Poison

      Череда беспокойных ночей, связанных с поиском правдивых данных, продолжалась недолго. Практически ничего достоверного Сакура найти не могла, сталкиваясь с идеальной и образцовой семьёй. Ни единого правонарушения, перечащего законодательству скандала, и даже жёлтая пресса, любившая копаться в чужом белье, отмалчивалась, не упоминая Учих из понятных соображений. Микото являлась губернатором их штата и достопочтенно охранялась каждый час в каждых новых сутках; любое слово, оскверняющее её репутацию, опровергалось незамедлительно. Фугаку, как бывший глава полицейского управления, стерёг жену, детей, и подобраться к изнанке их показательной жизни было невозможным. В апатии прибывшая на работу после безуспешных поисков, Сакура замазывала синяки под глазами, безостановочно выпивала кофе со сливками и рылась на сайтах, в полицейских источниках, полусонным взором встречая коллег. На одном из собраний, посвящённому подсчёту новых преступлений, её пульс резко подскочил, и фигуры сотрудников понемногу расплылись; в темени бесперебойно гудела колоссальная боль, распространившаяся в последствии на виски; и подготовленное ко всем физическим испытаниям тело вдруг обмякло. Смешавшийся с желудочным соком быстрозаваримый кофе подкатил к горлу, и Сакура вынырнула из общего потока, сворачивая по коридору к туалетам и борясь с нарастающей удушливой паникой. Холодные капли пота спадали на ослабленный воротник рубашки, пока она смывала с губ отвратный привкус дешёвого кофе.       В заляпанном зеркале пустой комнаты появилось отражение заглядывающего и недовольного Шикамару. Дождавшись её, он протянул бутылку воды и мятные конфеты, не заходя внутрь. — Хорош пить эту гадость, — уже зная причину, посоветовал, открыв пошире дверь. — Мне нельзя было спать, — дожевав последнюю конфету, она выбросила в урну фантики. — Есть важные и нерешенные задачи. Ты не знаешь, где Какаши сейчас? — Разъезжает по судам. У него заседание намечается в три часа дня, до этого с двенадцати он свободен. А зачем тебе?       Сакура дыхнула на ладонь, проверяя, остался ли мерзкий запах во рту, и с удовлетворением поблагодарила Шикамару за столь нужные конфеты. — Я должна передать ему пару бумаг. — Оставь его помощнику, в чём проблема? — догнав её на лестнице, Шикамару с непривычки выдохнул от быстрого шага, восстанавливая дыхание. — Это не просто протоколы и заключения, — не попадая ключом в замочную скважину, она взбесилась, толкая ногой дверь с заедавшими петлями в свой кабинет. — Результаты всей работы в Теллуриде. Он должен просмотреть их и расписаться кое-где.       Нара учтиво забрал с её руки связку ключей и с первого раза открыл дверь, пропуская Харуно первой. Она лишь безнадёжно выдохнула, коря себя за нехарактерное поведение, и еле сдерживалась, чтобы не высказать всё Шикамару, который уже догадался обо всём. Но, как и следовало ожидать, он не давил, предпочитая или узнать всё самому, или от неё, что не могло не радовать. Разместившись на любимом диване и обняв декоративную подушку, Шикамару молча наблюдал за тем, как копошится Сакура, расставляя по ящикам и полкам папки из архива и со стола начальства. С её приездом ничего не изменилось. Всё тот же штиль непрекращающейся работы и усердий. — Что там с Теллуридом? Расскажешь?       Она наконец-то уселась на кресле, подключая телефон к ноутбуку, и кивнула на его вопрос, принявшись отвечать на шквал поступивших сообщений. — Телефон сел? — Ага. Не знаю, с чего начать, но история мутная, — прикусив дольку мандарина, продолжила, — представь себе условную семью. Муж в этой семье — любовник женщины, страдающей по сей день от ужасного детства. Вся семья условного мужа связана с мачехой любовницы, и её плохое детство — причинно-следственная связь присутствия мачехи. Любовница убивает родню мачехи, таким образом мстит. Бальзамирует их в небольшом домике в часе езды от города в лесной глуши, рисует им улыбки и позже убивает себя, когда понимает, что наказание неизбежно. Это без подробностей.       