Poison

      Она сдерживает себя из-за мнимого осуждения, которого опасается всем своим простреленным насквозь нутром.       Истуканом стоит в громадном холле отеля, в краски и сложность интерьера не вдаваясь и смотря только под ноги. Деньги за номер уже покоились на стойке ресепшн, девушка заселяла её в номер на пару суток, и осознание действительности сокрушало Харуно по кускам. Плешивые ошмётки рассудительности пропитались кровью где-то глубоко внутри, за ними следом выдержка сдавала позиции, превращаясь в уязвлённую точку, подсвеченную красной мигающей лампочкой. Не раз предлагали пройти терапию, дабы от грызущего и сжирающего стыда избавиться, но не помогали даже групповые сеансы, прославленные высокой эффективностью, и профессиональные психотерапевты со своей блестящей методикой. Она приходила с них помятая и, сбрасывая вещи, тряслась от вырывающихся эмоций, сдерживаясь только ради Сарады.       Сарада и осуждение. Из-за них больше десяти лет она опрометчиво держалась на дистанции ото всех, давая одному Шикамару дозволение на приближение и разговоры с ней. Всё остальное казалось вражеским и готовым прижать к её виску прохладное дуло заряженного пистолета. От прежнего «я» осталась горстка пепла, изредка подкидываемая в несущееся пламя собственных раздумий. И сколько бы ни убеждали её, что выбранное поведение и отрешение от всего перейдёт плавно в смертельную катастрофу, Сакура не внимала ничьим словам, оставаясь верной убеждениям, что диктовал внутренний голос. Никто из них не познал и капли тех терзаний, существующих с момента исчезновения близкого человека. Им не дано рассуждать об её потерях и осуждать утраченную веру лишь за то, что правда Сакуры отличалась от какой-либо другой.       В конце концов, даже Шикамару и Какаши были на её стороне, хоть и не поддерживали всего безобразия. Первый видел одну бессмыслицу в разговорах и поучениях, уже толком поняв Харуно и прекратив попытки. Второй отличался: с одного предложения увидел всю проблему, которую она не считала таковой. Все трое являлись взрослыми людьми. Воспитывать друг друга никто не собирался       Кабина лифта везла её на восьмой этаж слишком медленно. Шебуршание в шахте навевало определенную степень паники, но, совладав с плохими домыслами, Сакура лишь вздохнула, отвлекшись на меняющиеся числа на электронном табло. Двери разъехались с натужным скрипом, и ей захотелось выйти как можно быстрее, чтобы оказаться на безопасном расстоянии от шаткой конструкции, не меняющейся из десятилетия в десятилетие. В просторных коридорах стоял аромат свежего постельного белья, с нижних этажей поднимались запахи блюд, приготовленных на ужин, а диффузор по расписанию распылял цитрусовый букет. Выходящие из своих номеров постояльцы окидывали Сакуру любопытными взглядами — всё из-за формы и строгости лица с затвердевшими от перенапряжения мышцами. Все копы выглядят так, словно пять минут назад со скукой смертельной выезжали на новый вызов, а сейчас уже неслись на отдых, еле ноги отрывая от земли. Ей было что высказать смельчакам, посмевшим в спину ей крикнуть оскорбительные цитаты, но не для того она здесь.       В этот унылый и промозглый вечер Сакура не была тем славным и продуктивным детективом.       Тридцать восьмой номер непозволительно долго возникал во снах местом её смерти. Две цифры прожигали неугасаемым огнём кожу, подпаляя все памятные фрагменты учебной жизни. Тот сладкий и беззаботный период, когда все проблемы крутились вокруг переписывания лекций и оправдания прогулов, пока не нагрянула практика, до неузнаваемости переменившая привычное и неспешное течение размеренных и поминутно расписанных дней. — Прямо сейчас за моей спиной возвышается здание отеля…       Корреспондента отталкивают офицеры, не пожалев и всю телевизионную группу. Огораживая жёлтыми лентами новоявленное место злосчастного убийства, они, следуя протоколу слепо и безоговорочно, отбрасывают от помеченной территории всех, кто желает на минутку посмотреть на координированную работу прибывшего на место оперативного состава. Вбежавшие в здание криминалисты