Poison

      Ей стукнуло семнадцать в безоблачном марте. Задувая свечи на лакомом двухъярусном шоколадном торте и озабоченно следя за пожирающими воск огоньками, она загадала одну вещь. Нетипичную для повзрослевшего подростка. Нетипичную для ученицы старшей школы, которую все знали, как уравновешенную и безобидную. Родители посматривали на её воодушевленное лицо, думая, что желание вертится вокруг поступления в университет, мальчика или популярности в интернете. Фотографирующие и снимающие на видео весь момент друзья гадали, между чем она разрывается в уме, раз так оттягивает. Наверное, собачку или кошку, подержанный автомобиль или съёмную квартиру.       По общей и немой команде все закричали «с днём рождения», когда Сакура задула свечи, и уютной гостиной овладел мрак, сменившийся тотчас мерцанием светодиодов на ленте под потолком и у камина. Пришла пора открывать подарки и мычать от удовольствия, пробуя кондитерские изделия и вторые блюда. Ни один из гостей так и не догадался о желании. Впрочем, про это забыли молниеносно, как только Кизаши включил приставку, и тройка друзей расположилась на длинном диване, побросав подушки на пол тем, кому не хватило рядом места. Они собирались сразиться в Мортал Комбат, затем перейти к культовой Ларе Крофт и комментировать прохождение одного человека. На столе припасены были монополия, карты и серебряный чемоданчик с покером. Ночёвка планировалась в спальне Сакуры, и одолженный у соседа проектор поместился на письменном столе.       Харуно поддерживала затею игры в покер, лидировала в видеоиграх и на радостях не смотрела за временем, но это не мешало ей как следует присматривать за одевающимся отцом. Когда же Кизаши, попрощавшись с супругой, надумал уйти под шумок, Сакура поймала его в коридоре за рукав плаща и впервые в жизни требовательно посмотрела на него однозначным взглядом. Мебуки не восприняла всерьёз искры рвения и уверенности в зелёных очах, зато Кизаши, взвешивая всё за и против, мялся, прекрасно понимая, чего от него так старательно требовала дочь. Время близилось к двенадцати вечера — самое подходящее и нужное. Поколебавшись с секунду, он снял с крючка её ветровку и со страхом ответственности, разделённым вместе с Мебуки, увёл с собой дочь на вызов, обещающий быть очень интересным. — Ребят, мы с Сакурой съездим в магазин, докупить вкусняшек! — громогласно оповестил Кизаши её друзей, и те ринулись в спешку на помощь, на что Сакура покачала отрицательно головой. — Лучше побудьте дома, — она подмигнула Рок Ли и вручила ему свой игровой контроллер, — я вернусь с ящиком чипсов.       Снаружи на километры растягивалась пасмурность, моросил противный дождь, и по щекам хлестал ветер. Об мокрый асфальт ударялись капли, под неработающим фонарём легко можно было наткнуться на лужу, и тёмное небо заволакивало грозовыми тучами, в которых мелькали просветы молний. Будучи осознанной, Харуно не осуждала вредные привычки отца, и тот стоял за машиной несколько минут, докуривая сигарету и подправляя дворники на лобовом стекле. Она с волнительным трепетом дожидалась их отъезда и учащенно задышала, бросаясь к ремню безопасности, от предчувствия скорейшего везения подёргивая ногой. Её загаданное желание исполнилось ровно через час, и нёсшаяся по пустым улицам машина гнала девушку к её мечте. — Это первое и последнее исключение для тебя, Сакура, — сворачивая на повороте Роуз Хилл Дайв и выезжая к Мэдисон-авеню, предупредил Кизаши. — Мне большего и не нужно, — заверила она, не поворачиваясь к нему. — Я сильно рискую получить по шее за такое, и велика вероятность, что тебя не пропустят… — Но ты сделаешь всё, чтобы я прошла с тобой, — полувопросительно закончила за него предложение, собрав волосы в низкий хвост. — Конечно.       Сакура благодарно кивнула, и день рождения запестрил другими красками. Теми, что сами рисовали в голове картинки уже три часа, стоило случайно увидеть по телевизору репортаж с места преступления.       