цзян Яньли, сжимая его в объятьях настолько крепко, насколько позволяли её ласковые фарфоровые руки. Она была такой красивой, мягкой и изящной, что от любви у мужчины заслезились глаза.       Цзинь Лин почувствовал, как у него защипало глаза. Его мама. Такая красивая, такая нежная, живая, она стояла совсем близко и была так же прекрасна, как в тот день, когда лодки со знамёнами Цишань Вэнь прибились к берегу Юньмэн Цзян и псы начали внезапное вторжение. И если тогда Цзинь Лин даже не успел с ней попрощаться, он мог насмотреться на неё прямо сейчас, чувствуя в груди щемящую бесконечную нежность.       Малыш а-Юань в его руках притих, не совсем понимая, что происходит.       Так вот, какой сюрприз приготовил дядя.       Цзинь Лин оглянулся на Цзян Чэна, встретившись с ним взглядом, и понял: в его глазах плещется точно такое же восхищение, граничащее с искренним почитанием и любовью, и зеркала души отражали всё, что творилось у них на душе.       Легко отстранившись от Вэй Ина, Цзян Яньли внезапно поняла, что пришёл он не один, и тихо охнула от удивления. Цзинь Лин словно очнулся от дрёмы и, насколько позволял а-Юань в его руках, осторожно поклонился.        — Цзинь Лин приветствует деву Цзян.        — Приятно познакомиться, молодой господин Цзинь, — девушка спешно склонилась в поклоне и со смущённой улыбкой опустила взгляд. — Простите меня за мои манеры, я должна была представиться первой. Моё имя Цзян Яньли.       Цзинь Лина словно окатило ушатом воды. Она… его не помнит.       Не замечая его растерянности или просто не понимая её причину, дева Цзян ласково улыбнулась малышу у него на руках и осторожно помахала ладонью.        — Здравствуй, маленький господин. Как твоё имя?        Мальчик застеснялся и попытался спрятать полыхнувшие уши в рукавах своего нового ханьфу, но всё же тихо пробормотал под нос неразборчивое «а-Юань».       Цзинь Лин легко опустил ребёнка на землю и поспешил к дяде, стараясь скрыть тревогу: почему же мама не запомнила даже его имени? Неужели в этой жизни он для неё настолько не важен, что воспоминания о нём стёрлись из его разума так же спешно, как и у других людей?       Остаток вечера юноша провёл в тяжелых раздумьях, и так бы и погрузился с ними в сон, если бы дядя Чэн не тронул его за плечо, разрушая хрупкие паутинки пожирающих его мыслей.       Цзинь Лин встрепенулся.        — Знаешь, кто, оказывается, придумал тебе имя? — с улыбкой спросил Цзян Чэн, пока Яньли играла с отбросившим стеснение а-Юанем, и, дождавшись его кивка, хмыкнул. — Вэй Усянь.       Цзинь Лин нахмурился, подумал, а после полез на смеющегося Вэй Ина с кулаками.        — А-Сянь хорошо знаком с молодым господином Цзинь? — с улыбкой спросила Цзян Яньли, наблюдая за шуточной дракой между двумя юношами. А-Юань после долгой игры привалился к её ноге, цепляясь пальчиками за подолы ханьфу, и засопел. — Они выглядят хорошими друзьями.       Цзян Чэн кинул взгляд на Цзинь Лина, который всё-таки смог хлопнуть ойкающего Вэй Ина по макушке, и кивнул. Спустя недолгое молчание он вздохнул, словно собирался с мыслями, и добавил:        — Он часть нашей семьи, а-Ли.