Убийца Акаме: Обратная сторона титанизма

После недавних событий бойцы будущего Ночного Рейда вернулись в лагерь. Должна была появиться генерал Надженда. Челси оставила их по вынужденным причинам. Пока крупная начальница была в пути, четверо наших героев сидели за столом и активно говорили за жизнь. Акаме попросили рассказать о себе. Той нечего было сообщить друзьям. Лаббок не говорил особенно много о своей семье, не желая распространять о ней информацию. Леоне сказала, что выросла в нищем районе Столицы и в её биографии нет ничего интересного. Булат по-крупному отпил пива и рыгнул: — Что ж, тогда я могу о себе рассказать… — Да, расскажи, как тебе достался Инкурсио. Всегда хотела узнать поподробнее, — заинтересовалась этой темой Акаме. — Мне Брэд о себе уже рассказывал, — также отпила пиво Леоне, подняла палец, — и я должна предупредить: в этой истории будет много гомосятины. Так что будьте готовы осквернить свои уши! — О-уй! — взялся за голову Лаббок. — Вахахахахаха! — Булат чрезвычайно весело заулыбался. — Я не буду упоминать это более, чем то будет необходимо… Наш богатырь родился на исторической Гудии или Венедии — на территории, которая этнически едина с землями Великой Артасании — соседнего с Тысячелетней Империей государства. Здесь простирались обширные поля, средь которых пасли свой скот земледельцы. Серые и рыжие волки, медведи, олени и более экзотическая живность в изобилии встречалась в этих краях. Климат по большей части царил благополучный, хотя зимы могли стоять холодные. Люди жили сельским хозяйством. Через эти места протягивались торговые пути, потому ребята из местных часто выходили работать ножом и топором. Власти что со стороны Артасании, что со стороны Империи не могли ничего реально с этим поделать — глухие леса и омуты надёжно хранили кости несчастных. Потому оставалось только искать осведомителей среди местных, что было сложно, либо хватать кого попало из местных и проводить допрос с пристрастием. Потому среди местных представителей власти не очень жаловали. Но в остальном жизнь тут была спокойная. Если не считать периодических набегов казаков из глубин Гудии — так тут называли прослойку населения в степях Артасании, ближе к границам, эта прослойка принимала на себя удары военных конфликтов, взамен ей предоставлялись некоторые льготы. К казакам обычно сбегали крестьяне, уходившие от помещиков, и просто бандиты, потому эти люди любили сами ходить в набеги. Но всё же они были не очень частыми, по крайней мере, казаки редко добирались до тех земель, где родился наш герой. Казаки слыли своей жестокостью, крайней злобой, традицией истребления жён и изнасилования юношей и мальчиков в тех землях, куда они набегали грабить [1]. Во всяком случае так народная молва описывала казаков — как злобных и жестоких людей. Что же касается Булата, то, как и всякий богатырь, первым человеком, которого он убил — была его мать. Подобных ему в Гудии нарекали богатырями, эти дети Матери-Земли были физически сильнее и крупнее обычных людей, потому не всякая роженица могла выносить и произвести на свет такого ребёнка. Зато такой ребёнок всегда оставался гордостью для семьи, так как физическая сила и здоровье везде были в цену. Для отца Булата его рождение и смерть жены пришлись скорее в радость, чем в печаль: дети — ресурс, богатырь — вдвойне, а то и втройне ценный элемент. Богатырей обменивали и богатырей продавали. Отец Булата не знал, что он точно будет с ним делать, но точно понимал — мальчик пригодится везде. Кроме того, смерть жены, это хороший повод официально сменить давно надоевший предмет плотских утех. Земледельцы легко относились к смерти, ибо видели её с рождения — каждый из людей от сохи мог вспомнить некоторое число братьев и сестёр, которые не дожили до юношеского возраста. Тиф, столбняк, жар, обычная простуда — а также тяготы женщины при рождении — все эти смерти забирали с собой прорву народа. — Боги создали все эти язвы, чтобы мы слишком сильно не плодились, — так пояснял отец своему сыну за устройство мироздания. — Мир — житница, а мы — хлеб для богов. Когда-то земля была бесплодна, боги пришли и разбили тут свой надел: траву сотворили в пищу тварям, чтобы не кончились твари, тварей — в пищу тварям, чтобы не кончилась трава, тварей — в пищу людям, а людей — в пищу себе. Наше поклонение — пища богов. — Но чем больше людей, тем больше пищи, — заметил тогда маленький Булат. — Наверное боги боятся, что мы станем слишком многочисленными. И у них не хватит мора и бед, чтобы удержать нас у себя на пастбище. Богам нужно, чтобы нас не становилось слишком много, но и чтобы нас не было слишком мало… — отец подумал. — Кроме того, вещуньи говорят, Мать-Земля не желает носить на себе много народу. Потому иногда твердь сотрясается или воды выходят из берегов, чтобы взять жатву. Мать-Сыра-Земля ест наши кости. Думаю, боги больше кормят Богородицу-Землю, чем себя… Земледельцы менее охотно обращались к верховным богам — вместо обращения к ним, они взывали к природным духам, к мелким божкам, которые были куда сильнее заинтересованы в корме, и потому охотнее отвечали. Земледелец более надеялся на домового и лешего, чем на бога, жившего высоко на облаках. Последнего, правда, исправно почитали ритуальным писаньем, чтобы не перестал посылать дождь — впрочем, земледельцы были уверены, что всякая задержка дождя — дело временное, так как не хочет же бог, чтобы тут все вымерли и он лишился молитвы-жратвы? Жизнь земледельцев была полна ритуалов, чья цель — прекрасный урожай. Ради этого кровь убитых животных сливали на грядки, ради этого первую свою ночь новобрачные летом проводили в поле или среди животных. Булата с детства привлекали к силовым работам, так как богатыри росли быстрее обычных людей и жили дольше. В остальное время мальчик помогал сторожить скот. Волки — серые и рыжие — были охочи до скота. Первой схваткой Булата стал бой с волками, которых пришлось отдубасить дубиной. В ясное время дня земледельцы отбивались от волков с помощью лука, но вот ночью, когда волки становились наглее, иногда приходилось вступать в ближний бой. Волки обычно быстро убегали от какого-то, кто представлял для них угрозу. Они предпочитали скорее убежать, чтобы скорее напасть с другой стороны, где будет проще утащить добычу. — Волки — умные, прямо как мы. Наверное, — размышлял отец, — волки — неудавшиеся люди: просто боги не смогли с руки сварганить человека. Булат точно не помнил, сколько лет ему было, когда он впервые ощутил в себе позыв отсосать член. Он точно был мал, но даже тогда он понимал, что просто так не очень хорошо об этом попросить. Потому он сделал это под предлогом. В тот день он с другом собирал в лесу грибы. Булат решил поспорить — он часто спорил тогда с другом, обычно на щелбан — примерно в равной степени за это получала голова то одного, то другого. Тот, кто не сможет найти первый гриб, то сделает отсос. Булату пришлось с ироничным видом пропустить несколько грибов. Зато, когда друг воскликнул: «нашёл!» — Булат с большим удовольствием бухнулся на коленки, спустил штаны друга и распрощался с оральной девственностью. Булату была не интересна ни форма члена, ни его цвет, ни запах, сам факт, что он берёт за щёку член друга — вот что ему доставляло. На следующий день друг захотел уже в попу. Булат был не против, но тогда его попа была по размеру с мышиный глаз, потому, как они не старались, но друг не смог там устроиться. Это, впрочем, было не на долго, потому что мальчики смогли раздобыть масло, с помощью которого процесс пошёл. Булат испытал равную смесь удовольствия и боли, но потребность делать это регулярно возникла сразу же, потому он со временем привык и ему вскоре стало уже не больно или почти не больно, зато божественное, ни с чем не сравнимое удовольствие всякий раз охватывало его. Так Булат стал регулярно отдаваться другу, насколько он помнил, пару раз случилось так, что они менялись местами и Булат имел друга, скидывал семя в него [2]. Окружение, включая отца мальчика, расценило такую ориентацию совершенно спокойно: — Боги иногда делают мужиков педерастами, а баб — бесплодными, чтобы нас не стало слишком много, — пояснил отец. — Раз боги убили твою мать и сделали тебя педерастом, значит, нас — слишком много для них. Пропалывают нас. За подобные увлечения за Булатом привязалась кличка «девка казака». Казаки, как уже говорилось выше, иногда набегали на свободных земледельцев, тогда, согласно своему обычаю, первых красивых девушек казаки отдавали своим богам, то есть резали, а насиловали они молодых, безбородых и безусых парней — обычно мальчиков. Это у них был такой обычай — потому слава о казаках, как о насильниках мужчин, разошлась далеко. Но казаки, как уже говорилось, нападали не столь часто. Ещё земледельцы просили Булата делать свои дела подальше от посевов и скота — и вместе с тем, они просили его отдаваться мужчинам там, где произрастают сорняки. Иногда Булата даже просили о помощи — кидали ему между ног дохлую мышь, хомяка, жрущего посевы или ещё какое-нибудь вредное животное. Просто по их ритуальным представлениям гетеросексуальный акт увеличивает плодовитость, а гомосексуальный — наоборот, стало быть последнее — отличный способ борьбы с вредителями. Так что секс-меньшинства были интегрированы в это глубоко традиционное общество. Пассивные педерасты также во время ритуалов по борьбе с вредителями и сорняками, обслуживали молодых мужчин, у которых не было женщин — дело в том, что, с целью предупредить инцест, нельзя было просто так сочетаться браком с кем угодно. Чтобы разбавлять кровь, девушки часто отдавались тем, кто проходил мимо, и мужья растили не своих детей. Это не считалось чем-то позорным, так как земледельцы всегда сравнивали себя со скотом богов: никто же не считает зазорным отдать в другое стадо овцу на расплод? Стоит отметить, что к Булату, тем не менее, была некоторая настороженность: — Если боги сделали его педерастом, то кто от него может родиться? Бабушки-сказительницы говорили о том, какие несусветные чудовища порой рождаются от богатырей. Однажды женщина понесла очень большого богатыря, который убил её во чреве, но сам младенец не умер, он стал есть мать изнутри и так прогрыз путь наружу — большой и страшный, он был скрыт от людских глаз. Он жил в отдельном сарае, где его кормили всю жизнь, а он рос и рос. Пока вдруг не вырвался и