~***~
Кармайн любил встречаться с семьями в «Айсберг Лаунж», когда они показывали футбол на нескольких экранах и подавали лучший флорентийский стейк в городе. Но теперь всем заправлял Марони, и «Айсберг» превратился в гламурную дойную корову, которая пересекла границы преступного мира и высшего общества. Когда Марони собрал вместе глав криминальных семей Готэма, это не было светским мероприятием. Это был военный совет. Они встречались на холодных кухнях из нержавеющей стали в барах и ресторанах, принадлежащих мафии, по всему городу, когда солнце ещё было на небе. Бэтмен не стал бы искать их в закусочной «Карлуччо» в полдень в четверг, это уж точно. В то утро любовница Марони прервала его физиотерапию, вбежав в неглиже с телефоном в руке, задыхаясь от того, что Джокер сбежал из Аркхэма. Марони был настолько расстроен, что выпил стакан виски в девять утра, чтобы очистить голову. Затем он сделал два звонка. Первый — жене, велев ей немедленно сесть на самолет и уехать из города. Второй — своей секретарше, велев ей организовать встречу. Карлуччо перестроил кухню в соответствии со спецификациями Марони: безупречно чистые столы, расставленные формой подковы, чтобы лейтенанты Марони, доверенные советники, друзья и те, с кем он мирился ради сохранения мира, могли смотреть друг на друга. На месте чеченца сидел его чуть более приятный брат Юрий, и на месте Гамбола теперь сидел Пингвин, дёрганый маленький уродец. Марони в одно мгновение прикончил бы его и выбросил в гавань, если бы не тот факт, что у Пингвина был талант делать деньги. Под руководством Пингвина «Айсберг Лаунж» приносил огромную прибыль, и это означало, что больше денег можно было отмыть в новых банках. Пингвин раздражал, но он не был настоящей проблемой. Если бы он попробовал выкинуть что-то, он умер бы в считанные дни, и никто и глазом не моргнул. Настоящая проблема Марони сидела напротив него, рассматривая свои когтистые ногти и кивая, когда её идиот-муж шептал ей на ухо. София Фальконе вернулась в Готэм. После нескольких лет жизни за границей она вернулась в Готэм с мужем и двумя маленькими детьми. Она была модельером по профессии, что придавало ей экзотическую респектабельность среди светского класса Готэма, достаточную, чтобы заставить их забыть, что её отец был самым безжалостным гангстером, которого когда-либо видел Готэм. Но внешность светской львицы была прикрытием, которое мог увидеть любой, обладающий хоть каким-то здравым смыслом. Даже её муж, Вито Гиганте, был до мозга костей мафиози в оригинальном сицилийском мотиве. Но Готэм не был ни Сицилией, ни Миланом. Марони допил свой эспрессо и позволил чашке звякнуть на блюдце, прежде чем оглядел комнату. Его люди паниковали, это было очевидно. На часто напряжённых лицах появлялись новые морщины стресса, когда они нервно перешептывались друг с другом. Испуганный вид не был достойным внешним видом для гангстера, и вся комната провоняла страхом. Это был позор. — Хорошо, хорошо. Хватит об этом, — крикнул Марони, перекрикивая нервные голоса, встретившись взглядом с несколькими ключевыми мужчинами, включая Софию. — Это неправильно, — прямо сказал он им, его отвращение было приемлемым в этой ситуации. — Эта паника? Из-за того, что этот урод освободился? Хватит. Это неправильно. — Джокер убил моего брата, — презрительно усмехнулся Юрий. Он оглядел своих парней, неповоротливых русских мужчин в кожаных куртках и золотых цепях. — Порубил его на крошечные кусочки. Ты думаешь, мы просто забудем? — Мы ничего не забываем, Юрий, — сухо отозвался Марони русским. — У нас достаточно забот и без Джокера. — Что ты предлагаешь? — заговорила София, подняв одну идеально подведённую бровь и обменявшись взглядом с мужем. — Всё просто. Мы позволим Бэтмену разобраться с ним, — возразил Марони. — Наша более насущная проблема — наличные деньги. Харви Дент, может быть, и мёртв, но наши хорошие друзья, которых он посадил, всё ещё в тюрьме. — Дженис Портер сочувствует нашему тяжелому положению, — сказал Кассаменто, человек, которому Кармайн доверял так же, как и Марони. — Как только она будет избрана окружным прокурором, она положит конец Акту Дента и рассмотрит возможность досрочного освобождения наших друзей. — Миссис Портер, без сомнения — улучшение дел, — вмешался Пингвин, его жеманная улыбка граничила с гримасой. — Но наши знакомые, вернувшие себе свободу, не помогут нам, по крайней мере, в течение года? Двух? Нет, нет. Им придётся восстанавливать свой бизнес с нуля. Нам нужно думать нестандартно. — Нестандартно, пф-ф-ф, — усмехнулся Юрий, откидываясь на спинку стула, чтобы он балансировал на двух ножках, в то время как его парни посмеивались между друг другом. — И что ты с этим сделаешь, птичьи мозги? Откроешь ещё несколько клубов? Ты не думаешь, что