Шикамару помолчал, представляя всю ситуацию. Похрустывая костяшками пальцев, прыснул от смеха в конце. — Больше похоже на быстро написанный роман от наркомана. — Я была бы рада, если бы дело обстояло с наркоманами, — честно призналась Сакура, возясь с зарядкой, нехотевшей заряжать телефон. — Саске чуть не предъявили обвинения в том, что он подговорил эту любовницу застрелиться. На деле же, она сама себя убила. — Сама себя? — со скепсисом повторил Шикамару, и Харуно различила этот неуместно-недовольный тон, каким он разговаривал, когда речь заходила об Учихах. — Ты снова за своё? — со сталью в голосе спросила она. — Успокойся, — поднял в поражении руки Нара, — и нервы побереги. Заметь, что у нас подгорают сроки, и начальство уже не позволит тебе разгуливать с беззаботным видом. Поторапливайся. — Я схожу проведать Какаши. Если он на месте, то не жди меня и подготовь документы по новым делам. Приступим после того, как я поговорю с Хатаке.       На выходе не забыв кинуть в него мячик-антистресс и позабавиться долгой реакцией, Сакура с мольбами обратилась к небесам, коих раньше избегала. Реальность, в пух и прах обратившая веру, мрачными ожиданиями облепила истерзанную душу, и медлить Харуно не хотела. Твёрдыми шагами подойдя к кабинету Какаши в коридоре за двумя поворотами, она постучала два раза, и, распознав за деревянной поверхностью его приглушённый голос, вошла в комнату, отличавшуюся размером и обстановкой. Тут было куда больше свободного пространства, и солнечная сторона выполняла свою задачу, превращая один из главных кабинетов их отделения в завораживающую своим интерьером комнату. Солнечные блики, отражаясь от стеклянных поверхностей, радужными зайчиками лежали на холодных стенах; крадущийся тёплый свет согревал ноги и руки и очерчивал своими золотыми линиями каждую вещь.       Сакура снова постучала по дверному косяку, привлекая внимание, и Хатаке Какаши оторвался от монитора, поприветствовав рабочей улыбкой, не решаясь прервать его телефонный разговор, сочтя это грубым поступком. Присев напротив его стола и восхитившись чистотой, непривычной для бешеного ритма работы с учётом постоянно прибавляющейся бюрократии, она сложила ладони на коленях, по маленьким крупицам собирая непростую просьбу. Она всё ещё задыхалась от сводящих с ума чувств к Саске, не покидающего её мысли ни на секунду, и спрятанная за воротником водолазки шея вспыхнула его хваткой. Прокашлявшись, Сакура вернула себе прежнюю рассудительность, сведя ноги вместе и выдохнув. Она обещала верить ему. И себе, в том числе, тоже. — Ты занесла мне что-то? — только повесив трубку, спросил Какаши вежливым и глубоким голосом.       В студенчестве, когда он преподавал у неё не одну дисциплину, воспринимать его слова было тяжелее. Мешала субординация, мешало множество рамок и ограничений, но сейчас его дружеский тон и отсутствие формальности никто не мог списать на нарушение устоявшихся правил и законов. Расслабившись, ведь это тот же Какаши, всегда относившийся к ней, как к дочери, Сакура подсела ещё ближе, вздохнув и понадеявшись на его понимание. — Мне нужна ваша помощь, — прямо высказала она свои намерения, прекрасно зная, что Хатаке не любит бессмысленное оттягивание времени. — С чем это связано? — он ослабил багровый галстук, и Харуно отвела взгляд, вспомнив, как делала то же самое на его лекциях. Взгляд его чёрных очей мог сравняться по тяжести со взглядом Учихи, и будь они прокляты за всю глубину и превосходство смоляных зениц. — Ино. Ино Яманака. Вашей ученицей и моей подругой.       Какаши замер, словно сказанное задело в нём давно сидящую рану. Внимательными глазами посмотрел на Сакуру, ожидая её дальнейших слов, но догадывался, о чём попросит та, если наберётся решимости. И та в ней была главной играющей картой, затмив любые просьбы падкого на слабости сердца. Выпрямившись и сжав края пиджака, она сомнительно уставилась на собственные ладони, пару часов назад гладившие неровную кожу щёк Саске. Стремительно мозг её колебаниями и предрассудками опоясывал былую уверенность, и Какаши, видящий борьбу в ней, присел на край стола рядом с ней. — Я получила письмо от неё, — промолвила тихо Сакура, не поднимая головы. — Я не знаю, что мне делать, Какаши. — Письмо? — Он выгнул вопросительно бровь. — Не смотрите на меня, как на сумасшедшую, — огорчённо и с обидой попросила Харуно, заламывая запястья, — у меня есть все доказательства того, что чёртово письмо писала она перед смертью. Двадцать пятое июля… Ино умерла в двенадцать часов ночи. Письмо было оставлено мне в девять вечера. — Я верю тебе, — бесстрастно промолвил, припоминая, на что могла пойти Ино и как её смерть была связана с Сакурой нитями, невидимыми для неё самой. — Делай то, что нужно больше всего тебе. Она что-то просила у тебя? — Всего лишь узнать то, чего я не должна знать. — Высказала она, прекратив бороться со слезами. — Но это повлечёт за собой полное разрушение моей жизни. И я не знаю, что с этим делать.       