не сбежал в лес, где примкнул к стае диких волков. Иногда он появляется с ними, чтобы добыть скот. Его рекли «Волчьим ползунком». Так как богатырь не мог ходить, не научился, то ползал вместе с волками. Из-за страха, что от союза с Булатом может родиться чудовище, девушки немного волновались его общества. Сам Будет не переживал из-за этого и иногда даже пугал девиц: — Я хочу, чтобы вы родили мне ползунка! — откровенно издевался он, и девушки громко визжали. По большей части понарошку, конечно. Но однажды произошёл случай, который заставил Булата облиться холодным потом. В ту ночь, после долгой работы в поле, он старожил скот. Там было несколько пастухов, и Булат спокойно спал, его будили только, если требовалась управа на волков. Булата разбудил крик — друзья громко вопили. — А?! Булат быстро смахнул сон, вскочил со стога сена, захватил дубину и побежал за крик. Глаза видели плохо в той тьме, босые ноги неслись по траве, не особо разбирая пути (впрочем, все там ходили без обуви тогда, когда это было возможно, потому это было привычно). Когда Булат добежал то криков, то увидел в лунном свете лишь паникующих друзей — они что-то говорили про опасного зверя. — Гляну! — Булат тогда сам двинулся туда, где мелькали волчьи глаза. Они почему-то держали большую дистанцию, не пытаясь даже её сократить. И Булат вскоре понял, почему: никто не рисковал приблизиться к пище, пока вожак есть. Лунный свет и глаза, привычные к сумраку, различили опасного зверя. Он не был похож на волка. Это была огромная, несколько метров в длину, туша не зверя, а человека — плоть человека простиралась на траве — спереди она перемещалась на двух очень развитых руках, фактически состоящих из одних мускул. Булат увидел и голову, кажется, очень большую, раза в два больше обычной человеческой. Она чем-то проходила на голову крота. Но это был человек, только очень большой, мускулистый, кажется, больше приспособленный к перемещению по земле ползком. Он убил молодого телёнка и прямо кусал сырое мясо. — На-а! — Булат облился холодным потом, но справился со страхом — он буквально разбил дубину об голову этого существа. Точнее человек. Богатырь-урод в ответ отбросил мальчика, однако и сам побежал прочь, точнее, очень резво и быстро пополз. Он уступал в скорости волкам, но те явно чтили Ползуна за вожака. Во мраке нельзя было рассмотреть подробности этого монстра, а на утро все хорошо увидели следы его зубов на трупе жертвы. Это был людской укус, только челюсть его превосходила по размерам любую челюсть нормального человека. Своим укусом, как было видно, этот монстр сломал кость животного. Он более не нападал на скот, похоже, это было не его место охоты, и он уполз дальше в лес, откуда, как говорят, ещё несколько раз слышали звуки, похожие на человека, который пытается выть как волк. — Вот что порой даёт нам бабье чрево, — заключил старейшина. В деревню нагрянули с обыском — искали тех, кто был связан с разбойниками. Сейчас в Артасании происходили волнения, потому через границу потянулись богатые беженцы, те, кто мог бы стать жертвой коммунистов. Разбойники активизировались. В Империи были заинтересованы в том, чтобы переход через границу был гладким, так как беглецы везли свои сокровища, которые нельзя было отдать в руки какой-то мелкой сволочи. Солдаты Империи схватили нескольких земледельцев и публично высекли их, говоря, что буду пытать всех, пока им не расскажут всё, что знают о разбойниках. В домах проводили обыски, все слишком дорогие вещи, которые очевидно, нельзя было так просто тут добыть, изымались — хозяев пытали. Несколько женщин оказались изнасилованы. Всё это вызвало ненависть к солдатам Империи. Потому один из местных, жену которого изнасиловали, просто взял и завёл отряд солдат прямо в болота. Да ещё сам смог сбежать и вернулся довольный, говоря, пусть на дне в трясине ищут своих разбойников и их сокровища. Словом, напряжение наросло. Однажды на деревню напала группа беженцев из Артасании — какой-то барин и его группа слуг — они ограбили несколько домов и успели убраться, пока местные собирались против них. Чтобы уладить ситуацию, сюда прибыл довольно крупный полк Империи. Они поймали нескольких разбойников и, на глазах у народа, содрали с них заживо кожу. Тем не менее, эти люди уже были элитой, потому вели себя достаточно дисциплинированно — всех местных женщин они, конечно, перетрахали, но строго на основе добровольного согласия: местным надо было разбавить кровь, а пришлым — удовлетворить мужское естество. Тогда солдаты положили глаз на Булата — нет, не в плане этого, а в том, что им было велено выкупать всех богатырей и доставлять в военные академии. Богатыри делали себе карьеру в элитных частях Имперской армии, как ни как. Потому отец, в обмен на плату, просто отдал им сына. Все, включая Булата, нашли эту сделку достаточно выгодной. В конце концов те, для кого все — лишь чей-то скот, и ведут друг с другом дела как со скотом — продают и обменивают, жалея и привязываясь не больше, чем к корове или к свинье. Так Булат отправился в войска. Путь был очень долгим, военные учили его обращаться с оружием ещё в пути, и он уже стал недурным фехтовальщиком, когда добрался до академии. Так как Булата предполагалось потенциально сюда продать, отец сподобился обучить сына считать и писать. По пути Булат первый раз принял участие в бою — группа военных сошлась в бою с казаками. Они были хуже вооружены и их быстро смели. Многие казаки сейчас охотились на беженцев из родной страны. Они также повадились нападать на поселения Империи — активно резали женщин и насиловали мальчиков. Булат тогда немного сражался, возможности для героизма у него не представилось — казаки были не читой для Имперской армии. Их резали и били как вредителей, в плен не брали, а если брали, то только для того, чтобы подвергнуть какой-нибудь муке. Булат тогда насмотрелся и воспринял достаточно спокойно всё это: казаков бросали под копыта коней, разрывали лошадьми, отрубали руки и ноги и бросали так умирать. Казаки хуже знали эту местность, местные жители всячески помогали их преследовать. Однажды, когда они нашли стоянку казаков, то увидели изуродованные трупы женщин. — Это казаки. Они убивают женщин во славу некой традиции — думают, это приносит удачу или забирает наудачу. Когда они в походе, то им запрещено водить романы. Потому женщин они всегда убивают, а если забирают с собой, то скорее больше мучают их, чем насилуют. — Это пленницы? — Нет, скорее это вещие бабы — жёны казаков, которые предсказывают будущее. Если казаков постигает неудача, они мстят за себя всему женскому роду. Это обычай известного героя казаков, который свою жену утопил, чтобы любовь не отвлекала его от войны. С тех пор — убить свою жену — высшая доблесть у казака. Разгромив шайки вторженцев, бойцы Империи вернулись обратно вглубь страны — Булат добрался до академии. Здесь рослых молодцев учили по сокращённой программе для дворян. Изначально обучение проходили представители благородных родов, но ныне они откупались — вместо своих детей аристократы готовили крепких и физически здоровых молодцев к прохождению будущей службы. В военной академии не было женщин, молодые мужчины, у которых кровь играет, были запреты в тесных стенах учебного заведения. Их либидо было подобно диким тиграм, которых заточили в клетки. Булат сразу почувствовал себя здесь своим. Молодые мужчины ночью делили ложе друг с другом, спокойно приходили к тому, с кем заранее договорились, ложились и совершали дело; лучше было не знать, что творится в банные дни. Булат однажды слышал, как к ним привезли шлюх — якобы поставили шлюх за перегородкой, чтобы ускорить процесс — осталась только дырка в стенке. Больно любопытно стало курсантам узнать, кто там с обратной стороны. Оказалось, там просто повесили свиную кишку — это никого не отпугнуло. Но тем, кто хотел тепла и ласки, по большей части оставалось найти это в объятиях другого молодца. Булат уже имел опыт в таких делах и значительно пополнил его со старожилами: ему приходилось только вовремя заглушать себя, чтобы не мешать спать остальным сослуживцам. Когда наступали банные деньки, наш герой принимал мужчин в изобилии — принимал в рот, хватал руками копья и в то же время, его постоянно брали сзади. Булат поглощал семя и принимал его в себя, выслушивая шутки, что такими темпами он сам точно кого-нибудь родит. Так как Булат, кроме всего прочего, был красивым, и девочки его ни в одном глазу не интересовали, он обрёл большую популярность среди кадетов всех мастей. Булат мог бы отлично заработать на себе, но он никогда не брал за это деньги, всегда однозначно отказывал тем, кто ему не нравился и принимал только тех, кто был ему по душе. — Я не шлюха, я делаю это только ради своего удовольствия. Чувствовал ли Булат что-нибудь к этим курсантам? Да, он влюблялся по очереди во многих из них, обычно его увлечения были хоть и страстными, но не долгими. Академия была только первым этапом подготовки — новобранцев отправили в действующие части, которые были вскоре перекинуты куда надо. Молодые бойцы влились уже в ряды кадровых вояк под началом мобильного генерала Генсейя. Тогда Булат узнал, какие нравы царят в войсках. — Эй, красавчик! — его как-то раз, прямо во время одного поручения, окружила группа старших бойцов. — Говорят, ты любишь хуй сосать?! — А тебе некому его пососать чё ли? — Булат по тому, что сразу пришло несколько, не очень дружелюбного вида вояк, понял, это повод за себя отбиваться. — Да так!.. У нас не принято, что бы такие, как ты чё-то такое из себя строили! — Не принято? Значит с этого дня будет принято. — Слышь, не дерзи! Сейчас мы тебя научим, пидора, уму-разуму… Они все были вооружены, но Булат вытащил свой меч первым — и сразу же сунул под горло главному говноеду. — Кого-нибудь из вас я точно положу! Потому идите, куда шли! Со стороны Булата на происходящее обратило внимание несколько человек, с которыми он делал работу, и они потребовали выяснения. Рядом ещё прошли другие солдаты, все спрятали мечи. — Смотри мне ещё! — недоброжелатели собрались и ушли. — Осторожно, я слышал, они ебут тех, кто про них прогибается. — А я не прогнусь. Булат взял за наблюдение эту группу парней. Он не раз видел, как они кого-то задирали, обычно — физически не шибко развитого, они донимались до санитаров и рабочих, поваров и даже до священников. Кажется, этим