Арлекин

Чья-то рука легла ей на плечо, мягко встряхивая, чтобы разбудить. Глаза Харли медленно открылись, её ресницы скользнули по тонкому материалу маски для сна, когда она проснулась. На несколько благословенных секунд она просто растерялась, не понимая, где находится и почему на ней маска для сна. Затем события предыдущих дней и часов нахлынули на неё, и она несчастно застонала, подняв одну руку, чтобы натянуть маску для сна на голову. Бруно, который с легкостью перевешивал Харли на несколько сотен фунтов, сидел на водительском сиденье и наблюдал за ней, как будто боялся, что она сделает резкое движение. — Как ты? — коротко спросил он. — Устала, — ответила она, выглядывая в тонированное окно, чтобы увидеть, где они были. Она нахмурилась и снова повернулась к Бруно. — Ты отвёз меня домой? — Я же сказал, что отвезу, не так ли? — Он пожал плечами. Харли тоже пожала плечами, слишком уставшая, чтобы спорить или обдумывать ситуацию. Всё, что ей было нужно, — это место, где можно прилечь. Желательно как можно дальше от приспешника Джокера. — Думаю, да, — согласилась она и потянулась к дверной ручке оцепеневшими от сна пальцами. — В твоём здании есть камеры видеонаблюдения? — спросил Бруно, наклоняя голову, чтобы взглянуть на комплекс зданий через лобовое стекло. — Нет, — медленно произнесла Харли, проследив за его взглядом на главный вход, где огни вестибюля освещали затемнённую площадь. — Как насчет швейцара? — настаивал Бруно. — Да, — призналась Харли, глядя вниз на испачканное кровью платье-слип, которое она носила под огромным пиджаком, одолженным ей Бруно. Её мысли начали возвращаться к Джокеру, но она подавила их с поразительным самообладанием. Она слишком устала для этого. Она вздохнула и опустила солнцезащитный козырек, чтобы посмотреть на своё лицо в маленьком зеркале, застонав от того, что увидела. На её шее было пятно клоунской крови, а глаза казались пустыми, макияж, который она так тщательно нанесла, размазался вокруг них. Бруно достал клетчатый шарф с заднего сиденья и протянул ей. — Просто держи голову вниз, — посоветовал он. — Люди ничего не замечают, если не смотрят. — Спасибо, — пробормотала Харли, наматывая шарф на шею, хотя она чувствовала, что забрызганная кровью нижняя половина её платья была более компрометирующей. — Могу я дать тебе несколько советов? — спросил Бруно, и Харли кивнула, хотя она боялась любого совета, который мог дать ей компаньон Джокера. — Позвони в полицию, когда поднимешься наверх. Дай им знать, что с тобой всё в порядке, — предложил Бруно. — Ты уверен? — Она нахмурилась, не совсем веря, что звонок в полицию был лучшим советом её похитителя. Но Бруно кивнул, и Харли пожала плечами и начала открывать дверцу машины, готовясь к холодному порыву осеннего воздуха. — Ещё кое-что, — добавил Бруно, когда её нога коснулась тротуара. Она оглянулась на него, чувствуя, что с этими людьми всегда было «еще кое-что». — Двое других, которых мы взяли, уже будут дома. Парни связали их, завязали им глаза и возили пару часов, прежде чем высадить улицей дальше от их домов. В безопасности, как дома. Так же, как и ты. Харли глупо моргнула, глядя на него, понимая, что он даёт ей возможность рассказать полицейским, но не совсем уверенная, как она объяснит случившееся своими словами. Как объяснить всё, что произошло? — Ты знаешь, — небрежно продолжил Бруно, одарив её лёгкой улыбкой, которая наводила на мысль, что они делятся секретом. — На случай, если ты не хочешь, чтобы они думали, что ты особенная для Джокера или что-то в этом роде Особенная для Джокера. Это