— «Ромео и Джульетта», «Верона ждёт».
«Добродетель, как бы прекрасна она ни была сама по себе, бывает тем не менее наихудшим выбором, какой только можно сделать, когда она оказывается слишком немощной, чтобы бороться с пороком, и что в совершенно развращенный век наподобие того, в котором мы живем, самое надежное — поступать по примеру всех прочих? Уж если на то пошло, не имеют ли люди, обладающие более философским складом ума, права сказать, вслед за ангелом Иезрадом из «Задига», что нет такого зла, которое не порождало бы добро, и что, исходя из этого, они могут творить зло, когда им заблагорассудится, поскольку оно в сущности не что иное, как один из способов делать добро?»— Маркиз де Сад философствует, «Жюстина, или Несчастья добродетели» («Задига» — повесть вольнодумца Вольтера).
Ночной Рейд с прибавлением собрался в штабе. Последним нагрянул Булат: — Я тут прямо вам как зимний дед подарки принëс! — богатырь обнажил из тех ножен, в которых обычно носил Инкурсию в форме меча отобранный у Иншина Шамшир, к нему он добавил взятый с трупа Чампа браслет с шестью полусферами разных цветов — Союз Смертей; последним выложил камень Шамбалу, ранее принадлежавший сыну первого министра. Также важным будет сказать, что во временной промежуток после возвращения на родину и днëм сегодняшним Булат изменил имидж: теперь он складывал волосы в очень характерную причëску, они как бы торчали все вперëд и образовывали впереди лба форму сердца; какими средствами наш витязь укладывал и удерживал такую форму — точно никто не знал, остальные члены Ночного Рейда могли сказать, что у Булата на неë тратится много времени — Лаббок даже дразнил нашего героя «красной девицей». Кроме того, Булат вообще очень следил за собой, поддерживая свою бритую внешность в халëном виде, содержа одежду в идеальной чистоте. Обычно он носил чёрную рубашку с зелёными плечами, парадный армейский нагрудник поверх неë и белые штаны с чёрными ботинками — всё это выглядело с иголочки. Подобное внимание к собственному облику было характерно для содомитов и не должно удивлять человека, в вещах понимающего. — Давайте, друзья, кому что нравится? — обратился Булат к новой троице. — Какой красивый браслет! — Саë без раздумий взяла в руки Союз Шести Смертей. — Подумай над тем, чтобы пробудить его, — посоветовала Майн. — Погоди, эта штука взрывоопасна, — подняла органическую руку Надженда. — Саë, этот тэйгу обычно не взбрыкивает, но я слышала о том, как одному солдату другой огненный тэйгу опалил лицо — потому лучше тебе выйти из дома, отойти шагов на тридцать и попробовать там… Если ты не против браться за наше дело. — Я не против, вы дважды спасли нас — и наши жизни теперь ваши, — после таких слов, движимая великой благодарностью, Саë смело направилась к выходу. Тацуми и Ияэсу в это время успели присмотреться к Шамбале и Шамширу. Первому не понравилась форма последнего, а что делал первый из тэйгу, наш герой вообще не понял и отнëсся к нему скорее отрицательно. — Ум, — Саë отошла куда надо и на виду у всей группы таки окружила себя шестью парящими сферами — они отделились от браслета и увеличились. Саë, не спрашивая ничего, попробовала усилием воли водить эти штуки по воздуху перед собой. — Кажется, нормально, — вгляделся Су. — Надо будет ещё посмотреть, как она используется, но это потом, — отложила Надженда. — Хорошо, Саë, а теперь заставь эту штуку обратно… «заснуть». — Спать! — повелела Саë, её сферы обратно уменьшились и разместились просто шариками-украшениями в специальных нишах на браслете. — Мило, не так ли?.. — показала она своë новоприобретение, похоже, не думая об этой штуке, как об опасном оружии. — Это одновременно и наступательный и оборонительный тэйгу, — Надженда подвинула толстую книгу, где на очень старых страницах красовались различные тэйгу. — По большей части наступательный, — Надженда объяснила, что делает каждая сфера. — Кроме того, если владельцу этого тэйгу угрожает опасность и он очень сосредоточен на борьбе с ней, то сферы будут вращаться и отбивать атаки. Они способны поглощать в себя те стихии, которыми они сами владеют — например, сфера молний может поглотить атаки электричеством, сфера огня — пламенем и так далее; однако, если сфера вберёт в себя слишком много, то она может взорваться и тогда — хана [1]. Кроме того, они очень хороши в ближнем бою, так как могут оказать уменьшенный разрушительный эффект на противника, который схватится за них. На том Надженда закончила инструкцию по поводу данного тэйгу и обратилась к Тацуми и Ияэсу. — Вам что по душе, мальчики? — Мне нравится этот меч, — взял Ияэсу Шамшир. — Пойдëм, попробуем его использовать. Взмахами меча Ияэсу поднял небольшой ветер — атаковать юноша пока никого конкретно не хотел и просто потревожил крону ближайших деревьев. — Угу, ясно, что ты можешь им владеть, — Надженда пока отложила дальнейшее. — А ты, Тацуми, тебе нравится?.. — Нет, — отложил тот камень, — я понятие не имею, что он делает. Я что, должен буду из пращи его кидать? — Дурачина, книжку бы почитал, — пододвинула ему Майн. — Ээ… я не очень понимаю, о чём тут, — устаревший стиль языка сбивал Тацуми. — Это фейский артефакт, — Лаббок охотно взял его в руку. — Я читал, им мало кто может владеть. Один из тысячи, не чаще. Но я… может быть мне ты покоришься? Лаббок взял в обе ладони предмет и камень отреагировал, свет проступил на символе. — Ого! Отозвался! — удивилась Челси. Её мы представим читателю немного попозже. — Разве можно владеть двумя тэйгу сразу? — озадачилась Шелли. — Иногда можно, — просветил Су. — Я лично видел, за тысячу лет такое неоднократно случалось. Но это были тэйгу разных типов — скажем, атакующие и поддерживающие. Использовать два тэйгу одного типа одновременно — верное самоубийство. — Но это мы не знаем, насколько хорошо Лаббок может с этой штукой управиться, — сказала Леоне. — Ща попробую, — Лаббок вышел из дома, сжал в ладони штуку и сделал рукой размашистый жест. — Отворись! Колдовской свет перед ним очертил два круга с восточным символом. Лаббок бросил первый попавшийся под руку не шибко важный предмет в ближайшие колдовские врата, они оба закрылись, когда предмет появился в центре ока вторых врат. — Э… Сработало! Но второй раз у Лаббока не получилось. — Ну… чтобы убить кого-нибудь, этого бы мне хватало!.. — улыбнулся он. — Ну, хоть работает, — стратегически заметила Надженда. — В случае с данным тэйгу — это уже хорошо. — А у меня есть мой шингу, так что спасибо, так что мне ничего не надо, — остался на том доволен Тацуми. — А я думаю, — Су взглянул на команду, — мне надо будет готовить ещё на троих. За ужином пришла пора представить читателю эту самую Челси по прозвищу «Леденец» — она выглядела как очень хрупкая и нежная девчушка, с аккуратными, узкими и тонкими плечами, крупной головой, бедной кожей и очень милым личиком. У неё были длинные каштановые волосы, заходящие за лопатки. Носила Челси всегда один и тот же набор одежды, состоящий из белой рубашки с длинным рукавом и воротником, перевязанным красной лентой под чёрным жилетом, красной клетчатой юбкой и чёрных кожаных ботинок. Ияэсу она, надо сказать, зашла с первого взгляда. Он мог бы попробовать познакомиться, но недавний инцидент со Стайлишем как-то сбил настроение. Потому Ияэсу ограничился комплиментом. — Должен тебя предупредить, парниша, — хлопнул его по плечу Лаббок, — что я не уверен, настоящий ли это облик Челси или нет. — О, Лаббок, конечно же я выгляжу на самом деле вот так! — Челси распалась на бесформенный белый провал и следом из него явилась страшная растрëпанная старуха с чрезвычайно суровыми чертами лица. — Ох, у меня аж пропал аппетит! — в отвращении скривилась Майн. — Прости! — Челси из ужасной ведьмы вновь перекинулась в милую девчину. Вот не столько даже красивую в первую очередь, сколько милую. Надо сказать, что особого интереса Челси к Ияэсу не проявила, зато внимание от неё получила наша титульная героиня: — Ах, Акаме, как давно я не обнимала тебя! — Челси сперва просто заключила в объятия свою напарницу, а потом так вообще начала неприкрыто тискать и лапать, особенно за груди, пока через одежду. — Челси немного странная, — предупредила Майн. — Но мне эта странность очень нравится! — проявил недюжий интерес к теме Лаббок. Когда пришло время сна, выяснилось, что у наших героев не хватает на всех постельных мест. — Я буду спать с Акаме, — сразу вызвалась Челси. — Хорошая мысль! — одобрил Лаббок. — Ничего не имею против, — согласилась Акаме, поначалу, по крайней мере на людях, проявляя не шибко сильные эмоции по отношению к Челси. Надо сказать, Акаме больше интересовалась волчатиной, приготовленной Су, девица скушала целого волка. — А я как не имею против! — в предвкушении закивал Лаббок. — Тогда ты наверное ничего не будешь иметь, — заговорил Булат с романтичной улыбкой, — если Тацуми будет спать со мной. — Что?! Нет, Тацуми! Не ложись с ним! — испугался Лаббок. — Не порть себе карму! — Что? Почему? — Тацуми, будучи человеком из деревни, совсем из деревни, представить себе не мог, что предложение Булата поспать с ним может значить нечто большее. — Булат… Булат, о-он!.. Я даже не знаю, как сказать об этом, мне стыдно об этом говорить… — Вот и не говори, — Булат обощëл Лаббока сзади и плотной мужской ладонью просто закрыл ему рот, — не говори, а то говорят про меня, Тацуми, знаешь ли всякое, а люди добрые потом обо мне чёрт знает что думают! — Булат посмотрел на Тацуми. — Что я какой-то там стыдно сказать кто!.. Тацуми, однако, был настолько деревней, что, продолжая доедать волчатину, не понял: — А что они про тебя говорят? Это спровоцировало истошный хохот у Леоне. — Тацуми, — после того как Леоне перестала надрывать живот, она обратилась к нашему герою, — я правда не советую тебе ложиться спать с… — А что не так-то? — Лучше ляг со мной! — Нет, я не хочу больше ложиться с той, кто меня обчистила. Тацуми, очевидно, ещё держал зло на Леоне. Ту от этого сильно укорила совесть. Да, столько народу она обчистила и совесть уже привыкла, а тут, пострадавший от её зла стал родным