шакалам просто нравилось производить впечатление большей силы и наслаждаться тем, как перед ними трепещут. Булат этого не видел, но слышал: один парень утопился после того, как эти ребята его изнасиловали. Булат не привык стоять в стороне, потому встал и обратился к офицерам. Те сказали что расследуют это дело. В свою очередь Булат заявил другим своим друзьям, что если это не принесёт порядок, он лично возьмётся за его наведение. Однажды, когда Булат помогал прилаживать подкову коню, шайка объявилась перед ним. — Эй, сладкий наш мальчик! — обратился высокий наглец, бывший во главе шакалов. — У нас к тебе разговор. Ты не мог бы отойти? Те, кто были рядом с Булатом, взволнованно посмотрели на него. — Если я отойду, то меня возьмут шакалы, так что — нет — не честно мне отходить, — сплюнул Булат. — Блядь, ну пора тебя научить уму-разуму, пидор! В тот раз все они были без оружия, но, к счастью, один из друзей подал топор, у тех тоже что-то было, инструменты, но не мечи или иное военное вооружение. Несколько напряжённых секунд солдаты стояли друг перед другом, решаясь, сорваться или нет, наконец Булат первым схватил молоток, которым они чинили подковы, и метнул его прямо в лицо глава шакалов — нашему герою давно хотелось его разбить за наглое выражение. Булат следом очень быстро, обеими руками, обрушил лезвие топора на лицо ещё одной сволочи — они кинулись разбегаться, Булат рубанул ещё одного по краю горла — ухо отпало. — Блядь, вали! Несмотря на то, что их было больше, все они оказались теми ещё трусами. Их главарь, получив молотком в рыло, схватился за него рукой, увидел свою кровь и закричал. — Хуй тебе! — Булат вмазал ему обухом топора, прямо в лицо, отчего ублюдок свалился. Тут один метнул нож в Булата, ранил плечо — Булат, не обращая внимание на рану, от этого просто кинулся — обрушил топор на ещё одного. — Не бойся, даже шрама не останется, — пока Булата лечили, натирая алхимическими препаратами, офицеры наконец пожелали разобраться в ситуации. — Эта сволочь нас избивает и насилует! Булат ответил всё, как было. У него нашлось достаточно свидетелей, которые могли подтвердить его слова, да и все знали, что эта мерзкая шайка всегда нападает первой. Офицеры, всем видом давая знать, что им это не интересно, лишь бы быстрее наказать хоть кого-нибудь, вели себя прямо как сонные мухи в дерьме. Пока тут не появился генерал Генсей. Тогда легендарный мечник не был столь седым, каким стал в последние годы. — Это права, что ты отбился от своры? — только одно он спросил пока у Булата. — Так точно. — Не желаешь быстрее подлечиться? — Желаю… Рана оказалась глубокой, врачи думали о применении особых средств, в противном случае могли возникнуть большие проблемы. — Идём, надевай сапоги и пошли, нужно отойти. — Слушаюсь, господин. Булат вышел. Генсей отвёл его подальше, после вручил странный меч, от рукояти которого тянулся конец цепи. — Парадный? Булату эту оружие показалось слишком вычурным — ещё драгоценные минералы. — Тебе не нравится? — Ну… вообще красивый, — Булату понравился размер, — и лёгкий. — А теперь пробуди его. Скажи: «Инкурсио: демоническая броня»! — Это ваш тэйгу?! Он же броня! Я думал, он будет бронёй?! Ладно! — Булат взял в обе руки Инкурсио и озвучил нужные слова — искры вырвались из меча, он сам стал облаком пылающих частиц, что поглотили Булата, в миг сойдя и открыв доспех, плащ и шлем, глаза были подобны драгоценным камням. В руках появилось копьё — легендарный Нойнтотер. — Булат, не двигайся, — одобрил Генсей, — просто стой. — Да… как прикажете. Булат стоял так, мотая головой пока только, чтобы осмотреться. Доспех оказался очень эластичным. — Интересно, Инкурсио почти ничего не весит… — Да… Булат постоял так несколько минут, после чего доспех сам собой спал, в руке вместо копья вновь возник меч. — Хм, — Булат первым делом потрогал рану. — Зажила! — Да, Инкурсио исцеляет твои раны… Генсей улыбался. — Я велел моим людям спрашивать о тебе, как только узнал, что ты выступил один против шайки. Они сказали мне, что ты всегда стоишь на своём. Кроме того, я узнал, что у тебя мерзкие увеличения, за что тебя презирают… но ты не в упадке духом. Хм, я подумал, что ты можешь совладать с Инкурсио. Не чтобы биться с ним, а чтобы постоять. — Спасибо, господин, я благодарен, что вы меня излечили, — Булат передал Инкурсио в руки Генсея. — Я буду тренировать тебя. Ты можешь мне пригодиться. — Спасибо. Генсей приказал наказать тех, кто творил беспредел. Негодяев осудили и по старому обычаю дали их избить до смерти своим же сослуживцам — били их те, над кем они недавно издевались, потому никто шакалов не пощадил. Генсей понизил в звании некоторых офицеров, которые оказались повинны в недостатке дисциплины. Силы генерала Генсея шли через земли, пострадавшие от этнических конфликтов, уничтожая всех мятежников. — Знал бы ты, Булат, как мне надоело резать мелкую сволочь! Как я хочу настоящих врагов! — Генсей сетовал. Он всегда был суровым мужчиной и никогда не щадил Булата во время тренировок. Во время посещения городов Генсей ходил в храм и публично молился Асталдо — доброму богу справедливой войны. — Это генерал наш только для того, чтобы развеять слухи о том, что он — кхорнит, — пояснил Булату один из его товарищей. Наконец небо услышало молитвы — боги послали Генсею серьёзного врага. Солдаты дошли до земель, где встретили местного именитого владыку — лорда Альтланда. Там же появился Сюра. — Приказ от первого министра, — протянул он письмо Генсею, которое уже прочитал лорд. В послании от Онеста говорилось о том, что правитель таких-то земель — такой-то лорд Маттиас — задумал мятеж и практикует запретные искусства. — Просто принесите моему отцу голову Маттиаса, — сократил всю суть Сюра. После чего отвёл Генсея в сторону: — Мой отец не хочет, чтобы вы распространялись, но вы должны знать: Маттиас — колдун. Он связался с гудийской сектой Хлыстов. Наверняка вас будут ждать порождения зла. — Я с большим удовольствием превращу их в фарш! — пообещал Генсей. — Будь там хоть сам Дьявол! Альтланд-старший был уже в летах, потом вместо него его рать возглавил старший сын — Акихиро. То был очень натренированный и рослый богатырь, не уступавший в плече Булату. У него была слегка смуглая или просто загорелая кожа, чёрные и жёсткие волосы, он брился, лицо было мужественным и чуть широким, но несколько не статным. Акихиро всегда говорил с посторонними только по делу, был сдержан, хладнокровен, словом — производил впечатление настоящего мужчины.       Булат, ставший приближённым к Генсею из низов, также познакомился с окружением Альтланда. Значимым из них был младший дворянин — Юджин Севенстарк. Это был очень привлекательный блондин, настоящий образец светлого рыцаря на белом коне. По характеру он был несколько вздорный и импульсивный, но в остальном юноша хорошо всему обучился и умел соображать в деле. Пусть по физическим данным Севенстарк и уступал такому образу брутальности, как тот же Альтланд или Генсей.       Кроме него, в этой компании присутствовал ещё один товарищ — Норба Шино. Он был рослым молодцем, как Булат в ту пору. Русые волосы, выразительные глаза, волевые и, между тем, дружелюбные черты лица. Если смотреть на них подробно, то за примечательную черту могли бы сойти редкие волоски прямо по бокам от глаз, при полной бритости всего остального лица. Норба и Булат быстро подружились, так как очень хорошо сходились характерами. Да и вкусами тоже. Норба пригласил славного нашего богатыря за стол, за кружечкой эля предложил сходить в храм Йаванны: — Там отличные гетеры, Булат, их объятия — прекрасны! Я столько раз тонул в них! У них большие груди и просторные лона! — Прости, Норба… Не знаю, как ты к этому отнесёшься, но — чтобы между нами было всё ясно — я просто тебе скажу, что смотрю я в другую сторону от прекрасных, большегрудых гетер, — Булат немного потянул с ответом и каминг-аутом, наблюдая за реакцией Норбы. Улыбка не сошла с лица Шино — напротив, она стала только забавнее, и Булат теперь мог поставить на то, что собеседник — свой человек. — Ты по мальчикам? — Да. — Знаешь, я конечно очень люблю девочек, но ими одними не граничу. Любовь Йаванны всех вместит! Булат посмеялся: — О, брат, как отлично нам Элберет дала шанс встретиться! Молодые, красивые и крепкие мужчины очень тепло и вожделенно посмотрели друг на друга. Они находились в тепле и уюте и всё располагало к тому, чтобы рухнуть в койку. Что новые друзья и сделали, приправ друг к другу губами — мужчины страстно целовались, крепко обжимаясь и глубоко засасываясь уста в уста. Булат не помнил, сколь долго Норба его содомировал, но он не менее действенно отплатил тем же — и почти до утра заливал семенем потроха Шино. Мужчины так и заснули, потные и голые, вдвоём. На следующий день Норба сказал: — Пошли в храм Йаванны — там у меня есть знакомый, который тебе очень понравится. — Знакомый? Что за знакомый? — Юный теург — он тоже только по мальчикам. На улице выпал первый снег, храм Йаванны содержал при себе священную рощу, очень красивое место в любое из времён года. Снег припорошил листву и пожухшую траву. Гетеры в силу погоды не могли показать своих прелестей с порога — многие из них облюбовали Булата, на что тот уверенно проходил мимо них, следуя за Норбой. — Привет, Ямаги. Ямаги Гилмертон был очень молодым и низким блондином, фактически это был ещё мальчик. Его выделяли ясные голубые глаза, а чёлка частично скрывала лицо. Его миловидная наружность располагала, хотя обычно юный жрец был серьёзен. — Что-нибудь нужно господину? — Нет пока. Я хочу познакомить тебя с моим новым другом. — Я — Брэд. Ну, или Булат, зови как хочешь. — Ты из Гудии? — С границы. — Ямаги, у тебя и у Булата общие вкусы — вам одинаково безразличны все эти милые женщины, которые сейчас так меня манят! — запел Норба. — Ты какой-то маленький для меня, — Булат мысленно сравнил свой рост с ростом Ямаги. — Что ты тут готовишь? Булат обратил внимание, что Ямаги обитал в алхимическом кабинете, где на хитрых устройствах нагревались некие настойки и зелья. — Мы — алхимики. Ямаги указал Булату на несколько своих коллег, те сейчас все были заняты: сверяли уровни жидкости в пробирках, что-то помешивали. Здесь же хранились фрагменты тел опасных зверей, служившие ингредиентами. — В таком случае, не стоит отвлекать твоего друга от работы. — Да, я думаю Ямаги