Они затормозили у ряда полицейских патрульных машин на короткой улице, утыкающейся в тупик из деревьев и кустов. От школьного поля, принадлежащего недалеко стоящей средней школе, их разделяла полоса электролиний и деревьев, чьи листья шуршали и создавали не самые благоприятные ощущения. Кизаши велел ей посидеть до сигнала рукой, сам пошёл обговаривать по-новой с прибывшими следователем и капитаном своё предложение в обмен на его консультацию. Двое бородатых мужчин, не уступающих по возрасту ему сильно сомневались, и Сакура шикнула от нетерпения. Но благоразумно осознавала, что за увиденным пойдёт ответственность, а отвечать за чужую девчонку на месте преступления никто и не думал. И не отсвечиваясь, мирно хрустела пальцами в салоне, себя настраивая заранее на зрелище, описанное вкратце папой. От напряжения жевала нижнюю губу, срывая кожицу до крови, себе твердила, что справится, а на деле колени дрожали, и пальцы не слушались. Подъехавшая группа экспертов выбралась из автомобиля оперативно с рабочим инвентарём, и низкая девушка в специальном комбинезоне и сапогах вытащила из футляра фотоаппарат, протирая линзу фибровой салфеткой, пока другие уже шли к дому и бросали короткие фразы друг к другу. — Выходи, следопыт, — открыв дверь и просунув только голову, позвал Кизаши. — Недолго, отвезу тебя обратно через полчаса.       У неё здорово подкосились ноги, но никто не заметил. Поправив складки праздничного платья, доходящего до колен, Сакура взялась за отца, глядя на жёлтую ленту. Её ботинки марались в лужах, волосы кудрявились от влажности, и с ресниц слетали вниз дождевые капли. С окон ближайших домов выглядывали соседи, и их разгоняли вместе с журналистами и репортёрами. Они походили на злачных мух, слетевшихся на гнильё. — Я пришёл, — Кизаши вынужденно отпустил ладонь дочери, чтобы поздороваться с бывшим шефом. — Как ты и хотел.       Толика заинтересованности легла поверх юных девичьих глаз. Пытливо она взметнула взор на мужчину втрое старше неё. Намокшие и длинные тёмно-каштановые волосы липли к оголенной шее, очерченный морщинами грубый рот вкупе с испытующими чёрными зеницами придавали ему суровости и незыблемой репутации большого человека с тяжелым кулаком. Сакура прежде не видела столь запоминающихся по одному рукопожатию людей, не испытывала одного инстинктивного страха вблизи кого-либо. — Это и в твоих интересах тоже, — отмахнулся он невежественно и отдал распоряжения девушке с фотоаппаратом. — Кого ты привёл сюда, Кизаши? — Моя дочь, Сакура. — На пенсии совсем делать нечего? Отводи её обратно в машину, пускай там ждёт, — категорически заявил, даже не глянув на неё. В голосе лязгнула ожидаемая сталь.       Кизаши положил ладонь на плечо дочери, заставив выйти чуть вперёд. — Это будущий сотрудник полиции, Фугаку. Такой же, как и мы с тобой. — Пока это просто ребёнок, — констатировал чёрство Фугаку с высоты своего роста и положения начальника полиции. — Ей здесь не место. Уставом запрещено. — Ты тянешь время, — раздражённо бросил. — У неё уже есть задатки, — вступившись, Кизаши смахнул капли со лба и продолжил, — работа оперативной группы никак не будет нарушена. Мы им не помешаем.       Отчасти её грело доверие отца, и оно преградой вставало между слезами отчаяния и стойкостью. Ей хотелось закричать в лицо нерадивому и упрямому собеседнику, доказать свою значимость и веру в силы, как и в полезность, но губы, сжатые в тонкую полосу, не раскрывались в злобной тираде. Промокая под дождём, прогуливая собственный день рождения и бросив друзей одних, она проникалась безнадёжностью и ненавистью к обстоятельствам, вставшим против. Сакуру знобило, нос краснел от проступающих слёз, и никто в этом мире не пробуждал прежде в ней такой гнев, что готов был перейти в прямое нападение от бессилия. Она нахмурилась, сжав кулаки. Загаданное желание побыть на месте происшествия с отцом и ощутить обстановку своей кожей, наполненную спецификой преступных дел, превосходило все остальные чувства. Впитывая подобно губке происходящее, она понимала, что её желание связать своё будущее с карьерой детектива увековечивалось с каждым словом Фугако, речь которого была пропитана презрением.       