Poison

      Натужное умиротворение, больше надрывающее спокойствие, оседает плотной дымкой в покорёженном воспоминаниями разуме. Беззвучные всхлипы и проклятья душат изнутри, слёзы медленным ходом друг за другом скатываются с поцарапанных щёк. Подступающая темнота ночи окутывает каждый квадратный метр, и её влияние на оголённое и ослабевшее сердце отражается в мыслях: в несуществующих образах, скитающихся вокруг неё; в голосе разума, в их строгих приказах и непоколебимых повелениях. Блистающей монетой Луна не сходит с ночного неба, и так неспешно путешествующие тучи проплывают мимо неё. В свете жёлтых и грязных фонарей слабо мерцают снежинки. К раннему утру снегопад увеличится, снегом перекроет все дороги, и для жителей наступит один внеплановый выходной посреди недели.       Из её ладони зажигалка успела выскользнуть четыре раза. Нервная дрожь, охватившая каждую клеточку тела, не уходила ни на секунду, и разливающаяся кипятком мигрень превращала в кровавое месиво все соображения, не давая здраво оценить варианты. Перед ней разложены фотографии, чековые выписки, с бесчисленными страницами адреса тех злачных мест, куда безвозвратно отправлялись пропавшие девушки все до единой. На каждого члена династии Учиха Сакура имеет бесценный компромат, за который многие журналисты отдали бы сердце без раздумий, — настолько интересна семья губернатора общественности. Сакуре могут предложить баснословные богатства, облигации, собственный денежный счёт в банке, который бы постоянно пополнялся. За непримечательные на первый взгляд бумажки, скрывающие в себе пакостную и гадкую правду.       Однако, никто не сможет предложить ей прежний покой и ту беззаботную жизнь. Вечные укоры собственной совести будут преследовать её до конца жизни, и тому не настанет конца. Дать правосудию и справедливости жить — лишить Сараду отца и их связи. Закрыть добровольно глаза на преступления — пойти против себя, принципов и данной народу клятвы. Сакура напряжённо, почти осязаемо сверлит мутным взором фотографии Микото, не находя нужных ответов. Под кожей жаром пульсирует бессилие, ответственность режет шею. Она и не предполагала, что при наличии столь громких и неопровержимых доказательств суд присяжных без лишних обдумываний вынесет свой вердикт в пользу полиции. В чём-то набожная для общества Микото успела завоевать людские сердца общественными акциями, содружествами; её репутация непорочна, и нужно постараться, чтобы клеймить губернатора убийцей. В глазах независимых и компетентных присяжных она перво-наперво мать двоих сыновей, почтенная жена капитана полиции и только потом губернатор, укрепивший фундамент города и настроивший все торговые контракты и экономику. Иными словами, Сакура ничтожна в этой схватке. Её сочтут грязной, неизвестной девушкой, завидующей успеху госпожи Микото. А все приобщенные к делу материалы пустят по ветру пеплом. В их понимании — всё игрушечная подделка.       Летели часы, что в слепом и тихом одиночестве бежали вразрез с её планами. Сакура повела плечом, словно скидывая с себя груз, и принялась ходить из одного угла в другой, примеряя всевозможные концовки всей эпопеи. Но тем не менее, Харуно волнуется о своей дочери больше, чем о пропавших девушках. Сарада уже умна не по годам, её сложно обмануть, и откровение о семье отца принесёт ей мучения, бесконечные, подобно океану, терзания. Её станут презирать в школе, на работе — припоминать о родстве с работорговцами, нарочито подчёркивая оскорбление-истину. Возможно, она справится. Возможно, спустя месяцы утихомирится шторм в её сердце, и обида спадёт пламенным шёлком. Но Сакура не ясновидящая и предугадать исход не способна, рассчитывая лишь на выработанное работой чутьё.       