сможет после всех трудов и молитв прийти ко мне, — блеснул улыбкой Норба. — Он любит только меня, — пояснил позже Булату, — потому, кажется, ревнует, когда я обращаю внимание на гетер или привожу своих друзей. — Да, но мне ты больше по вкусу, чем он. Хотя я попробую с Ямаги, — решил Булат. Блондин-алхимик всё же смог выбраться с работы. Булат и Норба подождали, покуда в храме завершатся вечерние мистерии. К ночи Ямаги заявился к ним в домик, где мужчины засели, распивая эль. — Взгляни, какой он красавец! — Норба очень довольно посмотрел на раздевшегося приятеля. — Я дам тебе его первым. — Славно, — Булат заметил в глазах Ямаги смущение и некоторое недовольство. — Пожалуйста, расслабься, твой Норба будет с нами и никуда не денется. — Да-да, я буду спереди, — Норба дал Ямаги свой член — трое мужчин к тому моменту остались в чём вышли из чрева матери. Булат как следует смазал свой инструмент — у него было немного больше, чем у Норбы, а анус Ямаги казался пугающе маленьким. — «Зато какой он узкий будет внутри», — Булат поспешил изведать — и предположение не обманули: мальчик-милашка оказался тесноват, под высоким Булатом, он оказался почти ребёнком, а Норба спереди стал брать своего возлюбленного в глотку. Так двое мужчин драли одного кроху с пары сторон, продолжалось это до тех пор, покуда Норба не достал член из ротика Ямаги и не метнулся за Булата: — Не обижайся, Ямаги! Я тебе немного изменю! — разгорячённый Норба пронзил теперь Булата, так любовники теперь сношались все трое. — А-а-ах! — Булат, оказавшись в середине, сдался первым: его сперма наполнила собою узкие потроха Ямаги. — Вот, дорогой, теперь я вернусь к тебе, — Норба оставил тогда зад Булата, возвратился к возлюбленному: Булат слушал хлюпающие звуки, доносящиеся благодаря работе члена там, где он только сейчас кончил. Чтобы отблагодарить Ямаги, Булат так лёг, чтобы сосать у него, и это быстро закончилось тем, что сперма молодого жреца-алхимика очутилась за щекой будущего убийцы сотни человек. Норба скинул в Ямаги. Блондин отблагодарил за это всеми своими ласками того, кого любил, почти не обращая внимание на Булата. Наш богатырь даже почувствовал себя третьим лишним. Но всё же решил, что было сил, отблагодарить нового знакомого. — Норба, что больше всего любит Ямаги? — Он любит, когда ему лижут зад. — Хорошо. Я, к слову, тоже. Булат взялся за это дело, а потом предоставил собственное седалище для подобного рода утех — Норба и Ямаги поочерëдно вылезали очко Булату. После трое мужчин вместе уснули. Ямаги оказался далеко не единственным мужчиной, который практиковал тут содомию. Незадолго перед отбытием, то есть на следующей день, Булат, как доверенное лицо господина Генсея, оказался приглашён за стол, где имел честь отобедать с молодыми дворянами Акихиро Альтландом и Юджином Севенстарком. — Неужели и с ними ты занимаешься педерастией? — усмехнулся Булат. — Не поверишь — но да! — О-хо-хо! Так они тоже из наших?! Какая прелесть! Я даже не знаю, с кого мне из них начать! — раскатал губы Булат. — Тс-тс! Об этом нельзя говорить кому попало. Слушай. Рослый блондин Юджин отнюдь не был заядлым содомитом: но Норбе он понравился — и тогда, взяв в союзники алкоголь, Шино соблазнил Севенстарка: он с удовольствием отсодомировал этого красивого мужчину, и потом ещё, даже на трезвую голову, они иногда такое повторяли. — Это знак товарищеской верности для нас, — улыбнулся Норба. — А господин Альтланд? — О себе он сам скажет. Четверо сели за стол, рядом трудились двое пожилых слуг. Когда они исчезли, мужчины заговорили в открытую. — Ну что, друзья, посвятим нашего дружка в наш орден крепкой мужской дружбы? — Норба похлопал Булата по плечу, будучи полон озорства. Юджин и Акихиро отнеслись пока достаточно спокойно, первый — даже скептически, хотя, похоже, он всегда был таким поначалу любой тусовки. — Давайте сперва поедим, — сказал Акихиро. — Никто не должен знать о нашем братстве, — серьёзно заговорил Юджин. — Норба утратит голову, если ты о нас расскажешь. — Ни единой живой душе. — Да ладно, дружище, не сгущай краски! Многие знают о наших забавах! Из тех, впрочем, — уточнил Норба, — кому положено. Есть же люди, чья работа — знать тайное о нас. — Вот это уж точно, — Лаббок вставил свои пять копеек в рассказ Булата, — например, мне доверяют всякие интересные бумаги. Из них я узнал, что на самом деле этот Акихиро — вообще из другого рода, вырезанного Альтландами. Похоже, они убили всех взрослых, но пощадили сына, решили воспитать мальчика сами. — Вот тогда почему Акихиро был всегда такой мрачный детина, — понял Булат. — Булат, — серьёзно обратился Акихиро, — насчёт нашего «ордена» — это, конечно, громкие слова. Но я правда хотел, чтобы ты не трепался. — Это не вопрос. Я не буду кому попало об этом говорить. Да к чему мне самому привлекать внимание? — Хорошо, тогда слушай: я вполне себе люблю девочек, но с детства обнаружил, что если… совать что-то в жопу, то мне очень приятно. Жопа — она как влагалище. Мужики как таковые — мимо меня. — Но вот хуëв Эру бабам не создал, ха-ха! — пошутил Норба. — Это точно, — не стал спорить Юджин. — Чтобы с хуями-то было? — Мне от тебя надо только, чтобы ты, меня такого особенного, прочищал. Обычно этим занят Норба, но у тебя, он говорит, хуй больше, — вот что требовалось Акихиро от Булата. — Да без проблем! Ты мне, если что, очень нравишься, — Акихиро разрешил Булату общаться панибратски. — Я люблю, когда мужчина — это мужчина. — В таком случае, займёмся делом после еды. Я велел растопить нам баню, Булат. Я слышал, в Гудии знают толк в банях, — Акихиро заговорил сейчас более добродушно. — Знают, но не думаю, что большинство наших парились в ваших базиликах, — сказал Булат. — Большинство из моего народа никогда не видело ни дворца, ни города, мы — деревенские люди. Вкусно поев, четверо мужчин прогулялись в баню, Булат ещё не видел таких — тут было очень просторно, стены — каменные, вода поступает через трубы и удаляется с их помощью, печи топят каким-то алхимическим порошком. Когда Акихиро обнажился, то Булат присвистнул: — Ого, редко вижу такие хуи! Член у Акихиро поражал своими габаритами даже в спокойном состоянии. — Ты можешь его пососать. — А вставить? — Это не всякая женщина отваживается, — прокомментировал Юджин. — Да уж, мне приходится даже с женщиной смазывать его маслом, а лучше, чтобы женщина была на мне, чем я над ней, — так сказал Акихиро — обладатель неимоверно огромного члена. — У меня очень глубокая и широкая задница, — ухмыльнулся Булат. — Для меня — дело чести принять в себя эту дубину! — Я не люблю трахать мужиков, никто из моих друзей — ни Юджин, ни Норба, ни Ямаги, не отважились… — А я отважусь! У меня жопа шире, чем у них! — настаивал Булат. — Не сейчас, пусть тебе это будет награда за верную службу, — отказал Акихиро. — Хорошо, я получу право стать твоей женой, когда понесу тебе голову Маттиаса! — показал большой палец Булат. — Хорошо, а пока я хочу побыть твоей женщиной. Мужчины сперва омылись в приятной воде, а после сели парами напротив друг друга — Булат и Акихиро, Норба и Юджин: так они стали целоваться и ласкать. Булат и Норба, как младшие по сословию, почтенно перешли на колени и отсосали. Булат особенно довольно обрабатывал огромный половой орган Акихиро. Потом наши герои произвели борьбу за равноправие — Норба нагнул Юджина — Булату показалось странно, что парень, который втянут во всё это только по соблазнению, выступает в это роли. Сам Булат взялся познавать Акихиро, для чего свободно лёг на него. Отверстие этого мужчины, как и предполагалось, было просторным само по себе, но для члена Булата — как раз средним. Наш богатырь страстно оторвался. Надо сказать, что в Империи никого бы не смутил дворянин, который кого-то имеет — пусть хоть даже козу, но вот, когда простолюдин вводит что-то в особу благородной крови — это было, по крайней мере, неприлично. Булат и Норба трахали, пока не изверги сперму в задницы своим друзьям, оба испытав от этого огромное удовольствие. Те потом дали им отсосать, и каждый получил по порции спермы в глотку. Булату очень понравилось, что выстрел ему произвели прямо из такого огромного агрегата. — Вот это я понимаю, царь-пушка! Закончив с содомией в бане, наши мужчины хорошо омылись и направились к одной просторной и большой спальне, там стояла кровать, на которой легли все четверо. Скоро предстоял путь, потому мужчины вместе сладко уснули. На утро вновь потянулись вопросы сборов. Генсей к тому моменту встретился со своими друзьями и не раз с ними захаживал к жрицам Йаванны. Так как среди них не было наших героев, Генсей пригласил их в последний раз провести время с ними. Парни, чтобы сохранить репутацию натуралов, согласились. Точнее хранил её Акихиро, Норбе и Юджину не пришлось — они охотно приняли предложение и сочли его хорошей идеей. В отличие от Булата, эти трое жаждали женщин, и по их словам работали на два фронта, только потому, что мужчина — друг и товарищ, а женщина — это женщина. — Из бабы друг — как из говна пуля! — так сказал Юджин. Так что их гомосексуальная связь, ко всему прочему, служила неким изводом действительно подлинно мужских взаимоотношений. Что же касалось Булата, то он никак не мог одобрить храмовых проституток. Благо не он один: — Идём тогда со мной, — взял его за руку Ямаги. — Я тоже не ценю женщин. Булат развлекался с маленьким блондином, тоже кончил в это узкое седалище — даже дал Ямаги побыть мужчиной: почистить ему, Булату, потроха своим маленьким членом и сбросить туда семя. Акихиро, Норба и Юджин с большим удовольствием разрядились в компании гетер, и по-мужски обсудили их достоинства. После полудня наши герои отправились в путь-дорогу — Ямаги был с ними, ибо он и другие алхимики должны были содержать лекарства и тому подобные средства, разработанные в храме. — Нам, преданным Йаванне, запрещено брать в руки оружие, даже если мы идём на войну. Нам не дозволено убивает, мы должны лишь помогать раненым с обеих сторон… Я взял с собой реликвии, они принесут нам удачу и уберегут от колдовства, — пояснил также юный жрец. Он всё время держался Норбы, и тот это приветствовал. — Во имя Императора, мы отрубим голову этому мятежнику Маттиасу! — решительно пообещали наши мужчины, выходя навстречу лёгкому снежку. Теперь же разумно раскрыть историю с иной стороны баррикад, о которой Булат знать не мог. Лорд Маттиас