Убийца Акаме: Обратная сторона титанизма

Мы по Балтике плывём на драккаре на своём, Песни матные горланим, жрём поганки, пиво жбаним, Мы весёлые норманны, распиздяи, обрыганы, Все вокруг боятся нас, кто слабак и пидорас Грабь, насилуй, убивай — для варяга это рай! Грабь, насилуй, грабь, насилуй, убивай!

— Infornal FuckЪ, «Грабь, насилуй, убивай!»

Столица Вест-Кнана, одной из крупных стран Великий Асии, — славный город Тир, одна из красивейших вершин местного зодчества — простирал свои улицы на берегах Внутреннего моря — или Нашего моря, как ещё его называли в Империи. Онест, следуя своей подлой натуре, вознамерился атаковать без объявления войны. — Я бы всё же объявила им войну, — сказала Эсдес на рассмотрении военного плана, — в таком случае они могли бы подготовиться, скопить гораздо больше солдат, а уничтожать солдат мне гораздо интереснее. — Юная леди, это вы так говорите от осознания вашего величия, вашей силы, которую вы недавно получили, — рассудительно ответил ей Онест, — она вскружила вам голову, короче говоря, вы из личного эгоизма хотите выпендриваться. А у нас серьёзный военный план! — Если жажда хорошего боя для вас выпендрëж — пусть так, я только сказала, что бы я хотела, всë равно решаете вы, — Эсдес взглянула на генералиссимуса. — Я бы тоже объявил войну… хотя я не пойму, если честно, какая надобность вести войну с Вест-Кнаном и вообще соваться в Великую Асию… — Будо, мы вам уже сказали, это не ваше дело обсуждать наши приказы. Это надо. Всё, — ещё раз с долей раздражения напомнил министр обороны. Отделался как обычно — крайне презрительным взглядом от героя и ветерана Тысячелетней Империи. — Эсдес, ваши люди должны преодолеть Внутреннее море [1], — говорил Онест, — чтобы с воды атаковать Тир. Сокрушим столицу быстрым ходом — это сломит их. Убейте всех: детей, женщин, царей, рабов — дайте волю внутреннему зверю! — Я должна буду закрепиться в Тире, чтобы кормить своих людей, — перебила Эсдес. — Если конечно ваш сын… — Про моего сына забудьте — у него другая работа. — Хотела бы я взглянуть на его работу. Ну ладно… И ещё, я так понимаю, план с распространением чумы приведён в исполнение? — Да, я приказал доставить чуму на торговых судах сперва в Джебейль, — сказал Онест с долей особой гордости. — Мы уже долго ожидаем сообщений о результатах. — Мне важно, чтобы когда мои солдаты займут Тир, они никоим образом не подхватили эту хворь, — поставила условие Эсдес. — Не бойтесь, люди Стайлиша смогут лично вас обезопасить от… — Мне нужно не только чтобы лично меня, но чтобы ни один мой воин не захворал вашей чумой — понятно?! — Э-это ещё зачем? — совершенно искреннее не понял Онест. — Эсдес, ваши солдаты — не маленькие дети, я не понимаю, почему вы так о них печётесь? Я понимаю ещё, заботитесь о них с целью повышения своего авторитета, но такая забота не обусловлена ничем… — Кроме моего личного хотения, Онест, — Эсдес отрезала без видимого раздражения или даже заметного на лице презрения к аморальности собеседника. — Что ж, как хотите, я обговорю этот вопрос со Стайлишем… Когда он придёт. Почему-то он задерживается? — министр огляделся. — Я здесь, господин премьер! — вбежал несколько растерянный Стайлиш. — Где ты пропадал? Мы уже… — Я знаю, господин, но у нас очень важные новости! Моя чума сразу сошла на нет! — Как так?! — Она дня три свирепствовала там, где мы еë распространили, но потом просто исчезла! Все выздоровели! — Как так?! — снова повторил свой вопрос министр. — Ну… мои люди доложили, что власти, как всегда, в таких случаях начали приносить детей в жертву богу болезней… Тут Эсдес посмеялась: — Я рада, что они не так просты, как на первый взгляд! Мантикоры, гули и прочие их джины с песчаниками и магами — далеко не единственная преграда? Там есть нечто больше, чем существа из плоти и крови? — Неужели сам истинный бог, дух, бесплотный? — проговорил министр обороны. — Да — Баалы [2], — уселся Стайлиш. — Эсдес, надеюсь, это не остановит вас? — прямо спросил глава тайной канцелярии. — Нет — мне очень интересно стало. Мне никогда не доводилось сталкиваться с противником, у которого нет даже тела. Если чума бесполезна — мне же лучше. Я предлагаю начать собираться немедленно. Признаться, у меня нет опыта сражения на море, но всё бывает в первый раз. — Благодаря Чёрному Марлину у нас никогда не было нужды в сильном флоте, — сказал Будо. — Ничего страшного, с моим тэйгу оно нам не понадобится. Я также видела как прекрасно Ливер справляется со своей стихией. Прямо как я со льдом. А что там в книге предсказаний? — Эсдес любопытно взглянула на главу тайной канцелярии. — Ничего… тут говорится лишь примерно то же самое. У нас библиотеки забиты записями исключительно о наблюдениях за предсказаниями этой моей книги и о том что сбывалось — тут часто поверхностно пишется, увы… — посетовал владелец ясновидящего тэйгу. Эсдес призадумалась, ей показалось, что от неё нечто скрывают. — Хорошо, что бы там ни было — мой долг храбро идти в лицо опасности. И я пойду. Они ещё долго обсуждали всякие частности — нормальных судов для данного дела на месте не оказалось, всё это растянулось на больше месяцев, чем планировалось лишь по части одной подготовки. — Сами наши враги называют это море Мелькартовым, если не ошибаюсь, — говорил Ливер, он окреп к тому времени послы пыток и мучительного заточения — и внешне представлял собой высокого мужа с усами, такими же седыми, как и волосы — его молодость давно закончилась, но сейчас этот воин ещё хранил в себе былую силу. Отличительной его чертой служил высокий стоячий воротник плаща, каковой выделял данного морского офицера среди прочих. — Мелькарт? Один из Баалов? — Да, в Тире ему особенно поклоняются вроде. Хотя их главный Баал, отвечающий за водную стихию, если не ошибаюсь, Ямм. — Эти баалы могут