Убийца Акаме: Обратная сторона титанизма

Вся власть в твоих руках, Правят боль и страх На твоей планете. Нет не прощенья, ни любви, И человек исчез как вид. Ты за всё в ответе. Солнце скроет чёрный дым, Погаснут фонари. Копоть с привкусом беды- Твой мир в огне горит. Ветер пламя разнесёт- Пылает ярко гнев. Ты живёшь сжигая всё Твой мир горит в огне.

— Группа «Троя», «Мир в огне».

Вот уже который год шли внешние завоевания, сопровождавшиеся поголовным уничтожением местного населения. Началась гекатомба с отправки под нож приграничных с Артасанией городов — после свержения династии Кощеев коммунисты сделались главной страшилкой в монархических державах, потому Онесту не составило труда убедить Макото в необходимости войны с данной державой. Артасания, конечно, ослабла из-за недавней революции, но всё ещё обладала самыми развитыми на континенте технологиями — чисто с точки зрения естественной физики — там получило очень широкое распространение огнестрельное оружие, в то время как в Империи оно являлось лишь игрушкой аристократов и достоянием офицеров — ведь благодаря наличию тэйгу и шингу на этих землях тысячу лет не было нужды в глобальной военной модернизации, а большинство внутренних противоречий решал поединок или борьба отряда на отряд среди пользователей данного оружия. Министр обороны дезинформировал своих генералов, сославшись на донесения агентов тайной канцелярии, мол, в обречённых городах власти и население продались гудийским коммунистам и готовят восстание с целью отбить эти земли и с них наладить доставку диверсантов, призванных убить смиренного богопомазанного монарха, отравить или ещё как-то вне прямого боя ликвидировать всемогущих на поле брани владельцев тэйгу, выкрасть их артефакты себе и уже после этого начать полномасштабное вторжение. К несчастью, в этих городах обнаружилось много беженцев из Артасании, спасавшихся от постреволюционной тирании Народно-коммунистической Партии. Одновременно Онест принял у себя с большим радушием дворян, года два назад бежавших от того же террора — ей первый министр пообещал помочь свергнуть проклятых коммунистов. Сторонники богопомазанного монархизма согласились — у них ещё оставались на границах между Тысячелетней Империей и Великой Артасанией свои форпосты. Таким образом блестящий план Онеста сработал идеально: сторонники богопомазанного и коммунисты одинаково попали в ловушку — дëргая за ниточки, коварный министр спровоцировал несколько военных столкновений, благодаря чему убедил генералитет в том, что Артасания готовится отжать у Великой Империи часть приграничных регионов и реализовать глобальный план по захвату всей страны. — Коммунисты не скрывают, что их цель — мировая революция, когда всякий монарх будет убит, всякая собственность знати будет отдана в руки простолюдина, чтобы простолюдины делили всë между собой; всякая родная нашей крови мораль и церковь будет уничтожена в обмен на нелепое братство всех людей. Добиться такой цели они могут только, если заполучат наши тэйгу, в первую очередь Верховный Императорский тэйгу — Святой Шикотаузер, чья боевая мощь способна за мгновения ровнять с землëй целые города и низвергать горы. Потому мы должны сорвать эти планы адептов мировой революции — у нас хватит крестов и колëс, виселиц и эшафотов для тех, кто внутри нашей страны разделяет коммунистические взгляды в любой форме; у нашей всегда твëрдой и боевой державы хватит военной мощи разбить армии коммунистов и отбросить их в тундры и болота — где им самое место! Пусть устраивают революцию среди заполярных лютоящеров и уральских какоморфов — во имя богов света и любви, мы обязаны искоренить эту плесень! Вот что сказал Онест в интервью и его слова напечатали все императорские газеты. Однако, само по себе, говоримое первым министром, казалось маловероятным. И вот почему. Накануне революции династия Кощеев вела долгую и затяжную войну с Кушанской Империей и Страной Хатти, потому главным поводом к свержению монархии, которым воспользовались коммунисты, стал именно мотив прекращения этого конфликта, каковой глупый и бездарный последний гудийский царь планировал использовать для решения внутриполитических проблем, невзирая на то, что такая авантюра чинно сжирала солдатское мясо — впрочем, всегда чрезвычайно дешёвое на просторах Венедии. Вот с чего это сами коммунисты решили бы наступить на эти же грабли? Тем более сейчас они должны были быть заняты наведением порядка на родных землях — пока шла гражданская война, активизировались всевозможные опасные звери, вроде не имеющих постоянной формы уральских какоморфов или наделëнных многочисленными хоботилами чудо-юд, ходили слухи, что в Кимеррии, что близ Венедии, объявился ужасный чернокнижник по имени Иван Карлик — он собирает себе армию из монстров и обращëнных в полузверей людей, чтобы взять власть в свои руки. Особо ярым противником политики первого министра выступил только что вернувшейся с фронта ветеран Южной войны — всегда рассудительный генерал морского корпуса по имени Ливер: — Партия должна состоять или из полных идиотов, которые не понимают, что любой намëк на конфликт с нами погубит их, либо никакой войны с нами они не планируют — я не верю в то, что они настолько тупы, чтобы сами не понимать всей ситуации. Ливер, чтобы доказать свою точку зрения, долго изучал донесения и неоднократно указывал на противоречия между реальными вестями из региона и тем, что говорит министр обороны со ссылкой на тайную канцелярию. Так как последний был просто смазливым хахалем, то серьёзный интриган из этого пижонистого