— «Catharsis», «Рассветный Зверь».
«Критики религий обычно упирают на преступления, совершенные адептами религий. А разного рода розовосиропники любят говорить, что идея хорошая, но её извратили. Проблема в том, что на самом деле чудовищна именно сама идея Бога — преступления, совершенные во имя неё людьми, это в значительной степени просто издержки обычных человеческих дурных страстей, амбиций и т.д. и т.п., а вот идея фундаментально порочная именно в своей основе. Чудовищность тут именно в идее НАДчеловеческого существа, которое может «объективно» оценивать любые человеческие поступки и которое может воздействовать на людей как угодно, а люди на него нет. И если прокрутить эту идею до конца, то будет Отец Порока».— Balduin, один из читателей («розовосиропники» — религиозные либералы).
После завоевания Тира в окрестных землях Вест-Кнана вспыхнула чума: Эсдес и её людям осталось только ждать, когда она доделает своё дело. Однако, наша Королева Севера терпеть не могла подобного рода войну и ей хотелось настоящих боевых действий, в которых участие могла принять она сама. Об этом она попросила Баалов и они подсобили, не иначе. Онест в Столице решил, что раз они вступили в эти земли, то надо не только кровавую баню закатить в оплату банковского счёта Дьяволу, но и самим ещё чего-нибудь ценного заодно урвать. Генералиссимус Будо предложил вернуть из Царства Ибри, входящего в состав Вест-Кнана, захваченный несколько веков назад тем народом тэйгу под названием «Воплощение Бойни: Великая Колесница», также известный как «Меркава» (что значит «Колесница» на языке ибри). — Когда Первый Император созвал из всех народов мастеров для создания тэйгу, — рассказывал Ливер для Эсдес, — из царства Ибри пришли мудрецы-сикарии, силой «тайного имени бога» своей религии они создали из останков морского дракона Раавы аналог Инкурсио — так называемую Меркаву. Этот тэйгу подобен Инкурсио, за исключением способности к адаптации, ибо Раава — в отличие от Тирана-Вритры — не обладал такой силой изначально. Зато Раава лучше дружит с морской стихией. Можно даже сказать, что он — антитеза Инкурсио: если Раава — элемент воды, то Тиран — элемент огня, если Инкурсио развивается, то Меркава статичен, но зато стабилен, если Инкурсио может убить своего владельца, то Меркава — нет, он просто не будет активироваться; наконец Инкурсио может владеть по крови кто угодно, Меркавой — только потомок создавших его мудрецов без примесей чужой крови. Ливер сделал паузу. — Народ Ибри славен своей жадностью и подлостью и отвратительным отношением к другим народам, потому они создавали Меркаву для себя, всего лишь пользуясь ресурсами, которые предоставила им Империя. Потому они… я не буду вникать в эти дрязги, но короче — Меркава у них со времëн гражданской войны. — Мы вернëм Меркаву по праву сильного — ибо нет права, святее этого; горе побеждëнным! — загорелись глаза Эсдес. Стайлиш предложил покорить страну Мидию, ибо в этой земле были залежи красной ртути. — Это необходимый компонент для производства философских камней, — говорил учëный муж, — в свою очередь важный для реализации проекта про трансгуманизации элиты. Без камня сложно организовать вечную жизнь. Потому исключительная важность ресурса требует незамедлительной его добычи. Я не могу нормально работать с жалкими подачками через границу Мидии, которые добывает контрабанда. — Без разговоров, док, Мидия будет нашей, с генералом Эсдес даже огненные ахуры падут под натиском её льда! — пообещал Онест. Не успел грифон с сообщением от министра принести Эсдес вести о новой компании, как во сне глас Баалов осведомил её об этом и предложил помощь. Ко двору Эсдес в Тире пожаловал потешного вида немолодой мужчина, носивший одеяния, расшитые звëздами и черепами, головной убор в виде черепа козла, на поясе висел кривой нож для ритуалов, ещё у него имелся жезл с черепом человеческим и с собой он носил некую сатанинского облика книгу. Лицо его выглядело до карикатуры мерзостно, он был бородат, кожа выделялась неестественно водянисто-серым оттенком, словно один сплошной синяк. — Аль-Козлед, — прозвала его Эсдес [1]. Аль-Козлед осведомил нашу замечательную красавицу о том, что окажет ей помощь по воле Ползучего Хаоса (кто это такой Эсдес не поинтересовалась, решив, что просто ещё один Баал). Он знает, как добраться до самого сердца Мидии, при этом затрачивая не больше часа. — Народ Мидии ненавидит гулей — расу трупоедов, за способ их питания. Согласно их вере всякий гуль должен быть убит, даже если он не враждебен. Потому гули готовы помочь вам в битве против них, чтобы отомстить за тысячи убитых мирных гулей, которые не причинили вреда ни одному живому человеку. У гулей есть подземелья, позволяющие пройти вашей армии за час до сердца Мидии, — пообещал чернокнижник и указал на карте их местонахождения. — Как возможно затратить не более часа, если идти под землëй?.. — Ливер посмотрел на фриковатого колдуна как на сумасшедшего. — Подземелья гулей на самом деле служат вратами в другой мир, они — часть ада. Через этот мир можно сократить путь, — зловеще косился на Ливера Аль-Козлед. — Другой мир?.. Как царства фей? Я ничего не могу сказать об этом. — Ливер нахмурился. Пока через море шло письмо министру, верный сподвижник учил Эсдес, словно родную дочь, тому, что из себя представляет регион Великой Асии. — Первое, что ты должна знать, — Ливер говорил перед разложенной картой, — на всей этой земле есть два важных аспекта — религия и этнос. Именно два этих жупела постоянно служат поводом для ненависти и войн. Сложно найти народ, который бы не ненавидел испокон веков какой-либо другой народ, и трудно найти религию, которая не предписывала бы в обязательном порядке истребить какой-нибудь иной народ или иную религию. Кроме Вест-Кнана, который, как ты видишь, является самым крупным государством, вторым является Мидия, важна Хатти. Ещё в постоянной боевой готовности государство Лидия. Оно представлено по большей части относительно небольшими, но значимыми и хорошо вооружëнными этническими группами — они обычно известных в этих землях как Амалек и Гог-Магог. Дальше Ливер подробно приступил к анализу этих стран, народов, культур, этносов и религий. Мидией правила древняя династия Сасанидов. Жители этой страны были известны как огнепоклонники, сами себя они именовали «благоверами», а свою религию и идеологию — благоверием. Их девизом было речение об этической триаде: «благие мысли, благие слова, благие дела» — и что за этом словоблудием скрывалось, дорогой читатель, ты скоро с моей помощью узнаешь. Благоверы считали, что мир разделëн на абсолютное добро и абсолютное зло — первое представлено божеством по имени Ахура-Мазда, он же Ормазд, ему служат святые огненные существа — ахуры, а также благие стихии; силы зла возглавляет антипод божества — карикатурно злой Ангра-Манью, он же Ахриман, ему служат дэ́вы, а также гниль, разложение и хищные животные. А ещё люди с врождëнными дефектами, таковые подлежат уничтожению. Изначально жители этого региона поклонялись ахурам и дэ́вам — ахур они просили о помощи в благих делах, дэв — о помощи в