остановить чуму и наслать лихорадку, интересно, что ещё они могут? Вызвать шторм? Я смотрела архивы… — Да, похоже, что тоже могут. — Но с нашими способностями и шторм можно победить. Алхимические зелья Стайлиша должны застраховать от болезни и прямого влияния баалов на наши тела… Я бы не сунулась, не будь у нас возможности победить в потенциале… Это влияние баалов на природу не мгновенное и требует процесса, собственно это и есть процесс, как бы стихийный, но прицельный. Похоже, их способности относительно косвенные. — Эсдес думала, наблюдая за погрузкой войск на корабли, солнечный причал являл вид обманчиво уютного моря. — Но могут ли они остановить сердце? Поразить громом? — серьёзно задумался Ливер. — Просто очень сложно сражаться с врагом, у которого нет тела и которого как будто бы не существует. Но который проявляет себя через чистые действия. Бог — это чистое действие. — На действия будем отвечать противодействиями. Насколько я поняла, Стайлиш считает, что эти «баалы» или «боги», если по-нашему, существуют благодаря вере в них как во всемогущих или близких к этому. Потому, если они просто чистые идеи, то нам всего-то нужно истребить всех, кто так мыслит о них, — рассуждала Эсдес. — Тем более именно этого от нас Онест и хочет… — Хм… Госпожа Эсдес, я вот что подумал, — Ливер печально посмотрел на свою благодетельницу, — почему имеют силу лишь боги зла и тьмы? Ведь столько людей верит в богов света и любви? По крайней мере на словах, если честно, и… Гм. Я не уверен, что… Почему мы наблюдаем в мире действие лишь богов зла и тьмы, вроде этих поедателей детей из Вес-Кнана? Почему только зло субстанционально, а добро — нет? — Угу, — генерал кивнула, вдумчиво моргнула своими ледяными глазами, — я отвечу на этот вопрос так, Ливер. Все мы — звери. Какие-то из нас травоядные, какие-то плотоядные, какие-то всеядные. Травоядные главным образом видят плотоядных и уделяют этому много внимания, потому что от этого зависит их выживание. Плотоядные просто охотятся и жрут. Итак — всё наше внимание уходит на поедание друг друга, даже если кто-то из нас жуёт только подснежную травку. Это можно назвать злом и тьмой. И что вы хотите? Если «баалы» Вес-Кнана иль ещё какие божки локальной земли рождаются из такого, из тьмы и зла, то богам чего ещё им быть? Не мороженого и клубники же? — Ох, Эсдес, но я знаю людей, которые искренне верят всем сердцем в богов света и любви!.. — Но этот мир сделан из тьмы и зла. Наблюдая за ним, невозможно даже нарисовать мир света и любви. Художник сколь угодно может смешивать цвета, но это всегда будут цвета, которые существуют. Ливер, ты можешь представить новый цвет? А треугольную музыку? Нет. Ты можешь представить себе мир, где всем хорошо? Даже садистам вроде меня, у которых душа ликует, когда льётся чужая кровь? — Э… я если честно тоже заметил, что все учения, обещающие загробное блаженство, всегда либо описывают наш же мир, но получше, с вкусной едой и без войны, либо как-то невразумительно умалчивают об этом блаженстве, а то ещё хуже — у них выходит нечто жуткое, вроде состояния бесконечного опиумного опьянения. Хотя я прошёл через ад, меня такой рай тоже пугает, — честно признался Ливер. — Жутко как-то. — Ах! Вера моего народа мне куда ближе, — Эсдес коснулась губ. — И какова её доктрина? — А такова: мы рождаемся один раз и после смерти… когда наше дыхание отлетает и вливается в вьюгу, мы либо становимся ничем, то есть как просто нескончаемый сон без сновидений, либо остаётся вмёрзшими в дно ледяного озера, куда нас относят ветра. Почти считай навечно — не пошевелиться, ничего. Иногда мёртвые выходят из этого озера в определённые дни — витают в воздухе вьюгой, тогда к ним лучше не попадаться — они могут занять твоё тело. Мёртвые очень хотят плоть живых. Им нужно тепло, потому что у них самих нет тепла. А холод — это смерть, — Эсдес вытянула руку в сторону воды и наморозила небольшой поплывший сгусток льда, белым блеснувший на солнце. — А были у вас какие-нибудь божества? — Великий Холод и Великий Огонь, — Эсдес выдохнула, казалось, даже сейчас различимый на воздухе пар, словно они вели беседу в стужу, хотя сейчас не было никаких признаков похолодания и Ливер свободно грелся в лучах светила. — Мы считали, — Эсдес посмотрела также в сторону племенного диска, — что нас создал Огонь, Солнце. Но оно слабое и далёкое. Весной мы приносили ему жертвы — обычно животных, людей лишь изредка, когда зима долго не проходила. Иногда мы жертвами пытались остановить раннюю зиму. Наши шаманы ещё рассказывали, что души особенно темпераментных людей, вроде моего отца, взлетают к солнцу и возвращаются в тот Огонь, из которого явились. — Как романтично, однако, — промолвил Ливер. — Мы находили это ничем принципиально не лучше иного исхода… Лучше наверное стать ничем, чем влиться во что-то и в итоге перестать быть человеком, — поделилась своим предпочтением Эсдес. — Но самое главное, Ливер, — улыбнулась она, — мы все думали прежде всего о жизни этой! Веселиться и наслаждаться! Вот наша цель! Нет ни кармы, ни богов, которым были бы мы нужны, ну, кроме как в качестве запечённого лютоящера! Ливер, послушай, как прекрасно играет Няу? Разве это не чудесно? Вот ради чего я живу. Эсдес очень мило и искренне улыбалась в такие моменты, и сложно было даже поверить, что она — чудовище. — Да, хорошо, — согласился Ливер. На том наши герои эпохи Ренессанса отправились в путь. Ливер подгонял суда течением, и потому они двигались существенно быстрее обычных. На борту не смолкало веселье, Эсдес всячески поощряла радости и песни, так как считала что подобное сплочает коллектив перед лицом общей опасности. Да и повод для радости был — поначалу море завлекало жертв своим благостным обликом, чистая и спокойная глядь простиралась в обе стороны, позволяя флоту