товарищем… — Ладно, как хочешь, Тацуми. Ияэсу и Саë легли спать вместе, потому кто-то подумал, что они любовники, но на самом деле они просто с детства росли вместе и относились друг к другу как брат и сестра. Булат вытянулся на большой кровати и положил руку рядом. — Ляг сюда, Тацуми, тебе как раз хватит места. — Спасибо, Брэд, — наш герой, совершенно ничего не подозревая, лëг там, вплотную к своему новому знакомому. — Относись ко мне как к старшему брату, Тацуми, — говорил Булат сквозь романтическую улыбку, — чтобы там про меня не болтали всякие злые языки… — Ага, понятно, — Тацуми спокойно разделся и показал Булату свою наготу. — Да, я ночью веду себя тихо… и не воняю, так что ночью можешь спокойно спать, — Булат с большим внимание продолжил наблюдать за Тацуми, который очень быстро провалился в сон. — «Какой у тебя красивый взгляд, однако». Лаббок же с помощью своих нитей опустился с крыши к окну, через которое он мог созерцать происходящее внутри комнаты, где разместились Акаме и Челси: — О, наконец-то нам никто не помешает! — Челси сняла большую часть одежды. Акаме, которая уже до того разделась, не проявила никакого особенного внимания к Челси, поначалу безучастная темноволосая девушка просто протянулась на кровати. — Ох, Акаме, какая ты милая! Давай, когда революция закончится, мы вместе станем моделями для одежды? Будем появляться на богемных вечеринках и будем сосаться на глазах мужчин! — Челси склонилась над Акаме. — О, как давно я тебя не видела, как мне было одиноко во Дворце! Как я устала быть животными! — Спокойно, Челси. Без тебя нам не победить, — уверенно сказала Акаме. — Совершенно верно, я знаю, потому не привередничаю… Потому хочу при первой возможности провести время с тобой, моя дорогая Акаме! — Давай-давай, я твоя, если тебе это приятно, — Акаме погладила свою любовницу — наконец девушки соприкоснулись губами, язык проник в рот. Да, ты этого хотел, читатель, тебе мы не откажем. Девушки продолжили ласки — Челси начала уделять внимания грудям Акаме. Только как следует возбудив её, подруга перешла к влагалищу, опустилась к девичьему лону и припала губами. — О, чёрт!.. — свисающий Лаббок аж задыхался от страсти за стеклом. — Эй, Лаббок, ты что там делаешь?! — вышла из дома Майн. — Э? — свисающий Лаббок запрокинул голову и жестами потребовал оставить его. — Не трогай его, Майн, — подошла к ней Шелли, — Лаббок неисправим… — Эх! Помню он меня пытался соблазнить, — повернулась к ней Майн. — Но ты же… не возражала?.. Насколько я помню… — Шелли побоялась сказать что-то не так. — Эм, извини, если я лезу не в свои дела… — Да ничего. Просто, знаешь, мне не нужны такие мужчины-соблазнители, — критически сказала Майн, — я хочу найти себе постоянного, хорошего мужа. Именно для него я берегу девственность, а не для… Майн взглядом указала на свисающего Лаббока. — Но мне казалось… у вас одно время всё было ничего, — Шелли задумчиво потëрла подбородок. Майн уж решила прямо выложить: — Откровенно говоря, Шелли, Лаббок меня уломал, но… я отказалась отдать ему свою девственность. Потому… в общем, иным ходом у нас не вышло. Мне было больно… — Каким иным ходом? — не поняла подруга. — Ëлки! Шелли! Какой ещё может быть!.. — А-а-а… — Вот! — Майн направилась в дом. — У всех свои причуды, так что оставим!.. — Ну как, моя Акаме, — Челси разместила голую напарницу в позе пса и активно вгоняла в неë руку. — Тебе приятно? — С тобой — да, можешь продолжать, — Акаме решила уж в очередной раз отдаться такому наслаждению, какое бывает между девушками. — Эй, Лаббок, можешь войти… — О, вот спасибо! — товарищ наконец спрыгнул с подоконника. — Ой! Акаме, ты не имеешь ничего против, чтобы Лаббок смотрел на нас?! — Челси то ли действительно смутилась, то ли состроила вид, что смутилась. — Он и так смотрит, просто так будет удобнее… — О, Акаме! Я знал про странности Челси (хотя она и говорила, что ей по нраву мужчины…), но я не знал, что ты так ценишь девушек! Прямо как я! — потëр руками Лаббок с пылающим взором. — Когда ещё я работала на тайную канцелярию, то мне довелось побывать чем-то средним между засланным казачком и пленницей внутри организации получеловеческих убийц-лесбиянок… эти красивые истребительницы признавали любовь только между женщинами и неудивительно, что я даже мотив своей воли сделалась пристальным предметом их желаний… Всякое было. — С возможной уклончивостью отвечала Акаме, попутно наслаждаясь орудующей во влагалище рукой подруги. — А Челси — одна из нас. Так что — мне ничего не стоит ответить Челси. — О, чудно! Просто чудно!.. — но тут Лаббок замер. — Прости, — как-то неловко сказал он, — но мне стыдно дрочить при вас! И смутившейся Лаббок вновь исчез за окном и нитями закрыл за собой ставни. Челси громко захохотала — Акаме также следом подхватила смех напарницы. — Какие порой странные бывают люди! — поразилась первая. — Ага, — Акаме посмотрела на неё. — Ум! — Челси поцеловалась в губы с Акаме. — Давай продолжим… — Продолжаю, — уже как следует разогретая Акаме взялась за нагие груди Челси… — А-ах!.. — Лаббок сбросил семя в траву. — Акаме и Челси так чудесны, когда делают это вместе!.. Уверен, ты не будешь спорить с этим, читатель. На следующий день Надежда огласила список тех, кого Ночному Рейду предстояло ликвидировать на этот раз. — После возвращения Брэда трусливый министр окружит себя ракшасами, потому верно они не будут патрулировать центр Столицы. А мы поработаем в окрестностях, — Надженда решила продолжить серию дерзких убийств либертинов и прочих негодяев. Вот таков был список смерти тех злодеев, кто тусуется вне центральной части города: • Предприниматель Гамал — нет, пока не тот, а тёзка нашего военачальника [2]; буржуй, уродливый и лысый, похожий на жабу, словно сошедший с листовок коммунистической пропаганды. Гамал занимался тем, что контролировал бизнес по продаже горючего и активно пускал в дело криминальные методы при малейших проблемах с конкурентами. Что же касалось Гамала-военачальника, то капитану Огру наш аватар капитализма, готовый ради 300% прибыли на что угодно, активно давал на лапу, потому за его преступления на эшафот шли люди совсем непричастные, либо мелкие шестёрки, которые навлекли на себя недовольство самого Гамала-огра. • Старая светская львица Цыси Бренвилье — великая отравительница, ведьма чуть ли не в открытую торговала всеми возможными видами ядов и средствами умерщвления от пропитанных отравой иголок до ядовитых животных, которых можно было бы подкинуть и сделать вид, что случайно заползли. Свои яды, как говорили, эта женщина испытывала на бедняках и в данный момент являлась владелицей огромного состояния от двух браков, оба мужа, разумеется, были мертвы. Надженда также добавила, что есть информация о том, что Бренвилье была давней подругой и любовницей первого министра Онеста и вельможи Ëкана. Вместе они начинали путь наверх и именно Бренвилье отдала Онесту яд, забравший жизнь прошлого министра обороны. • Нувориш Иокал — кровный родственник министра, обожающий забивать женщин кнутом, обычно именно он под началом Ëкана отбирает несчастных для оргий министра. Последний платит родственнику за поставку лучших девиц из казны такие средства, что они исчисляются целыми состояниями. • Конгрегатор Бьюэрман — верный сторонник Болика, обвиняющий всех внутрицерковных противников Его Святейшества в чëрном колдовстве, поедании детей и так далее. Ночной Рейд обратил на него внимание главным образом когда этот выблядок позволил себе без какого-либо разбирательства отправить сто пятьдесят человек на костёр, обвинив в использовании чёрной магии и коммунистической пропаганде, а потом присвоил себе их имущество. • Лорд Висконти — происходящий из народа ибри потомок богатой династии, некогда славной своей службой Империи, а ныне — возглавляемой жестоким дегенератом: Висконти жил в загородном имении и очень любил своих огромных породистых псов, он вменил всем местным жителям заботу о своих псах, а если животное хворало или, того хуже, умирало — Висконти безжалостно скармливал псам недоглядевших. • Мадам Дювержье — известная сводница, которая поставляет катамитов [3], шлюх, куртизанок всех мастей. Не имея никаких моральных и религиозных принципов, пользуясь неизменным и могучим покровительством полиции, эта первая сводница самых высокопоставленных лиц Империи, ничего и никого не боялась в этом мире, была законодательницей мод в своей области: Дювержье делала невероятные открытия, специализировалась на таких вещах, на которые до сих пор никто из её профессии не осмеливался и которые, казалось бы, заставили бы содрогнуться саму Природу, не говоря уже о человечестве. Например, эта ловкая мошенница сумела продать девственность одной нашей героини — не будем показывать пальцем — более, чем пятидесяти покупателям, и каждый вечер, используя некую помаду, Дювержье тщательно стирала следы разрушений, причинëнные безжалостной и безудержной страстью тех, в чьи руки отдавала нашу подругу её жадность. Какое-то время Леоне использовала эту женщину в качестве источника сведений, сейчас она уже стала не столь полезна, потому ей предстояло пойти под нож добра. • Альклеус Пацефидус — известный под этим именем, неизвестно — настоящее оно или нет, сумасшедший оккультист, который приносит человеческие жертвы богам зла и тьмы в свободное от пьянок, оргий и богемных вечеринок время. Министр позволяет ему спокойно уходить от конгрегации. Вот эту шваль нашим героям предстояло вернуть в Колесо Сансары, дабы под тяжестью грехов их души облачились в лучшем случае в плоть вшивых гнид. После всех конкретных дел, Надженда и остальные поведали новым участникам своей организации о том, какая преступность цветëт в Столице и вообще по всей Империи после прихода к власти клана Онеста. Ни для кого не было секретом, что жилища богатых горожан, напоминающие неприступные крепости, стали настоящим приютом самого гнусного сладострастия: немало девушек, соблазнëнных или просто украденных, томятся в этих капищах мерзких утех, теряют там честь, а нередко и саму жизнь. Майн поведала, что одно из первых своих