Убийца Акаме: Обратная сторона титанизма

Ночь — сверчки звучат среди зарослей, окружающих ветхого вида здание. Оно, должно быть когда-то, выглядело красиво, но сейчас, похожее по форме на хлебницу, это строение порядочно обветшало. Созерцая путь в лунном свете, стройная обладательница большой груди, выделяемая, кроме того, волосами оттенка серебра, подошла ко входу. В руке значился увесистый пистолет — шингу Цукуши. На всякий случай особа его подняла. Внимая голосу под сводами, она вошла и направилась по обширной комнате. — Стекайтесь ко мне, силы Тьмы! — голосил молодой парень. — Стекайтесь, дабы наполнить этот сосуд, что я вам предоставил! Взгляд гостьи пал на оккультный символ, в котором раскидывал руки и ноги обнажённый юноша. Над ним стоял карапан — смуглый и молодой, как могла понять девушка. Рядом грели различные свечи и светильники. Карапан был облачён в светлую восточную одежду и носил характерный головной убор, у которого был один рог. Длинные чёрные волосы спадали за плечи, лицо можно было даже назвать красивым, если бы не острота и длина черт, носа и формы. Она предавала откровенно мерзкий вид. Карапан ещё сильнее открывал рот и возносил руки. — Узы сущего! Йа, Йог-Сотот! Йа, Ньярлатхотеп! — голосил чародей, совершенно не обращая внимание ни на кого. — О, услышьте меня, Боги Хаоса! Услышь меня, Архитектор Судьбы! Внемли мне, Такхизис! Пусть с Великой Мыслью мой зов достигнет твоей тюрьмы, где пребываешь ты, Огдру Джахад — семиглавый дракон разрушения, спящий в златых коконах! Услышь и ты меня, Йаэзлои, Господь Гниения!.. Свечение налилось чуждыми этому миру оттенками. Карапан взял в одну руку кусок аквамаринового клинка Водного дракона, в другую — фрагмент бронзового меча Кхорна. Здесь, кроме всего прочего, лежали останки Облачения Геи. — Узы сущего! О, Мелькор! О, Ариох! Наполните меня силой! Наблюдая за этой волшбой, девушка не заметила, как со спины кто-то приблизился. — А?! Когда она обернулась, её уже обезоружили. Но даже это составило лишь половину удивления. Больше всего нашу героиню поразило то, что пистолет вырвала из рук девочка. Ещё одна такая сбила её с ног. Обе девочки выглядели очень игриво и забавно даже, каждая отличалась неестественно синеватым оттенком волос. — Муди, мы поймали! — Поймали?! — колдун аж прикусил язык. Как только он на что-то отвлёкся, свет принял нормальный вид. — Ай! Вы мешаете мне сплетать чары! Черти! — Прости нас! Карапан шагнул наконец к женщине, обратил внимание на пистолет. — Ты Масиро? — слегка надменно покосился он. — Да, — ответила чудная девушка смешенной крови, её глаза блистали золотом, волосы частично покрывала ткань, из-под которой спадала чёлка. — Меня прислали в Группу возмездия. Это… — Это мы — да. Можешь встать, Наджашо! — разрешил Муди. Голый блондин, чьи волосы до пят были аккуратно и хорошо заплетены, распрямился. Один глаз его оказался полностью чёрным, вокруг него был алым начертан какой-то знак. Масиро посмотрела теперь на двух девочек, каждая была одета в белую рубашку и чëрное платье — различались эти близняшки только украшениями — у одной оно было в виде полумесяца, у второй — в виде звезды. — Кто вы? — Я — Лорис. — Я — Мила! — Они — последние из клана Орбургов, — пояснил Муди. — А я — последний из стражей гробницы Чёрного Фараона. — А я… моего мужа — Когу — убили, я готова мстить за него. Потому меня прислали к вам… — Масиро смотрела теперь на Наджашо. — А он — кто? — Я слуга Мастера креветок, — спокойно отозвался парень. — Мастера… кого? — Он меня так называет, — Муди похлопал по затылку Наджашо, поразительно серьёзного и хладнокровного. — Этот мальчик — один из наших врагов. Но теперь — он мой слуга. Масиро подумала, что юношу подчинили колдовством или ещё каким-нибудь тайным искусством людей из гробницы. — Какие сиськи! — Лорис в этот момент начала лапать Масиро за грудь. — Давай мы научим тебя пути истинной любви! — взялась было за дело вторая малолетняя лесбиянка. — Отвяньте от меня! — Масиро решительно встала, отпихнув извращенок. — Идите, стойте на стрёме! — отдал им приказ Муди. Потом взглянул на Наджашо. — Мне нужно продолжать ритуалы. — Я слышала, вы — ужасные оборотни, — посмотрела на него Масиро. — Лично у меня плохо выходит такое искусство, я больше предпочитаю вершить колдовство, — Муди сделал шаг к знаку. Масиро немного подумала, потому сказала: — Я слышала, как Акаме пришла к нам в лагерь. — Акаме? — Убийца Акаме. Последняя из группы Гозуки. Якобы она встала на нашу сторону. Но… она была из тех, кто убил моего мужа и она из тех, кто погубил твоих собратьев, Муди. Давай уничтожим Акаме, и без разницы, что скажет командование! — Хм… Ты права, вполне можно начать с неё, — решил Муди. — Тем паче среди нас тот, кто готов отомстить ей за предательство, не так ли? Муди обернулся в сторону Наджашо. — Акаме предала твою семью, не так ли? — Акаме… я ничего не помню, — тем же тоном ответил Наджашо. — Сейчас я готов убить кого угодно, кого вы прикажете убить. Вы — мой Мастер креветок. — А вы? Вы готовы убить Акаме? — обернулась Масиро к двум близняшкам из клана Орбургов. — Я слышала, ваша глава погибла по вине Акаме? — Мы готовы ей отомстить! — заявила Лорис. — Так точно: Убийца Акаме будет убита! — добавила Мила. Неподалёку стоял лагерь Революционной армии. Акаме шла в сопровождении группы бойцов. Один из них был Челси, девушка приняла чужой облик, дабы скрывать себя от лишних лиц. — Это Убийца Акаме? Убийца из группы Гозуки?! Акаме постоянно ловила на себе взгляды, просто полные ненависти. — Распять и замучить! — потребовал тут один молодой дворянин — Акаме узнала