оставили позади себя гул репортеров и журналистов, за ними, поспевая, шли детектив, судмедэксперт, лениво зевнувший и ухватившийся сильнее за свой портфель; отряд экспертов из отдела баллистики, вызвавшийся самолично посмотреть и изъять нужный материал для изучения. Каждый уж точно не считал нужным поболтать с надоедливой прессой, продолжая отчужденно реагировать на их дикие выкрики. Так и поступила Сакура, идущая по правую руку от профессора Какаши. Её поток уже давно оказался на восьмом этаже, а она всё не решалась выйти из машины, задерживая и себя и ждущего её Какаши. Он не показывал раздражения или нетерпеливости, чутко ощутив взвинченное состояние ученицы. Он знал, с чем столкнётся она, стоит ей только выйти из кабины лифта на треклятом восьмом этаже, и его тревожила излишняя эмоциональность Харуно… И с непонятным для неё сожалением Хатаке похлопал девушку по плечу, приободряя. — Если захочешь уйти, — схватив её онемевшую ладонь произнёс он, — то говори мне сразу. Не мешкайся, понятно? Не задерживай работу другим людям и себя не мучай.       Хотела бы она думать, что все его предупреждения тогда были ненужным волнением. Но Какаши никогда просто так не возмутится, ровно как и не станет расходовать нервы на что-то пустяковое. В тот душераздирающий и незабываемый по-плохому момент на нём не было лица, а смоляные зеницы останавливались на Харуно чаще, чем за все годы обучения. Вспышки фотокамер и оглушающие просьбы выстреливали совсем рядом, противные вопросы не давали в полной мере сосредоточиться на важной задаче. Ей было непривычно укрывать себя от объективов и не искать поддержки, Хатаке же шёл возле неё, абстрагировавшись от жёлтой прессы и оставив одно розовое пятно в кругозоре.       Не хватило духу взять и просто войти в номер, не издав при этом ни звука. Сакура облизнула пересохшие губы, подцепила зубами омертвевшую кожицу и сорвала её с нижней губы, вставляя ключ в замочную скважину. В недрах её вулканом поднялось смятение и порабощающая жалость к себе, что только вредила, но, отшатнувшись от любых горьких и разрывающих внутренности мыслей, она прочувствовала необходимость закрыть за собой дверь. Закрыть так плотно, чтобы никто не увидел скатившейся по щеке слезы, кроме одной души, поселённой в номере сорок восемь.       Сакура не верила в сверхъестественное, будучи одним из главных детективов их города, на чьи плечи было возложено расследование целого списка безобразных и тошнотворных преступлений. На свою дурную и юную голову она удачно привлекла внимание Цунаде, женщины, чей тон голоса слышен был в двух кварталах от тебя в любой точке города и под чьим руководством работники не знали о таких словах, как поблажка и милость. Все остальные детективы города грелись под летним солнцем в жаркую пору наступивших летних месяцев, изредка выбегая на ограбления и задержания и ещё реже бывая на собраниях в здании регионального управления. Им не приходилось сталкиваться с Сакурой лицом к лицу, но чтили её большинство, как и большинство презирало.       Мозг им невыносимо выжигал ядом и раскалённым кнутом факт, что в чём-то их превосходит женщина младше них, да ещё и специализирующаяся на всех убийствах и похищениях. Додумывая, они предполагали, что она насмехается над ними, забирая все громкие дела себе и присваивая титул неповержимой.       Среда. Сакура находит ребёнка, девочку десяти лет, лежащую в пропахшей гнилью канаве. Пропавшая без вести недели две назад, она нашлась под мостом, и трава вокруг её мертвого тела была истоптана, отчего вся кровь в Харуно застыла, и её согнуло пополам от рвотных позывов. Позже аутопсия подтвердила, что упокоенную в небесном мире детскую душу жестоко избили, глубокими надрезами украсили запястья, словно надели алые браслеты, а завершающим актом стало изнасилование.       Харуно не сумела выстоять. Она не вытирала слезы перед родителями, пока сообщала всё случившееся. Её рёбра сковало пронзающей изнутри болью.       