блондина вышел из рук вон плохой — вдобавок Кокэй был мало знаком с географией и постоянно путал Гога с Магогом. Онест попытался с наскока крупными взятками расположить к себе Ливера, но тот оказался настолько горд, что не принял их! — Проклятая добродетель, Сюра! — сетовал Онест своему отпрыску. — Как я ненавижу в людях добро! Порочного человека всегда можно купить, а добродетельного — только иногда! А у меня столько денег, что будь весь мир порочен, я бы его купил! Но одного честного и верного долгу человека я купить не могу, даже имея в руках Тысячелетнюю Империю! О, Дьявол! — Отец, но если все будут порочными, то где найдутся лохи, готовые терпеть тебя? Человек вроде тебя сразу увидит, что ты готов просто нажиться на нëм, — прямо задал этот вопрос Сюра, не потому что был в разногласии с отцом, а потому что хотел услышать, как министр верно выпутается из этой коллизии. — Сюра, порочный человек никогда против меня не восстанет, потому что он, во-первых, слишком занят своими страстями и делами; во-вторых, я его крышую, ему выгодно подчиняться мне, а порочные люди, в отличие от добродетельных, всегда делают то, что им выгодно — и потому они предсказуемы. Это добродетельный ублюдок вроде этого Ливера может не взять мои деньги. А представь, что было бы со мной, если бы от этого зависело нечто серьёзное? Если бы это был мой последний шанс, скажем, спасти себя от казни? А, Сюра? Всегда я всего добивался взятками и подставами! Но как бы я пришëл к власти, если бы все люди, были как этот Ливер? А? — Да, отец, ты ничего бы не добился, — усмехнулся Сюра. — Да, вот до чего довело бы меня это «добро»! До нищеты и грязи! — Онест сжал кулак. — Но ничего! Клянусь богами зла и тьмы, я этому Ливеру покажу ещё, как отказывать мне, повелителю всей Великой Империи! Помяни моë слово, сын, да узрит ещё Дьявол, месть моя будет страшна! Онест расценил нежелание из гордости брать взятки из своих рук как личное оскорбление и задумал страшное отмщение. Под давлением генералиссимуса Будо, которого Онест смог убедить в необходимости мер, честный Ливер отправился на границы с Венедией — там его войска столкнулись с элитными подразделениями Народно-коммунистический армии — у тех водились даже пулемёты! В то время как у Империи из дальнобойного вооружения на руках имелись лишь пневаматические шипомёты [1], уступающие по скорострельности новомодным шестистволкам. К счастью, тэйгу по-прежнему всë решили — в том конфликте участвовали два девайса: • Кольцо Водяного Дракона — «Чёрный Марлин», его сделали из могущественного элементаля титулованной стихии — змея Кундалини, и им владел сам Ливер; оно, как не трудно догадаться, наделяло властью над текучим элементом, позволяло обрушивать волны на врага, перемещать воду по движению руки и предавать ей нужную форму. Разве что вода должна быть жидкой и должна наблюдаться непосредственно и ясно выделяться взглядом из окружающей среды — потому над кровью в жилах эта сила власти не имела, разве что ей можно было выдавливать слизистые из глаз, но для этого там надо было различить хоть слезинку и сила давления была бы не очень высока — дело в том, что чем больше наблюдаемой воды соприкасалось с той порцией жидкости, на которую шло колдовство, тем с большим напором давила стихия — скажем, стакан воды из бочки можно было бы обратить в способную выбить око пулю. Потому этот тэйгу был призван в первую очередь для уравнения огромными массивами чистой воды [2]. Не сложно сделать вывод, что сила этого оружия зависила от источника воды и в море позволяла топить целые флотилии. • Инкурсио — «Демонические доспехи» — и копьë к ним с теми же свойствами, Нойнтотер — «Убийца девятерых»; доспехи наделяли владельца огромной силой, скоростью и прочностью, копьё же позволяло пробивать шкуру железных драконов, вроде Тирана, самого ужасного из всех драконов, из коего и сделали сии два артефакта. Вернее один: в состоянии деактивации Инкурсио выглядел как прямой меч с треугольного вида окончанием, его гарду в середине украшал волшебный рубин, а от прямоугольной рукояти отходила короткая колдовская цепь — по велению одной лишь мысли владельца этот меч обращался огнём и светом и оборачивал тело владельца, становясь доспехом и копьём. Только люди с огромной силой воли могли пережить подобную процедуру — слабых духом Инкурсио буквально обращал в кучку пепла уже на первом этапе. На говоря уже о том, что бой не мог в нём длиться долго. Взамен на такую мощь, позволяющую буквально в одиночку выкашивать целые армии, Инкурсио внушал владельцу страшную геноцидоманию. Прошлый владелец этого артефакта — почтенный генерал Генсей — долго сопротивлялся внушению, но в конце концов и его сломала дьявольская вещь. Состарившегося, но нисколько не растерявшего былую силу Генсея следовало бы запереть в психушку — а ещё лучше быстро и безболезненно умертвить от греха подальше — но эту машину для человекоубийств просто отправили в отставку по решению кое-кого. Более того, «добрый» Онест позволил Генсею в своëм тайном загородном поместье организовать целый культ убийц, считающих причинение другим насильственной смерти не абы чем, а высшим смыслом существования. Вот насколько опасным артефактом был Инкурсио. Сейчас им владел один из учеников Генсея — согласно давней традиции предыдущий владелец был обязан обучать новых пользователей Инкурсио и передать его одному из них при первых признаках собственной геноцидомании. Так вот, благодаря такому оружию Великая Империя справлялась со всеми элитными частями Народно-коммунистической армии. В