Убийца Акаме: Обратная сторона титанизма

За несколько лет до начала основных событий. Север Империи — город Тейген. Выступление на площади: две юные девушки азиатской национальности показывают чрезвычайно сложные акробатические тюрки. — Это Акаме и Цукуши, — представил их глава артистов — господин Сабатини: человек с эффектным образом, примечательный благодаря бородке и элегантному костюму. — Они потомки народа с Восточных островов. Обе девушки носили светлую одежду, милашкам приходилось около пятнадцати-шестнадцати. Цукуши была тех же пропорций, что и Акаме, но в отличие от брюнетки — была русой и отличалась более по детски-нелепой мордашкой. Глаза — янтарные. А, кроме того, у неё была очень хорошенькая для её возраста грудь. Сейчас она носила платье коричневого и белого цветов. Девушки жонглировали ножами, топорами, глотали шпаги, вообще делили что угодно, двигаясь чрезвычайно проворно. — Они невероятны, правда? Я даже боялся доверять им такие сложные техники, — говорил Сабатини, с умным видом поправляя очки. — Но, как видите, они прекрасно справляются! После выступления труппа Сабатини считала доходы. — Да уж — они даже мой козырь — мой танец переплюнули, — по-доброму сетовала Наталья — сексапильная блондинка с парой косичек. — Но они старались на славу и все заработанные бабки теперь у нас, — говорила сексапильная брюнетка — Амурия. — Эй, Кога, а тебе кто-нибудь из них нравится? — поинтересовался у товарища Данган. — Не забывайте, что у меня уже есть женщина, — молодой брюнет мечтательно улыбнулся, надеясь встретить ту, кого поминает. — Акаме, Цукуши, — Кога вышел к двум девушкам, — мы выезжаем до рассвета, надо будет проехать одно место, когда будет день. — Никаких возражений, я только хочу есть, — сообщила Акаме. Кога посмеялся: — Твоя подруга всегда ест за пятерых? — Всегда, сколько я её знаю! — улыбнулась Цукуши. — Ладно, я не против отдать свою порцию Акаме — вы нас златом осыпали! — посмеялся Кога. — А мы будем ехать близ горы Ширанами? — уточнила Акаме. — На расстоянии. Там обитают разбойники, говорят, их снабжают продажные чиновники, чтобы вырезать неугодных, — Кога серьёзно взглянул на девушек. — Мы будем ехать на некотором расстоянии, это наиболее безопасный путь. — А вы хорошо разбираетесь в географии, — вышел Сабатини. — Это название горе дали мои предки, — выкрутилась Цукуши. — Как и название этому городу. Сюда тысячу лет назад их перенесли с помощью Врат Шамбалы. — Знаю, это ваши этнические предания, — кивнул Сабатини. У него были подозрения, но пока девушки вели себя правдоподобно. — Давайте ужинать. Нам рано выходить. Группа Сабатини весь день пересекала земли, которые опустошил недавний этнический конфликт. Отряды из центральной части Империи навели тут порядок, но спешно отступили, после чего целое войско разбойников взяло эти земли под свою руку. — Ребятки, бегите! Оставьте меня! — Данган схватился руками за лысую голову. — Он всегда так? — уточнила Акаме. — Да, у него иногда бывают приступы безумного страха, — пояснила Наталья. — Успокойся! — Амурия взялась утешать больного мужика. — Данган может иногда на пустом месте так кричать, — сказал Кога. — Я собрала для него лечебные травы, — показала Цукуши. — Моя мама всегда собирала такие, когда у меня были кошмары. — Спасибо, у тебя доброе сердце! — похвалила её Амурия — жена Дангана. — Тревога! — вскричал Сабатини, он сидел за поводьями, пока остальные сидели в фургоне. — Разбойники! Все выскочили, хватая оружие. — Твою же!.. — Кога посыпал бранью. — Блядь! Сколько их! Злополучная гора высилась позади за дорогой, на которую вышла целая куча головорезов — работники ножа и топора ехали на конях, даже что-то вроде собственных флагов развивалось над головами сукиных детей. Труженики большой дороги в высшей степени обнаглели. — Какая прелесть! — выехал атаман. — Тут такие красивые девки!.. Он уже приготовился дать сигнал всей шайки обрушиться, как вдруг Акаме метнула ему в рожу небольшой нож. — Сука! Разбойники перепугались, несмотря на то, что их было больше, в первые секунды боя ещё двое пали с ножами в рыле. Акаме и Цукуши чрезвычайно проворно их метали — каждый нож находил своего головореза. Потому все они бросились бежать — головорезов набралось много, они ехали нагло и открыто, но все оказались очень трусливы — потому повернули очень быстро. Никто не хотел получить в рожу нож. Вся труппа Сабатини оказалась очень удивлена. — Мы же говорили, — улыбнулась Цукуши, — что мы хорошо умеем метать ножи! Акаме раздела её улыбку. — А вы ещё и смелые, — оценил Сабатини. У труппы не было бы ни шанса отразить нападение такого количества наглых разбойников, сейчас только решительные действия двух девушек заставили всю эту орду бежать без оглядки! — Они привыкли наживаться только на слабых, потому ничего удивительного, что они унесли ноги! — сказал Кога. Группа Сабатини добралась до следующего города. — Слушайте, — наконец, обговорив дело с командой, Сабатини вышел к девочкам, в сопровождении всей труппы, — есть разговор. Акаме и Цукуши сели с товарищами. — На самом деле мы работаем под прикрытием, — говорил Сабатини, — мы собираем сведения для Революционной армии. Сабатини рассказал о том как Империя организовала геноцид целых городов и народностей либо ради поддержания порядка, либо вообще без видимых на то причин — ещё революционер говорил о том, как прогнила Столица, о том, что аристократия стала паразитическим сословием, сосущим кровь из рабочих и крестьян. — Нам нужна Революция, а вы очень хороши для этого дела! Акаме и Цукуши без разговоров согласились. — Мы сейчас скоро будем в нашем штабе, — продолжил тогда Сабатини. — Мы должны разгромить этих разбойников — у нас есть доказательства, что сам министр обороны поставляет им лучшее оружие, чтобы резать собственных граждан! Подумать только! Акаме и Цукуши сказали, что они тоже не очень любят нынешнюю власть, потому с радостью готовы работать вместе. Труппа Сабатини взяла курс в штаб — повстанцы залегали южнее от города и местные жители тайно поддерживали их. Революционеры сперва копили силы, чтобы разбить войско разбойников и взять все окрестные города. — Акаме, — обратился к ней Кога по прибытию, — а где Цукуши? — Она отошла в туалет, — Акаме взглянула в ту сторону, откуда они прибыли. Из тени деревьев выехала ещё одна повозка, весьма задрипанного вида. Цукуши появилась возле неё с каким-то предметом в руках, похожим на пистолет — только весьма странный по форме. — Акаме, лови! — Цукуши бросила меч в ножнах. — Поймала! — Акаме схватила оружие, и обнажила лезвие. — Что?! — Кога глазам не поверил — Акаме заколола юношу прежде, чем тот успел что-либо сделать. Как только лезвие пронзило его, плоть бедняги стала на глазах очень быстро тлеть, и на землю пал уже совсем разложившейся труп. — Меня хорошо подготовили, — Акаме с долей жалости взглянула на человека, с которым успела подружиться. — Потому это быстро. Прогремел выстрел — Цукуши пальнула из своего особенного пистолета в Амурию, легко пробив ей голову, после чего пуля полетела по неправильной, неправильной для обычной пули, траектории, чтобы поразить ещё нескольких революционеров. — Нападение! Весь лагерь революции вскочил. — Сколько их?! — Мало, но у них тэйгу! Один выстрел Цукуши скосил сразу пять человек. — Акаме, ты — шпион! — Данган схватил копьё — Акаме оказалась очень быстра и рубанула этого громилу по руке, а потом и по голове, срезав часть лица. Гниение также охватило труп. — Не может быть! — увидел это Сабатини, хватая револьвер — в это же момент струя воды от ближайшей бочки сбила мужчину с ног. — Чёрный Марлин?! К нему подскочил стройный белокурый атлет в белом, похожий на принца из сказки, с поразительно хладнокровным видом. Он носил плащ с золотыми погонами и на вооружении у него значился длинный меч, украшенным всяческим образом. Вода перемещалась по направлению лезвия. — Нет, это не Марлин, это Меч Водного дракона! — молодой человек лишь слегка коснулся концом своего оружия бедного революционера, отчего собственная кровь Сабатини вырвалась из спины, прорвав мышцы и кости. — Стреляйте! — крикнул кто-то из числа восставших. Бойцы похватали огнестрел. — Гай, на них! — указал водной струёй хладнокровный блондин. — Так точно! — к стрелкам прорвался огромный детина, полностью покрытый предельно эластичной бронёй, делавшей его хвостатым и когтистым полумонстром с кристаллическими глазами в груди и чуть выше паха. Несколько пуль попало в него и отскочило — а сам Гай на бегу стал погружаться под землю — почва буквально сама расступилась перед ним, позволяя бежать в себе — часть земли выросла перед ним в двигавшуюся кучу, которая прямо на скорости угодила в группу перепуганных стрелков, после чего комьями осыпала тех, кого не сразила прямо. Гай вырвался из облака пыли и стал голыми руками то одного, то другого превращать в кровавый фарш. — Акаме! — пока девушка рубила себе мечом тех, до кого могла так просто добежать, заботу о ней проявил статный брюнет. — Грин! Когда она обернулась, юноша выбросил длинный хлыст с металлическим наконечником, которым легко перерезал глотки сразу троих человек — Грин силой мысли управлял движениями хлыста, позволяя тому, как змею, жалить и разить на расстоянии более десяти метров. — Всё в