Тихий возглас отдалённого уголка рассудка урезонивал: он выполняет свои обязанности и следует протоколу. К нему, конечно, Сакура не прислушивалась, всецело подчиняясь предчувствию и поставленной цели. — Пойдём, пап, — ухватив его за запястье, Харуно обошла человека, которого уже внесла в список ненавистных людей. — Мы задерживаем людей. — Я прикажу вас не впускать, если заступите за порог без моего разрешения, — понизив голос, Фугаку в один шаг оказался рядом с Сакурой и, наклонившись, чтобы быть с одного роста, отчеканил, — тебе крупно повезло, что твой отец достопочтенный детектив, и я у него в долгу много лет. Поэтому хорошо поблагодари его.       Она сбросила его руку, неприязненно морщась. — Я не собиралась ничего делать, — нелепое, простодушное для него оправдание сошло с обкусанных губ. — У вас не больше десяти минут, Сакура. Ты же, Кизаши, отправишься со мной в участок чуть позже.       Отшатнувшись, Сакура хрустнула пальцами, как делала, когда жутко нервничала. Её сразила откровенная прямолинейность, и, что хуже, она невольно вынесла ему благодарность, не высказанную вслух. Фугаку развернулся на пятках и, взъерошив волосы, отошёл к курящему судмедэксперту, отдыхающему после увиденного. Харуно, дабы не упасть духом окончательно, оскорбившись и хлебнув грязи, скорее пошла за Кизаши в дом. Двухэтажный коттедж не представлял из себя образец идеального жилища, что обрисовывают в буклетах и рекламах риэлторских агентств. — Не забывай, где ты находишься и кто рядом с тобой, — припомнил Кизаши, остановив её на крыльце. — О чём мы договаривались? — Что я только посмотрю, — она потеряла всякий запал к разговору, уже прорываясь внутрь. — Всё со мной будет хорошо. Обещаю тебе.       Он не поверил, но разворачиваться не стал. Под отражающийся от стен звук затворов фотокамер криминалистов, слаженную работу и полную дисциплинированность сотрудников они поднялись на верхний этаж, в тесном коридоре не находя места. Каждый стоял на своей позиции, и Сакура с любопытством заприметила, как эксперты, не дотрагиваясь до плаката в медицинских перчатках, измеряли приблизительный диаметр странного бурого пятна. — Смотри внимательно, — Кизаши подвёл её ближе, и она стихла, неосознанно задержав дыхание. Она видела процедуру впервые, отчего внутренности стянуло, и в животе забурчало.       Мужчина, склонившийся к оборудованному чемодану, извлёк небольшую на вид бутылочку спиртного. Второй его напарник, придерживал сверху очень мощную лампу, от которой рябило в глазах и подступала тошнота, и пятно на глянцевой бумаге выделилось, став контрастнее на фоне зелёного костюма мультгероя. — Сейчас они сделают предварительный тест на наличие крови. Не всегда тёмное и красное пятно является кровавым отпечатком, а брызги крови могут иногда быть настолько микроскопическими, что мы их не разглядим с тобой. Обычно наши криминалисты пользуются химическим веществом, лейкооснованием малахитового зелёного, оно наносится на странный след, после чего покрывается перекисью водорода. Гемоглобин в нашей крови сталкивается с большим количеством перекиси, и если перед нами действительно можно наблюдать кровь, то лейкооснование малахитового зелёного даст яркий сине-зелёный цвет. Но конкретный ответ сможем получить только в лаборатории, проведя ещё анализы. Ну как?       Впечатление забралось во все подкорки мозга, выставив прочь вопросы и сомнения. Сакура ошеломлённо выдохнула, не находя слов, чтобы описать свою реакцию, ведь перед ней происходило волшебство криминологии. То, что она тщательно и скрупулёзно вычитывала в специализированных книгах, так активно применялось в жизни, и видеть подобное самому — предел её мечтаний. Предел того, о чём только могла подумать в ночи, не засыпая второй час из-за множащихся размышлений. Её делило пополам от расходящихся ощущений. Более чуткая и сострадательная Сакура тревожилась от обильной лужи крови, проходящей из одной комнаты в другую. Затруднялась ответить отцу, путаясь в хаотичных мыслях, и язык прикусывала, отвлекаясь хоть как-то на физические отголоски боли. Та же, предприимчивая и самоотверженная Сакура, нашедшая и цель своего существования в одной фотографии, от немого восторга не отделывалась. Словно последнее, что могла видеть за сегодня, рассматривала с особой сосредоточенностью и собой гордилась, не увиливая от покоривших её эмоций. Следом за отцом подошла к спальне подростка, повинуясь звавшему голосу рассудка, и, не торопясь, протиснулась между двумя офицерами, готовясь увидеть мёртвое тело. Бездыханное, что теперь не могло дать показания следователям; бледное и мертвенное, что свисало с кровати и в одеянии багровом было; изувеченную плоть, что засыхающими кусками рассыпалась подобно разлетевшемуся по кафелю стеклу. Смерть имела свой запах, и Сакура запомнила его. Тёплый, отдающий сладостью, но не той, что присуща конфетам и мармеладкам. — Он застрелил свою сестрёнку и себя, — Кизаши крепко-накрепко зажал в своей ладони руку Сакуры, онемевшей и застывшей от увиденного. — Соседи услышали выстрелы.       