конце концов Партия была вынуждена послать в бой всякий нечеловеческий интернационал — альвов, абасов и прочих водяных с лешими; и даже заключить тактический союз с чернокнижником Иваном Карликом, этот тёмный властелин прислал в помощь своих монстров-слуг, среди которых были и какоморфы, беспорядочно сочетающие в себе формы самых разных живых существ и способные обращать в такой же бесформенный органический хаос тех, кто имел несчастье с ними соприкоснуться, и стаи выродов, множоров, тварей-зооморфов, обращённых чёрным колдовством из зверей в людей или — ещё страшнее: из людей в зверей [3]. К этой зубастой и охочей до свежей человечины сволочи прибавился интернациональный контингент обращённых в дэ́вов младенцев из Кушанской Империи — эти красные, бугристые и заросшие беспорядочно точащими из лысого черепа рогами друзья пролетариата ехали верхом на бегемотах [4] и алхимически модифицированных саблезубых тиграх; таких опасных зверей присылал кушанский тиран-император в помощь революционерам ещё несколько лет назад, до отправки на этот бой коммунисты активно скармливали этим порождениям безумной науки и магии вражескую интеллигенцию, аристократию и прочих классовых недругов рабочих и крестьян. Но даже откормленные так выходцы из чрева Ангра-Манью не смогли одолеть пользователя Инкурсио и нашли своё последнее пристанище в сырой земле наряду с абасами, альвами, какоморфами и выродками-множорами. Тогда, только после таких больших потерь, Партия согласилась отдать все земли, ставшие поводом для раздора, как они думали. Онест принял такой вариант развития событий — эти обдуваемые ветрами гудийские просторы как раз идеально подходили для тестирования искусственной чумы, созданной алхимической лабораторией доктора Стайлиша. В первую очередь хворь вспыхнула в лагере Ливера. Самого же генерала, который смог избегать заражения первые пару недель и делал всё для борьбы с эпидемией, в итоге арестовали по приказу министра обороны и отдали под трибунал. Суровый и опытный генералиссимус Будо глубоко презирал жалкого пижона, не способного найти на карте даже Великую восточную стену Яджуджа и Маджуджа, потому мог бы помочь Ливеру, но хитрый Онест смог убедить Будо в том, что это Ливер продался коммунистам — главное, всë выглядело убедительно. Потому Ливер отправился гнить в тюрьму — Онест хотел не просто его уничтожить, а именно отомстить, сломать и раздавить — в тюрьме Ливера голым посадили в клетку, без какой-либо возможности покончить с собой, и регулярно били, насиловали и над ним всячески иначе издевались специально нанятые министром садисты! — Вон она, сын, несчастная судьба добродетели! Этот человек был слишком горд, чтобы брать у меня взятки, Сюра, — говорил Онест своему сыну, о котором будет сказано подробнее в своë время, — потому я хочу в первую очередь раздавить его. Запомни раз и навсегда, Сюра, любого человека можно сломать с помощью боли — просто иногда, возможно, нужно делать больно очень долго. И титаны заплачут как битые тобою девки, стоит только как следует помучить их. Солдаты Ливера очень уважали своего генерала и не могли поверить в его предательство — если для командования в Столице очевидным казалось предательство Ливера, то для солдат там это выглядело невероятным абсурдом — ведь от чумы нельзя гарантированно защититься, почему же тогда Ливер не сбежал сразу при первых признаках эпидемии? Да и куда бежать — болезнь разбушевалась во всех городах. — Дальше мы заразим чумой другие к нам близлежащие к Венедии города, — Онест в компании своих указывал на карту, — обвиним коммунистов и снова продолжим войну, отправим на убой ещё кучу солдатского мяса. А там среди них опять распустим чуму. Стайлиш, я хочу, чтобы она убивала быстрее. — Я над этим работаю. — Одновременно я буду искать коммунистов здесь, я уже поставил на местах полностью лояльных лично мне аристократов-гудийцев, которые сбежали от революции, — придумывал Онест, неистощимый на коварство. Среди людей Ливера начался бунт против Столицы — благодаря дисциплине им удалось быстро обезопасить себя от чумы, насколько это было возможно. Владелец Инкурсио также заразился, но быстро выздоровел благодаря свойству своего артефакта адаптировать себя и тело владельца под негативные воздействия. После исцеления этот офицер начал наиболее яростно смущать народ и требовать разбирательства. Онест, который благодаря тайной канцелярии следил за всеми владельцами тэйгу, немедленно приказал арестовать смутьяна, но тот уже пропал, сказав, что намерен отправиться в Столицу и лично всë выяснить. Онест занервничал: — Этот Инкурсио слишком мощная штука, даже если забить его владельца силой, разрушения будут тут совсем не к месту… — А твоя канцелярия нашла компромат на эту сволочь? — поинтересовался Сюра. — Да, но там только один пункт, к которому можно прицепиться… Этого недостаточно, чтобы уничтожить его за правду — мы не огнепоклонники [5]. Чутьë не подвело злодея. В тот день Кокэй, как обычно, шëл на рабочее место от своих придворных дам. — Эй, смазливый хуй, — прямо в кабинете к нему подошëл здоровый молодец, одетый в потрёпанного вида офицерскую униформу, ещё прикрытую походным плащом совсем не дворцового вида, — богатырь возвышался до двух метров или даже немногим выше, несколько растрёпанный брюнет, накачанный как шкаф и широкий в плечах, при этом красивый — не как родственники огров — с очень приятными чертами лица, — рожа у тебя милая, аж выебать тебя охота, — с такими словами бугая острая рапира концом уткнулась к горлу испугавшегося блондина, — но я пришëл