Эсдес совершать чуть ли не курортный круиз. Всë закончилось после преодоления половины пути — повалил ливень, море взволновалось и обрушился шквалистый ветер. — Как у меня на родине, только воды многовато! — усмехалась Эсдес, когда здоровенный корабль качало из стороны в сторону. — Когда-нибудь это кончится! — Ливер рулил волнами, мгновением рук отводя наиболее крупные или заставляя их расходиться вокруг армады. Несколько человек сорвало в воду и они непременно бы погибли, не успей Эсдес вовремя указать Ливеру — тот сотворил из воды высоченных жидких змей, они поднялись к бортам и из уст высвободили несчастных. — Ливер, — Эсдес сразу сообразила, — я думаю, этот шторм наслали «баалы»!.. Ямм — потому он не прекратится! — Эсдес предположила это тогда, когда вокруг начали проваливаться совсем уж невообразимые пласты воды и отверзать глубокие водовороты. Эти хищные воронки, словно пасти Сциллы, сменяли собой гребни волн. — Да, такого не бывает просто так! Я никогда такого не видел! — прокричал сквозь воющий ветер один из старых морских офицеров. — Няу! Играй! Играй и не смолкай! — приказала Эсдес. Только звучание Грёзы Музыки Войны, властной над эмоциями, не давало всем людям генерала Севера впасть в панику. Там, где его было плохо слышно — солдаты уже кричали от ужаса, всякий раз, когда судно швыряло особенно сильно или когда они пересекали огромный водоворот. — Ливер, твои силы ведь не бесконечны! — Да, госпожа Эсдес! — немолодой генерал уже выдыхался, но держался, он был готов стоять тут до потери сознания — руки буквально уже болели от жестикуляций, голова не выдерживала такой нагрузки на восприятие. — Я помогу! — Эсдес подумала, она с самого начала предвидела схватку с морской стихией, то есть с Яммом и Мелькартом. Потому разработала несколько техник и поведала об этом своим людям. — Ливер, когда та волна накроет нас! — Эсдес увидела просто огромный вал воды, целая гора из жидкости шла на них ночью, в гремящей штормом тьме, в которой на жалком корабле не стихали слова брани, крики ужаса, слова молитвы и звуки флейты. Не только колдовское действие последней, но и общий характер Эсдес, препятствовали тотальной панике. Окружающие её люди видели, как яростно она встретила волну и обратила еë в лëд, одновременно синие стены выросли чашей вокруг всей армады! Сотни метров ледяной конструкции. Еë тоже шатало, но не столь сильно, Эсдес также покрыла льдом всë за бортом, чтобы надëжно зафиксировать положение судов. Она также каким-то инстинктом направляла движение этой крепости. Как только они получили маленькую безопасность от гигантских волн, Ливер рухнул без сил. Звук вод немного стих и стала лучше слышна игра Няу, также невероятно уставшего — но продолжающего держаться из верности Эсдес. — Мы в самом чреве Ямма, их вражеского бога! — обратилась с такой речью Эсдес, усиливая свой голос странным эхом, очевидно, благодаря форме ледяной чаши. Сверху вода немного перехлëстывала, чем вызывала особенный ужас: что если море разбушуется настолько, что сможет перевернуть даже такую плавучую крепость? — Но мы не сдадимся! Я не позволю даже богу остановить нас! Пусть море бушует! Я прорвусь! И убью Ямма — я уничтожу всех, кто поклоняется ему! И он умрëт! Мы вместе должны сделать это, если хотим выжить и веселиться потом! Такая уверенность, граничащая с безумием, такая сила воли, эти качества не дали никому пасть духом! Ни один мужчина не психовал и не ныл! Это позволило передохнуть и Няу. Ливер ушëл в сон, несмотря на лëгкий и даже приятный озноб, а потом холод, пошедший от стен льда. Когда он вышел из забвения, оказалось, море стихло. Эсдес расколола усилием воли свой лëд и отвела его куски прочь — погода стояла превосходная. Компасы опередили направление. Они смогли двигаться примерно по прежнему маршруту. Няу не играл — изящный аристократ солнечным днëм спал без движений, Эсдес даже пришлось выслушиваться в его дыхание на всякий случай — мало ли, Ямм остановил ему сердце. Генерал пока также приказала Ливеру не тратить силы на управление водой. — Что-то мне подсказывает, — девушка обводила взором водную гладь, — Ливер, Ямм выжидает, — обернулась она к своему офицеру. — Он хочет вести войну на истощение. — Эсдес, но тогда нам нужно скорее покинуть море? Наши припасы не бесконечны… — Вот почему мне был нужен этот ублюдок Сюра! Но ублюдочный жирный кусок дерьма не дал мне даже его игрушку! — погневалась Эсдес. — Всë равно Сюра не был в Вест-Кнане. Он не смог бы нас доставить туда, ни ближе, чем на пол страны — как минимум. А Шамбала самый нестабильный тэйгу. Один на тысячу может владеть им, да и то это очень опасно — сила фей так и норовит вырваться, всë потому что, как говорят, это само сердце Королевы фей, которое поддерживается в живых Символом Восточных Лам — оно до сих пор ненавидит Первого Императора!.. Так что я понимаю, почему министр так печётся о Сюре и разрешает ему абсолютно всë. — Я понимаю, что в его разъездах по другим землям есть смысл: чем лучше он запомнит эти места, тем стабильнее будут порталы. Но мне всё же хотелось это сюда, чтобы у нас было постоянное снабжение… — Сюра бы свалил при первом шторме, а как-то переместиться сюда, на постоянно плывущий корабль — у него бы не получилось, мы проводили эксперименты, — рассказал Ливер. — Он мог бы держать портал открытым здесь и нам оттуда успели бы пропихнуть хоть немного! Ах, если бы министр и его сын были бы людьми нашего Северного духа! Воспитанные в моëм родном Портасе! А, ну да что об этом теперь трепаться! Тьфу! — ледяная королева очень разозлилась на столь жалкое начальство. У Ливера даже пришла в голову мысль отомстить жирному ублюдку — подбить как-нибудь Эсдес на восстание, чтобы она заняла место знающего честь, но слишком долготерпеливого Будо, и воспитала юного Императора Макото