порядке, Акаме! — Да, Грин! Грин носил зеленоватый плащ, который только подчёркивал его статный вид. — Наджашо! Смотри! Смотри! — девица просто голыми руками и ногами — особенно ногами — с удара выбивала дух из человека. У неё были зелёные глаза и длинные каштановые волосы, собранные в хвост и украшенными несколькими заколками. Она носила штаны и майку и снимала обувь в моменты боёв, когда давала о себе знать сила браслетов, помещённых выше щиколотки. Эта особа происходила из горной пустыни, где с детства участвовала в охоте на опасных зверей. — Блядь, Пони [1], что в этом такого особенного?! — хладнокровный белокурый принц не выдержал и возмутительно выдал. — А ну быстро догнать! Наджашо указал на повстанца, который седлал коня. Гай кончал стрелков — либо вблизи руками, либо по жесту выбрасывал в их сторону землю. — Я его! — белокурая и голубоглазая девица в белом выскочила поблизости от всадника и ударила рукой в землю — металлического вида рукавица испустила направленную сейсмическую волну, которая вышибла землю из-под копыт. Эта истребительница носила длинную белую рубашку с чёрными брюками и туфлями. Её украшали серебряные серьги-кольца. — Молодец, Корни! — наконец в дело вступил сам Гозуки — он носил элегантный костюм, был поджарым человеком с решительными и жёсткими, острыми чертами и длинными светловатыми волосами. Один из ракшасов, он быстро метал и выбрасывал свою руку, сжимавшую рукоять Мурасаме — в те годы он владел Проклятым мечом и наносил им не более царапины, тем самым отправляя через мгновения прямиком на тот свет. Брюнетка Акаме с катаной, грудастая малолетка Цукуши с пистолетом, белокурый хладнокровный принц Наджашо с мечом, здоровяк Гай в костюме геокинеза, статный брюнет Грин с хлыстом, блондинка Корнелия с перчаткой сотрясения и Пони с браслетами, которые делали её быстрее и сильнее. И их папочка. Десятки повстанцев погибли от резкого и неожиданного налёта этой команды. — Пап, они убегают! — указал Наджашо. — Хрен с ним — главное, они бросили лагерь. Там их перебьют мусора с горы, — Гозуки взялся оттирать кровь с Мурасаме о труп. — Вы молодцы, дети! — обратился он к своим сыновьям и дочерям. — Поработали — теперь пора отдохнуть! Гай деактивировал шингу-доспехи и отрыл свой облик юноши крепкого мускулистого телосложения. Его выделяли угловатые, мужественные черты лица, короткие каштановые волосы и шрам на левой щеке. Он носит коричневый жилет с белыми рукавами и белым же воротником под цвет такого тона штанов. — Тьфу! Зачем Верещагин выдал мне эту белую одежду? Какой я убийца в ней? — возмущался Наджашо, попутно с помощью меча гидрокинеза удаляя кровь с ткани своего наряда. — Просто Верещагин — эстет, — пояснил Гозуки. — И вообще он в тебя влюблён, он считает, что ты — истинный норд из древнего Вестернесса. — Тьфу! Эта одежда меня только выдаёт! — сплюнул блондин явно не самого весёлого характера. — Наджашо! Почему ты не смотрел, как я убиваю, а?! Я же старалась, чтобы ты оценил! Не только папа! — Пони вела себя как обычная девчушка, сейчас будучи вся в крови. Тем самым она составляла пару Цукуши, чей вид был самым невинным в те моменты, когда она разила людей выстрелами. — Идём, я лучше помогу тебе помыться, — Наджашо приблизил к ней меч, дающий власть над водой. — Хорошо, что хоть не так долго ты, Акаме, пропадала среди этого мусора, — Грин соскучился по ней. — Я тоже этому рада! — оптимистично улыбнулась ему Акаме. — А как рада я завершению славной работы! — весело потянулась Цукуши. Подростковым смехом, все трое разбавили мрачную тишину среди трупов. К ним повернулись Гай и Корнелия. — Эй, детка, — обратился здоровяк-богатырь, — как насчёт раздвинуть подо мной ноги?! — Бля, я ещё от прошлого раза не отошла! — с долей раздражения, хлопнула его по широкой груди Корнелия. — Дети, давайте теперь вернёмся на место, — обратился к ним Гозуки. — Путь не будет долгим. — Отец, думаешь, они могут вернуться с подкреплением? — уточнил Наджашо. — Если есть риск этого, я не намерен тут оставаться. Пока этого им хватит для полного падения духа, — Гозуки бросил взгляд на все эти трупы. — Нам нужен отдых. Себя надо любить и без нужды не загонять. В конце концов мы просто делаем работу для министра. Гозуки чуть подумал. — Но то, что это были мы, дадим знать. Гай. — Да, отец! Облачение Геи! Озвучив кодовое слово, Гай покрылся неким подобием разрастающейся кожи — предельно эластично она объяла богатыря, на месте глаз на ней выделялась только желтоватая линия, снаружи непрозрачная, но, очевидно, дававшая возможность видеть сквозь себя. В области груди и чуть выше паха на этом комбинезоне были образования, похожие на большие искусственные глаза. Голова, туловище и начало конечностей покрова вышли тёмными, руки и ноги — светлыми, там покров был толще и напоминал лапы чудовища. Более того, стопы в облачении завершались чем-то от дракона, а позади рос светлый хвост. После завершения облачения, Гай сделал несколько жестов, в следствие чего вокруг пошла трещиной земля — она образовала цифру «7». Элитная семёрка, оставив свой фирменный знак, двинулась в путь. Себя Гозуки в число своих детей не включал. Они с довольным видом бросили свой задрипанного вида фургон, на котором сюда подобрались без лишнего внимания. Ехали убийцы на лошадях, пока не добрались ночью до заранее выбранного места стоянки. Гозуки любил всё распределять заблаговременно. Здесь истребители могли отдохнуть и заняться своими делами. Наджашо и Пони хоть и различались характерами, но были любовниками, потому возлегли вместе. Гай снова взял Корнелию — и той пришлось принимать натиск богатыря с таким могучим телосложением — она не решилась бы на это, не будь у неё чувств к этому похотливому исполину. Грин занимался любовью сразу с Акаме и Цукуши, по ходу чего две девушки активно ласкали друг друга с не меньшей охотой, чем его — что доставляло Грину особенное наслаждение — хотя в целом сердце молодого человека принадлежало Акаме. Гозуки в такие дни отдавал предпочтение аскезе и не участвовал в подобного рода делах. Разумеется, будучи воспитанниками либертинов, эти юноши и девушки были чужды всякого стеснения — потому парни без проблем обменивались девушками — Гай, как самый похотливый, перепробовал всех — все девушки испытали на себе натиск этого жеребца — но особенное предпочтение воитель доспеха Геи отдавал Корнелии. — Видишь, это значит, он тебя любит, — усмехнулся «папа» Гозуки. Наджашо сосредоточенно брал Пони, заставляя девушку исходиться соком и стоном, ни чуть не тише Гая. Акаме же благодаря Цукуши привыкла откликаться к женским ласким ни чуть не меньше, чем на мужские — девушки обменивались горячими поцелуями, ласкали жаркий сок своих влагалищ и сосались рот в рот — а каждую по очереди брал Грин, отдавая предпочтение, как уже говорилось выше, именно Акаме. Как же сформировалась такая семья? Ещё парой лет ранее. Отряд Империи остановился возле начала далеко уходящего в восход леса — огромного и древнего леса, где, тем не менее, деревья росли отнюдь не сплошной стеной, так что через этот лес даже можно было пройти. — Всем внимание! — обратился Гозуки с коня, стоя перед сотней детей возрастом от десяти до тринадцати. — Пора вам узнать, зачем вы здесь. Дети навострили уши. — Мы год укрепляли вас диетами и тренировками, зельями и травами, — говорил именитый убийца не без доли торжественности. — Вы были отобраны за достойную кровь. Вы прошли трансмутации, которые можно без проблем пройти только в вашем возрасте. По его завершению, вы докажете, что вы — элитные воины нашей славной Империи. Вот ваш экзамен, — Гозуки указал мечом на лес, откуда уже выбралась какая-то огромная и мохнатая тварь, похожая на зубра, только увенчанная сразу огромным количеством рогов, от чего становилось мерзко, если глядеть на них — и значительно больше пары глаз зияло на морде этой сволочи. Монстр направился к группе из сотни детей, на что Гозуки, даже не прерывая речь, метнул свою руку, которая растянулась более, чем на десять метров, Мурасаме сделал надрез — и создание оказалось обречено. — Это Гифнорский лес — место, где друиды Шуб-Ниггурат проводили свои ритуалы, в результате деревья и травы стали обладать особой силой: все звери и птицы в этих местах становятся ужасными чудовищами. Лес привлекает их, потому они не покидают его надолго, но свирепо нападают на всякого чужака. Ваша задача такова — пройти через этот лес. Если вы не сможете, значит — вы оставите наш бренный мир, что, конечно же, тоже не так уж плохо. И армия из сотни детей двинулась через лес, где постоянное перемещение крупных чудовищ оставило достаточно троп для движения сквозь деревья. Поначалу окружение выглядело как обычный лес, но чем дальше, тем страннее и страшнее становилась флора и фауна. Особенно надоедали причудливые корявые корневища, выступающие из, усыпанной хвоей и листвой земли через каждые три вершка. Приходилось высоко задирать ноги, перепрыгивать, перелезать, а то и проползать под ними. — Как надоело! — посетовала Куроме. — Зато крупным тварям неудобно за нами гнаться, — Акаме всё время держала в левой руке руку Куроме, в правой — нож — единственное оружие, которое им выдали. Как вскоре стало ясно, в Гифнорском лесу Шуб-Ниггурат перемешаны все земные леса: это была