убийств злодея она совершила после дошедшей до ушей истории о том, как один богатый и знатный человек, замучивший до смерти двух девочек семи и восьми лет, был публично обвинëн родителями в изнасиловании и убийстве; улик против распутника было более, чем достаточно, но он выплатил жалобщикам незначительную сумму, и больше об этом деле ничего не было слышно. Леоне поведала о том, как она, происходя из полукриминальной среды, окончательно и твёрдо избрала стезю воина добродетели вслед вот какой ужасной истории: власти заподозрили одну известную столичную сводницу (именно мадам Дювержье) в том, что она похищала девушек из добропорядочных семей и продавала их вельможам. На вопрос об именах своих клиентов она выдала такое количество уважаемых в городе лиц, что расследование тотчас прекратили, документы сожгли и женщине запретили рассказывать о своих проделках. Челси кратко осведомила новых друзей о том, что она родилась в богатом аристократическом роду и не нуждалась ни в чëм, жила в провинции — однако либертин-наместник начал развлекаться охотой на людей, потому Челси пришлось его прикончить и встать на путь борца со злом, благо для этих целей в родовом имении хранился спрятанный там 500 лет назад тэйгу, наделяющий силой менять облик. Целый день ребята готовились — предстояло повязать кровью новых участников, которые, разумеется, выполняли пока роль чисто вторичную. Тем паче цели выбраны были почти беспомощные… Брюхо буржуя Гамала распорол Иэясу под надзором Акаме, которая только положила телохранителей — они подкараулили Гамала в одном злачном районе на окраине Столицы, где тот часто появлялся дабы познать удовольствия именно в дешëвом борделе — этот либертин больше всего обожал нищих молодых девушек, ему нравилось проливать сперму на контрасте между их позорной нищетой и славой своего богатства, каковым наделил его капитализм. — Нечего жалеть этих людей, — так Акаме сказала Иэясу про тех мужиков, которых она завалила, — эти дуболомы, как правило, в курсе, чью задницу хранят от кары правосудия. А раз они взялись его защищать, то должны быть готовы. Иокал стал добычей для Майн и Тацуми — этот полненький мужичок с маленькими глазами, закутанный в помпезные одежды, шествовал у себя по садовой территории в компании из молоденьких рабынь, похоже, он производил очередные смотрины для гарема и кухни Онеста; Майн, не затронув никого более, пристрелила сволочь с большого расстояния, а Тацуми сразил охранника, который встал на пути убегающей парочки. — Как всë-таки ты попала! — поразился Тацуми. — Может я вечером что-то не увидел, но ты никого не задела! — Просто — я лучший снайпер! — заслуженно похвалила себя Майн. Так наши борцы за добро исчезли в ночи, а слуги Иокала впали в великий ужас, понимая, что министр с них самих три шкуры теперь снимет. Самые сообразительные из них решили забрать столько, сколько можно унести и в ту же ночь бежали из Столицы. Булат постоял в невидимости, выдавая себя лишь парой глядящих из сумрака глаз. Они заранее договорились с одним человеком из свиты конгрегатора, который позволил состояться этой встречи. — Бьюэрман! Как вам не стыдно сжигать невинных людей?! — Саë заглянула в бесстыдные глаза этого высокого мужа с густыми бакенбардами. — Что?! Кто ты вообще такая, шлюха?! — святейшество конгрегации, Бьюэрман, лишь гневно нахмурился. После общения со шлюхой он немного пошатывался от выпитого. — Я простая деревенская девушка, а не ваша прошмандовка! Пришла заглянуть вам в глаза! — Ты сейчас мне заглянешь кое-куда ещё… Вокруг большие кусты, хорошо высаженные деревья, прекрасное здание церковной конгрегации. И полная тишина, только вечерние цикады где-то стрекочат. — Сами Боги света и любви смотрят на нас, господин конгрегатор! — довольно ухмыльнулась Саë приближающемуся негодяю, тот немного запутался в неряшливо напяленных священных одеяниях, каковые он нормально не навесил на себя после акта с проституткой. — Вижу, вы не хотите каяться, может это вас заставит?! Саë показала браслет, с которого, набирая в размере, взлетела сфера. — О, я каюсь, дитя! Я так виноват, дитя! — перепугался Бьюэрман, даже сквозь алкоголь понимая что перед ним. — Деньги Болика затмили мой разум! О, с каким же страхом задрожал этот мерзавец в теургическом облачении! — Нет искренности, святейшество! — очи Саë полыхнули гневом. — А деньги вы себе заберите, они вам пригодятся для путешествия в ад! — и следом в них отразилось уже карающее пламя богов — сфера жаркой стихии в лучах багряного заката обратила лицемерного злодея в распадающийся на косточки скелет. — Ну как я справилась? — улыбнулась Саë перед Булатом. — Просто чудесно, — громила бросил взгляд на целую кучу трупов бойцов конгрегации, валявшихся в кустах с перерезанными глотками. — О, так вы… как вы тихо?.. — Саë аж удивилась. — Да. Знаешь, такие театральные убийства иногда можно позволить. Но, как правило, тебе надо будет просто бросать свои сферы и убегать. Их мощи достаточно, чтобы справиться практически с кем угодно, — предупредил Булат, пробираясь через священный прихрамовый сад конгрегации на удивление тихо. Лаббок с помощью волшебных нитей легко достиг этажа раскошных хором, где жила мадам Цыси Бренвилье. Сейчас великая отравительница ещё не вернулась с очередной богемской вечеринки, потому Лаббок пока спокойно осмотрел богатую лабораторию — от количества ретортов, трубок и всего необходимого для изготовления яда просто глаза разбегались. На полках стояли книги по изготовлению смертоносных зелий и рекомендации по их применению. Лежали иглы, булавки и гвозди для смачивания в ядах. Разноцветные лягушки, василиски, похожие на гибриды змей и петухов, самые причудливые растения составляли галерею смертоносных образцов самой Природы. Лаббок начал неспешно складывать в одно место пузырьки, книги и тому подобное. Когда Цыси Бренвилье заявилась в подвыпившем состоянии с парой молодых любовников — сама она уже была в летах — Лаббок повязал всех. — Говорите, какой яд вызывает самую мучительную смерть. Он срочно нужен министру! — потребовал Лаббок, скрывающий лицо под маской. — А-а-а… что за спешка?! Министр?! — испугалась отравительница. — Нужен! Неважно. Вас вознаградят. Никаких вопросов. Министр заберëт часть вашего имущества, но на его деньги вы получите второе больше. Ощущая нити на горле, дама в летах решила не спорить со странным молодым человеком. Потому выдала юноше самый страшный яд. — От него разрывается… мозг. Если хотите, можете испытать его на одном из моих любовников или на служанках… — предложила мерзавка. — Я испытаю его на вас, — Лаббок силой влил попуганной женщине в рот часть отравы. — За что?! Чем я прогневала министра?! Я всегда была на стороне Онеста! — осталось только спросить Бренвилье перед тем, как страшная агония нахлынула на неë. — Я не от министра. Мы — Ночной Рейд — боремся со злом! Вы думали, расплата не постигнет вас?! А она постигла! Пусть ваши муки помогут вам привыкнуть к тем мукам, которые будут ждать вас в аду! — Лаббок пронаблюдал просто ужасающий эффект — к середине мучений женщина потеряла рассудок и в слезах и соплях лишь бормотала о том, как в голове течëт раскалëнное масло. Лаббок велел любовникам и слугам валить от сюда, сказав, что если они ещё покажутся на глазах в Столице хоть кому-то, то всемогущий министр вольëт им в глотки половину здешней отравы. Собранный яд Лаббок телепортировал вместе с трупом хозяйки, после через окно покинул дом, закрыл за собой ставни и ушëл в ночь. Чернобородый и коренастый лорд Висконти с большим удовольствием кормил своих псов. Неожиданно одно из животных обратилось в нечто белое и из этой субстанции вытянулась наставившая револьвер Челси. — Ночной Рейд! Эй, мразь, хочешь дам пять минут помолиться Эру перед тем, как ты станешь голодным духом?! [4] Висконти страшно перепугался и взмолился о пощаде, пообещал отдать хоть все деньги в обмен на свою жалкую жизнь. Как же ничтожны все эти злодеи! Хоть бы кто с достоинством принял смерть! — Мы люди добра, нас не купить! — с особым удовольствием отказала ему Челси. — Ах! — тогда понимая, что ему конец, Висконти схватил револьвер — девушка выстрелила, попала в грудь злодея, но он успел после вырвать оружие — оно пало и злодей из последних сил прокричал: — Фас! Псы разом бросились на Челси… И мигом напоролись на шипы — проворная убийца обернулась чешуйчатым существом, с очень прочной шкурой, и покрытым колючками. Челси легко расшвыряла часть псов, остальные под свой громкий лай отступили. Револьвер при этом исчез, он был создан силой тэйгу, потому злодей не смог им вооружиться. Затем Челси, совершенно не пострадавшая, приняла облик самого Висконти и указала на оригинал: — Фас! Фас-фас! Псы ринулись на самого хозяина, истекающего кровью, и теперь негодяй погиб от клыков своих питомцев. — Я слышал выстрел! Что случилось, мой сир?! — Челси в облике лорда встретилась с одним из слуг. — Один ублюдок получил своё, — ответил лже-лорд. — Ты ничего не слышал. — Э… да, конечно, мой сир! В доме мадам Дювержье жили шестеро женщин, но одним мановением руки первая сводница Столицы могла вызвать на подмогу около сотни; два подтянутых лакея почти двухметрового роста с гигантскими, как у Геркулеса, членами и два юных катамита, четырнадцати и пятнадцати лет, оба отменной красоты, были всегда к услугам развратников, которые любили смешение полов или предпочитали гомосексуальные забавы женскому обществу. На тот случай, если этого ограниченного мужского контингента окажется недостаточно, Дювержье могла усилить его за счёт резерва из более чем трëх десятков человек, которые жили вне заведения и в любой час дня и ночи были готовы предоставить себя в полное распоряжение клиентов. Леоне без проблем запрыгнула на верхний этаж и проникла в будуар к столь хорошо знакомой мадам. Здесь, среди вычурных украшений и дорогих красот, наша герония влила яд в гнилые уста Дювержье со словами: — Вот так мстит за себя добро! Леоне первой попавшейся тряпкой заткнула рот этой законченной женщине и оставила её издыхать в ужасе и страшных муках, в слезах, моче