по-северному, потому что только такое воспитание пристало иметь правителю Тысячелетней Империи — но у Ливера не хватало воли после пережитого ада в тюрьме даже браться за подобное, особенно добивал тот факт, что у Онеста на руках была книга судеб и пророчеств, она бы заранее предупредила подлеца о такой опасности, и он начал бы действовать в своей ужасной манере. — Госпожа Эсдес, не стесняйтесь говорить об этом, вам на душе станет легче, даже если вы обматерите этого министра! — посоветовал Ливер. — Я его тоже всеми фибрами души ненавижу! Жирный ублюдок кинул меня за решëтку и устроил мне там ад, потому что я ему возражал и послал куда подальше со своими деньгами! — Я знаю, Ливер, я бы его убила, но моë воспитание не позволяет мне предать человека, которому я пообещала служить, — на том Эсдес более не касалась сей темы. Как потом они узнали, хорошая погода была вызвана временем, которое Ямм тратил на передышку. Жрецы и философы считали, что божества властны над кармой — то есть над совокупностью событий, которые происходили, происходят и будут происходить — например, морю суждено какое-то количество раз за год взволноваться и разразиться штормом — Ямм, как бог моря, мог сделать так, чтобы все потенциальные штормы разразились, скажем, в один день или в течении одной недели. Именно поэтому он не мог хлестать суда Эсдес беспрерывно и именно в силу этого штормы так резко сменялись прекрасной погодой и даже полным безветрием. Кроме того, Ямм тратил время на общение — бог моря насыпал на всю страну лихорадку, поражая лишь детей определëнного возраста, лихорадка спадала и снова накатывала лишь в определëнном порядке, таким образом через математический код передавая сообщение. Так Ямм потратил больше недели на то, чтобы сообщить о необходимости больших жертв для достижения цели. Это при том обстоятельстве, что жители Вест-Кнана регулярно сжигали заживо в тофетах определённое количество детей — просто чтобы чего не вышло с такими сволочными божествами. Бог морей Ямм, пожалуй, являлся самым отвратительным из всего тамошнего пантеона, обладая непомерной манией величия, Ямм хотел занять место главного Баала и был ненавидим как людьми, так и своими коллегами. А пока Ямм отдыхал и кушал удвоенную порцию детей, Эсдес и её люди занимались тем же — Ливер поднимал водные сферы, и через уста своих змей вываливал на корабль рыбу. Эсдес замораживала влагу из воздуха, потом еë топили и пили. — Нам бы Моби Дика сюда! — погладил учащийся живот Дайдара, такому верзиле явно было маловато обычного улова. — Ты прав! Давайте помолимся Ямму, чтобы он прислал нам побольше морских чудовищ! — охотно предложил сидящий рядом Няу. — Я уверен, что мы вместе с госпожой Эсдес их одолеем и наедимся! Ямм услышал и решил, что это неплохая идея. Правда расчëт был сделан не на грубую силу — со дна поднялись кракены, огромные морские спруты, достигающие сотен метров в длину — щупальца с присосками обильно потянулись к бортам. Но вместо ужаса вызвали лишь радость! — Наедимся! — Дайдара в неистовом порыве метнул свои топоры-тэйгу, глубоко разрезав склизкую и нежную оболочку, после оружие само вернулось в руки верзилы. Няу играл на флейте, которая усыпляла морских обитателей, будучи всего лишь животными, они не могли противиться и засыпали по ходу своего умерщвления. — Промыть мясо раствором Стайлиша! — приказала Эсдес, когда на борт усилиями магии и множества солдат втягивали щупальца, их отрезали и разделяли. «Раствор понижения числа Юма» — доктор Стайлиш специально наварил побольше такого антимагического зелья, которое должно было понизить фон паранормального до уровня «нет ничего паранормального». — Ионы этого вещества, — пояснял накануне Стайлиш, — хранят отрицательный заряд Юма. Именно положительный заряд Юма отвечает за возможность мыслеволн влиять на вещество и другие мыслеволны. Скажем очень мощный отрицательный заряд Юма содержит кристалл Ирэй, при фокусированном высвобождении этот заряд буквально ломает любое тэйгу. Этот раствор совсем не такой мощный, но вы всё равно должны держать его подальше от тэйгу. Кроме того, расходуйте мой раствор предельно экономно — его очень долго делать! Легче наварить концентрированный раствор философского камня, чем это! — Госпожа Эсдес, как думаете, вам стоит есть продукты вымоченные в этом растворе? — задумался Ливер. — Я буду есть обычно, я уверена, если сила Ямма проникнет в меня через плоть этих морских дьяволов, то я всяко смогу её переварить. У меня достаточно сильна воля, — и Эсдес смело приняла плоть кракенов. Ямм попытался отравить хотя бы её, но… Эсдес не почувствовала даже лёгкой лихорадки. Ямм пришёл в настоящее неистовство и наслал шторм на следующий день. На сей раз тщеславный бестелесный дух несколько дней бичевал плывущую ледяную крепость — подлое существо всаживало девятый вал за девятым валом. Потом покрутило водоворот — колоссальных размеров, Эсдес пришлось соорудить фактически подводную лодку, которую она при этом постоянно выталкивала из пытающегося их сожрать чрева моря. Погода успокоилась немного только за тем, чтобы приплыли кракены и морские ужасы — так реклись особо опасные звери в виде черепахи с плавниками и относительно длинными вздымающимися шеями, оканчивающимися круглыми головами и лицами на них, пугающе похожими на человеческие черепа! Размером почти в половину корабля, такая штука служила главным источником страха среди моряков — их лица заставляли моряков буквально сходить с ума! Оскал морского дьявола, Черепа мёртвых — как только не называли этих свирепых хищников! Кракены и морские ужасы приходились естественными врагами друг для друга — и если они объединялись, то лишь для того, чтобы сослужить службу Ямму [3]. — Ну и харя! — Дайдара запустил топор в глаз морского ужаса. — Ливер, Няу, не тратить на них