не за этим, — лезвие блеснуло в такт решительным синими глазам, — ты мне ща за базар ответишь, гнида! Кокэй как язык проглотил! Ничего нормально связать не смог от страха. — Только вякни!.. — здоровяк чуть кольнул рапирой. Кокэй узнал в ней тэйгу, способный удлиняться — «Комариный укол», отличное оружие для быстрого убийства не закрытого никакими доспехами противника. Его прошлый владелец попал в немилость к министру и был отравлен, потому сейчас это оружие отправилось в хранилище, по крайней мере должно было бы. — За что осудили генерала Ливера?! Кому он перешёл дорогу? Говори правду — моë тэйгу умеет отличать ложь от правды! И Кокэй потëк сразу — он оказался настолько бестолковым министром обороны, что не помнил, какие способности у тэйгу, у главного оружия страны, вообще есть, а какие нет. — Только не убивай меня… это всë первый министр Онест… Он заставил меня!.. Взял в заложники мою мать! — что Кокэй умел, так это придумывать драматическую ложь. — Да, Ливер говорил мне, что этот хер хотел дать взятку… Хм. Я так и знал, что надо будет разбираться именно с ним… Так что, хорошо что ты сперва заглянул в хранилище тэйгу… — «Как он туда проник?» — не мог взять в толк дрожащий от страха хлыщ. — Идëм со мной, отведи меня к Онесту, и только попробуй вякнуть, мой тэйгу тебя сразу завалит! Так они оба направились к министру. — Это он? — Да… — А этот мальчик — Император? — Э, да. Первый министр и августейшество шли всего с парой гвардейцев. — Господин Онест, — здоровяк подошëл вместе с пижоном обороны, — у нас для вас срочные новости. — Что случилось? — Это требует разговора наедине… Онест обратил внимание, что странный офицер, появившейся с напуганным Кокэйем, не отдал никакой чести юному Макото. — А вы кто? Что-то я вас тут раньше не видел?.. — Ах, ладно, жиртрес! Меня зовут Булат или Брэд, ежели по-вашему [6], — говорящий презрительно отпихнул министра обороны и направил на Онеста свою рапиру, — только троньтесь — мой тэйгу его завалит нахуй! Гвардейцы выхватили револьверы и закрыли собой перепуганного Макото: — Спокойно! Опустите оружие! — Онест сохранил твëрдость духа. — Жирный, будешь держать ответ перед Его Величеством, зачем ты подставил генерала Ливера! — потребовал Булат, надеясь, что в силу возраста Макото ещё не является продажной мразью. — Разжалованный генерал Ливер — предатель, продавшийся гудийцам… из которых происходишь ты, я тебя вспомнил! — Онест повëл себя чрезвычайно смело. — Я не предатель Империи, моë происхождение не имеет как этому никакого отношения! — Булат посмотрел на выглядывающего из-за спины гвардейца Макото. — Ваше Величество, прошу простить меня, но я должен во имя Небес восстановить справедливость! Только что мне стало известно, — не давая Императору ничего сказать, Булат продолжал, — что ваш первый министр взял в заложники мать одного из ваших важных подданных, чтобы манипулировать положением, во всяком случае — со слов этого человека; но что я знаю точно, Ваше Величество: Онест пытался дать взятку генералу Ливеру и теперь обвинил его в ложном предательстве! Это бред, почему же генерал Ливер так долго рисковал заразиться чумой, оставаясь с нами, а не бежал?! Если по вашему обвинению он чуть ли не лично травил колодцы?! Ведь он сам мог заразиться от малейшего чиха больной кошки! Булат перешëл на эмоции: — И, да, Ваше Величество, если этот жирный опять начнëт втирать что-то про уже теперь моë предательство, то просто спросите себя, почему я вас сейчас не убил просто?!. Если я гудийский агент?! — Э, я… Вы!.. — Макото растерялся и утратил способность внятно связывать слова. Онест же решил действовать. Корона шипов — была не совсем короной, она представляла собой ободок с тремя листообразными капсулами, но при первом впечатлении она выглядела именно как корона с тремя мощными шипами, при этом сам ободок исчезал в белых волосах, обильно произраставших на голове министра, потому могло даже показаться, что это у него три дьявольских рога выходят из черепа. И вот теперь от боковых капсул прошли волны белого света и столкнулись в среднем на лбу, там обнажился чëрный гранëнный камень вроде нефрита, с треском он обратился в пыль, оставив на своëм месте лишь маленькую точку, похоже, состоящую из того же минерала, что и сам целый образец. Одновременно с тем в белом всполохе Комариный укол обратился в металлическую стружку и рассыпался. — Ха! — министр, сам очень здоровый, с кулака вломил в грудь Булата и того отбросило. — Блядь! — полетел на пол тот. — Не стрелять! — крикнул Онест своим гвардейцам. — Убьëте — хер отыщем Инкурсио! — Инкурсио, да? — быстро поднимающийся Булат с долей иронического презрения покосился на Онеста. В выражении воина напрочь отсутствовал страх и после достаточно сильного попадания в грудь, здоровяк явно ощущал себя не так чтобы особенно дурно. — Ты всё мне скажешь! Ваше Величество, глядите как ваш первый министр поставил на колени эту сволочь безо всякого оружия! Голыми руками! Не стреляйте, не стреляйте! — Онесту теперь неимоверно хотелось самоутвердиться — вручную растоптать этого добродетельного молодого человека, осмелившегося вот так подобраться к нему. — Не зря же я всю молодость посвятил изучению боевых искусств! — занял стойку Онест. — Онест! — в глазах Макото появилось искреннее восхищение «добрым дядечкой, который заменил ему отца и мать». — Как тебе сотня пылающих кулаков храма Коукен?.. Булат сразу резким пинком познакомил кованый сапог с огромным брюхом министра — излишне будет сказать, что наш богатырь угодил в верное место! — Блядь! — со сдавленным