было сказано так доброжелательно, но идея имела такой вес, что Харли чуть не сдалась и не рухнула обратно в сиденье машины. Вместо этого она покачала головой и воспользовалась дверной рамой, чтобы выбраться на площадь. — Спокойной ночи, доктор Квинзель, — крикнул ей вслед Бруно. Харли захлопнула дверь у него перед носом и, не дожидаясь, пока «ауди» отъедет, побежала вверх по ступенькам своего здания в вестибюль. Как и в большинстве вечеров, дежурный швейцар был поглощён своим телефоном и не потрудился поприветствовать её, когда она поспешила к лифтам. Она нажала кнопку вызова лифта, прежде чем передумала и поднялась по лестнице, чтобы не столкнуться лицом к лицу с кем-либо из своих соседей. К тому времени, когда она добралась до своей входной двери, она сняла обувь на каблуках и была на грани того, чтобы рухнуть на пол, и только тогда поняла, что в какой-то момент вечером потеряла клатч и у неё не было ни кошелька, ни телефона, ни ключей. Харли медленно выдохнула, пытаясь успокоиться или, по крайней мере, не впасть в ещё больший стресс, котором уже была. Под ковриком был ключ, который теперь казался невероятно наивным, но она всё равно была благодарна за него. Оказавшись в безопасности в своей квартире, где она могла свободно плакать, кричать или падать в обморок по своему желанию, Харли начала чувствовать, что теряет рассудок. Неужели она действительно только что проскользнула мимо своего швейцара, боясь, что её поймают в окровавленном платье? Она была жертвой! Она должна была подбежать к нему и закричать, чтобы он вызвал полицию! Джокер похитил её, допрашивал, угрожал и терроризировал, и каким-то образом она добралась домой живой. Это было не совсем честно — она убила кого-то, — но можно утверждать, что она сделала это в целях самообороны. Гордон бы понял, не так ли? Так почему же она не подбежала к швейцару, требуя, чтобы он позвонил «911»? Харли тяжело села на пол и сорвала шарф Бруно, когда ей начало казаться, что он душит её. Она провела пальцами по лицу, её дыхание стало прерывистым, когда она вспомнила, как спустила курок и убила приспешника Джокера. В этом не было необходимости, не совсем. Она решила сделать это, потому что хотела победить Джокера в смертельной игре, в которой было невозможно по-настоящему выиграть. Как она объяснит это Гордону? Он сказал мне убить кого-нибудь или быть убитой, поэтому я убила кого-то другого. Будет ли это иметь значение? Все они были преступниками… В худшем случае её освободили бы от наказания за непредумышленное убийство. Непредумышленное убийство. Это было внушительное слово, не оставлявшее места для толкования. Она начала засыпать на полу, прислонившись к стене, когда совет Бруно позвонить в отдел по особо тяжким всплыл у неё в голове. С большим самообладанием она заставила себя подняться на ноги и направиться в спальню. Вместе с кошельком и ключами исчез и её телефон, оставив ей возможность вернуться к швейцару или воспользоваться телефоном Пингвина. Она выбрала последнее, набрав личный номер Гордона по памяти после нескольких звонков ему после побега Джокера. Было поздно, почти три часа ночи, но Харли рассудила, что Гордон вряд ли будет дома крепко спать после событий вечера. Она тяжело опустилась на кровать и провела рукой по волосам, её босая нога беспокойно постукивала по полу, когда входящий звонок Гордону шёл и шёл… — Гордон. — Я… здравствуйте. — Она нащупала телефон в темноте. — Это Харлин Квинзель. Гордон громко вздохнул, в этом звуке было облегчение и усталость. — Приятно слышать ваш голос, доктор Квинзель, — сказал он