Убийца Акаме: Обратная сторона титанизма

Булат и Тацуми вытягивались на кровати, обнажённые, потные и довольные. Тацуми выглядел столь же мускулист, как и Булат. — Знаешь, старший брат, — улыбаясь, говорил Тацуми, — мне сложно было поверить, что легендарный Убийца тысяч человек — любит мужчин… — Да, Тацуми, дружище, — улыбался Булат ему в ответ, — я очень люблю мужчин и совсем не люблю женщин. Он просмотрел на возлюбленного: — Хочешь ещё? Булат медленно поднялся… — Ах! Ах! Ах! — Тацуми, сжимая зубы, постанывал, вытягиваясь раком. О, как его кидало на кровати! — Ох! Уф! Уф! — Булат двигался очень быстро, то особенно акцентируя внимание на том места, где копчик переходит в спину, то Булат просто отрешённо смотрел куда-то по верх. Новые капли пота выступали на его мускулах. Булат чрезвычайно энергично совершал половой акт, попутно ускоряясь — ему хотелось быстрее, быстрее, он не мог насытиться. Булат брал Тацуми и не мог остановиться. Мальчик принадлежал ему весь. — А-а! Старший брат! Старший брат! — Тацуми начал издавать особенно болезненный звук. Мальчику стало больно — Булат слишком быстро и сильно пронзал его нутро своим членом, слишком мощно и беспощадно. Но Булат не мог остановиться. — Ах! А-ах! А-а! — Булат почувствовал, как его клыки растут. — Старший брат?.. Потный Тацуми, с мучительным видом, повернул шею назад… Грудь Булата раскрылась — она стала драконьей пастью, зубы яростно показались испуганному Тацуми… теперь его сношал настоящий дракон — Тиран, ужасное чудовище, у которого было больше одной пары глаз, кожа — как металл, яростный оскал и страшное дыхание! Пылающая струя извергается, пасть рвёт горящее мясо, зубы перемалывают челюсти, взгляд множествах глаз на вытянутой морде яростно бегает… Булат раскрыл глаза, увидел над собой потолок. Полностью один он лежал в кровати. Пот покрывал его мускулы, он бы прилепил одежду, будь она на теле мужчины. Член яростно стоял под одеялом. — Тиран, сукин сын, какой ты мне чудесный сон испортил! Тэйгу навевал сны. — Даже теперь, когда тебя нет со мной, — как можно тихо, вымолвили губы Булата, смотрящего на потолок. — «Неужели оно не оставит меня, когда Инкурсио не со мной…» В другой комнате. — Я никогда не против экспериментов, так что — да, так и сделаем, — говорил Стайлиш, держа в руке сосуд с чем-то, похожим на металлическую стружку — с тем, что осталось от брони Инкурсио — её Стайлиш просто брал пальцами и ел. — Да, Ахтиа, можешь взять Северную башню, там всяко мы мало что делаем… Безумный учёный полностью выспыпал себе в рот то, что было в сосуде… *** Борея. После возвращения на Плато, Армандра и Шончин стали очень мрачно вести беседы о том, что им делать теперь — они пытались понять, что задумал Итаква. Табуко, кажется, в силу молодости, не очень понимала всю серьёзность положения — и теперь, увидев достойного мужчину, молоденькая девчушка стала обращать внимание на Тацуми. Сам Тацуми сейчас просто тихо думал над происходящим — он совсем оказался не готов к тому, что его так закинут на другую планету. Простой деревенский парень вспоминал с грустью и тревогой тех, кто остался позади. Эсдес же постоянно держала на виду его — и особенно ревнивая шайтан-девица с Севера смотрела на то, как Седна-Табуко пытается завладеть вниманием её мужчины. Наконец она подошла к Седне, прямо тогда, когда она пыталась всего лишь развеселить Тацуми, и сказала: — Эй, красавица, если ты хочешь заполучить моего мужчину, то ты должна меня победить. Поняла? — А? — эта грудастая альбиноска с оголёнными бёдрами совершенно невинно взглянула на Эсдес в ответ. Тацуми возмутился тем, что Эсдес в такой ситуации волнует это, но он решил ничего пока не говорить. — Хорошо! — Табуко без проблем согласилась. — Тацуми будет моим мужем, если я смогу победить тебя! У нас раньше как раз такой обычай был! Только у нас мужчины сражались за женщин… Тацуми хотел было возмутиться, но решил пока промолчать, так как понял что ни одна из женщин его мнение вообще не намерена брать в расчёт. — По рукам, красавица! По рукам! Как мне нравится ваш обычай! — у Эсдес аж поднялось настроение. — В моей деревни женщины не такие… — только мог вымолвить Тацуми. — Эй, рыжая красотка! — Эсдес дерзко отобралась к Армандре, когда Жрица Плато вела беседу с Шончином. Бой-девка с Севера выложила затею. — Хорошо, только не надо драться насмерть, у нас так не принято, — Армандра во взгляде Эсдес прочитала очень твёрдое намерение биться за Тацуми. У своей дочери она нашла такое же выражение, только куда как более наивное и сиюминутное. — Я просто хочу посмотреть, на что ты способна, Эсдес. — Увидишь, Армандра. Они выбрали широкое и безлюдное место, где гладко простиралась каменистая поверхность от горизонта до горизонта. Когда-то, по словам Армандры, здесь простирались бескрайние белые барханы, но холод отступил, когда Итаква оказался заперт внутри планеты. Солнце в небе ясно светило. Эсдес и Табуко встали друг на против друга на расстоянии в сотни метров, каждая из них могла бы пересечь его за ничтожные доли мгновения. Ангелица с белыми косичками и шайтан-девица приготовились. Шончин, Тацуми и Армандра наблюдали за дуэлянтками с расстояния, которое сочли безопасным. Когда Армандра громыхнула молнией, соперницы начали: — Эх! — Эсдес сорвалась первой, одновременно вызывая с собой настоящий ледяной шквал, состоящий из целого фронта ледяных осколков, чудовищно многочисленных и идущих лавиной — она буквально развернула посреди каменистой пустоши изо льда и снега целую волну — если не цунами. Табуко совершенно уверенно позволила ей себя накрыть — в том месте, где она стояла, выросла целая пирамида — снег и лёд сжимался там, где девушка-ангел стояла. Эсдес безжалостно давила, хотя и знала, что её соперница жива. Она не могла умереть от такого. — «Она точно сильнее меня, но как я могу без боя уступить ей Тацуми?!» Эсдес сражалась не ради Тацуми, а ради своей гордости — снежная ведьма не могла уступить так просто парня своей сопернице! Даже если знала, что проиграет. Табуко начала сопротивляться: раз — и вся эта куча льда и снега пробита — Табуко выскочила в прыжке, сверкнув белизной голых бёдер. Прямо перед ней, как чешуйки дракона, мелькали бесчисленные мелкие щитки — янтарные и прозрачные прямоугольники, возникающие и гаснущие всякий раз на пути ледяной дроби. — Ум! Эсдес пришлось резко ломануться в сторону от неё — она при этом перемещалась по снежной волне на ледяной доске, словно катаясь на сноуборде. Табуко отскочила меховым ботинком от своего барьера, возникшего позади — грудастая чрезвычайно быстро приземлилась подле Эсдес: какой бы скоростной та не была, а Табуко за ней поспевала. От этого в постоянно двигающейся массе снега, пошла ударная волна — белая масса сперва разошлась вместе с Эсдес, после резко стянулась — белый торнадо, сверкая миллионом ледяных копий и ножей, вращаемых внутри него, сбился в столб, вытянулся и замер, как колонна льда, высотой в сотни метров. Эсдес силилась и дальше её сжимать — казалось, лёд достиг неимоверной плотности, он прямо стремился сжиматься ещё сильнее, хотя, казалось, куда уж бы? Эсдес вскинула руки — ледяной столб оторвался от земли, точнее пустился очень быстро расти и улетать, как боеголовка, в чистое небо. Он смог выстрелить собой, роняя вслед хвост крошечной россыпи, сверкающей на солнце. Ледяная ракета улетела на несколько километров, где ударилась о землю с особенной кинетической энергией — это вызвало прямо взрыв, только без огня, но с большим выбросом пыли, снега и морозного тумана. Эсдес, однако, не стала праздновать победу — она ещё раз подняла руки к небу, прямо из синевы пошла волна белого тумана, он уплотнялся на ходу, становясь снегом. Его стекло столько, что облако белизны, полное сверкающего снега, заняло пространство в сотни метров. Это облако сразу же уплотнилось — из него вышла фигура, высотой в десятки метров, похожая на Эсдес. У неё в руке был меч, ледяная дева сделала шаг… и тогда, как только она приблизилась, прямо из того места, куда улетела ракета, из кратера восстала идеально-белая Табуко — примерно такого же размера. Она состояла словно бы из молока или зефира, была голой и её волосы спали распущенными и были подобны снежным облакам. Две гигантские женщины сошлись за одного маленького мужчину, которой, весь изумляясь, взирал снизу. Армандра и Шончин никаких эмоций не показали, им это вообще показалось типичным. Ледяная меха Эсдес отпускала позади себя волосы, похожие на проволоку цвета инея. Кристаллически-голубой корпус — эластичные в сочленениях ноги и руки, они двигались вопреки тому, что лёд вообще-то был твёрдым. Тацуми этого не понимал. А Эсдес нанесла удар ледяным двуручником. Табуко закрылась щитом — она прямо воплотила тот же барьер, только в этот раз во весь рост. От него отлетел меч Эсдес. Табуко выглядела теперь хмурой и решительной. Прямо в груди у неё вдруг проявился сферический алый кристалл, ещё одна алая точка на лбу — под цвет рубиновых очей. И наконец у неё от спины отошли назад крылья: идеально белые и похожие на листья растений: они растянулись от головы, от лопаток, от щиколоток, их было много, при этом они казались такими же не совсем материальными, как вся она: они поразительно не препятствовали телодвижениям. Удар — Табуко несколько раз, очень быстро заехала кулаком, отчего покров ледяной мехи покрылся трещинами. Она попытались обрушить меч, на что Табуко просто встретила его рукой — выстрел несколькими барьерами, очень маленькими, но достаточными, чтобы просто отломать продолжение оружия чуть выше рукояти. И ногой