тоном Онест схватился за продавленное чрево, ужасная боль сковала злодея. И не помогли ему все боевые приëмы! — Министр!.. — гвардейцы чрезвычайно забеспокоились, но опасались стрелять, так как за здоровой тушей министра сложно было целиться даже в столь высокого молодца как Булат, и не рисковать при этом продырявить тушу Онеста. — Как тебе… пинок?.. — Булат не смог придумать звучного названия. И дал второй прямо в харю нашего горе-титана, не менее чувствительный. — Ублюдок! — Онест рассвирепел, выпрямился, бросил руку к револьверу. — Убью медленно! Булат резким движением ноги попал всë тем же солдатским сапогом с кованным носком прямо по тыльной стороне ладони противника. И заехал с кулака в челюсть! — Министр! — гвардейцам уж не терпелось стрелять. — Не стреляйте! Он же сказал, он справится! — Макото искреннее доверял министру во всём — даже в вопросе справится тот или нет. — Да блядь! — револьвер интригана выпал на пол. А сам он был слишком высоким и плотным, чтобы поднять быстро… — Уже хватаешься за оружие, да?!. Какой ты жалкий! — Булат со всем правомерным презрением харкнул в рожу министра. — Да я сожру твоё лицо! — Онест искреннее разозлился и собрался уж навалиться всей массой, попутно отверзая свой рот много шире, чем то мог бы сделать обычный человек, а зубы сейчас показались совершенно огромными. — Никому не браться за оружие — я приказываю! — наконец прокричал Макото, таки сообразив хоть нечто дельное. — Ваше Вел… — Онест сомкнул челюсть. — Б-булат… или Брэд… я хочу, чтобы вы рассказали почему считаете, что генерал Ливер не виновен, — Макото никогда не был по-настоящему плохим человеком и мечтал всегда быть добродетельным правителем своей Империи. Потому августейшество также заверил: — Не бойся, тебе не причинят вреда, если ты действительно пришёл ко мне искать справедливость! — Спасибо, Ваше Величество! — Булат вышел из-за министра и почтенно склонился. — Ваше Величество! — заладил тотчас потирающий челюсть Онест. — Он… — Слышь, тебе сказано было дать мне говорить?! — зло напомнил Булат. — Завали хлебальник, он у тебя и так слишком большой! Сапога просит! — Ваше Величество, он оскорбляет меня! — Ты ещё поплачь… — Он оскорбляет вас! — Это вы оскорбляете Его Величество свой ложью! — А ну тихо! — выкрикнул Макото. — Простите, Ваше Величество, просто я пришёл довериться вам и доверяюсь вам!.. — находящейся в коленопреклонённой позе Булат всячески показывал свою уязвимость. — А ваш… не даёт мне высказаться, невзирая на Ваш прямой приказ… — Кстати, да, — заметил Макото, после чего посмотрел на Онеста, — я хочу… — Ваше Величество, пусть он скажет вам что хочет, но перед этим я должен буду сказать вам — сказать вам ради вашего же собственного блага — с каким человеком вы имеете дело! — Ну скажи — скажи! Жирный, какое парево ты ещё приготовил для Его Величества?! — Хорошо, скажи, Онест, — размышлял Макото. — Расскажи… Обычно искусные лжецы гордились тем, что либо подавали правду так, чтобы она выгодно служила им, либо преподносили только часть правды, либо добавляли в большую правду немного лжи, но министр Онест считал это ерундой и добавлял в самую чудовищную ложь самую капельку правды исключительно в насмешку над самой истиной: — Я вспомнил этого человека — этого Булата — он — гуд по происхождению, потому не стоит удивляться, что он предал нас! Он сражался с помощью Инкурсио, который получил обманом! И он приносил клятву богам света и любви и самой Империи, что никогда не повернёт его во зло — но повернул! Этот Булат занимался контрабандой, разворовывал армейское оружие вместе с генералом Ливером и продавал его в разбойничьи шайки, и сам возглавлял одну такую, он нападал на городки и деревни, осквернял церкви, убивал священников и насиловал монахинь; этот Булат продавал врагу наши сведения и отравлял колодцы! Ради развлечения он истребил скот крестьян в одной горной труднодоступной деревне и все жители остались умирать с голоду! Наша тайная канцелярия опросила свидетелей ещё до того, как разразилась чума — от них мы узнали, что этот чудовищный извращенец со своими сослуживцами и местными за одну только неделю совершал больше двух десятков актов активной содомии и примерно раза в два или три больше — пассивной содомии! И генерал Ливер закрывал на это глаза вместо того, чтобы по уставу призвать этого чудовищного извращенца к ответственности за такой чудовищный разврат в военное время!.. Это, к слову, характерно для коммунистов, в народе даже есть поговорка такая, Ваше Величество, «уничтожите гомосексуализм — коммунизм исчезнет!» Возможно даже сам Ливер был таким же лютым извращенцем и шпионом Артасании! Но как бы там оно ни было, нам известно, Ваше Величество, что этот Булат — убийца, вор, клятвопреступник, богохульник, конокрад, насильник, живодёр, мужеложник и коммунист! Онест закончил загибать пальцы и выдохнул после такой длинной и страстно-обличительной речи. — Ваше Величество, мне можно говорить? — попросил слово обвинённый. — Да… Скажи, Брэд, Булат, обвинения Оне… моего первого министра — правда? — Они все — ложь, пиздёж и провокация, Ваше Величество, уж простите мне мои не… дворцовые словеса! — Булат самую малость подумал. — Кроме, честно говоря, одного пункта… нарушение устава, да, имело место… но так как за него полагается сугубо… так сказать, дисциплинарное наказание, я его пока опущу с вашего позволения… И Ливер не был коммунистом, ни уж тем паче мужеложником. — Э-э… — Император подумал. — Ладно, я тебя выслушал… можешь встать. — Спасибо, Ваше Величество. Булат выпрямил могучую спину