злых или задабривали их подношениями или просили о том, чтобы они обрушили зло на врагов. Потом объявился пророк, который призвал не поклоняться дэ́вам, а почитать только ахур, провозглашая, без каких-либо доказательств, разумеется, что Ормазд когда-нибудь обязательно победит Ахримана и тогда заживëм. А ещё все неверные и люди, рождëнные с дефектами, отправятся в ад. И особенно гомосексуалисты. На основе этой замечательной идеологии вырос нынешний государственный строй. То есть тупой, безумный и совершенно отмороженный и возведённый в абсолют религиозный тоталитаризм самого нацистского толка с инквизицией, охотой на ведьм, принудительной эвтаназией для физически неполноценных, пропагандой ритуального инцеста и иными тому подобными прелестями таковых режимов. В жизни обычного человека, кому повезло не стать жертвой живительной эвтаназии, в первую очередь это «благоверие» проявлялось в лице огромного количества общественных норм строго религиозного содержания — начиная от запрета мочиться стоя, заканчивая предписанием вступать в близкородственные браки и плевать каждый день через плечо в Ахримана. Зато мидийцы первыми во всей Великой Асии отменили рабство, и вообще мастаки пропагандировать здоровый образ жизни! Что конечно же, в глазах идиота, должно компенсировать все недостатки их общественной жизни. — Так как самым тяжким грехом в «благоверии» является мужеложство, а в Вест-Кнане практикуется ритуальная педерастия, то нетрудно понять, почему мидийцы ненавидят Кнан и для них это очередной синоним зла на земле. Они считают, что Баалы — это дэ́вы и потому ненавидят всех кнанцев. Кроме того, в Стране Хатти законодательно запрещено исповедовать догматическую религию, то есть тут религию, чья доктрина построена на бездоказательных и априори верных постулатах. Так как «благоверие» признано одной из таких, в Хатти мидийцев вешают за яйца в одном ряду с коммунистами… — Прости, Ливер, но как именно они отличают догматическую религию от не догматической? — заинтересовалась Эсдес. — На сколько я понимаю, любая религия и вообще любое учение, которое угрожает правящей политической системе в Хатти там провозглашается зловредным безумием, — дал ожидаемый ответ Ливер. — Этот закон против догматических религий там приняли во время давнего конфликта с Царством Ибри. Цари-Солнца ничего не имели против тех же благоверов до Сасанидов, хотя что до них, что после — один хрен. — Ладно, Ливер, мне больше интересно про их военный потенциал, — захотела узнать Эсдес. — А он напрямую связан с религией. Мидийцы не ведут наступательных войн. Их вера предписывает им копить оружие и силы для последней битвы Ормазда и Ахримана. То есть у них есть армия и оружие, но нет боевого опыта. За последние сто лет власти Сасанидов у них не было ни одной крупной войны, только мелкие стычки на границах, зато их было много из-за обострения ненависти к Кнану и Хатти. Ливер углубился в вооружение — мидийцы активно использовали огнестрельное оружие на основе красной ртути, но оно было куда примитивнее имперского. Религия предписывала ограничить контакты с иностранцами, потому мидийцы жили под строгим железным занавесом. Пока шли эти выяснения, в Столице генералиссимус Будо настоял на том, чтобы Эсдес занялась возвращением Меркавы, а уж потом разбиралась с мидийцами. Онест дозволил Эсдес самой принять решение, а также прислал некоторые сведения из книги судеб и пророчеств. — Интенсивно, — Эсдес с большим любопытством прочитала о последнем, — эй, позвать сюда Аль-Козледа. — Что там? — заинтересовался Ливер. — Читай сам. В книге будущего сказано, что мы заключим союз с Лидией, а точнее с её значимыми народами — Гогом-Магогом и Амалеком — против Ибри. Именно в столице Ибри — Священном городе Шалеме — хранится Меркава. Аль-Козлед имел связи с будущими соратниками, и также предложил помощь. — Гог-Магог, также известные как Яджудж и Маджудж — это народы, издревле враждовавшие с ибри и мидийцами. Когда-то они и ибри были одним народом — Шасу-Яхве или как-то так, у них там всем правил некий культ Восточного ветра. В результате некого внутреннего противоречия культ распался. Следуя своему учению, одна часть начала скрещиваться с опасными зверями. В результате этого нынешние их потомки потеряли людской облик. Именно они носят имена Магог и Гог, живут за этой Великой восточной стеной, они предельно закрыты и о них очень мало чего достоверно неизвестно, — рассказывал Ливер. — Амалек — это потомки тех Шасу-Яхве, кто скрещиваться не стал, потому они — обычные люди и состоят в относительно хорошем отношении с гогом-магогом. Они также постоянно вооружены и готовы напасть на Ибри. Что же касается ибри, то они люто ненавидят всю Лидию, но особенно амалеков и гога-магога. Само слово «ибри», замечу, означает «пришедший из-за реки», это прямо указывает на иммиграцию предков нынешних ибри от общего племени Шасу-Яхве. Согласно сегодняшнему учению Ибри — Амалек и Гог-Магог есть само зло и нужно истребить абсолютно всех амалеков и гогов-магогов. До недавних пор Вест-Кнан, в составе которого находится Царство Ибри, поддерживал мирные отношения со всеми странами, но фанатики Ибри регулярно учиняли теракты на землях амалеков, да и по всей Лидии. Это становилось поводом для напряжения между государствами. Потому они помогут нам, это очевидный союзник. — Хорошо, будет интересно, если эти амалеки и гоги-магоги станут нашими верными соратниками, — Эсдес чесала подбородок. — И не только в борьбе с Ибри, ибо мидийцы тоже их ненавидят, они считают их порождениями Ангра-Манью, потому также ведут «холодную войну на истребление», — добавил Ливер. — Угу. А что ты скажешь про это Царство Ибри? — пожелала узнать Эсдес. — Значит так, оно исторически противостояло странам и народам, которые позднее сформировали Кнан. Причина — как обычно, этнос и религия. Национальная вера иби утверждает, что Вселенную создал один-единственный истинный бог, а боги остальных народов — лишь бесы, либо вообще не существуют. Этот бог, чьë имя ибри хранят в секрете, обычного его называют Эль Хашем, термин «Баал» они принципиально не используют, ибри верят, что из всех народов Земли лишь они одни избраны, а все остальные народы — просто полуживотные на их фоне. Иби запрещено без необходимости контактировать с иностранцами, возбраняется есть с ними за одним столом, пить и так далее, не говоря о том, чтобы разбавлять кровь; особенно ненавидят ибри чужих богов, чужие храмы, чужие предметы культа… И до своего культа они также строго не допускают чужих — например, согласно религии ибри, если человек из чужого народа лишь прочитает их священный текст, его надлежит убить. — Они очень похожи на мидийцев. Как же они стали частью Вест-Кнана? — поинтересовалась Эсдес. — Если опустить тонкости… на это были причины, — Ливер подумал, как максимально кратко изложить суть. — Короче говоря, ситуация просто благоприятно сложилась. Ибри, как национально особому региону, позволили исповедовать свою религию и жить по её заповедям… а там просто огромное их множество. Бог Ибри был невероятно мелочен — там расписано какой рукой подтирать задницу, какой