отрывисто, но не сердито. — Вы… в порядке? Нужна медицинская помощь? Я могу послать офицеров, если вы… — Нет, нет, пожалуйста, не надо, — Харли слышала, как напряженно звучал её голос. — Я в порядке. Мне не нужна медицинская помощь, но это было очень… утомительно, и я просто хочу немного поспать. Это было отчасти правдой; она действительно хотела спать. Но, быстро оглядев хаотичный беспорядок в своей спальне, так похожий на остальную часть квартиры, Харли поняла, что у неё в доме не может быть полиции. — Вы уверены? — настаивал Гордон. — Да, — вздохнула Харли, наклоняясь так, чтобы её лицо было прижато к коленям. — Вы можете прийти в участок завтра? Чтобы мы могли взять ваши показания? — Гордон неловко откашлялся. — Если только вы ничего не можете мне сказать сейчас? Губы Харли приоткрылись, чтобы заговорить, но она не могла заставить себя сказать ничего из того, что могла — или должна была — сказать Гордону. Что у Джокера была серьёзная операция на пирсе где-то в часе езды от её квартиры. Что у него на зарплате от пятидесяти до шестидесяти головорезов, плюс куча денег и оружия, припрятанных на том пирсе. Что он интересовался Освальдом Кобблпотом. Что он, похоже, был в какой-то войне с Марони. — Они посадили меня в багажник машины и завязали мне глаза, — сказала она вместо этого, ложь слишком легко слетела с её языка. — Затем высадили меня на улице от моего дома. Я… ничего не видела. Я просто… действительно устала. — Я понимаю, доктор Квинзель, — сказал Гордон, и она услышала, как он задумчиво провёл рукой по челюсти. — Приходите в участок завтра, когда почувствуете себя в лучше. — Хорошо, — согласилась Харли, кивая в свои колени. — Спокойной ночи, доктор Квинзель. Когда звонок закончился, Харли осталась там, где была, свернувшись так, что её лицо оказалось укрыто липким, окровавленным шёлком. Но она слишком устала, чтобы обращать на это внимание. Самое большее, на что она была способна, это перевернуться на бок и закинуть ноги на кровать. И вскоре она снова была без чувств.

~***~

Она проспала до полудня, проснувшись с головной болью и ужасным скручивающим чувством в животе, которое, как она сначала подумала, было её совестью, подталкивающей сказать Гордону правду, но на самом деле это было из-за того, что она не ела почти целый день. Накормив себя скудным завтраком из остатков тайской еды, она наконец сняла окровавленное платье Софии Фальконе и выбросила его прямо в мусорное ведро вместе с пиджаком Бруно, накрыв их пустыми коробками для выноса, чтобы ей больше не пришлось их видеть. Затем пришла очередь смывать кровь клоуна с её кожи, что оказалось более утомительным, чем она себе представляла. Душ позаботился о большей части этого, мыльная вода стала розовой, когда стекала в канализацию, пока она тёрла кожу до крови. Но под ногтями у неё всё ещё оставались линии цвета ржавчины, поэтому она подстригла их под корень, а затем скоблила то, что осталось губкой для посуды, пока они не начали кровоточить. Затем она обнаружила синяк размером с пять отпечатков пальцев на задней стороне бедра, чуть ниже задницы. Харли живо вспомнила, как пальцы Джокера впились в неё, когда он покидал вечеринку, перекинув её через плечо. Воспоминание заставило её вздрогнуть — не как от неприятного события, — но она была не в настроении выяснять почему. Вместо этого она отделила свои чувства в быстро растущую мысленную папку «Не думай об этом». Были и другие, более важные вещи, о которых стоило беспокоиться. Например, о том, что подумает полицейский, если увидит состояние её квартиры. Зная, что у неё