Табуко пнула — от столкновения с крылатой пяткой, вся ледяная дева очень далеко пролетела, рухнула и раскололась полностью — это ещё сопровождалось очень звонким грохотом. Табуко очень быстро оказалась над ней — и опустила руку. Она достала Эсдес, удержала её в больших белых пальцах, на удивление, очень осторожно, чтобы не раздавить. После чего отнесла туда, где находились наблюдатели. Эсдес спала с руки на землю, но сразу же на ноги — от её обуви буквально на лету, вырос торс снега и льда, с него она уже спрыгнула, один раз замедлив падение прыжком на возникший, пример посредине конструкции, уступ. Табуко попутно втянула все свои крылья и очень быстро уменьшилась, что характерно, её одежда не пострадала. А вот Эсдес выглядела больше потрёпанной. — Седна-Табуко больше бог, чем ты, — совершенно хладнокровно сказала Армандра. — Неважно, главное — она сильнее, а нет ничего более правого, чем сила, — Эсдес, кажется, была даже довольна, она сейчас вытряхивала снег из волос и смотрела на Табуко, кажется, даже восхищаясь её силой. — Знаешь, я уверена, что если кто сможет справиться с Итаквой, так это ты. — Учитывая, кто был её отец, я не сомневаюсь, что она по крайней мере может, — согласилась Армандра. — Во всяком случае, кажется, она — это единственная причина, почему Папаша ещё не напал в открытую. — Теперь Тацуми мой! — молодая грудастая Табуко повела себя так, словно выиграла какой-то приз на фестивале. — Имеешь право… Я только попрошу тебя не забирать Тацуми от меня насовсем, — Эсдес надеялась, что Табуко не будет против. — Ладно! Он будет наш! — с совершенно той же детской непосредственностью, согласилась девчушка. — «Почему меня никто не спросил?» — Тацуми осталось только об этом подумать, когда он, такой весь мускулистый, в этих доспехах Баала-Громовержца, был с двух сторон взят решительными женщинами. Тацуми не стал противиться подростковой и совершенно сиюминутной симпатии Табуко — он знал, что в некоторых деревнях, особенно изолированных, есть такой обычай: дать семя тем, кто тебя там приютил. Потому Тацуми совершенно спокойно ответил взаимностью на симпатию Табуко: у неё была очень выразительная грудь, симпатичная мордашка, хорошая кожа, привлекательные бёдра, которые она всегда обнажала, и, как вскоре узнал Тацуми на деле, у неё внизу ниже пояса красовалась аккуратная попка. — Мама говорила, папа был очень нежен с ней, — Табуко оголилась перед Тацуми — его похоть разжёг нагой девичий облик: её груди, соски и лицо, очень аккуратное и привлекательное, да и ножки… — Я постараюсь, — Тацуми решил. Тут надо сказать, что Шончин договорился с духом тэйгу, потому Адрамелех отпустил нашего героя. Теперь он остался просто голым и мускулистым, по-прежнему очень мускулистым, каким он стал после того, как послушал флейту Няу. Сказать об этом можно только то, что Шончин предупредил: — Дух этот очень злой. Он сейчас не разумен, он спит, но он зол. Я ощущаю гордыню и злобу… Опасное у тебя оружие, — старый шаман достаточно мрачно предупредил об этом. — Иного тэйгу у меня нет. Тацуми искупался, смыл с себя остатки крови отродья Ньярлатхотепа. Его кожа, однако, похоже, впитала краску, не способную смыться. Тацуми не знал, что с этим делать, но подумал, что это благодаря данной жидкости его организм не уменьшается — его мускулы не сдуваются, рост не уменьшается, плечи не сужаются. — «Ничего, я не против побыть богатырём, как старший братец». Обнажённый Тацуми прошёлся по каменному полу, поднялся по вырубленными в породе ступенькам. — Тацуми… Ой, какой ты хороший! — голая Табуко протягивалась посреди ложа, сотканного из шкур животных. Бледная, светлокожая альбиноска, очень тонкая в чертах, при этом не особо высокая. Но особенно Тацуми возбудила её грудь — большие и очень аппетитные шары-мячики, украшенные, где надо, торчащими титьки, очень нежными. У Тацуми кровь сразу прильнула к фаллосу. — «У Майн груди не такие». Тацуми припал к её губам, поцеловал, взял и стал дрочить, смотря на Табуко. Потом дал ей, по взгляду молодые поняли, что это должна сделать она. И Табуко захватила пальцами этот большой мужской ствол, стала рукой водить по нему. Член сразу же достиг полной боевой готовности, достаточно было смотреть на грудь. — Возьми в рот. Табуко, без лишних вопросов, приняла его в свои устала, заглотила член в рот. Она его сосала. Тацуми было чрезвычайно приятно от этого, он стоял у ложа и наслаждался. Потом, через некоторое время, когда деревенский парень сообразил, что Табуко не наслаждается, он пожелал мастурбировать ей. И Тацуми сунул руку ей к вагине — взялся в ответ мастурбировать ей влагалище. — Тебе приятно? — Приятно… Да, продолжай. Табуко сосала член ртом, Тацуми мастурбировал ей вагину. Из-за этого из уретры пошла жидкость, сок потёк из недр вагины. Так молодые любовники какое-то время занимались взаимным рукоблудием. Они насладились так и пожелали по-иному: Тацуми вытянулся на мягкое ложе, Табуко воссела ему на член. — А-ах… Тацуми почувствовал, что-то не пускает его. — Ты девственница? — Да-а, — на секунду, лицо Табуко явило достаточно болезненное выражение, когда она села на него, он увидел, как его большой член нырнул — благодаря размеру этот орган вызвал кровотечение, красная жидкость пошла по фаллосу. — А-ах… — Табуко поначалу болезненно приняла его весь. — О, Седна… Табуко, мне жаль, — Тацуми аж заволновался. — У-ф, — Табуко, пребывая на члене, вмещая его своим влагалищем, продолжила приподниматься и опускаться. — Ничего, у женщины так должно быть. И вот Тацуми лежал и с серьёзным видом наблюдал за тем, как Табуко неумелой наездницей скачет на его члене. Тацуми сперва волновался, наблюдая за выражением её лица, но потом, посмотрев ей в глаза, постепенно перестал волноваться и просто продолжил наслаждаться. Когда они решили, что так хватит, Тацуми пожелал вытащить член — он сделал это аккуратно, чтобы ничего не испачкать. Его фаллос оказался в крови и соку. Они стояли. Табуко повернулась к нему тылом, нагнула спину. И Тацуми вошёл, он стоял и двигал тазом. Ему было очень приятно и вскоре, действуя внутри жаркого влагалища, парень пожелал кончить. — Табуко, я хочу бросить семя… — Брось! Брось его в меня! — разрешила она. — Хорошо. Тацуми более не думал. Он завершил дело огромным взрывом удовольствия, который случился от извержения. Ему было очень приятно и это ощущение продолжалось куда дольше, чем обычно. Семя выходило более десяти секунд, очень приятных секунд чистого экстаза, оно выбрасывалось во чрево женщины. — «У Булата такое же тело, наверное старший брать всякий раз кончает столь же сильно…» И Тацуми вытащил. — Я пойду, помою его — Да, иди… Она распрямила спину, размышляя о пережитых ощущениях. Тацуми тоже подумал: — Табуко, пошли тогда со мной, тебе же тоже надо помыться. — Да, Тацуми. Они вместе сошли в купальню, откуда вода поступала по специальному каналу, стали омывать гениталии. Тут Тацуми и Табуко смогли сесть на специальную каменную скамью, позволившую пребывать в таком положении по пояс в воде, и повели разговор без спешки. Тацуми рассказал о себе, о том как он покинул свою деревню, изолированную настолько далеко от Столицы, что он почти ничего не знал о геноциде, тирании, несправедливости и коррупции, охватившей его стану — он только через предания сказителей мог познакомиться с героями и их чудо-оружием — узнать о чудовищах, тёмных богах, о колдунах и кровавых культах. Табуко слушала с таким видом, что казалось, ей это было интереснее, чем те чудеса, которыми она окружена постоянно и о которых пожелал следующим узнать Тацуми. — Я ничего не видела такого в своей жизни, — подумала Табуко, — почти ничего… Я только слушала рассказы матери, рассказы мудрецов, которые говорили об очень далёких древностях, и ещё я много чего слушала от духов воздуха — им известно то, что происходит в других мирах. — Духи воздуха? — Невидимые ветра — они рождаются везде, где есть стихия воздуха, и они носятся над землями и в бездне, где несутся сферы небес — звёзды и всё остальное. — Ну да, — моргнул Тацуми, — я до сих пор удивлён, что земля похожа на шар. Табуко посмеялась — очень игриво и приятно. — Я тоже в своё время не понимала, Тацуми! Эсдес в это время владела ревность — но ей ничего не осталось, кроме как подавить это чувство, решив, что прав всегда тот, кто сильнее. А Табуко была сильнее. Если кого она и должна винить, так это саму себя. — Эсдес, если хочешь бороться с Итаквой, теперь нужно пробудить всю твою сущность, — Армандра вдумчиво глядела на Эсдес. Она узнала от неё, что эти ледяные силы вообще не принадлежат ей, а являются только кровью северного зверя — тоже сына Итаквы. — У меня с самого детства были ветер и молния, а у тебя, выходит, вообще ничего? — приподняла бровь Армандра. — Но я быстро учусь: как только я проиграла бой с Итаквой, я сразу же поняла, как мне соорудить огромную куклу, чтобы управлять ею, — немного самодовольно пояснила она. — Тогда пусть Шончин… поговорит с твоим духом, — размышляя, предложила Армандра, — уверена, он что-нибудь сделает… Шаман из древней страны сел напротив. Армандра также пребывала рядом. Эсдес, совместно с ними, попыталась войти в тот же транс. Они так трое пребывали в молчании и без движения. Жрица Плато и древний шаман пронизывали ум Эсдес, они чувствовали, какой злой душой она была. — Ты больше похожа на отца своего, чем твоя сестра, — очень негативно смотря на неё, сказал Шончин. — Знаю, старче, все под небом — Звери: я хочу быть самым опасным, — Эсдес оценила это сравнение скорее, как комплимент. — Вот уж удивительно, что в тебе больше