был могучим богатырём, его броско выделяли длинная и чёрная борода, такие же жгучие чёрные волосы, и злые глаза — мизантропия лучилась из них, и один его взор заставлял у слабых духом дорожать коленки. Гудийцы прозвали его Черномором. Жители центральной части Империи именовали его Чëрным паладином. Маттиас всегда облачался в бой в чёрные доспехи, довольно зловещего вида и тона. Свирепый богатырь, он всегда бился в первых рядах и никогда, никому не удавалось его ранить — это породило слухи о чёрной магии. Ибо, как считалось, светлые силы не станут покровителями такого человека: Маттиас постоянно был в войне — то ходил в походы против северян, то гасил мелкие этнические стычки, иногда он открыто нападал на соседние территории внутри самой же Империи и тогда истреблял там всех, чтобы не оставлять свидетелей. Сам Маттиас называл себя «Клинком Императора» и не жалел вкладываться в пропаганду, которая представляла дворянина-разбойника, принца воров и головорезов борцом за порядок в государстве. Несмотря на то, что ему было присвоено звание «Героя Империи», простые люди больше верили сплетнями на базарах, вестям от купцов, чем газетам, а люди с чинами хорошо знали, что у всех предков Маттиаса были скелеты в шкафу. Ряд ужасных преступлений тянулся за его фамилией — говорили, что род злодея исходит от демонов, которые породнились с людьми. Политические убийства, междоусобные стычки, богохульство, издевательство над собственными крепостными, не говоря уже о многочисленных актах резни лишних свидетелей, простых людей, изнасилованиях и незаконном угоне в рабство — это был далеко не полный список злодеяний, которые сами по себе бросили чёрную тучу на такого человека. Также, говорили, все в роду Маттиаса пользовались тайными искусствами колдунов и отправителей, за которые полагался костёр. — Ха-ха, знали бы эти придурки в митрах, что практиковал наш всеми уважаемый Первый Император: они бы на меня посмотрели, как на невиновное дитя! — говорил иногда злодей, сидя за столом и встречая доверенных гостей. Последнее время он отправлялся в далёкие карательные рейды, то там, то там уничтожая мятежников или тех, кого в нём заподозрили. При этом он терял очень много своих же собственных людей. — Ваши сыновья — пойдут со мной! — открыто выезжал Маттиас на коне, и голосил на своих землях. Здоровые вояки из его свиты буквально за руки хватали даже едва сформировавшихся юношей, хватали мужиков с полей, донимали пожилых людей. — За малейший намёк на побег — смерть на месте! У лорда Маттиаса имелся верный помощник — Галан Мосса: он происходил из младшего дворянства, из рода, который исторически служил дому Маттиаса. Это был достаточно статный человек в рассвете лет, брюнет со слегка приплюснутой формой черепа, с аккуратно подстриженными бородой и усами. — Эти вездесущие бойни, устроенные Онестом, приведут страну к развалу, — уверенно говорил Галан, смотря на карту и расставляя значки на местах недавних происшествий. — Вот почему этой Империи потребуется Спаситель! — ухмыльнулся Маттиас во время обсуждения планов со своим помощником. — Наш славный Император воздвиг свою державу на крови, и я буду черпать силу из крови! Я стану демон-принцем! Тогда я буду известен как Бог-Император Ариманий! [3] — Вам наверняка поставят алтари, на которых потечёт кровь самого опасного зверя — человека, — одобрительно говорил Галан. — Все империи строились на крови, так почему я не могу позволить себе открыто вкушать последний крик подыхающего? — рассудил Маттиас, жадно отрывая зубами кусок мяса во время обеда. — Главное, чтобы эта война затянулась — у Империи не хватит сил, она должна пасть, чтобы мы могли её поднять. — Не бойтесь, лорд, моей хитрости хватит, чтобы затянуть дело, — Галан не стеснялся откровенно себе льстить. — Скоро сюда придёт монах, которого я видел во снах. Прикажи встретить его по первому разряду, — распорядился Маттиас. — Конечно. — А я пока должен больше убить. Маттиас жил в замке Коко — вскоре у ворот появился тот, кого ожидал хозяин. Поразительный взгляд этого человека проницал душу и подавлял волю: стражник сам потом не помнил, как впустил этого господина. Прибыл он не один — в сопровождении красивых женщин и мужчин достаточно злобного, бандитского вида, чьи волосы были увиты в некие нездешние косы. — Казаки, — узнал их один из слуг Маттиаса. Вскоре перед лордом сидела банда из нескольких крайне злодейского вида мужчин, чья мизантропия едва ли смягчилась даже при виде богатого угощения. Компанию им составляли красивые гудийские женщины, носившие чистые красные сапоги. Все они, словно райские гурии вокруг ассасина, окружали внушительного типа с длинной и чёрной бородой, похожей на бороду Маттиаса — только этот человек ещё и лысел. Комплекция выделяла его среди рядовых мужиков, но всё же не достигала подлинно богатырского уровня. Но больше всего данного кадра выделяли глаза — предельно ясные и сильные, гипнотические, проницающие — только сам Маттиас мог выдерживать прямой зрительный контакт с этим гуру Хлыстов. Даже Галан, хитрый и проницательный, мужик тоже отнюдь не робкого десятка, отводил взгляд. Ещё среди этой компании бросался в глаза наиболее покрытый шрамами и следами от стычек казак — человек также неимоверно злобный, жестокий и наиболее суровый среди всей своей степной братии. — Что это за бабы? — в первую очередь спросил Галан. Булат бы ему сразу ответил: это — летавицы, они же дикие бабы — в народе их считали помощниками ведьм и колдунов. — Нас на родине называют Хлыстами, — заговорил бородатый гуру, сидящий в окружении этих девах. — Я — Распутин — их кормчий, то есть пророк. — Вы типа секта? — Наша вера принадлежит многим людям, — Распутин удивительно хорошо говорил на местном диалекте. — Нас слишком много, чтобы мы были просто сектой… Мы почитаем Мать-Землю, которую вы называете Созидательной Силой. Только если вы отдаёте предпочтение Легиону младых, который она породила, то мы не тратим время на богов; мы молимся той, кто есть Матерь всех богов. Кибела, Геката, Богородица, Шуб-Ниггурат — у Матери Всего много имён. — В наших общих снах вы что-то говорили про Великого Дракона, — обратил внимание Маттиас. — Да, меня коснулся Дракон — Великий Червь, заключённый в небесах. Он… точнее они, ни мужчины, ни женщины, они — Семеро их — с самого детства вели меня, даруя мне силы исцелять и прорицать. — Так вы тот самый Распутин? Выходец из народа. Я слышал, вы были придворным кудесником в Артасании, — вспомнил Галан. — Да… — Вы бежали после свержения царя? — Раньше: моим врагам не нравилось, что я задираю главное платье страны, потому меня отравили, в меня всадили пулю, меня скинули под лёд… но я выбрался — это ли не чудо? Я благословен Драконом — величайшим из детей Матери-Земли. Возлюбивший мир избрал меня своим пророком, — говорил Распутин, попутно с большим удовольствием уплетая еду и наслаждаясь вниманием к себе всех своих многочисленных женщин. — Я рассчитываю прежде всего на себя, — строго заявил Маттиас. — И лишь потому, что нет Императора без Понтифика, мне нужен заранее человек, который будет вести массы. Распутин улыбнулся, поглаживая одну из своих девушек. — Я видел будущее: Червь-Дракон открыл его мне: Онест падёт, Болик тоже не сможет надолго стать Понтификом. Потому тогда мы можем взойти на трон: вы — Император, я — Понтифик, а вы, — Распутин указал на Галана, — первый в канцелярии. — Как вы хорошо обо всём осведомлены, — Галан внешне старался вести себя уверено, но внутри он уже был готов покориться невероятной силе Распутина. — А я стану Генералиссимусом! — заявил тут о себе наиболее злобный и матёрый из казаков. — Кто это вообще такой? — совершенно не скрывая пренебрежения, задал вопрос Маттиас. — Я пан-атаман Грициан Таврический! — казак говорил с такой гордостью, что Маттиас едва сдержал презрение. Очевидно, Распутин запудрил мозги этому степному душегубу, пообещал золотые горы тому, кто будет ему помогать. Сам Маттиас не доверял этому чёрту, но, чтобы захватить Империю, он чувствовал, это человек ему крайне важен… Военное предприятие против Маттиаса происходило в начале зимы. Снег в этому году впервые окрасился кровью, когда люди Генсея ударили в первый форт, принадлежавший Маттиасу. Их ожидал отнюдь не хилый гарнизон — Маттиас держал тут несколько катар — элитных убийц, подобные ракшасам, но трубой ниже. Воины с шингу в руках и в алхимической броне проламывали друг другу панцири, брызгами летела кровь. Выстрелы ружей гремели до вечера. Булату выдали шингу Последний Довод — двуручный меч, который мог, питаясь от гнева и ярости владельца, запускать взрывные дуги. Форт решили взять атакой в лоб и не мелочиться, сделать дело к закату. Акихиро облачался в нефритового тона броню, ей подстать приходился длинный молот — Молот Возмездия, его можно было бросать, тогда он возвращался в руку, дробя врага. Норба носил пурпурные доспехи, предельно яркие как по трону, так и по дизайну, а оружием ему служил тэйгу Комариный укор — шпага, которая могла произвольно удлиняться. Позже Онест разрушил этот тэйгу, когда Булат поставил его под удар вместо своего Инкурсио. Юджин носил Эфирный арбалет — это оружие запускало изумрудные пылающие болты, прожигавшие и взрывавшие цель. Он носил меньше всего защиты. Штурм пошёл с двух направлений: одно, с Генсеем, пошло в лоб и прямо, второе зашло с пути снабжения — его возглавил наследник рода Альтланд. Генсей был в своём духе — будучи облачён в Инкурсио, мясник запрыгнул прямо на стену и начал там в одно рыло резню. Силами вместо него командовали Юджин и Норба. Первый, если что, делал выстрелы в небо из Эфирного арбалета, чтобы направлять бойцов. Булат и Акихиро разрушили стену единой атакой своих шингу. За ней началось прямое столкновение — крови полилось обильно с двух сторон. Дело в том, что все были наслышаны о репрессиях Онеста, потому сопротивлялись до последней капли. Пушки и катапульты разили алхимическими снарядами, которые особенно зловонно и токсично взрывались. У форта было преимущество в артиллерии. Когда стало ясно, что Генсея не остановить, мятежники подожгли склады с боеприпасами, бежали к рекам и старались удрать по воде. Их преследовали до самого берега, за которым ещё не было крепкого льда. Некоторые пытались бежать по нему, но падали в холодные воды и уходили ко дне. Когда мясорубка закончилась, начались расправы и казни