Poison

      Она не замечает, как предаётся одной и той же мысли, гоняя её по кругу. Тлетворно и зловонно та просачивается сквозь залатанные наспех раны прошлого. Расходится удушливой бессознательностью, невезением и банальным незнанием того, что будет дальше. И она смотрит на него, не испытывая и доли разочарования в своём выборе. Глубинную привязанность уже не прячет, открыто питая слабость к его бесценной и сакральной нежности, ото всех запертую за гулким эхом безразличия.       В сиянии своём он превосходит мириады звёзд. Упоённый, согретый её неравнодушием, самозабвенно по изгибам девичьего тела проходится, словно по тонким переплетениям хрусталя. Сакура, без возможности отступления обречено зажатая меж ним и холодной от морозного сквозняка постелью, дыханием своим пламенным и прерывистым доводит до блаженного вожделения. И припухшие губы, так робко, но сладчайше находят его уста, даруя позабытые ощущения близости. В пересохшем горле скребёт немая просьба, сотворённая ослеплённой влюбленностью мольба. Её сокровенная молитва, её песнь, ласкающая слух, её заветный вздох, несущий так много эмоций. И когда подушечки пальцев, умело пробирающиеся в его волосы, захватывают пряди, а её хрупкая талия, опалённая поцелуями, оказывается в его руках, время по прихоти их останавливается. Когда ласкающий горы блеклый закат стекает полосами по голым стенам, уступая сумеркам верховенство, оковы с запястий спадают, и границы стираются под натиском исступления. От власти его голоса, действий и взгляда замирает сердцебиение, и туманом непристойной похоти забирается во все закоулки разума беспамятство. Обожжённые фаланги прочерчивают невидимые дорожки по обнаженной груди, и Сакура притихает, языком проходясь по нижней губе.       Её чувствительное тело, холстом ставшее для него, принимало всё его естество без колебаний и недоверия. Начиная от плавных линий бёдер со шрамами, полученными во времена учёбы, и доходя до томных малахитовых зениц, запоминающих с предельной чёткостью детали его — её образ, нежностью и чуткостью одним лишь упоминанием способен перевернуть его сознание, и один только взор под полупрозрачной вуалью любви доказывает ему о несказанных вслух словах.       С неловкого движения начинает она и беспрестанно себе твердит, что ничего не поменялось. Что пламя, распаляющее жилы, — реакция на него. Что клокочущее томление в рёбрах — естественное желание от взявших в тиски инстинктов. Длительное воздержание подрывает фитили, судьбоносная разлука, годами ранее разделявшая их, доводит до того предела, в котором стеснение и робость затухают с первой секунды. Пока тьма ночная укрывает неприкрытые тела, им нечего бояться. И задаваемый Саске темп приближает её к тому, что зовётся безграничным блаженством. Его касания проникают куда-то под субтильную кожу, задевают бездны пороков, освобождая её от цепей благоразумия. Ведь с ним ей нечего бояться.       Она не планировала так скоро сдаться. Более того, в рабочей командировке, где нет места сказочной романтике, но тоска по совместно проведённому времени сделала своё, настырно пробуждаясь одинокими вечерами. Сакура возжелала его, как сгорала от нетерпения Ева вблизи запретного плода; её мысли, так или иначе, забивались в иное русло, связанное тесно с Учихой, и бездействовать, притворяясь хорошей подругой, становилось невозможным.       И правда заключалась в том, что они никогда не являлись друзьями. Обречённой на поражение парой, встретившейся в неудачном для первого знакомства месте, любовниками, находящими утешение и страсть друг в друге, закрываясь от постороннего мира. Комнаты, служащие пристанищем, окутывались мглой; открытое сверкание тёмных очей заменяло тысячу влюбленных взглядов других людей. Ему столь правдиво могла она вверить себя, не убегая с головой от любви; одной ей была распахнута та безвозмездная любовь.       