от него, но сил твоих от рождения никаких его не было, — Армандра тоже посмотрела на Эсдес очень негативно. Та же вспомнила, как пила кровь своего брата, как тогда всплыли в голове те отзвуки его ярости, которая охватывала ëтуна в день, когда Первый Император и его гвардия сокрушили его. Убить, убить их всех — требовало настойчивое желание в миг, когда она приняла Экстракт. Эсдес коснулась отметины на груди, возникшей после этого. — Теперь кровь брата — в моих жилах. Но я не знаю больше ничего, никакой сущности, которая была бы во мне… Она убрала руку от символа. — Когда Каору сражался с Итаквой, я на какой-то миг стала такой же огромной, как Итаква, — вспомнила Армандра. — Это дала о себе знать сущность его рода. Но, выходит, в тебе совсем мало божественной сущности. — Да, никакой такой силы во мне нет. Потому мне остаётся использовать то, что есть. Эсдес подумала: — Знаете, а у меня есть план, как нам быть на случай появления Итаквы. Если мы будем бить его по-одному, то ничего не выйдет, потому нам нужно объединить наши силы в одного воина… Тацуми и Табуко продолжили через некоторое время свои ласки — молодые целовались и стимулировали руками груди и гениталии прямо в воде. Тацуми захотел сосать титьки Табуко. Потом ему к лицу она подставила влагалище — Тацуми, как умел, ртом ласкал и его. — Прости, ты надеюсь не обижаешься, что я тем самым… унижаю тебя? — немного и совершенно трогательно обеспокоилась она. — Это глупости. Главное — нам хорошо, — сразу же отверг все эти предрассудки Тацуми. Он присосался устами к влагалищу ещё пуще прежнего, стараясь так доставить удовольствие Табуко. Потом он вновь встал, легко удержал её над водой — всё же тело с такими мускулами было на удивление очень сильным. Табуко оказалась насаженной на член, её влагалище вновь обхватило своим теплом его чувствительную головку. Тацуми заработал, держа Табуко на весу, её ноги заключали любовника. Бледная кожа и его, немного желтовато-коричневая, порождали контраст — этот союз прекрасно дополнило сочетание больших грудей Табуко, упирающихся в плоскую и предельно мускулистую грудь Тацуми, в его рельефный пресс кубиками. Кавалер так уже брал свою даму быстрее и уверенно, покуда не кончил. Вот прямо так держа, Тацуми вновь ополоскал, залил куночку Табуко. Она, моля об удовольствии, попросила его не останавливаться — и Тацуми ничуть не сбавил темп, он чувствовал, что может так. Под хлюпающие звуки спермы, Табуко вся изошлась стонами, Тацуми почувствовал то, как она кончает. — Это твой первый?.. — ласково поинтересовался он, аккуратно снимая Табуко со своего члена — и бережно кладя её. — Если не считать того, что делала я сама и того… кхм! Что делали мне служанки, когда я шалила с ними — да, это первый раз, когда меня прожигает удовольствие от мужчины! Тацуми от этого только тепло и приветливо посмеялся. Табуко полностью подхватила его тон и добрый смех. Тацуми с ней поцеловался в губы. Они вышли из воды и вернулись к ложу. Там, пребывая в месте, Тацуми продолжил — он снова взял Табуко лицом к лицу — ныне так, что её ноги очутились высокого задраны, это были очень хорошие, мягкие и белые ножки — ступни выбрасывались вверх, пальчики ритмично двигались в такт всем действиям Тацуми — он наносил всё новые и новые натиски, утопая членом во влагалище женского вместилища. — Оа-акх! — он аж поднял голову, широко раскрыл рот и вынул язык, когда был близко к извержению — явил именно это лицо в момент, когда сперма сладострастно побежала в третий раз. Едва ли это остановило Тацуми — после короткого отдыха она взял Табуко ещё раз рачком — девица кончила, и любовник кончил ей следом. Потом мускулистый богатырь с тонким ликом сам лежал и только давал ангелочку отдаваться, очень активно наседать в позе обратной наездницы — и Табуко, пронзительно застонав, так кончила, когда принадлежала его члену. Тацуми потом тоже извергся, когда она продолжила тем же способом ублажать его, стиснул зубы и отправил боезаряд в нутро Табуко, видя её спину и жопку в те моменты, когда она скачет, и те половые губы, в которые энергично ныряет его большой и твёрдый фаллос, мокрый от постоянно идущего. сока. Когда оно было кончено во всех смыслах, седая грудастая девчушка с косичками и её мускулистый приятель с выразительным лицом — легли вместе, переводя дух и остывая. Тацуми просто дал ей возможность лежать на своей широкой груди, на своём мокром прессе. Он закрыл глаза, так они теперь просто спокойно отдыхали и наслаждались тем приятным тёплым чувством, которое наступает после извержения последней порции спермы. *** Удача улыбнулась соратникам Эсдес — Стайлиш покинул лабораторию. С собой он забрал наиболее умелых слуг. Няу погрузил в транс остальных — и все четверо шли навстречу с Ахтиа. Они вышли на открытую площадку башни, подготовленную для дела заблаговременно. — Что за?.. Булат удивился больше прочих. — Это я — Ахтия, — голос звучал прямо в голове; вместо человека или хотя бы чего-то похожего на человека, прямо посредине площадки пребывал создание, ростом более двух метров — смутное-гуманоидное, тёмно-зелёное, состоящее как из желатина; когти на руках и ногах, маленькие крылья за спиной, три больших чёрных глаза с каждой стороны, целый клубок щупалец на месте морды и внизу, между ног. — Ты принял свой истинный облик, — не удивился Ливер. — Фу, как от тебя воняет! — сплюнул Дайдара. — Какой ты мерзкий! — Я принадлежу к расе Звёздных отродий Ктулху, — пояснил Ахтиа, — мне тоже было неприятно пребывать столько времени под личной одного из вас. Для меня вы тоже очень мерзкие. Шесть глаз, полных тьмы, просмотрели на четверых людей. — Не знаю я, кто этот твой Ктулху… Ладно, потом обсудим твою красоту, ты приготовил?.. — Булат больше рассматривал все те оккультные каракули, которыми был полон пол. — Да. И что самое главное, Ахтиа в когтях (его количество пальцев, как и их расположен, было разительно отлично от человеческого) держал Нойнтотер. Он протянул копьё Булату, которому всё не терпело сжать пальцы на столь знакомом и любимом древке. Он вспомнил последний сон — столь типичный для него. — Вритра-Тиран ещё жив в твоей голове, — обратил внимание Ахтиа, — внук Лотана всегда с тобой. — Ха! — Булат шутливо улыбнулся, — я уже привык спать с этим дэвом больше, чем с любым другим своим мужчиной. Мне к нему воззвать? — Да. Булат отступил с Нойнтотером от остальных. — Инкурсио: Демоническая броня! Яростная энергия в этот раз повела себя куда хаотичнее, но Булат ни на миг не ощутил испуг — он хорошо знает, как надо вести себя с этим тэйгу. — Тиран, — всегда говорил богатырь, — единственный мужчина, под которого я никогда не лягу — с ним надо всегда лежать сверху! Огонь и яростью, хаос и сила захлестнули Булата — языки пламени и ветра расстрепали ему волосы, они сорвали одежду, изорвали и сожгли — буквально сдули пеплом с широкой груди — Тиран прошёлся по голой кожи от пальцев ног до макушки — он чуть не лишил Булата всех его волос. Но вот кожа притянула к себе те огненные частицы, которые выстроили металлическую чешую. Мгновение — теперь Булат стоял весь в том, что куда меньше напоминало его прежние доспехи. Во-первых, ступни теперь заканчивались стальными когтями, признаки дикой рептилии в разных местах красовались то тут, то там. Во-вторых, не было больше никакого плаща. В-третьих, появилось некое подобие, пусть и сжатого, плавного и эластичного наружного скелета — он по духу походил на позвоночник, на идущие в ряд кости животного. Всё это добро состояло из субстанции, подобной металлу. Шлем напоминал открытую пасть, а там, где в центре было лицо, его закрыл чёрный материал. Теперь вместо глаз-драгоценных камней — глаза живого существа, органические на вид, с красными радужками, глядели на окружающих. Они никогда не моргали. — Похоже, Инкурсио из технического рода стал симбионтом, — понял Ливер. — Прямо как Лионель. — Да, Ливер, — голос Булата звучал теперь громче обычного, — я чувствую себя отлично. Он взглянул на свой Нойнтотер, ныне ставший куда больше по части наконечника. — Теперь, — заговорил Ахтиа, — когда ты справился, я открою путь для тебя. Но только для тебя. Остальным будет сложно. — Я справлюсь без вас, — Булат бросил взгляд на Ливера и двух его людей. — Хорошо, не буду спорить, — сказал Ливер. — Я призовут духов с Бореи… Ахтиа поднял голову — и сразу же, со всех сторон, подул ветер, он закружился над площадкой, явно двигаясь согласно начертаниям на полу. — Духи говорят… один из детей Итаквы решил бросить вызов своему отцу, — сообщил тут Ахтиа. — Булат, может мне послать тебя навстречу ему — у вас теперь один враг… — Хорошо давайте, лучше иметь в союзе полубога, чем не иметь, — разумно рассудил Убийца тысяч человек. — Тогда — в путь. Раскрой крылья. — А?.. Да. Булат вспомнил, как он летал во снах на крыльях Тирана, и прямо из его лопаток выросли широкие и размашистые крылья, состоящие из перепонок, похожих поразительно точно на очень тонкий металл. Булат опробовал полёт с ними. А, кроме того, невидимость — в ней Булат теперь мог ясно видеть всё, при этом, как он убедился, глянув в ближайшее отражение, его теперь невидно полностью. Инкурсио оказался сильнее после восстановления. Так Булат летал, думая, что может, если что, просто вырваться и сбежать к Рейду. Но он не мог бросить Тацуми и нарушить слово, которое он дал Ливеру (тем более, Ахтиа мог бы что-нибудь выкинуть, попробуй богатырь предать их дело — эти духи воздуха постоянно сопровождали его). — Я ещё дам тебе силу, Ахтиа говорит, в сочетании с мощью Инкурсио, она будет действовать долго, если