силы! — приказала Эсдес. — Мы сами справимся! Она сама не принимала особенного участия в отражении этого нападения, посылала несколько ледяных глыб туда, где это приходилось необходимым. Простые солдаты тоже бились отчаянно — даже без флейты Няу они настолько покорились харизме Эсдес, что невероятно яростно рубили протянутые к ним щупальца. У шипомëтов не доставало пусковой силы для пробития шкуры морских ужасов, зато топоры Дайдары и корабельные пушки справлялись с этим легко, потому поражëнные снарядами и с глубокими ранами, принятыми прямо в головы, даже эти бестии пошли ко дну безжизненными тушами и струйки крови спровадили их путь к грунтовой могиле — по пути кракены жадно накидывались на свежее мясо. — Вот! Вот она Природа! Мы были сильнее, и потому мы выжили! Гордитесь собой! Гордитесь! Мы сильнее солдат морского бога! — Эсдес вознесла Акулий клык над рядами ликующих воинов. Теперь они не боялись Ямма, а чем меньше его боишься, тем он слабее. Ямм ещё потрепал армаду штормами, но уже не такими сильными. Послал в бой несколько отрядов мерфолков — этих русалок и тритонов банально перебили у бортов. Потом судно окутал туман и до них донеслось пение сирен — никто не поддался и Эсдес приказала выстрелить из пушки на чарующий звук, более никто им не пел. Затем опять непогода — но видя, как они стойко продержались до, никто из солдат Эсдес даже особенно не приуныл. Это путешествие продолжалось долго, благо мясом кракенов они запаслись; и завершилось по прибытию прямо в земли Вест-Кнана! Армада оказалась сильно потрëпана — Эсдес отказалась от первоначального плана напасть с берега прямо на Тир, так как опять какие-то боги могли ударить в спину. Потому высадились наши герои — хотя какие к чёрту герои! Злодеи! — высадились злодеи на расстоянии примерно в десяти километрах от города. — Всем слушать меня! — Эсдес проходила вдоль выстроившихся морских пехотинцев. — Никого из местных не грабить, не убивать без необходимости, не пытать… Без моей команды! Эсдес не была бы Эсдес, не провозгласи она последнюю фразу. — Как только я прикажу — резать будем всех! Детей, женщин — всех резать! Наш враг — боги этой земли! Но боги живут в головах этих людей! У богов нет тел, потому баалы живут в виде чистых идей, а идеи — в голове! Мы должны отомстить Ямму за нападение на нас! Потому мы вырежем всех, кто приносил ему жертвы! Всех, кто думает о нëм как-то иначе, чем о жалком и слабом существе! Но в своё время. А сейчас мы уже доказали, что сильнее него! Сильнее, потому что выжили, прошли путь через море! Он не смог нас сожрать! Обломал зубы! Мы вырвались из чрева моря, чтобы прийти на сушу и принести ад нашим врагам! Её солдаты в бешеном припадке духа ликовали над такой речью, скандировали её имя и вскидывали оружие, которому вскоре надлежало испить вражьей крови! Защитники Тира знали о готовящемся нападении — жрецы Баалов узнали об этом из одинаковых снов. Однако все были уверены, что никто не сможет пережить гнев Ямма, потому силы подготовили к обороне совсем небольшие. Потому, когда морской корпус Ливера и Эсдес возник из жаркого полудня, все пялились на них, словно на наведëнный дэ́вами пустынный мираж. — Они так надеялись на своих вампиров, что почти считай ничего не подготовили! — Эсдес осмотрела через увеличивающую призму, наблюдала за беготнёй вокруг и на крепостных стенах. Загорелые люди бежали в город, кто-то оставался, не все ещё поняли, что произошло. У них было всего три грифона для разведки с воздуха. Эсдес немного подождала и увидела, как приближаются к ним ряды боевых слонов — оружие, надо сказать сомнительное в век какого-никакого распространения огнестрельного и пневматического вооружения, особенно шипомëтов, предназначенных для охоты на монстров со шкурой средней толщины, то есть слона такая штука пробивала запросто. Ещё у защитников должны быть известные своей славой пушки, выпускающие струи подожжённой смеси. — Нам стоит быть осторожнее с сифонами — это такие устройства, сами кнанцы называют их «Глотки Хена» или «Огонь Хена» [4], — Ливер пытался обнаружить эти штуки где-нибудь у суетящихся войск обороны Тира, — посредством работы клапана давление выбрасывает горючую смесь через тонкую трубку. На выходе из трубки происходил контакт с открытым огнем из чаши, прикреплëнной к концу дула. Это позволяло извергать языки пламени на десять и более метров. Они молятся Баалу Хену, чтобы земля выбрасывала нефть для этих установок — горючую смесь для сифонов жрецы-алхимики делают из этой нефти, серы и других компонентов. — Спасибо за информацию, Ливер. Я думаю, холод Севера, который я принесла с собой, сможет погасить огонь Хена, это уж точно — после того, как я справилась с Яммом. Войска! Нет нужды больше ждать, я иду на пролом! — и Эсдес верхом поскакала под крики «Ура!» — за ней с необычным рвением двинулись пешие и конные бойцы. Синей вспышкой ледяные стрелы вонзились в слонов. Выстрелы из шипомëтов и винтовок приходились в основном по скоплению пехоты. Дайдара с силой туда же бросал топоры и они летели, срезая торсы с таза, когда они возвращались в руки громилы, то перед ним как распускались алые цветы, кишки и бьющая фонтанами кровь сплошняком расстелились шагов на сто вперëд. — Мы узнали ваших богов, а вы — вкусите наши тэйгу! — Дайдара запустил топор в слона и почти срезал животному голову, с него повалились солдаты. Няу играл на флейте, внушал солдатам как можно больше ярости и рвения, и они все стали красными от неистовой резни, кромсая саблями солдат Тира до того состояния, что их бы потом и матери родные не признали. Ливер же буквально взорвал бочки с водой и осыпал толпы врагов водными пулями, он вкладывал кинетическую силу достаточную для того, чтобы ворочать куда большими водяными массивами — потому в самом лучшем случае можно было