и дерьме; разумеется, в этом не было не доли раскаяния, ибо опустилась сутенёрша до таких грехов, что её будет ожидать новое перерождение в самых недрах ада! Вот так пришла расплата, вовсе не от меча добродетели, а от яда из рук шлюхи! Которая сейчас грабила негодяйку — Леоне сполна наполнила мешок деньгами и украшениями и сиганула с ним за плечом, словно зимний дед с подарками. О, Илуватар, как же неисповедимы пути Фортуны! Шелли в сумерках держала путь к старому и обветшалому дому. На дверях висела готического духа эмблема в виде оскала дьявольского черепа. — Как много тут пугалок, — под звук какого-то копошения в стенах она ещё осмотрела прочие украшения, дополняющие облик здания. — Чем могу быть полезна? — дверь отворила омерзительная старуха с широким ртом. — Я от министра, мне нужен господин Пацефидус. — Извините, но сейчас он не принимает никого, сильно занят. — Он нужен незамедлительно. — Юная леди, я вам ясно сказала, господин Пацефидус не может… Шелли достала скрытый нож и приставила к физиономии старухи. — Видите меня к нему, приказ министра, — хладнокровно потребовала Шелли и по её взгляду старая карга поняла, что лучше ей повиноваться. Ведьма ввела Шелли внутрь дома, где всë выглядело до карикатурного готично. — Вы не представляете во что господин министр и вы ввязались, — предупреждала старуха, — господин Пацефидус удерживает здесь страшные и опасные силы… — Посмотрим на эти силы, — Шелли решила не пропускать сии слова и распаковала тэйгу, к сожалению у «Потрошителя» имелся один недостаток, он был очень громоздким — Шелли умудрялась маскировать его под музыкальный инструмент. — Господин Пацефидус там, — старуха поднималась по скрипучим половицам, в стенах шуршали крысы. Шелли заметила на дереве везде следы от очень острых зубов и от долгой и упорной грызни, включая целые дыры — очевидно, их сделали эти крысы. — Идите вперëд, — потребовала Шелли, попутно увидев мелькнувший хвост. Они поднялись. За дверью доносились какие-то голоса. — Он с кем? — Шелли взглянула на старуху и прочла у той страх в глазах. — Там… не знаю я кто это… ээ… — старая карга вместо правды начала что-то додумывать. Шелли это не понравилось — она легко срезала ведьме голову и уверенным движением скинула труп по ступенькам, отчего внизу особенно рьяно забегали крысы. Затем Шелли толчком ножниц отворила дверь… За ней открылся вид на большую комнату, где в центре возле какого-то отверстия в полу, каковое уходило до первого этажа, как минимум, над ним стоял и бормотал что-то седеющий остроносый колдун. — А?! — он отшатнулся, увидел сходящую с лезвий кровь и всё понял. — За мной пришли?! А я не дамся! Взять её! По команде колдуна со всех щелей в прямом смысле этого слова полезли какие-то чрезвычайно крупные крысы, густо-мохнатые, бурые, серые и чëрные, с получеловеческими лицами и невероятно злыми глазами, а также, что самое главное, очень острыми зубами. Одна из них свалилась прямо на голову Шелли. И, пока вцеплялась в ткань капюшона, оказалась незамедлительно проткнута острым ножом, которым девушка ранее угрожала старухе, она скинула крысака подыхать. Лезвие было смазано ядом. После чего Шелли хладнокровно подождала несколько секунд, пока больше крыс выползет из стен. Вспышка света — отродья ослепли и страшно перепугались, побежали, сталкивая друг друга. Сам колдун тоже ослеп и случайно свалился в отверстие. Шелли заглянула туда — целые горы человеческих костей белели среди живого меха, отвратительные крысы с получеловеческими лицами, и мерзкий колдун буквально тонул в плодах своих преступлений. По привычке крысы начали впиваться зубами в живую плоть. Шелли какое-то короткое время пронаблюдала за тем, как Пацефидуса пожирают заживо те силы зла, которые он вскормил. Это всё были геройские дела ревнителей добродетели. А что же в стане злодеев? Вейв прибыл ещё в полдень к стенам Дворца. Статный молодой брюнет вышел из экипажа с большим мешком за плечами и саблей на поясе — то есть Меркавой в отключëнном состоянии. Он хотел в этот раз особенно ярко показать себя и облачился в свою любимую одежду: витязь щеголял в синей тонкой куртке с приглушённо-красным шарфом, где заботливой мамой был вышит белый якорь; под ним красовались серые брюки с поясом из шкуры морского змея и тёмно-синие ботинки — сама одежда получила такой цвет благодаря редкой краске из чернил кракена. Тем не менее проходящие мимо прохожие оборачивались на него как на шута, а дворцовые стражи прямо сказали, что циркачей сегодня не ждут. — Уф! — но всë же у молодца было приподнятое настроение. Министр, чтобы Вейв не узнал чего лишнего, после военных конфликтов на территории Великой Асии отправил этого героя в родную с детства стихию — мол, там завёлся морской демон, который требует от проплывающих судов себе одного человека, грозя потопить. Зачем — один Эру знает. Вейв долго охотился за сволочью, таки поймал и прибил. Даже сам Онест удивился, так как считал, что таких монстров не существует. После этого Вейв какое-то время бился с кракенами, сиренами, русалками и прочими, где они беспокоили судоходство. Сейчас Вейва довëл до нужного коридора дворцовый служащий, назвал комнату и отправился по делаем. Вейв очень довольно нашëл нужную и открыл: — Э-э… — Привет, — перед ним сидел только огромного размера мужик, чью голову полностью закрывала белая маска из очень плотного материала, в ней имелись только круглые линзы для глаз и нечто столь же круглое и тëмное на месте рта. — Ой, простите! Я ошибся! Мне не в камеру пыток! — Вейв захлопнул дверь, в сердцах добавив: — И не в клуб извращенцев!.. — Камера пыток далее налево, — перед ним появился Гамал в компании Серью и Коро. — Она же клуб извращенцев — я только что оттуда, — подошла с ними и Сузука, очень довольная, с перебинтованным лицом. — Я только что там развлекалась… — Какой ужас, вы садистка?! — прямо спросил Вейв. Сузука рассмеялась: — Наоборот! — Приходите, присаживайтесь, отставим формальности, можете звать меня «капитан Огр», — простëр руку одноглазый военачальник. — Меня зовут Болс, — представился громила в маске. — А я — Вейв. Пожаловали Мэз и Ибара. — Ну и ну, — особенно обратил внимание Вейв на последнего, — какие интересные… «люди». — От тебя пахнет морем, — принюхалась к нему загорелая милашка Мэз. — Моряк? — Да, я обычно работаю на корабле… Мэз его заинтересовала, но эта откровенно одетая босоногая загорелая плутовка-златовласка щеголяла всё время в компании жуткого серого нелюдя Ибары, от того, как он выгибал суставы при одной только ходьбе, тошнота подступала к горлу и напрочь сбивала всю романтику. Вошли хрустящая печеньем Куроме и её безмолвные марионетки. — Ещё должен прийти всего один человек, — Гамал занял место во главе стола. — Я уже здесь, господин, только из типографии «Правда» с выполненым делом… — под сводами комнаты появился новый персонаж, которого надо представить читателю. — Ран, так тебя звать? — покосился на него одноглазый. — Какой красивый, — обернулась к нему Мэз. — Ты тоже прекрасна, — сделал комплимент этот хороший собой молодой человек с ангельскими белокурыми волосами до конца шеи, немного непослушными за затылком, у него были очень приятные глаза, прекрасно сочетающиеся с прочим обликом. Ран носил белый халат поверх чëрной рубашки и брюки с коричневым поясом и аксессуар в виде никак не соединëнного с прочей одеждой воротника на шее. Вид дополняло также украшение в лице пера подкреплëнного слева к очень тонкому ободку через всю голову. — Потом будете глазки строить, — неприятно взглянул на него одноглазый, — ты, с богемной вечеринки, не выглядишь слишком мужиком для нашего дела… — Эх, экая проблема, — Ран снял со своей головы украшение в виде пера и зажал меж пальцами, метя в Гамала — перо прошло почти рядом с той стороной лица злодея, где отсутствовал глаз. Все посмотрели на звук попадания, перо вонзилось в стену так, словно туда попала пуля. — А?! — сам Гамал всмотрелся. — Капитан Огр, этого достаточно, чтобы показать мой профессионализм? — Ран достал из-под одежды новое перо. — Иль мне в другой раз вас насмерть? — Да, Мастема, знаю, стреляет этими… перьями, — Гамал снова посмотрел на Рана. — Хорошо, пока этого достаточно, красавчик. — Ой, какой ты опасный!.. — Мэз продолжила флирт вперемешку с насмешкой. — Так, значит такие дела. Генералиссимус Будо убит, — начал Гамал. Вейв и Болс удивились. — Пока об этом никому ни слова. Газеты об этом не напишут без слова министра. Также пропал личный палач министра по имени Занк — его тэйгу и шингу исчезли. Сам генералиссимус был убит в своих апартаментах с помощью отравленной иглы. Его тэйгу… достанется мне. — Кху! — Ран сделал такое выражение, что все подумали, блондин хочет сказать: «Главный подозреваемый перед нами». И правда — все, кроме, пока совершенно незнакомого со столичными порядками Вейва, и Серью, которой промыли мозги, и марионеток Куроме, оставивших заботы за чертой жизни, все посмотрели на Гамала именно с подозрением. — Это любопытно, — Ибара при этом состроил кошмарнейшую улыбочку. — Что за взгляды, чëрт побери? — приподнял бровь одноглазый. — Игла указывает на мадам Бренвилье, — озвучил очевидное Ран. — Кто такая мадам Бренвилье? — не поняла Серью. Рядом Куроме с полным равнодушием к теме хрустнула печенькой. — Так, неважно. — Гамал всë же не мог прямым текстом сказать подопечной о том, что у них тут фактически легально торгуют отравой. И вообще Империя Зла. — Ран, вот ты и проверишь её, раз такой умный. — Хорошо, как скажете, капитан Огр. Давно её не видел. — Кроме того, был убит лорд Сюра, глава тайной полиции «Дикая Охота». Уверен, об этом слышали все. — А?.. — Ран особенно вслушался. — Я нет… я только вернулся. Гамал подробнее рассказал о случившемся. — «О, жалкие боги света и любви! Дьявол вас побери, почему вы так поздно их покарали?! Неужели вы сочли, что когда Сюра сделал известного на все моря злодея-пирата и детоубийцу членами тайной полиции, это слишком?! Я что, боги, зря прошёл этот путь от шлюхи до офицера?!» — Ран разбушевался в сердце и обрушился с такими мыслями и обвинениями