Бэтмен заметит и арестует нас? — Пингвин прав, — снова вмешалась София, её глаза с тяжёлыми веками презрительно оглядывали комнату. — Мы должны придумать новые решения. Мой отец создал свою сеть финансистов, подобно тому, как Сальваторе собрал нас всех вместе. Вместе мы можем построить новую сеть, чтобы узаконить наш денежный поток и вернуть всё на свои места, туда, где было до Дента и Бэтмена. — Боже, боже. — Пингвин наклонился вперёд, его лицо дёргалось, как будто он изо всех сил пытался контролировать своё выражение. — Для новичка в нашем совете — того, кто не имеет финансовой доли в нашем бизнесе — замечу: мне кажется, что у миссис Гиганте может быть что-то припасено в её очень модном рукаве. — «Краун Групп», — беззаботно продолжила София, как будто она не слышала Пингвина. — Их проект «Краун Тауэрс» быстро теряет деньги. Мы начали переговоры, чтобы узнать, как мы можем получить взаимную выгоду от инвестиций. Марони опёрся локтями о стол и изучал лицо Софии. Она не была красивой женщиной в традиционном смысле этого слова, со слишком большим носом и слишком близко посаженными глазами, но держалась как королева. — Софи, — обратился он. — Ты продолжаешь вести переговоры с Краун. Я хочу, чтобы ты поговорила с Кейном, Дюма и Уэйном тоже. У тебя есть связи, так что используй их. Она улыбнулась самодовольной, скрытной улыбкой, от которой Марони стало не по себе. — Хорошо. Следующее, о чём нам нужно поговорить — это китайские банды. — Марони, прищурившись, повернулся к русским. — Юрий, я хочу, чтобы ты с ними помирился. Перестань убивать их людей и вернитесь за стол переговоров. — Скажи китайцам, чтобы они прекратили грабить наши ёбаные поставки, — с горечью возразил Юрий. — Тогда мы прекратим их убивать. — Вернитесь за стол переговоров, — повторил Марони, которого не интересовали подробности их мелкой войны с наркотиками. Он наклонил голову в сторону Кассаменто. — Санто, дай Линг понять, что мы хотим, чтобы всё снова стало цивилизованно. Юрий будет следовать правилам. Юрий нахмурился, а его люди что-то пробормотали друг другу. — А как насчёт ирландцев, они только и делают, что убивают друг друга, — усмехнулся русский. Марони посмотрел через стол на главу ирландской семьи. Микки Салливан, морщинистый мужчина с ярко-рыжими волосами, зачёсанными под кепку, и с расписанными татуировками худыми веснушчатыми руками. Ирландец выпятил грудь и свирепо посмотрел на русских, но в остальном держал рот на замке. — Это другое дело, — сказал Марони за Салливана. — В их семье завелись нелояльные ей члены; они справляются с ними так, как умеют. Я не ожидал бы от тебя ничего другого, если бы твои парни попытались что-то выкинуть. — Он кивнул на шеренгу головорезов позади Юрия, и русский снова нахмурился, мрачно бормоча что-то на своём родном языке. Марони объявил о завершении встречи, зная наверняка, что его коалиции предстоит много работы, прежде чем они вернутся туда, где они были до Дента и Бэтмена. Он наблюдал, как его доверенные лица покинули помещение — все, кроме Франко Бертинелли, который вытащил сигариллу из внутреннего кармана пиджака, прежде чем встретиться взглядом с Марони. — Сал… босс… — почтительно произнёс он. Бертинелли был старым другом Марони. Шафер на его свадьбе. Крёстный отец его сына. — Ты уверен, что разумно оставить Джокера Бэтмену? В прошлый раз мы говорили, что клоун не проблема… — Он указал на инвалидное кресло, которым Марони был вынужден пользоваться в те дни, когда у него слишком затекали ноги. Марони слишком живо помнил тот день. Дент сошёл с ума и выстрел в его водителя. Затем последовал несчастный случай. Марони не рассказал ни одной живой душе, что произошло на самом деле, даже своему священнику или жене. Для всего мира Дент был хорошим человеком, которого убил Бэтмен, но правда заключалась в том, что Летучая Мышь нарушила его заветные правила, чтобы убрать Дента. Если Летучая Мышь нарушила его правила для Дента, он почти наверняка нарушит их и для Джокера. Клоун был слишком опасен, чтобы остаться в живых, и Марони показалось, что Бэтмен, наконец, осознал этот факт, не имея свободного времени. Чёрт возьми, может быть, он позаботится и о Пингвине. — В прошлый раз мы совершили ошибку, объединившись с Джокером, — сказал Марони своему старому другу. — На этот раз мы позволим Летучей Мыши позаботиться о нём, и мы не станем ему мешать. Бертинелли хлопнул рукой по плечу Марони, жест солидарности и доверия, старой дружбы. — Если вы так говорите, босс.~***~