отделаться лишь тяжëлым ушибом от попадания такой пули, а так как Ливер бил ими много и массово, то защитники падали и хватались за выбитые глаза, если у них, конечно, доставало сил. Когда нападающие прорвались к воде, то Ливер позаимствовал стихию Ямма, чтобы обрушить волну на весь берег и разбросать там многочисленные ярмарки, рыболовецкие лодочки и всë прочее — сотни и сотни человек унесло в вотчину Ямма — и ещё раз бросило о берег, о дома и камни, а потом ещё и ещё — Ливер ради своей госпожи Эсдес никого не щадил и сам в тот день погубил тысячи людей, по большей части простых жителей. Даже крышу смыло у ближайших к воде зданий. Эсдес бросала целые тучи ледяных стрел, прибивая ими к стенам и земле целые толпы военных и гражданских, они ложились вслед тому, как рухнула под таким натиском вся слоновья кавалерия. Её воины лили кровь во все стороны, правда, опять же, как самоцель простых жителей не особо трогали, но рубили безжалостно, если те просто попадали под руку. Бойня продолжалась около двух часов, покуда все форпосты обороны не стали залитыми кровью братскими могилами. — Госпожа Эсдес, я вижу, наши солдаты и так решительны как никогда, а их — напуганы до усрачки! Могу я наконец сыграть «Сошествие гневного бога»? — уличив момент, Няу подъехал на коне к командиру. — Хорошо, если ты хочешь, — дала добро Эсдес. — О, да, госпожа, мне очень хочется показать всю справедливость наших богов света и любви! Пусть эти мерзкие поклонники Дьявола и дэ́вов зла и тьмы познают священный гнев! — Няу спешился и с великим озорством затеял игру, благодаря которой низкий и худой юноша начал резко расти… — Мне нравится эта мелодия особенно, — похвалила Эсдес. Попутно снежная валькирия осматривалась среди воцарившегося разгрома — трупы жителей валялись и тут и там, и так просто нельзя было найти хотя бы одного тела из числа нападающих — хотя, конечно, какое-то количество убитых из корпуса Эсдес тут было. Частоколами и иглами ежей торчащие из мëртвой плоти ледяные стрелы таяли на жарком солнце — кровь застывала своего рода нанесённой на холст краской, это стояло полотно войны — её апофеоз. Не только Эсдес и Няу, но и все остальные ощущали себя чрезвычайно живыми посреди этого пышного роскошества боли и смерти — ведь это были не их боль и смерть, такая участь постигла врагов и лишь потому, что они оказались слабее. Даже Ливер пел душою — он рьяно бросал водные пули, то в одного, то в другого, резко реагировал на появление новых мишеней — он сбивал лучников с крыш и периодически захлëстывал девятым валом прибрежные постройки, где, как ему казалось, скрываются вражеские силы обороны. Нападающие не давали никому пощады, впрочем, обороняющие Тир сами понимали, что их пришли уничтожить, потому никто из них также не опустил оружие, чем заслужил уважение у Эсдес. О, как в этот день в сердце каждого ликовал внутренний Сатана! Дьявол пил кровь, льющуюся ему на алтарь. Точнее Бог Ветхого Завета, ну это уже тонкости, не имеющие отношения к делу. — Вы чувствовали эту жизнь? — позже спрашивала Эсдес. — Да! Как никогда раньше! — после того, как Ливер гнил несколько лет за решëткой, он мог наиболее поразительно оценить контраст ощущений — да, сейчас в душе пел демон и этот дьявол всегда был частью тебя. И радость победы, утверждение себя через уничтожение живого — не даром либертины называют убийство самым приятным из поступков, доступных человеку. Ливер убивал и убивал, когда кончились военные, он начал бросать водные болты в тех людей, кто оставался жив — женщины, дети, животные — все летели под нож, а их палачу потребовались силы, чтобы сдержать себя, так как он вспомнил приказ Эсдес не увлекаться истреблением мирного населения (без еë команды) и противился стремлению всех послать в пасть Мота исключительно из верности к своей госпоже, но никак не из гуманности. Какая может быть гуманность, когда с ним поступили столь негуманно? Поразительно, но собственные страдания в тюрьме — все эти пытки, побои и изнасилования сделали Ливера невероятно бесчувственным к чужим страданиям! Какое дело было миру, когда он страдал? Хоть одному из богов света и любви было дело до его мук? Тогда почему ему должно быть хоть какое-то дело до чужих смертей и чужой боли? Несомненно, в этом равнодушии заключалась доля мести миру и другим. Ливер отвечал огнëм на огонь и мечом на меч. В этом угаре войны он узрел наконец ту истину, от которой ему говорила Эсдес — тьма и зло правят этим миром, нет никаких богов света и любви и никогда не было, либо же у них тут нет власти и быть не может. Дайдара оказался слишком прост, чтобы рефлексировать, он просто делал дело, не думая о том ликовании души, каковое охватывает при таком победоносном кровопролитии — он прорубал жалкие щиты, обезглавливал боевых животных, валил целые толпы солдат бросаемыми топорами — везде он прорывался главой клина, а идущие за ним всюду сослуживцы добивали всë что не добил он и оказывали значимую помощь. Вот такое единение и братство людей было ему по душе — они чувствовали, пусть даже без рефлексии, что такое стая и как образуется нерушимый союз поющих песнь войны душ. Братство коммунистов и братание религиозных сект в любви со своими богами света — пусть; у них будет своë единство! О, как же нелепы слова тех, кто считает войну бессмысленным актом насилия! Да, война ужасна, она жестока — а кому-то кажется бессмысленной, но кого-то Природа создала тем, кто напротив находит себя здесь и разделяет все оттенки еë смысла. — Слава генералу Эсдес! Слава генералу Эсдес! Няу исполнил «Сошествие гневного бога», благодаря чему обратился в накаченного мускулами силача — его индивидуальная форма специально была изготовлена Стайлишем под то, чтобы растягиваться и этот двухметровый громила, весь из раздутых мышц, но с, как прежде, изящным