над всеми, кто находился в форте — прямой приказ Будо. — А не слишком ли это? — Юджин не мог одобрить расправы буквально над кем попало. Ямаги, не желая на это смотреть, с помощью протекции Норбы, спас нескольких человек. — С тебя снимут кожу, если узнают, — предупредил Булат. — Я знаю, но моя вера не позволяет мне бросить этих людей на такое, — взглянул Ямаги. — Преданные Йаванны должны всегда и везде помогать другим, даже если это солдаты врага. Если битва закончилась, если они не опасны, то я должен позаботиться о них, — пояснил юноша, чем таки расположил Булата. — Угу, славно. — За это я люблю Ямаги, — пояснил Норба. — В конце концов многие из этих людей, которых мы сейчас так усиленно резали, не от хорошей жизни встали под знамёна Маттиаса. — Да и они тоже граждане Империи, — напомнил Юджин, — между прочим Эдикт о мятежах запрещает подвергать рядовых мятежников такой жестокой казни. — Хм, — Булат обратил внимание на лязг стали. Все подошли поближе — и увидели: Генсей один на один бился с пленными воинами. Булат знал о такой манере своего наставника: — Генсей даёт воинам шанс умереть с честью. Это лучшая смерть, чем от пыток. Через некоторое время они двинулись дальше. Их ожидали деревни, которые Генсей приказал разграбить. — Эдикт запрещает это, — возмутился Юджин. — Приказ Будо разрешает. — У нас Будо — Император? — На войне генералиссимус — Император. Ямаги очень недовольно выслушал, а потом сказал с глазу на глаз своим: — На войне генералиссимус — Кхорн. Так говорят нечестивые кхорниты, но никак не преданные Асталдо. Я так понимаю, наш генерал предан не тому, кому публично молится. — Да, ходили слухи о том, что Генсей — кхорнит, — не стал скрывать Булат. — Эдикт запрещает кхорнитам даже трогать Инкурсио, — напомнил Юджин. — Только преданные Асталдо имеют право его носить. Солдаты разграбили всё, хотя закон запрещал делать подобное в отношении жителей Империи. Многие укрылись в храме, чтобы спасти себя от резни. Солдаты всё же испугались гнева богов, потому не стали трогать церкви. Генсей отдал бы приказ разграбить, ибо вера в Кхорна не признавала никаких ограничений — всё, что может служить войне, должно служить войне. В этом отличались две веры — Асталдо был богом справедливой войны, а Кхорн — насилия во имя насилия. Солдаты, покончив с этим, направились за отпущением грехов. Ямаги оказался единственным духовником, который мог это сделать. — Нет, я не буду простить богов отпустить вам грехи! Вы ограбили тех, кто возделывает землю, вы совершили тяжкий грех против Йаванны! Она, конечно, простит вас, но только если ваше раскаяние будет искренним! А так — ваша карма испорчена! Солдаты, конечно, немного расстроились, но не впали в уныние. — Ничего, после этой компании вы можете отправиться в Столицу, — обратился к ним Юджин. — Я слышал, Болик прощает любые грехи — только платите ему. Правда я не знаю, с каких это пор Будо — Император, а Болик — Эру! Генсей бросил на это взгляд недовольства, некоторые солдаты, как показалось, устыдились. Юджин всегда был достаточно смел, чтобы высказываться так даже перед группой вояк. Они пошли дальше, добираясь до крепости, которая стояла, опять же, на реке. Здесь Маттиас собрал большой кусок своих сил. Бой начался не менее жестокий — от стен крепости палили по открытой местности. — Эх! Нам бы Чëрный Марлин, — взглянул Норба на воду позади крепости. — Я призраком проберусь туда ночью, испорчу пушки и открою ворота, — быстро придумал Генсей. Так и сделали: в невидимости, когда сумерки скрыли его, генерал добрался до цели. Он носился по коридорам и крышам, разя во все стороны. А потом он использовал козырь Инкурсио — стал на несколько секунд Тираном и дыхнул пламенем в небо. Войска пошли. Вновь началась мясорубка — мятежники опять стояли до конца. Булат бросал взрывные дуги, от которых воины, закованные в латы, разлетелись в мясо, иногда он рубил в близи — он не боялся ближнего боя. Акихиро был в первых рядах — однажды чуть не угодил под кипящее масло. Нападающих пытались заманить в ловушку — под своды цитадели, дабы потом взорвать опорные колонны и обрушить эти чертоги. Но военная хитрость не удалась — Норба сообразил это по архитектуре строения, потому отозвал штурм. Тем, кто там засел, предложили сдаться — на отказ здание расстреляли. Ночью, с ближайшей военной точки, люди Маттиаса нанесли удар авиацией — летающие животные пронеслись над крепостью, бросая зажигательные снаряды. Они особенно токсично горели — лорд Маттиас тоже никого не жалел. Юджин и Акихиро сбили несколько ночных налётчиков. Утром атаковали авиарий — резня вновь вышла жестокая. — Ублюдки продвигаются! — новости с фронта бросили Маттиаса в ярость. — Что там Распутин? — Он говорит, скоро всё будет готово, — доложил Галан. Замок Коко служил штабом Маттиаса, близь него находилось местечко — Кавендиш-холл — его лорд выдал в пользование Хлыстам и запретил своим людям лишний раз совать туда нос, но приказал им помогать Распутину по первой просьбе. Распутин велел соорудить в Кавендиш-холле капище своих родных тёмных богов. Солдаты Маттиаса притащили сюда политических противников лорда, которые до того долго томились в темницах. Жертвоприношения начались на полный размах: девицы кололи младенцев, варили девственниц, жгли священников. — О Друг и Возлюбленный Ночи, ты, кому по душе собачий лай и льющаяся кровь, ты, что крадешься в тени надгробий, ты, что приносишь смертным ужас и взамен берешь кровь; Горго, Мормо, Тысячеликая Луна, благоволи принять наши скромные подношения!.. Нар-Марратук и Чернобог услышат нас! С их помощью сила Дракона подарит нам легион демонов! — Распутин сношал своих девиц прямо во время всех этих мероприятий, член Распутина был по истине огромен. После этого Хлысты устроили танец до изнеможения, по итогу чего рухнули без сил. Распутин встал первым и протянул амулет в ту сторону, где казаки растянули на берёзе девицу. Ему накинули ритуальную чёрную робу, на которой красовалась синяя и перевёрнутая пентаграмма, в чьей вершине раскидывал крылья коронованный дракон — он извергал огонь, а его крылья переходили в два верхних рога пентаграммы, в центре которой извивался хвост создания. Распутин поправил бороду и вознёс меч — так тёмный кудесник своим выразительным голосом воззвал к хтоническим божествам: Огдру Еб Джурхад! Адад-Джахад! О, вы кто скованы цепями в небесах! Число Ваше — Семь! Вы, рождëнные в глубинах Океана: ни мужчины, ни женщины. Вы, кто подобны завывающему ветру, Не знающему милосердия, не ведающему жалости! Амон-Джахад! Беу-Джахад! Вы, кто равнодушны к молитвам и мольбе. Вы — Змеи. Вы — свирепые звери. Буря! Злой ветер Вы. Зловещее дыхание, возвещающее губительную бурю. Ирра-Джахад! Намрат-Джахад! Вы — могущественные дети. Вестники чумы. Трононосцы Эрешкигаль! Земля! Семь Богов могущества! Семь демонов угнетения! Семь на небесах и Семь на Земле! Нергал-Джахад! Нунн-Джахад! Вы, кто обладаете великой силой и поступью! Не зная о заботе, вы измельчите Землю, как кукурузу! Не зная пощады, вы прогневаетесь живущих на Земле, Проливая кровь, подобны дождю, и пожирая плоть!.. Завершив обращение, Распутин опустил меч на землю, куда лилась кровь. — Ко мне упыри! Ко мне вурдалаки!.. На этих словах Распутина, прямо из земли начало выбираться существо, сперва — одна длинная рука, которая заканчивалась тремя пальцами, тоже очень длинными и острыми когтями-косами: два были прямыми, а один — с краю ладони, очень небольшой ладони. Хищное шипение послышалось с пасти, расположенной ниже выпирающих предплечий — они были очень высокими и мощными, предавая всему верху торса монстра вид плотского мешка. Кожа была отвратительно голой и слизистой, как бы нездоровой. Крохотные глазки чернели по бокам морды. — Подчинись мне именем Червя-Дракона! Огдру Джахада! — заклинал Распутин. Под покровом ночи, когда армия Генсея была в пути, сквозь снег и мрак донеслись тревожные голоса. Военные дошли до деревни, где всюду фонари освободили от тьмы вид резни — кровь почти везде была пролита на снегу. Детские санки в крови, труп сторожа у дома. Внутри — вся семья вырезана. Следы страшных когтей на трупах. — Что это могут быть за твари? — Они не ели тела… Солдат выпустил лошадей, страшно напуганных, но целых. — Они не тронули животных? Несколько испуганных собак было обнаружено следом. Вдруг они начали лаять на ночной лес, от которого сюда вели многочисленные следы. — Смерть им! — Генсей облачился в Инкурсио. Он первым ринулся, нарезая враждебных созданий — на руках и ногах, они мчали из леса, ловко маневрируя среди деревьев. Чудовища были немного крупнее людей, их удары легко прибивали мужей к земле или к стене. Когти разрезали плоть как бумагу, и даже столкновение с ними отбрасывало несчастных метров на пять. — Не подходите к ним! Стреляйте! Юджин особенно трудился, освещая мрак изумрудными вспышками. Акихиро метал Молот, то и дело успевая его принимать в руки и бросать вновь. Норба выстреливал уколом лезвия, после чего тварь падала и билась в агонии. — Что это за звери?! — спросил Булат, как только выдалась спокойная минутка. Он попутно судорожно оглядывался, созерцая тела убитых — монстры очень многих вырезали. Вокруг них полегло целое кольцо убитых тварей. Их тела страшно смердели серой, на глазах очень быстро разлагаясь. К утру от них почти ничего не осталось. — Они не едят, только убивают, не боятся смерти — это точно демоны! Не живые создания! — понял Ямаги. Когда наступил рассвет, не осталось в лесу ни одного из монстров. Зато была куча убитых солдат — ничего не боясь, эти исчадия накидывались и убивали, лили кровь, нападали только ради истребления. Генсей в одиночку клал их десятками, оставляя за собой быстро распадаться их останки. Голые, скользкие, смертельно опасные. — Их наслал Маттиас — иначе быть не может! Чтобы противостоять им, бойцы заняли позиции на высоте. К ночи стаи упырей вновь побежали через деревья. Огонь и свет внушали дьяволам страх, потому по их скоплению посыпали из батарей — горящие куски деревьев пугали их, но только это — несмотря на прямой обстрел в лоб, истребители бежали, не считаясь с потерями. Генсей выкладывался, в одно рыло среди них сея смерть. Остальные избегали ближнего боя, так как длинные руки с когтями делали этих зверей уж слишком опасными. Пули против монстров поражали их, но даже так, получая тяжкие раны, они ещё