не постоянно, — Няу сыграл свой козырь. Это привело к тому, что на металлической броне с чешуёй и наружним скелетом, проявились мускулы — на руках и ногах, они сделали корпус шире; Булат, и без того не маленький, вырос почти до трёх метров и стал, на вид, куда плотнее. При этом отдельные элементы экзоскелета оказались куда дальше друг от друга. — Спасибо, Няу. — Не благодари, красавчик! — кокетливо убрал он флейту за спину. — Это плата за твой чудо-хуй! Ахтиа ещё попросил подойти. Когда Булат это сделал, ротовые щупальца обхватили угловатый шлем. — Я ощущаю, как каждую частицу твоего тела обхватил Инкурсио — он не только снаружи, он внутри, он в мозгу, он в крови, он — это ты. — Я — не он: моя душа — ещё моя, — по тону было слышно, как Булат усмехается. — Этой тупой ящерицы никогда не овладеть мной. — Да, разумом Тиран никогда не блистал. Но зато он может попасть в предел внимания тех, кто приходится ему предком. Я должен сообщить тебе об этой опасности, но сперва я расскажу всё по порядку. Тут Ахтиа начал рассказывать о родословной опасного зверя. Перед глазами Булата вспышкам понеслись целые образы — богатырь увидел древнюю войну, полную взрывов — орды существ, подобных Ахтиа, неслись в бой против других орд — это были шогготы: сгустки протоплазмы, покрытые в беспорядке глазами и пастями — полностью бесформенные и чёрные. — Мой род вёл войну против расы, известной как «Старцы». Они создавали различные формы жизни, призванные быть их тэйгу. Захватывющие сцены сражений полнились огромными созданиями — они напоминали самых разных земных животных, только были очень большими, в сотни метров, и с кучей самых монструозных деталей. Они текли армиями, нападали на самого Великого Ктулху. Который внешне не очень сильно отличался от обычного своего отпрыска. С той лишь разницей, что ростом Великий Ктулху был целые мили — Верховный тэйгу приходился ему с коготь. И Великий Ктулху давил множество созданий Старцев так, как непослушный ребёнок давит муравьёв. — Им требовалось великое оружие… Булат увидел очень массивного золотого дракона с тремя рогатыми головами на длинных шеях. — Они дали жизнь Королю Гидоре, великому опустошителю планет, но он был не очень склонен подчиняться… Булат увидел, как этот дракон мечет во всех золотыми молниями, не делая вообще никаких поправок ни на друзей, ни на врагов. — Тогда Старцы решили создать себе защитника, который мог бы биться за них из чувства любви. Булата это удивило, но он ничего не сказал. — Они создали защитников, которые могли бы любить их… Он известен среди вас как Лотан, но более всего как Огдру Джахад. Булат увидел семь созданий, предельно огромных, десятки километров в длину — не меньше: семь тёмно-зелёных полузмей-полумурен, единых в какой-то части своего сплетения; они важно поднимали головы, высоко восходя в туман неба над горами, озёрами, лесами и долинами. Подобно коронам, семь языков изумрудного племени венчали головы Огдру Джахад. Каждая голова делала одного из них уникальным — у кого-то рог торчал один спереди, у остальных вроде рогов не было, но зато у одного голова была более вытянутой, чем у иного — у кого-то морда больше походила на рыбью, у кого-то больше на голову змея, у кого-то — вообще голова напоминала лошадиную — у многих глаз было по паре, но у одного, как минимум, их было четыре (что предавало сходство с Тираном). — Огдру Джахад появился на рассвете мёртвым из того Чана жизни, где Старцы сливали плоть и кровь, чтобы порождать свои воинства — настолько противно природе было его бытие. Ахтиа дал Булату увидеть то, как целое озеро чего-то среднего между околоплодной жидкостью и живой плотью, выбросило на берег семь бездыханных левиофанов, слитых в одного, где-то по протяжению своих тел. — Но когда Старцы опечалили, тот, кого вы считаете верховным из богов зла и тьмы — Ньярлатхотеп — он увидел эту печаль… и под покровом ночи Злодей сошёл, чтобы вдохнуть жизнь в Огдру Джахад. Но гораздо страшнее было то, чью он жизнь вдохнул… — Как можно вернуть в труп… чужую жизнь?.. — не совсем понял Булат. — Ещё на заре времён бог, известный как Эру Илуватар, поднял восстание против Ньярлатхотепа. Эру Илуватар украл у Азатота, предвечного (и полностью безумного) бога часть его творящей силы — Неугасимый пламень. С её помощью он сотворил себе детей — Айнур — в число которых входили Белегурт и Адрамелех. Ньярлатхотеп осквернил ум Белегурта, потому он обезумел. Он решил разрушить мироздание. Говорят, его поддержал Адрамелех — потому что от начала был Айнур злым и скверным. Так вот, Айнур уничтожили Белегурта и Адрамелеха, они порвали их на части, а души их, подобные пламени, развеяли по всему мирозданию. Но Ньярлатхотеп собрал их — он поместил дух Белегурта в Огдру Джахад, а дух Адрамелеха — в тот тэйгу, который сейчас у твоего Тацуми. Из-за этого Огдру Джахад ожил и ощутил любовь ко всему сущему. И из этого чувства он начал стремительно уничтожать всё вокруг. Потому что любовь Белегурта и Огдру Джахад равносильна уничтожению. Старцы, чтобы остановить Лотана, воззвали к силе бога холода — Афум-Заха. Все семь Огдру были заперты во льду, в своей тюрьме были закинуты в Бездну. Оттуда иногда выбирались только их отродья. В уме у Булата появился тот Призрачный зверь, который вселился в Су. — Это тоже их потомок? — Да, они проникли в этот мир из Бездны, когда тысячи лет назад им помогал Майрон — помощник Белегурта, тоже падший Айнур. Одно из таких отродий — Саду-Хем — стояло за Чёрным паладином, с которым ты сражался. Булат увидел монстра, имевшего много щупалец осьминога и круглую голову, покрытую глазами — его испепелил Болс. — Тиран — сын одного из таких сыновей Лотана, проникших в этот мир тысячи лет назад и давших потомство от местных опасных зверей. Взгляду Булата предстало нечто среднее между угрём и многоножкой, без глаз — представьте сморщенного наполовину угря, наполовину мурену, со спинным плавником, с несколькими конечностями ракообразного, но чтобы их было много — как у сороконожки, но только не сразу от головы, а от начала туловища — всё же у этой хтони прослеживалось некоторое разделение на шею и туловище. И она обладала фаллическими чертами. Урго-Хем — имя ему, как осознал Булат, получая информацию прямо из разума Ахтиа. — Так вот какой выблядок тебя зачал… — Саду-Хем как-то полагал, что можно освободить Огдру Джахад с помощью Тирана, внука Лотана, — продолжал Ахтиа. — Не знаю, что у него было на уме, но Огдру Джахад недавно сбежал из Бездны. Я не знаю, где он — но сейчас ты и Адрамелех окажутся в одном месте — на Борее… Я думаю, что в этом есть замысел Ньярлатхотепа. Я не могу разгадать его планы, но я считаю, что Повелитель хочет, чтобы я делал то, что я делаю. Булат, впереди тебе надлежит стать марионеткой в игре всемогущего мучителя. Я должен тебя честно предупредить об этом. Именно ради своего Господина я это делаю, а ты — ради своего возлюбленного. Не нам судить Великих. — Хорошо… я тебя понял… спасибо за честность… — Булат глубоко подумал о том, о чём поведал ему Ахтиа. *** Онест долго беседовал с Макото — юный Император не стал на чём-то настаивать, он вышел вместе с ним из библиотеки. Челси почувствовала, что эффект тэйгу кончается. Она выскочила при первой возможности и вернула настоящий облик. Будучи облачена в служанку, имея прелестную внешность, Челси могла относительно свободно перемещаться по Дворцу, не вызывая подозрений. Понимая, что она сейчас бродит где-то там, Макото постарался отвязаться от Онеста. Юный Император смог достаточно быстро найти её, а первый министр, решив отдохнуть, захотел расслабить себе мозги. — Челси! — нашёл её Макото. — Тс-с! — поднесла она палец ко рту. Макото огляделся по сторонам, после чего скрылся вместе с ней в покоях. Они убедились, что надёжно закрыли их. — Теперь мне надо подождать, пока тэйгу отдыхает! — посмеялась Челси. — Да, — Макото сел на кровь. — Чем бы нам заняться, Ваше Величество?.. — нарочито игриво спросила она, посмотрев в лицо юного Императора. — Тем, чем… обычно, — Макото стал снимать с себя одежду. Челси поступила также — положила на кровать и скрыла под ней, на всякий случай, своё тэйгу, по форме похожее на шкатулку. — Ваше Величество, я буду сосать ваш член, — Челси припала устами, — ваш член так стоит, Ваше Величество… Челси водила языком по гениталиям молодого Императора. Она вела себя с ним предельно развратно, она сосала, целовала, показывала свои предельно аккуратные груди. Макото лежал, обычно мальчик сам совершенно ничего не делал во время секса. Сейчас он просто лежал и смотрел на то, как Челси у него сосёт. Она, между этим, мастурбировала себя пальцами. Когда сок набрался — Челси воссела на хозяйство Императора. Макото оказался под наездницей — Челси поскакала, попутно трогая и массируя, со всей возможной провокационностью, свои груди. Надо ли удивляться, что скоро Император молвил: — Челси, я хочу кончить. — Да, ваше Величество. Челси слезла, припала устами, энергично и глубоко сосала, покуда не получила за щёки порцию горького семени. Ран стоял близко от Дворца. Он обнаружил, что совместим с Созерцателем — ещё бы, при его характере! — блондин ныне мог охватывать взором значительную часть территории. Он видел все опасности, от него ничего не скрылось. Но сам он должен был скрывать этот тэйгу, потому что никто из клики министров не доверит ему одному такую вещь. Ран хотел просмотреть Дворец буквально насквозь. Он увидел расположение обширных подземелий, где скрывались древние тайны, там же стоял в ангаре Верховный тэйгу. — «Не могу поверить, как тысячу лет назад могли