Гложет её обещание, данное Саске. Харуно не должна пролить на правду свет, но и молчать больше не может. Чем дольше досье находятся у неё в запертом ящике, тем быстрее безостановочно свирепеют принципы. Сакура убеждена, что отведённая ей роль палача — ирония судьбы. Её снова душат слёзы, а немые укоры пропадают в стенках горла.       Чтобы она ни сделала — она останется виноватой. И выбор прост: Сарада или безызвестно пропавшие девушки. Сарада и то оставшееся детство в её маленьких ладонях, или спасение невинных душ.       Поставленные на чашу весов варианты перевешивают друг друга в гонке. Олицетворение прямой борьбы зла и добра. Её молчание в обмен на умиротворенную жизнь близких. Её внезапная атака на семью Учих взамен на общественный резонанс и поднятие столь важной проблемы, как работорговля. Если Сакуре повезёт, она выйдет сухой и живой, не обглоданной кровожадными и голодными пираньями, а оставшиеся партнёры Учих не тронут её. Неприкосновенность никто ей не преподносил, и боязнь за свою жизнь останавливала многие мысли.       Когда стрелки часов оставляют позади два часа ночи, Сакуру будит стук в дверь. Неназойливый, ненавязчивый и вежливый. Так учат стучаться в детстве. Два коротких стука и ожидание, которое может растянуться на десять минут.       Стук повторяется, всё тот же мерный, деликатный и приглушённый звонкостью ночи. Харуно разлепляет слипшиеся веки, фокусируя зрение на входной двери, и в голове закрадываются опасения. Квартира темна, в спальне спит Сарада, видя десятый сон, а на опустевшем дворе снегопад стремительно покрывает улицы обильным снегом. У неё нет ни малейших представлений о незваном госте, но крепко прижатое к холодной коже оружие не даёт спуску сумасбродным идеям.       Настороженно она прислоняется к двери, прислушиваясь к происходящему в подъезде, однако, навострённый слух не различает ни единого писка. Дверной глазок перекрыт чьей-то ладонью, от повторного стука Сакура отшатывается и вздрагивает. Кто-то отпускает попытки попасть внутрь, и первая догадка молниеносно испаряется. Саске не стал бы ломиться, не в его стиле. Он бы ограничился звонком, а после бы пришёл. Её сердце замирает, осознавая, что её наихудший страх сейчас стал бы облегчением. — Кто там? — тихо, но требовательно спрашивает Сакура, кладя пальцы на ручку двери. — Открой дверь, Сакура. Для своего же блага.       Её поражает искренность, скрытая угроза в томном, проникновенном голосе. В следующую секунду дуло сорока пяти миллиметрового пистолета безошибочно утыкается в грудь к пришедшей гостье. Микото взирает свысока, бесцветно разглядывая Сакуру, и её брови на одно мгновение приподнимаются. Пальто слегка промокло от снега, на высоких сапогах почти неразличимо виден снег. Появление Микото застаёт Сакуру врасплох, и она оступается, едва не теряя равновесие.       В полумраке подъезда лик госпожи Учихи заостряется, искажая черты губ и скул. Бесстрастные смоляные очи, точь-в-точь те же, что перенял Саске, покрыты коркой непонятной любезности. Она не бросается на неё с ножом, веля уничтожить весь компромат. Наоборот, Сакура до сих пор не отводит пистолет от тела гостьи, удерживая дуло на уровне бьющегося сердца. Микото терпеливо дожидается разрешения войти, следуя правилам этикета, и на несколько секунд Сакура теряется, не находя объяснений её учтивости. — Что вам нужно, госпожа Микото? — Твоя вежливость будет отплачена моей благовоспитанностью и пониманием, — вдруг проговаривает Микото, приподнимая острый подбородок. — Ты придерживаешься моего официального имени, но прошу звать меня просто Микото. Хотя, мне приятно слышать это от тебя в столь уважительном ключе. Пропустишь внутрь? — Не понимаю, зачем, — опираясь на дверной косяк, недоумевает Сакура. — Ты умная девушка. Не заставляй меня терять к тебе почтение. Я пришла не стрелы и копья метать. Мне нужен разговор, — настаивает Микото, смягчаясь в лице. — Для наших же интересов.       