бежали, рычали и рвали — снег всё красила и красила людская кровь. Днём пришлось вновь двигаться, потеряв треть всего состава. Но, несмотря на это, наши бойцы перешли через леса — нашли ещё несколько уничтоженных деревень. Заняли позицию ближе к воде. Монстры опять побежали, но в этой раз их встретили мины из красной ртути — взрывы вышли ещё более яркими. Ядовитый дым не душил их, но вот слишком сильный свет они не могли вынести. Монстры впервые отступили. Генсей спрыгнул им вслед, с высоты Булат, Акихиро и Юджин крыли монстров своими выстрелами. Ямаги просто молился. На следующую ночь создания более не появились. — Я заставил Мать-Землю родить весь этот Легион, но я не могу укрощать их кровожадность всё время, — доложил Распутин. — Вот-вот и они станут нападать на ваших людей. — Благодарю за помощь. Сейчас мы будем действовать уже сами, — Маттиас взглянул в сторону своих людей, готовых выдвигаться. Они вышли из замка Коко через зимний лес. Люди Генсея же сделали крюк — и засели в портовом городке. Мороз ударил. Разведка с воздуха доложила о приближении Маттиаса. — Славная будет битва! — усмехнулся Генсей. — Иди сюда, Чёрный паладин! Узнаем, кто из нас сильнее! Бойцы готовились, строили фортификации из всего, что могло бы пойти на это, превращали обычные жилые дома в укрепления. Отдыху не было ни для кого. Так как слухи об ужасных чудовищах дошли до этого места раньше людей Генсея, то местные жители боялись покидать свои дома. Те, кто мог держать оружие, записались в ополчение. Все знали, что Маттиас вырежет их тоже — молва полнилась совершенно безумными слухами об этом человеке. Мало у кого было сомнение, что эти чудовища — его рук дело. Акихиро, Юджин, Булат, Ямаги и Норба после очередного военного совета, выбрали себе непритязательное жилище. Они решили дать себе побольше отдыху за пару дней перед битвой. Маттиас в эти часы собрал свои силы для решающего удара. — Завтра-послезавтра мы можем погибнуть, — обратился так Норба ко всем своим. — Думаю, нужно соединиться в последний раз. Мужчины последнее время тратили все силы на войну, на поход и бои, потому семенная жидкость скопилась у них в избытке. — Хороша мысль, я хочу сгинуть с пустыми яйцами! — одобрил Юджин. — И я не буду искать женщин, чтобы разделить постель с ними: если делать это в последний раз, то с вами, братцы! — Совершенно верно! — поднял палец Булат. — Эй, господин, — обратился он к Акихиро, — не изволит ли ваша светлость стать моим мужем в эту ночь? — Хорошо, раз наша судьба висит над пропастью, я сделаю это! — хотя и мрачно, паладин-здоровяк Акихиро улыбнулся на такое продолжение. — Да, эту ночь, возможно, последнюю на этой земле, нам стоит повести вместе, — Ямаги раскрыл флакон с маслом [4]. Наши содомиты скинули одежды, отдались ласкам и поцелуям, стали сосать и гладить друг другу детородные органы. От избытка семени, воздетые фаллосы показались готовыми взорваться от одного крепкого сжатия. Мужские пальцы надрачивали их, а рты захватывали в тепло, обволакивали в него, сосали, как не могла сосать ни одна шлюха. Вот что такое — крепкое мужское товарищество! Норба взялся одновременно за задницы Юджина и Ямаги, суя палец в одну, а другую — имея. Булат и Акихиро слились в ласках ближе к двери, и они чрезвычайно возбудились. Акихиро, как следует покрыв маслом, вонзил свою огромную штуку в задание недра нашего героя, как он давно о том мечтал. — А-а-а-ах! — Булат весь залился краской от такого поворота событий. Акихиро же стало душно после нескольких минут работы, тогда он взял, прямо выкинул Булата в снег на мороз и холод и там продолжил содомировать его, не боясь никого и ничего. Холод создал перепад, заставив Булата испытать крайне сильные ощущения [5]. Его зад жадно поглощал эту невероятно огромную штуку, так жадно, как, казалось, не могло ни одно влагалище. — О! О! Оооох! Акихиро, к тому же сдерживался, и вообще ему было непривычно сношать мужчину в активной позе. — Норба! Давайте! — Да! — на зов хозяина, Норба оставил своих напарников, он вогнал головку в тыл Акихиро — холод обдал сразу трёх мужчин, которые сношались фактически не снегу. Юджин позади стал иметь Ямаги. — О-ох! Булат в эти секунды едва успевал, вслед толчкам рьяного Акихиро, дрочить себе малого — и это закончилось только одним: Булат испытал невероятное наслаждение, когда его пронзали, горячая богатырская сперма вышибла на белый снег, который совершенно не мог охладить его пыл. Снег и холод только приятно щипали, разбавляя ощущения. Акихиро вынул член из зада Булата, к которому наш богатырь, стоя на коленях, припал следом ртом — и не отпустил, пока не получил в глотку горячую сперму. Норба в эти моменты исправно имел господина за плечами. Потом он перекинулся Ямаги, в которого уже кончил Юджин. — Я люблю тебя! Люблю! — он начал признаваться в своих чувствах к этому молодому священнику, по итогу чего на пике наслаждения выбросил в него сперму. Сам Ямаги следом кончил от дрочки. Все мужчины удовлетворились, но, как уже было сказано, спермы у них скопилось предостаточно. Норба лёг на спину и по очереди дал Юджину и Ямаги побыть наездниками. Булат же оказался лицом вдавлен в кровать — Акихиро с силой отработал его вновь. Так наши мужчины кончили по второму разу — Норба сделал это в Юджина, но уверял, что больше любит Ямаги. Ямаги же ревновал, но не показал этого. Акихиро второй раз сбросил в Булата, а Булат второй раз кончил благодаря этому. Участники нашего крепкого мужского братства могли бы продолжить, но решили сохранить силы для битвы. Маттиас стоял на коне впереди всего своего войска, холодный ветер трепал знамёна. Пушки были выведены на дистанцию. Летающие звери были готовы взмыть в небеса, с которых сыпал свежий снег. Чёрный ворон сел на плечо Маттиаса: — Распутин, ты на позиции? — Скоро буду, — телепатически отвечал гудийский колдун, силой мысли ведя сейчас орды детей Матери-Земли вдоль береговой линии. Маттиас планировал выбить из города Генсея, после чего силы орды тварей покончили бы с ними. — Да здравствует Император Маттиас! — вообразил он этот клич. Но, увы, пока он стал ещё не столь нагл, чтобы кричать про себя такое. Начался предварительный обстрел. Фортификации Генсея оказались разбиты орудиями. Тогда Маттиас пошёл в атаку, он сам скакал на острие, готовясь лично сразить элиту врага. — Нужно только взять воинов тэйгу и шингу! Генсей ожидаемо выскочил перед напором врагов. — Молодец, мужик! Сразу в гуще боя! — одобрил Маттиас. Его воины сбавили темп, когда на них посыпались эфирные болты. Генсей прямо с прыжка разделил Нойнтотером всадника вместе с конём. — Я хочу сам победить тебя! — Маттиас сжимал в руке меч, который явно был необычным, его клинок выглядел так словно его вырастили из кристалла. Это оружие сошлось с Нойнтотером, резкий звук удара — Маттиас слетел с коня. Следом его конь был убит эфирным болтом. — Ха-а! Но, не теряя духа, Маттиас стремительно вскочил, его чёрный доспех отразил следующий изумрудный болт. Генсей сделал выпад Нойнтотером, Маттиас рубанул почти по руке старшего мастера — они оба оказались отброшены незримой силой. — Умри! — Акихиро бросил Молот Возмездия. На это Маттиас, полувстав, поймал шингу рукой, тесно сжав пальцы вокруг рукояти. Его войска же, видя то, как господин стоит под натиском элиты, стремительно воодушевились. Маттиас не зря встал в центр атаки — выстрелы его бойцов заставили Акихиро закрыть руками глаза. — На! — Маттиас следом же бросил Молот Возмездия в Генсая, отчего тот отлетел в дом, здание рухнуло от последующего броска туда алхимической бомбы. — Изведай теперь моего Кошмара! — так назывался меч Маттиаса, с которым он ринулся против безоружного Акихиро. Страх от безумного взгляда Маттиаса разогнал всех, кроме троих самых верных людей — потому что они были мужским братством. Юджин хотел поначалу целиться в голову Маттиаса, чтобы хоть так преодолеть его доспех, но сильный обстрел со стороны его людей мешал как следует взять цель. Потому Юджин выстрелил под ноги Маттиаса. Булат запустил взрывной удар туда же. Маттиаса отбросило. После этого Юджин стал стрелять только по его людям. Булат был вынужден покрыть их обширным взрывом Последнего Довода, после чего он понял, что не сможет больше так рьяно бить из этой ручной гаубицы. — Умри! — Норба удлинил свой тэйгу, пурпурный рыцарь почти поразил Маттиаса. Как вдруг его самого пронзил дротик — нечто вроде дротика — кровь брызнула на снег. — Ублюдок! — Булат, видя это, очень разозлился, потому сам встретился с Маттиасом вблизи. Кошмар и Последний Довод столкнулись, взрывная сила от последнего меча пошла по второму, кристалл треснул. Ярость от смерти друга стала тем последним, что отбросило Маттиаса. Его оружие развалилось в обломки. И с делом за этим прозвучал огромный рёв — Маттиас решительно встал, а точнее — некая сила заставила его встать, подняла и поставила на ноги. Булат удар его своим оружием, почти пробив доспех. И когда нагрудник треснул, раскололся, там явилась красная и очень подвижная масса. Вопящие лица, очертания кричащих людей выступили прямо там, где было тело Маттиаса, точнее, если говорить верно, красные, как пузыри крови, они и были его телом. — Со мной боль всех, кого я погубил! — Маттиас рукой остановил меч Булата. — Мой род веками учился есть людей, как едят их боги! Я стал сифрангом при жизни! Священники Созидательной Силы учили, что грешники после смерти перерождаются в животных, а особенные грешники — в сифрангов — адских существ, которые населяют нижние миры преисподней. Там они заняты только одним — пожиранием себе подобных. Их жизнь — битва и страдания, сплошной хаос. И только величайшие из грешников, под тяжестью своих грехов, могут стать сифрангами ещё при жизни. Акихиро в эти секунды смотрел не на бой Булата и Маттиаса — он искал то, что поразило Норбу. В сторону Юджина попал выстрел из ружья. К ним приблизился мужчина — правая рука Маттиаса — Галан Мосса. — Амогх! — он сделал жест двумя пальцами, тем самым по воздуху потянув из раны Норбы оружие вроде очень широкого дротика из бронзы. — Кто сражается честно, быстро погибает! Акихиро бросился на него, стараясь хотя бы прикрыть товарищей. — Умри! На последнем вздохе, Норба вдруг вскинул свой тэйгу, используя козырь — шпага стала как хлыст, но ничего не утратила в твёрдости, Комариный укол изогнулся — смог обогнуть Акихиро, поразил прямо в нагрудник