Когда Харли проснулась, солнце, казалось, вставало, а не садилось, и она поняла, что проспала почти двадцать четыре часа. Она села в постели с затуманенными глазами и сонная, образ тела Чавеса, лежащего на столе, с кровью, капающей на ковер, всплывал на передний фон в её сознании. Она должна была опознать тела, потому что ей довелось присутствовать при этом и остаться в живых. Единственная оставшаяся в живых. Было ужасно видеть безжизненные тела людей, которых она знала и с которыми разговаривала каждый день. «Это было расторопно, — предположила она, — убивать всех, кто попадался им на пути». Всех, кроме неё. Она не была удивлена, что Джокер был таким безжалостным, но всегда было что-то почти уважительное в том, как он обращался с ней во время их сеансов, что, как она теперь поняла, было притворством. Она была глупа, думая, что он безобиден, как котёнок, из-за наручников и нескольких вооруженных охранников, бродящих по коридору. Наивность — не то слово, которое она обычно использовала, чтобы описать себя, но в данном случае она прискорбно недооценила его. Он убаюкал её ложным чувством безопасности. Харли выбралась из постели и побрела в гостиную. В её квартире всё ещё царил беспорядок, но она уже привыкла к нему. Она села на свой разрушенный диван и открыла домашнюю страницу «Gotham Globe» на своём новом ноутбуке, не удивившись, обнаружив разрисованное лицо Джокера, уставившееся на неё под заголовком, неистово описывающим его побег. Гордону до сих пор удавалось скрывать её присутствие в лечебнице во время побега, отталкивая камеры и микрофоны от её лица, когда он и патрульный вели её через толпу журналистов за воротами Аркхэма. «Доктор Квинзель прибыла в лечебницу Аркхэм рано утром, чтобы помочь нам определить, что здесь произошло. Мэр вскоре выступит с заявлением». В заявлении мэр лишь посоветовал людям сохранять спокойствие и заверил город в том, что ведётся розыск. Позже в тот же день Гордон дал пресс-конференцию, попросив сообщать о местонахождении Джокера на специальную телефонную линию, созданную GCPD. Он также рекомендовал людям сохранять спокойствие. Тем временем члены семей Кейн и Дюма — большинство которых были звездами «Сделано в алмазном районе» или «Настоящие домохозяйки Готэма» — появились на GCN, заявив, что они намерены остаться в Готэме, подразумевая солидарность с более обедневшими гражданами, которые неизбежно станут жертвами того, что запланировал Джокер. Мысли Харли вернулись к ножу, прижатому к её рту. Только из-за того, что у Джокера было мало времени, она была всё ещё жива или, по крайней мере, всё ещё цела. Она знала, что если бы рассказала Гордону о том, что произошло в её офисе, он предложил бы ей полицейскую защиту, но она не особенно хотела этого и подозревала, что ей это тоже не нужно. Трудно было представить, что Джокер придёт за ней сейчас. Застряв в Аркхэме, он развлекался только с Харли и санитарами. Теперь в его распоряжении был весь Готэм. Не похоже на то, что она была для него уникальной. Она отодвинулась от своего ноутбука и вытащила телефон Пингвина из сумки, набрав быстрое сообщение. «Твой новый друг сбежал. Он получил твоё сообщение». Это немного вводило в заблуждение. Всё, что она сделала — заикаясь произнесла имя Пингвина в панической попытке помешать Джокеру порезать её лицо, но Пингвину не нужно было этого знать. Когда Джокер покинул Аркхэм, Пингвину больше не нужно будет через неё связываться. Вероятно, были каналы плохих парней, через которые они могли связаться. Её исключили из уравнения. Вопрос о том, что она должна делать дальше, мучил и расстраивал её, когда перед ней замаячили повторяющиеся дни и недели. Затем её взгляд привлекла коробка на кухонном столе. Это было платье, которое София Фальконе прислала для вечеринки, о которой она почти забыла. Харли могла валяться у себя дома, или она могла попробовать что-то новое и посмотреть, куда это её приведет. Осторожно она подняла крышку коробки, чтобы открыть вид на лужицу шёлка цвета шампанского внутри, и провела пальцами по ткани. Три месяца назад она бы полностью отказалась носить что-то настолько роскошное. Харлин Квинзель, сварливый психолог с бледными губами и тугими пучками. С её практичной обувью и рациональными решениями. Она не хотела думать о Джокере или Пингвине, или о том, что она должна была делать со своей жизнью, когда всё, что она могла видеть перед собой — один день, сменяющийся другим в Аркхэме. Она хотела большего. Пришло время ей самой немного развлечься.~***~