Суббота. Сакура отпивала чай с лимоном. В кабинет ворвался офицер, блестя каплями пота на лбу, и его беспокойное рваное дыхание остановило затею покушать в свободные минуты. Бежав по лестнице вниз, одновременно слушая отчёт подопечного, Харуно постукивала себя по животу, унимая тот отвратный и не подходящий к ситуации вой пустого желудка, требующего еды. Неизвестный ей мужчина в деловом костюме стоял у стойки в полицейском участке и показывал всем окровавленные ладони, опасливо и испуганно озираясь по сторонам. Ещё утром его галстук, любовно завязанный женой, и рубашка, до завидной белизны постиранная и выглаженная, были в идеальном состоянии, чем смущали торопливых нерях.       Его товарища убили перед ним в деловой башне. В переговорную, расположенную на предпоследнем этаже, с длинным столом и стульями, подписанными для каждого члена комитета по борьбе с коррупцией, ворвались переодетые в новых сотрудников преступники, конкретной целью которых было отнять жизнь у определенного человека. Им не нужны были бесчисленные деньги, активы, несметная власть и приличное состояние убитого. В доказательство выполнения поставленной перед ними задачи на хирургическом столе судмедэксперта лежало бездыханное мужское тело. Пуля тяжёлого калибра пробила лёгкие, а затем пропитую печень. Шанс на спасение был ничтожно мал.       Вторник. Сакура с оперативной группой вламывается в квартиру одной пожилой женщины после жалоб на омерзительный запах, поселившийся в их пятиэтажном доме. Первым из двухкомнатного помещения выбегает чёрный кот. Она не обращает внимания на ужасный запах, от которого разбежались вмиг соседи в коридоре, где все настенные лампы барахлили и отдавали грязно-оливковым светом. Её волнуют следы тёмно-бордовой крови на кошачьих лапках, и, не моргнув, Сакура проследила дорожку, уходящую вниз на первый этаж. Проходя внутрь, девушка жмурится, привыкая к непревзойденному аромату разложения. Будто в первый раз вдыхает его, подавляя рвотный рефлекс и у губ держа сжатый кулак на всякий случай. Разбросанные повсюду коробки пиццы с недоеденным испортившимся содержимым создавали атмосферу помойки, и летающие трупные мухи жужжали, озабоченно и благоверно круги над трупом наворачивая.       Четверг. Её вновь выдергивают из кабинета. На этот раз патрулирующие офицеры нашли ранним утром тело тридцатилетней проститутки, выброшенное у свалки в промзоне. Вспоротое брюхо, обезглавлена, и под сломанными ногтями забилась мокрая земля — результат отчаянной борьбы и попытки спасения. Дождь шёл ещё вечером, а в предрассветные часы город окатило жарким зноем.       Пятница. Документация до десяти вечера. Заполнение отчётов, подписание бумаг, проведение общего собрания и оглашение итогов прошедшей недели. Неубедительно всем желает хороших выходных и одобряет проделанную работу, благодарит за кропотливое и старательное выполнение работы. Им удалось без потерь задержать наркоторговцев и изъять приличное количество амфетамина.       Воскресенье. Сакура не успевает заглушить подушкой трель телефона и сонно отвечает, не разлепляя век и видя в голове сон. В четыре часа утра может побеспокоить только ещё более сонный Шикамару, разбуженный звонком граждан, попавших в беду. Им срочно нужно выехать на городской пляж, там нашли очередного подростка, убившего горе в себе таблетками, что в свою очередь были запиты двумя бутылками текилы.       Это вертится вокруг неё регулярно. Во всех невыносимых и кошмарных случаях участие её обязательно. Харуно приезжает с Шикамару, по пути убеждая себя, что выдержала сотню трупов и выдержит столько же, какими бы они ни были. Ведь этому учили её лучшие преподаватели академии. И, усмехаясь заявлению глупому, Сакура осознаёт раз за разом, что не может взять и отвести взгляд от тела или пожаловаться на чертовщину, потому что её засмеют. Или начнут жалеть. Или скажут, что сама виновата и что детектив — сугубо мужская профессия, требующая нервную систему из непробиваемой стали. В основном такое она слышит от своих же коллег, занимающихся одними ограблениями и мелким воровством чужого имущества, и недалекие умы их и слабая выдержка не справятся и с долей её практики.       Это известно всем. За это Сакуру и высмеивают.