его герб, он был кем-то из семьи вице-короля Рагири. Этот влиятельный вельможа перешёл на сторону Революции, за что группа Гозуки была посланы по его голову. Вице-король очень любил охоту, и прямо на охоте в лесу они его настигли. Пуля Цукуши отправила Рагири в мир иной. Она же, Убийца Акаме, только помогла убрать посторонних. — Нет, не троньте её! — вскинула руку некая женщина, очень вызывающе одетая. — Привет, меня зовут Леоне. Я доверенное лицо генерала Надженды. Пойдём, поговорим в стороне от них. Акаме осталась один на один с Леоне, множество злых взглядов смотрели в их сторону. — Прости, это наша недоработка, что тебя заметило столько народу. — Они совершенно заслуженно меня ненавидят, — в пол голоса отметила Акаме. — Верно. Ты убила слишком много людей. Так что… теперь придётся убить ещё очень много людей, чтобы заслужить почёт среди них! — развела руки Леоне, впрочем, очень позитивно. — Как тебе ирония? Все мы — убийцы. Но мы убиваем во благо, а они — во зло. — Я хочу оплатить богам за то, что они оберегали меня и мою сестру, — ответила Акаме. — Вот так! Я думаю, борьбу со злом боги оценят! — Леоне стала ещё позитивнее. — Эй, заберите у неё оружие! — подвалили тут ребята. Один из них только протянул руку к ножнам, но сразу же убрал. Всем стало жутко. — Мой меч отпугивает тех, кто не для него, — посмотрела на них Акаме. — Вам лучше его не трогать. — Да ну! Дьяволица! — Вот-вот, идите! Идите! — отослала ребят Леоне. — Пошли, я познакомлю тебя с кое-кем более интересным. Лаббок сидел среди книг. — Мурасаме, да? Проклятый меч. Юноша, словно с травой вместо волос, до боли внимательно изучил это оружие, когда Акаме положила его на стол и вынула из ножен. — Я обычно сражалась другим мечом, а этот — только недавно попал мне в руки… — Он выглядит… ужасно зловещим. — Если он кажется тебе дурным, значит… — Значит, он не мой, знаю. Лаббок раскрыл пару книг, одна из которых была рукописной и древней. — Я знаю, что этот тэйгу был сделан из некого древнего демона-правителя, — вспомнила Акаме. — Из Аждахак Бевараспа. — Вижу, ты много знаешь. Расскажи подробнее, — Акаме удобнее села, попутно, на всякий случай, скрыв клинок. — Да-да, я как раз уже положил ближе под руку материалы об этом тэйгу, — Лаббок немного подумал. — Почти все авторы, которые упоминают Мурасаме и Яцуфуса, говорят о них как о нечестивых. — Этот Аждахак… как там его… был не обычным чудищем, не так ли? — усекла Леоне. — Какой там! Легенды говорят… Впрочем, если мы не торопимся, я начну сначала. Давным-давно на землях Мидии и Лидии правил благородный великан по имени Йима. Он был добрым царём и сделал много хорошего. По большей части о нём сообщают мифы огнепоклонников. Говорится даже, что когда пришло похолодание, Йима соорудил полый холм, где долгую зиму переждали лучшие люди и лучшие животные. Но это, скорее всего, просто бабьи басни. Правление Йимы закончилось, когда он совершил грех. Огнепоклонники считали, что грех этот заключался в том, что Йима не принял их веру, нарушил какие-то пищевые запреты, убивал скот на мясо… или не тот скот. Ну а ещё он ложно объявил себя богом. Но в любом случае, за этот грех, каким бы он ни был, карма отомстила ему: Ажи Дахак родился, чтобы занять его место. Он был сыном Хрутаспа, потомка Сиямака и Нашак в шестом колене; праправнуком Таза, сына Фравака и Фравакиен; а его мать была дочерью Удаи, чьи предки — все до единого — были злейшие дэвы, и вели свой род от самого Духа Зла. Его тело о трёх головах было сплошь покрыто омерзительной скользкой чешуёй, как у ползучих храфстра, то есть змей, три зубастые пасти изрыгали смрад, а в глазах холодно поблёскивала злоба. Едва он появился на свет и огласил Хванирату, центр земли, утробным рычанием, от которого содрогнулось всё живое, даже гады и насекомые… Змеёныш быстро подрастал и скоро превратился в гигантского змея. Трёхпастый, шестиглазый, Коварный, криводушный, Исчадье дэвов, злой, Могущественный, сильный, Он сделан Ангхро Майнью, Сильнейшим быть во Лжи На гибель всего мира, Всех праведных существ… Лаббок сделал паузу в чтении: — У Йимы был брат по имени Спитьюра. Он предал своего брата и помог Ажи Дахаку взойти на трон. И правил тысячу лет. — А что стало с Йимой? — Акаме прониклась к нему. — Сто лет Йима ещё прожил в изгнании вдали от родины, прячась от врагов, повсюду искавших его. Ажи Дахак и Спитьюра выследили его и схватили, потом — живого, молящего о пощаде — распилили пополам пилой. — Как это похоже на нашу власть, — поспешила заметить Леоне. — Я помню, Онест называл себя Ажи Дахаком, — сказала Акаме. — Да, жирный хрен, похоже, проётся, осознавать себя тёмным властелином! — сказал Лаббок. Обычай правдивых и чистых исчез; Везде побеждал омерзительный бес. Лжи всюду дорога, нет Правде пути. Насилья и злобы настала пора, Лишь втайне чуть слышался голос Добра… Дахак воззвал о помощи к Ангхро Майнью и дэвам на реке Спед. И, конечно, его призыв был услышан всей дэвовской нечистью и каждым из дэвов. И он стал плодить мерзкие исчадия на земле, — водил по строчке Лаббок, — чтоб увеличить воинство Зла. В правление Ажи Дахаки молодая женщина была допущена к дэву, и молодой мужчина был допущен к паирике — от их соития появились на земле чернокожие люди, негры… Тут есть две версии мифы, согласно одной Дахак уже родился с тремя головами, согласно другой — он отрастил две другие головы уже во время правления. И пока они росли, он приказывал себе каждый день обезглавливать двух юношей, чтобы вскармливать эти две головы. Два мудреца, Армаил и Кармаил, пробились ему в повара и стали подавать мозги овец, а юношей — спасать. — А с твоим папой, — говорил Онест, когда на ночь рассказал Сюре эту же легенду, — такого никогда не случится: я-то никогда не попутаю бабьи мозги и мозг овцы, пусть хоть, сын, многие бабы не столь уж умнее отары. — За сорок лет до конца своего царствования, Дахак увидел сон. — Лаббок ткнул пальцем в книгу. — Три брата-бойца, из рода властителей, три храбреца, и младший из братьев повергает Дахака ударом булавы, сдирает с него кожу, этой кожей, как ремнём, связывает ему руки, и, путы на шею надев, за конём, пленённого он волочит по земле к горе… Испугавшись, что в этом сне — пророчество, Дахак созвал звездочётов, чтобы они истолковали сновидение. В страхе перед царём мудрецы долго не решались сказать ему правду, и только когда разъярённый Дахак пригрозил их всех повесить, они открыли тайну грядущего: скоро родится герой по имени Фаридун, он же Траэтаону, чтобы исполнит пророчество… Выслушав пророчество, Дахак без чувств упал с трона [Уважаю, — говорил Онест, когда рассказывал Сюре эту же историю, — твой папка трус — и никогда этого не скрывал!]; когда же сознание вернулось к нему, он решил победить рок, уйти от судьбы и разослал по всей стране гонцов на поиски младенца. Разумеется, Траэтаон избежал смерти разными чудесными способами. А дальше… дальше несколько вариантов, но так или иначе, пророчество было исполнено. Возможно, конечно, эти все события в такой степени обросли мифами, что неизвестно, был ли Дахак действительно правителем… По одной из версий его сокрушили в бою, по другой, когда он отлучился, захватили его дворец, поймали гада уже тогда, когда он туда пришёл… Лаббок решил уж завязать с тем, что было откровенными мифами. — Дальше я знаю, в одном месте, в пещере той горы, Дахак был найден и из него сделали сперва один тэйгу. Который пришлось поделить на два. Я это уже знаю, — Акаме подняла меч. В комнату, где они сидели, заглянул Булат: — Привет, как дела? — пижонистый здоровяк был очень дружелюбен. — Хочу посмотреть на Убийцу Акаме. — Смотри-смотри, — Лаббок недобро взглянул на товарища, — только меня не трогай. Акаме поздоровалась с Булатом, они изучили внешность друг друга. — Я только вернулся из очень долгого путешествия, — говорил Булат, — очень интересно знать, какие последние дела здесь. — Иди узнай у кого-нибудь, но не у меня, — Лаббок жестом дал понять, что он хочет, чтобы Булат вышел. — Они не ладят друг с другом с недавних пор, — пояснила Леоне по поводу этого, достаточно едким тоном. — Да? А почему? — забежала к ним весёлая Челси. — По-моему Булат очень приятный мужчина! — Да-а, — улыбался наш здоровяк. — Но не для меня, — Лаббок, изрядно нервничая, встал и покинул свою нору книжного червя. — Вы пока с ним воркуйте, а я — погулять. — Чего это Лаббок такой? Обычно сам — весёлый, а не бука? — поинтересовалась Челси у Леоне. — Хм, а тут вскрылось кое-что, — и Леоне начала рассказ. Когда Лаббок и Булат встретились впервые, то Лаббок был в большом восхищении. Он не только восхитился мужеством нашего прекрасного богатыря, но и долго расспрашивал его о подробностях путешествия. Булат охотно рассказывал, делясь всеми переживаниями и наблюдениями. Во время этих бесед Булат и Лаббок очень оптимистично и даже, можно сказать, любовно сидели друг с другом. Лаббок глядел на отважного воина с долей детско-юношеского восхищения на лице, даже называл своим старшим братом. Булат же не стеснялся в силу этого регулярно помещать свою мускулистую руку на плечо Лаббока, а также обнимать и разглядывать лицо Лаббока, что тот находил проявлением той самой крепкой мужской дружбы. Которой — увы — настал конец. Лаббок стал обращать внимание на то, что на него как-то странно смотрят. — В чём дело? Что у вас за взгляд? Это сразу вызвало какой-то стыдный смех, в первую очередь у Леоне. — Ничего, Лаббок, ничего… — Ты друг Брэда, разве ты не… — Что не? О чём ты? — Если ты не знаешь, то пойди спроси у него — спроси, почему так на тебя пялятся знающие… — Да, Лаббок, — нарочито провоцировала Леоне, — узнай, почему девушки будут впредь обходить тебя стороной. Эти слова раззадорили Лаббока, так как больше всего он боялся, что женщины перестанут обращать на него внимание. Он отправился на поиски Булата — выбрал направление, куда ему указали. Лаббок был слишком погружён в свои мысли, чтобы звать криком, потому, ничего не говоря, дошёл до того места, где, как оказалось находился искомый. И не один, а с кем-то. Лаббок тайком пригляделся: — Блядь… Блядь… Блядь! О, что он увидел! Двое голых мужчин — один из них Булат — предаются грязному мужестрастию друг с другом! Как?! Как такое вообще возможно, думал Лаббок, поразительно смотря на это! Он присмотрелся до боли в глазах: любовником Булата служил такой же крупный и сильный мужчина — Лаббок вспомнил, что много раз видел его в компании Булата. Его звали Юнус и он был ичкеринцем. Волосатый и с длинной чёрной шевелюрой, очень жёсткой, прямо как лошадиная грива, при этом с бритым лицом — этот сын гор сосался рот в рот с Булатом. Мужчины обнимали и ласкали друг друга так крепко, горячо и страстно, что, казалось, не все законные супруги так могут. Лаббок не мог от этого оторваться — ему было мерзко, но в то же время интересно: он никогда не видел ничего подобного! Потому он сидел и смотрел. Больше всего его поразило то, как огромный мужской член может полностью входить в, казалось бы, не такое уж и большое отверстие посреди попы. Но, тем не менее, то один, то другой, очень быстро вгоняли мужское копьё в недра и орудовали там, очень быстро орудовали. Лаббок поражался силе и скорости двух голых и потных удальцов: как решительно и, казалось, совершенно неустанно они это детали! За то время, пока он смотрел, Булат и его друг успели несколько раз поменяться: один оказывался псом на четвереньках, ритмично принадлежа так тому, кто позади; потому на ногах со спины прижат к дереву трубочистом; второй повторял позицию первого; мужчины не стеснялись взбираться друг на друга и отдаваться наездником, скакать прямо как на диком жеребце или буйволе. Сладострастники-мужеложцы также совершали это на боку, прямо в траве, и лицом к лицу, при этом в последнем случае нижний любовник особенно высоко задирал ноги, как бы наглядно демонстрируя свою готовность принадлежать. Много времени прошло, но они не переставали, даже не отдыхали! Лаббок был поражён тем, какой мужской силой обладали эти двое! Лаббок испытал страшную зависть. Ему бы так! Только с девушками, разумеется. Он краснел, он дрожал, он шептал брань и нервно кусал губу, у него случился нервный тик, ему было то холодно, то жарко, пока Лаббок сидел в кустах и наблюдал, как Булат и его приятель жарят друг друга. Один раз, Лаббок был готов поклясться, он видел, как светлой росой, семя Булата само спало с конца его торчащей дубины — Булат был настолько возбуждён, что не прикасался к своему органу. Ах, если бы мужчины ограничились только этим! Лаббок смог созерцать более пикантные детали: дело в том, что когда один извергался, ему требовался хотя бы кратковременный перерыв от сношения — но отдыхал этот участник диады лишь иными страстями, пожалуй, более пикантными. Когда Юнус изверг своё семя в Булата, что было оглашено очень громким стоном, этот сын гор вынул фаллос и, совершенно без каких-либо колебаний, припал к тому, что послужило ему влагалищем. Кажется, он высосал и вобрал в себя то, что изверг. Лаббок испытал сильную тошноту, у него впервые в жизни закружилась голова. Но он продолжил смотреть, так как подобное столь сильно надавило на психику, что он не мог не перестать на это пялиться. Настоящее мужское слияние продолжилось тем, что Юнус припал к ногам Булата — он немного очистил ступни мужчины своими длинными волосами, и потом стал их облизывать и обсасывать. У Лаббока случился новый приступ тошноты: о, как мерзко было ему на это смотреть! И сколь велико было отвращение Лаббока, столь и велико было удовольствие Юнуса, когда он брал в рот ступни своего мускулистого любовника, водил языком от пятки до подушечек пальцев, и сосал каждый из них. Мужчины ещё уделили время тому, чтобы облизывали друг другу соски, и Лаббок вообще не мог понять, как можно вот так взять в рот такую, казалось бы, низкую штучку. Наконец эта буря непристойности закончилась: по итогам мужчины замерли, переводя дыхание, они не целовались более, а просто лежали в лесу и смотрели на чистое и тёплое небо, частично скрытое от их взора густыми зелёными ветками. Наконец Булат встал, потянулся и без спешки приблизился к тому месту, где скрывался Лаббок. — Эй! Лаббок! — тут уж Булат его заметил. — Булат! — вскочил Лаббок. — Как?! — Что как? — совершенно спокойно, приподнял тот бровь. — Как ты мог эти заниматься?! Ты же мужчина! И он тоже — мужчина! Увидев, что их застукали, Юнус очень занервничал, после чего, немного помедлив, побежал к ним. — Не надо никому говорить, что ты нас видел! — с акцентом и даже угрожающе, говорил он. — Спокойно, спокойно, Юн, — Булат, в отличие от пары товарищей, повёл себя очень спокойно. — Лаббок… Он сделал шаг — и Лаббок отшатнулся: — Не трогай меня! Как ты мог?! — Лаббок, а кто просил тебя смотреть. Ну, увидел неприятное, пошёл бы дальше, — в голосе Булата дало о себе знать недовольство. Чего это Лаббок так шарахается? — Как ты можешь таким заниматься?! — Как видел. — Как видел?! О, лучше бы я этого не видел! — Лаббок схватился за свои волосы, подобные траве. — Слушай, мы все разные, Лаббок. Неужели тебя никогда не обзывали за твои… волосы, — указал Булат. Он был умным и знал, что когда надо сказать. — Мои волосы? — Лаббок вспомнил, что над ним насмехались много раз из-за этого, дразнили, хватали за волосы. А то и даже пугали холодным железом. Именно поэтому Лаббок не играл с другими детьми, а предпочитал читать книги. Его тоже угнетали за то, что он — фея. Лаббок немного смилостивился. Впрочем, ему всяко было мерзко, ведь теперь он прокрутил в голове то, как близко общался с Булатом — когда тот его обжимал, клал руку и любовался — Лаббок понял, что со стороны Булата это было отнюдь не по-дружески. Булат делал это с ним, как если бы, он вёл себя с девушкой. — Брррр! — У всех разные вкусы, по-моему, надо относиться с уважением, — Булат в такие моменты, надо сказать, умел рассуждать очень грамотно и мягко. — Не понимаю, почему это Лаббок так себя ведёт. — Что поделать! Все люди любят друг друга за что-нибудь пнуть! — вскинула руки Леоне, говоря, как обычно, очень позитивно — по характеру грудастая блондинка, казалось, никогда не унывала. — Про меня любят говорить гадости за то, что я — проститутка. Про тебя, за то, что ты — педик. Про Лаббока за то, что он — фея. А про тебя, Акаме, говорят гадости за то, что ты — убийца. Надо ли говорить, что эта команда сдружилась? — Акаме, — к ночи перед ней появилась Масиро. — Тебе надо пройти со мной. — Куда? — поинтересовалась Леоне, бывшая рядом. — Надо… — Масиро запнулась. — Это приказ. — Кого приказ? Мне сказано не спускать глаз с Акаме, пока не прибудет генерал Надженда, — серьёзно заявила Леоне. — У меня приказ от господина Нуге, — Масиро назвала случайного офицера, который мог его отдать, — почему я должна с тобой это обсуждать? — Нуге мерзкий тип. Ладно, я провожу Акаме! — Леоне