есть больше шансов, чем когда-либо, пригласить полицию в свой дом, Харли начала лихорадочную уборку. Она сложила свою одежду в мешки для мусора — большинство вещей были порваны или испачканы после нескольких недель на полу в её спальне, и, кроме того, она просто больше не хотела на них смотреть — и смела битое стекло на кухне и в ванной. Она переместила остатки разбитого телевизора в угол, сложила набивку дивана в мешки для мусора и пропылесосила весь беспорядок, какой смогла, с пола в гостиной. Она отбелила и вымыла ванную, избавив её от всех следов ДНК клоуна, и вычистила пылесосом осколки зеркала и вазы в коридоре, пока особенно большой кусок стекла не сломал чёртову штуку, и ей пришлось признать поражение. К этому моменту Харли убиралась в течение нескольких часов, и квартира, хотя всё ещё находилась в хаотическом состоянии беспорядка, по крайней мере, выглядела лучше, чем в течение нескольких недель. Уборка почти помогла отвлечь её от неустанной одержимости каждым ужасным, странным и напряжённым моментом, который она разделила с Джокером в последние недели. Те моменты, когда он вторгался в её личное пространство, угрожал ей, причинял ей боль, лишал её свободы воли. И всё же она не испытывала к нему ненависти ни за что из этого. Вместо этого она ругала себя за то, как реагировала в каждом случае. Слабо. Ей нужно было покинуть квартиру и найти что-то новое, чтобы отвлечься. Аркхэм не был вариантом; у неё был выходной, чтобы «восстановиться», и Блейкли всё равно подталкивал её взять отпуск. Если она появится, они просто заставят её снова вернуться домой. Оставались варианты пойти в спортзал или отдел по особо тяжким, и она ещё не была готова встретиться с Гордоном. Поэтому Харли после некоторого размышления собрала свою спортивную сумку, включая «Беретту», и запрыгнула в метро, чувствуя себя параноиком каждый раз, когда ловила взгляд другого пассажира. Когда она прибыла в спортзал, то вздохнула с облегчением. С тех пор как всё это началось, тренировки снова стали для неё безопасным убежищем, способом направить свою энергию на поддержание своего тела, сдерживая опасные мысли. Был поздний вечер субботы, так что спортзал был пуст, если не считать нескольких упорных, и Харли воспользовалась отсутствием других гимнастов, чтобы попрактиковаться в некоторых старых упражнениях на полу. Когда она была подростком, гимнастика была её жизнью. Она тренировалась часами каждый день, её тренера говорили ей, что она могла бы стать олимпийской чемпионкой, если бы работала достаточно усердно. Её целеустремленность частично была порождена потребностью побеждать и преуспевать в классической манере отличницы, но это также было связано с тем, чтобы отвлечься от жалкой семейной жизни в приёмной семье, где опекуны откровенно игнорировали её. В конце концов, ей сказали, что она «слишком высокая», чтобы быть олимпийской чемпионкой, и в итоге она получила академическую стипендию в Университете Готэма вместо спортивной. У Готэмского Университета даже не было команды по гимнастике, к которой можно было бы присоединиться, что давало ей больше времени для вечеринок, как «нормальной» студентке колледжа. Потому что это получалось просто прекрасно. Харли больше не нужно было поощрения от гимнастики. Просто отвлечение. Она сделала серию проходок, чтобы привыкнуть к пружинящему полу, прежде чем вернуться в угол коврика, чтобы подготовиться. Она остановилась, сделала глубокий вдох и опустила голову, затем бросилась вперёд и подпрыгнула в воздухе — рондад, переворот назад, переворот назад, воздушное колесо, сальто