и немного потёр за шеей. — Онест, возможно я чего-то не понимаю, но этот человек и правда мог меня убить… Напади он в Инкурсио? Разве нет? Булат злился — он понимал, что Император не злой человек, но уж слишком большое влияние оказывает на мальчика этот жиртрес. А рядом нет ну никого, кто мог бы помешать этому борову низкие плести интриги. — Ваше Величество, не спрашивайте у него уточнений, верны ваши собственные мысли или нет, — настоятельно посоветовал Булат. — Я чувствую, этот Онест виноват не только в… — Ладно, хватит морочить Его Величеству голову! — Онест, ощущая что он может потерять своё положение, взялся действовать решительно. — Я не дам тебе заморочить голову Его Величеству! — жирный просто выхватил револьвер у гвардейца. — Стой, Онест! — выкрикнул Император, но премьер, с кровожадной рожей, всё равно надавил толстым пальцем на спусковой крючок, глядя с торжествующим безумием лютого психопата в уверенные глаза Булата — в унисон выстрелу всех обдал ветер, облик богатыря скрылся за быстро сошедшей рябью и поглощающей его сияющей энергией, по мере угасания которой там возникал вещественный металл. — Что?! А-а! — Макото аж испугался от неожиданности, благо его закрыли гвардейцы от пугающий световой ауры, на миг развернувшейся под сводом белокаменных палат. — Ты искал моё Инкурсио, жирный кусок дерьма? Вот я тебе его принëс! — Булат стоял полностью и плотно покрытый облегающей бронёй серых металлических оттенков, не имеющей привычных глазу сочленений и выглядящей эластично во многих местах, глаза в шлеме были подобны двум погружённым в сталь жёлтым драгоценным камням; позади заканчивал развиваться плащ под тон общего облачения, в руке материализовалось копьё такого же вида — под стать размерам, с очень широким треугольным наконечником алого цвета. — Онест! — прокричал Макото — Булат захватил пальцами револьвер министра и раздавил, после чего взял одной рукой жирного за горло! — «То-то он держался так уверено! Спрятал Инкурсио под своим грязным плащом! Меня так развели!» — вот так Онеста охватил по-настоящему страшный испуг, ведь он осознал, что достаточно всего одного лёгкого взмаха — и он, великий титан злодейства Онест, из живого и здравствующего либертина, окажется превращён в дохлую кучу дерьма, потому что даже огромные огры и эттины легко разрубаются надвое от прохождения Нойнтотера с головы до брюха — чего уж тут министры! — Что, жирный, не один ты хитрить умеешь, да? — Булат держал говнюка как поросëнка перед убоем, и, надо сказать, с большим трудом сдерживал желание просто так, без разбирательства, вспороть брюхо подонка. — Я знал про камень Ирэй, он ценой себя самого обращает в прах любое тэйгу, вот только новый отрастает за неделю! — Булат взглянул на головной убор хрипящего министра. — Потому я заглянул в хранилище и подставил чужой тэйгу тебе, вонючая свинья… Потому, Ваше Величество, — Булат пока отшвырнул Онеста и занял коленопреклонённую позу во всём своём облачении, — теперь вы видите, что я обладаю сейчас силой мгновенно убить вас, но не делаю этого, потому что пришёл за правдой? Поражённый этим, Макото энергично выбрался из-за спин гвардейцев и сам остановил новых бегущих стражников во главе с главным хранителем Императорских покоев: — У меня всë под контролем! Не нужно пока силы! Просто стойте! — Ваше Величество, вы уверены? — уточнил командир телохранителей Императора, всегда скрытый под облачением вроде одежды чумного доктора [7]. Сквозь свои очки птицеподробной маски он, впрочем, увидев склоняющегося Булата в Инкурсио, сам решил согласиться: — Хорошо, Ваше Величество, делайте что считаете нужным. Вставший на ноги Онест от нервов аж загрыз пальцы. Но соображал опытный интриган быстро — всё же в искусстве коварства ему было не столь много равных на Земле. — Жаль, я отдал Шамбалу генералу Надженде…  — Онест состроил тон сожаления. Макото хотел что-то решить сам, но прежде, чем Величество смог подумать и сказать, Онест продолжил: — Так, хорошо, хорошо, я хочу показать вам, Ваше Величество, доказательства вины Ливера… Мой сын — лорд Сюра — они у него. Скажите, чтобы лорд Сюра немедленно явился сюда, — приказал Онест ближайшему гвардейцу. — Есть! — Ваше Величество, я хочу честно сказать вам, что мой тэйгу может становиться невидимым, — говоря это, Булат сделался практически прозрачным — в воздухе оставались видны лишь глаза, имеющие вид драгоценных камней. — Благодаря этому я проник в хранилище тэйгу и забрал Комариный укол. Он мне нужен был, чтобы принять на себя удар Ирэй. Ведь без своего Инкурсио я был бы уже мëртв — как вы только что сейчас могли видеть, Ваше Величество, ваш первый министр вопреки вашему же приказу пытался меня застрелить! Не повод ли это для начала бросить его за решетку, как Вы считаете? Ну же, Ваше Величество, прикажите арестовать его хотя бы для дальнейшего разбирательства! Я думаю его попытка убить меня, это красноречивее всего говорит, что он тут у нас плохой парень. «А по-правде говоря, Величество, это ясно было бы даже барану, но вас, похоже, специально растят таким тупым агнцем!» — уже в мыслях добавил Булат. Сейчас его окружала стража с копьями, на чьих наконечниках крепились небольшие дула, но это ерунда, как и гвардейские шипомëты. — Ладно, если ты добивался правды… ничего страшного… — Макото раньше никогда не сомневался в верности министра, но Булат смог его к себе расположить и отвратить от лжи злодея. Вот только Макото совершенно не был приучен принимать самостоятельные решения! У него не хватало даже воли приказать бросить эту свинью в