не подтирать, какую одежду носить, какую нет. Верно, они очень похожи на мидийцев и потому я даже понимаю запрет Хатти на подобные «догматические религии», настала бы полная жопа, распространись у них там эти подминающие под себя все сферы жизни культы. Тем не менее ибри и мидийцы не дружат — каждый считает, что у него единственный правильный бог и единственный правильный образ жизни с кучей запретов, потому друг на друга они глядят как на самозванцев и при случае не против устроить парочку кровавых войн. — А во что верят гог-магог? — решила тут узнать Эсдес. — У них тоже своя догматическая религия, — ответил Ливер. — Они считают, что мир создан злым Демиургом и смысл жизни в том, чтобы вести войну против него. Так как о них мало достоверной информации, я не могу сказать, почему они начали скрещиваться с опасными зверями. Но, очевидно, это какие-то философские, религиозные соображения… Что я могу сказать, так это то, что Ормазда и Эль Хашема, богов ибри и мидийцев, они считают как раз тем самым Демиургом, потому, я думаю, они будут вдвойне не против помочь нам истребить их. Через некоторое время состоялись переговоры с Лидией, сперва с послами амалеков, они были обычными смуглыми людьми характерной внешности для Великой Асии. А вот появившиеся гоги-магоги действительно оказались уже не представителями рода людского. Они были раза в два выше людей, у них была жëлто-чëрная кожа, очень грубая и жëсткая, когти на руках и ногах, лица — плоские, какие-то кабаньи клыки, ржаво-красные волосы, а ещё — самое характерное — очень большие уши, роднящие этих полулюдей со слонами. Правил ими царь по имени Даджжаль, он, в отличие от остальных, был краснокожим и одноглазым, с курчавыми волосами и особенно широким телосложением. Он общался с Эсдес с помощью переводчика и охотно пообещал свою помощь в уничтожении мидийцев и ибри. Когда Эсдес поинтересовалась о причинах, то Даджжаль через переводчика ответил: — Люди Демиурга, — так Даджжаль называл ибри и мидийцев, — вместо того, чтобы ненавидеть того, кто создал этот мир, почитают его особенно рьяно, не из страха, а из любви. Мы не простим им этого никогда. Как позже стало ясно, центральным элементом религии гога-магога служила тотальная ненависть к окружающему миру и к богу-творцу. При этом это была не ненависть к конкретным людям, если они не почитают бога-творца, а именно ненависть к миру как к самой концепции. Смерть, боль, страх, войны — по мнению гога-магога — бог-творец создал всё это из чистого садизма, потому долгом всякого порядочного человека служит восстание против такого Создателя. При этом они понимали, что им не хватит сил тягаться с тем, кто создал этот мир, потому они маниакально стремились к большей силе, именно ради силы они начали скрещиваться с опасными чудовищами, в итоге перестав быть человеческим видом. Вместо молитв они регулярно выкрикивали брань небу, понося Создателя всего сущего и проклиная его на чëм свет стоит. Ненависть гогов-магогов к Творцу Вселенной была столь велика, что в регулярные ритуалы, кроме поношений и мата и осквернения специально созданных культовых предметов, входило просто изменение формы камней и острижение растений — для того, чтобы исказить ту форму, которую им предал Творец. Разумеется, особенно гоги-магоги ненавидели тех, кто этого Творца изо всех сил почитает, и стремились истребить таких людей. К народам Вест-Кнана, которые во многом почитают Баалов из страха, гоги-магоги ещё относились терпимо и даже с долей сочувствия; обычные амалеки также верили в порочного Творца Вселенной, почитали они природных духов, но жертв им не приносили — человеческие жертвоприношения вызывали лютую ненависть у гога-магога (если они приносятся не из страха). Таким образом, уничтожение любой теоцентрической религии, осквернение любых таких святынь, убийство любых богопочитателей — вот это гоги-магоги считали благом и целью жизни и лишь слабым проявлением той ненависти, которую они питают к Творцу Вселенной — по сути это была религия фанатиков наоборот и потому она не могла не удивлять. Эсдес обнаружила в этом что-то родное — она всегда считала этот мир жестоким местом, но она никогда не думала его сильно ненавидеть. Эти же ребята мир именно ненавидели и ярость выражалась в уничтожении того, кого считали создателем Природы, главным злоумышленником всех преступлений. — Чем больше мы разрушаем этот мир — тем лучше, — говорил Даджжаль, — но в первую очередь должны быть уничтожены предатели жизни. Так они называли тех, кто поклоняется Создателю Вселенной, их они считали гнусными полицаями, которые позволили купить себя в обмен на лживые обещания загробного рая или иные подачки. — Чем меня поражает их картина мира, — говорил Ливер, — это полным отсутствием какого-нибудь добра. Обычно люди верят хотя бы в карму, которая воздаëт добром за добро, а они… они считают весь мир абсолютным злом! — А разве они не правы? — улыбнулась Эсдес. — Правы, — согласился Ливер, — но обычно это мнение побитых жизнью людей вроде меня… Но чтобы целое сообщество придерживалось такого мнения?.. Я слышал про учения, которые предписывают отказаться от страсти, чтобы после смерти не перерождаться, а пасть в покой Нирваны. Я слышал про секты катаров, которые практикуют убийства и самоубийства, чтобы освободиться от этого мира и уйти в иной. Но в ином мире они хотя бы надеются на добро. А эти же не верят ни в какое добро! — Ливер специально уточнил у Даджжаля, тот ответил с усмешкой между кабаньих клыков, что в их языке даже нет слова «добро», есть лишь «недостаточно злое зло», которым они называют социообразующие нормы поведения. Зло, по представлениям этих существ, является единственной субстанцией и всё сущее так или иначе есть зло. Вот с такими союзниками корпус Эсдес выдвинулся к Шалему. — Мы ненавидим Вест-Кнан за то, что они не позволяли нам окончательно уничтожить ибри. Их народ не найдëт покоя, пока не истребит нас всех, — говорил Эсдес один из военачальников Амалека, когда они держали путь верхом, — потому мы должны истребить их раньше ради нашей безопасности. — Этот Баал Шалема, он ведь реально отдельный от Баалов Кнана, да? — уточнила Эсдес. — Да, так что нам надо будет ждать чего-то вроде того, что нам устроил Ямм, — сказал Ливер. — В религиозных текстах ибри есть упоминания о том, что их бог обрушивал на врагов огненные бури, эпидемии, полчища своих священных змей и опасных зверей, саранчу, пылающий град, обращал воду в кровь и так далее. Сами ибри верят, что их бог дал клятву защищать их народ всегда. — Не стоит бояться, — заверил вдруг Аль-Козлед, едущий рядом на своей чëрной лошади, имеющей столь же сатанинский облик — у неё торчал змеиный язык, а из головы выходили рога. — «Баал Шалема» никто иной, как сам Ползучий Хаос. Король Королей благоволит нам. — Ползучий… Хаос? — Дайдара странно покосился. — У моего Бога много имён. Порой мне кажется, — усмехнулся чернокнижник, — что это слишком много имён для Него одного… — Да, но почему, по вашему мнению, нам не следует опасаться вашего бога, кем бы он там ни был? — спросила Эсдес. — Потому что Истинному Господу гораздо