Сладострастное влечение рассыпается жаром. Не прикрывая век, Сакура истомлено выдыхает. Каждый дюйм её любовно тлеет от касаний Саске, словно нацеленных на то, чтобы изничтожить в ней последнюю крупицу здравомыслия. Рука ложится поверх шеи, пальцы собственнически смыкаются, и его дыхание передаётся Сакуре, целующей Учиху с охотой и неподдельной нежностью. Её дрожащие бёдра принимают весь пик удовольствия, к виднеющимся косточкам рёбер он прикасается, не тая полуулыбки. Его жажда в ней обволакивает все рациональные возгласы, его ненасытная потребность в Сакуре затмевает собой всё остальное.       Она — его раскаяние, его грешная песнь, спетая у ног каменного спасителя в церкви, его спокойствие. До сокрушительного и желанного забвения прекрасна в россыпи всех рубцов и родинок; до бессилия, тянущегося негой по расслабленным мышцам, уникальна и любима. Не найдётся в необъятной галактике той души, что сравнится с её душой, полной сострадания и ласки, и впервые в жизни Саске ощущает собственную слабость перед кем-то.       Он знает, она сотворена для него. И тому доказательство — её покорность. Тому доказательство — её шёпот, срывающийся на неразборчивый скулёж, стоит ему припасть губами к вздымающейся груди и ладонью огладить подрагивающий живот. Опускаясь ниже, Саске затихает, любуется спутанными прядями, лезущими в глаза; зацелованными устами, с которых имя его сходит приятным звуком. Сакура великолепна, и на задворках сознания Саске осознаёт, что купился на её лёгкость в далеком прошлом и сейчас утопает в мудрости её решений и мыслей. С полуприкрытых губ сходит тихое и доверчивое «Саске», её кончики пальцев спускаются по плечам, и зародившаяся истома пламенем окутывает их.       Она показала ему, как любить и доверять, и за то он благодарен. Их пальцы сплетаются на скомканной простыне, а губы сливаются в поцелуе, и одной ей он готов преподнести вселенную без особых трудностей, будь воля Сакуры такова. Исполнить всё, что захочет, и не просить ничего взамен. К себе прижимает и сжигает сантиметры меж ними, завладевает ею, словно впервые, и лихорадочному биению сердца не находится логического объяснения. Харуно поддаётся навстречу, ворох эмоций и чувство экстаза растягивая до последнего вместе с ним. И каждое его движение, каждый толчок, сопровождаемый гортанным стоном, оттесняет оставшиеся недоразумения в их отношениях.       Любовь её осветила ему путь, как и его присутствие в её жизни наделило смыслом существование. Без неё он бы не стал тем, кем всегда хотел быть. Без него она бы потеряла себя, в безликую и ничтожную превратившись.

***

— Вы сегодня довольно молчаливая, Сакура, — посетовал Фостер на её небывалую отчужденность в беседе. — Не простыли ночью? Было холодно по сравнению с предыдущими днями. — Я спала прекрасно, спасибо, — отпив горького американо, подняла голову, убедительную улыбку нацепив. — Мы заполучили важную информацию с видеорегистратора одной машины, проезжавшей мимо ресторана в ночь пропажи Аттудов, — он приподнял распечатанные снимки, и расстеленная карта городка с отмеченным маршрутом привлекла внимание, — Боб составил приблизительный план их передвижения, ссылаясь на дорожные видеокамеры и видеокамеры с магазинов. Идентичное с Эндрю лицо на переднем сиденье было распознано в старенькой «Хонда Фит» с номерами другого штата. Машина двигалась на северо-запад. — Кто был за рулём автомобиля? — Мы не смогли определить человека, — со стыдом признался Фостер, — солнцезащитные очки и маска практически скрыли всё лицо. Сама машина остановилась у заправки и после этого никаких передвижений не делала. Мои ребята съездили туда и нашли Хонду на платной стоянке, оттуда её уже увозил эвакуатор. После мы пробили все данные в базе, и… зарегистрированного Владельца машины… нет в живых уже четыре года.       Сакура смутилась, отложив остывающий кофе в бумажном стаканчике. Расстегнула пиджак, поправив висящий на груди значок, прочла заново протоколы и подумала о том, что этого ей только не хватало. Они с Саске могли ошибиться, и пока результаты с криминалистической лаборатории не придут, а приблизительный ответ им предоставят через день, максимум — два, ни ей, ни ему нельзя ни под каким предлогом связывать свою теорию с другими членами оперативной группы. Шейла обладала слишком чистой репутацией, и её опыт в общении с людьми, подобными наивному Фостеру, превосходил все ожидания.       