Сакура оглядывается за спину, боязливо и осторожно. Страшится увидеть просунувшуюся Сараду, которая непременно загорится интересом от появления бабушки. Едва уловимое сопение доносится до их ушей, и Харуно облегченно выдыхает, а Учиха не оставляет это без внимания. Стоит Сакуре обернуться обратно, лицом к лицу со своим врагом, за спиной Микото молчаливо появляются каменными охранниками двое огромных мужчин, чьи макушки почти упираются в потолок. Отлично, подобная охрана с не менее отточенными навыками рукопашного боя и стрельбы вынесет Сакуру за две секунды, если не меньше.       Она сглатывает, опуская оружие. Микото одаривает её благосклонной улыбкой, приглашая за собой. Протягивает утончённую белёсую руку без перчатки, и непроизвольно Сакура разглядывает фамильное серебряное кольцо династии Учиха. Оно с драгоценным рубином, маленькими чёрными бриллиантами, словно создающими неведомый фантазии узор. От запретной для ума роскоши и богатства пульсирует в венах.       Микото — олицетворение изысканного вкуса, элегантности и аристократичности. Сакура это видит с первых секунд, и её зеницы то и дело затравленно наблюдают схожесть между ней и Саске. Те же черты губ, красивых глаз и носа. И в ней же она неохотно, но тонко и точно разглядывает очертания Сарады. — Мы можем обсудить вопрос в моей машине. На улице слишком сильно метёт, — предлагает Микото, не повышая голоса. — Я ничего не хочу обсуждать с вами, — противится Сакура. — Мы с тобой обе матери, так ведь? И обе не хотим лишиться своих детей, — её приторное беспокойство вмиг сменяется истинной угрозой. — Будь добра накинуть куртку и выйти со мной поговорить. Я обещала проявить понимание. От этого никуда не уйду. А мистер Флойд пока побудет с твоей малышкой, посторожит её сон. — Ни вы, ни ваши дружки за порог этой квартиры не зайдут, — в одночасье теряя всякую учтивость, цедит Сакура. — Вы не в том положении, чтобы угрожать мне, Микото. — Позволь напомнить, что я устанавливаю правила, — оставаясь леденяще-спокойной, замечает Учиха, привыкшая к сопротивлению и знающая, как с ним бороться. — Я не желаю тебе зла. Пока что. Но моё терпение не вечно. Прояви благоразумие, Сакура.       С отторжением она делает пару шагов назад, держа пистолет заряженным, а курок взведённым. Её внутренний голос мелодично и сладостно подсказывает нажать на спусковой крючок, чтобы лишить этот мир дряни и убить двух зайцев одним выстрелом, но прямота и стойкость во взгляде Микото отрезвляет от необдуманных действий. Чувствуя свинцовое напряжение в стылом воздухе, Сакура покорно стягивает с настенного крючка куртку и выходит в коридор, сразу же за собой закрывая дверь на замок. И не успевает сделать и шагу, как двое мужчин, прибывших с Микото, берут её под руку, забирая насильно пистолет. — Я не люблю, когда мне перечат, Сакура, и вынуждают ждать, — ощутив полноценную власть, Учиха отдаёт короткий приказ одним движением пальцев.       На долю секунды мир меркнет, сменяясь всепоглощающей и смердящей тьмой. В ушах неприятно стучит кровь, её вкус прокатывается на пересохшем языке. С минуту она приходит в сознание, утратив возможность свободно двигать ногами, как раньше, и расплывчатый образ Микото исчезает и появляется с каждым вдохом.       Болезненным и раздражающим грудную клетку.       