на светлые высшие силы. Но виду не подал. — Наша первоочередная задача — уничтожить этот Ночной Рейд, — назначил он после. — Министр желает поставить генерала Эсдес во главе нашей группы под кодовым названием «Егеря», но пока только вчера было отправлено за ней. Пока вас буду возглавлять я. Сразу говорю: нам разрешено использовать любое оружие, включая Тагула Смерти, и нам допустимо нести любые потери, лишь бы они привели к уничтожению врага. Из основного — это всё. — «Тагула Смерти?.. Ах, владелица Яцуфусы же здесь. А почему сразу не Святого Шикотаузера?.. Впрочем, ладно», — Ран улыбнулся. — Не мне обсуждать приказы первого министра… Ой, простите, самого Императора!.. Занк, — Ран решил почитать досье и изучил распечатку схематично нарисованного портрета этого человека очень акульего вида, вдобавок совершенно огромного, словом — что надо для персонажа такой профессии: — Личный палач министра, бывший спецназовец, имел проблемы с психическим здоровьем, формально вообще не должен быть во Дворце. Обычно работает в тюрьме. Но также входит в круг доверенных лиц… Ран читал внимательно. — Его тэйгу — «Созерцатель: Всевоззрение Пяти Взоров» — позволяет читать чужие мысли, предугадывать атаки, внушать в сознание противника иллюзию близкого для него человека на месте атакующего, позволяет видеть сквозь преграды, особенно реагирует на оружие, позволяет идеально рассматривать движения и реагировать на них молниеносно… Хм. Его способность читать мысли — это единственный такой тэйгу — он может изобличить врага. Потому, возможно, люди внутри Дворца, работающие на Рейд… — Министр приказал Занку появиться с тэйгу и проверить мысли всех важных лиц… Но Занка нигде не нашли. А последний раз он накануне посещал апартаменты министра, понятие не имею зачем, — говорил Гамал. — Ещё, насколько мне известно, этот тэйгу, оказывающий прямое действие на мысли пользователя… Может привести к безумию, — Ран вспомнил то, что ему говорили люди знающие. После совещания он отправился к раскрытому окну. Ран намеревался убить злодейку и свалить на Ночной Рейд даже если старая ведьма окажется жива. Разумеется, юноше никто не открыл. Ран осмотрел окна — в одном горел свет. — Мастема: «Тысячемильный полëт»! — приказал Ран, позади него вновь распрямились массивные пернатые желтовато-белые крылья, каждое выходило из своего парящего над лопаткой светло-медного диска. Тем не менее они позволили утончённому красавцу взмыть и пробраться в дом через окно. Внутри никого не оказалось, керосиновую лампу просто забыли погасить и там почти всё выгорело. Откровенного беспорядка тут не наблюдалось, но многое указывало на то, что тут собирались недавно. Сам Ран помнил убранство дома и даже был внутри лаборатории ядов, потому смог заприметить пропажу. Он достаточно наблюдательно изучил полки и обратил внимание на следы в пыли, указывающие на то, что тут только недавно стояло много пузырьков. Сейчас следует наконец подробнее поведать читателю о мотивации нашего нового красавица-героя. Ран был не только очень прекрасен и умëн, но и чрезвычайно добр и мягок, кроток и набожен, чист сердцем и душой прямо как его белокурые волосы и светлая кожа — прямо воплощение шовинистического мнения «красивый — значит хороший». Ран появился на свет в небольшом городке в семье священника приходской школы, где, будучи с малых лет очень любознательным, выбрал безобидную стезю школьного учителя сразу после того, как сам закончил ту же школу. Ран учил детей не только наукам, но и молитвам во славу богов света и любви и ни один урок не начинался без восхваления благих небожителей. Увы, но не те силы юный приходской учитель-священник верно восхвалял — боги тьмы и зла правят бал и наш грешный мир не создан для торжества добродетели… Молодой грамотей, сам ещё вчерашний старшеклассник, очень любил свой младший класс, это были в целом добрые и приятные дети, росшие в благополучной среде, они никогда не занимались воровством и попрошайничеством и вместе с семьями всегда вовремя посещали службы в храме. И вот в один ужасный день, когда Ран задержался, чтобы помочь отцу в церкви по делам, все эти ребята оказались кем-то зверски убиты. Следы изнасилований на трупах мальчиков и девочек повергали любого в ужас и заставляли даже самых набожных поднять голову к небу и спросить: «О, Боги, как вы допустили такое?!» Ран был в шоке и не выходил из депрессии до… да в общем-то она всë время тянулась с тех пор. Он не мог нормально разговаривать с кем-либо, даже с родителями, он не мог есть и спать — кошмары всё время мучили душу. Ему снилось, как чудовище убивает и насилует детей, они зовут его, умиляют о помощи!.. Одержимый этой темой, он преодолел отнявший речь шок и сам начал опрашивать свидетелей и узнал, что они видели странного и жирного клоуна. Один даже с ним говорил — клоун назвался Чампом и представился как странствующий артист. Со слов клоуна, его нанял учитель местной школы для выступления, но он не может найти дороги. Ран долго осматривал место преступления и обнаружил там отпечатки очень больших подошв. Нашëл того, кто говорил с Чампом, свидетель кивнул, примерно такого размера была обувь у клоуна. Через неделю полиция объявила о том, что преступник найден — его по старому обычаю выдали родителям погибших детей и те порвали монстра в клочья. Но то оказался какой-то бомжатского вида мужичок, плакавший и до последнего кричавший о своей невиновности. На собрании мэр потребовал от граждан никому из приезжих не говорить об этом. На следующий день Ран сидел и пил — раньше он никогда не брал в рот алкоголь, но теперь покой ему мог вернуть только зелёный змий. И тут пьяный полицейский начал исповедоваться при всех в кабаке: оказывается, полиция взяла этого мерзкого клоуна, который совершенно не мог сдерживать желания насиловать и убивать детей — Чамп сказал, что он очень любит чад и хочет отправлять детей на небо в виде маленьких прекрасных ангелов, дабы они навечно остались красивыми и не обратились в омерзительных взрослых — о, какое ужасное богохульство! Оно не могло не задеть религиозного до мозга костей Рана само по себе! Злодей оправдывал себя так и потому даже не считал себя плохим, наоборот, он выглядел в собственных глазах чуть ли не Спасителем душ человеческих! Подумать только, читатель, что люди делают со своей совестью! Ублюдка уж собирались казнить, но вмешался как снег на голову свалившийся сын первого министра — молодой лорд Сюра! Отморозок приказал подменить Чампа первым попавшимся пьяным бродягой. Второй шок за короткое время охватил Рана. Он знал, что ничего не добëтся прямым ходом — потому пошëл на хитрость: соблазнил жену мэра, пьяная, она выложила эту историю. Мэр сам был очень недоволен, но ничего не мог сделать против слова сына министра, ибо знал, что за бунт деревню просто вырежут. После этого Ран не мог больше здесь находиться. Бросив семью и друзей, молодой учитель-священник в одиночку решил отправиться в Столицу ради мести сыну первого министра и тому чудовищному клоуну. Там он начал без ничего. Но у него были ум, хитрость и красота — потому знающие толк люди представили прекрасного юношу без денег самой мадам Дювержье. Там наш шестнадцатилетний искатель отомщения оказался растлëн и развращëн в такой степени, что богиням целомудрия и благочестия осталось лишь рыдать кровавыми слезами — прекрасный белокур отрок сразу набрал популярность и оказался познанным во все места и всеми способами. Ран рисковал не только этим: Дювержье принуждала его к воровству и к попрошайничеству и он участвовал в её мошеннических схемах, ибо невероятно жадная сутенёрша алкала грести и грести деньги всеми способами и годилась даже, что нет в Столице преступника более охочего до богатств, чем она. Именно доходность Рана не позволила мадам Дювержье продать мальчика без роду и племени в те руки, из которых он бы уже никогда не вернулся живым. Но именно путём гнусного и опасного для жизни разврата и нечестивого бизнеса по продаже тела и циничного обмана, воровства пришлось пройти добродетели, дабы слабый и никчёмный Свет хотя бы получил шанс отомстить Тьме за жизни самых маленьких. Однажды Ран, подметающий полы церкви, слышал разговор отца с человеком, у которого почил близкий. Тот задавал коронный вопрос: «Почему боги света и любви, если они столь благи и могущественны, допускают зло?» Ответ отца сводился к тому, что зло вершат сами люди, а боги попускают ему быть из свободы воли — а ещё, добавил отец, зло также служит орудием богов света и любви для достижения целей добродетельных. Мол, Господь Эру и дела самого последнего грешника обернëт так, дабы они послужили в конце концов добру. Ран, разумеется, был слишком юн и слишком верил в свою веру, чтобы поставить под сомнение силу и добродетель тех, кто использует зло ради благих целей. Но именно так и случилось — Ран встал на путь порока, чтобы отомстить абсолютному злу, хулящему всех богов света и любви самим фактом своего существования! Таким путём Ран смог охмурить Цыси Бренвилье, старую ведьму-отравительницу. Благодаря этой ужасной женщине сообразительному парню стали известны все интриги Столицы и её широкие связи, знакомства и рекомендации открыли путь наверх. В конце концов Ран смог соблазнить одну из многих любовниц министра обороны и так получить в подарок аж целый тэйгу. Да, вот до чего дошли кумовство и лизоблюдство при правлении Онеста и его клана. О, читатель, узри же без прекрас все ужасы бандитского авторитаризма! Увы, но Сюра постоянно находился вне Столицы, про Чампа вообще ничего не было известно, а обладание тэйгу налагало ряд обязанностей — Рана отправили в отряд охотников на монстров и только сейчас по указу Онеста он вернулся обратно. Надо сказать, что от рук Рана погибло несколько людей — сам молодой человек успокаивал себя тем, что они, вероятно, были подонками и заслужили это. Но знал, возможно, сие не так и на его руках есть невинная кровь. Сам юноша был поражëн тем разгулом всяческого греха и порока, который царил здесь. Наглость — вот одно из свойств зла, когда оно становится безнаказанным