в воздухе вперёд — и приземлилась! С поднятыми руками и выгнутой спиной, позируя перед невидимой толпой, Харли не могла не чувствовать себя нелепо. Она усмехнулась и вернулась в угол коврика, повторив процедуру несколько раз, прежде чем перейти к балке, а затем к параллельным брусьям. Она тренировалась до тех пор, пока каждый мускул в её теле не истощился и не стал умолять её остановиться, и она призналась себе, что уже достаточно поздно, чтобы взять себя в руки и отправиться на встречу с Гордоном. Принимая душ и переодеваясь, она репетировала, что скажет Гордону, когда увидит его, и это не будет полной ложью. Она просто опустит довольно много важной информации и солжёт об одной конкретной части истории. И не похоже было, что Джокер или кто-то из его головорезов собирался раскрыть её ложь… наверное. Она направилась к метро со своей спортивной сумкой, перекинутой через плечо, наконец начиная ощущать себя в безопасности и хорошо уравновешенной, когда… — Йоу, Док! Она остановилась как вкопанная при звуке знакомого, дерзкого голоса и оглянулась через плечо, чтобы увидеть Киллера, развалившегося на капоте неуклюжего старого кадиллака, курящего косяк и нахально улыбающегося ей. Сто причин, по которым Киллер должен ждать возле её спортзала, проносились в голове Харли, особенно те, которые были сосредоточены вокруг того, что его послали убить её. Было не совсем разумно посылать приспешника по имени Киллер, чтобы поймать её на парковке, когда солнце ещё даже не село, но Джокер не был известен своей осмотрительностью. — Остынь, девчонка, — рассмеялся Киллер, соскальзывая с капота машины. — Я просто хочу поговорить. — Чего ты хочешь? — Харли нахмурилась, встревоженная тем, как эмоционально это прозвучало. — Чего он хочет? — Просто поговорить, — повторил Киллер, отбрасывая косяк и поднимая обе руки в знак капитуляции, продолжая медленно приближаться к ней. Тело Харли напряглось, когда он подошёл ближе, и она поспешила открыть свою спортивную сумку и порыться внутри в поисках «Беретты». Даже не принимая во внимание, что она была на публике средь бела дня, она направила пистолет на Киллера, ловко сняв предохранитель большим пальцем. Её руки были твердыми, а глаза холодными, и она видела, что Киллер колеблется. Он резко остановился, всё ещё подняв руки, недоверчиво смеясь. Должно быть, она представляла собой причудливую картину в спортивной одежде и теннисных туфлях, её мокрые волосы были собраны в хвост, в руках блестящий итальянский пистолет. — Чёрт возьми, девочка! — О чём, блядь, ты хочешь со мной поговорить? — потребовала Харли. Застрелить его было бы легко, но объяснить полиции, почему она убила парня из нелицензированного огнестрельного оружия, было бы трудно. Она судорожно сглотнула и сжала губы, ожидая, что Киллер сделает какое-нибудь движение. — Слушай, я понял, — сказал он, продолжая ухмыляться, но стараясь говорить более примирительным тоном теперь, когда на него был направлен пистолет. — Босс — жуткий ублюдок! Но всё, чего он хочет — это услуга… — Услуга? — Харли недоверчиво рассмеялась, пытаясь осмыслить то, что говорил Киллер. — Где он? Чего он хочет? С меня достаточно его дерьма! — Тебе вообще не нужно иметь с ним дело, — успокоил Киллер, медленно приближаясь на несколько шагов. — Только я и один из других парней. Ну же, я не причиню тебе вреда. Мы сделаем так, чтобы это стоило твоего времени. Лоб Харли нахмурился, мысль о том, чтобы заключить сделку с людьми Джокера, не имея необходимости иметь дело с ним напрямую, отталкивала и одновременно привлекала и разочаровывала