темницу! — «Где же Сюра?! Только бы он принёс Шамбалу! Только бы!» — нервно думал тем временем Онест, погрызая свои пальцы. — «Я говорил ему никогда не расставаться с ней, но мне конец если он где-нибудь её посеет! Этот Булат не только добродетелен, но и умён! Проклятье, как я ненавижу добродетельных людей! Добродетельного человека невозможно подкупить! У меня столько денег, я мог бы купить хоть всю страну, не мешай мне добродетель!» — Ты звал, отец?! — наконец в дворцовой арке появился хороший собой смуглый и вытянутый молодой атлет с белоснежными в контраст тому волосами, одетый под восточную моду. — Сюра! Вместе с ним там же объявился генералиссимус Будо, давно немолодой, но всё ещё неимоверно здоровый и сильный мужчина, носящий Адрамелех — доспехи, дающие власть над молниями и разрушительной энергией — по большей части основу оружия составляли именно крупные перчатки. Но Булат бы не позволил Онесту отойти далеко от себя — а потому палить разрушительной мощью грома, которая могла бы и пол Дворца разнести, это не выход. Да и талантливый интриган знает другой способ. — Сюра, окажи милость этому господину!.. — Онест заранее выбрал кодовую фразу, с ней на устах он указал на Булата. — С радостью! — Сюра махнул рукой, в которой он до того за спиной сжимал некий блеснувший сапфиром крупный гранёный камень в обрамлении. — Блядь! «Он демонстративно при мне соврал, что отдал Шамбалу генералу Надженде! Чтобы я этого не ждал! Умён чёрт!» — Булат начал делаться невидимым, чтобы исчезнуть из поля зрения Сюры — тогда его не смогли бы перенести, но не успел — белый свет из драгоценности залил комнату, из него на полу начертился восточный символ Инь и Янь и веком отверзлись исполненные сияния мерные врата, заставляя саму ткань реальности идти рябью. Проваливающейся в них Булат замахнулся на Онеста Нойнтотером, метя в жирное брюхо, но не успел бросить — сомкнувшееся око Шамбалы поглотило богатыря вместе с парой ближайших стражников, их крик мгновенно смолк, когда затворились веки пространства. Остальные стражи в страхе глядели уже на пустое место, магический свет угас. — Ваше Величество, вы в порядке?! — Я в порядке, но что это было?! — Макото несколько раз непонимающе моргнул. — Что вы сделали?! — потом с возмущением спросил он у сына министра. — Лорд Сюра, я этого вам не приказывал! — Ваше Величество! — Сюра занял коленопреклоненную позу на том месте, где только что находился Булат. — Я только что спас вашу жизнь от опасного врага! Коммунисты заслали своего шпиона, чтобы убить вас! — Нет! Если бы он хотел меня убить, то убил бы! — Ваше Величество, ваши враги коварнее, чем вы можете себе представить, — Онест положил руку на плечо Макото. В этих словах была правда. — Вы не забывайте, что только ваша кровь может дать власть над сильнейшим тэйгу в мире — Святым Шикотаузером. Потому им выгодно не убивать вас, но убедить любой ценой в том, что вам следует довериться им… А для этого им в первую очередь необходимо уничтожить меня, вашего самого близкого человека! Верного советника! — Онест пустил для убедительности пару лживых слёз. — Э-э-э-э, — так как в словах министра тоже была своя логика, юный Макото оказался сбит с толку. В конце концов интриган убедил Императора в своей правоте и облегчённо выдохнул, после чего сам себе усмехнулся, обнажив огромные хищные зубы. А потом белобородое лицо уже вроде бы приятного дядечки искреннее заструилось радостью от своей победы, когда ложь и хитрый расчёт всё же совладали с правдой и открытостью. Через некоторое время Онест остался наедине со своим сыном Сюрой и вот что ему говорил: — Сын, ты увидел сегодня, что верна моя философия жизни! Пороку дано побеждать добродетель! Во Вселенной нет силы сильнее злодейства, запомни это хорошо, мой мальчик! И если кажется тебе, что каким-то чудом или роком добродетель готовится восторжествовать над пороком — то это тебе только кажется! На самом деле зло всегда выходит победителем! О, спасибо тебе, Бог Зла, Дьявол, Князь Тьмы, что ты благоволишь преступлению! — Онест аж сложил руки в молитвенно-благодарной позе. — Это верно, отец. Я с детства впитал твои принципы и живу только злодейством, — Сюра небрежно выложил ноги на стол. — Ах, как хорошо, что ты дал мне Шамбалу, отец, с помощью этой маленькой штучки я могу во мгновение ока повидать дальние страны… — И везде ты оставляешь задушенных баб? — влил в себя кубок и, вертя его, с лукавой улыбкой взглянул на своего сына министр. — О, да! Я перепробовал женщин из всех народов! Нет ничего лучше, чем сдавливать им глотки! Они такие хрупкие — так ломаются в этих руках! — Сюра маниакально взглянул на свои крепкие кисти. — Всё потому что я с детства учил тебя заниматься боевыми искусствами и следить за собой — уверен, я бы и сам в рукопашную одолел этого Булата… У него было тонкое и красивое лицо — так приятно было бы его откусить, — облизнулся людоед. Онест подумал. — Сюра, ты отправил его в кратер действующего вулкана? — Да, отец, как обычно. А что? — Просто я тут думаю… — министр крутил кубок. — Ты знаешь — Тиран был величайшим из драконов. Самым опасным из них. Первые сведения о нём мы находим в Мидии и у Кушан. Там его называют Вритрой. У племён Туле, возможно, он же звался Фафниром. В Эриу его звали Крылом Смерти. Тиран летал через континенты и охотился на других драконов и птиц Рух. Он один положил конец господству поликефалов на наших землях, растерзав и сожрав их всех более чем полторы тысячи лет назад. Размахом крыльев он без труда накрыл бы целый квартал. — Отец, я был на Драконьем погосте и видел