ликом, с особым упоением бросился в рукопашную добивать жалкие остатки гарнизона — юноша с внутренним ликованием голыми ладонями ломал мечи до смерти испуганных солдат и следующими движениями рук впечатывал их в стены; пинками он проламывал щиты и разбивал черепа о столкновение двух голов друг о друга; он кулаками прогибал шлемы и зубами вырывал куски щëк, пил кровь и вкушал людское мясо; а когда бойцы полегли перед ним, он одной рукой схватил тяжëлое копьë и метнул в последнего убегающего солдата, пронзил прямиком насквозь. — Это великолепные ощущения! — позже делился Няу своим ликованием души. — Жевать мясо, вырванное твоими же собственными зубами с лиц живого врага!.. Добивать его, громить на голову!.. Видеть его страх, держать его в руках и убивать! Как это приятно, госпожа Эсдес, срывать шипы! Уничтожать кого-то, кто может дать отпор! — Очень рада, — блистательно улыбалась Эсдес, — что тебе это так нравится, Няу. Мне тоже. — Мой отец всегда говорил, что ничего так не единит людей, как общие вкусы! — заключил этот довольный жизнью мальчишка-садист. — Пусть мои отец и мать, пусть сестра и её возлюбленный топчут траву, мой удел — срывать шипы вместе с вами, госпожа Эсдес. Кажется, я отыскал своë призвание рядом с вами и я счастлив, больше мне ничего не надо. В тот день жрецы Баалов делали всë возможное — они воззвали к духам и вселили их в тела особых воинов, которых можно было опознать по обилию ритуальных татуировок. Эти одержимые вырвались против солдат Эсдес, до кого-то они добежали и очень глубоко, аж до полного разлома костей, вонзились мечами и топорами, но по большей части сами они пали от шипомëтов — кто-то из одержимых бежал даже с выпущенными кишками и погружëнными в глазницу снарядами. Эсдес держала на контроле штурм Дворца Баалов — главного храма Тира, окружëнного священной рощицей Астарты. Ледяные стрелы чуть ли не сплошным шквалом накрыли одержимых и они просто скрылись за этим лесом. Жрецы Баалов оживили глиняных истуканов — ростом от двух до трëх метров, эти големы, с грубыми и условными чертами двинулись против армии Эсдес из внутренних святилищ. С ними на парапетах появились шéду — химеры с туловищами львов и быков, крыльями орлов или соколов и головами людей, очень искажëнными различными пугающими чертами [5]. — Храмовая стража! — Няу подбежал к битве, Дейдара и Ливер немного задержались, но тоже вскоре оказались тут. Шеду на парапетах и широких балконах громко рычали, скалили зубы, мотали хвостами. Големы бросили длинные копья одновременно с тем, как храмовая стража извергла из специальных устройств горящую смесь — Эсдес возвела перед своими воинами ледяную стену, смесь горела на этом бастионе, големы с силой ударили по нему. Эсдес заставила следом преграду обрушиться прямо них истуканов с бесчувственными лицами — стрелы холода вонзились в глину, плотно вошли в неë. Големы хотя и поумерили пыл, но пока держались. Тогда Эсдес резко перешла в ближний бой — спешилась, ибо конь не мог пройти через кучи расколотого льда, тем более ещё и частично горящего от смеси. Акулий клык импульсом располовинил двухметрового глиняного верзилу — монстр рухнул, как оказалось, внутри заключались какое-то кости, высушенные органы — похоже, жрецы Баалов делали такие штуки из трупов — возможно, они управлялись душами пребывающих внутри. — Ха! — Няу вторым вступил в ближний бой — с прыжка ногой перевернул голема и разбил глыбу о его голову, отчего последняя раскололась и обнажила череп. — Хя! — Няу раздробил его кулаком. Потом подхватил копьë, раннее брошенное големом, оно вмëрзло в стену Эсдес — и теперь оказалось поднято с глыбой льда на конец, так что по сути стало молотом. — Поберегись! Дайте мне, дайте мне! — Дэйдара метнул сразу два топора в голема, срезал руки, оружие стало возвращаться и со спины отделило истукану торс с таза и ещё голову. Шеду — те твари с туловищами быков и львов, крыльями птиц и головами людей — ринулись с храма — попали под нещадный обстрел всего, чем только можно стрелять — ледяные копья, водные и обычные пули, шипы — крылья им продырявили сразу насквозь, шкуру и мышцы истыкали, глаза выбили — на них не осталось целого места и слуги Баалов рухнули там же, где свалились последние расколотые големы [6]. Дайдара и Няу первым вошли в храм, последний ещё вырвал одно из священных древ Астарты себе в дубину — с двух сторон на них напали затаившиеся шеду с чертами быка и льва — о первого Няу разбил дерево, второго разделили от головы Дайдара. Пошедшая следом Эсдес своим Акульим клыком рассекла ещё какую-то крылатую химеру — и вместе они смели остатки бывшей тут храмовой стражи и вооружившихся жрецов. Впереди остались только запертые изнутри тяжëлые двери Святая святых. Храм Баалов представлял собою чрезвычайно богатое и монументальное строение как внутри, так и снаружи. — Ого-го! — Няу выкинул из рук остатки священного дерева Астарты и размял пальцы. — Какие милые лица! — довольно вгляделся он в жмущихся от ужаса храмовых проституток. — Ого, а среди них парни есть! — Я слышал это — «псы», священные педерасты, которые обслуживают мужчин наряду со священными блудницами Астарты, — с таким пояснениями шëл сюда следом Ливер и осматривал мрачные своды, расписанные всевозможными изображениями, во многом — непристойными. Тут можно было увидеть поэтапно процесс мумификации умерших жрецов с последующим превращением в големов; акт вселения неистовых буйных духов в плоть особых воителей; всевозможные священные оргии посетителей храма со святыми блудницами и святыми «псами»-педерастами, а также с участием этих зооморфных созданий, шеду, которых они только что перебили. И всë это изображалось под сценами сожжения детей, женщин, юношей и животных во славу кровожадных Баалов. — Думаю, они смогут прочищать меня между делом, — Няу