чудовищная, гремучая смесь из тропических джунглей, тайги, северных буреломов, сельвы — всё сливалось тут невзирая на климатическую зону; кроме того, даже температура — жара и влага, прохлада и сухость тут пронизывали маленькие клочки территории на очень коротком рассеянии. Акаме и Куроме перепачкались в болотной грязи, в сухом песке и кашляли как от переизбытка удушающей влаги, так и от сухого южного зноя, струившегося от очередных, чуждых миру людей, зарослей. Временами из-под самого обычного на вид, позеленевшего от старости корневища выползал вдруг какой-нибудь чешуйчатый гад с дрожащими прозрачными лапками, задирал рыбью голову и вперивался таким взглядом в путника, что по спине бежали мурашки. Акаме чувствовала на себе сотни, а может, и тысячи потаённых недобрых глаз. Они ждали. Это чудовища редко видят людей и далеко не все из них уверены, что двуногих можно есть. Акаме остановила глаз на крохотном пятачке пожухлой травки под огромным, издали похожим на старый кедр, деревом. Он казался просто неохватной толщины, с него свисали лиловые чешуйчатые лианы, покрытые мелкими розовенькими цветочками. Хвоя кедра казалась самой обычной, земной, но имела иссиня-черный цвет, да и ветви были не совсем такие — невероятно корявые, извилистые, уродливые. Даже ручеёк, журчащей ниточкой пересекавший полянку, куда они вышли, огибающий уродливые корневища, проскальзывающий под ними, был маслянистый, густой, пахучий, будто не вода текла по растресканной ложбинке в земле, а нечто, похожее на кровь самого леса. Ветки шумели без ветра — Акаме быстро поняла, что эти создания просто отпугивают названных гостей. Кто-то проваливался в какие-то волчьи ямы, кишащие безглазыми слизистыми змеями, норовившими обвиться вокруг рук, ног, туловища, но быстро отцеплявшимися при первых признаках отчаянного сопротивления. Кто-то однако исчезал среди кишевших гадин с головой, просто уходил и только вопли звучали из-за живого шевелящегося покрова. Смельчаки пили на пробу из ручья маслянистую жижу — бедняг рвало и мутило. А где взять воду? — «Боги, пошлите дождь», — попросила Акаме синие небеса, скрытые от них густой листвой. Девочка привыкла молиться про себя, ибо люди, в чьих руках они оказались, ненавидели богов любви и света, они казнили за всякое обращение в слух к ним и принуждали на словах бранить и хулить. Но Акаме в сердце никогда не отрекалась от любви и света. Сотня детей уменьшалась — кто-то ступил на ровное место — и бац! — там земля рядом откинулась, нечто одновременно похожее на мохнатого паука и когтистую лапу, накрыло собой мальчика и земля следом закрылась — даже крик не смог прозвучать как следует над этой могилой! Акаме крепче взяла руку Куроме и осмотрела это ровное место, заметив таки отличия этой почвы от прочей. Пара девочек попала в совершенно невидимые нити — и нечто уволокло бедняга, судя по крику, на очень далёкое расстояние. Кто-то споткнулся и был схвачен корнями и исчез в утробе живого дерева. Вокруг головы одного мальчика сомкнул пальцы лицехват, подобный пауку с хвостом, коим чудовище обвилось вокруг шеи несчастной жертвы. Когда Акаме и Куроме шли вдоль болотистой зоны, то из цветущей стоячей воды вырвался огромный крокодил — весь покрытый язвами, раскрыл пасть и явил многочисленные зубы, целую трубку, всю покрытую белыми пиками. Акаме метнула нож в нутро невообразимо громадной рептилии, которая столь тихо лежала тут. Монстр испытал ужасную агонии, побеждал прочь, путаясь в ветках. — Теперь у меня будет твой нож! Акаме вооружилась тем, что выдали младшей сестре. — Помогите! — крупного мальчика схватило нечто, имевшее вид огромный птичьей лапы, растущей прямо из земли. — Нет! — худого мальчика подняла вверх органическая пика, которая буквально вырвалась из земли под его ногами. Но самое страшное было впереди — дети шли и встретили огромный репейник. Девочка случайно коснулась этого шарика с шипами — он сразу же впитался ей под кожу — и крик несчастной вскоре дополнился хором собственных голосов — на месте проникновения стали за секунды расти миниатюрные лица самой бедняжки! Вскоре жертва неописуемого ужаса сама стала скопищем вопящих от агонии лиц! Вот что значит — гулять по лесу Шуб-Ниггурат! Гозуки совершил переправу через лес по краю — учёный муж шарил в чернокнижии и знал оккультные символы, которые отгоняли тех, кто желал им пообедать. А тех, кто пёр несмотря ни на это, ожидал Мурасаме. На обратной стороне леса Гозуки встретил Салота — гнусный извращенец стоял тут во главе лагеря. — Скольких тебе надо? — спросил он. — Думаю, около семь хватит, — ответил Гозуки. — Какое опасное место… Как хорошо, что эти дети покажут себя. Будь моя воля, я бы каждого ребёнка Империи пропускал через этот лес! Дети должны быть сильными! — говорил Салот Верещагин, он же «дядя Билли». — А то слишком много в нашей стране грязной кровь! Девочки бежали через лес. — Акаме, я больше не могу! — Беги через «не могу», Куроме! Мы уже близко! На самом деле Акаме делала это в первую очередь ради сестры — будь она одна, она даже не была уверена в том, выбралась ли. — Акаме, их съели! — у Куроме снова на глаза навернулись слёзы. — Да, съели!.. Акаме увидела перед собой громадное хищное растение, оно втягивало в свои цветки сразу несколько детских тел, чьи грязные ноги ещё болтались над землёй. — Волки! Акаме увидела, как к ним бежит пёс с пастью, которая раскрывается в разные стороны, высвобождая нечто вроде мандибул. — На! Акаме сунула туда палку, волк-демон с хрустом переломил её. — Уйди! — Куроме вонзила в мохнатого зверя нож — этой раны оказалось достаточно, чтобы тварь забилась в агонии, забыв про добычу. Акаме ещё добила это создание прицельным втыканием своего ножа ему в черепную коробку. — Туда! — Акаме соображала на пределе сил. А вот Куроме выдохлась и не смогла даже переставлять ноги. — Акаме, я не хочу умирать! — рыдала она. — Не хочу! — Сейчас, — старшей сестре осталось взвалить на плечи младшую. — Эх! Теперь Акаме тащила на себе Куроме. Она тоже не чувствовала ног — и только сила любви к родной сестре, не к себе даже, вынуждала идти дальше. К счастью, им повезло — осталось совсем близко — и Акаме вытащила на себе Куроме из этого леса. — О, гляди, сразу двое! — Одна на другой. — Какая прелесть! Акаме слышала комментарии от прихвостней канцелярии, но даже их мерзкие голоса ей было приятно слушать, когда она убила все силы на то, чтобы вынести сестру из этого ада. — Но одна тащила на себе другую. Это по правилам? — Пусть будет по правилам! — Какая трогательная привязанность, — подошёл сам Гозуки, — но меня это напрягает. Пусть они служат в разных отрядах. Не бойся, Акаме, — заглянул ей в лицо злодей, — теперь у тебя будет новая семья — зови меня «папа». Между миссиями, Гозуки давал отдых своим детям — отдых с толком: они выслеживали чудовищ и получали деньги за это. Гай использовал геокинез для поисков драгоценной руды, из самородка Грин сделал себе кулон. Он хотел подарить его Акаме, но любовница отказывалась носить украшение, оно ей не нравилось. Наджашо в такие моменты обычно сидел где-нибудь и читал книги. Королевского вида блондин очень хорошо разбирался в химии и сам изготовил себе шампунь, чтобы его великолепные волосы всегда выглядели прекрасно. Грин тоже рос знатоком наук и следил за тем, как Гай проводит геологические работы. Они давили Революционеров и прочих врагов Империи. Они брали города — налетали на ключевые точки, пока войска продажных шавок врывались за стены. Онест отправлял в непокорные регионы личные армии своих шестёрок — Акаме много раз видела, как позорные шавки, наёмники и головорезы проводили время на захваченных территориях. — Министру нужно золото для подавления мятежа, — говорил Гозуки, — Потому мы будем выкапывать его из могил и отнимать у церквей. Любая церковь, которая не даст нам все ценности — станет отныне еретической. Акаме до боли привыкла к смраду сжигаемых деревень. Члены элитной Семëрки иногда выполняли роли лейтенантов для сброда армии воров. — Какая мерзость, — воротит нос Наджашо в своём королевском высокомерии, — что мы, элитные убийцы, вынуждены водить дела с этой швалью! — Наджашо — наше дело в первую очередь работа и в последнюю очередь — работа, потому ты должен без тени смущения сунуть руку в выгребную яму, чтобы сделать работу, — поучал Гозуки. — Хорошо, отец, ты прав, но я просто не понимаю, зачем министрам эта шваль? Разбойники куражились и Гай особенно весело праздновал победу в их числе. Остальные убийцы всегда сторонились рядовых головорезов. — Потому что эти люди легко сойдут на роль пушечного мяса. Они без вопросов сделают дело — подавят слабых. Мы — подавим сильных. Это гармония работы, — рассудил Гозуки. Гай набивал брюхо тем, что отнял у простых людей и не напивался до скотского состояния только в силу полной невозможности этого — тела, укреплённых алхимией не были подвластны ядами и опьянению. Грин проверял работу казначейства, следил за качеством ценных металлов. — Так, министру нужно много безделушек для кровавых оргии, ничего не пропусти, Грин, — шутил Гозуки. — Отец, почему ты называешь деньги безделушками, если на них стоит Империя? — молодой брюнет был чертовски начитан.  — Извини, я просто слишком ценю силу оружия, но ты прав — экономика и производство держат на себя страну, — согласился Гозуки. — Мне не чужда гордыня. Я очень тщеславный человек и обожаю смотреть как на говно на всё вокруг, уверен, это чувство знакомо и тебе, сын? Грин улыбался. — Я предпочитаю обдумывать дело целиком. Гордыня — враг трезвой мысли. — Золотые слова, Грин. Гозуки любит подбадривать своих детей. Бандитские шайки, служившие клике Онеста, часто утопали в мелкой грязные. Акаме не раз наблюдала по вечеру сходки, видела, как одни гадины давят других. — Почему они поступают так, отец? Они же на одной стороне? — А таковы люди, Акаме. Люди — они сволочи. — Не все люди такие, отец. Акаме взглянула в сторону красивого городского собора. — Люди не построили бы такие города, будь они постоянно грызущимися волками. — Ты не права. Да, люди построили эти великие города, но до того они вырезали тех, кто жил тут. Цивилизация может развиваться только благодаря войне, то есть благодаря злу, — Гозуки тут что-то читал. — Коммунисты пишут правильные вещи. Например, они объясняют, откуда берутся власти. Когда дикие люди начинают производить больше пищи, чем надо для выживания, многие люди — лентяи, которые не желают работать — просто силой захватывают тех, кто производит еду. По сути это — бандиты. И в дальнейшем, методом развития этих стай головорезов, которые обкладывают данью земледельцев, строятся государства. Потому, Акаме, скажи мне, что как на бандитизм и преступление лежит в основе любой государственной власти? Пойми, Акаме, нет разницы между солдатом и бандитом. — Но разве государство не должно заботиться о народе? Чем ещё оправдано существование государства? — подумала наша умная девочка. — Так правитель вынужден заботиться о народе только из-за страха перед восстанием. А восстание, когда государство сильно, можно подавить силой. Нынешняя власть намерена править силой и страхом, потому что любая власть — бандиты в сущности. Любая власть показывает свою настоящую наружность, когда может. И сейчас наша власть просто может, — пояснял Гозуки. Акаме осталось только грустно промолчать. — Насилие — повивальная бабка истории, — ткнул пальцем в книгу Гозуки. — Какие верные слова. Порок — двигатель всего в нашем мире. — Мне не нравится такой мир… — Акаме аж повысила голос. — Ты предпочитаешь, чтобы вся Вселенная была добродетельной? — ухмыльнулся Гозуки. — Представь себе такой мир, где нет зла и насилия. И что это будет за мир? Не знаю, но я знаю точно — наш мир рухнет в миг, если вынуть из него зло и порок. Очередной город оказался под их пятой. Жители вышли с детьми встретить вошедших солдат, а точнее бандитов, чтобы сказать: — У нас нет оружия! Мы не опасны! — Я не слепой! — только ухмыльнулся глава головорезов. — И как же вы будете от нас защищаться? — Мы взываем к богам света и любви! — заявил священник, который возглавил горожан. — Пусть боги света и любви пробудят в ваших сердцах то светлое, что есть в вас! И да не поднимается ваш меч на нас! Это вызвало громкий хохот у головорезов. И началась бойня. Элитная семёрка стояла позади орд мелких ублюдков, рвущихся, в предвкушении лёгкой добычи, насиловать, грабить и творить кровавый кураж. — Мы же не будем пачкать руки об этот скот? — высокомерно взирал Наджашо за тем, как сукины дети бегут среди домов, хватают всё, что можно схватить, срывают одежду с женщин, вырывают детей у матерей и кидают под копыта коней. — А я хочу что взять себе! — присоединился Гай. — Так возьмите себе то, что нужно, — разрешил уж Гозуки. — Но не теряйте бдительность. По ходу бесчинств, разбойники встретили отчаянное сопротивление от некоторых жителей — мужчины и женщины бились с ними до конца в своих домах, ублюдки аж понесли потери. — Слушайте, мы — элитные убийцы, я не буду пачкать своего Водяного дракона об обычных баб и мужиков, — вновь помотал головой Наджашо, видя, как некий отчаянный горожанин выкинул разбойника прямо из окна. — Тебя никто и не просит — пусть этот скот работает, — сложил руки на груди Грин. — Должны же они приносить пользу. Разбойники перебили много людей и начали драться за награбленное. Гозуки напомнил атаманам, что самое ценное — в казну. Рядовые ублюдки очень боялись элитных убийц, так как знали, что каждый из них в одно рыло способен перебить хоть вообще всё войско головорезов. Награбленное частью было приготовлено для перевозки, часть ушла в жалование разбойникам, часть осталась у жителей — так как они были ещё нужны министрам. — Вы не должны по возможности убивать или калечить взрослых мужчин. Детей — сколько угодно, бабы ещё нарожают. В том числе от вас. Такие слова Гозуки вызвали одобрительный смех среди подонков. Революционная армия легко била все эти орды головорезов — ублюдков вырезали беспощадно и оставляли на месте истребления пики с насаженными головами атаманов. Вот Элитная семёрка и их отец стояли возле очередного кладбища и узнавали физиономии тех, во главе с кем ещё недавно брали города. — Атаковать будем ночью, — Гозуки пояснил это чисто для протокола. Они настигли отряд Революционной армии. Сперва послали Гая напролом — богатыря не брали пули и молодец своими стенами земли разделял всякое построение. Все остальные пошли за таким «танком». Акаме быстро рубили кого могла своим шингу-мечом, который разлагал плоть при касании. Корнелия пускала сейсмическую волну, чтобы сделать землю более рыхлой и удобной для манипуляций со стороны Гая. Сам Гозуки легко вытягивал руки и даже волосы, будучи абсолютно смертелен в одном касании. Наджашо по большей части руководил боем, чем сам кого-то убивал. Они разбили отряд и заставили выживших бежать, после чего пустили им вслед толпы разбойников. Так они действовали — малочисленная элита и орды мяса. Первое серьёзное испытание произошло, когда их попытались прикончить убийцы из клана Орбургов. В Революционной армии знали, что Элитная семёрка — самая опасная из передовых групп клики первого министра, потому решили выбить клин клином. Это случилось на реке Хакуро, на северо-востоке Империи. — Нападайте, мусор! — Наджашо в одно рыло прикончил десяток повстанцев. Он убийственным взглядом проводил улетавшую птицу, чувствуя, что она какая-то необычная. На самом деле это полетела Челси. Когда они были в городе, к Акаме подошла девушка её национальности, тоже брюнетка. Акаме узнала в ней подругу Корнелии из местных. — Слушай, — обратилась Таэко — так звали подругу, — Акаме, меня послала Корни — она сказала, что убила на окраине чудовище, в котором очень много мяса. — Я обо всё позабочусь! — Акаме подвело обычное обжорство. Впрочем, она сразу почуяла неладное. — Я проведу. Акаме пошла за ней. Когда подозрения дали о себе знать, Акаме поступила так, как учил в таком случае Гозуки — первой напала на Таэко. Девица, только краем глаза завидев движение меча Акаме, когда лезвие покидало ножны, мигом рванула туда, куда шла — и там выхватила припрятанный собственный меч. По скорости Таэко, Акаме поняла, что это не обычный человек. Потому сразу приступила к делу со всей серьёзностью. Таэко ещё метнула какую-то пробирку — Акаме пробирку поймала, склянка не разбилась и эффект не сработал. — Да уж!.. — и Таэко пришлось полагаться на свой меч. Пару раз оружия столкнулись, но всего лишь пару — у Акаме как-никак был шингу, а у Таэко обычный меч — пусть даже очень хороший — и её оружие переломилось. Тогда Акаме рубанула Таэко — та, даже с раной, отпрыгнула назад. Это было выше человеческих возможностей, потому что касание — Кириичимонджи — так назывался шингу Акаме — самое лезвие этого меча запускало разложение плоти заживо. Акаме заметила, как Таэко усилием воли перестраивает мышцы, чтобы лучше справиться с раной. Акаме подобрала кусок меча Таэко — и швырнула в неё. Таэко была вынуждена поймать этот кусок лезвия — рана не давала ей быстро двигаться. И её судьба была решена. Кириичимонджи прошёлся от лба до грудей. Акаме отдёрнула его и смахнула кровь. Она же бросила взгляд на останки меча, покрытые коррозией — Кириичимонджи проклинал любой материал, будь то металл или плоть, разлагая его касанием. Кроме тэйгу. Акаме обошла местность, и обнаружила труп Корнелии. Шингу забрали, следы на теле и одежде свидетельствовали о бое. — «Первая потеря — на неё напала Таэко, втёршись в доверие». Акаме вспомнила наставления Гозуки: — Весь мир — ваш враг. Если кто-то будет пытаться с вами познакомиться — малейшее подозрение — сразу или в пыточную, или убейте его. Все посторонние — враги! — Ты пренебрегла советами отца, Корни, вот — итог, — проронила слёзы Акаме. Грин и Наджашо в этот момент оказались в столь же жарком положении. К ним подошла какая-то бабулька — но хорошо одетая и очень резво двигавшаяся. Грин, помнят советы отца, сразу пустил в ход хлыст. — Умный мальчик! — серьёзно взглянула на него бабуля, останавливая рукой хлыст-шингу у самого основания наконечника! Грин и Наджашо открыли рты. — Что ты за монстр?! — Я — Бабара Орбург! У неё под светлой накидкой оказался некий чёрный облегающий костюм. Она резко дёрнула хлыст на себя, запустив по нему какую-то вибрацию, отчего Грин лишился оружия. — Меня не забывайте! — Наджашо ринулся со своим мечом. Он пытался применить колдовство оружия, но воздействие на кровь не работало против Бабара. — Хе-хе! Давайте! Бабулька перепрыгнула метров через