интереснее те, кто противостоит ему, нежели те, кто жалко отбивает поклоны в обмен на его лживые обещания вечной жизни и благого рая, — дал ответ чернокнижник. — Ого, господин Ахтиа, так ваш Бог тоже любит срывать шипы больше, чем топтать траву? — ехал рядом Няу. — Признаться, я его понимаю, — согласилась Эсдес. — Я веду эту бойню ради достойного врага, а не ради уничтожения жалкой немощи. — Госпожа Эсдес, вы далеко не столь порочны, как порочен мой Повелитель, — слегка покачал головой тëмный волшебник Ахтиа, которого генерал прозвала Аль-Козледом. — Мой Господь — это тот идеал Зла и Порока, к которому так просто не приблизиться. Они ехали через опустошëнные чумой земли. Эсдес весьма сильно напрягалась из-за этого и приказывала своим солдатам немедленно стрелять в любого человека или зверя в зоне видимости. На всякий случай. Припасы им поставляли грифоны и виверны, а также какое-то количество их подвозили гоги-магоги и амалеки. Главные богоборцы-полулюди утверждали, что заключили соглашение со Смертью и Адом, потому на них не действует чума. Эсдес решила это проверить и посадила на карантин нескольких гогов-магогов, которые спокойно сожрали трупы умерших от чумых людей. С ними неделю ничего не случалось. — Они ещё могут быть переносчиками, потому предлагаю посадить к ним рабов и ещё подождать, — подсказал Ливер. — Хорошо, — Эсдес очень опасалась чумы. — Мы зря теряем время, госпожа, — не довольствовал Ахтиа-Аль-Козлед, — сила Баалов остановит чуму, даже если вы заразитесь. — И тем не менее, рогатый, мне слишком дороги мои солдаты… — Эсдес сплюнула, окидывая взором вымерший от чумы город на горизонте. — Вот почему я ненавижу биологическое оружие, оно запросто может… «предать». Погода стояла жаркая и Эсдес приказывала солдатам пить даже если не хочется ровно каждый час. Она сама периодически призывала прохладный ветерок, чтобы бросить вызов палящей жаре. Гоги-магоги прекрасно себя чувствовали при такой погоде — они могли жрать абсолютно всë и во время стоянок разрывали землю когтями, доставали червей, грызли деревья, один на глазах Эсдес проглотил кактус без каких-либо проблем. Чем дальше они шли, тем чаще и чаще из-под земли выползали крупные змеи яркой расцветки, они фосфоресцировали во тьме и иногда воспламенялись на свету ярким днëм и этого горение, длившееся некоторое время, никак им не мешало. Укус их вызывал смерть через некоторое время, при этом этим гады полезли сознательно к наступающим — благо, те были бдительны, яркая окраска не способствовала маскировке и змеи почти всегда успевали стать жертвой оружия сами прежде, чем успевали впиться в кого-нибудь. — Это сарафы или серафимы, их ещё называют неопалимыми змеями или змеями белого ясеня. Они — священные змеи Баала Шалема, — пояснил Ливер, — они выделяют особые вещества, которые позволяют им светиться и предупреждать хищников, что они ядовиты. А иногда они начинают гореть благодаря тому, что выделяемое ими вещество воспламеняется на Солнце… это вещество выгорает слишком быстро, чтобы пламя могло причинить вред самой змее. — Удивительные создание, — Эсдес очень заинтересовалась диковинными зверушками. — Их любят аристократы в качестве игрушек. На кораблях их регулярно привозят. Они живут только в земле Ибри, точнее они только тут размножаются. Обычно они боятся людей и считается, они кусают тех, на кого указал Баал Шалема, — рассказывал Ливер. — Значит, это первая линия обороны, — поняла Эсдес. — Вероятно; я встречал упоминания, что бога Ибри нельзя изобразить, потому его иногда условно изображают в виде рыжего змея, кусающего свой хвост. Его рекут Вечным Змеем, Ползучим Хаосом… Сетом, Апопом иногда. Или Змеем Веков. Это наводит меня на мысли, — Ливер бросил взгляд на символ Империи, — Его Первое Величество вдохновился этим образом, когда избрал змея в качестве символа нашей державы. Вечности Круг — Змей Веков. Наконец они вышли к мелкой, но протяжëнной реке Эль-Урдун и пошли вдоль. По пути наши злодеи вырезали селения, все трупы активно сжирались гогами-магогами, особенную ненависть последние проявляли к священникам и даже Эсдес и Няу поразились той жестокости и изощрëнности, с которой совершалась расправа над всеми, причастными к культу Эль Хашема. Наши злодеи наткнулись на разведывательный отряд ибри и без усилий полностью уничтожили. Эсдес подвергла капитана адским пыткам, чтобы узнать как там дела в Священном городе. За его стены стекались массы народу, ибо священный медный змей, распятый на кресте, — символ Эль Хашема и одна из главных святынь города — исцеляла от чумы, в городе также била из-под земли чистая вода, туда же слетелись сами собой перепела, прямо целыми стаями. — Вода — ладно, но столько птиц тут нет, чтобы прокормить столько народу. Их богу придëтся потрудиться, если он хочет прокормить столько жителей, — оценила ситуацию Эсдес. — Я слышал, их бог может посылать некие съедобные осадки, — вспомнил Ливер. — Но не знаю, сколько это может кормить город. — Вам, госпожа, не стоит опасаться, Ползучий Хаос сперва создаст иллюзию надежды и вашего поражения в глазах жителей Шалеме, а потом дарует победу вам, — предупредил Ахтиа-Аль-Козлед, ставший злым пророком тëмных сил. — Посмотрим, — Эсдес долго разглядывала горизонт, где должен был вскоре появиться великий Священный град. — Первосвященник Шалема с помощью омерзительного имени Демиурга властен над его демонами-архонтами, — ещё накануне предупредил Даджжаль, — самые опасные из архонтов — Аббадон и Бабалон, заключëнные внутри кладезя бездны. Аббадон могуч, но не так опасен сам по себе, как с помощью своей армии архонтов-насекомых — они жалят и вызывают невыносимую боль. И их много. Бабалон едет на многоглавом опасном звере и держит в руках чашу, в чаше — скверна: язвы и муки будут разжигаться, покуда не уничтожить чашу. Если их быстро не победить, то все мы можем легко быть разбиты. Потому наша надежда на вас. — Хорошо, спасибо за предупреждение, — поблагодарила Эсдес. Когда они подходили к Шалему, вечерело, и на горизонте вспыхнуло пламя. — Оно летит к нам!.. — перепугался кто-то, наблюдая за тем, как нечто несëтся к ним из недр космоса. — Что это, Ливер?! — вгляделась в небесного посланца Эсдес. — Не знаю… похоже на метеор, — прищурился Ливер. — Это ключ от кладезя бездны, — странно вымолвил Аль-Козлед. Озарив вереницы солдат, метеор пал где-то в пригороде. С такого расстояния было видно, что под его ударом провалилась земля и из этого отверстия повалил дым, словно из большой печи, очень много дыма, правда сносимого ветром в другую сторону… И из него вырвался летящий прямо к ним опасный зверь. — Абаддон! Явился из бездны! — указал Даджжаль. — С таким спецэффектом? А их бог любит клоунаду! — подумала Эсдес. В первую очередь в глаза бросились кожаные крылья, а на груди или животе нечто светилось во тьме. С летящим демоном неслось целое облако неких более мелких, но многочисленных существ. — С ним его слуги! Они будут нас жалить до невыносимой боли! — сказал Даджжаль. — Ясно! — Эсдес пронаблюдала, как быстрый противник смог сбить в полëте грифона, ещё двух атаковали мелкие существа и животные