Thirty-one

— Знаешь, почему я тебя люблю? — вопрос режет тишину ровно пополам, не осекаясь ни на миллиметр. — М-м? — пальцы перебирают ржаные кудри. Старк думает, что звучи этот инструмент струнами, то в полноте отражал бы их отношения: натянутые, порой возгорающие и выжигающие вокруг ядовитым полугноем вперемешку с металлическими скобами. — Я никогда не встречал человека, настолько похожего и настолько другого одновременно. Это звучит как откровение, как признание, выдыхаемое из легких во время систолы предсердий. Сердце перекатывается в горло и сжимается бьющимся ритмом. — Говорил же, — Питер замирает, ощущая тепло чужого тела сбоку, и находит новую трещинку на потолке, — у нас есть что-то общее. Она была там и раньше или появилась сегодня? В современной оборудованной башне не может быть никаких трещинок. Не так ли? Тони целует в плечо — медленно, широко лаская губами. Почти нежно, даже с намёком на некую заботу. Трещинок среди побелки вдруг становится слишком много. А вдруг каждая новая появляется каждый раз, когда кто-то из них кончает? Питер утыкается в шею и втягивает воздух меж сжатых челюстей. Ведёт по коже языком, засасывает. А может трещинки рождаются вместе с каждым новым засосом или укусом на нём? Старк мажет по щеке и останавливается на виске, жмётся губами, пытается укусить, но получается только шумно выдохнуть открытым ртом. — Иди ко мне, — целует так ласково, что скручивает пальцы на ногах. Даже не пытается залезть языком вовнутрь, — ты такой. — Какой? — хочется исчезнуть — так проще. — Такой, — целует нос, лоб, щёки, — ты. Паркер, — вторит его фамилию. Тони ложится на него сверху и опять тычется в шею. Держит голову в ладонях и тихо воздушно постанывает. — Люблю тебя, — его голос срывается и падает в дрожаще-пылающую грудь. — Но у меня ощущение, что когда-нибудь я задушу тебя. В носу начинает покалыванием ныть. — Не сможешь, — Питер доверительно кладёт подбородок на кожу и прикрывает веки, где межресничье кажется тёмным горизонтом. Во рту становится вязко-вязко. — И я не смогу. Потому что тоже тебя люблю. Миллиарды трещинок на потолке сливаются в одну большую, а потом исчезают.