десять, перемещаясь чрезвычайно резво. — Ну ладно! — Наджашо задействовал козырь. Шингу, которыми они владели, принадлежали к первому поколению — их создали в мании повторить успех тэйгу. К сожалению, эти шингу вышли слишком опасными в использовании. Наджашо оказался как покрыт влагой от своего меча, а его волосы резко отросли в очень длинную светлую гриву. Если быть точнее, то они стали выглядеть как водоросли, а точнее — как грива морского змея, чья душа заключалась в красивом мече этого нордического принца. — Ха-ха! Давай, бегай за мной сынок! После ты встать не сможешь! Наджашо ускорился, получив ещё большую силу и быстроту, но Бабара даже так осталась слишком молниеносной, чтобы уклониться от всех попыток юнца насадить себя на лезвие оттенка морской синевы. — «Ведьма в курсе, что я не могу больше трёх минут сражаться так — потом будет долгий отходняк! Но что делать?!» К счастью для Наджашо, сюда заявился сам Гозуки. — Отец! — Ты слишком опасна, бабуля, чтобы я тебя лиг за десять не почуял! — обнажил свой меч демон. — Конечно! Ведь я — дыхание Орбурга! — рассмеялась старуха. — Я — настоящий аспид Аримана! — Гозуки выбросил руки, ноги — он стал как верёвка. Старуха могла уклоняться от многих атаки, но один раз Мурасаме прорезал её боевой костюм. — Сукин сын! Бабара незамедлительно достала какой-то плод — и надкусила его… Гозуки на это успел оплести рукой ближайшее дерево, вырвал его так и метнул ствол — яд Мурасаме замедлил старуху, потому она не смогла уклоняться и отлетела, прибитая деревом к земле. — Ложись! Прогремел взрыв — плод превратил тело в живую бомбу, но она рванула слишком далеко. — Похоже, эта Бабара стала слишком старой, потому решила умереть в бою с равным противником, — пояснил Гозуки для Наджашо и Грина. — Орбурги, тем не менее, обязательно пошлют кого-то ещё. Жаль, что она уничтожила тело, я не смогу узнать их секреты. После все семеро стояли вокруг трупа Корнелии. Грин, Акаме и Наджашо просто были мрачны. Цукуши заплакала. Пони обняла её, сама также будучи в слезах. — Будь проклят клан Орбургов! — Гай чрезвычайно разгневался из-за смерти любовницы. — Я уничтожу их! — Будет тебе, — Гозуки был почти уверен, что они ещё сойдутся в бою. Гай отвернулся и отошёл, чтобы соратники не видели его обильных слёз… Но прежде было ещё одно задание, когда Акаме и Куроме наконец встретились, как цена — обе чуть не погибнув ужасной смертью. Это задание не было связано с кланом Орбургов и даже с врагами Империя. В Великой Асии под палящим солнцем стояла древняя страна Та-Кемет. И там была гробница Нефрен-Ка — легендарного Чёрного Фараона. — Нефрен-Ка, как говорят некоторые — был лишь мифом, но я знаю, что это правда, — говорил Онест. — Нефрен-Ка — Чёрный Фараон — был жрецом, узурпировавшим трон. Нефрен-Ка был последним и величайшим представителем культа магов-жрецов, который на какое-то время превратил господствующую религию в нечто тëмное и ужасающее. Приверженцы культа, возглавляемого архиерофантами Бубастис, Анубиса и Себека, считали своих богов воплощениями некогда существовавших Сокрытых Существ — чудовищных зверолюдей, бродивших по земле в первобытные эпохи. Они поклонялись Темнейшему — Ньярлатхотепу! В период владычества нечестивых жрецов религия Та-Кемет превратилась в кровавое месиво. Предаваясь антропомантии [2] и некрофилии, жрецы вымаливали у своих демонов жуткие дары. И я хочу эти дары, скрытые в гробнице! — первый министр блеснул алчным до могущества взглядом. — Я пошлю свои лучшие силы, чтобы они добыли их для меня! — Моя книга говорит, что там находится Ключ от язвы Эль-Фурат, который вызывает два миллиона ангелов смерти, Жезл Моше́, который творит тёмные чудеса, и Зеркало Нитокриды, напускающее иллюзии, и много адских сокровищ, которые точно украсят нашу Империю Зла! — говорил Сайкю. — Я не намерен с этим связываться ни за какие деньги, — уверенно пояснил Гозуки своим начальникам. — Речь даже не о проклятии Чёрного Фараон или гневе Ньярлатхотепа, они могут спустить на нас миллион ангелов смерти. — Которые принесут нам победу, — оптимистично подхватил Онест. — Я уверен, Проведение на стороне порока. Часть Чёрного отряда переправилась через Врата Шамбалы в Та-Кемет. Гробница Нефрен-Ка представляла собой целую крепость — стены, выполненные в форме очень сложной геометрической фигуры, обносили зиккураты, пирамиды из блоков, башни молчания, чьи пики были остроконечны, храмы, чьи крылья и парапеты украшали дьявольские гаргульи; это была настоящая цитадель зла. Ни один местный за милю по своей воли не появился бы тут. — Смысл вашего существования, — говорил Верещагин своим бойцам, — умереть за величие Империи! Вы живёте только ради Империи! Потому — ни шагу назад — убить всех, кто охраняет гробницу! Сокровища Нефрен-Ка должны принадлежать Империи! Куроме в рядах бойцов стояла перед ними, бросая прощальный взгляд в лицо Кайли. Они вошли в портал и через несколько дней уже видели твердыню древнего зла… — Восемнадцать убийц, которых воспитал лично я — мертвы, семь — пропали без вести, — Салот Верещагин сидел очень потный. — И плевать на них: потери их шингу и тэйгу не восполнить! — Да, тебе стоит заняться наукой, а не командованием, — усмехнулся Гозуки. — Сам попробуй! — вскинул руки лысый гад с моноклем. — Блядь, там два миллиона ангелов смерти! Два миллиона!.. Тут Гозуки страшно возжелал потешить гордыню: — Хорошо, два миллиона — да? А у меня — всего семь человек! Посмотрим, что будет. — Куроме — может быть жива, а может — мертва, — Акаме приуныла. — Это не имеет значения. Куроме осталась в той жизни. У тебя теперь только мы — твоя новая семья, — говорил Гозуки. Путра — город в Та-Кемет — страшная жара палит круглые сутки где над пальмами, где над песками. Смуглые рабы обслуживают дорогих гостей. — Если я ничего не путаю, это должно спасти вас от ангелов смерти, — Гозуки нанёс некий знак на лоб каждому из шестерых, а также сделал себе — знак походил на шестиконечную звезду. — В гробнице обитают полулюди-полузвери. Главное — убить Иерофанта. Он должен быть могуч. — Отец, мы одни справимся с таким в принципе? — с долей пессимизма спросил Грин. — Сами — нет, но кое-кто, узнав об этой ситуации, — ухмыльнулся Гозуки, — вызвался нам помочь. Я об этом потом расскажу, когда станет яснее дело. — Отец, это не Империя. У Империи уже есть Верховный тэйгу, с которым ничего не сравнится на этой Земле; обязательно ли нам погибать, чтобы достать адские сокровища гробницы этого Чёрного Фараона? — прямо задал вопрос Наджашо своим гордым голосом. — Такова наша работа, дети мои, погибать ради интересов тех, кому плевать на наши жизни. Это неблагодарная работа, но кто-то должен её делать. И это мы, мои дети, — Гозуки ничего не скрывал от своих воспитанников. — А если вы откажитесь выполнять такую работу — вас просто убьют. В гробнице Чёрного Фараона. Куроме, Натала и ещё трое бойцов Чёрного отряда обнажены и подвешены на цепи. Тогда Натала был ещё живым человеком. На пленников смотрит множество глаз — на первый взгляд — перед ними смуглые люди, но даже в людских формах зловещая долина выдаёт оборотней, способных обернутся во всякое. Возле них лежит парень с признаками старения, его руки и ноги связаны паутиной, а сверху седая девушка, на половину ставшая бледно-серым пауком. Из лопаток выходят лапы членистоногого, среди людских глаз — чернеют четыре глаза не мигающих, из щёк растут мандибулы, а что самое главное, ртом эта бестия ввела в парня желудочный сок, который медленно растворил заживо внутренности жертвы — и сейчас, когда агония затихла, паучиха трапезничает. — Этого, — указал Иерофант, — скарабеям. Чёрные жуки поползли по нагому телу лысого юноши, они прогрызли шоколадную от загара кожу и продолжили путь через живое мясо прямо под ней, причиняя страшную боль. Куроме тихо плачет, Натала просто поник взглядом. Рядом — его любовница по имени Гин — тоже белокурая девушка, у неё просто отчаяние на лице. Но они не молят о пощаде, пока обители гробницы разными садистическими способами сокращают число пленников. — Эти трое — самые красивые, с ними надо позабавиться подальше, — говорил мускулистый кучерявый парень из числа оборотней. — Я беру себе сразу двух девок. Он преобразовал обе свои руки в щупальца осьминога и принялся лапать одновременно два голых девичьих тела — Гин и Куроме, блондинку и брюнетку. — Давайте я буду трахать вот эту, — указал другой оборотень на Куроме, — а у неё в это время будут заживо удалять мозг? — Суки, думают, как нас пытать, — Натала не понимал языка обитателей гробницы, но суть безошибочно уловил. — Надо, чтобы они нас скорее убили, дорогой, — сказала ему Гин. Наталу не требовалось пояснять почему: если они в срок не примут дозу, то ломка станет им ужасной мукой — и пыток никаких не надо. Так что положение пленников было столь ужасно, что адские пытки служили спасением от иных, более чудовищных мук. Куроме плакала, взгляни на неё сейчас — и не скажешь, что девочка — элитный душегуб. — Кратко план таков, — появился перед отрядом Гозуки, — генерал Эсдес бьёт в лоб гробницу, а мы — проникаем. Я могу проникнуть туда, куда не можете вы, потому я займусь возвращением шингу и тэйгу. Гай управлял почвой, чтобы образовать туннель. Стенка гробницы пала и здоровяк первым сунулся туда. — Как