проверил, не потерял ли он в разгар боя свой специальный ножик для срезания лиц. — С женщинами не делай этого раньше, чем они пройдут через мои руки… Да и если это шлюхи — пусть они обслужат всех, ребята! — взмахнул рукой Дэйдара в сторону далее входящих в храм солдат, которые уже жадно смотрели на храмовых проституток. — По-моему, — заговорила тут Эсдес, — их храмовые «псы»-педерасты достаточно смазливы и женственны, чтобы удовлетворить не хуже женщин. Но да это уж вы сами решайте… мне такое не интересно. Она оказалась права — солдаты сношали всех без разбору и с большим страхом и юноши и девушки, благо — уже привычные к подобному, удовлетворяли завоевателей. Няу парней не трогал, а вот девиц не щадил и не одну из них нашли потом со срезанным лицом. Няу этого и не скрывал: — Убить вот так мужчину, тем более педераста, это не по мне. А вот баб я ненавижу! Я человек совсем иной организации, нежели вы, — Няу заставлял храмовых педерастов сношать себя в активе, что им, надо сказать, было непривычно, — я ощущаю себя женщиной и хочу женщине уподобиться… Но в то же время я женщин презираю и хочу им мстить! Парень, кажется, получал особенное удовольствие, когда во время процесса, закрывал себе лицо своего рода маской из содранной кожи. Ливер и Дайдара просто развлекались с женщинами, Эсдес не участвовала в подобных забавах сексуального рода, она пытала досмерти несколько вражеских солдат, пытавшихся бежать из города и схваченных — ей тоже не нравилось топтать траву, ей нравилось срывать шипы — иногда она отпускала врагов и заставляла бежать, настигала на коне, топтала копытами или вышибала мозги — и это доставляло ей огромное удовольствие. Когда стало широко известно об отжигах Эсдес в Вест-Кнане, зашевелились все — от гуманистов и либералов в Виннланде-Фюльксбунде до столичной интеллигенции. — Именно жрецы Баалов — богов зла и тьмы — несут ответственность за чуму, вспыхнувшую на территории нашей страны, они — почитатели злых сил и враги всего живого, — так и заявил Онест. — Мы должны остановить детские жертвоприношения злым духам, нежити, дэ́вам, бесам, богам зла и тьмы любой ценой, так хотят боги света и любви, — сказал глава церкви — Борик. — Даже ценой полного уничтожения населения? Включая детей, чьë приношение в жертву мы и вменяем им в вину? — спросил кто-то из бравших интервью для газет. — Да, именно так. Кому-то это кажется чудовищным, но они не правы! — Болик, прямо как завсегдатай христианский апологет Ветхого Завета, начал разводить длинную демагогию, которая сводилась к тезису о том, что «мы хорошие — нам всë можно, они плохие — им нельзя». Но это было ещё не всё. Эсдес лично ворвалась в Святая святых, без разговоров вырезала жмущихся тут в ужасе жрецов, остатки храмовой стражи, а также скрывшихся тут шлюх и педерастов, которые просто попали под горячую руку; только одного жреца она схватила живым, чтобы узнать, где тут тофет Ямма. — Ты мне что ли насылал бурю? Ты видишь, что я сильнее тебя?! Ты видишь, что я сильнее вас всех! — Эсдес расхаживала в Святая святых между отлитыми быками, где у каждого идолища были открыты оковы, предназначенные для удержания заживо сжигаемой жертвы. Это для взрослых, детей просто клали и пекли внутри. — Ну, может кто-нибудь из вас что-нибудь скажет?! — Эсдес обратилась к статуям — тут стоял Мелькарт, чью корону украшали специально три лампы, символизирующие некие сильмарили — сияющие божественные камни. В ответ Эсдес откуда-то позади из каменной стены вырвалось ужасное чудовище с рогом, каким-то острым оружием — у него были копыта, мускулистое и мохнатое, оно чем-то напоминало минотавров. Эсдес приготовилась встретить атаку, но вместо этого храмовое чудовище склонило перед ней рог. Баалы признали её силу! Эсдес взглянула на тофеты: — Так, в этой стране, — улыбнулась садистка, — ещё много народу, который нам нужно отправить в ледяное озеро. Ну, или в ваше огненное чрево — мне всё равно! Вы — звери, подобно людям, а сильные звери едят слабых. Потому я просто поступлю по законам Природы, если будут тащить сюда каждого вест-кнанца вам в пасть, если вы будете благоволить отныне только моим людям… Возможно, — Эсдес приятно улыбнулась рогатому монстру, — вы даже станете мне моими людьми, одной стаей, пусть у вас нет тел, вы во всëм остальном — чета нам, людям. Так оно и стало — и не переставал полыхать огонь тофетов и не смолкали душераздирающие вопли жертв — которые звучали прекрасной музыкой для ушей Эсдес. Баалы встали на сторону Империи и вскоре ход кораблей через Внутреннее море наладился. Приходили новые и новые войска. Эсдес считала своих солдат своей звериной стаей и находила свой первейший долг в заботе о них, потому требовала от Баалов и от министра всë самое лучшее для своих людей, чтобы они могли радоваться и веселиться — потому были у них и пиры, и проститутки, и музыка — вот в этом соку генерал Эсдес чувствовала себя живой. — Вот видишь, сын, — Онест за очередной трапезой говорил по душам с Сюрой, — ты видел как большее зло пожирает меньшее. Потому, если человек не хочет быть сожран, ему стоит стать злом как можно более сильным. Потому во избежание проблем я прикажу построить в Столице храм Дьявола — Всевышнего Существа, Отца Порока, чтобы всегда приносить ему жертвы у нас здесь. Пусть это необязательно, но я так хочу. А что для жителей Вест-Кнана, оказавшихся коллективной Жюстиной на этом банкете либертинов, на празднике жизни злодеев, которую теперь содомировали двойным проникновением — так нечего было кормить бесов! Надо было признать Единственного Истинного Единого Бога… Султана Демонов Азатота и заплатить Его Посланнику один раз дань в сотни тысяч жизней и потом спать спокойно аж целую тысячу лет! Вот теперь ты понимаешь, дорогой читатель, всю прогрессивность монотеизма перед политеизмом?