Внутри что-то разгорается неистовым пламенем, проносящимся по всем органам, и поздно Сакура различает капли крови на своих джинсах и наспех накинутых кроссовках. Её бесперебойно мутит, сухой и беспокоящий жар обволакивает клетку за клеткой в ослабленном после удара организме. Тошнота проявляется сама собой, ком поднимается по пищеводу, и её правая скула ноет, а рана на ней щиплет от смеси слёз и крови. Повисшее и обездвиженное тело легче тащить, покорённый и подчинившийся разум не составит труда прогнуть так, как нужно. Отголосок испуганного и спрятанного рассудка твердит не сдаваться и выбраться из капкана крепких рук, но Сакуре почти не хватает сил сплюнуть кровь, чтоб не потревожить пострадавшую челюсть. Удар был сильным, беспощадным. Забравшим всю смелость и упорность.       Её обдаёт холодом ненадолго. Дверцы захлопываются, и обогреватель в машине согревает всех присутствующих немного, Микото велит слугам выйти на улицу и ждать там. — Я вижу, ты растеряла всю хватку и мужество. Что ж, мне и это нравится, — брезгливо размазывая кровь по щеке, Микото надавливает пальцем на кровоточащую рану, не испытывая жалости. — Я люблю покорных и слушающих меня. С тобой сейчас куда интереснее будет вести разговор. — Вы ещё слабее, чем я думала, — слабо шевеля перепачканными губами, насмехается Сакура. — Нет, это просто методы, не держи зла на меня, — Микото закидывает ногу на ногу, пожав плечами. — Кто-то заклеивает рот жертве и как болтушка говорит, другим удобно завязать руки и ноги, третьи предпочитают с трупами беседовать. Я люблю классику. Обещаешь быть послушной? — Я вам не чертова собака. — Если захочешь выйти живой из машины, то будешь выполнять всё, что я скажу, Сакура, — нарочито растягивая слова, Микото склоняет голову, блаженно выдыхая. — Не будь такой своевольной и прислушивайся к тому, что тебе говорят. Простые правила жизни. — Думаете, Саске понравятся ваши дела? — с вызовом вырывается Харуно, хватаясь за дверцу. — Ха-ха, а ты ещё глупее, чем я думала, — Микото наклоняется к ней, поблескивая азартом в хищном взгляде. — Я привыкла к отсутствию сына, этим ты меня не остановишь. Привыкла к безразличию Саске, к его детскому поведению. Я уже давно с ним не виделась, и бесполезно мне говорить что-то про него. — Разница в том, что он испепелит вас, если со мной и Сарадой что-то случится, — с отвращением отвечает Сакура, щурясь от покалывающей боли.       Учиха улыбается, не сводя довольных глаз с неё. В тесном салоне авто представительского класса им двоим некуда бежать, и затонированные окна скрывают их холодную войну, не давая и шанса заглянуть на поле битвы. — Он переживёт твою потерю, — без сомнений заявляет Микото, словно знает наверняка. — Поплачет год или два, на меня набросится с обвинениями, но в итоге прекратит себя так вести и смирится. — Грустно от того, что это не так, — язвительно бросает Сакура. — Ну, Саске ты знаешь лучше, я соглашусь. Только ты глубоко пожалеешь, если не сожжёшь при мне все досье и материалы о нашем бизнесе. Откуда ты их взяла? — Не ваше дело, — огрызается Харуно, закрывая ладонью пульсирующую щёку. — Мы с тобой обе замечательные и любящие матери, Сакура. Обе хотим счастья и благополучия для своей семьи, детей. И я хочу, чтобы ты осознала, что я не позволю тебе ворваться в наш покой и отнять его, — гневно предупреждает Микото, не спуская с неё пристального и обжигающего взгляда. — Один неверный шаг будет стоить жизни Сарады. Я не раскидываюсь шутками и свои клятвы выполняю. Твоя оплошность и интерес дорогого стоят. — Не вам угрожать мне, Микото, — ядовито парирует Сакура, не забывая собственную отверженность. — У рыбки прорезались зубки? — насмехается она, запрокидывая голову. — Молния не бьёт два раза в одно и то же место, как и я не повторяю два раза. Ты пешка в нашей игре и должна была быть продана ещё давным-давно, но Саске не позволил. Теперь я понимаю, почему. Ты ценный объект, интересная и строгая личность, но для меня ты та же скотина, которую легко разрубить и пустить на шведский стол. Поблагодари меня, что я не убила тебя на пороге твоей квартиры. Могла пролиться кровь, много крови, но я тебя пожалела.       