просторно… и как воняет! — Это от него! — выглянул следом Грин, указывая на огромное создание в стороне от них. Чудовище напоминало нечто среднее между львом, псом и ящерицей. Химера немедленно кинулась к названным гостям. — Я тебя! — Гай браво ломанулся — но лишь для того, чтобы чудовище его боднуло и отправило в стену напротив. — Какой прочный! — Цукуши пальнула из своего шингу-пистолета — пуля отскочила от шкуры химеры. — Гляди! — Акаме, как самая внимательная, быстро заметила. — Его шкура в каких-то рунах! Иероглифы полностью покрывали химеру. — А во рту их нет! — Грин немедленно пустил свой хлыст в рот монстру — там защитных чар не оказалось — и наконечник поразил нёбо, а через него — мозг. — Ещё один! — увидел Наджашо. — Есть! Хлыст Грина в этот раз просто обвязался вокруг шеи, второе чудовище, схватилось за него, но только ещё пуще затянуло хват. По итогу оно сдохло. — Я чувствую… Куроме там! — Акаме не знала как, но она точно с близкого расстояние определила направление. — Ты не должна кидаться спасать её. Она тебе — никто! — напомнил Наджашо. — Да! Мы — твоя семья! — сказала Пони, проверяя, сдохло ли чудовище. — Куроме, скорее всего, может быть на допросе у Иерофанта, либо она знает, по крайней мере, как он выглядит, — обосновала свои действия Акаме. — Согласен, — поддержал свою любовницу Грин, впрочем, только из личных симпатий. — Хорошо — пошли! — согласился Наджашо. Он не сомневался в возможности Акаме чувствовать сестру на расстоянии… Что заполняли внутренности дворца Нефрен-Ка, куда нашим убийцам довелось попасть? Зловоние натрия нависало тучами миазмов над саркофагами существ с человеческими головами и мумифицированными телами обезьян. Среди них возлежал ужас с копытами и остатками недоразвитого хвоста и напоминавший создание с громадным слоновьим хоботом, чьё изображение они встретили раньше (Грин, знаток оккультизма, назвал его именем Хаугнар Фаугн). Некоторые из увиденных существ, судя по всему, появились на свет вследствие неудачных экспериментов: безносые, безглазые, безлицые уродцы с лишними парами рук; наконец, был тут и ужасный труп, раздутая шея которого переходила в отверстую безголовую утробу. Залы и катакомбы царства Нефрен-Ка украшали фрески — образчики высокого искусства Та-Кемет; однако, в отличие от катакомб внизу, откуда они быстро поднялись, здесь на глаза не попадалось привычных идеографических изображений. Они были иными, тревожными, с такими огромными и широкими фигурами, словно их начертал палкой на песке какой-то слабоумный. Убийцы видели чудовищ: людей-змей, людей-сатиров, деформированных какодемонов, чьи изображения Грин показывал ранее в одной из отцовских книг. Отдельные изображения до отвращения наглядно рассказывали древнюю историю — гости видели живых монстров, приносящих жертвы своим богам и удовлетворяющих свою похоть. Среди них мелькали фигуры обычных людей, надо думать, верховных жрецов; они сливались воедино со своей звериной паствой в таком извращëнном разврате, что непривычного человека наверное бы стошнило. — Отец говорил, — Грин, самый интеллектуальный молодой человек, активно вращал головой, ловя взглядом все подробности здешнего быта, — это те самые гении и фамильяры, инкубы и демоны разных религий и мифологий; невидимые существа, живущие вокруг нас и иногда ищущие контакта с нами. Организмы вне трëхмерного измерения, выражаясь более научно. Они живут в ином времени и пространстве, которое синхронизировано и параллельно нашему. Увидеть их можно только с помощью углов… Ведьмы, колдуны, мудрецы, чьи тайны помогли возвести пирамиды — все они прибегали к заклинаниям и пользовались геометрическими фигурами. Грин позволил себе уйти в достаточно глубокий рассказ, так как все стражники выбежали на поверхность, никто их тут более не встречал. — Они рисовали круги, пентакли и каббалистические печати… — Грин сейчас без конца находил эти знаки на стенах, полу и потолке. — Через эти линии они призывали силы с Астрального Плана или других измерений. Эти силы вознаграждали их в ответ, но в конце концов они всегда уходили через углы в Астральный План, платя за дары своей жизнью. Колдовство и геометрия — странные партнёры, но их взаимосвязь — исторический факт… Молодой человек поделился своей мрачной улыбкой с друзьями, которые сейчас молчали и действовали идеально собрано. Наджашо смешивал такой вид со своим фирменным высокомерным отвращением и пренебрежением. Наконец из-за поворота показались живые оборотни. — Нате вам! — Цукуши направила выстрел за угол, одной пулей в голову разя сразу ряд уродов. Пони и Гай в ближнем бою размазывали полузверей по стенке. — Ха-ха-ха!.. Вы зашли в обитель своего кошмара!.. — на ломанном имперском прозвучал полуживой оборотень-крот. — Да-да, — Наджашо добил его мечом. — Думаю, Эсдес уже начала — вперёд. Сейчас вы узнаете, где тут кошмар. Иерофант отослал из помещения прихвостней и подошёл к пленникам. Он представлял собой очень высокого и смуглого мужчину, мускулистого и очень здорового, но далеко не молодого. У него были острые и живые черты лица, животного оттенка, позади спадали чёрные волосы, частично они спадали по бокам и на грудь, его выделяла острая и чёрная борода. Его уши напоминали уши шакала. Фигура облачалась в царственный наряд, величественный, но достаточно пыльный и старый. Иерофант с долей зловещего оптимизма подошёл к Куроме, заговорив, для контраста, безобидно: — Меня зовут Уэнгу. Я люблю консервировать продукты, — Иерофант по-житейски указал на горшки, стоящие вдоль стены, — а мой любимый цвет — синий. Я говорю это тебе, чтобы ты, моя будущая жена, знала обо мне всё. Среди отчаяния на лицах троицы убийц появилось удивление. — Что? — не поняла Куроме, чьи глаза были густо мокрыми. — Я чувствую, что ты происходишь из благословенного рода: Миллиона Благодатных. Как и я. А мне нужна жена. Потому ты, думается, можешь стать моей женой. Тем самым ты избежишь мучительной гибели, уготованной твоим соратникам. — Это похоже на ловушку, — подал голос Натала. — Куроме же может сбежать от тебя при первом случае? — Она не сбежит, — Уэнгу вдруг достал откуда-то жука, похожего на скарабея, — вот эта букашка заберётся ей в голову через нос и запустит вещества в мозг, после чего моя Куроме статей очень покладистой… Надо ли говорить, что такое предложение едва обрадовало Куроме — ужасные муки, жестокая смерть или участь, хуже смерти — что выбрать? Снаружи комплекса из пирамид и зиккуратов. Под жарким солнцем к гробнице, скача по барханам, приближалась целая яркая кавалерия, сверкая бликами. Кентавры — фигуры изо льда, состоящие из гуманоидного туловища и туловища коня, без лиц, сочетающие в себе угловатые и гладкие черты; их оружием служили копья, напрямую сплавленные с их руками. Их скакало около тысячи. — Мне сказали, тут мало воды, потому я забрала с Севера немного льда! — шутливо пояснила Эсдес перед агентами Империи, бывшими здесь и в изумлении глядевшими на воинство ледяных кавалеристов. — Вы создали?.. — Да, я создала и оживила их. Я долго и глубоко изучала все те штуки, которые мне позволяет делать Экстракт. Надо сказать, я многое в себе открыла. Эсдес сама поскакала на ледяном коне среди своей армии. — Ну надо же, — высокий и очень крепкий старик, смуглый хранитель гробницы, стоял на стене комплекса и взирал на атаку кавалерии. — Хорошо, сами напросились!.. Младший Иерофант взял артефакт, похожий очень отдалённо на каменный ключ, покрытый иероглифами, около метра в длину. Хранитель вытянул его в сторону реки Эль-Фурат, тогда тени от пирамид тоже вытянулись туда. Хранитель сделал несколько движений рукой, как бы открывая ключом невидимую дверь. Тогда тень стала чрезвычайно чёрной: через озеро тьмы вырвались чудовища. — Матроните [3], я взываю к твоей рати! Отвори своё влагалище и роди нам два миллиона ангелов смерти! Они все выглядели подобно всадникам, чьи кони были чёрного цвета, гривы — пышно-красного, их головы напоминали скорее львиные, нежели лошадиные благодаря оскалу хищных зубов. Их хвосты извивались змеями — серный дым выходил дыханием с обеих сторон. На каждом таком коне восседал очень мощный всадник — весь в доспехах красных и геоциновых тонов, чья голова — полностью закрыта, но где видно, как от лица исходит сера. Эти всадники быстро набирали скорость после того, как выходили из тени пирамид — и быстро неслись против сверкающей кавалерии Эсдес. Огонь и лёд сошлись — адские всадники направляли от себя пламя и обильные испарение серы, в то время как сверкающие кавалеристы пронзали их толстыми копьями и били с тарана. Так чудовища сшибали друг друга — кентавры разлетались на осколки; ангелы смерти получали сильные раны, брызгали искрами, как кровью, падали и как выгорали, обращаясь в пепел и угли. — Какие настырные, — старик-хранитель в окружении свиты наблюдал за тем, как сама Эсдес перепрыгивает через ряды ангелов смерти. Не боясь серы и огня, её ледяной конь буквально прыгает по головам адских всадников! — Фу! Воняют тухлыми яйцами! — Эсдес достигла стены, теперь уже позади неё гремела битва. — Никому не трогать её! Она — моя! — хранитель-старик двинулся лично против Эсдес, которая сходу прикончила всех оборотней поблизости. Элитная шестёрка выскочила в большое помещение, где по углам стоят