Она бы с радостью ответила ему, но истуканом неподвижно прилипла к полу, переизбыток волнения чувствуя в груди. Оно нарастало беспокойно, затрагивая всю подноготную и инстинкты самосохранения. К ногам резко подступил порыв бежать без оглядки, и отчего-то предохранительно сжались кулаки. — Ты вся побледнела, но это нормальная реакция. Пойдём выйдем, с тебя достаточно. — Н...н..нет, — пролепетала Сакура, сделав первый шаг к детскому трупу и через дыру в грудной клетке увидев раскрошенные рёбра и остатки лёгких, — дай мне… полминуты.       Сзади послышалась гневная брань Фугаку, спорившего с отцом. Почудилось, что сердце остановилось и кровью облилось. Солоноватый привкус на обкусанном языке заиграл с новой силой, а непрошенный жар удвоился, огрев все мышцы и клетки тела пламенной дрожью. То ли это было принятие судьбоносного решения, то ли — простой испуг, от которого у машины её вывернуло наизнанку.

***

— Твой отец прилично повздорил со мной тогда, — Сакура поправила декоративную подушку под головой и закинула ногу на ногу.       Ничто её больше не беспокоило. Мерно капающая с крана вода в ванной аккомпанировала вою раззадорившегося ветра снаружи, нетронутая ничем громким тишина проходила насквозь, поселяя в душе цветущие отклики спокойствия. От однотонного синего ковра поднимался запах моющего средства, расстеленные простыни и плед скомкались у ног, и укрытая наполовину одеялом, Харуно перебирала кончики своих высохших волос. — Тебе не холодно? — Саске повернулся полностью к ней, приподнявшись на локте. — Нет, пижама относительно тёплая. — И всё же, к чему ты поехала вместе с Кизаши на то преступление? — он вернулся к теме разговора, продолжая сыпать вопросы.       Сакура не думала, что её поймут, если сказать, что тогда подростковые желания били ключом по уму, и последствия мало обдумывались мозгом. Подбирала более внятное объяснение, смотря в потолок, и на шум в коридоре обернулась к двери, не перенося ночных и внезапных звуков. Её коробило от треска работающего холодильника, шаги воспринимались иначе, становясь вражескими. Не видя Учиху без очков и рубашки, бегло притронулась к его переносице, и в бледном свете восходящей луны очертания лица его заострились. Тень блуждала таинственно по щекам, ровная линия челюсти тянулась к подбородку, и проступающая щетина щекотала подушечки пальцев. — Хотела увидеть настоящий труп, прежде чем работать детективом, — со вздохом ответила она, и заметила, — когда я дома с Сарадой, то не разговариваю с ней о работе и прошлом. Когда я с тобой, то всё это вываливается из меня. — Карин не любила, когда я начинал говорить о раскрытых делах. Её пугало само упоминание преступлений, — безобидный смешок, наполненный воспоминанием, долетел до ушей Сакуры. — Какой она была? — Карин? — озадаченно переспросил Саске. — Да. — Хорошим другом, поваром, хозяйкой. Человеком. Но имела пристрастие к легкомыслию. Я отдавал всё работе, она же — себе, друзьям и новым знакомствам. — И ты преспокойно позволил ей уйти? — провокационно поинтересовалась Сакура, приподнявшись за ним на локте. — А почему я должен был её удерживать? — сощурившись, встречно задался вопросом Учиха. — Последние несколько лет мы жили, как соседи. Это было удобно. Всегда есть еда, компания, срочное мнение и помощник.       Ей нечего было сказать и похвастаться. Все года, в копилке омрачённого одиночества собранные, прошли, как неделя, и Сакура достаточно обмозговала их. Воспитание Сарады отнимало всю энергию, становление на должность детектива также отбирало время. У неё попросту не формировались никчёмные переживания разбитой вдребезги любви и упокоенного под ней доверия. Взрослея и переставая придавать столько значения их с Саске связи, она по голову нырнула в рутину работы, в старый ящик отодвигая надвигающийся разговор. Вначале сердито и рьяно желала ему проклятой ненависти, хоть и не искренне, а об образовавшейся Карин и слышать не хотела, обижаясь и заживающие раны вспарывая невольно. — Как поживает твоя семья?       