В её речах не чувствовалась ни ложь, ни пафосность. Она говорила безропотно, убийственно и угрожающе, хмурясь и сощуривая свой взор. Каждое слово, выстреливающее тяжёлым калибром проходило через рёбра, задевая и ломая их. От подобной грубости перехватывало дыхание. От столь ужасающей и откровенной силы в одном человеке мысли мешались в спутанный клубок. Сакура возмущённо вспыхнула, всем нутром проникаясь злобой и чистейшей ненавистью к Микото, за что была награждена давящим и красноречивым молчанием. — Я не дам тебе загубить мою семью, Сакура, — Учиха, поправив выбившуюся прядь, протягивает ей запечатанный конверт внушительного размера, порождая панику и недоверие. — Этих денег тебе хватит, чтобы организовать новую жизнь вдалеке от нас. Ты и Сарада будете в безопасности, а я не трону вас, если все материалы и бумаги будут сожжены при мне. — Пытаетесь избавиться от меня? — Всеми силами. Но ты как надоедливая мошка лезешь ко мне и жужжишь над ухом. Раздражаешь, — цокает она. — Я дарю тебе свободу. Бери, пока не поздно. — И вы продолжите дальше похищать и продавать девушек? — Сакура отбрасывает конверт, не веря ей. — Сколько ещё загубленных душ вам нужно, чтобы успокоиться? — Тебе о таких числах незачем знать, — отмахивается Микото, не поднимая конверта с влажного коврика. — Не глупи, Сакура. Иначе завтра же убью и тебя, и Сараду. В игры со мной не поиграешь. — Я вам этого не дам сделать. — А кто тебя спрашивать будет? — удивляется Микото. — Как только ты выйдешь из машины, то вся лояльность моя пропадёт. На реакцию Саске мне глубоко плевать. Если нужно будет, то и его спущу на землю. Либо забираешь деньги, и я забываю о твоём существовании, либо поплатишься за своё любопытство. А в подтверждение своих слов, я хочу преподнести тебе это.       Её вмиг парализует от хлёсткой боли, затянувшей в пучину мрака. Прошедший насквозь клинок прорезает непослушную и одеревеневшую ладонь, и по сиденью быстротечно расползается кровь. Дверь с её стороны открывается незаметно, поток холодного воздуха скользит по оголенной шее, и древесный запах расшатывает застывший в зеницах мрак. Итачи зажимает рукой её губы, не давая произнести и звука, лезвие прохладного скальпеля в его второй ладони беспрепятственно проникает под кожу плеча, вскрывая вены. Ткань куртки не столь плотная, и быстрый взмах не запоминается Сакурой, зато Микото смакует момент медленно и неотрывно. Её уста расплываются в улыбке, она кивает, признавая работу старшего сына и с удовольствием смотря на пролитую кровь той, что посмела посягнуть на её тайну.       Итачи не вынимает скальпель, оставляя Сакуре его, как прощальный подарок. Глубже всаживает, пока по салону еле слышно разливается стон боли. Тёмной ночью одна луна впитала в себя все страдания Сакуры, став молчаливым свидетелем. Её блеска и света не хватит, чтобы перекрыть тот смрад, окутавший Харуно. И послушно сняв перчатки в расправленном пакете, Итачи натягивает спешно маску на лицо. — Мелани теперь полностью твоя, — Микото оценивает нанесённые увечья, не прекращая улыбаться. — Делай с ней, что хочешь. И помоги мне выкрасть у этой барышни все ценные бумаги. После этого можешь идти на все четыре стороны. — Смотри, чтобы однажды этот скальпель не оказался в тебе, — опустив голову, шепчет Итачи. — Разве я убиваема? — любуясь фамильным кольцом, мечтательно вздыхает Микото. — Разве меня возможно победить? — Ты не бессмертна, — через секунду усмехается Итачи. — У Смерти имя моё, — выходя с ним, возглашает Учиха, вдыхая полной грудью. — У нашей династии её силы. Этого ли недостаточно, чтобы править этим миром?