громко закричали, не сумев удержаться, они впечатались в землю вместе со всадниками. А армия крылатых отродий ада двинулась к солдатам Эсдес и Даджжаля. Эти создания были крупными по меркам насекомых, обладали вытянутыми, продолговатыми туловищами, у них точно были хвосты скорпионов с жалами. — Вся надежда на вас, — ещё раз напомнил второй, волнуясь. — Ливер, змей! — приказала Эсдес. — Уже! — как только бестии появились, мастер Чëрного Марлина начал поднимать воду из реки в форме змея и перекидывать его. Эсдес одновременно обрушила против насекомых поток холодного воздуха и следом, по поднятию руки, над головой у неë разразились десятки острых ледяных дротиков. Они крошились картечью и в полëте сбивали мелочь, Ливер же встречал её водой, водил шеей змея и поглощал текучим элементом тучи бестий. — Хи-йя! — Дайдара бросил свои топоры в тучу насекомых-монстров. — И я помогу! — Попробую напугать их, — Няу начал играть мелодию, которая внушала ужас врагам. Сложно было сказать, насколько это могло подействовать на таких исчадий зла. — А-грах! — сам Аббадон мрачной демонической фигурой приземлился и в деснице Ангела Бездны вспыхнуло пламя — с раскатистым рыком посланец ада швырнул его через вечерние сумерки в ряды наступающих. — Давай! — Эсдес вскинула руку — на пути огненного снаряда встала скала льда, взрыв от столкновения с ней разметал преграду, но полетать дальше выстрел не смог. — А-а-агра-раах! — Аббадону пришлось собирать следующую порцию пламени преисподней, оно выходило из дыры на его животе. В ответ по нему уже гремели выстрелы, но, очевидно, слишком слабые, чтобы сильно повредить такое гигантище с крыльями, мускулистое, в языках огня и клубах дыма. — Ну я тебе! — Дайдара швырнул топоры прицельно по этому страшилищу. На это Аббадон мгновенно выбросил во второй руке огонь в виде бича и смог им отклонить один топор, от другого уклонился. — Шустрый! Но это не про меня! — Дайдара сосредоточился на возвращении топоров. Но Аббадон чувствовал их и одновременно легко увернулся, при своих размерах этот демон был весьма ловок. — Эсдес, теперь я! — Ливер в это время бросил водного змея против пламенного шара, снаряд столкнулся с блоком Ливера и тогда разбрызгал салютом кипящую воду, она поубивала в воздухе остававшихся насекомых. Дайдара со злым выражением поймал топоры. — Не стрелять! Дайдара, пока жди! — приказала Эсдес, видя, что выстрелы, по крайней мере с такого расстояния, Аббадону не вредят. — Ливер, бей его змеем, я обращу змея льдом и добью вблизи! — Есть! Вода выбросилась жидким протянутым драконом, ударила раскрытой пастью в Аббадона. Пока демон-архонт пытался устоять под напором противной ему стихии, Эсдес обнажила рапиру и на коне поскакала вдоль протянутого змея. Вода оледенела и ревущий Ангел Бездны оказался захвачен. — Гоп-па! — Эсдес резко подпрыгнула, прямо с остановленного коня, еë подхватил северный ветер, развевая волосы и плащ, она отказалась прямо на начале ледяного змея, а заключëнный перед ней в кристалл Аббадон смотрел прямо на неë. Его гуманоидное тело, примерно со слона, обладало головой, очень зубастой, напоминающей чем-то львиную, ноги — кажется, достались от медведя, вместо кожи его всего покрывала рыбья чешуя, в животе зияла дыра, забитая льдом, в норме из этого отверстия валили огонь и дым. Позади ещё росли большие кожаные крылья, ныне вместе с руками также захваченные кристаллом. Ноги Эсдес оказались захвачены льдом, чтобы она могла точно стоять, и так она вонзилась своим шингу в голову Ангела Бездны. Горящая кровь, словно магма, вырвалась из пробитого черепа, но не смогла опалить Эсдес, аура синевы гасила жар геенны. После чего она заставила всего змея расколоться позади на острые стрелы, каковые целыми партиями вогнались в разрезанную голову противника. Они секунд десять непрерывно туда входили и проходили, и тянулись обратно, распирая Аббадона. Эсдес отпрыгнула, при этом используя своего рода ледяные сапоги для очень быстрого перемещения. Густой пар и чëрный дым и языки гаснущего огня вырвались из Аббадона, который теперь изнутри и снаружи пронзался противоположной стихией. — Давай, мальчик, давай! — ухмыльнулась Эсдес. К ней подлетали остававшиеся мелкие бесы-архонты, служащие Ангелу Бездны. Эсдес как раз успела, словно в замедленной съëмке, рассмотреть их. Туловища отродий больше напоминали вообще лошадиные, на них был естественный хитиновый панцирь, от глав развивались длинные гривы, они скалили пасти, над которыми многочисленные рога образовывали зубья корон, крылья напоминали таковые от саранчи, а хвост тянулся в длину с туловищем и завершался жалом скорпиона. Холод от Эсдес проник в них и дети преисподней посыпались и даже пораскалывались, став очень хрупкими. Впрочем, основная сила Эсдес заключалась не в управлении льдом и холодом, а в умении крутить физику на одном месте. Наконец под напором своей антитезы, адского холода, Аббадон, архонт огней преисподии, просто взорвался — Эсдес закрылась ледяной стеной от полетевших ошмётков. Все воинства позади разразились великой радостью. Слуги Аббадона осыпались замертво после гибели своего повелителя, похоже, они никогда не были самостоятельными существами. — Ну?! — Эсдес взглянула на ворота Шалема. Створки открылись, она первой увидела то, что вываливается из них. — Они идут! — Эсдес резко вернулась к рядам своих верных воинов. — Вижу! — Ливер снова приготовил водного змея. На место павшему Аббадону из-за стен Шалема показались самые разные звери, напоминающие медведей с кучей торчащих клыков, львов с крыльями, были тут огромные козлы с кучей рогов, барсы с несколькими головами и крыльями, гибриды орлов и быков в разных сочетаниях, овны с костяными шипами… самый маленький при этом раза в два больше нормального животного. Но самым страшным оказалось идущее впереди бурое чудище с телом, кажется, медведя, ногами барса и множеством голов, каждая из которых почти полностью отводилась под изуверские пасти со множеством зубов, столь больших, что эта сволочь даже нормально не могла челюсти сомкнуть. Ещё из сравнительно маленьких черепов этого монстра выходили асимметричные острые рога. Оно так рычало, что даже за сотни метров это было слышно. Но дело оказалось не только в этом — Эсдес быстро пропустила все эти ужасности и обратила внимание на гуманоидную фигуру, что восседала на этом существе, она напоминала женщину своими изящными чертами, хотя, при ближайшем рассмотрении, у этого монстра не оказалось вообще ничего от человека — у неë не было никаких половых призраков, ничего такого, полностью голое и жëсткое тело, не было даже глаз, вместо них голый костяной выступ, нос — две крохотные дырочки, под ними — вечный оскал зубов. От головы отходил как своего рода украшение костяной полукруг, создавая ощущение дьявольского головного убора. В одной руке Бабалон держала золотую цепь, которая отходила от ошейника самой крупной и средней головы своего боевого зверя, в другой руке она несла очень широкую чашу. — Никому не стрелять! Я должна обезопасить чашу! — Эсдес лично рванула, подпрыгивая в воздухе на волнах создаваемого ею ветра. — Как она