Харуно невзначай вспомнила её пепельные пряди, отдающие ягодным ароматом, покрытые матовой красной помадой губы; безуспешные старания сблизиться с Саске, несмотря на догадки об его явных отношениях с Сакурой. Она не была глупа, и её цепкий взгляд мог проследить однозначные жесты Учихи в сторону детектива, и от столь вопиющей дерзости Сакура усмехнулась. Фостер ожидал от неё каких-то конкретных слов, но клубки всех предположений после повторного осмотра дома сводились к Шейле Янг, криминальному психологу из Денвера. — Вы связались с семьей погибшего?       Благо, Саске оставлял ей свой ежедневник с имеющимися умозаключениями. С тонким чёрным переплётом, толстыми страницами, заполненными чистым и ровным почерком, и золотым корешком. Пролистав его до середины, отмеченной закладкой, Сакура сумела найти рисунок Сарады, нарисованный двумя годами ранее. И здесь умилению её не было предела при виде разукрашенных нежно-розовых волос и подписи «мама». — Отправили запрос в полицейское управление, — проковырявшись в ноутбуке, ответил он. — Ответ получим только после полудня.       До полудня в облачное утро, приправляемое безостановочным снегопадом, оставалось ещё четыре часа без знания того, чем занимается Шейла. Сакуру учили полагаться на чутьё, и оно подсказывало, что проведённые в ожидании часы сыграют против них на руку Янг, вероятно, прознавшей о работе Саске. В противовес, логическая цепь доводов подстрекала высказать всё Фостеру, воспользовавшись моментом уединения, но мало верилось, что её неаргументированные обвинения рассмотрят с должным вниманием, ведь поднимался вопрос не простых сплетен, а серьёзного упрёка в сторону ехидной и проницательной коллеги с докторской степенью в психологии. И то расстраивало Сакуру, выводя на обезоруживающее недовольство. Один неверный шаг мог расцениться ложными показаниями, которые так не любят сотрудники полиции, и отступать уже сейчас казалось посмешищем. Зарывшись пальцами в волосы и оттянув их, Харуно оставалось лишь ждать Саске и его мнения на сей счёт. — Подождите тут, — попросила вежливо Фостера, направляясь к выходу с телефоном.       Забальзамированные тела без единого физического изъяна и с искусственными улыбками, умело сложённые в театральной сцене, ошпаривали разум. Как она, не шибко отличающаяся от неё физической силой, могла справиться с Аттвудами, и что скрывала на самом деле, умалчивая ценную информацию, что помогла бы в разгадке всего. Внутреннее осуждение затаилось в кромках подорванного доверия, оно же велело найти немедленно Шейлу и допросить, не скупясь на всю строгость и суровость. — Привет, — свободно вздохнув на пустом заднем крыльце, Сакура приложила телефон к уху, настроившись забыть о преступном мире за разговором с дочерью. — Бабушка с дедушкой тебя ещё не доконали? — Они ведут себя подозрительно спокойно. Но бабушка перестаралась вчера с желе и молочными коктейлями. Когда вы приедете? — моментально задалась вопросом Сарада, и её звонкий голосок отозвался обжигающей тоской внутри. — Скоро, — убедила её Харуно, собирая большим пальцем снег с перил, — у тебя всё хорошо? Прости, что не звонила. — Я чувствую себя в разы хуже, когда ты названиваешь мне каждые пять минут, мам. Мне же не восемь лет, — с затаённым упрёком бунтовщика-подростка ответила Сарада. — Знаешь что? — Что? — Меня позвал гулять один мальчик со школы, — на радостях поделившись новостью, Учиха завизжала в трубку, не скрывая счастья, — завтра после уроков! Представляешь, да? — Я его видела хоть раз, когда приезжала за тобой? — Нет, но зачем тебе? — поинтересовалась Сарада. — Милая, я просто хочу знать, с кем ты идёшь и куда, — поспешила с объяснением Сакура, заволновавшись от неожиданной встречи дочери, — и ничего больше. — Чтобы потом по одному имени узнать о нём всё? — вспыхнула Учиха, но тут же рассмеялась. — Пока что это просто дружеская прогулка! Не переживай, и умоляю тебя, мам, не говори ничего папе. Я ему как-то сказала, что мне нравится одноклассник по мировой истории, так на следующий день я знала о нём всё, даже номера банковских карточек его родителей. Обещаешь?       