В ванной на складе была куча битого фарфора и лужи мутной воды, которые воняли дерьмом. Там, где раньше была раковина, из стены торчали только обрезанные трубы, а над ними — треснувшее зеркало. Джокер всмотрелся в своё отражение, поворачивая голову из стороны в сторону, чтобы убедиться, что он не пропустил ни одного места после быстрого бритья прошлой ночью. Достаточно хорошо, решил он, отодвигаясь от зеркала и дёргая рукава пиджака. Новый костюм не подошел. Он похудел в Аркхэме. Не на слишком много, но достаточно, чтобы фиолетовые брюки сидели низко на бёдрах, а жилет казался слишком просторным. Он снова дёрнул за рукава одежды, пытаясь прикрыть костлявые запястья, бормоча о помоях, которые в Аркхэме называли едой. Первой остановкой Джокера и его приятелей по побегу был безопасный дом за городом, где они смотрели новости об их побеге и перекусили настоящей едой. Затем второй дом в университетском районе, где никому и в голову не придёт искать Джокера. Именно тогда всё пришло в движение. Он избавился от двух идиотов из Аркхэма — он был уверен, что они снова появятся — и принялся за работу. Были сделаны звонки, даны инструкции, проложены нити, чтобы их можно было использовать позже. Наконец, его костюм прибыл, и как раз в самый последний момент, чтобы он мог, наконец, переодеться из окровавленного комбинезона Аркхэма, который начал немного попахивать. Он натянул пальто, двигая плечами, пока оно не подошло как влитое, затем вытащил коричневый бумажный пакет с тремя банками маслянистой краски из внутреннего кармана. Медленно, немного отвыкнув от практики, он зачерпнул белую краску и растер её между ладонями, прежде чем поднести руки к лицу. Он остановился, встретившись с собственным взглядом в зеркале, затем размазал краску по лбу и по щекам. Он заполнил пробелы; через нос, от уха до уха и до линии волос, затем двумя пальцами использовал красный и чёрный цвет, пока Джокер не уставился на него пустыми чёрными глазами и жестоким красным ртом. Оу-у. Внезапно он почувствовал лёгкую ностальгию. Это всегда случалось, когда играете в долгую игру. Затем он взял баллончик с зелёной краской для волос под названием «Frankenstein Green» и распылил её на свои волосы. Когда всё было сделано, он в последний раз посмотрел на себя в зеркало и одобрительно промурлыкал. Это другое дело. Неожиданно на ум пришёл очень занимательный доктор Квинзель, и два сценария одновременно разыгрались перед его мысленным взором. В первом она закричала и убежала от него. Во второй она удивлённо подняла бровь. В конце концов, её потянет к первому. Не имея стола между ними, чтобы чувствовать себя в безопасности, она превратилась в маленькое нервное существо, которое он нашёл прячущимся под её столом. Разочаровавшуюся в конце, он всё равно будет с любовью вспоминать её за то, что она развлекала его и поддерживала в здравом уме. Он снова поправил манжеты, отодвигая доктора Квинзель на задний план. Он мог бы поразмышлять о ней позже — небольшая головоломка, которую нужно будет решить, когда ему станет скучно. Сегодняшний вечер был всего лишь генеральной репетицией, но Джокер всё ещё любил шоу.~***~
Харли несколько раз бывала в музее естественной истории с того момента, как переехала в Готэм, и всегда уходила с ощущением, будто часами пыталась ориентироваться в лабиринте. В отличие от большинства зданий в стиле ар-деко в центре города, музей естественной истории представлял собой неоклассическое чудовище с колоннами и аркбутанами, его старомодное величие противоречило земным выставкам. В галерее «Сокровища Земли» размещалась постоянная выставка драгоценных камней, все из которых сверкали и были выставлены сегодня вечером. Были здесь и драгоценные камни из частных коллекций, их геологические истории были изложены в брошюрах под подсвеченными витринами. «Щедрое богатство, сочетающееся с образовательными материалами», — криво заметила Харли, оглядывая высокую круглую галерею, украшенную для вечеринки, к которой она не чувствовала свою сопричастность. Но в этом был смысл, причина, по которой она была там. Заняться чем-то другим. Гости вечеринки почти наверняка были там не для того, чтобы узнать что-то новое. Женщины, пожилые и молодые, были одеты в облегающие платья, с драгоценностями, свисающими с их ушей и шеи. Мужчины были в смокингах и с жутко похожими выражениями отработанного самодовольства. С одной стороны комнаты стоял открытый рояль, ещё один мужчина в блестящем смокинге ухмылялся, выступая перед своими господами, которые танцевали вокруг него. Харли выделила несколько лиц, которые она узнала по «Сделано в Алмазном районе» и «Настоящим домохозяйкам Готэма», но она не могла видеть Мари Кейн, единственное настоящее лицо, которое она знала. Она осмотрела выходы на случай, если ей понадобится быстро сбежать, все они патрулировались охраной, чтобы охранять богатых гостей и их драгоценные камни. Всего было три выхода: один вёл в «Галерею Метеоритов», другой — в «Энтомологические Коллекции», а третий — к главной двери. Между ними были длинные столы, за которыми стояли молодые люди в белых пиджаках, разносившие напитки, и Харли быстро подошла к ближайшему из них. — Шампанское, мэм? — спросил бармен, его улыбка была странно хрупкой. — Да, — согласилась она, оглядываясь через плечо на группу людей, кричащих «привет!» и «так приятно вас видеть!», когда прибыло больше гостей. — Содовой воды, пожалуйста, — попросил глубокий усталый голос, когда Харли поднесла бокал с шампанским к губам. Она искоса взглянула на человека, заказывавшего воду, и чуть не поперхнулась. Там, небрежно попивая содовую из хрустального граненого стакана, стоял не кто иной, как небезызвестный миллиардер-плейбой Брюс Уэйн. Он заметил, как она пристально смотрит на него, и Харли была удивлена, что его лицо на мгновение омрачилось, прежде чем смениться на то же привычное самодовольство, что и у его сверстников. Он похотливо приподнял одну бровь и демонстративно разглядывал её платье поверх края своего бокала, прежде чем, наконец, встретиться с ней взглядом. — Доктор Харлин Квинзель, — ухмыльнулся он, опёршись локтём на стойку и протягивая ей большую руку для пожатия. — Брюс Уэйн. Чувствуя отвращение, Харли взяла его руку и быстро пожала. — Приятно познакомиться, — холодно сказала она. — Не пойми меня неправильно, — протянул он, бросив на неё любопытный взгляд, который всё ещё умудрялся выглядеть елейным. — Но я бы не ожидал, что «Общество Краун» будет вашей компанией. — Вы хотите сказать, что вы ожидали, что я буду более дружелюбна с компанией бедняков? — категорически возразила Харли. Уэйн усмехнулся, прочно закрепившаяся кривая ухмылка, когда он наклонился к ней с титулованной грацией, пришедшей с годами от набрасывающихся на него женщин. — Вы забавная, — сообщил он ей, удерживая её взгляд почти слишком пристально, хотя его дерзкая ухмылка смягчила эффект. — Мне так говорили, — сказала Харли, думая о Джокере. Она проглотила глоток шампанского и быстро оглядела комнату, чтобы увидеть, прибыла ли Мари или даже Бертрам Краун, чтобы поблагодарить их. Не прибыли. — Серьёзно, — настаивал Уэйн, поднося стакан с содовой к губам и глядя на неё поверх края. — Что привело вас сюда сегодня вечером? — Не знаю, — призналась Харли после паузы. — Они пригласили меня. Она взглянула на его лицо и с удивлением обнаружила, что он изучает её с хмурым выражением, которое он быстро скрыл, позволив своему взгляду снова скользить по её платью, задерживаясь на выпуклости её груди под кремовым шёлком. У Харли был достаточно маленький размер, чтобы иногда ходить без лифчика, как сегодня вечером, но под пристальным взглядом Уэйна она начала сожалеть об этом. — Это платье… — он тихо рассмеялся и улыбнулся ей. — Ничего себе. Губы Харли кисло поджались, раздражённая тем, что единственным человеком, с которым она смогла поговорить до сих пор, был привилегированный идиот, который не мог перестать пялиться на её грудь. — Это платье от Софии Фальконе, — сказала она рассеянно, снова оглядывая комнату, но зная, что это бесполезно. — Ждёте кого-то? — продолжал Уэйн, отказываясь быть проигнорированным. Харли допила остатки шампанского, но подавила желание заказать ещё. Вместо этого она поставила свой бокал на стойку бара и подняла глаза на Уэйна. — Бертрам Краун, — смело сообщила она ему. — Я должна поблагодарить его за приглашение. — Ага, — медленно согласился Уэйн, как будто ему было интересно, почему Бертрам Краун пригласил её в первую очередь, затем сделал ещё один глоток содовой воды. Харли подумывала сказать ему: «Ну, я только что предоставила фальсифицированные данные компании лучшего друга его жены, и это их способ поблагодарить меня». — Хотите знать, почему я здесь? — спросил он устало. — Ищете богатую жену? — съязвила Харли. Уэйн рассмеялся, и на этот раз это прозвучало искренне. — Нет. — Уэйн провёл рукой по волосам и поставил стакан на стойку. — Но вот что я вам скажу, доктор Квинзель… мой дворецкий был бы в восторге, если бы я это сделал. — Зовите меня… — Она чуть не сказала «Харли», но в последнюю минуту спохватилась, — …Харлин, — поправила она. — Хотите потанцевать, Харлин? — Он снова протянул руку, его прежнее самодовольное притворство сменилось приветливостью, которую Харли нашла гораздо более приемлемой. — Почему бы и нет, — согласилась она, пожав плечами, и последовала за ним к группе танцующих пар. — Я должна предупредить вас, что на самом деле я не танцую. — В таком случае вы в надёжных руках, — фыркнул Уэйн, беря одну её руку в свою, а другую положив ей на бедро. — В детстве у меня были уроки, но мне это не очень нравится. — Так почему вы здесь? Если вы не любите танцевать или… — Харли замолчала, когда они закачались вместе в такт. — Или вам не нравятся эти люди? — закончил он вместо неё, приподняв бровь. Харли рассмеялась громче, чем хотела, заработав от Уэйна странный взгляд. — Я знал большинство этих людей всю свою жизнь, — объяснил он, внимательно глядя на неё. — Вы могли бы назвать их моими друзьями, но я не думаю, что они знают, что такое дружба на самом деле. — Вы когда-нибудь