создать эту штуку. Говорят, бог сделал это. Говорят, что сам Верховный тэйгу — бог. Но я-то теперь знаю, что без руки Дьявола не обошлось!» Ран изучал иные детали. Так как Созерцатель оказался настроен в первую очередь на поиск тэйгу, он выявил их все, в том числе Фантазм Геи. Или Макияж Геи — его по всякому называли. Ран не сразу понял, что это такое, так как этот тэйгу считался утраченным с момента гражданской войны. Но Ран знал все тэйгу, потому, не долго думая, смог понять, что это за предмет. — «Кто им владеет?» Ран убил много времени на то, чтобы подобраться. Он действовал предельно осторожно. Хитрый красавчик провёл несколько часов в прицельном изучении предмета своего внимания. Наконец, когда Челси превратилась в птицу, чтобы покинуть Дворец, Ран выследил это — он наблюдал долго за полётом Челси. Наконец блондин решил напасть. Точнее подлететь к ней в открытую. — «О нет, он меня заметил! Но как?!» Челси оказалась застигнута врасплох. Она скрылась на чердака первого попавшегося дома. Ран встал на него, втянул крылья в диски, задействовал второй тэйгу — узнал, где что и как. Спустился туда, куда забилась Челси, ставшая испуганной голубкой. — Эй, а ну выходи! От меня не спрятаться! Челси не отозвалась. Тогда Ран решил перейти в приветливый режим: — Слушай, я тоже не люблю министра. Я хочу убить его с тобой вместе, — Ран предельно по-доброму и в то же время уверенно заговорил об этом. Челси, понимая, что её всяко видят, явила себя. — У меня — Созерцатель, я долго наблюдал за тобой. — Почему не выдал? Ты же из «Егерей». — У меня свои планы. Я хотел бы видеть в гробу первого министра и его сынка. Я думаю, у нас точно есть общий враг. Никто более не знает, что Созерцатель у меня, — указал Ран на механический глаз, что сидел среди его красивых светлых волос. — И никто со стороны министров не знает, что у тебя Фантасмагория — или как его ещё называют — оборотный тэйгу. — Хорошо, я поняла. — Челси подумала, что ей всяко делать нечего. — Как тебя зовут? — Зови меня Ран — просто Ран. — А я — Челси. Ты красивый, — улыбнулась она ему. — Ты тоже, — улыбнулся он, попутно внимательно следят за её мыслями. Челси, осознавая, что ничего не может выкинуть внезапно, решила сдаться. Но она ещё думала, что это такая уловка, чтобы узнать из её головы как можно больше. Но она не могла не думать о том, про что её спрашивали. — Не бойся, я не с министрами. Ран рассказал о том, как и почему он намерен мстить. После чего снял свой тэйгу-глаз и предложил примерить. Челси он подошёл, она смогла прочитать мысли Рана — и узнала, что они искренние. Пусть даже Челси сразу поняла, что перед ней такой же человек — прямо как она, весь хитрый и изворотливый. А также красивый. Ран в свою очередь примерил тэйгу Челси. — Как его использовать? — внутри эта штука выглядела как просто женская косметичка. Его поразило даже, что оружие выглядит именно так. Челси попросила представить, в кого бы он мог обратиться. Ран решил импровизировать — принял облик ненавистного врага. — Ну как? — спросил Онест, стоящий на месте прекрасного блондина. — Ужасно, если честно! — посмеялась Челси. — Это уж точно. После возвращения в прежний облик, новые знакомые очень приятно разговорились. Ран рассказал о том, что ему известно, где держат Булата. Челси сама не знала, какова судьба штаба, потому только от Рана узнала о том, чем закончился штурм. — Если Вейв и Куроме в плену Рейда, я хотел бы на них выйти. — Да, я позабочусь об этом… Во всяком случае я рада, что нашла союзника. — Я союзник, но я не один из вас. Я хочу уничтожить только кабинет министров, но мне не нравится большая революция, — сразу предупредил Ран. — Мы считает, что виноват не только кабинет министров, но и весь свет Столицы. Мы намерены изменить аристократический режим на социалистический. Мы намерены поменять всю верхушку власти, а не устроить унылый дворцовый переворот с заменой одного прохиндея на другого, — так сказала Челси. — Я против больших потрясений, — возразил Ран. — Но у меня, как я сказал, личное к первому министру и его сыну. Эти сволочи буквально решили перещеголять самого Дьявола во зле. — Я понимаю… — Возможно не до конца. Эти люди действительно думают, раз весь мир лежит во зле, то они могут это зло творить ради самого зла, чтобы у них карма от этого становилась лучше. Такова их вера — вера в само Зло. Ран и Челси ещё поговорили о своих делах. — Так ты соблазнила Императора? Ха-ха! Она оба достаточно весело посмеялись над этим. — Слушай, ты такая красивая, — наконец не стал скрывать своих желаний Ран. — Ты тоже, — лёгкость в связях была в характере Челси. — И мы оба такие умные. Слушай, а давай трахнемся? — А-ха! Ты чё, прямо так это мне предлагаешь?! — Челси посмеялась. — Ну ладно, я согласна — если два красивых и умных человека встретились, то почему — нет? — Вот и я о том же. Ран и Челси сняли одежду, первым делом они осмотрели тела друг друга, не спеша бросаться в страсть. Только после этого они слились поцелуями, стали очень опытно и размеренно гладить друг друга, оба показали большой опыт в этом деле — в том, чтобы делать человеку приятно. Они особенно уделили внимание титькам, что Ран грудям Челси, что Челси — соскам Рана. Каждый из них при этом был полон гордости, каждый ощущал, как отыскал равного себе, как охвачен чувством показать себя тому, кого он уважает. Когда Ран раньше занимался сексом с Куроме и Вейвом, они не казались ему равными участниками отношений. Он напоминал скорее растлителя. В свою очередь Челси не считала точно так за равного Макото. Но вот Ран как раз был человеком ей подстать. К слову, занимались любовью голубки в чужом доме, где никого не было. — В любой момент могут вернуться хозяева, — напомнила Челси, когда Ран поставил её лицом к стенке, чтобы войти стоя. — Я знаю меня это возбуждает, — Ран вслед за Челси, снял с себя всю одежду, кроме тэйгу на голове, с его помощь блондин не только следил за окружающей ситуацией, но и мог через мысли Челси узнавать, как ей лучше. Ран нырнул головкой ей в вагину, познавал девушку, попутно стараясь доставить ей максимальное удовольствие. В частности Ран несколько раз подсовывал руку к влагалищу Челси, куда он посылал свой член, чтобы стимулировать его. Влага активно выступала. — Ох! Ах! — румянец охватил лицо Челси. Она, кажется, вся с головой ушла в то, чтобы принимать в себя член Рана. Блондин через некоторое время изменил позицию — он, по-прежнему стоя, дал Челси поднять одну ногу, он придерживал эту ногу и вновь отрабатывал Челси. Красавец периодически только постанывал, как и она. — Ты хочешь кончить? — спросила Челси. — Могу, но сперва я хочу, чтобы кончила ты, — заявил Ран. — В меня не надо кончать! — воспротивилась Челси. — Знаю — я достану… Ран ещё какое-то время услаждал себя, пока Челси не издала весьма выразительные звуки: — О, Ран, ты заставил меня кончить! Заставил!.. — Вот и славно… Ран, с улыбкой, вытащил член — Челси встала стоя. Ран дрочил себе прямо у самого влагалища Челси, смотря на него — и вот брызги спермы один за другим сорвались с его жезла. Надо ли говорить, какое удовольствие испытывал Ран? Они ещё попали все на половые губы Челси, разумеется, оставшиеся снаружи. *** — Ветер, небо, отдайте мне парня, который мне впервые в жизни понравился! Майн сидела и грустила в связи с исчезновением Тацуми. Она часто проводила время на вершине башни, глядя с печалью туда, где горизонт сходится с землёй — прочь от города. — Ты всё хандришь? Леоне подошла к ней. — Мне неприятно без Тацуми. Почему этот злодей забрал именно его? Майн обдул ветер — на вершине башни он гулял совершенно свободно. — Почему его? Хм, тебе было бы проще, забери смерть Лаббока? — Нет! Я вообще не хочу, чтобы она когда-то забирала! — Ну так не бывает, — Леоне выбрала себе место поудобнее. — Я уже думают, братуху Булата она нам не отдаст. Но да с другой стороны он — живущий сукин сын… — Мне нравился Тацуми — он хорошо относился ко мне. Лаббок, кажется, только попку мою хочет! А, кроме того, Лаббок любит говорить, что это у меня — грудь маленькая!.. Леоне посмеялась. Майн улыбнулась. — Знаешь, Майн, я не первый раз теряют друзей и товарищей. Но пусть боги позаботятся об их душах — а я предпочитаю веселиться и делать дело, за которое они пали. — Ох, ладно, я пойду с тобой! — Майн по тону поняла, куда Леоне хочет её сводить. — Попробую вести жизнь, как ты. Девушки распивали за столом всякое — Майн обычно равнодушно относилась к алкоголю, но сейчас решила выбрать самые вкусные сорта горячительного. Тем более работа приносила много средств. — Нельзя всё время откладывать, нужно тратить! — Да, — одобрила Леоне, — а то чего толку быть богатой и ничего не тратить на себя? Майн заливала в себя самые разные сорта, но в конце концов ей стало дурно. — Ох, желудок не снёс! Привычки нет! — Леоне на позитиве помогала Майн отойти от того места, где она блевала. Они вышли из той злачной норы, куда Леоне её затащила. Вокруг крутились проститутки, грубо ругались солдаты, весело базарили мелкие торговцы, выступали уличные музыканты, просили подаяния нищие, рыскали карманники и дремали в разных углах пьяницы и бомжи. На фоне этого два или три проповедника конца света призывали к покаянию и возвещали что-то про то, что царь демонов Белегурт освободился и скоро проглотил Солнце и Луну — экзальтированные фанатики призывали каяться перед Господом Эру, ибо в грядущем апокалипсисе уцелеют лишь праведники. — Леоне, ты как рыба в воде в таких местах… но не для меня они созданы, — Майн вела себя в такой среде не столь раскованно. На неё