и неудержимым даже для тех, кто погряз во тьме. Кафедральный собор стал борделем. Конгрегация обвиняла в богохульстве всякого, кто говорил об этом как о чём-то плохом и иногда показательно сжигала подобных святотатцев. Все знали — сир Гамал крышует мафию и меч правосудия карает лишь мелкого преступника. Наркотики можно купить фактически легально. Преступления против рабов, бедняков и обычных проституток совершенно не расследовались. Когда убили одного важного человека и сбросили его труп в канал, то на глазах Рана паромщик на вопрос, почему он не сообщил в полицию, когда увидел плывущий труп, ответил, что за последний год это уже сотый — в полиции его слали, потому он и не стал в этот раз никого тревожить с такой безделицей. Ран находился в депрессии всё это время и таковые открытия не могли способствовать выходу из неё — юноша принимал наркотики и иногда напивался, но жажда мести путеводной звездой не давала уйти на дно. Однажды, как следует приняв на грудь, Ран проклял всех богов. — Великий Эру не вмешивается в злые дела из уважения к свободной воле! — провозгласил венценосный теург. — Таков один из Его моральных законов Вселенной! — Но если я позволяю одному моему сыну убивать другого, то я буду плохим отцом, — Ран совершенно не стеснялся пить в церкви на глазах у возмущëнных прихожан. — Я же сказал, Господь Илуватар даровал свободную волю всем… — закатил старую шарманку святоша-теург. — Волю он-то даровал, но силы ограничил в любом случае. Скажем, у злодея есть воля причинять боль одним касанием пальца или обращать города в руины одним взглядом, но большинство злодеев так, к счастью, не могут. Ничего не мешает им, однако, желать этого — свобода воли только в этом. — Ран был, конечно, под мухой, но достаточно умëн, чтобы опускать стандартную отмазку церковников про свободную волю даже в таком виде. — Свободная воля и свобода дел — разные бараны, ваше святейшество. Но вы их всë время шьëте под одну шкуру, чтобы оправдать своего так называемого «бога»… Вот скажем, в моей деревне один злодей вырезал целый школьный класс — каждого из детей, когда злодей их резал, ваш бог лишил силы дать отпор. Но злодею он силу дал. Что мешало вашему богу сделать наоборот? Если свобода воли не нарушена в одном случае, то она не нарушена в другом. Священник подумал, подумал, ещё подумал. Потом попросил пьющего молодого человека убраться из церкви и не осквернять святое место неудобными вопросами… в смысле алкоголем и перегаром. — Что от вас толку?! — вспылив, наш мятежный ангел бросил бутылку в священный символ. — Вы не смогли спасти даже их, класс детей! Вы ничего не можете! Да шли бы все нахуй! Иди нахуй Эру Единый! Иди нахуй подхалим его Сулимо со шлюхой своей Элентари! Иди Махал!.. Идите нахуй вы все! Слышите, боги света и любви?! Боги лжи и лицемерия! Если вы есть, я проклинаю вас до скончания времён и после! Под гневные возгласы Ран проблевался и был выкинут разъярёнными священниками — от избиения разгневанными верующими отчаявшегося беднягу спас Болс. — Они не смогли уберечь их! Они не достойны ни слова молитвы, Болс! Впрочем, обычно в общении с другими Ран держался очень приветливо, тактично, уверенно и обольстительно. Потому с виду казалось — всë у такого блестящего молодого человека нормально. Ран знал, что писать дневник — верное самоубийство, ибо его всегда можно найти и тогда всё. Но иногда ему хотелось изложить мысли на бумагу. Тогда он их излагал и тотчас сжигал. Вот что он однажды написал и предал огню: «Добро никогда не может использовать для достижения своих целей некоторые средства — иначе оно перестаёт быть добром. Но когда по причине такой беззубости добро, запутавшееся в философских проблемах, потерпело несколько сокрушительных поражений — тогда в порыве отчаяния я взялся за дело. Добро не может защитить себя — потому я не буду считать себя добром, но защищу его. На меня нет санкции Света — я сам её отверг, чтобы не осквернить Свет каким-либо неблаговидным деянием. За то, что я делаю, я не имею никакой награды и, может быть, не получу её даже в конце. Единственное моё воздаяние — сознание того, что моими усилиями зло сдало ещё одну позицию, т.е. то, что я успешно служу Свету». Тут Ран остановил руку и подумал над бумагой. И продолжил: «Наверное я скажу очередную крамольную мысль, но Свет — это нечто вроде слабоумного или младенца, о котором можно и должно заботиться против его собственной воли и указаний. И коли это так, то никакого этического авторитета (да ещё повышенного) не может иметь лепет ребенка или блеянье слабоумного». Смерти Чампа и Сюры, даже очень жестокие, не смогли принести удовлетворение нашему готическому мстителю. Даже не потому, что он сам этого не сделал. Ведь он понимал, Чамп и Сюра — лишь элементы общей картины. Кругом зло и порок, а добродетель в заднице. Ран разочаровался в человечестве и не знал даже, что ему делать, ведь убить одного Онеста — что это изменит? В любом случае сейчас Ран решил действовать привычным образом. Он уже был знаком с Болсом и Куроме — они подружились во время охоты на опасных монстров. Первый умел отлично готовить и на первый взгляд казался радушным человеком, если не знать, что этот громила-огнемётчик служил вместе с Куроме в эскадроне смерти. Сейчас Ран вернулся в штаб и доложил Гамалу о бегстве отравительницы. — Ах она тварь! — капитан Огр подумал, ведьма сама добровольно в союзе с Ночным Рейдом. — Серью, Коро должен взять след! От дома отравительницы псина вела отряд по запаху. Но-таки его потеряла. Зато свидетели смогли дать указание на то, что любовники мадам отравительницы сбежали где-то ночью. Их удалось к вечеру разыскать — напуганные красавцы рассказали о том, как всемогущий министр послал своего человека. Гамалу пришлось тратить время на уточнение. — Никого Онест не присылал! Это… это Рейд! Проклятье! Они ещё смеют водить нас за нос! — Гамал следом направился туда, где убили Иокала. Коро вынюхал в бурьяне труп убитого охранника, но ничего более не смог взять. Следом они посетили место сожжения конгрегатора. Коро опять сбился со следа, не сумев ничего найти после обнюхивания кучи жмуриков. — В городе слишком много людских запахов! У-ух! — Гамалу осталось зло всматриваться на городские просторы. — Как же нам найти их?! — искренне обеспокоенная этим вопросом Серью взяла на руки Коро. — Нельзя позволить же этим мразям ходить по земле! — Понятие не имею… Ебать святое дерьмо! Если они могут использовать Шамбалу, что маловероятно, но возможно, тогда они могут быть сейчас хоть на другом конце света! Проклятье! Нам срочно нужен кто-то с паранормальной способностью поисковика, иначе мы ничего не отыщем! Пока Гамал и его подопечная без толку носились по Столице, Ран разговорился с Вейвом — он обязался предоставить молодому человеку апартаменты и попутно начал любезно знакомиться с гостем Столицы. — Я тут второй раз! — рассказывал Вейв, попутно разбирая свой наваленный продовольствием и чëрт знает чем ещё мешок, который он долго не мог пристроить. — Мои родители — ужасно заботливые люди. Особенно мама [5]. — Понимаю, — Ран с удовольствием помогал Вейву расположиться. — Тут столько рыбы… Морепродуктов. Думаю, нужно пригласить женщину на ужин, как считаешь? — Э… женщину? — Да. Тебе нравится… Куроме? — Ээ… Мне она показалась приятной. Вполне. — Вейв подумал о других девушках, Мэз была повыразительней Куроме, и расспросил о них. — «Серью — отбитая маньячка. Мэз и Сузука — наëмные убийцы-культисты, считающие жизнь оковой души и злом, Сузука, как будто этого мало, ебанутая мазохистка. Куроме — убийца с поломанной психикой и законченная наркоманка. Доя — живой труп. Не знаю, кого тебе прямо даже посоветовать, дружище», — саркастически подумал Ран по ходу того, как давал какие-то ответы, но не по сути. Куроме Рану запала в сознание больше всего, ибо он её уже знал и извинял ей зло и порок, в которые девочку злодеи погрузили с самого малого детства. Мэз и Сузука крутились во Дворце ближе к министру, искали замаскированных противников, потому им было не до светских вечеров. Сузука в свободное время так вообще посещала камеру пыток в качестве клиента. Отбитая Серью бегала за Гамалом. Доя уже вообще умерла. Только Куроме могла позволить себе свидание. Вейв согласился, хотя ему показалась некоторой спешкой такая акцентуация на романтическом вопросе. — Ты должен лучше познакомиться с командой, — улыбался Ран. — Я сам не очень знаком с большей частью, но мне доводилось вместе с Куроме и Болсом охотиться на опасных зверей, так что… я советую тебе начать с ней. Ах! — тут Ран опомнился. — Прости меня за непунктуальность! Наверное твоя вера не позволяет тебе… Впрочем, Ран уже обратил внимание, что Вейв не должен быть очень религиозен, как и его родители, — в мешке больше половины продуктов запрещалось верой ибри. — Да нет, я не настолько погружëн в фарисейство, чтобы избегать стола с приятными мне людьми, без разницы какой они веры и какого народа, лишь бы они были добрыми, — улыбнулся Вейв. — «Добрых людей в Столице тебе не найти — тут вместо Библии кинжал!» [6] — поэтически подумал Ран. — Отец и мать всегда говорили, что Создатель Вселенной не был бы достоин уважения, если бы Он был против дружбы и полезного общения, — промолвил Вейв. — Но, Ран, спасибо, что ты об этом подумал. — Не нужно, Вейв, я всегда наблюдателен. Потому к вечеру трое оказались за одним столом. Болс смог приготовить чудесные блюда и поставил нашим знакомым. — Если буду нужен — только позовите, — после этого странный гигантский тип в маске удалился. — Почему он скрывает лицо? — наконец спросил Вейв. — Старина Болс обгорел во время неудачной синхронизации со своим тэйгу, — пояснила Куроме. — Он всегда был таким, сколько я его знаю. Куроме вспомнила про работу отряда зачистки, когда они пускали в объятия смерти целые деревни по наводки тайной канцелярии. Огонь Болса пожирал и живых и мёртвых. — Расскажи о себе, Куроме, — вдруг попросил Вейв. — Лучше ты расскажи о себе, мне нечего сказать, — Куроме, понятное дело, не могла поведать не входящему в проект человеку о тех