решала отнестись к этому позитивно. Масиро неприятно подумала об этом. Куда убрать Леоне? — Говоришь, Мурасаме у Акаме? — узнал накануне Муди. — Да. — Отлично! Я смогу подчинить истинную силу этого меча! Тогда нас ничто не остановит! Слышь, любой ценой добудь мне Акаме и Мурасаме. — А ты точно шаришь в таких вещах? — уточнила Масиро, попутно наводят взгляд на то, как предаются утехам Лорис и Мила в компании Наджашо — несмотря на то, что их учили «истинному пути любви», девочки-развратницы ещё очень любили противоположный пол. — Точно! Вот, смотри! — показал Муди. — Я создал шингу из останков других шингу! Да о чём разговор? Мой наставник был одним из тех, кто принимал участие в создании тэйгу тысячу лет назад! Так три девушки удалились в ночь от лагеря. Пока они могли ориентироваться в сумерках, Акаме так вообще видела в темноте. Лаббок и Булат посмотрели им вслед. — Где Акаме? — подошла к ним Челси. Ей ответили, что она отошла. — Масиро входит в группу возмездия, это отряд для диверсий, который набрали из тех, кому сильно насолила канцелярия, — пояснила Челси. — Среди них есть колдун из Путры, — подумал Лаббок, чуть хмурясь. — Надженда говорила, не доверять им. Наверное, если бы офицер, хотел бы вызвать Акаме к себе, он бы передал это через тебя, Челси. — Тогда как насчёт ночной прогулки? — встал Булат, потягивая руки. Акаме, Леоне и Масиро подошли к штабу мстителей — месту весьма невзрачному и неприятному. — Я чувствую опасность, — не стала скрывать Акаме. — Отдай меч, он нужен нам, — потребовала Масиро. — Вам, да? — Леоне тоже почувствовала неладное. — Ладно, я отдам свой меч, — Акаме, понимая, что она сейчас в подчинённом положении и на милости Революционной армии, отдала то, что просили. Взяв оружие в ножнах, Масиро кивнула. Как только она отвернулась, сквозь сумрак метнулся хлыст. Акаме сходу опознала оружие Грина по одному только звуку рассечения воздуха — разумеется, она уклонилась. — Умри, Убийца Акаме! — следом за хлыстом показалась та, кто его держит — Лорис. — А ты что тут делаешь?! — обратилась к Леоне Мила, прыгая тоже с чем-то наперевес. — Свою работу! — Леоне трансформировалась. Акаме прыгнула ближе к Миле, думая прикончить голыми руками. Но близняшка стала стрелять в неё — Акаме, однако, не подвела скорость и она успела запрыгнуть за дерево. — А ну стой! — Леоне попыталась схватить Милу, и тогда хлыст Лорис захватил её саму, плотно сжав. — А-агрх! — девушка-львица оказалась на земле, но и Лорис не могла более ни для чего применить хлыст. Масиро, в это время стоя в проёме, пустила в ход шингу-пистолет. Однако, сходу стрелять ей не дал Муди. — Быстро, дай сюда Мурасаме! — схватил он это оружие. — Пусть он позаботится! Вслед за Муди сюда вышел Наджашо. — Так точно, Мастер креветок! — «Наджашо!» — Акаме услышала его голос, стоят за деревом. Когда Мила ринулась с ножом, Акаме встретила её веткой — Убийца ценилась в глаз, и смогла обломков древесины попасть в него. — А-а! Перехватывая руку с ножом, Акаме ткнула палец во второй глаз — и бросилась ближе к деревьям, дальше от штаба. Наджашо уже бежал к ней, не ходу сруба деревья — в темноте Акаме увидела его новый меч — кривой и собранный из обломков: отчасти аквамариновый, отчасти — бронзовый, с фрагментом Облачения Геи в качестве рукоятки. — Наджашо, ты так меня ненавидишь?! — выкрикнула Акаме из-за деревьев. — Мне приказано убить тебя! — Наджашо, похоже, не столь хорошо ориентировался в темноте, и тратил время на пробивание пути через деревья. Хотя один ствол падал от одного удара, перерубался подобно маслу, тем не менее, это сильно задерживало. — Мила! — Лорис отвлеклась на свою сестру, когда та, полностью слепая, с лицом, залитым кровью, выбежала к ней на голос. Леоне, пользуясь утратой концентрации, вырвалась из хватки кнута. — Хватит! — она схватила конец оружия, ногой прижала один участок к земле, и остриём же пронзила сам кнут. Как только он оказался так разделён, то перестал двигаться. — Шингу детям не игрушка! Эй! — обратилась Леоне к Масиро. — Какого хуя вы на нас напали?! — Наша цель — только Акаме! — навела на неё пистолете Масиро. — Не мешайся! — Помешаюсь! Самосуд не в мою смену! — Леоне подпрыгнула. Масиро выстрелила, пуля попала в дерево, раздробила твердь ствола, но Леоне очутилась на крыше штаба. Масиро выстрелила в неё, но только пробила крышу, оставила дыру… Среди щепок и пыли, Леоне сиганула к Масиро. В те секунды, благодаря своему слуху, Леоне уловила движение пули за спиной — и рванула в бок. Выстрел шингу метил в Леоне, но попал в саму Масиро, девушка в шоке раскрыла свои золотые глаза, когда пуля насквозь пробила вдове торс, прямо под большой грудью. — И тебе шингу тоже не игрушка! — Леоне просто взяла пистолет из рук той, кто рухнул в лужу крови. Слёзы застыли на лице горе-мстительницы. — О, Ньярлатхотеп! — тем временем пал на колени Муди, предварительно возложив Мурасаме в центр ритуального круга. — Даруй мне часть сущности своего Избранника! Даруй мне силу Ажи Дахака! Попутно он мысленно позвал: — «Ко мне, раб!» — Да, Мастер креветок! Наджашо быстро забыл про Акаме, и ринулся обратно. Сама Акаме, понятное дело, не стала бросать Леоне в руках у мутных типов. Она сама пустилась следом сквозь ночь и поваленные деревья. — Не мешай нам! — Лорис, обозлённая травмой сестры, бросила в Леоне гранату — Леоне отпрыгнула — взрыв смёл крыльцо штаба. — Ладно, дети, не буду я с вами мешкать! — Леоне не знала, как сработает шингу в её руках, пока она в тэйгу — девушка была осведомлена, что отдача может быть серьёзной. А пока она встала за угол, и увидела, как сюда