её. Чёрт возьми. — Чего он хочет? — повторила она и оглядела пустую парковку, прежде чем счесть её достаточно безопасной, чтобы опустить оружие. — Всё очень просто, — усмехнулся Киллер. — Ты просто должна прийти выпить с нашим приятелем Лонни завтра вечером. Ему нужно, чтобы ты проконсультировала по проекту, над которым мы работаем. Пять тысяч только за то, чтобы ответить на некоторые вопросы, звучит не так уж плохо, верно? — Проконсультировала по какому проекту? — спросила Харли, некоторая враждебность просочилась в её голос, когда она поставила пистолет обратно на предохранитель и убрала его назад в спортивную сумку. Она не сомневалась, что проект, созданный командой Джокера, будет чем-то ужасным, но это не помешало ей проявить любопытство в разумных пределах. — Я не знаю, — Киллер пожал плечами и одарил её золотой улыбкой. — Они просто говорят, что мне нужно заставить тебя согласиться и доставить туда вовремя. Харли провела рукой по своему хвосту и разочарованно выдохнула. Она была права; с этими людьми всегда всё не так просто. — Какого чёрта я должна тебе помогать? — потребовала она, её голос всё ещё оставался ледяным, хотя она оттаивала от идеи… консультирования… Киллер вздохнул так, словно весь мир лёг ему на плечи, и вытащил айфон из заднего кармана. Его большой палец несколько раз скользнул по экрану, прежде чем он поднял его, чтобы Харли увидела начало воспроизведения видео. Сначала была только трясущаяся съёмка пола, но затем оператор увеличил масштаб своих целей. Сквозь узкое изображение Харли увидела то, что, как она знала, было её собственной спиной, её светлые волосы были растрёпаны, а её платье было запачкано кровью. Рядом с ней Джокер наклонился ближе, его белое лицо и красный рот были отвратительны, когда он шептал на ухо Харли. Затем она повернулась, чтобы посмотреть на Джокера, и вы не только могли ясно видеть её лицо, но и то, что она целилась из пистолета в трёх мужчин, стоявших на коленях. Секунду спустя она отвернулась, и звук двух выстрелов заставил динамики iPhone заскрежетать. У Харли пересохло во рту. Наблюдая за тем, как она убивает головореза Марони на камеру, отчего игнорировать это стало ещё труднее, а видеть себя стоящей рядом с Джокером было совершенно новым и поразительным делом само по себе. — Слышала о Youtube? — Киллер ухмыльнулся, засовывая айфон обратно в карман. — Ты знаешь, как дерьмо становится вирусным? — Итак, теперь меня шантажируют, — тихо сказала Харли, её мысли сразу же обратились к Гордону и к тому, как он отреагирует, если увидит видео. — Девчуля, это не шантаж, если тебе заплатят. — Киллер снова улыбнулся ей. Харли впилась в него взглядом, больше борясь с видео, чем с концепцией ответа на некоторые вопросы, заданные неизвестным партнёром Джокера. — Хорошо, — наконец отрезала она. — Хорошо. Что мне делать? Киллер протянул ей старый одноразовый телефон, другой модели, чем тот, который дал ей Пингвин, но не менее громоздкий и устаревший. — Я напишу тебе завтра, — сказал он ей, подмигивая, когда задним ходом направился к «кадиллаку», очевидно, не желая поворачиваться к ней спиной. — Детка, не будь такой грустной! Люди бы убили, чтобы заработать пять тысяч просто ответив на несколько вопросов о, эм, научной ерунде, вероятно. — Научной ерунде? — растерянно повторила Харли. Но Киллер сел за руль своей машины и завёл двигатель, хип-хоп девяностых ревел через плохую стереосистему. Он дружески помахал ей рукой, выруливая громоздкую машину на дорогу, оставив Харли посреди пустой парковки, и только её спутанные мысли составляли ей компанию.

