Сияние твоего самоцвета

— О, Кенма! — к голове Алмаза, ещё не приклеенной, подбежал Циркон. — Хината. Как ты? — Я отлично! — самоцвет улыбнулся, обнажив ряд ровных зубов. — Ямагучи ещё тебя не склеил? — Как видишь, нет. Он приклеил шею, но она пока что скрепляется. Если скрепить все сразу, то могу рассыпаться снова. — Вот как. Прости, мне очень жаль, что так вышло. — Это не твоя вина, Шое. Как ты? — Я? — вопросительно посмотрел рыжий. — Да нормально. Даже отлично. Козуме не стал говорить ему, что тот совершенно не умеет врать. Как не он, так кто-то другой скажет. — Хината? Можно попросить тебя об одном одолжении? — Да все, что угодно, Кенма. Так что ты хочешь? — Можешь взять мою голову в руки? И повернуть ее к моему телу. — Вот так? Циркон удерживал голову с шеей напротив сидящего безголового тела Козуме. Указательный палец потянулся к светящимся волосам и издал характерный звук стука камень о камень. — Так вот что чувствовал Куроо… — Когда? — А? Да не обращай внимания, — выдохнул Алмаз. А Хината ловит себя на мысли, что часто, даже слишком, что после каждого задания Борт подходил к Алмазу, стучал своим пальцем в самую маковку головы Кенмы и тихо шептал: — Ну и зачем ты туда сунулся? А тот тихо отвечал ему: — Так от меня есть польза. И в ответ ему звучало тихое: — Дурак. — О, Ямагучи! — вырвал его из размышлений голос Козуме. — Смола готова? — Да, осталось только приклеить голову. А ты, Хината, не мешай. — Когда это я мешал? — возмущённо отзывается Циркон, а Нефрит и Алмаз по-доброму усмехаются. — Кажется, смолы будет недостаточно. Пойду сделаю ещё, — Нефрит удалился. — Знаешь, Циркон, — начал Алмаз, — я иногда думаю: а что, если бы Борт не было? Так, просто мысли. Но я всё равно очень люблю его. Так ведь нельзя, верно? — И без них трудно, и с ними трудно… — Ты понимаешь меня, Циркон? — надежда светилась во взгляде Кенмы. — Я… Не знаю. Никто ведь не давал запрет. — Но и разрешения никто не давал. — Так, о чем беседуете? — Тадаши пришел с новой порцией смолы. — Да так, — отмахнулся Кенма. — О вечном. — Хм, вот как? Что же, Хината, подержи голову Козуме ещё чуть-чуть. Чуть выше. Ага. А теперь давай мне. — Да я сам могу приклеить! — Ты в прошлый раз мне левую руку прикрепил вместо правой, — скептично отметил Алмаз. — Какой же ты, всё-таки, злопамятный. Ему не ответили: Ямагучи прикрепил голову точь-в-точь так, как она была прикреплена до этого. — Посиди так немного, Алмаз. Через пару минут можешь быть свободен. А ты, Хината, сделай все возможное, чтобы голова Кенмы оставалась у Кенмы. — Так точно! Нефрит снова ушел, забрав с собой пустые миски из-под смолы. — Спасибо тебе, Козуме. — За что? — недоуменно уставился на друга самоцвет. — Ну, за то, что спас меня. — Глупый, — улыбнулся. — Сам такой! — рыжий показательно отвернулся. — Твоя голова, кстати, тяжёлая. Мне чуть руки не оторвало! — О? Прости. Но ты ведь мог просто сказать об этом, не так ли, Шое? — Ну, тогда бы от меня не было пользы, — он понурил голову. — Знаешь, — Алмаз нахмурился. — Здесь каждый думает о том, чтобы приносить пользу. Я тоже от этого страдаю. Но я не хочу видеть, как это отягощает тебя. Просто подумай над тем, что ты можешь делать, чтобы принести пользу не только остальным. — Что ты имеешь в виду? — Ну, попробуй… — Алмаз, а ну живо спать! У нас патруль завтра! Из-за угла показался не на шутку разозленный Куроо, на что Кенма поднял руки в смирительном жесте. — Прости, Хината, мне надо идти. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, Алмаз! «Попробуй подумать о себе.»