Прикусив губу, по которой пробежала соленая капля, Сакура притихла. Всё, что наладилось за такой короткий срок, сгорало в пламени, и пепел от выстроенных мечт и ожиданий обугленные узоры рисовал на сердце. Казалось бы, примирившись с течением дел, она была готова поверить в иронию судьбы, во что угодно, только бы это не касалось её благополучия с Саске, но неминуемое дышало в спину, преследуя и царапая, словно свирепое животное, учуявшее запах скорой падали. Толком перестав сомневаться в правдивости письма Ино, Сакура думала о том, что делать ей, если Какаши поможет. Он присел на корточки, чтобы видеть её лицо, и по-отечески стёр слёзы большим пальцем, в воздухе чувствуя её отчаяние и безысходность. — Надо ли тогда оно тебе? Если это разрушит тебя, то почему бы просто не забыть об этом? — наклонив голову вбок, поинтересовался он. — И кем я тогда буду? — сорвавшись, просипела она. — Ино умирала, надеясь на меня. — Это не обязывает тебя, Сакура… — Что вы знаете о семье Фугаку Учиха? — оборвав его, не унялась Сакура, подняв затуманенные окровавленной жалостью глаза. — Ино написала, что вы можете мне помочь. Однажды, на моём выпуске, вы сказали, что сделаете всё, чтобы моя жизнь удалась и работа пошла в гору. Сдержите своё обещание, Какаши. Прошу вас.       Хатаке нахмурился. Обещание, данное когда-то Обито, не было простым, и имея информацию на всех Учих, Какаши смиренно скрывал её, являясь их бывшим помощником и близким другом семьи. Оттого, смотря на разбитую Харуно и вспоминая собственный долг, он искал золотую середину, но было ещё кое-что. Во льдах равнодушия замершая справедливость с совестью огрели ударом сострадания, а копившаяся годами злость за злоупотребление его молчанием возымела свой эффект. Какаши отошёл к окну, взвешивая все за и против, и неожиданный визит Сакуры походил на гром среди ясного неба. Он и взаправду клятвенно обещал сделать её жизнь лучше, видя, как тяжело ей приходится с маленькой дочерью, но до последнего Хатаке ожидал, что вся история с Яманакой позабудется. — Прошу вас, Какаши, — тверже повторила Сакура, собираясь идти до конца. — Если это напрямую связано со мной, то расскажите.       Он обернулся, хорошо расслышав её. Словно зная, за какие струны дёргать и какие обрезать, она выдала козырь, и, усмехнувшись такой целеустремленности, Какаши впервые отдал главенство своему принципу, тонко граничащему с совестью. — Что ты будешь делать с тем, что узнаешь? — вопросил он.       Обещание Обито работало до тех пор, пока Учихи не зашли слишком далеко, и даже самые изнурительные и долгие разговоры с ними не могли привести в чувство ни единого члена династии, не говоря уже о банальном сожалении за все проступки, стоивших нескольких жизней. Любимый всеми губернатор Микото не пугала Какаши ни своим жестоким взглядом, ни пугающими амбициями, бывший капитан полиции Фугаку, некогда его учитель, не смог взять контроль над ним. Прежде всего Хатаке подчинялся букве закона, работая во благо спокойствия граждан, и Сакура была частью тех людей, которых он должен защищать.       Сложив в сумку несколько папок, Какаши задумчиво рассматривал одну и ту же фамилию и разные имена. Положив сумку у ног Харуно и зная, чем обернётся это для него, он улыбнулся, видя повзрослевшего человека, не побоявшегося столкнуться с чем-то страшным. Если ей удастся завершить начатое, то он будет премного благодарен, потому как у самого руки обвязаны, и рот зашит, а у горла в ожидании затаились острые лезвия ножей. — Сделай это без страха, — произнёс наставляющим голосом Хатаке и, убрав с лица её выбившуюся прядь, подбодрил полуулыбкой. — Я и Шикамару в любом случае будем на твоей стороне.