***

      Потерявшись в себе, она не замечает, как проводит всю ночь сидя напротив ванной комнаты с распахнутой дверью. Золотисто-жёлтый свет льётся широкой струёй в коридор, охватывая вытянутые женские ноги. Все остальные комнаты погружены в молчаливый сумрак, осуждающий её за проявленную слабость. Окна пропускают толику уличного освещения, и в целом ей хватает одной лампы в ванной, чтобы видеть то, что нужно. На прогретом паркете разложены все детали убийства Артура, начиная с отчёта первого прибывшего офицера и заканчивая заключением судмедэксперта. Резюмировалось всё письмом от криминалистов и целым пакетами вещдоков. Фотографии с места преступления лежали последовательно и ровно, точно по линейке. Кажется, до работы осталось два часа, а она так и не сомкнула глаз, ни на шаг не продвинувшись в своём расследовании. — Я теряю хватку, тебе так не кажется? — спрашивает Сакура, разминая шею. — Раньше трудностей особых не возникало.       То же осуждение в звенящей тишине. Оно окропляет самоуверенность её гадостным плевком. Унизительным и ничем не отличающимся от критики других детективов. Но тут Сакура готова прислушаться и подействовать так, как скажут ей. Однако, в молчании тяжелее распознать истинные соображения. И темнота, расступившаяся вокруг неё, но поджидавшая удобного мгновения, готовилась вцепиться когтистыми лапами в ослабленную плоть. В сорок восьмом номере престижного отеля Сакура не являлась детективом с непоколебимой выдержкой и стойкостью, годами набиравшей силу.       В сорок восьмом номере она всего лишь человек, которого легко убрать, если постараться.       И убитая Ино знает это, как никто другой.       Собравшиеся сотрудники оперативной группы не тратили ценное время, чтобы проникнуться терпким сочувствием к незнакомой студентке. Их даже выбешивал такой распорядок: прибывшие ученики мешались под ногами, не зная, что им делать. Их определили сюда по случайной ошибке, привели самого Какаши, не желающего успокаивать каждую нежную душу, и одна Сакура не отходила от лифта, боясь ледяную руку реальности принять. Заставил передумать взор Хатаке, сотканный из сплошной немой злости и жалости. Убранство отеля не впечатляло её, разодетая прислуга изредка мелькала у носа, предпочитая оставаться в служебных помещениях.       Повеяло бессилием. Оно задержалось в груди, проросло корнями, обвивающими ребра, одно за другим сжимая их. Надтреснутые надежды кололи, впиваясь занозами. Харуно задерживалась непозволительно долго, не проходя в номер, но и предчувствие её никогда не обманывало. Сердито выругавшись, Какаши велел убраться двум бездельникам прочь из здания, поменяв перчатки, и под прямым взглядом Сакуры выбросил их в специально отведённый контейнер. Каждый палец был изрядно запачкан кровью, ею пахло на каждом сантиметре, и осознание смерти Яманаки далось ей мощнейшим ударом, расколовшим несбыточную веру. Да, она слышала об этом ещё два часа назад, собираясь со всеми в общежитии на выезд. Но до последнего хотела верить, что это снова неоправданные сплетни первокурсников. Разум по накатанной отводил все опасные предположения, защищая тонкие нити душевного равновесия от летящих со свистом лезвий. С нижних век на пересохшие губы скатывались слёзы, что долго и томительно подавлялись всеми иллюзорными надеждами. Смахнув капли с щёк, Сакура шмыгнула носом, с отрицанием принимая участь, уготованную для неё. Выходов больше не оставалось. — Прости, что мне не хватило смелости посмотреть на тебя в тот день, — шепчет Харуно в пустоту ненавистной комнаты, в порыве накатившей истерии оттолкнув от себя все вещи, — прости меня, Ино. Ты смеялась над слабостью, а я стала её воплощением.       Её нашли в ванной. Уборщица просто посчитала нужным зайти внутрь и убедиться в том, что всё хорошо. Везде горели люстры, освещая комнаты, из спальни раздавался пятый по счёту телефонный звонок. Куда теперь направилась женщина, уволившаяся сразу после инцидента, Сакура не знала. На одной из фотографий она видела расположение Ино, и того стало достаточно для целостной картины, запечатлевшейся навечно в подкорках памяти. И видела кристально-чисто её здесь, неподалёку, даже сейчас. Те мягкие светлые пряди, никогда не путавшиеся при укладках, что окрасились в бордовый, и вместо заколок виднелись куски серого вещества; глаза, пробирающие до мурашек своей красотой и пленящие очарованием остекленели в одну секунду, утеряв живость и искренность, мёртвыми и пугающими став; пухлые губы, подкрашиваемые блеском и помадой, раскрылись в крике, так и не вырвавшемся наружу. Будто перчатки, кровь облепляла по локоть руки её, с шеи до самых стоп стекая фигурными линиями.       Сакура тряхнула головой, растворяя печаль во вспомнившемся отрывке прошлого. Подошла к бортикам ванны, ласково провела пальцами по белоснежному дну и одобрение Ино ощутила лёгким дуновением ветра, залетевшего из приоткрытого окна в прилегающей к спальне мини-кухне. Ей было отрадно знать, что Яманака не сердилась, и ещё радостнее, что смерть её наступила быстрее всякого. Какаши успокоил Харуно на похоронах тем, что часть головы Ино, как бы прискорбно не звучало, пришлось по крупицам собирать со стен и сантехники.       Словно та хотела размельчить всю черепную коробку в щепки, чтобы скрыть тайны и унести их с собой в могилу, не дав никому узнать главного секрета.