Галана. Его глаза широко раскрылись, а дротик вернулся, срезал пальцы и поразил одного из его людей за ним. — Стражайся нечестно, так не суйся туда, где прибьют! — с такими словами Акихиро притянул себе свой Молот Возмездия, он встал так, что оружие в полёте разорвало сразу двух всадников, бывших с шингу. Юджин в эти минуты зажимал рану, истекал кровью, на его ногу ещё рухнула тяжёлая балка. Кругом души дым. — Ва-ах! — Булат вложился в свой шингу, тем самым отбрасывая Маттиаса. — Какой сильный солдат! — демон-принц пробил собой стену. — Демон! — Булат сбился с дыхания, рядом свистели пули, одна из них попала ему в шлем, но только слегка его помяла, в ушах прозвенело. — Умрите! — Акихиро бросил Молот в тех, кто стрелял, отчего их размазало. Булат, не обращая внимание на их останки, летящие по улице, ломанулся к Маттиасу. — Эй, солдат! Переходи на мою сторону! — заявил этот демон, окончательно сбросив доспех выше пояса, и стало ясно, что всё, кроме лица, красное и постоянно двигается от множества лица. Оно раздулось в подобии чрезмерно накаченной мускулатуры. — Узри мою силу! Я — Дьявол-Император Ариманий! Эти, бывшие в агонии лица, единовременно закричали, и их вопль был чем-то большим, чем просто звуком — это прозвучало мучение сотен душ, сбивающее ритм сердца. Увы, но оно отпугнуло солдат самого лорда и никак не остановило желание Булата прикончить поскорее эту мерзость. — А-ахгр! — Маттиас тогда схватил обеими руками Последний Довод, он остановил и удержал его. Одновременно вместе с тем само лицо Маттиаса, имевшее до сих пор людской вид, сползло вместе с густой бородой, оно стало не более, чем маской из кожи — за ним открылась кровавая пасть со множеством рядов белых зубов, а в ней, глубоко внутри, вопили густые пузырьки — лица десятков жертв… Грохот среди обломков здания — Генсей вырвался. У него спали ограничения. — На! — с удара, он отбросил Маттиаса — кровавый демон, весь покрытый кричащими лицами, врезался опять во что-то. — Умри, чудовище! Я более страшный демон, чем ты! Генсей на огромной скорости нанёс столько ударов Нойнтотером, что Булат просто не успел разглядеть их. Ревущий Маттиас оказался со всех сторон бит в кровавые брызги и фарш. После Генсей бросил один удар по земле, который пустил направленную сейсмическую волну — множество зданий рухнуло позади, туда сдуло и развеяло останки Маттиаса. Надо ли говорить, что те его люди, кто ещё видел это, стремительно побежали в отступление. Генсей, ничего не говоря, метнулся в их сторону. Там, ясное дело, тоже полетели брызги кровь — Генсей перемещался так быстро, что его было просто не видно. Никто не успевал даже заметить собственную смерть или смерть товарища, раз — и уже изувеченные останки летят прочь. Булат и Акихиро в этот момент обратили внимание на Нобру — он истекал кровь и было видно, что ему не жить, если он ещё не умер. Юджин, держа арбалет, едва смог выйти к ним, весь хромая. Генсей гнал людей Маттиаса даже тогда, когда они покинули город. Он резал их теперь там, где лежал ровный и чистый снег. А когда их не стало, он замер среди множества трупов. И тогда опустился чёрный ворон. — Услышь зов Дракона! Поклонись Дракону! Генсей слышал голос, и сейчас рассудок его достаточно заволокла красная мгла, чтобы он мог понять что к чему. — Мой план сработал. Теперь Дракон на Земле будет пробуждён, дабы освободить Дракона в Небесах! Тиран выдохнул огонь. — Гра-а-а! Убивать! Убивать! Убивать! Генсей увидел своих людей, он ринулся к ним, не различая более своих и чужих… — Да, убей их во имя Дракона! — говорил Распутин. — Убей, чтобы Дракон был свободен!.. — Нет уж! — Акихиро вложил все силы, чтобы бросить Молот Возмездия. Он ударил в грудь Генсея, сбил с ног безумца. Булат выложил Последний Довод на полную силу, отчего шингу распался в его руках. После этого взрыва, Генсей лежал на земле — всё ещё в доспехах. — Спасибо! — Булат поблагодарил свой меч, отбросив пустую рукоять. — Отдай мне! — Булат схватил Нойнтотер. Как только его пальцы захватили древко копья, в голову сразу ударил поток образов — насилие, насилие, постоянное насилие! Горы тел, моря крови. Зов Дракона. — Нет уж, тупой зверь! Тебя меня не одолеть! Не одолеть! Ты просто дохлая ящерица! Чёрный ворон опустился рядом. — Просто дохлая ящерица? Дитя Семерых. Сын тех, кто заперт в Небесах… Он… Булат бросил взгляд на ворона. — Заткнись, шалава! Поразил он Нойнтотером птицу. Голос смолк. Доспех спал с Генсая, в руках у Булата появился меч. — Уф! Инкурсию спит! — Я заставлю проснуться Дракона! — Распутин был настроен решительно. Армия его тварей появилась на горизонте. — У нас не хватит сил отбиться от них всех! — взглянул туда Акихиро. К ним подбежал Ямаги, неся с собой тот дротик, от которого пал Норба. — Это дротик Амогха! Он разит цель, на которую указали!.. Сам разит! Эти упыри одинаковые! Что если указать их как одну цель?! Они попробовали — дротик летал через поле боя, уничтожая одного, потом от него — в другого. Монстры пытались его остановить, но не могли — сам летающий дротик пробивал их с любого направления. — Бесполезно! Сама Мать-Сыра-Земля родит свой Легион Младых сколько угодно! — сидел в своём капище Распутин. В этот момент его логово потряс грохот — от ударной волы прислужники колдуна полетели от пробитой стены. Натала и Куроме появились среди пыли. Кавендиш-холл штурмовали. — Взять! Марионетки Куроме бросились в бой — против них кинулись дети Матери-Земли. — Я их! — пан-атаман Грициан Таврический, совершенно бешеный, пробежал между схватившимися. Один из упырей кинулся к нападающим и попал как раз под шингу Натала. — Спокойно, Куроме! Увы, это отвлекло парня от опытного казака — бросок метательного топорика сперва угодил в руку Натала, а потом — блеск заговорённой шашки, ослепление — Натала получил удар в живот. — Нет! — Куроме сперва оказался в ужасе, а потом — в ярости! Она приняла на себя выпад Грициана, отбила. Шашка направленно бросила отблески в глаза. Тогда Куроме отскочила, щура веки. — Дурья баба! — Грициан замахнулся… и Куроме, будучи в ярости, кинулась уже не глядя — её тэйгу просто разбил какую-то там колдовскую шашку из степи, прошёлся от плеча до бока казака. Его безумное лицо, полное ненависти, теперь разразилось болью. — Ты убил Натала! Умри! Умри! Куроме следом пронзила ему голову — она не хотела делать из него марионетку, она хотела убить этого врага до конца. И пока она это делала, Распутин метнулся и одним движением руки сломал позвоночник воину-марионетки, добрался до Куроме, вырос над ней могучей тенью. — А-а-а!.. Куроме увидела его взгляд. — Подчинись! — А-а-а! — теперь, когда Натала умер, у неё больше никого не осталось. Тьма, которая всегда висела над ней, опустилась. — Куроме! — к ней побежал парень из Чёрного отряда. Распутин спокойно взглянул на него, сверху спрыгнул упырь — юноша ничего не успел сделать. — Подчинись! — Распутин взял ладонью Куроме за лицо. Она не могла сопротивляться. — Ку… роме… — Натала не мог пошевелиться, он истекал в луже крови — мощный удар Грициана распорол ему грудь. Убийца истекал кровью рядом же. — Добей его, — властный голос Распутина не оставил Куроме выбора. Лезвие в сердце прервало дыхание Натала. — Вот так… а теперь идём, Дракону нужна жертва. По злой иронии судьбы, Распутин обратил Куроме в свою марионетку, ещё живую. Теперь, когда Натала не стало, ей ничего не осталось терять. В конце концов какая разница между этой тьмой и той тьмой? — Теперь, когда у меня есть часть Ажи Дахака, я смогу… — Распутин, чего бы он там не мог, не смог, однако, договорить — из груди чёрного волхва вырвалось лезвие на конце шингу Натала. Воин-нежить поднял колдуна, проливая его кровь. — Натала?!. — Куроме не отдала ему никаких приказов, мёртвый блондин сам это сделал. — Глупец! — скорчился Распутин, насаженный на орудие своей погибели. — Семя Червя-Победителя росло во мне! Убив меня… ты дала родиться… Богу!.. Безумный фанатик отлетел прочь — Натала скинул его тело, как кусок мусора. Кровь Распутина разлилась по центру капища, прямо из неё восстали окончания щупалец. Тело же стало их клубком. Куроме уставилась — и шар живых глаз посмотрел на неё свысока. Натала встал перед ней в позе, готовой к обороне. — Саду-Хем возродился из крови Распутина! — закричала безумная девица, одна из диких баб. — Саду-Хем! Саду-Хем, возьми нас! Все девицы и упыри кинулись к монстру, чьи щупальца поглотили их, и он зримо стал больше. Саду-Хем вытянулся более чем на пять метров, и весь был кустом щупалец — слегка сплющенных и покрытых присосками. Отличным от них, двигающихся массой, оказалась лишь одна голова — она выглядывала из этого месива, напоминая шар, покрытый сплошными выпученными глазами. Склизкий монстр весь переливался тёмно-зелёным с тёмно-синим, коричневым и с серыми оттенками, а глаза были ярко-оранжевыми. — Амон Га-ро Ано Беу Джурха-а… — громыхающе озвучил Саду-Хем, хотя не было видно его рта. — О-об Эб-нууу! Амон Джа-хад! Об эн Генну-Хем! Об эн Генну-Хем! Эйб гра-а-ну-уу Генну-Хем!.. Сын Червя-Дракона всё ещё имел часть власти над разумом Куроме. И крик товарища вырвал её из этого плена. — Куроме! Натала! — сюда вбежал Болс, оставив позади себя множество обгорелых останков. Натала, без приказа, схватил Куроме — и отбежал — только позади щупальца Саду-Хема зря хлестнули воздух. — Как раз лучшее время для очищения! Болс испустил струю жаркого пламени прямо на это создание: — Нугугххйаххйайайайаааа! — вопль Саду-Хема потряс сознание, он яростно зашевелил щупальцами — но что толку, если огонь — лучшее средство против таких, как он? Между его сознание и сознанием Куроме возник канал, через который она в этом убедилась — ещё во времена Вестернесса, когда падшие жители этой великой нации стали призывать такое, ещё в те времена великий шаман Шончин понял, что святой огонь — лучшее оружие против тех, кого вскармливают свой кровью те, в кого Великий Червь-Дракон поместил своё семя. Так лучше всего было одолеть тех, чьё пришествие пророчил Майрон, сумевший поработить королей Вестернесса… — Гори, чудовище! Гори! — Болс поливал его пламенем, покуда весь Саду-Хем не рассыпался в угли. Попутно Болс уничтожил и весь алтарь Червя-Дракона, который установил Распутин. Как только это случилось, как только прервалась жизнь этого создания, все порождения Матери-Земли разложились на ходу — и пали лужами мерзостной слизи…