так делает!.. — Ливер поразился такому мастерству в управлении своим тэйгу. — Она дочь Итаквы, что вы хотите, — промолвил Ахтиа-Аль-Козлед. Эсдес прямо в полëте обернула в сияющий инеем лëд саму себя. Встречая еë, многоглавый зверь громко прорычал. Бабалон плеснула чëрную кровавую жидкость в противницу… но ледяные доспехи, частью переходящие в кристаллические острия, вонзились в торс Бабалон, прошли насквозь и с хрустом проникли в бурую мохнатую спину её ездового товарища. — «Сама жри свой яд!» — Эсдес заморозила жидкость из чаши и заставила ледяные усики из неë вонзиться глубоко в мышцы зверя. Пока он ревел от совершенно адской боли, сотрясая округу, Эсдес рапирой снесла голову Бабалон и ещё больше проникла своей силой в нутро многоглавого, беднягу буквально изнутри разорвало кровавыми кристаллами! — Она замораживает его кровь и управляет льдом?! — Ливер опешил, ибо сам не был властен над кровью. Эсдес разорвала все мышцы зверя и перестроила отдельные ледышки из той жидкости, которая содержалась в организме противника, она заключила в неë всë, что могла содержать чаша Бабалон. — Так! — после этого Эсдес примчалась обратно к поражëнным солдатам. — Я пока выдохлась! — она бросила невероятно охочий до боя взгляд на батарею. — Пушки?! — Не беспокойтесь, они тут! — указал Ливер. У войск возникли некоторые проблемы, но рьяные гоги-магоги со своей силой подтащили всë нужное. — Старайтесь не бить в то, что я заморозила! Стреляем! — отдала приказ Эсдес. Пушки посыпали снарядами против оравы опасных зверей, присланных первосвященником Шалема. Горячая кровь разлеталась брызгами, все могли хорошо видеть, как этих монстров смачно разрывает на куски прямо от прямых попаданий в туши. Кишки выпускались и растягивались по дороге, эти быки, барсы и прочие львы с орлами, химеры издыхали в одном кровавом погосте. — Идиот! — под гром пушек торжествовала Эсдес. — Они совсем не умеют воевать! Этот Аббадон мог бы хоть с разных сторон на нас напустить своих мух! А они могли вылить эту дрянь в реку, когда мы ещё её не заметили. Какие они жалкие! Тут им доложили о приближении от другой части Шлема отряда из големов и обычных солдат. Первые напоминали тех, что охраняли храм Баалов в Тире и шли впереди простых людей. Эсдес знала, что по ним стрелять не очень эффективно. Но тут гоги-магоги попросились в атаку — эти глиняные истуканы приводились в движение тайным именем Баала Шалема, их уж больно ненавидели и жаждали уничтожить. Эсдес уж решила дать свет — получеловеческие союзники погнали и в два счëта расправились с големами, повалили, разбили кувалдами и боевыми молотами, а обычных людей просто засыпали банальными луками амалеки. От поражения демонов-архонтов, зверей и големов, наблюдавших за боем со стен защитников Шалема объял невероятных страх и только наиболее фанатичные из них не сомневались в том, что это божье испытание и что не человеческие силы, но божественные в последний момент повергнут могучего врага… И о чудо, они оказались правы! Пушки Эсдес продолжали палить по тем зверям, которые ещё не до конца упокоились, когда вечерний свод вновь вдруг не озарил падающий со звëздной тверди огонь — пылающие камни затмили ночные светила и ударили прямо в стан наступающим! Взрывы раскидали солдат и обозы, ударная волна аж посшибала целые сотни амалеков и гогов-магогов с ног, их лошади впали в панику и теперь стали носиться, топча низвергнутых и сшибая ещё стоящих. Пожары от кратеров поглощали пригородные дома и отдельные сгустки огня, словно живые, охватывали вопящих от ужаса и боли. Признаться, это впервые заставило испугаться Эсдес и её людей, хотя они стояли ближе к городу и потому практически не пострадали от такой бомбардировки. — Нас атакует… само Божество?! — Эсдес не ожидала буквального чуда, но небо над её головой вновь осветил падающий огонь! Оставляя за собой шлейф, объятые пламенем камни шли на них вслед за тем, что отворил кладезь бездны и за теми, что только что поразили орды Амалека и Гога-Магога в самом конце протянувшегося воинства врагов народа Ибри. — Это тоже природное явление, Баал атакует нас через карму! — опознал Ливер. Он-то знал, что камни иногда падают с неба сами. Так как метеоры особенно густо ударили по амалекам, они трусливо побежали. Гоги-магоги исполнились особенно яростного богохульства против самого неба, которое бросало на них взрывающееся пламя. Но они только грозили и были сбиты с толку. Эсдес сама попыталась сначала возвести ледяной щит — но даже относительно небольшой метеор легко разнëс его вдребезги. И Эсдес поняла, что им осталось только одно: — Вперëд! — указала она на стены и ворота Шалема, перед которыми всë покрывали останки священных зверей. Няу сидел за спиной одного из солдат, который правил лошадью, и свободными руками играл без перерыва, не думая ни о чëм, кроме того, что он должен предотвратить панику скакунов. Дайдара стиснул зубы и погнал свою породистую. Эта атака резко указала русло для ненависти гогов-магогов — под крик Даджжаля они понеслись следом за людьми Эсдес особенно плотно. А те, кто остался или не успел, пали под ударной волной или от прямого поражения метеорами. — Баал бросает на нас камни с неба, пусть бросает по своим! — выкрикнула на скаку Эсдес. Они ворвались прямо в город и столкнулись лоб в лоб с пехотой Шалема — обычными солдатами, которые, увидав бьющий противников по задним позициям огонь с небес, расценили это как сигнал к атаке со стороны того существа, которого они столь трепетно почитали… и побежали без какой-либо тактики, без ничего! Остервенелые лица Эсдес и её кавалерии послужили последним, что увидели эти пехотинцы — боевые кони Империи специальных пород легко сшибали простых людей в лëгкой защите и те гибли под копытами совершенно бесславной смертью. Эсдес полностью заливалась кровью от попаданий своим шингу по противникам, чьи тела просто половинились даже от лёгкого касания. Всадники после особенно жестокого прорыва через разрозненных пехотинцев очутились на главной улице, по которой до того шли к выходу из города священные звери, а потому этот путь ещё был свободен — и толпы мирных горожан по обе стороны взирали на них. И как раз сейчас небесный огонь поглотил их — Господь показал, на чьей стороне Он стоял всегда! На стороне злодейства и преступления, конечно же! Эсдес оказалась права: по мере перемещения её армии внутри стен Шалема, обстрел метеорами тоже сместился… но вëлся он уже прицельно по жилым кварталам! Да, позади, подле кратеров, в огне и дыму, осталось валяться и умирать в муках какое-то приличное количество людей и гогов-магогов, но основная часть неслась в город и творила там бесчинства. Если бы кому-то пришло в голову не трогать мирных людей, а резать только солдат с оружием, то это оказалось бы просто невозможно исполнить — в такой дикой резне смерть брала всякого, кто был под рукой. А в переполненном городе, надо сказать, недостатка не было… Но всё же, надо сказать, что камни с неба от щедрого Господа поразили больше горожан, чем воинов Эсдес и от них погибло больше людей, чем от рук нападающих. Когда у Всевышнего закончились булыжники, то