мрачные идолы, всевозможные сосуды и иные предметы из обихода храмовых служителей. Здесь же рядами жрецы расставили саркофаги последователей Нефрен-Ка, чьи резные крышки являли взгляду жутких ухмыляющихся демонов и мифических существ. Глаза из драгоценных камней издевательски глядели с чёрных ликов горгулий, рождённых кошмаром скульптора. Они сияли со всех сторон, пронизывая мрак этого маленького мирка мёртвых — немигающие, неизменные, всеведущие. Наконец — свет — отряд выбежал во внутренний двор комплекса: — И здесь проникли! Мелкие букашки! — над остриями пирамид и пиками могильных башен молчания взлетел страж с ирокезом — он обратил руки в крылья грифа, стопы — в когти коршуна. — Падаль! — Грин ответил ему хлыстом, поразив покрытое пухом брюхо и скинув прямо на оборотней, бежавших внизу. — Ай! — на Пони со спины напала молодая девушка, ставшая змеёй — её руки обвились вокруг рук убийцы, а что самое главное — клыки прокусили кожу. — Ах ты! Пони в ответ пырнула гадину ножом, девочка-змея отскочила. — Сука! — Наджашо прошёлся мечом по шеи этого создания, отчего голова наполовину отвалилась. Блондин поспешил подать пассии руку с изрядной долей волнения. — Пони, ты как?! — Спокойно, я уверена… этот яд меня не возьмёт! — улыбнулась та, укрощая дрожь в теле. — Я тоже! — Ах ты сволочь! — Гай схватил крупного оборотня и просто порвал его на две части. — Ах вы и тут! — к ним выбежал мужчина с кучерявыми волосами. Он выплюнул из себя большое количество чёрной субстанции, похожей на чернила осьминога — Наджашо указал на этот сгусток мечом, отчего жидкость полетела назад и покрыла собой самого человека-осьминога. — Ай, бля, ничего не вижу! — схватился он щупальцами за глаза. — Зато я вижу! — Акаме с разбегу вонзил в него свой меч, отчего пошло обильное и быстрое разложение всего этого существа. Цукуши в этот момент отследила лысого мужчину, который обратился в подобие кузнечика, благодаря трансформации ног он очень быстро двигался, прыгая от одной стены до другой. Грин пытался ухватить его кнутом, но только поразил воздух. Цукуши выстрелила туда, куда переместился этот кузнечик — пуля рикошетом от стены угодила ему в бедро, отчего лысый завалился и его понесло рожей по полу. — Бля! — Гай ногой размазал его голову прямо как гнилой фрукт. — Разбегалась тут всякая пакость! Насекомых надо давить! — Верно сказано, — тут, когда вся иная стража отбежала, к нарушителям вышел сам Иерофант. — Надо бы мне, Уэнгу, избавиться от вас — неблагородных букашек [4]. Он один шёл совершенно смело к тем, кто до того перебил десятки оборотней. — Умри! — Цукуши выстрелила в него, на что Уэнгу вскинул руку так быстро, что смог поймать пулю, она, однако, пробила ему ладонь насквозь и слегка оцарапала плечо. И миг спустя все раны затянулись, а Цукуши закричала — её правая рука оказалась как пулей пробила, а плечо — оцарапано. — Он возвращает раны! — Акаме с самого появления врага осознала неладное, уж больно нагло он к ним выходил. — Я благословлён самим Ньярлатхотепом! — зло ухмыльнулся Уэнгу. — Ваше оружие бессильно! — Да?! А если я тебя урою! — Гай сосредоточился на геокинезе, благодаря чем сама земля восстала стенами вокруг Уэнгу, а потом ещё сомкнулась над ним. — Сиди — отдыхай! Будешь сам в небольшой гробнице как покойник! — дерзко выкрикнул юноша. Ему в ответ гулкий удар пробил стену из земли и камней — выше чем два метра, из плена вырвался мускулистый и чёрный гуманоид с головой шакала. Он очень громко проревел. — Ты думаешь, это меня удержит?! — А это! — Грин метнул кнут, который теперь очень плотно захватил чудовище, прижав его мускулистые руки к не менее мускулистому торсу. — Грааа! — в ответ глотка шакала извергла очень плотную струю пламени. — Закрываю! — Гай встал перед Грином, попутно силой воли метая песок против огненного потока. Доспех Геи так просто было не взять жаром. — Я за Куроме! — Акаме не стала ждать — ринулись туда, откуда появился Иерофант. — Имперская шлюха! — грозный старик-хранитель вышел против Эсдес на стене. Под эту встречу внизу бились ангелы смерти и ледяные кентавры. Первые выходили из тени пирамиды, в то время как вторые расходовались безвозвратно. — Ты — Иерофант?! — спросила Эсдес. — Нет, я второй после него, — ответил старик. — Ну что ж — убью сперва тебя! — Ты слишком много о себе мнишь, шлюха! — недовольные слова старика переросли в рёв медведя — бурого и мохнатого зверя, которым он обернулся. — Ха! Дома я столько медведей завалила! — Эсдес ринулись к противнику. Тот издала такой рёв, что у обычного человека лопнули бы барабанные перепонки. Лёд покрыл уши Эсдес. Она метнула иглы, но те не смогли пробить шкуру этого зверя. Тогда Эсдес устремила шингу, на что же сам противник откатился назад — ледяная кора поросла вокруг него. Он перекатился, круша её. — Не жарко в такой шкуре тут? — слегка отходя назад, поинтересовалась Эсдес. — Нормально! — повернулся Медведь. Тут Эсдес кое-что уловила… у него нет тени! — Ага… Она резво нашла позади себя тень — уловила сотрясение по земле от тяжёлого движения. Акулий крыл направился в воздух примерно позади, и из пустого места брызнула кровь — иллюзия исчезла: появился настоящий Медведь, испускающий фонтан кровь. А сама Эсдес сквозь брызги увидела то, как всадники-ангелы развернулись и бросили коней на стену. Похоже, последней командой, Медведь приказал им броситься разом на Эсдес. Она повернулась к зверю, который замёрз в собственной крови. Эсдес увидела у него в зубах артефакт — Ключ от язвы. — «Если бы это был тайгу, то его смерть отметила бы все эффекты… но да, впрочем, это не тэйгу, ничего удивительного…» Тогда Эсдес взяла и со всей силы ткнула своей рапирой по Ключу — не без сопротивления, но артефакт полетел вдребезги. Тень от пирамиды вернулась в норму — и новые ангелы смерти перестали появляться. Но прежние не исчезли. Заскочив на стену, всадники бежали к ней, кони разинули зубастые пасти, извергающие серу… — Козырь: генерал бури! Как только слова эти были сказаны, все ледяные кентавры распались в плотные и белые сгущения газа, ледяной туман накрыл ангелов смерти — поле боя оказалось охвачено морозом — дневная жара сменилась на такой холод, какого, казалось, не было и в сердце Севера. Эсдес заблокировала ледяным щитом огненное дыхание всадников, подпрыгнула, ускорила себя ледяным извержением под ногами, очутилась на очень высоком месте, где ударила в крышу. Ледяные глыбы и крупные обломки здания попадали на ангелов смерти, отчего их кони встали на дыбы. Эсдес телепатически подозвала своего ледяного скакуна, который врезался в этих противников, сбил собой со стены и добил превращением в морозильную бомбу. К тому моменту все ангелы смерти, кто бились у стены с кентаврами — разом покрылись инием, промёрзли и разваливались на ходу, выпуская тёмный дым. Кентавры сработали как морозильные гранаты. — Так, ладно, а теперь… — Эсдес повернулась в сторону центра гробницы Нефрен-Ка… Акаме парой ударов умертвила двух оборотней-стражников. Ещё трое бежали от неё. Сама Акаме очутилась в комплексе, который точно отводился под содержание пленников. Настенные изображения поражали воображение. Казалось, мастерски начертанные на них формы могут привидеться только в бреду, в самых жутких ночных кошмарах. Там были ухмыляющиеся демоны, крадущиеся на длинных острых когтях по движущейся равнине; бесформенные грибы с щупальцами, заканчивающимися в циклопического размера глазах; клыкастые головы катились навстречу, злобно хохоча; гигантские руки, ползущие словно безумные пауки. Вампиры, монстры, демоны — разум был бессилен перечислить их все. То, что содержалось в тисках столь щедро расписанных стен — соответствовало картинам: Акаме видела искалеченные, измученные, кровоточащие обрубки тел человеческих, переходящих в части животных — она проносилась мимо клетей, чуть прикрытых деревянными решëтками, и видела уродливых, жалких, немощных и полуумирающих сетов, горов, тотов, сехметов, амонов, ихнумов с бараньими головами, аписов, и ещё анубисов, она встретила даже лежащего и чуть дышащего Себека — человекокрокодила. Клети за тем потянулись по обе стороны от каменного желоба. По левую руку сидели только светлокожие рабы-жертвы, по правую — курчавые, темнолицые, с расплющенными природой носами, негры. Но они были сходны в одном: и слева, и справа выли, причитали, бросались на деревянные решëтки, скалили зубы, мычали, исходя пеной… Безумцы! В клетях сидели больные духом люди двух рас. Бритоголовый и высохший как мумия жрец с огромной золотой бляхой на голой груди сам выскочил из-за поворота на Акаме. Он шел с чадящим светильником. Акаме выбила лампу, ухватила типа за локоть, так, что затрещала кость. Жрец сразу утратил важность и надменность и был готов ответить на любые вопросы. — Что вы делаете с этими больными? — Акаме хотела спросить про сестру, но из чистого любопытства вопрос первым делом вырвался касательно всех этих жертв. И слова её сами облеклись в понимаемую жрецом форму, прозвучали на его наречье — иногда Акаме могла творить тёмные чудеса: — Мы лишь творим волю Ньярлатхотепа… — Безумие! — глаза Акаме блеснули красным. Жрец засмеялся: — Безумие — высший дар Ньярлатхотепа! Человек… смертный, есть слизень, ползающий во прахе, — проговорил жрец, превозмогая боль, — он