ужасах, что творила она по приказу всемогущего первого министра. — А, ну это можно… — Одну минуту, я хочу добавить вкусную приправу, — Ран начал сыпать в еду себе и другим некий порошок. Средство именитых либертинов для разжигания похоти, страсти и блудных мыслей. Обычно его подсыпали тайно и девиц охватывало бешенство, их влагалища унимались лишь после десятой разрядки. Куроме попробовала: — Без обид, но на мой вкус — без этого было бы лучше. — Да… — попробовал Вейв. — Ой, простите! Должно быть у меня и правда дурной вкус! — продолжил есть Ран. У этого вещества и правда был особый вкус. Но Куроме и Вейв смогли продолжить трапезу и повести разговор. — Почему ты можешь владеть «Воплощением Бойни»? — эта тема куда больше заинтересовала Куроме, нежели история о том, какая у него, Вейва, заботливая и любящая мамочка. — А, это!.. — Вейв поведал об истории своего рода. Началась она в давние времена, которые, разумеется, были не более спокойными, чем нынешние. Царство Ибри не входило тогда в состав Вест-Кнана — в том веке произошëл внутренней конфликт, он вылился в бегство некоторой части населения от тирании пришедшей к власти группировки. Правительство саддукеев, заседающих в коллегии Ямнии, изгнало неугодных за пределы своих земель. А там всякого из Ибри ожидала смерть — амалеки и гоги-магоги убивали любого по возможности. Сунуться на центральные земли будущего Вест-Кнана они тоже не могли — беженцы были достаточно фанатичны, чтобы ненавидеть жречество этой страны. Потому направились в страну Хатти — там, по крайней мере, не приносили в жертву детей — путь был долгим и половина беженцев не смогла достигнуть этой земли. А те что достигли — оказались на положении полулюдей: Цари Солнца Хатти ревностно относились к своей идеологии, всякого, кого они считали угрозой, в лучшем случае оставляли на правах людей второго сорта, которым дозволялось обитать лишь на специальной территории и при условии полного отказа от прозелитизма. Беженцы были готовы, и на это и около века семьи жили спокойно. Но потом в страну переселилось множество семей и общин солимитов — сектантов из того же Ибри. Главная особенность этих сект заключалась в отрицании национальных границ и проповеди своей религии спасения всем народам. Царь-Солнца Хатти поначалу выгонял эти общины, но когда их стало много, а их проповедь напрямую угрожала государственной идеологии, кресты, львы, шесты для факелов ожидали этих сподвижников. На ибри тоже обрушился гнев, они просто попали под горячую руку. Потому некоторые люди из общины по морю бежали в Империю, которая слыла наиболее религиозно безразличной страной, не нужно было только публично выступать против культа Императора и тэйгу. Подобное равнодушие к вере в Империи не должно удивлять читателя — боги человеку нужны тогда, когда у него беды, если же жизнь благоустроена, то никакие боги ему не сдались, любой культ тогда становится условностью, никто не верит в особые способности Императора, даже тэйгу из святых реликвий становится всего лишь полезным орудием, а Империя, между прочим, процветала уже несколько веков. И вот здесь беглецы нашли спокойное пристанище близ порта. Они производили товары натурального хозяйства и снабжали мореплавателей. Ничего не менялось на протяжении долгого времени. Отец Вейва рос человеком глубоко любознательным — он общался с торговцами и особенно любил читать. Делал он это, разумеется, тайком, ибо вера ибри запрещала читать что-нибудь, кроме священных текстов. В конечном итоге, став состоятельным человеком, он покинул общину с женой и маленьким сыном — ему надоели бесконечные мелочные запреты и предписания из разряда, какой рукой мыть жопу в какой день можно, а какой нет, которые, по его мнению, не мог придумать Создатель Вселенной, они — плод ума или примитивных людей, или локальных языческих духов, столь же скудоумных, как поклоняющиеся им дикари. Таким образом Империя получила чистую кровь Вейва, необходимую для власти над данным тэйгу и при этом никак не связанную с идеологией и культурой враждебного Империи государства. Впрочем, Вейв будучи человеком строго героического склада, ни в коем случае не одобрил бы завоевательную войну против любого народа и всякой страны. Он думал, что Империя напала на Вест-Кнан потому, что оная держава и Артасания наслали чуму на земли Империи, чтобы уничтожить местное население. Вест-Кнан уже обладал колонией на территории другого континента — Ост-Кнаном — потому это послужило поводом подозревать «Страну Пурпура» в агрессивной экспансии. Газеты Империи все рассказывали одну и ту же байку, Онест, как превосходный лжец, всячески следил за тем, чтобы его откровенно наступательная и геноцидальная компания выглядела святой оборонительной войной. Потому Вейва нельзя винить в глупости — даже от моряков, которые видели другие страны, он не мог узнать всей правды — потому что Эсдес не оставляла свидетелей. А выжженный город и безмолвные кости не могли уж рассказать, какая напасть толкнула их в пасть Мота. — «Вейв, ты такая святая простота», — с аристократической улыбкой подумал Ран, слушая своего друга, искренне уверенного, что он на правильной стороне. Ран хорошо понимал, что Меркава и Яцуфуса — мощные тэйгу, покруче чем его Мастема. Потому ему необходимы эти двое. А завоëвывать сердца Ран мог только одним способом — соблазнением, ничего другого он не знал. В свои двадцать три выходец из деревни на своём опыте уяснил, сколь велика власть сердца над нами. Женатые и состоятельные мужчины с кучей детей — не либертины, а просто нормальные люди, сами бывшие не в восторге от криминогенной обстановки — как сильно они теряли от него голову! А уж женщины! О, эти женщины! Какими рабами своих страстей они были — какие деньги они ему дарили в обмен на эти сладкие речи да красивое личико! Понимая, что сердце делает человека рабом, Ран маниакально возжелал схватиться за эти цепи! В том числе и потому, что не хотел быть один. — Пей, это очень вкусно, уж точно, — Ран заливал Вейва алкоголем. Куроме он его тоже давал, но меньше, потому что на эту девушку занижено действовали одурманивающие вещества, потому не стоило тут так утруждаться. Как раз сейчас Куроме заговорила, стоило только Вейву спросить об амбициях новой знакомой: — Я хочу встретиться со своей сестрой и воссоединиться с ней. — Но она враг Империи, террорист Артасании, — Вейв не понял истинного смысла. — Это не помешает нам быть вместе, пока у меня есть Яцуфуса, — Куроме показала своё оружие. — Э… — Вейв не сразу мог додуматься. Лишь алкоголь помог избежать того холодка, что пробежал бы, когда истинный смысл дошëл до сознания. — «Да, её психика настолько извращена, что она думает, если эти мертвецы ходят с ней, то это — те самые люди», — подумал Ран. — «Я сам был в шоке. Это же насколько надо изувечить личность?» — Нет нужды переубеждать Акаме — я же не переубеждала Дою стать моей подругой? А Доя с самого начала шла меня убивать, но мы теперь стали подругами и она всегда со мной, — Куроме посмотрела за соседний столик, где сидела безо всякого движения эта нежить. — Только Доя молчит, — цинично посмеялся пьяный Ран. — Словно воды в рот набрала. — А? — Вейв глянул на Дою. — Так они же заколдованы? Ты хочешь заколдовать сестру? — Заколдовать? — Куроме взглянула с долей зловещего озорства. — Если ты так это называешь, да. Вейв, похоже, не считал, что эти марионетки Яцуфусы буквально мертвы, так как сила дьявольского меча из скверны Ази-Дахака не позволяла трупам разлагаться. Мимика изображала эмоции, которые посещали мертвецов при жизни наиболее часто или те, что проявились перед смертью. Доя, похоже, приняла погибель с целеустремлëнным видом. Лицо Натала скрывала маска, хотя по глазам было видно, что этот голубоглазый блондин в годы жизни был далеко не робкого десятка. Словом, Яцуфуса мог подделывать жизнь. — Видишь, как это замечательно!.. — спьяну посмеялся Ран, сам уж немного теряя контроль и начиная язвить своим цинизмом, который сполна пропитал сердце молодого красавица, стоило только ему потерять веру в людей и богов. — Вейв, родственники — самое дорогое и одновременно, зачастую, самое проблемное!.. Но Яцуфуса помогает решать все вопросы! Бедный Вейв сейчас только благодаря опьянению не понял, что, будучи нормальным человеком, попал в стан людей совершенно ненормальных, в лучшем случае просто сломленных, в худшем — погрязших в самых непростительных пороках. — Вам что-нибудь принести? — заботливо спросил Болс. — Нет, спасибо, я уже наелся, — тут сработал возбудитель и у Вейва стало тесно в штанах, — вы готовите, как моя мама, очень вкусно. — Спасибо, мне очень приятно это слышать! — Болс, несмотря на свой грозный вид, оказался в повседневной жизни человеком мягким, заботливым и внимательным. И это он ещё не начал с большим и трогательным умилением говорить о своей жене и маленькой дочери! Тогда вообще всем казалось, что сердце гиганта столь же большое, как и его сила. Однако, Ран знал, это фасад, за которым скрывается второе дно. Узнав об этом дне всë, Ран начал всячески издеваться над Болсом: — Эй, Болс, — сказал ему однажды Ран, когда они вместе свалили крупного монстра и готовили из него обед для отряда, — а ты в курсе откуда берутся гаргульи? — Э, нет, Ран. — Я вот тут вычитал, — Ран всегда таскал с собой кучу книг на самые разные темы, — что гаргульями в аду становится особый вид грешников… Те, кто исполнял преступные приказы. Их кожа становится каменной под воздействием адского пламени, такой же твёрдой как их сердца. [7] Благодаря маске нельзя было узнать настроение Болса, но оно явно ухудшалось. — Ты нам говоришь о своей дочери, а думаешь, сколько дочек ты сам пожëг, а? Они тебе во снах не приходят?! — однажды пьяный Ран швырнул в Болса бутылку. Но здоровяк всë терпел и виду не подавал. — «Если я доведу его до агрессии в мой адрес, то смогу убить. Одной мразью в Империи меньше станет. А если не доведу — пусть страдает, он должен страдать при жизни! Нельзя убить столько народу и спокойно спать!». — Знаешь, Ран, — ответил Болс, — ты моя совесть. Вот такие отношения между