целые кварталы полегли в руинах и пылали и тысячи несчастных были убиты, а те кто выжили, завидовали первым, ибо гоги-магоги показали такую степень жестокости к жителям, что даже Эсдес и Няу на время утратили дар речи и могли только со своих коней пялиться на те акты беспрецедентного зверства… Полузвери с кабаньими клыками просто рвали жертв заживо и одновременно ели их, и делали это с явным желанием продлить страдания, начиная с рук и ног, на ходу часто когтями выпуская внутренности или вонзая разогретые в огне мечи. Они ели младенцев заживо. Ох, даже некоторым участникам резни в Тире стало плохо!.. — Ебать!.. Чë с за хуйнëй мы связались?! — только и мог сказать Дайдара. — С людьми, которые отдали себя единственной Великой силе в Мироздании — Чëрному адскому огню, что полыхает в сердце каждого, — пояснил Ахтиа. — Всë верно! — Эсдес как осенило. — Я всегда говорила, что люди только звери! Гоги-магоги всего лишь не притворяются, что они что-то другое. В их жестокости нет ничего нечеловеческого, она — жесткость людей, просто наиболее… высокоразвитая, что ли. — Не стоит забывать, что жители Ибри всë время хотели учинить аналогичное с амалеками и остальными лидийцами, — напомнил Ливер. — Так что полное истребление в таком случае не есть что-то чрезмерное для Великой Асии. Хотя обычно ограничиваются убийством всех способных держать оружие, данная этническая война затянулась слишком надолго, чтобы она могла завершиться как-то иначе. Я удивлëн, что Баал Шалема встал на нашу сторону, но, возможно, он просто посчитал нас более выгодными союзниками. Очевидно, он проверял нашу решимость. Потом все пятеро взглянули на небо, освещаемое пожарами. — Вот вы видите, госпожа Эсдес, на чьей стороне был Ползучий Хаос, — заключил Ахтиа. — Он совершенно подло предал жителей Шалема! — цыкнула Эсдес. — Конечно это нам на руку, но я презираю их бога! Ты прав, Аль-Козлед, даже я не столь порочна, как ваш Баал Шалема! — Прошу прощения, госпожа Эсдес, но мой Господь не может никого предать. Ибо Он свободен от любых обязательств, — возразил Ахтиа. — Зато люди ему обязаны. Вы не понимаете, что быть Богом — значит не только делать что угодно, но и иметь самое священное право на беспредел, право поступать всегда так, как тебе хочется. Не держать своë слово и величаться всегда говорящим истину; передавать, бить в спину и восхваляться спасителем; разбивать младенцев о камни и слыть другом всех детей; совершать любой грех и оставаться святым: вот что значит — быть Богом! А людям нельзя осуждать Господа… Эта проповедь под хаос криков и треск пожаров изрекалась под все те ужасы апофеоза войны, которые вытворялись вокруг. — Но такой бог — само воплощение зла! — решительно сказал Ливер. — Самых гадких пороков: лжи, лицемерия, предательства! — Именно. — Ахтиа сверкнул очами. — В том простая истина: Бог — это само Зло и Зло правит миром и нет в мире ни-че-го, кроме зла. Просто это истина, которую религия откровения даëт немногим! Просто многие из трусости или глупости или из того и другого предпочитают лобызать Всевышнего, либо горячо любить тот благой образ Его, который они придумали в своей голове, который к Богу Живому не имеет никакого отношения… И это вместо того, чтобы признать Бог — есть Зло! Бог есть в сердце каждого, наши пороки — это Его Образ и Подобие! Все люди в сердце подлые и жестокие сволочи! Вы взгляните на этих гогов-магогов: в своей ненависти к Богу они очень близко приблизились к нему, окунувшись с головой в такую жестокость! — Я поняла, Аль-Козлед! Признаю! — одобрила Эсдес с долей очень жуткой улыбки. — Очевидно, сила любого бога в могуществе, а твоему богу силы не занимать, если он может столь эффектно швырять горящие булыжники! А его власть над нашими сердцами, если бог есть зло, тоже велика. Признаться, мне легче победить все армии мира разом, чем отказаться от зла… — А я, госпожа, не вижу в этом смысла, — перебил Няу. — Бог вложил в нас и добро и зло и в тех пропорциях, в которых счёл нужным. Если бы Бог хотел избавить нас от зла, он бы просто его в нас не вкладывал и зло бы не притягивало нас. Разве отец, который не хочет, чтобы его сын был алкоголиком, разве вложил бы он в него тягу к спиртному? Напротив, он вложил бы в него отвращение даже к запаху браги. Наверное, я считаю, порок и добродетель одинаково угодны Богу. А раз так, мы совершаем грех против Бога, когда противимся вершить зло, к которому нас зовëт сердце, и наоборот. Потому я, всегда делаю зло, когда хочу, и всегда делаю добро, опять же, когда мне хочется это делать. Вам, госпожа Эсдес, я хочу делать только добро — и вам, мои друзья, — Няу посмотрел на Ливера и Дайдару, последний был слишком приземлён для таких высоких материй и несколько нервозно скрежетал зубами. — Человек — он вообще серый, а не только чёрный или белый, — так рассудил наш прекрасный дьяволëнок. — Верные мысли, Няу. Своих детей любит даже дикий зверь! Свою стаю любит даже ужасный хищник, ведь без стаи ему пропасть! Но я всë же хочу договорить, Аль-Козлед, — продолжала Эсдес. — Именно сила дарует священное правое поступать тебе так, как тебе заблагорасудится! И коли твой бог утратит силу, он станет поругаем и осуждаем. — Совершенно верно… Возможно, именно потому мой Господь покровительствует вам, — сообразил Ахтиа. — Ведь случилось, как я и предсказывал. Мой Господь презирает всех, кроме себя, но тех, кто ему поклоняется, он презирает в особенности, а меньше всего он презирает тех, кто достойно борется с ним… — Потому что вашему богу интересны достойные противники? — подумала Эсдес. — Возможно, но я думаю, мой Повелитель слишком порочен и надменен, чтобы признавать кого-то достойным. Скорее ему просто интересны враги. Нас он испытывает, и так как мы оказались достойны, то он даровал победу нам и обрушил гнев свой на наших врагов, — Ахтиа оглядел пожираемый пламенем город. — Нам надо найти тут тэйгу, Меркаву, — напомнил Ливер. — Ради этого мы сюда пришли. — Да, давайте, госпожа, — согласился Дайдара, — поговорили — и хватит. Ливер тушил ближайший огонь, чтобы жаркая стихия не могла угрожать им. Откуда-то выкатилась обгоревшая девочка и посмотрела на Ливера так несчастно, что у него наконец-то сердце дрогнуло… Следом он быстро убил её, чтобы не мучилась. Потом вспомнил, сколько он уже уничтожил народу. Вспомнил, было ли кому дело до его мук в тюрьме. Это помогло, особенно последнее, подавить эмпатию и вновь стать спокойным и бесчувственным к чужим мукам, которые существуют вовне, а потому не должны касаться его. Надо сказать, что бегство амалеков от небесного пламени тоже послужило Промыслу: лишь благодаря этому амалеки обнаружили тайный ход, откуда из города повалили многочисленные беженцы! И амалеки, увидев, что пламя с небес теперь нисходит на сам город и крушит дома мирных жителей, воспрянули духом, ибо учение их гласило, что непредсказуемый Демиург иногда воздаëт благом тем, кто достойно идëт в бой против него и сам отдаëт погибели тех, кто ему верно служит. Потому такую веру понесли они беглецам и долго, долго прорубались через них обратно в Шалем. Наши же основные злодеи впятером