возвращается Наджашо. — Мастер креветок сказал избавиться от посторонних! — ринулся он со своим мечом-химерой наперевес. — Отдам я Лаббоку твою креветку! [1] — Леоне вновь запрыгнула на крышу. Наджашо, впрочем, легко повторил её подвиг. — А ты сильный! Леоне чувствовала, что этот жуткий меч — опасен. Потому решилась на выстрел из шингу — Наджашо, почти в упор, остановил пулю мечом, снаряд от этого угодил в крышу между ними. Это так потрясло весь верх старого здания, что Леоне провалилась. Она упала прямо поблизости от магических символов, где колдовал Муди. — О, дерьмо!.. — Леоне немедленно увидела среди изобилия свечей крайне мало приятного персонажа — от Мурасаме восходилось и расходилось испарение пыли или мрака, в нём возник Ажи Дахак! Ростом почти под потолок, чёрный, склизкий, чешуйчатый; с хвост змеи, немного кривой, с четырьмя конечностями и тремя головами, одной большой и низко посаженной, и парой меньших, более длинных. Шесть глаз действительно сверкают злобой, зубы — серые, как единственное, отличное на фоне черноты. На спине — какие-то шипы. Но в то же время всё сложение — по-своему стройное, гладкое, эластичное. Когти на руках и ногах, он приподнят, исходит тёмным паром, а точнее, не исходит, а возникает из него. Морды слегка приплюснутые, головы сглаженные, черепа похожи формой на морские раковины. В средней — три ноздри, справа — две, слева — одна. Головы немного отличны, но только слегка. Глаза — узкие, надбровные дуги — широкие. Таз — узкий, а грудь — широкая, руки достигают пола, хотя оно и не полностью распрямилось. Кое-где — прочные щитки, на широких бёдрах — нечто вроде жаберных щелей, ими оно тоже дышит, сопит в такт дыркам-ноздрям. Но не всё это такое важное, по сравнению с тем, что между ног — а там из кожанного мешочка восходит огромный член, налитый тьмой и злом! — Шлюха, узри моё орудие мщения всей Империи! — торжественно провозгласил Муди. — Ну и срань ебаная! — отпрыгнула от этой твари Леоне. Интуитивно, она чувствовала, как смертоносно это создание. Яд исходит от него, яд, который губит всех. — Леоне! — вбежала сюда Акаме. Ажи Дахак повернулся к ней. Акаме расслышала шаги — ей пришлось срочно уйти в сторону — Лорис бежала с ножами. Леоне пришлось срочно выметаться не сколько даже из-за Ажи Дахака, сколько из-за Наджашо, который прыгнул очень близко. — Ко мне, демон! — вдруг крикнула Акаме в сторону Ажи Дахака, отчего её глаза стали очень ярко-красными. — «Она сама демон!» — подумала Леоне, на ходу хватая Лорис, раз — и голова девочки всмятку! — «Прости, детка, но нам больше не до игр!» Она швырнула труп в сторону Наджашо — Наджашо мечом отбил его. Когда он это делал, Леоне произвела выстрел — увы, пистолет разорвало: отдача чистила кожу с руки девушки. Акаме же ринулся к своему мечу. — Эй, стой! — испугался Муди. Законная владелица схватила Мурасаме. Ажи Дахак стал более призрачным и тонким. Наджашо ринулся к Акаме — две меча опять столкнулись. — Дахак! Я хочу твою силу! — тогда, будучи в отчаянии, Муди сам вступил в зыбкую фигуру мрака, которым стал Ажи Дахак. Акаме и Наджашо обменялись ударами, метаясь по залу. — Уху-ух! — Леоне отпрыгнула ближе к выходу, её рука заросла кожей. — Дурацкие шингу! Акаме слегка порезала Наджашо. Но он не обратил на это никакого внимания, кровь только слегка выступила на одежде. Акаме знала о том, что сильная боль поражает всякого, кто принимает яд Мурасаме, но сейчас Наджашо даже бровью не повёл. — «Возможно, сила демона теперь не в меча, а там!» — подумала Акаме, смотря на Муди, который сейчас упал, в него впитывались остатки мрака от Ажи Дахака. Однако, когда Акаме коснулась Наджашо, она была уверена в тот миг, что парень погибнет. Потому был запущен козырь Мурасаме. На коже Акаме выступили красные линии, глаза изменили вид, став такими, какими были глаза Ажи Дахака. — Эй, Наджашо, ты так меня ненавидишь?! — Я не знаю кто ты! Я защищаю Мастера креветок! Акаме тут заметила, что Наджашо не отходит далеко от Муди. — «Понятно! Ему промыли мозги…» Акаме крепче сжала рукоять. Она отскочила далеко к углу, максимально далеко от Муди. Тогда Наджашо был вынужден отступить ближе к своему хозяину, чтобы защитить Муди от потенциального броска Леоне. Акаме в этот момент вспомнила, как в гробнице Чёрного Фараона жрецы внедряли некие личинки в тела своих рабов. Акаме обратила внимание на глаз Наджашо, который кровоточил в последний раз, когда они виделись, и теперь этот глаз был чёрным, да ещё с каким-то знаком вокруг. — «Яд может быть лекарством!» Акаме собрала волю — проклятие сконцентрировалось на конце клинка. Она ринулась Наджашо навстречу. Не успела они достигнуть друг друга, как Леоне рванула к Муди. — «Я прикончу тебя — и дерьму конец!» Она накинулась на Муди… И её встретил кулак, налитый мраком, девушка-львица отлетела в стену. Мечи Акаме и Наджашо опять столкнулись, но в этот раз первая была и быстрее, и сильнее — Акаме отшвырнула Наджашо — до того, как он упал, она движением своего Мурасаме выбила его меч-химеру. А после нанесла быстрый и точный надрез прямо в глаз. Наджашо громко вскричал, вздрогнул и замер — его глазное яблоко просто лопнуло; Акаме некогда было рассматривать, но она увидела, как из него выпало нечто, похожее на насекомое или креветку. Изучать этого паразита Акаме было никогда — Муди ринулся к мечу, который Акаме выбила, схватил его. Но прежде, чем что-нибудь успел, Акаме вонзила Мурасаме в грудь Муди. — Мухахахахаха! — в характерной злодейской манере заржал колдун, весь сейчас похожий на Акаме. Он схватил рукой Мурасаме прямо у основания лезвия, теперь тэйгу стал