смотрели «Сделано в алмазном районе»? — спросила Харли, надеясь поднять настроение, хотя и заметила, что он всё ещё не сказал ей, почему он здесь. Когда Уэйн подтвердил, что нет, она указала на горстку людей, которых она заметила из шоу, и Уэйн недоверчиво покачал головой, когда она описала их текущие сюжетные линии. — Подождите, они просто… закрывают дверь спальни, и вы должны предположить?.. — О да. — С энтузиазмом кивнула Харли. Она рассказала ему о событиях первого и второго сезонов, пока они танцевали в течение трёх песен. — Это их главная фишка. Ивания сейчас с Бобби Кейном, но в первом сезоне она была королевой закрытой двери. — Ивания Дюма была той, с кем я впервые поцеловался, — ответил Уэйн, выглядя противоречивым, и Харли снова рассмеялась, довольная тем, что ей удалось прорваться через льстивую плейбой-игру Уэйна. Было грустно, что он думал, что должен вести себя как придурок, чтобы быть принятым трастовым фондом, но Харли не была уверена, что это было полностью причиной фарса. Она не могла точно понять, что именно не так с ним… — Итак, — сказал он, когда началась третья песня, и Харли уже могла сказать, что будет дальше. — Джокер… — Пугающе, не правда ли, — мягко ответила она. — Что он сбежал? — Уэйн нахмурился, словно не понимая её легкомыслия. — Да. Действительно пугающе. — Это то, чего он хочет, — устало заметила Харли. Ей наскучило объяснять, чего хочет Джокер. Уэйн нахмурился своим задумчивым, серьёзным хмурым взглядом, перенеся всю тяжесть на Харли, как будто она была загадкой, которую он не мог разгадать. Почему мужчины всегда так на неё смотрят? Но прежде чем он успел расспросить её дальше, чья-то рука хлопнула его по плечу. — Брюс! Давно не виделись, мой мальчик, — хохотнул Бертрам Краун, хлопая Уэйна по спине и тряся руку, пока не заметил Харли, одарив её стареющей улыбкой плейбоя, от которой его слабый подбородок дёрнулся. — Ах, я должен был догадаться! — подшутил он над Уэйном, толкнув его локтём в бок. — Так это ты даёшь доктору Квинзель уроки танцев! В одно мгновение Уэйн снова стал самодовольным, избалованным мудаком, покачав бровями и лениво ухмыляясь. — Рад тебя видеть, Берти, — протянул он, хлопнув старика по спине чуть сильнее, чем это было необходимо. — Как продвигается проект башни? Продал ещё какие-нибудь из этих пентхаусов? — Только что закрыли сорок пять миллионов за два верхних этажа — на пять миллионов больше нашей запрашиваемой цены! — хвастался Краун, поворачиваясь к Харли и сияя, пожимая ей руку. — Доктор Квинзель, большое вам спасибо за то, что пришли на нашу небольшую вечеринку. — Небольшую? — неловко пошутила Харли, вызвав ещё более грубый смех Уэйна и Крауна. — Лулу действительно любит устраивать вечеринки, — усмехнулся Краун, махнув рукой своей жене, которая держалась за руки с Мари Кейн в баре. — О, смотрите, вот и она — давайте выпьем! Уэйн недовольно провёл рукой по волосам, когда они с Харли последовали за Крауном, и у неё сложилось отчётливое впечатление, что он особенно не любит семью Краун, даже если он нацеплял неловкую ухмылку всякий раз, когда сталкивался с одним из них. Когда они приблизились к жёнам, он снова приобрёл энергичное обаяние и жеманные ухмылки, рассыпая изрядно избитые фразы, от которых Лулу и Мари сходили с ума, попивая коктейли. Харли присоединилась к ним, притворяясь, что смеётся, задыхается и журит. Большая семья, друзья и коллеги присоединялись и покидали их группу, чаще всего не обращая внимания на Харли. Один из младших членов клана Кейн рассказал им историю, в которой на его яхту доставили двадцать ящиков шампанского вместо двадцати ящиков воды, тем самым заставив присутствующих на его вечеринке в течение долгих выходных пить только шампанское. Группа зашлась в приступах смеха, и Харли смеялась вместе с ними, как будто она никогда в жизни не слышала ничего более смешного. В какой-то момент Мари остановила статную женщину из «Ритца», которая оказалась Софией Фальконе, дизайнером платья Харли. Сегодня вечером она вела на буксире своего толстого мужа Вито Гиганте и была одета в греческое платье, которое демонстрировало впечатляющий набор тощих бицепсов. — Вы прекрасно выглядите, доктор Квинзель, — промурлыкала София Харли, поправляя для нее одну из лямок платья. — Мне так нравится видеть, как мою одежду носят красивые женщины. С одной стороны, Харли ненавидела всё это, но она также наслаждалась двуличием подыгрывания. Было бы преувеличением сказать, что ей было весело, но её любопытство к самым элитным гражданам Готэма было удовлетворено. Они были тщеславными, глупыми людьми, у которых было больше денег, чем здравого смысла. Некоторые из них, как Мари, были более добрыми, чем другие, и Харли была уверена, что таких, как Уэйн, было больше, вынужденных притворяться