~***~

Отдел по особо тяжким был расположен в восточной части центра города, вероятно, потому, что именно там происходило большинство убийств, сделок с наркотиками и грабежей в городе. До него было меньше часа ходьбы от спортзала Харли, поэтому она решила пойти пешком и использовать это время, чтобы проветрить голову. Снова. Когда солнце садилось позади неё, Харли пробежалась по возможным сценариям того, что могут означать консультации по «научной ерунде» для людей Джокера, но ничего из пришедшего на ум — наркотики, пытки, психологическая война? — не имело какой-то реальный смысл. То, что её одновременно шантажировали и платили, заставило её подумать, что у Джокера — или просто у его головорезов? — были важные вопросы, на которые им нужны ответы. Также на переднем плане её сознания были противоречивые эмоции по поводу комментария Киллера о том, что ей не нужно иметь дело с Джокером напрямую. Часть её испытала облегчение. Другая часть её была раздражена тем, что он не чувствовал необходимости иметь с ней дело лично. Умом Харли понимала, что столкновение с Джокером — дурная идея. Это означало кровь, смерть и травмы в немалой степени. Что ещё более важно, если она консультировала по одному «проекту», что должно было помешать ему шантажировать (и платить) ей за консультации по другим «проектам»… И если бы это стало частым… разве она не должна сказать Гордону? Этот ход мыслей привел её прямо к основной дилемме. Как много нужно рассказать Гордону. Она боролась с этим до тех пор, пока не оказалась за углом от участка, и даже тогда она не знала наверняка, какими будут последствия, если сказать правду. Неподалеку завыла полицейская сирена, выдернув Харли из её мыслей, и секунду спустя из-за угла выехала целая флотилия полицейских крейсеров, их огни мигали, а сирены завывали. Она отскочила от обочины и широко раскрытыми глазами смотрела, как мимо проносились патрульные машины, за которыми быстро последовали ещё четыре следом. Она ускорила шаг и повернула за угол, чтобы обнаружить, как одна патрульная машина выезжала за другой с подземной парковки отдела по особо тяжким, их огни и сирены были включены на полную мощность, когда они разъезжались в разные направления. Знакомое чувство неминуемой гибели шевельнулось внутри неё, и она интуитивно поняла, что произошло что-то связанное с Джокером. Что бы это ни было, должно быть, такая реакция была заслужена, и, войдя в участок, она была потрясена, обнаружив, что он почти пуст, если не считать горстки патрульных и детективов, кричащих друг на друга из-за звуков телефонов, на которые никто не отвечал. — О, дерьмо. Я забыл о вас. — Стивенс, детектив, который допрашивал Харли в Аркхэме, поспешил вперёд, чтобы поприветствовать её. Его лицо было свекольно-красным, а белая рубашка под пиджаком была в пятнах пота. В каждой руке у него было по мобильному телефону, один из которых он прижимал к уху, а с другого пытался написать сообщение одной рукой. — Сейчас… — Харли оглядела быстро пустеющий участок и крепче сжала свою сумку. — Неподходящее время?.. — Эм, да и нет, — проворчал Стивенс, подходя к заброшенному столу и роясь в стопке бумаг. Когда он нашёл то, что искал, он отвернулся от неё и прочитал цепочку имён тем, с кем разговаривал по телефону, пока Харли наблюдала, неловко переминаясь с ноги на ногу, пока Стивенс, наконец, снова не повернулся к ней лицом. — Извините за это, — рассеянно сказал он, убирая оба телефона в карман, прежде чем беспокойно провести рукой по своим седеющим волосам. — Джокер снова превращает нашу жизнь в ад. — Что случилось? — Харли нахмурилась, наблюдая за парой помощников заместителя, пытающихся справиться с маниакально звонящими телефонами. — Чего не случилось, — пожаловался Стивенс, уперев кулаки в бёдра. — Четыре клоунских нападения по всему городу — мэрия, «Уэйн Интерпрайзерс», поезд «D» и Первый Национальный банк — все ситуации с заложниками, и они не сказали нам, чего они хотят! — Он покачал головой и вытер пот со лба. — Вот в чём проблема с ним — мы никогда не знаем, какого хрена он хочет! — Да, — слабо согласилась