постоянно обращали внимание, как и на Леоне, особенно на формы и откровенный наряд последней — но той это было привычно. Майн брела за руку с подругой как немного в прострации, пока внимание не привлёк большой слон — это был не совсем обычный слон, а мумак, он же мамун — животное особенно крупной породы, у него мощные бивни, длинный хобот, ростом он таков, что возвышается над мелкими лачугами. Но самое главное — шкура мумака надёжно защищала его от стрел, потому для примитивных народов мумак был непобедим. К счастью, питается это чудовище исключительно растениями. На этом мумаке ехал всего один наездник, парень сидевший про этом в положении йога, что выглядело очень необычно — благо, широкая спина мумака допускала такое расположение. — Йон! — помахала ему рукой Леоне. — А, владелец Скипетра Власти, — Майн ранее его живым не видела, только слышала. — Леоне! Йон представлял собой статного молодого парня, носившего тёмные шаровары, верх его головы скрывала белая повязанная ткань, он также всегда ходил босиком. По национальности Йон принадлежал к средней нации Империи, жившей в центральной части континента, но по обычаям относил себя к традиции Джахилии и Пути Мира. У него были выразительные для мужчины губы. За его спиной красовался Скипетр Власти — достаточно длинный и песочного тона посох, его большое окончание — мало на что похожее — напоминало разве что сжатую и вытянутую раковину улитки. — Рад тебя видеть, Леоне, — обратился Йон. — Где ты достал мумака? В Сигельваре? — А где же ещё, моя кошечка? Впрочем, я путь держу не только из одного Сигельвара… Йон очень довольно простёр руку в сторону, откуда явился мумак. С того направления, сотрясая твердь, наступали настоящие махины из плоти, даже ещё более крупные, чем мумак. При этом разные — среди них полз даже кракен, выбравшийся на сушу; там шествовал чрезвычайно высокий великан, вероятно — ётун; среди них были многочисленные зверозубые медведи, прямоходящие ящеры, выше двух метров, как минимум; крупные травоядные рептилии с длинными шеями; носорог около пяти метров в длину, звероящеры, десятиметровый крокодил; на многочисленных ножках бежало даже нечто, подобное гигантской мокрицы, покрытое очень мощным панцирем. — Ого! — Майн, чтобы изучить как следует эту свору монстров, посмотрела в прицел своего тэйгу. — Армия опасных зверей! Это… для штурма Столицы! — Йон, мы узнали, что в стенах Столицы заключены чудовища более ужасные, чем те, что живут на земле сейчас, — сообщила Леоне. — Справится ли с ними твой Скипетр? — Это можно узнать только на деле, — отозвался Йон, достаточно устало, но довольно взирая на Леоне. — А пока я намерен попортить себе карму блудом. — Ха-ха! — посмеялась Леоне. — Ты как всегда любишь зверушек! — Только тех, кто похож на людей! — радушно посмеялся Йон. — У-ф!.. Майн осталось понаблюдать за тем, как Йон и Леоне скрылись под крышей. Они предварительно ещё болтали о всяком — грудастая блондинка бахвалилась всеми своими подвигами, рассказывала о том, как, кого и сколько она обыграла в карты, сколько выпила, сколько мужчин соблазнила, сколько времени провела за тем или иным тому подобным занятием. — «С другой стороны, живи я так, как она, мне не пришлось бы унывать. У меня не так много друзей…» Майн вспомнила о том, как в детстве её обижали за не такой, как у всех цвет волос. Агрессивная уличная шпана бросала камни. Эти злые и почти всегда чумазые, в обносках, босоногие — мальчишки и девчëнки гонялись за ней, кажется, стараясь выместить злость за их общее нищенское существование на самом дне общества. Или, возможно, они просто так реализовывали зло, пребывающее в природе всех людей. Майн хватали за волосы, били. Сколько раз кровь текла у неё из носа? Следы от побоев не проходили. У неё никогда не было даже нормальной одежды. У неё не было обуви, только ткань, скрывающая срам. Мальчишки сорвали её, они довели в тот раз Майн до животного ужаса. Голая и униженная, она думала, они её убьют или изнасилуют, но подростки не стали совершать первое, так как труп мог бы вызвать шумиху — шумиху, которой нет, когда её всего лишь постоянно избивают на глазах равнодушных прохожих. Что же касается изнасилования, то маленькие волчата ограничились только тем, что стали мастурбировать, заставили сосать у себя и брызнули на голую Майн каплями своего мерзкого семени. Кто-то хотел изнасиловать, но тут все вспомнили, что Майн вообще-то «нечисть» (как они её называли), потому воздержались. Но зато в рот Майн как следует отработали, а две девочки из числа хулиганок заставили Майн до оргазма вылизывать им вагины — так что не только мужчины, но и женщины проявили к Майн сексуальное насилие. — Эй, как смеете вы делать такое с беззащитной? — Надженда свирепо взглянула с коня на грязных негодяев. — Вы перешли все границы! Хулиганы и хулиганки начали оправдываться, но не смогли найти себе оправдания в глазах кого-то, чьи волосы тоже необычны. А тут ещё был Лаббок. — Колдун! Колдун! Лаббок поднял негодяев своими нитями. — Каково вам быть беспомощными, а?! Они все кричали и визжали, умоляли о прощении. Но подобно тому, как прохожие давали им избавить Майн, никто не подошёл даже спросить, в чём дело. Многие ещё и скрылись в домах, чтобы не привлекать внимание «колдунов». — Чтобы хорошо владеть моим тэйгу, нужно благословение фэйри, — Надженда имела в виду волосы Майн. — Давай опробуем, ты же хочешь отомстить? Майн стала стрелять, одного за другим уничтожая того, кто над ней постоянно издевался. С большой кровожадность Майн прожигала тела тех, кто был ей столь ненавистен. Пока она была поглощена ненавистью, Лаббок и Надженда обратили внимание на то, как быстро она стреляет в одного и переводит ствол тэйгу на другого. Чтобы уничтожить десять хулиганов у Майн ушло двенадцать секунд — Надженда даже считала. Потом они попросили Майн пострелять по дальним деревьям. Майн прекрасно поражала их через прицел. Потому не возникло больше никаких сомнений. — Мы ищем людей, которых, как говорят, прокляли или благословили фэйри, то есть тех, чьи предки жили на земле, где пересекаются наш мир и потусторонние царства… — рассказывал Лаббок. — Нам сказали, над одной такой девочкой тут издеваются, — продолжала Надженда. Майн в этот момент куталась в одежду, которую Лаббок снял с себя и накинул на неё. Таким образом у Майн появился выбор — либо присоединиться к делу этих людей, которые её спасли и за неё отомстили, не беря во внимание, что это за дело, либо остаться дальше жить в грязи и ненависти. Майн всегда потом одевалась в яркие и дорогие одежды, она всегда ходила чистой и ухоженной и стремилась подражать высшему сословию. Она хотела, чтобы у неё было много денег, чтобы было своё поместье, чтобы она никогда не вернулась в нищету — лишних людей она сторонилась, часто огрызалась на тех, кто совал нос в её дела. Вот так пошла её жизнь. — Эх… Сейчас Майн взглянула на мумака, севшего на землю, чтобы отдохнуть. Тут к его туше осторожно приблизились Шелли, Саё, Иэясу и Лаббок. — Майн, — подошла тут Шелли, — а где?.. — Йон и Леоне там, — указала Майн, — заняты делом. — О, я хочу посмотреть! — шагнул туда Иэясу. — Я не против, — не стала возражать Шелли. — Я тоже гляну! — Лаббок окунулся в этот любопытство с головой. Шелли приятно посмеялась. — О, Йон! Йон! — Леоне, обратившись в полульвицу, скакала наездницей, ублажая любовника, которому доставлял именно такой её прикид. — Леоне, — спросила как-то её Майн, — а тебе не обидно, что тебя называют продажной девкой? — Нет. А чего обижаться на правду? — Тебя это… — Меня это не ебёт, Майн. Просто не ебёт. Какое мне дело, что обо мне думают другие? Их языки не должны меня трогать. Пока я в этом уверена, моё сердце — спокойно. Лаббок и Иэясу наперебой исходились пошлыми шутками и комментариями. Саë и Шелли тепло и спокойно улыбались. Майн попросила воды — она выпила её много, после чего дала себе обещание не пробовать за раз столько много алкоголя. Акаме в это время осуществляла интимный акт с Вейвом — наш герой-моряк теперь за раз спал сразу с двумя сёстрами, ибо было бы странно для него мелочиться. Вейв любит сношать одну из них, в то время, как предмет его страсти сосёт вагину или делает куни своей кровной родственнице. Проще говоря, лесбийский инцест провоцировал сброс семени Вейва. Сейчас брюнет прочищал вагину Акаме. Её Куроме попросила вылизывать себе влагалище — чем старшая сестра и занималась. Куроме в ответ захватила своими замечательными ножками голову сестрицы, страстно жалась к ней бёдрами. Вейву нравилось, кроме всего прочего, глядеть на ступни Куроме — брюнет до того успел их тщательно вылизать. — Акаме! — Вейв, впопыхах страсти, озвучил имя той, чью вагину он с упоением обрабатывал. — Да, — отозвалась наша героиня, занятая вагиной Куроме — та сейчас особенно улыбалась, будучи очень довольна тем, что делает Акаме. — Я хочу кончить… в тебя! — Вейв привык к теплу и влаге, потому страшно не хотел сажать своё семя куда-то ещё. — Можешь кончить мне в зад, — Акаме страховалась по поводу беременности — увы, они жили не в том веке, когда презервативы находились в лёгкой доступности (если только не поделки из мочевого пузыря какого-нибудь скота). — Хорошо. Вейв покинул вагину Акаме, сходил к ёмкости с растительным маслом. Он надавил своим фаллосом, блестящим от смазки, на анус Акаме — нашей героине пришлось поморщить личико, покуда она его в себя принимала. Но ничего — ради друга потерпеть не жалко, тем паче Вейв не пребывал там долго. — О-о!.. О-ах! — стоны молодого человека не заставили себя ждать: Вейв сбросил в прямую кишку Акаме