ними царили. — Вейв, пошли, — когда Куроме и он поели, Ран за руки увëл своих новых друзей под нежные шелка сераля, в таких помещениях богема предавалась утехам. — Давай, Вейв, я обещал тебя сделать своим в Столице? Поцелуй Куроме. Мы же не герои дурацких книжек, которым нужно глав десять до первого поцелуя? Мы в Столице живëм на высоких скоростях… — Можешь ничего не бояться, Вейв, я не кусаюсь, — Куроме решила подыграть в благодарность за то, что Ран и Вейв развлекают её (не в сексуальном смысле, а вообще). Вейв наклонился, он был существенно выше Куроме — они поцеловались. Ран же начал за тем раздевать Куроме под некоторый немой вопрос Вейва: «А не намерен ли ты уходить, дружище?» — Раздевайся, Вейв, ложись и больше ни о чём не думай, — с такими словами Ран заглянул в лицо Куроме, и блондин с брюнеткой уж откровенно поцеловались. — Так вы были вместе?! — немного опешил Вейв, одновременно таки медленно оголяя себя. — Вейв, в Столице отношения между одним мужчиной и одной женщиной давно устарели, — прямо высказал новый знакомый, полуобнимая ухмыляющуюся Куроме. — Смотри на мир шире. Ты будешь недотрогой в глазах девушки, если не будешь столь же прогрессивен, — Ран уже обнажил груди подруги, а после оголил часть своей груди. — Э, ладно, родители всегда учили меня открывать новые горизонты, — Вейв не стал противиться. Статный брюнет обнажился, да, волнуясь и стесняясь в компании парня. — Вейв, ложись и ни о чём не думай, — соблазнял Ран, которому уж осталось снять только штаны. Куроме избавила себя от остатков одежды и предстала родившейся Венерой. Вейв мог без помех прямо созерцать её не шибко большие, но чёткие груди, аккуратные титьки, гладкий животик, стройную талию, приятные мужскому глазу девичьи формы — Куроме не выглядела ни особенно сильной, ни мускулистой, даже странно, как такую допустили до войны и дали в руки тэйгу? Руки Рана коснулись его кожи — полностью голый атлетически сложенный красавец с видом опытного развратника начал активно водить ладонями по коже другого такого же абсолютного обнажённого парня спортивного склада, делая это в общем-то очень приятно, но Вейв слегка нервничал по этому поводу — а Куроме сидела рядом с другой стороны и давала любоваться всеми своими красотами. Её лицо, кроме расслабленной улыбки, дарило некий оттенок коварства — ей нравилось происходящее именно в такой форме. Она наклонилась и взялась также поглаживать грудь и плечи Вейва своими тонкими руками, правда, не настолько тонкими, чтобы их можно было назвать костлявыми. Ничего не говоря, Куроме опустилась губами к скромному мужскому соску и пососала титьку любовнику. Ран, заметив это, присоединился к ласканию второго соска — но быстро оторвавшись, развратник дорожкой из поцелуев спустился до пупка, а потом и ниже — первым коснулся гениталий Вейва, сперва он стимулировал их рукой, потом начал откровенно дрочить, а затем и вовсе взял в рот и стал сосать член. Молодой статный моряк сам хорошо знал, что в отсутствии женщин многие матросы находят отдушину в ласках друг с другом, в мужеложстве и содомии и смотрят на это как на пустяк; сам Вейв ни в какой форме никогда не занимался подобным — потому и смущался. — Ран, ты тоже хочешь со мной? — наконец спросил Вейв, у которого член стоял просто колом, прямо как у Рана, и нашему морячку чертовски зашëл минет в такой момент. Наверное, если бы Ран выказал желание его трахнуть после этого, то ради такого удовольствия, которое дарил ему этот мужчина сейчас, он бы согласился отдаться псом. — Я могу послужить тебе девочкой не хуже Куроме, — ответил Ран, выпустив изо рта член. — Ну если только ты будешь девочкой… — Вейв справедливо решил, что раз Ран — красавчик и сам себя предлагает исключительно псом, то не попробовать глупо — его отец как-то раз сказал, что никогда не поверит в Создателя Вселенной, которому есть дело до задниц. — Вейв, в Столице давно считают любовь между мужчинами более высокой, чем любовь между разными полами, — продолжал поучать Ран, покуда сосать ему стала Куроме. — Все видные мужи смешивают пола и почти всегда им больше нравятся юноши. Наши воины в древности в легионе служили любовниками друг для друга и почти каждый знатный мужчина имел при себе катамита. Так что с другой стороны ты можешь считать это старым-добрым обычаем посвящения в воинские силы. — Мне нравится поцелуй Вейва и Рана, — не стала скрывать Куроме, оказавшись той ещё яойщицей. — Сделайте это, пожалуйста. Она дрочила. — Вейв, — после того, как Ран разорвал поцелуй с воином Меркавы, он сам потянул руку к влагалищу Куроме, — ты должен знать, что акт члена во влагалище тоже устарел. В Столице никто больше так не занимается. Содомия — вот самый безопасный и популярный способ. Потому обрати внимание не только на мою попку — там всё выбрито, — посмеялся Ран, — а на попку Куроме, уверен, это место станет отличным способом… — Нет, Ран, — посмеялась Куроме, — пусть это будет моё влагалище. Пусть в него он войдëт, а такие услады оставь себе! — О, а тебе есть кое-что более занятное. Вейв, лучший способ ублажить столичную девушку — сосать её влагалище. — О, это славно придумано, Ран! — одобрила Куроме. — Хорошо, я это сделаю, — Вейв не стал отказывать. — Ты займись Куроме, а я — тобой. По указу Рана они, полностью голые, расположились так: Вейв лëг, Куроме села ему на лицо, а Ран взялся вновь сосать член морячку. Потом Ран вакханкой воссел на это копьë и Куроме позволила ему себя насадить на то же место; таким образом Вейв видел прямо перед собой услаждаемую Куроме, и сам услаждался теснотой ануса Рана. — Руками, руками её грудь, Вейв; бери Куроме за сиськи и гляди! — подсказывал Ран. Потом они очистили член Вейва и дали прочистить влагалище Куроме, в это время её не отрывая руки ласкал Ран. — Я сейчас!.. — Вейв очень возбудился. — Погоди, дружок, она же залетит… — Ран подставил свой рот. — Давай мне в глотку. Вейв закусил щëку и взял смазливого блондина за голову. Куроме в это время ласкала руками ему грудь и поцеловала — Вейв не выдержал и с огромным наслаждением отстрелялся в глотку Рана. После Вейв отдыхал и наблюдал за тем, как Ран сосëт вагину у Куроме и доводит девушку до оргазма, к чему под конец рукой присоединился наш моряк. — Я хочу ещё, — Вейв понял, что ещё сможет. — Тогда на выбор — имей любого из нас по очереди, но кончи в меня — говорю же, содомия не зря безопасна, — наставлял Ран, становясь псом, его светлая попка в сочетании с изгибом стройной спины соблазняла даже человека, никак не соприкасавшегося раньше с содомией. — Если хочешь кончить именно в Куроме, ту пусть она сядет на меня и будет перед тобой, когда ты будешь в меня извергаться. — Нет, я уже был в Куроме, потому хочу побыть как следует в тебе и свериться, — би-любопытный Вейв не стал ничего скрывать и сразу под полным парусом поплыл к новым горизонтам. — Не забывай про Куроме, — по совету Рана трудящейся Вейв засунул руку во влагалище новой знакомой. — О, мне нравится, — говорила она. Вейв сильно ускорился, имея предоставленный срачной ход. — Ах! Ах! Аааах! — и вскоре наш расово верный моряк очень сладостно сбросил в задницу Рана своë семя. Потом ещё были какие-то ласки между ними тремя — Вейв целовался с Куроме, потом ей на грудь кончил Ран и морячок отрубился… А тем временем в свете полной Луны в злачном районе Столицы лилась кровь. — Эй, кто кричал?! — на громкий женский вопль прибежали двое мужиков из патруля. В свете ближайшего фонаря они узрели лужу крови. — Какого?!.. — Ещё люди?! — от второго обезглавленного трупа отступил высоченный мужик в плаще, акульего вида лицо блеснуло в свете фонаря. Тэйгу помещался на голове и механического вида око двигалось туда-сюда. То был Созерцатель: Всевоззрение Пяти Взоров. — Когда же вы кончитесь, а?! Спокойно, господин министр, — говорил безумец, кто носил очень широкие рукава, откуда выдвинулся шингу в виде очень широких лезвий. — Стоят! — направил на него револьвер боец патруля. — Стрелять буду! И тут прямо перед ним появилась знакомая немолодая женщина. — Мама?! Второй боец увидел свою дочурку и успел в изумлении уронить с губ лишь её имя. — Медленно! — палач вонзил лезвие в голову. — А-а-а! — второй боец отошëл от иллюзии. — Помо!.. Лезвие только слегка коснулось его шейных позвонков. — Да, господин министр, я убрал свидетелей! — говорил идущий в ночь потрошитель, тэйгу-око продолжал бросать взгляды то туда, то сюда, выискивая цели. — Я всех их устраню! Всех! Убийца вобрал лезвия под рукава и несколько раз словно бы кулаками поразил кого-то невидимого в воздухе. — Ну когда же вы кончитесь, люди?! Когда же?! Ëб вашу мать!.. Потом палач проржался на почти полную Луну и провозгласил: — Ой, да как я могу сетовать-то?! Прости, Всевышний Илуватар, прости!.. Ведь я забываю, что я — слуга божий! Люди — бандиты, оборванцы, богачи и шлюхи — вы все виноваты во грехах! Бог приговорил вас к смерти и я, Занк, исполню приговор! *** От автора. Надеюсь дорогому читателю зайдёт моя интерпретация Рана. Я хотел сделать его более активным персонажем — признаться, я не мог понять, почему Ран в каноне не может перейти на сторону Рейда, т.к. даже дураку понятно, что тутошняя вертикаль власти может быть реформирована только ипатьевским домом. В моём фанфике он не может перейти так просто на сторону Рейда из подозрения, что они работают на коммунистов, которые являются здесь откровенными людоедами. Кроме того, я хотел деконструировать троп «порочного бисексуала» [8], который коварно манипулирует обоими полами и использует секс для своих планов. Ран поначалу был прилизанно добродетелен, но по трагическим причинам превратился в типичного совратителя би-любопытного героя, в манипулятора, богохульника и циника — не факт что он даже бисексуал, просто подставление задницы во время пути наверх сделало его безразличным к полу, не говоря о том, что для него секс — лишь средство. Думаю, он получится героем на одном уровне по яркости с Эсдес, Булатом и Акаме. Символично: «Мастема» — в еврейской мифологии ангел, преследующий зло, от имени Яхве, или являющийся врагом Яхве. [9].