чем-то зыбким, что переходило в тело самого колдуна, прямо через рану, которую ему нанесла Акаме. — Нет, Мурасаме мой меч! Я — его демон! — разозлилась Акаме, даже неожиданно для себя, чувствуя, как у неё изымают то, что принадлежит ей по праву. — Я всю жизнь изучал чернокнижие! Я достоин быть Светочем тьмы! — вскричал Муди, прямо на ходу меняясь в нечто, похожее на Ажи Дахака. Его рука схватила было Акаме за голову, чтобы раздавить, но колдун понял, что не может своими руками причинить вред той, с кем он стал единым целым благодаря Мурасаме. — «Впрочем, у меня есть…» Тогда Муди поднял свой шингу, собранный из Водяного дракона, меча Кхорна и Облачения Геи. Он чуть было не проткнул им Акаме в упор, но тут шингу развалился на куски. Акаме увидела, как Наджашо пришёл в себя, поднял взгляд единственного глаза и протянул руку — его шингу, с которым у него осталась связь, был им самоуничтожен. — «Он спас меня после того, как я его предела!» Акаме, собрав отчаяние, вырвала свой меч из Муди, он вновь стал обычным — но это усилие стоило отдачи: Акаме хорошенько отшвырнуло, она вылетела прямо из здания. — Акаме! — к ней прыгнула Леоне. — Что у вас тут за херня?! — подбежал Лаббок — с ним Булат и Челси. — Мой шингу! — Муди бросил взгляд на осколки своего творения. — Но ничего! Сила тьмы пребывает во мне! Гра-а-а-а! Вырываясь из помещения, Муди снёс стену, он вырос, весь чёрный, он пузырился, уподобился в половину Ажи Дахаку. Теперь пара змей росла от его плечей назад, тело стало такое, словно колдуна собрали из тёмных сфер, и частично оно парило в воздухе. — Всё дерьмо из-за этого ебанутого колдуна! Убейте его! — закричала Леоне. — Сейчас! — Булат облачился в Демонический доспех, прыгнул. Муди успел поймать его в воздухе длинными руками, остановил, оружие Булата оказалось схвачено за основание наконечника. А перед лицом богатыря раскрылась паста Ажи Дахака. — На те! — Лаббок, чтобы уж наверняка, применил свой козырь. — Королевская нить! Тончайшая и сверкающая полоса серебра, подобная лунному отблеску, пронзила щитки на груди Ажи Дахака. — Гро-о-о-о! — Сука, в сердце получи! — Лаббок вдруг почувствовал, как теряет контроль над тэйгу. — Блядь! На! — Булат умудрился дать кулаком в это страшилище. Оно поморщилось. — Акаме, рази Мурасаме! — сказала Челси. — Уже пыталась! Он стал таким от моего меча! Это Ажи Дахака! — Акаме точно не могла понять, что это — сам дракон-дэв или нечто, что обрело его силу. — Блядь! Фаридун не смог его просто так убить! — Лаббок оказался ошарашен ещё и тем, что его нити двигаются против воли и плохо поддаются контролю. Чтобы не испытывать судьбу, он вырвал Королевскую нить из чудовища. Оно дало пинок Булату в живот — и богатырь врезался в дерево. Леоне бросила гранату, которую она отняла у ослеплённой Милы. Хлопок — пламень обдал обрюхо Ажи Дахака, сорвав остатки одеяния Муди. — Ну ты разбудил во мне дракона! — Булат в этот момент обратил свой Нойнтотер в огонь и искры, они слились с ним и он вырос, став металлическим драконом — буквально, с несколькими глазами, стальными крыльями — и большой пастью. Сам Тиран-Вритра вышел против Ажи Дахака! Битва двух легендарных чудовищ древности! — Прячемся! — скомандовала Челси. Все встали за деревья — Булат-Тиран как изверг напалм, он выдохнул очень плотный и взрывющий поток, который накрыл Ажи Дахака, отбросил его ближе к зданию. Дэв стал приподниматься, но плоть сходила заживо с него, спадая, словно слякоть и выгорая. Булат-Тиран же схватился руками-лапами за многоглазую голову, после чего вновь стал прежним — он не мог более использовать козырь своего тэйгу. Фигура древнего дракона исчезла в искрах, а богатырь очутился, переводя дыхание, на земле. — Я — добить! — отчаянная Леоне схватила дерево потолще, вырвала с корнем и метнула, после чего прыгнула прямо на это дерево; оно врезалось в горящий скелет, а потом приземление Леоне сокрушило дэва окончательно. Кости рухнули и рассыпались, и Леоне вырвалась из этого облака искр — она обгорела, но сила Льва быстро восстановила кожу. Только одежда большегрудой пострадала. Акаме вернулась в норму. — Ух! — Булат поднялся на ноги. — Да блядь, что за ночь! — Не надо доверять колдунам! — сплюнула Челси. Наши герои перевели дух и обсудили дело. — Наджашо! — Акаме первым делом ринулась в здание, но не обнаружила бывшего товарища, только следы крови. — «Сбежал… но пусть бежит. Если к нему вернулась память, он вспомнил, что я предала его…» У Акаме не хватало моральных сил начать преследование. Тэйгу Булата и Лаббока повели себя странно, Леоне требовался отдыху, а Челси была всё же не для боя с кем-то, вроде Наджашо. — Похоже те существа, которые стали основой для наших тэйгу, отреагировали так на Ажи Дахака, — пришёл к выводу Лаббок. — Они из древних времён, небось, они хорошо друг друга знали — Ажи Дахак, Тиран-Вритра и Тяньлун — и не похоже, что господа драконы так уж хорошо ладили. Кроме этого, у наших друзей возникла следующая проблема. — Да, Лорис, да… Хорошо, госпожа Миррайд, хорошо… Ослеплённая девочка-убийца — Мила — полностью обезумила… *** Столица. В ворота въехал экипаж, везущий троих девочек — Аир, Фали и Луну. Их родная деревня погрязла в долгах, и потому без колебаний жители отдали троих симпатичных девочек, когда влиятельные дяди из Столицы попросил об этом в обмен на оплату долгов. Детей у крестьян всегда много — кого-то уносит простуда, кого-то злые дяди, так какая разница, если мы, в сущности, поступим по естественному процессу? Никто не питал иллюзий, зачем симпатичные девочки взрослым дядям, просто оставалась надежда, что ничего, кроме