гаже последней твари в болотах Нила и мельче самой мелкой песчинки, ибо та будет в веках, а он ляжет в Городе мёртвых, жалкий и ждущий милости… мы, великие жрецы страны Нут. Мы одни можем, подобно богам нашим, вывести новую породу людей, более совершенных… — Из вот этих безумцев? — Акаме повела взглядом в сторону бьющихся за решётками буйнопомешанных. — Да, — теперь уже спокойно ответил жрец. — Безумие есть священная болезнь, дарованная богами. Двойное безумие — есть высший разум. Тела двух рас дадут жизнь расе, имеющей достоинства и тех и других. Мы будем править не двуногим скотом, но богочеловеками… мы сами станем богами! — Жрец прямо посмотрел на Акаме, пытаясь гипнотическими глазами подчинить её своей воле, он явно умел это делать. Но у него ничего не получилось. И тогда он изрëк: — И ты встанешь наравне с нами! Ты будешь богиней! Одна из Миллиона Благодатных! Тогда Акаме перешла к более конкретному делу. Они прошли дальше и остановилась на краю плиты. Внизу, метрах в пяти под ними, четверо бритоголовых удерживали за руки визжащего, истерически орущего и извивающегося ребенка, смуглого, темноволосого. Пятый делал глубокий надрез в затылке. Кровь струями заливала лицо и спину ребенка. Но жрец ни на что не обращал внимания. Он расширил и углубил рану, потом достал золотым пинцетом из нефритовой коробочки крохотную дрожащую личинку, сунул еë в ужасную рану, подержал немного там и вынул пинцет. После этого он наложил ладонь на сырой и горячий затылок, принялся массировать его. И Акаме чётко увидела сквозь сумрак то, как кровь перестаëт течь, как рана затягивается… Подбежавший раб ухватил ребёнка за руку, утащил в полумрак, но другой уже нёс такого же извивающегося мальца. Она могла бы помочь, но, увы, она тут не для этого. — Куроме! — Акаме вбежала куда надо, оставив позади умертвлённого жреца. — Акаме! — голая сестра несказанно обрадовалась. — Я за тобой! Привет, Натала, Гин! Блондин и блондинка ей кивнули с долей появившегося в лицах оптимизма. Акаме коснулась своим Кириичимонджи цепей — сильное желание освободить пленников очень быстро заставило цепи покрыться ржавчиной и рассыпаться. — Где могут быть ваши шингу? — Не знаю, сестра! — Ладно, остальные перекрывают нас! Акаме и трое голых её соратников побежали к выходу. Гремя цепями, их путь преградила тварь, внешне совершенно идентичная Иерофанту. Позади эти цепи держали оборотни — похоже, они только что спустили это создание. — «Наверное это безумный брат-близнец Иерофанта, который не может совладать с собой», — догадалась Акаме. Пламя вырвалось из пасти шакала, так что нападать на него в коридоре — гиблая мысль. — Туда! — указал тут Натала. Все, без лишних вопросов, рванули по указанию блондина. — Нас вели сюда этим ходом! Отсюда можно сбежать так! Паутина спала с потолка, все четверо оказались под ней. — Попались! — спрыгнула сверху паучиха. — Ты попалась! — Акаме распространила разложение с клинка на сеть, отчего вся она быстро распалась, утратив целостность и липкость. — А-а-а! — паучиха получила концом клинка меж чёрных глаз. Разумеется, трое убийц взяли несколько пыточных инструментов из своей камеры — Гин вонзила нож туда же. Паучиха бросилась убегать, зажимая гниющее заживо лицо. — Осторожно! — Натала поймал рукой брошенный язык человека-гикона, который притаился на стене, меняя также окрас. — Да! — Акаме добила этого врага своим лезвием. Позади ревел брат Иерофанта и гремел цепями. — Скорее! — Акаме бросила взгляд назад. Сейчас они выбежали под открытое небо, где им встретился старый знакомый. — Берите ваше оружие, — Гозуки стоял посреди десятков трупов, это были воины-оборотни вооружённые шингу и тэйгу. Ракшас усмехнулся: — Видите, как нам везёт! Паучиха с гнилым лицом сдохла у его ног. Трое выживших из Чёрного отряда кратко улыбнулся ему в ответ. Когда Куроме взяла в руки свой тэйгу, то в ряды бойцов встали ещё трое воителей из Чёрного отряда — в военном облачении и со своими шингу — они были недавно убиты Яцуфусой в руках оборотня, который разжился Маршем смерти после пленения Куроме. Сейчас проклятый меч вернулся к хозяйке. — Грааа! — безумец в цепях изверг длинную старую пламени. С ней на устах, он вырвался из катакомб… и сразу же получил с боку шингу Натала — выдвижное лезвие с конца древка поразило монстра прямо в голову. — Ха! Тупой дурак вырвался, не глядя! — прокомментировал свою победу юноша, когда труп рухнул и кровь его обильно хлынула к босым ногам убийцы; к ним же пала часть шакальей головы. — Убить их! — Куроме послала троих зомби с шингу в бой против тех, кто вёл этого безумца. — Держу пасть! — Грин обвил хлыст вокруг шакальей морды самого Иерофанта, чтобы не дать выдыхать огонь; Гай держал Уэнгу со спины, не позволяя применить руки; он же сделал зыбкой землю под ногами у зверя, чтобы нелюдь не мог нормально отпрыгнуть. — У-у-ух! Какой сильный! — Гай давил руками на пределе. — Что у вас тут за дела? — спрыгнула сюда к ним Эсдес. — Почему его нельзя просто убить? Наджашо кратко пояснил суть дела. — Ва-а-а-а! — Иерофант смог перевернуться и врезать Гая боком в землю. В это момент сюда начали спрыгивать ангелы смерти — ещё какое-то количество их оставалось — и не так уж мало. Цукуши пока взяла их на себя, расстреливая с расстояния. — У меня есть идея! — Эсдес подскочила к Иерофанту тогда, когда шакал скинул Гая и потом резко поднял, богатырь в облачении Геи лишь забился руками и ногами, словно был не сильнее обычного человека. — Если ты не стоишь на земле, ты слаб, да? — Иерофан смог избавиться и от кнута вокруг морды. — А как насчёт охладиться, пёс! — Эсдес схватила чёрное существо, пропуская через него холод. — Сама замёрзнешь! — отозвался Уэнгу. — Так я привыкла — с Севера я! Эсдес вся сама стала ужасно бледной и синей, корка льда покрыла Уэнгу. Он замер так, кажется, с долей изумления в шакальих глазах. А Эсдес убрала от него руки. После чего повернулась к остальным. — У меня такое чувство, — у неё голос поменялся, — что у меня в жилах — лёд. — Бля, он же сдох, да?! — Гай рухнул рядом и ударил Уэнгу, отчего Иерофант буквально лопнул изнутри, весь как распался твёрдыми льдышками. И ничего — ни на ком это не отразилось. — Хорошая работа, — спрыгнул сюда Гозуки. — Но не расслабляйтесь: у нас ещё полно ангелов смерти! Отряд очутился между пирамидами, потом на высоте, откуда было видно, как носятся между зданиям ангелы смерти, которых ещё осталось несколько десятков. Они выбрасывали в воздух огромное количество серы, что было опаснее всего — обычный человек сейчас уже давно бы задохнулся — Я потратила много сил, — пояснила Эсдес, — потому — сделайте что-нибудь с ними вы. Зомби Куроме при необходимости вступали в ближний бой — им было плевать на удушение, как и на то, что они уже обгорели. Павшие убийцы бились даже после смерти. Пока они думали, вся гробница начала вдруг сотрясаться. — Что это?! — Похоже тут есть механизм разрушения комплекса, — понял Гозуки. — Давай, Гай. — Да, отец! Гай сосредоточился на том, чтобы силой доспехах Геи удержать комплекс камня и земли под ними в целом виде. В течение минуты все пирамиды, крепостные стены, зиккураты и башни молчания вокруг рухнули, погребая под собой ангелов. Когда разрушение затихло, оставив лишь неприятную пыль над руинами, Цукуши, зажимая рану на руке, сказала: — Надо же, никто не погиб из нас. — Это хорошо — я теперь смогу уделять Верещагина! — довольно улыбнулся Гозуки, искренне наслаждаясь потаканием своим гордыне и тщеславию. И его подопечные улыбнулся ему. Он как-то вдумчиво покосился на то, как Акаме и Куроме обнимают друг друга, но ничего не сказал. — Гробница рухнула и из неё теперь хрен чего достанешь! — пожаловался Сюра, которого вернувшийся отряд встретил в Путре. — Главное — мне понравилось драться, а остальное — неважно! — Эсдес выложила ноги на стол. — Ключ от язвы был уничтожен, так что не видать нам двух миллионов ангелов смерти, — сказал Гозуки. — Отец будет в ярости, — подумал Сюра. — Может быть, но чего твой отец не сможет, так это даже поднять голос на меня, — важно сел Гозуки. — Мелочь — а приятно, что тебя боится даже глава самого великого государства на планете. Сюра был вынужден проглотить возмущение. Юношу жутко бесило, что кто-то так отзывается о его отце — но это была правда: Онест прямым текстом говорил, что Гозуки — один из важнейших людей в Империи: — Нет убийцы более смертоносного, чем он. Всякий, кто станет его целью — раб или Император — он непременно умрёт. Потому, Сюра, будь всегда вежлив с Гозуки. Шамбала отправила отряд из Путры в Столицу. — Не факт, что мы могли бы вообще использовать Язву, но ладно, так и быть, — первый министр со спокойным видом воспринял такой поворот событий. Хотя было видно, что он делал большую ставку — ещё бы: призыв двух миллионов ангелов смерти на дороге не валяется. — Однако победу над Иерофантом стоит отпраздновать. Я хотел бы в качестве благодарности, выслушать просьбы твоих людей. Онест всегда умел вести себя безукоризненно вежливо с теми, кто был ему нужен. — Я хотела бы, чтобы Куромэ, моя сестра, была со мной в отряде, — попросила Акаме. — Я не буду против, более того, я тоже этого хочу, — сказала Куроме. — Хм, хорошо, так и быть, — Онест с видом доброго Деда Мороза пообещал исполнить просьбу…