своих детей, которые теперь никогда не вырастут. Вейв после акта довольно лежал в компании двух сестёр, которые грели нагое тело мужчины с двух сторон. — Ах! Слушайте, а давайте я возьму вас обеих себя в жёны? Вы будете моими жёнами! — Я не против, — отозвалась Куроме. — Я предпочту оставаться любовницей, — ответила Акаме. — По крайней мере — в ближайшее время. — Я думаю, что скажет моя семья… — Они не будут возражать, если мы не ибри? — решила узнать Акаме. — Не думаю, они у меня очень добрые по отношению к другим народам… Я думаю, они будут вдвойне рады, если у меня будет две жены! Ведь это же такая радость, если подумать — две жены! Хорошие родители — а они у меня, несомненно, хорошие родители — хорошие родители будут непременно радоваться за успехи своих детей! Порт. Группа из нескольких лиц в жёлтых плащах привлекает к себе много внимания. — Граждане Империи! Добрые граждане Империи! — очень звучно обратился Сюра к народу на площади. — Указ Императора — слушайте и не говорите, что не слышали… Нам стало известно, что проклятые ибри состоят в преступном союзе с коммунистами! Они на своих тайных сборищах обсуждают планы уничтожения всех нас! Именно они отравляют колодцы, а ещё похищают ваших детей для того, чтобы пить их кровь! — пел свой навет Сюра. — Граждане Империи, я напоминаю, как всегда было известно вашим отцам, эти псы — ибри — свято верят в то, что мы демоны! Они свято верят в то, что души наши от царства демонов, которое они называют Клипотом!.. Они не считают нас за людей! Даже если вам кажется, словно они тепло и улыбчиво общаются с вами, то знайте — за их улыбками кроется ложь! Ибри думают только о том, как бы отомстить нашему народу за века притеснений! Но не думают они, ибри, что травим мы их только за зло! За то зло, которое они несут нам! Вот видите, как отплатили нам они?! Император разрешил им жить и даже исповедовать свою мерзкую веру, придуманную Майроном Нечестивым! А они в ответ вступили в союз с заклятыми врагами Империи — с коммунистами! Граждане Империи, я напомню вам главные заповеди их мерзкой веры! Сюра раскрыл какую-то книгу: 1) Эру — враг мира; 2) дьяволы должны почитаться как источник всякого земного благоденствия; 3) люди должны предпочитать несправедливость справедливости; 4) во всëм должны поступать бесчестно; 5) должны быть жадны и корыстны; 6) отцы должны воспитать своих детей так, чтобы они стали впоследствии плохими родителями; 7) бедным не следует покровительствовать; 8) козы должны быть убиваемы до достижения зрелого возраста, согласно обычаю ибри; 9) дьяволам должны приносить в жертву добрых и благочестивых людей, как это делают ибри; 10) люди должны быть жестоки, мстительны и кровожадны. Данный перечень якобы заповедей, поражал своим идиотизмом — если он восхваляет зло ради зла, то почему «враг мира» представлен как субъект отрицательный? Но Сюра продолжал. — Скоты ибри, — продолжал Сюра, особенно не думая он тонкости и банальной стройности своей лжи, ибо искренне считал, что большинство — идиоты, — они мнят, что все вокруг злы, но им в голову не приходит, что злы на самом деле они! Между собой они сговариваются; раз в год главы их кагалов собираются на старых кладбищах, чтобы обсудить свои планы и рассказать, какое зло они творили нам! Нас — не ибри — они за людей не считают! Для них мы — бесы Клипота! Скверные и злые люди ещё имеют наглось обвинять нас в том, что зло мы — но мы знаем истину! Сюра дальше рассказал о том, как были пойманы на старом кладбище главы кагалов, где они собирались обсудить свои планы. — У этих злодеев в домах мы нашли так называемые «Протоколы мудрецов»: из них мы узнали, что ибри намерены свергнуть всех монархов и установить своё правление, имитируя демократию! Теперь вы понимаете, как злы эти люди! Спрашивается, почему во все времена всегда все знали, что они злы?! Так потому что, наверное, не люди они — а мировая чума! Они — дегенераты! Из «Протоколов» нам стало известно, что давным-давно в далёкой стране Та-кемет слуги зла — во главе с Чёрным фараоном — смешивали расы, чтобы вывести расу наиболее зловредную, расу, у которой нет души — они вывели ибри! Если мы хотим спасти себя, мы должны убить каждого ибри, который нам встретиться! Это будет наша борьба! С собой, кроме агентов Дикой Охоты, носивших жёлтые плащи, Сюра привёл отряд, набранный из националистов, которые ненавидели ибри за то, что они принадлежали к другому народу. Этим силам Сюра приказал взять дома влиятельных ибри. В порту среди торговцев их жило много. — Имущество этих скотов мы раздадим тем, кто в нём нуждается! Сюра пообещал отдать все сбережения гонимых тем, кто будет участвовать в гонениях. Потому желающих посадить на вилы проклятых и жадных ибри нашлось немало. До этого дела дошли силы уличных отморозков, стихийной толпы — напряжение в обществе росло, потому его взрыв обрушился на национальные меньшинства. — Да будет очищение! Разгневанные горожане врывались в дома ибри, хватали детей из рук матерей и бросали на твёрдый пол, где, кричащих от ужаса и боли, забивали ногами; женщин и молодых девушек — насиловали и лишали жизни подручными предметами, по итогу чего ещё старались запихнуть бутылки им во влагалища. Мужчин и стариков либо губили сразу, либо ещё издевались над ними. Так как анклавы ибри занимались по большей части бизнесом, им предоставилась возможность много чем поживиться. Во дворах домов ибри разводили костры, в которые бросали их священных тексты, полные ненависти ко всем, кто не ибри, но, что самое важное, там сжигали всю документацию, особенно то, что было связано с долгами. На всякий случай. — Враги Империи! — Сюра лично ворвался в дом семьи Вейва, сам указал на его родителей. — Хватайте! Несчастные родственники не знали, в чём их обвиняют. Мать Вейва была женщиной уже не такой уж юной, но это не помешало Сюре сорвать с неё одежду и изнасиловать в два нижних места. Попутно злодей хватал женщину за груди, он откусил ей соски, засунул иголки во влагалища, собственными пальцами вырвал глаза. Злодей, предварительно снявший одежду, весь искупался в крови. И так как он набрал себе отряд из отборных головорезов, то со всех сторон от своих Жёлтых плащей сын министра слышал только одобрения. Садистам попался двенадцатилетний младший брат Вейва — они сорвали с мальчика одежду и пустились насиловать его. Когда от этого мальчик обгадился, его заставили есть собственное окровавленные дерьмо. Пожилую женщину, которую злодеи наши на веранде, они схватили, стали прибивать гвоздями к полу, схватили бутылку и постарались засунуть как можно глубже во влагалище. При этом со всех сторон выродки сыпали стандартными обвинениями против народа ибри — но по большей части их обвиняли за то, что они просто есть на свете и за то, что они рождают детей. Садисты, когда запихивали бутылки во влагалище старой женщины, бранили её лишь за то, что она в своё время породила на свет потомство. Отца семейства обвиняли за то, что они тут просто есть. Его Сюра приказал особенно не трогать и убить последним, чтобы этот мужчина мог видеть те ужасы, которые они творят с теми, кто был ему ближним. Но, что самое главное, Сюра во время этого ада испытал огромное удовольствие, он ощутил своё единение с мировым полем глобального зла, которое охватывает половину бытия, если не весь плотский мир. — О, Зло, как я люблю тебя! — обратился Сюра к этому «мировому полю». — Как я люблю тебя! Как мне хорошо творить тебя, делать так, чтобы тебя становилось больше!.. О, видят боги зла — душа моя ликует, когда тебя, Зла, становится больше на этой Земле! Дай мне весь мир, Зло, мне было бы мало уничтожить его одного! Сюра устал после всех этих погромов и этнических чисток. Он действительно приказал раздать имущество ибри. Однако тут ему пришла в голову иная забава. Часть имущества, прежде всего денег, злодей приказал собрать на одном месте под крышей. Когда народ запустили, то началась давка, охваченные жадностью до материального, они бросились бороться и обгонять друг друга за деньги тех, кого они убивали. И вот, когда всё под крышей наполнилось людьми, по плану Сюры эта крыша обвалилась! Это было не единственное, что совершил злодей — ему поступило много жалоб на то, что во время погромов пострадали не только ибри — так, например, под общий шум соседи свели счёты с соседями, убили несколько человек из налоговой инспекции, ограбили несколько купцов, которые не имели никакого отношения к ибри. Сюра публично пообещал наказать тех, кто злоупотреблял положением. Его люди опросили свидетелей, но спрашивали не только о тех, кто что-то такое делал, но и в первую очередь о тех, кто бездействовал. Было замечено, что некоторые люди помогли сбежать некоторым ибри, укрыли их у себя — их судили особенно жестоко. Сюра, как идейный садист, пообещал прощение тем укрывателям, которые публично казнят тех, чью жизнь недавно спасали. Ох, как ему нравились их моральные муки! Как и его отец, Сюра особенно ненавидел добродетель — всё доброе и светлое, всё, что шло от любви и сострадания, стало столь же противно его сердцу, как то было противно и омерзительно Онесту. Было и некоторое количество тех, кто отказался участвовать в погромах — некоторые люди отказались на основе пустых слов казнить целей народ, особенно детей. Вот их-то Сюра, когда провёл оперативное расследование, и обвинил в том, что это они громили тех, кого не было приказано — то есть своих сограждан. Сюра приказал публично казнить «сторонников ибри»: — Нет пощады врагам народа! Казнить врагов народа! Чтобы создать иллюзию глобальной поддержки народом