мудаками в мире мудаков. В основном это были бесполезные люди, забирающие необходимый кислород у остального человечества. Женщина в чёрном коктейльном платье похлопала Крауна по плечу и что-то пробормотала ему на ухо. Он кивнул и отмахнулся от неё, поворачиваясь к их группе. — Вам придётся простить нас. Мы с Лулу должны сейчас выступить с речами, если можете в это поверить. Мы жертвуем этот старый сапфир, который много лет хранился в семье. — Он сделал такое лицо, как будто это было огромным бременем в его вечер, и остальная часть их группы издала сочувственные звуки. Краун протиснулся сквозь толпу гостей, следуя за помощницей в чёрном платье к сцене возле пианино, где его ждала жена. Женщина из музея представила их, высоко оценив их пожертвования и их преданность науке и благотворительности. Затем Лулу Краун взяла микрофон, чтобы объяснить приверженность «Общества Краун» к прекращению торговли кровавыми алмазами — аргумент, который звучал фальшиво, учитывая, что бриллианты на её шеё почти наверняка были из зон конфликтов. Уэйн задержался, когда Лулу начала рассказывать историю семьи Краун, иммигрировавшей из Венгрии и помогавшей основать Готэм вместе с другими известными семьями. Пока она рассказывала о связях семьи с индийскими Махараджами — якобы происхождение самых великолепных драгоценностей в их коллекции, — двое охранников внесли стеклянную коробку и поставили её на сцену рядом с Лулу. Даже с того места, где она стояла примерно в пятидесяти футах, Харли могла видеть сапфир, сверкающий синим под толстым стеклом, защищающим его. Лулу, наконец, дошла до цели пожертвования — образование, а не тот факт, что крыло «Сокровищ Земли» будет переименовано в честь семьи, — и она, казалось, готовилась представить своего мужа, когда в комнате раздался пронзительный электронный скрежет. Гости одновременно застонали, а одетые в смокинги охранники, дежурившие у дверей, поморщились и вытащили наушники. В её ушах звенело, Харли оглядела гостей, жалующихся друг другу, когда они потирали уши. Затем она посмотрела на службу безопасности, отчаянно сигнализирующую друг другу, хлопая по ушам и качая головами. Харли поняла: их рации отключились, и её охватило божественное чувство беспокойства. Среди нервной болтовни, одна женщина ахнула, следом закричала другая. Не в силах видеть, что происходит, гости начали паниковать, толкаясь и натыкаясь друг на друга, наступая на ноги соседям и отталкивая, громко беспокоясь о том, кто кричал и что происходит. Харли оглядела толпу, пытаясь определить для себя, что происходит, когда заметила бармена, который обслуживал её, шагающего к двум охранникам, прикрывающим выход из «Галереи Метеоритов». Ей казалось, что она наблюдает за автокатастрофой в замедленной съёмке. Выражение лица официанта было холодным и решительным, когда он приблизился к охранникам у выхода. Он вытащил пистолет из-за пояса брюк, прицелился в ближайшего к нему охранника и выстрелил ему в голову. За спиной оставшегося охранника появился второй официант с дробовиком под мышкой. Он нажал на спусковой крючок, выстрелив другому охраннику в спину, сила выстрела заставила официанта покачнуться на пятках. Паника охватила комнату, как спичка, брошенная в керосин. Крики были почти оглушительными, когда гости отчаянно бросились к выходу, только чтобы быть отброшенными назад, когда ещё больше официантов, вооруженных дробовиками и пистолетами, преградили им путь. Крики стали громче, когда был застрелен третий охранник, и по всей комнате звук перезаряжающего оружия боролся за превосходство над паническими криками гостей. И вдруг стало очевидно, что все официанты были вооружены и перегруппировывались. Харли чувствовала, что её ноги приклеены к полу, когда наблюдала за разворачивающейся вокруг неё сценой, её глаза лихорадочно осматривали комнату в поисках способа сбежать, когда она увидела что-то, от чего у неё перехватило дыхание. Один за другим официанты начали натягивать резиновые клоунские маски, скрывая свои лица и делая свою цель понятной любому, кто обращал на них внимание. Тогда клоуны начали брать заложников — один схватил пианиста и приставил пистолет к его подбородку, в то время как двое других схватили Бертрама Крауна из-за трибуны и заставили его встать на колени. Ивания Дюма закричала, когда её оторвали от её парня, а пожилая женщина в тиаре упала в обморок, когда клоун схватил её за талию и прижал пистолет к её щеке. — Заткнитесь, и никто не пострадает! — Всем лечь на пол! Лечь на ёбаный пол! — Ни звука и на пол, или вам всем, блядь, пиздец! Крики толпы стихли до тихих вздохов, когда клоуны взяли контроль над комнатой, тщетность побега становилась всё более и более очевидной. Харли смотрела на людей, стоящих рядом с ней, их глаза были одинаково