***

      Невесомый и полупрозрачный пар поднимался над чашкой горячего чая, сделанного в спешке в голубую и чуть надтреснутую кружку. Едва отпив пару глотков, она пролила пару капель на пол и со вздохом потратила лишние минуты на уборку. Снаружи темнеющим куполом город укрывала наступившая ночь, и звёзды сверкали мутными пятнами, украшая ночной небосвод. Молчание в квартире разбавлялось сопением спящей Сарады, и, подоткнув ей одеяло, Сакура с любовью сложила её очки на прикроватной тумбе и убрала разбросанные вещи в шкаф. Позаботившись о том, чтобы уроки были сделаны, и голод утолён, как в общении, так и в еде, Харуно перешла к своим делам, заперевшись в своей спальне с одной включённой лампой, что откидывала блеклый свет на одну стену.       Раздевшись и выключив телефон, она засела за рабочий стол, располагая досье Учих по важности, имеющей для неё значение. Перво-наперво она придвинула к себе Фугаку, развязывая узелок и мысленно Какаши обещая продержаться до последнего, но с каждой секундой становилось тяжелее дышать, и шумевшая кровь в ушах сбивала с толку. Сакура совершала то, чего не должна была делать, и от скрытности считала себя виноватой перед Саске. Пока он на работе, в глубокую ночь не смыкает век, добиваясь лучшего мира, и не подозревает о состоянии Сакуры, она делает всё наоборот. Пробивает брешь в стене, своими же руками роет яму, из которой не сумеет выбраться, и убивает всё то хорошее, что зародилось между ними.       Ни он, ни она не терпели лжи, но Харуно понимала, что они далеки от этого. И что доказательства их лживого фарса лежат на столе, развернувшись полномасштабной картиной. Вычитывающие каждую строчку глаза её не видели ничего вокруг, разум же, полностью поглощённый всем написанным и указанным, требовал большего, и с придыханием она перелистывала страницы, узнавая всё больше нового. Дату рождения, группу крови, место учёбы и все контакты, но основным было другое. То, чего не ждала она увидеть. Растерявшись, Сакура чересчур громко захлопнула папку, не поверив себе. Припоминая фамилии и имена всех пропавших девушек за последние несколько лет, Сакура с медленным осознанием, разбивающим её вдребезги, узнала имя пропавшей неделями назад Мелани. Она имела контакты с помощником Микото, согласившись поработать моделью за деньги. После этого бесследно пропала, и не нужно было гадать, почему юная семнадцатилетняя девушка не посчитала это предложение сомнительным. Семнадцатилетняя Агата Райт появлялась в сети последний раз год назад, и телефон её обнаруживался на территории поместья Учих, после чего ни один правоохранитель не видел её. Зато похожая по внешности девушка нашлась в Австралии. Калейдоскоп женских имён вертелся в каждой папке, и, приглушенно выдохнув, Сакура ужаснулась, решив головоломку, леденящую кровь. Распечатанные чеки с двусмысленным посланием, записки, содержащие указания Микото, платежные операции и добытый перечень проданных органов. Общественность мало знала об исчезновениях молодых подростков, ведь тщательно укрывались улики, и участие многочисленных третьих лиц, привлечённых к каждой пропаже, поражала и до потери здравого рассудка доводила одним существованием.       То было не простой пропажей и предполагаемым подростковым бегством, на которое так надеялись родители пропавших девочек, расклеивая объявления с фотографиями и обращаясь к полиции. То была работорговля и продажа человеческих органов, совершаемая преступной организацией, во главе которой стояли Учихи.