секса, с ними делать не будут, и они будут жить достойно во дворцах. Всяко эта работа лучше и проще, чем труд в поле с утра до вечера. И вот Аир, Фали и Луна увидели богатый особняк. К их удивлению, экипаж встретил приятный молодой человек. — Привет, девочки, меня зовут Бах! Бах очень хорошо повёл себя с ними, Аир и Фали поддались его очарованию, и только Луна хранила скепсис, ожидая подвоха. — Не бойтесь, вас забрали не для того, о чём вы думаете. Вы будете работать подмастерьями. Бах пригласил девушек в особняк, где так, словно они были барынями, им накрыли стол. Он веселил и развлекал их, пока не вошли трое мужчин весьма богатого вида — сытые и откормленные, они взглянули на девочек. Тщательно всмотрелись в лица. И потребовали обслужить себя: — Но вы говорили, мы будем подмастерьями?! — И это тоже. Девочек раздели и подвергли всевозможным унижениям; кроме обычного совокупления, один из богачей привёл своего пса — обученное животное совершило сношение с девочкой, как с сукой. — Мы — энтузиасты, нам нравится видеть, как счастливых унижают. Было совершено множество других жестокостей — на голое тело девочкам капали воск, им писали в рот, их заставляли языком подтирать задницы этих господ. — Если вам не нравится ваше положение, то знайте, — говорил главный из них, — всё по-честному: мы вас купили, мы оплатили долги вашей деревни. Если вас отдали за деньги, значит — ваша работа терпеть. Вы что, не видели, как терпят ваши родители в поле, вкалывая с утра до зари? — Но нам говорили, мы станем подмастерьями! — вспомнила Луна. — А ты хочешь стать подмастерьем?! — рассмеялся энтузиаст. — Хорошо, я покажу вам завтра, как работают подмастерья. На следующий день богатые садисты отвели троих девочек на пыльную и отвратительную фабрику. Здесь невозможно было дышать. Среди станков, подобно муравьям, суетились десятки человек. А на самом деле — по всей Столице — таких были тысячи и тысячи. — По вашему нашу огромную Столицу содержат боги? Боги делают что-то в этом мире только с помощью людей, люди — винтики в машине богов. Вы хотите вдыхать ядовитый газ? Девочки испытали вчера ужасное отвращение, когда богачи тещились с ними, но сейчас отвращение и ужас они испытали едва ли не меньший — особенно их испугал воздух. Станки гремели, механизмы, чудовищные и неведомые, крутились в общем организме адской кузницы. Дым из труб портил небо. Многие люди носили повязки. Серый вид рабочих поражал унынием и тягостью своего существования. — Скажите, вам проще нас ублажать днём и вечером или трудиться здесь? Подумайте хорошенько, так ли уж ваша доля хуже их доли? Надо ли говорить, на что согласились наши девочки? Бах рассказал им потом, что эти люди — не аристократы, а — капиталисты, то есть буржуи. Они исповедуют совершенно иные принципы, чем аристократы. — Аристократы считают, что боги установили порядок среди людей, который не должен никогда меняться по мере жизни человека. Император повелевает знатью и армией, а знать повелевает рабочими, крестьянами и рабами. И если ты родился одним, тебе не стать другим. Капиталисты считают, что боги дают возможность изменить порядок в деталях. Бах показал клеймо. — Например, я был рабом, я тоже ублажал чужие желания. Но я смог подняться и стал торговать другими рабами. Подняться даже до Императора позволено тому, кого избрали боги. Луна оказалась весьма умна и активно повела расспрос. Бах отвечал: — Капиталисты не всегда имеют титулы, но они стали даже выше тех, кто имел титулы от рождения. Кровь и род для них — ничто. Меня они восхищают. — И как они стали такими? — Деньги, торговля, торговля всем, чем можно торговать. В том числе бумажками, которые сами по себе никакой пользы не несут. Бах привёл девочек в небольшую молельню, где были изображения ранее незнакомых им божеств. — Капиталисты молятся не тем богам, которым молятся земледельцы, рабочие, моряки, воины, учёные и аристократы. Вот если земледельцы молятся Йаванне, рабочие — Азулезу, добрые воины — Асталдо, а кровожадные — Кхорну, моряки — Ульмо, учёные — Эльберет, аристократы — Сулимо или самому Эру, то вот буржуи молятся Онкис Фортуне и Зервану Акарана. Это боги-супруги. Изображения их были таковыми: Онкис Фортуна держала в руке колесо и имела два лица, смотрящих в разные стороны, одно было красивым и добрым, второе — уродливым и злым. Зерван Акарана — был старым мужчиной, который трубил в рог на фоне падающих с неба звёзд. — Онкис — богиня судьбы, Зерван — бог времени. Не так важно, просите вы их или нет. Они от рождения определили вам быть теми, кто вы есть или нет. Но они скрыли от вас судьбу. Потому всё может поменяться с каждым, но лишь потому, что мы не знаем. — А кто это? — спросила милашка Фали, заметив под изображением богов ещё одну пару — два младенца: один золотой и пухлый, второй — худой и чёрный. — Это дети Онкис и Зервана — Мамона и Мор. Они олицетворяют богатство и нищету. Их родители от рождения приговорили каждого человека к одному или к другому. Таким образом, все три девочки вскоре уверовали в то, что такова их судьба. Буржуи делились на множество сект, которые скорее выполняли не религиозную функцию, а корпоративную. Они не тратили много времени на молитвы и посты, но не потому, что были безбожны, а потому, что это было неважно: в конце концов их боги хотят, чтобы люди были богатыми или нищими, потому задача богача — делать деньги, служить Мамоне, и не тратить время на что-то ещё. В этом воля богов. А роль слуг, всех, кто нищий, смириться со вселенским порядком, который им никогда не поменять. Надеяться они могут лишь на то, что однажды им повезёт взлететь.