Сакура прыснула от смеха, на мгновение вообразив Саске, рыскающего по доступным ему ресурсам в составление досье на перепуганного парня. Не было ничего удивительного в том, что он повёл себя таким образом и, несомненно, поведёт ещё раз. — Хорошо, я ему ничего не скажу, — пообещала она, заходя внутрь и еле увернувшись от столкновения с офицером. — Веди себя послушно, мы скоро приедем.       Поникший Фостер расставлял печати на подписанных документах, когда Харуно вошла в опустошённую и проветриваемую переговорную, сталкиваясь оторопелым взором с Шейлой, стирающей губкой схемы с белой доски. Её светлые пряди, уложенные в высокий хвост, щекотали ей спину под пиджаком, отчего Янг прерывалась и поправляла подстриженные кончики. Она поприветствовала Сакуру притворным дружелюбием, всё не переставая говорить Фостеру об успехах дела.       И, пожимая её ладонь, украшенную сапфировыми кольцами, Харуно краем глаза, играя по её желанию в то же лицемерное дружелюбие, посмотрела на ногти криминального психолога, замечая отколотый кусочек на среднем пальце левой руки. — Детектив Харуно. — Доктор Янг. — Не хотите взглянуть на отчёты и составленный психологический портрет?       Понимание простой истины разрастающимся жжением билось о стенки черепа. Она обвела вокруг пальца многих, своей наигранной святостью подкупив остальных детективов и экспертов, чего не составило для неё колоссальных усилий. Располагающая к себе внешность, мелодичный голос и понимающий взгляд, словно элементы пазла собрались, и теперь Сакура кристально чисто видела в ней человека, способного кровожадно и без угрызений совести расправиться с целой семьей. За толщей мнимой приязни, желания помочь и бескорыстных стремлений крылось то, от чего убегают люди в обычной жизни. Обличённая, она ничуть не хуже тех чудовищ, с кем работала по сей день Сакура. Надлежащее воспитание и учтивость лишь помогали Шейле избавить себя от ненужных подозрений, а доступ к засекреченным материалам дела отмыли кровь с её рук. — Мы предполагаем, что вышли на след подозреваемого, — подавая папку, перевязанную ленточкой, отзывается Шейла. — У Аттвудов был старый знакомый, друг со школьной парты, который таил ненависть к Эндрю из-за его жены. — Эндрю имел столько секретов, — не глядя на неё, протянула Сакура, увлечённо демонстрируя интерес. — Фостер, что вы думаете?       Мужчина перемешал порошок в прозрачном бокале с водой и, подняв его в беззвучном тосте, опустошил без остановки. — Это его лекарство, — подсказала Шейла недоумевающей Сакуре и пожала плечами, — преклонный возраст делает своё. — Мои ребята обыскивают национальные парки и город на наличие местности, где могло производиться бальзамирование. Мы получили ордеры, осматриваем подозрительные места, в которых не уверены, и пока картина складывается замечательно, — более, чем позитивно высказался Фостер, вытерев с усов капли. — Сакура, могу я поинтересоваться, куда подевался агент? — Он сейчас в лаборатории, — ответила Харуно, сложив руки у груди, — дожидается результатов экспертиз. — Он достаточно профессионален, — поделился впечатлением Фостер и хлопнул в ладоши, развязывая диалог, — и по ощущениям высокомерен! — В нём нет высокомерия, детектив, — парировала Сакура, усомнившись в компетентности Фостера и придя в веселье от его слов. — Было бы странно, будь он размазнёй с платочком в руке на такой должности в серьёзной организации. — И вам об этом намного лучше знать, верно? — подбодрила мужчину Шейла, секундно ухмыльнувшись.       Взяв паузу, Сакура беззастенчиво улыбнулась в ответ, не выдавая треклятой неприязни к Шейле. — Всего лишь наблюдения и правильная оценка, — отчеканила Харуно, не сводя укоризненного взгляда с Шейлы.