впереди батареи какое-то время держали путь по плотно усыпанной улице, где не было видно даже дороги под трупами людей всех возрастов. И вот в конце концов они наткнулись на человека в тëмной броне, похожей на Инкурсио, но без плаща — тут нефритово-тëмный сочетался с приглушённым во мраке блеском лазурита. Глаза полыхали как две голубые звезды. Воин-тэйгу стоял на целой куче перебитых гогов-магогов, их там полегло больше полсотни на одном жалком клочке земли и там буквально высилась гора изуродованных трупов, почти каждый выглядел так, словно попал под пушечный выстрел. Вместе с нелюдями Эсдес по обрывкам униформы опознала своих людей, они полегли там вместе с лошадьми. — «Спите спокойно, мои дорогие, вы будете отомщены!» Воистину, Воплощение Бойни! — на Эсдес воин Меркавы произвëл впечатление. Впрочем, что ещё делать последнему воину мëртвой земли? — Огонь! — Эсдес вела за собой батарею — как предчувствуя появление противника именно спереди, тем паче отсюда поступали донесения, что наступающих ещё валит какое-то чудище. Грохот, дым — несколько снарядов пробили кирпичную стену позади воина Меркавы, один из них угодил в него, разорвался. Воитель оказался отброшен в пробитую стену и она окончательно рухнула на него. Гоги-магоги возликовали и без приказа Эсдес бросились туда, движимые кровожадностью. Няу с долей испуга на лице уже не играл, ибо справедливо опасался, что эти маньяки при попытке сверх того повысить боевой пыл просто окончательно выйдут из вменяемости. — Это нормально, да? — Ливер смотрел на то, как ушастые союзники уходят в ещё не успевший осесть смог. — Да они бешеные! — воскликнул Дайдара. — Ого, госпожа Эсдес, а не сломали ли мы Колесницу-то?.. — вопросил Няу. — Если этот тэйгу можно сломать нахрен так просто, то он не стоит того, чтобы вести его в Столицу, — сказала Эсдес. Резкий грохот камней — воин Меркава восстал из-под обломков и трупов. В полный рост. Невредимый, только чëрный доспех покрылся пылью. — Говорю же, — глаза Эсдес блеснули инеем Коцита. Воин Меркавы одним махом проломил голову ближайшему гогу-магогу. Ещё двоих схватил и размазал о ближайшую часть стены, отчего та аж окончательно повалилась. Потом он схватил кусок мраморной колонны и начал класть сволочей и подонков — у них только так брызги крови летели да кости хрустели. — Человек Демиурга неуязвим! — оскалил зубы Даджжаль. — Я ему! — Дайдара метнул оба свои топора, они в полëте, как нож сквозь масло, разделили двух убегающих гогов-магогов и достигли Меркавы — противник один встретил колонной, второй высек искры из плеча и отлетел дальше, куда-то вонзился, потом вырвался, чиркнул по спине, вновь высек искры и дальше полетел возвращаться, первый уж оказался в руке Дайдары. — Ого, прочный! — Няу начал играть музыку, которая внушает страх. — Ливер, воды! — понимая, что это не даст эффекта, Эсдес обрушила шквал холода и ледяных стрел против воина Меркавы. Он отбросил колонну и побежал было к ним навстречу сквозь гору ранее наваленных трупов, тела гогов-магогов разлетелись от его движений, частично принимая на себя попадания льда Эсдес. — Сейчас! — Ливер направил кольцо на цель. Из-за голов всех атакующих вырвался водный змей, он тянулся от главного узла водопровода, и, надо сказать, это место расположения сыграло свою роль — не на стороне защитников был в тот день Всевышний. Водный поток раскидали трупы, воин Меркавы оказался на несколько секунд остановлен, будучи вынужден противиться потоку, который в первую очередь выбивал саму землю из-под ног. И тут, когда воды прилетело достаточно, Эсдес всë заковала в кристалл. Заключëнный в скалу льда и обломков, намертво сжатых, противник более не пошевелился. — Может быть, нам нечем его пробивать, но ему нужно дышать… Жаль, боги создали людей такими уязвимыми, — блестяще улыбнулась Эсдес своим подельникам. Уничтожение царства Ибри продолжилось. Ахтиа-Аль-Козлед сказал, что Баала Шалема необходимо почтить за то, что Он предал своих последователей и встал на сторону завоевателей; потому чернокнижник повелел войти в Святая святых храма Священного города, принести там на алтаре в жертву большую свинью и накормить еë мясом всех священников, особенно первосвященника. Колдун пояснил, что свинья символизирует весь народ ибри, который они приносят в жертву вероломному Эль Хашему, отдавая почести гениальному коварству и признавая божество величайшим из злодеев. Эсдес приказала выполнить данное и оно было осуществлено. Гоги-магоги восприняли это как акт богохульства, ведь свинья в религии ибри считалась самым нечестивым животным, потому сами богоненавистники, напротив, очень чтили свиней и запрещали им вредить на своих территориях. Но Эль Хашем, «имеющий множество прекрасных имëн», — величайший из хитрецов, сказал Ахтиа-Аль-Козлед, потому Он обманул ненавистников и заставил их отдать себе почесть: вот почему Бог поругаем не бывает, заключил пророк-чернокнижник. Все эти мрачные события, окутанные зловещим мистическим ореолом, однако, не могли не сподвигнуть наших героев на богословские размышления о природе богов и вот чем наша замечательная титанида Севера обогатила опыт мировой теологии: — Друзья, нам неизвестно, существовал ли тот самый первый бог, который создал небо и землю, или эти боги появились потом, как часть вечной Природы. Но, как по мне, если этот бог существует, то узнать о нëм мы можем только по одной вещи. Природа — Вечно Преступная Природа — итог работы Творца, она воплощает в себе Его волю, иначе быть не может. И я думаю, что не надо кому-то из вас доказывать, что в этой Природе проигрывают слабые, жалкие и безвольные отправляются в тигель. Только сильный, неважно кто — порочный, хороший — только сильный торжествует и сильный будет плясать на празднике в честь своей победы. — Эсдес глотнула вина. — Я думаю, что это религия здравого смысла, религия разума, естественная религия. Все, кто учат иному, говорят, что бог хочет, чтобы мы перестали быть хищниками — те несут ахинею. Более того, я считаю, они богохульствуют, так как смеют говорить за бога то, что бог сказал нам через своë творение в целом. А Природа нам ясно говорит, что сила и беспощадность — прописные истины нашего мира. И сильный победитель может делать что угодно со слабым побеждëнным, это священное право, которое Творец предоставил волку, жрущему ягнëнка, а также всем нам, друзья. Любой, кто будет говорить иное — оскорбляет бога-творца, если он, конечно, был когда-то [2]. Силы Империи забрали тэйгу и оставили союзников решать окончательный вопрос с народом ибри. В этой жестокости нет и не может быть ничего удивительного, а её закономерность должна быть максимально явной в своей неизбежности — народы вели очень долгую религиозно-этническую вражду на уничтожение, разрешиться она могла только таким способом, вопрос лишь в тому, кому Провидение даровало венец победителя, а кому участь стать прахом для преисподней. *** Колонка юмора: Батареи гогов-магогов замолкли. — Почему вы не стреляете? — строго спрашивает Даджжаль. — Снаряды закончились, господин! — Вы возлюбили Создателя? — Никак нет, господин! — вновь загремела артиллерия.