широко раскрыты и встревожены, их губы были приоткрыты, но слишком напуганы, чтобы говорить, когда они сжимали свои жемчуга и своих партнеров. Харли заметила, что Уэйн исчез, но теперь, когда она оказалась в ловушке в комнате, полной клоунов-убийц, он был лишь каплей в море. Резкие начальные ноты «Собачьего вальса» вырвались из пианино, и Харли закрыла глаза, точно зная, что произойдёт, когда остальная часть комнаты коллективно повернулась в сторону пианино. Было неясно, когда Джокер проскользнул в комнату, но ошибиться в том, что за фиолетовая фигура склонилась над пианино, экспериментируя с клавишами, было невозможно. Его спина выпрямилась, и он покачал головой из стороны в сторону, как будто готовился к драматическому монологу, затем медленно повернулся лицом к своим молчаливым пленникам, притворяясь удивлённым тем, что оказался в центре их внимания. Несколько человек ахнули, увидев его лицо. Оно было небрежно разрисовано во что-то, отдалённо напоминающее клоуна, и в реальной жизни это было гораздо более тревожно, чем можно было передать на любой фотографии. Всего несколько пятен краски полностью превратили молодое лицо, которое Харли узнала, во что-то действительно ужасающее, и впервые поняла, почему люди считали его сумасшедшим. Не из-за того, что он делал, а потому, что он заставил себя выглядеть сумасшедшим. Она смотрела, как он крадётся прочь от пианино со странной, скачущей грацией, которую она никогда раньше в нём не замечала, потому что никогда раньше не видела, чтобы он шёл при полной свободе движений. Её поразило то же самое чувство, точно весь кислород в комнате был выкачан одним его присутствием, точно так же, как в тот первый день, когда он прибыл в Аркхэм, и в тот день, когда он напал на неё. Она и тогда не могла отвести от него взгляда. Джокер перекинул дробовик через плечо и зигзагом направился к Крауну, который всё ещё стоял на коленях между двумя клоунами, держащими его за смокинг. — Это какая-то вечеринка, Берти, — протянул Джокер, махнув стволом дробовика в сторону Крауна, чтобы показать, что его клоуны должны поднять его. Когда они оказались на одном уровне, он наклонился к Крауну, их носы почти соприкоснулись, когда Джокер повернул голову в сторону, прищурившись уголком одного черного глаза. — Я думаю, моё приглашение потерялось по почте, да? — Чего ты хочешь, Джокер? — прошипел Краун, его лицо стало ярко-красным, когда Джокер осмотрел его. Звук разбитого стекла заставил нескольких женщин вскрикнуть, и Джокер оглянулся через плечо, где два его клоуна крали сапфир Крауна. — О, ты знаешь. — Он повернулся к Крауну, крепко похлопав его по щеке рукой в перчатке. — Мне показалось, что мне нужно немного больше, а-ах… блеска в моей жизни. Он отвернулся от Крауна, как будто внезапно потерял к нему интерес, и через несколько быстрых шагов он навис над Лулу Краун. Она заметно дрожала и издала лёгкий крик ужаса, когда Джокер зацепил пальцем её бриллиантово-изумрудное ожерелье, осмотрел его, а затем отпустил с невозмутимым раздражением. Затем он перешёл к более молодой паре, паре красивых людей. Лицо девушки было красным и заплаканным, её красивый макияж стекал по щекам. — Ой, да ладно, — пожаловался им Джокер, широко раскинув руки. — Я думал, что это вечеринка! Девушка всхлипнула, уткнувшись лицом в плечо своего парня, а Джокер закатил глаза и снова двинулся дальше, дразня и подталкивая одну часть толпы, прежде чем перейти к следующей. Харли поняла, что он движется к её части комнаты, и её сердце начало громко стучать в ушах, становясь всё сильнее с каждым шагом, который он делал в её направлении. Почувствовав, что начинает паниковать, она переместилась вправо, чтобы быть частично скрытой за мужчиной перед ней, но всё ещё в состоянии видеть, что происходит. Джокер снова остановился всего в нескольких шагах от неё. Харли отвернулась, пытаясь контролировать дыхание, когда её волосы упали на лицо. По мере приближения к ней её охватило предвкушение, и она начала чувствовать головокружение, она не могла сказать, было ли это потому, что она была напугана или взволнована. — О-о-о-о-о-о-о. — Джокер изобразил дрожь, его голос был так близко, что Харли практически чувствовала, как он вибрирует на её коже. — Не София Фальконе ли это, — промурлыкал он, его тон сменился с насмешливого на что-то гораздо более зловещее, почти обиженное. Харли закрыла глаза, заставляя себя не смотреть, как бы сильно ей этого ни хотелось. — Джокер, — ответила София Фальконе, её голос был хриплым от презрения. Он радостно хихикнул, пронзительный звук, который заставил мужчину перед Харли задрожать, и на этот раз Харли не смогла остановиться. Она склонила голову набок, ровно настолько, чтобы увидеть, как Джокер с мерзкой улыбкой смотрит на Софию Фальконе.