его труп. Он как-то странно мумифицировался и практически не разлагался, — сказал Сюра. — Да, я там тоже был. Поразительный опасный зверь. Так как он всё время ел огнедышащих поликефалов, в частых битвах с ними Тиран сделался огнеупорным. В конце концов именно поэтому он стал выискивать себе гнездилища в действующих вулканах. Ему, кажется, нравились эти ощущения. Потому эллинские философы решили, что Тиран воплощает собой элемент огня и с тех пор практически все так думают… Огнепоклонники считали его старшим братом Ажи-Дахака и поклонялись ему только из страха. Первый Император выпустил в Тирана все лучи Шикотаузера, из-за этого дракон приобрёл зеркальную оболочку, отражающую свет… — Я помню, ты рассказывал об этом, отец, — Сюра переменил позу, — Первый Император тогда привёл тэйгу в бешенство, потому что только так Шикотаузер может извергать стирающие само вещество сферы небытия. — Да, Тиран получил от одной такой тяжкую рану и был добит мечом Шикотаузера… И из него сделали Инкурсио, один из сильнейших тэйгу. Потому, сын, этого Булата на всякий случай стоило бы выкинуть не в вулкан, а, например, в океан. Или в ледяную пустошь, где этот Булат сдох бы от голода. Или ещё лучше перенести его срамную задницу огнепоклонникам Мидии, а то что выше задницы — на Мадагаскар в глотку птицы Рух, а голову… голову нам бы оставить — мы бы на кол выставили поглазеть народу, чтобы чернь знала, что бывает с теми, кто смеет поднять руку в Святых стенах Дворца на кого-то вроде Нас! — Онест вновь облизнулся. — Но ладно… Кстати, Сюра. — Да, что ещё? — О тэйгу. Твоя Шамбала с помощью хитрости Чëрного Ламы сделана из Королевы фей — эта дура имела несчастье полюбить Первого Императора. — Да, ты мне рассказывал, как он заманил её в ловушку. Первому Императору так не нравилось, что феи могут свободно перемещаться из своего измерения в наше, потому тоже захотел себе такую штуку, — довольный Сюра подбрасывал и ловил блестящий чародейским огнём драгоценный камень Шамбалу, довольно увесистый минерал-артефакт, заключённый также в некие скобы и имеющий на себе знак Инь и Янь. — Вот это я понимаю — прекрасный пример от живого бога, как нам следует относиться к женщинам! Использовать их! — Кстати, о женщинах. Ты намерен бракосочетаться с этой Арией? — О, — Сюра, казалось, перенёс эту тему на обсуждение откуда-то с периферии своего сознания, во всяком случае такой вопрос юношу мало до того занимал, — не знаю, я пока не решил. — Сюра, ты говорил, она — а также её брат Няу [8] — прирождённые либертины, с которыми тебе очень нравится проводить время, — вспомнил Онест, переключаясь на иные вкусности, каковые покоились на столе — за один присест монстр-министр мог выжрать стол на десятерых. Чревоугодие, надо сказать, было не самым последним пороком, но зато самым любимым у данного героя эпохи Возрождения! — Это да. Ария обожает до смерти пытать чернь, особенно ей нравится убивать девушек, чьи волосы, как ей кажется, красивее чем у неё, а её брат Няу сам носит женскую одежду, хочет чтобы к нему обращались в женском роде, а больше, чем отдаваться в таком виде мужчинам, он любит только коллекционировать красивые лица — обычно он сдирает их наживую. А ещё этот талант прекрасно играет на флейте. — Какой чудесный юноша — ты его содомировал? — Да. Признаться, он настолько похож на девочку и столь красив, что даже красивее Арии. — Так тебе он больше нравится? — Да, наверное… — О, какой ты чудовищный извращенец! — Это просто отдельный случай, — поспешил пояснить Сюра, чтобы о нём не подумали чего дурного, — я точно по женской части и не ёб бы его, не будь Няу так похож на бабу… да и по крайней мере я не ем женщин, отец. — А что ещё делать с женщинами, когда ты насытился ими во все три отверстия? — риторически вопросил Онест. — Можно конечно сделать ещё несколько — я так делал — но, а потом-то что? Вот ты выкидываешь их гнить и валяться — мясо-то грех растрачивать. После этого Онест повёл этнографическую лекцию о том где и в каких местах планеты каннибализм считается или считался нормой и делая из этого вывод, что мораль относительна и совершенно естественно и правильно ему сейчас и тут кушать возбуждающих его девиц. Вот так отец и сын хорошо проводили время, такая у них была семейная идиллия… — Ох, дерьмо! Ещё немного… ещё немного!.. — из тягучего слоя огненно-серой лавы поднялся Нойнтотер и вонзился в каменную стенку глотки каменного жерла. — Ух! Бля! Ну наконец-то! — Булат огляделся. — Так, славно мне чуть не провали жопу… «Хорошо, что я развил заранее способность обходиться без воздуха». И принялся карабкаться дальше, пробивая в стене щели-углубления, за которые он мог бы цепляться пальцами и в которые мог вставлять стопы… Когда тяжкий путь оказался завершён, магический рыцарь распрямился и отошёл куда подальше от глубочайшей дыры, из которой подымался дым. — «Хорошо что этот дегенерат не догадался порвать мне жопу порталом — тогда бы Инкурсио не помог». Плащ сгорел, но это ничего, восстановится. Булату повезло, что лава оказалась относительно не очень горячей — этот вулкан то ли засыпал, то ли окончательно не разогрелся. Во всяком случае вокруг не было следов свежего извержения. Во все стороны по горизонту раскидывались безлюдные и каменистые земли — никаких признаков цивилизации, да и кто бы стал селиться возле вулкана в такой-то базальтовой пустыне? Булат понятие не имел, в какой части планеты ему довелось очутиться. Ему осталось только спускаться по склону и одиночество путника разделили лишь снующие крохотными точками пламенные саламандры…