Его зеницы перекрыло мутью, и он протянул: — Я не хочу говорить о них, Сакура, — зримо невиданное бездушие отлетело от голоса. — Не воспринимай это на свой счёт. Не дав ей высказаться, тяжёлую ладонь опустил на её лоб и в зависшей темноте комнаты, одним лунным светом расчерченной, провёл призрачный узор большим пальцем. — Насколько дней мы здесь? — Неделя максимум. Обычно такие дела не решаются подолгу. И дольше семи или десяти дней не положено консультировать. — Я уверена, что это совершила женщина, — настояла на своём Сакура. — Ты делаешь поспешные выводы, которые нельзя делать. Ограничиваешь рамками расследование, в сторону женщины-преступницы, склоняя всё к ней, — не согласился Саске, не оставляя своей позиции. — Ты собрался составить профайл, в котором бы тоже ограничил список подозреваемых, — не отступив, она прыснула от смеха, — сам понимаешь, что в тупике оказался? — Профайл ещё суховат на детали, и в нём нет чёткого пола субъекта. Мне нужно опросить родственников, знакомых и жителей города, — почесав правый глаз, заявил Саске.       Он зевнул и лёг на подушку, потянув за собой Сакуру. Сомкнул веки, ощущая, как клонило в сон, и непосильно ещё соображал, наполовину отключившись после долгого дня. Пристроившись на его согретом плече, она несмело обняла Учиху, не имея и понятия, к чему это приведёт в лучшем случае. За крайние недели связь их окрепла, общение перешло на другой уровень, и после тянувшегося годами молчания столь резкий скачок вводил её в моральные дилеммы о правильности. Сакура и не препятствовала, потому что не считала правильным вести с ним холодную войну из-за пустых разногласий, случившихся когда-то, и обижать Сараду детским и неоправданным поведением. Её равнодушное состояние, созданное исключительно усердной работой и нехваткой свободных минут, доселе что жило в душе, смягчило углы, и принимать Саске снова было чем-то понятным и без нудных предисловий. Она не держала зла, сумев выбраться самой из тяжкой ситуации его отъезда, и даже в чём-то прониклась благодарностью за взросление, пускай оно и было вынужденным. Её радовало, что между ним и Сарадой не простиралась пустота, и сам он вёл себя дальновидно и рассудительно. Где-то заботился, чего нельзя было пропустить, и Сакура поддавалась тому. — Я хочу знать правду, — тихо произнесла с неподдельной тоской, — почему ты тогда исчез, не сказав мне и слова.       Она косвенно ощутила, как его вдох вышел долгим и натянутым. Как подушечки пальцев остановились у подбородка, терзая своей нежностью. — На то были причины, Сакура. Я готов рассказать тебе о многом, но не о них, — скрыв нужный ответ, он досадливо фыркнул, но от своих слов — Скажи, чего это касалось, и я больше не стану спрашивать об этом, — попыталась Харуно разузнать хоть деталь, питая блеклую надежду.       Саске затих, явно не радуясь и такому раскладу, осознав, как сильно правда может повлиять на них обоих. Сплёл их пальцы на груди, отвлекаясь, и перед ответом, в котором так нуждалась она, устранил в ней предубеждения, губами припадая к её губам. От внезапности она замерла, ожидав полноценного ответа, но не произнося ни звука недовольства вторую свободную ладонь прижала к его щеке, себе и ему позволив вылить в поцелуй все чувства, что обдали пламенным заревом услады всё тело, пустив необратимый процесс. И спустя столько лет трепет не покинул её, отвратность не образовалась в голове и не вынудила оторваться от него, полыхающее в воздухе чувство привело в ускоренный ритм сердце, ставшее столь тяжелым и непослушным. Неторопливо, мягко и собственнически. Так же, как и пятнадцать лет назад, при тех же эмоциях, с истовостью, наружу прорывающаяся и заполонившая её безмятежность в одночасье испепелила неугомонные подозрения в его отношении к ней. То была честная привязанность, сотканная из чуждой ему любви. То стала любовью, которую принял он добровольно.