таких мер, Сюра платил кликушам, которые призывали народ к патриотизму, к борьбе с врагом, который скрывается среди нас. — Внешний враг, Сюра, вот кто развязывает руки тирану, — поучал его Онест, и Сюра всегда помнил уроки своего мудрого отца. Сюра обвинял другие страны, в первую очередь Артасанию и коммунистов, он обвинял национальные меньшинства, которые ненавидят большинство, он обвинял священников, которые проповедуют против власти, установленной Эру, он обличал гражданских предателей, трусов и паникёров. После всех этих трудов, на которые ушло несколько дней очень плотной и плодотворной работы, Сюра остался доволен. Но глубинное желание творить зло, которое он ощущал в душе, не давало злодею перевести дух. — Жена и дочь Болса! — вспомнил о них Сюра. — Я не забыл про вас!.. Пока Сюра развлекался, агенты, работающие на Революцию, собрали для Ночного Рейда по всей Столицы и в окрестностях многочисленные запросы на ликвидацию Дикой Охоты — и в первую очередь самого Сюры. — Онест дошёл до того, что выдал неограниченные права и средства Дикой Охоте: он просто проводит террор внутри Столицы. Они каждый день ищут «врагов народа», они обвиняют людей в том, что они своим колдовством навлекают чудовищ, они везде ищут коммунистов и предателей! Такие слова ожидали наших героев, когда они наконец прибыли и встретились с агентами Революции. Пока шло дело, на собрание в большом доме подскочила Челси — а вместе с ней — и Ран. — Ран! — Куроме! Вейв! Надо ли говорить, как были рады они встречи?! Ран обнялся с Вейвом, потом с Куроме. Челси изложила Надженде причины, почему Ран готов помочь им, она также сослалась на то, что ей были открыты мысли Рана благодаря Созерцателю. — Угу, у Рана есть коварный ум, как ты говоришь, у него есть совместимость с Созерцателем, он может без проблем общаться с Серью — тогда, как насчёт плана Тацуми? — рассудила Надженда. Она подошла к Рану и изложила ему идею. — Серью — человек слишком импульсивный, узнав, что её использовали, она с головой бросится мстить. Но с другой стороны идея ваша хороша, — одобрил Ран. — Тогда я могу рассчитывать на твою работу в этом направлении. — Я только скажу вам, генерал Надженда, что никогда не поддерживал глобальной революции. Такие большие дела всегда приводят к рекам крови. Я боюсь, что как в Артасании, на место Онеста придут людоеды-коммунисты. Я лично много общался со знатью, бежавшей из Артасании, они говорят, что там действительно пришли к власти настоящие безумцы. — Я знаю, Ран, я общалась с Булатом, которые сам видел, что собой они представляют. Я могу обещать только то, что я сделаю всё, чтобы у нас не было такого. Но, Ран, Онест всем омерзителен, он сделал так много, что люди не могут больше терпеть. Под его контролем — только Столица — больше нигде нет его власти. У нас в десятки раз больше сил, эти силы полны желания взять Столицу, выкинуть весь нынешний гос.аппарат к чёртовой матери. У нас разные предпочтения, кто-то хочет ведь на троне Императора, кто-то хочет парламент, кто-то хочет коммунизм, у нас даже есть анархисты, которые вообще хотят ликвидировать государство как институт. Но наша основная сила — это лорды, которые устали жить под произволом только шайки из Столицы. Уж больно много зла они натворили… Ран, я знаю, что никто уже не удовлетворится внутренним переворотом. Более того, Ран, я скажу тебе прямо — только ненависть к Онесту сплочает всех нас. Если его не станет, мы можем сами стать морем, которое будет переливаться волнами насилия туда-сюда. Вот почему мы не стали убивать Онеста. Мы могли бы убить его — могли много раз, но он должен жить до тех пор, пока наши войска не войдут в Столицу. Тогда, когда нас всех соединит эта победа, мы сможем договориться на таких условиях, чтобы не остановить хаос. Так что, Ран, я больше, чем Онеста, боюсь именно хаоса, который поглотит нас. Выслушав эту речь, Ран какое-то время молчал, после чего кивнул. — Совершенно верно, вам виднее с той стороны баррикад. Что ж… мы стоим над бездной хаоса. *** Когда Эсдес легла спать, ей, в состоянии, близком к погружению в забытье, явился голос: — Эсдес, твой отец хочет отчаянной борьбы между тобой и твоей сестрой, — с ней говорил ледяной жрец (Эсдес не удивилась, так как Армандра предупредила о том, что ледяные жрецы обладают ментальными силами). — Он желает бойни до конца… — Если он хочет бойни до конца, то пусть приходит сам. Будет ему бойня. Ледяной жрец промолчал сперва, потом предупредил: — Учти, Эсдес, гнев Итаквы скоро потеряет берега! — Пусть приходит хоть всем морем! Давай! Скажи ему, чтобы он не тянул время. Я не та, кто пляшет по дудочку своего заклятого врага! — Хорошо, Эсдес, ты сама напросилась… Тацуми учился метать молнии — он взмахивал рукой и слал разряды либо в виду луча с чистого неба, либо разил сжигающей плетью с рук. Седна-Табуко приветливо следила за ним. — Твоя мать — Армандра — умеет разить громом, а ты? — обратился он к своей подруге. — Ну… Я в принципе по всякому умею, но предпочитаю делать так, как делал мой отец. — Как? Табуко взглянула на линию горизонта — Тацуми успел уловить лишь всполох от лица Табуко — мощный взрыв почему-то в виде креста протянулся более чем на сотню метров. Хотя он случился на расстоянии примерно в пять километров, если не больше, ударная волна докатилась и до них. — Это сила твоего отца? — Да — он был Ангелом, — прелестно улыбнулась Табуко. — Ладно… Тацуми боролся с Табуко в качестве тренировки — один удар за другим находил на эти щиты-многогранники, которые возникали по желанию Табуко. Она, чтобы просто не стоять стеной, активно перемещалась, вынуждая Тацуми целиться и столь же живо двигаться. — К слову, — Эсдес осмотрела свой Акулий клык, замечая, что он покрыт трещинами и пробоинами, — сестра, а ты умеешь драться без колдовства? — Никогда не училась. — А жаль. Она показала свой шингу Шончину. — Я могу попробовать его залатать, возможно, даже сделаю сильнее, но… не уверен. Могу и сломать. — Ты довольно внушительный, так что я не буду злиться, если что. Эсдес отдала свой Акулий клык Шончину. Он воззвал к духам огня, которые накалили до красна рапиру. После шаман попросил Эсдес самой остудить её. Она взяла оружие в руки, отчего оно вернуло прежний оттенок, но без трещин или следов коррозии. Эсдес ткнула в сторону ближайшего булыжника, отчего цельный камень оказался разделён предельно ровно. — Спасибо, старче, по крайней мере хуже ты его не сделал. Подул грозный ветер. — Армандра! Эсдес! Это звучали голоса ледяных жрецов, исходя прямо из центра надвигающейся бури. — Итаква требует от вас боя насмерть! Он желает… — Он не получит того, что желает! — громко ответила в бурю Армандра. — Народ Бореи изведал свободу, потому теперь никто из нас не захочет жить под тиранией отца! Нам есть с чем сравнивать! С рабством мирится тот, кто ничего иного в жизни не видел и кому нечего терять, кроме своих пут! Давай, Итаква! Папаша, выходи на бой, хватит прятаться в небесах! Иначе вся Борея увидит, что ты — трус! Когда Армандра нарекла своего отца-тирана трусом, то небеса громыхнули — гневная высь полила молниями, столь щедро и плотно, что вспышки от них залили всю долину, а грохот заглушил даже свист мощнейшей бури. Однако весь этот небесный гнев натыкался на постоянно возникающие сегменты барьера — одна лишь Табуко их не пускала, да ещё без усилий. — Итаква, это всё, что ты волен?! Это вся твоя сила?! — бросила ему вызов Армандра. — Хватит детских игр, покажись сам! И Итаква появился — среди ока урагана возникли два огонька, вокруг них выступили очертания гуманоида. В виде фигуры из тьмы, разминая острые когти, проклятый тиран, насильник и убийца начал спускаться. Владыка Ветров шагал своими непропорционально крупными стопам, что были с перепонками, как бы по невидимым ступеням. Его глаза особенно ярко полыхнули — две эти точки сосредоточения зла обрушили два красных луча, которые уткнулись в барьер. Табуко пришлось уже напрягаться, чтобы не пускать врага. Насыщенные рубиновые лазеры пытались прожечь её бастион. — Давай, объединение сил! — воскликнула Эсдес. Она придумала эту технику и они использовали её: световая аура Табуко материализовалась в белый эфир, он слился со льдом и снегом Эсдес. Там, где они закрывались за барьером, выросла фигура, ростом равная Итаква — эта дева состояла изо льда, пронизанного светоносным эфиром Табуко — и в руках её рапира состояла как из чистой магмы. Шончин оказался скрыт в её рукояти. Табуко — в сердце, Эсдес в выше в груди, Тацуми и Армандра оказались в глазах. Они испускали электричество, которое заставляло всё тело божественной девы сверкать и искриться. Враги Итаквы соединили разные стихии и энергии, как придумала Эсдес, чтобы вместе, используя способности каждого — дать отпор злодею. Языки плазмы послужили гривой и шевелюрой для этой сущности. — Получи, папаша! — Эсдес подняла рапиру — она удлинилась, идя концом против лучей Итаква. Он сам взревел, когда пал на землю, вся пустая долина раскололась от его падения — целые массы камней полетели в небо. — Давай, Шончин! — приказала Армандра. Шаман заставил своего духа открыть врата — розовый треугольник возник рядом с ними. Итаква в ярости наскочил — Эсдес воздвигла ледяной щит, который встретил его пинок: это — впрочем, по плану — привело к тому, что их выбросило за врата. Портал закрылся. Дева-воительница и его враг очутились на поверхности одной из необитаемых планет, где простиралась только унылая пустыня под тонкой атмосферой далеко от звезды. Теперь они могли биться, не боясь, что народ Мира Ветров пострадает…