Харли, чувствуя, что слишком хорошо понимает это чувство. — Я могу зайти в другой раз, если так будет проще? Стивенс отмахнулся от её предложения. — Джим оставил меня здесь специально, чтобы поговорить с вами, — покорно сообщил он ей и жестом пригласил следовать за ним через пустой КПЗ в офис Гордона. — И я думаю, что вы можете помочь нам разобраться в нём. — Я? — удивлённо ответила Харли, следуя за Стивенсом. Он обошёл стол Гордона и выдвинул ящик, извлёк синий пластиковый пакет для улик, затем вернулся и сел на один из двух напротив стола. Харли опустилась на свободный стул, настороженно наблюдая, как Стивенс разорвал пакет для улик и протянул его к ней через стол. — Мы нашли это в музее, — хрипло объяснил он, и Харли опустила руку в сумку для улик, чтобы найти клатч, который она потеряла прошлой ночью. — Как вы вчера вечером позвонили Гордону без своего телефона? — Он подозрительно покосился на неё. — У меня есть запасной телефон на крайний случай, — легко соврала Харли, заглядывая в клатч, чтобы найти свой телефон, бумажник, ключи и губную помаду там, где она их оставила. Она запихнула всё это в свою спортивную сумку, всё ещё свёрнутую на коленях. — Ага. — Стивенс звучал неубежденно и смерил её серьёзным взглядом. — Послушайте, простите, если я слишком сильно давил на вас в Аркхэме на днях, но вы же знаете, как важно, чтобы мы вернули Джокера под стражу, не так ли? — Да, — согласилась Харли, кивая с большим энтузиазмом, чем было необходимо. — Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь. — Хорошо, потому что никто не проводил с ним столько времени, как вы. — Стивенс вытер лоб и опёрся локтем о стол. — Но прямо сейчас мне нужно знать, что произошло прошлой ночью. — Ну, — выдохнула Харли и крепко сжала свою сумку, остро осознавая, что в ней лежит «Беретта», завёрнутая в трико, когда начала отредактированный пересказ событий предыдущего вечера. Её бросили в багажник, и она ничего не видела. Её высадили дальше по улице от её дома, и она ничего не видела. Она ничего не знала и ничего не видела. Стивенс наморщил лоб, его разочарование было очевидным, хотя он, казалось, поверил ей. — Как поживают другие, которых похитили? — спросила Харли, надеясь отвлечь его от размышлений над её историей. — Они… живы? — Вы видели утренние газеты? — Стивенс критически приподнял бровь, когда Харли покачала головой. — В последнее время с меня хватит прессы, — сухо объяснила она, и Стивенс одобрительно хмыкнул в ответ на это чувство. — Да, остальные сильно потрясены, но они в порядке, — он недовольно вздохнул, его лицо покраснело, когда он начал заводиться. — Я просто не понимаю. — Не понимаете чего? — Харли наклонилась вперёд, так что Стивенс был вынужден встретиться с ней взглядом. Он явно боролся, на его лице было написано, что он хотел что-то сказать, но сопротивлялся. — Вы можете мне доверять, — пообещала ему Харли, сохраняя свой профессиональный и ясный голос, несмотря на то, что обещание было только на словах. — Прошлой ночью у нас было восемь тел. — Стивенс покачал головой, его руки сжались в кулаки на коленях. — Весь персонал службы безопасности, кроме этого пианиста. Судя по всему, похоже, что они были убиты расторопно — без пыток или сумасшедших вещей — просто выстрелили в голову, потому что ему нужно было пройти мимо них. Так почему же он берёт трёх заложников и отпускает их? Он всегда убивает заложников. У всего есть послание, так в чём же смысл в том, чтобы позволить богатым людям жить, а слугам умирать? И почему бриллианты и сапфиры, а? Что он пытается нам сказать? Харли прикусила губу, обдумывая его слова. Она не могла отделаться от мысли, что Стивенс слишком много истолковывал шагов Джокера и должен сделать шаг назад, но она была виновна в том же самом. Казалось очевидным, что он украл драгоценные камни, потому что ему нужны были деньги для финансирования своей операции. Но менее очевидным было то, почему заложников отпустили… Если только их не отпустили, потому что отпустили Харли, и это вызвало бы подозрения, если бы освободили только Харли. Слова Бруно, сказанные прошлой ночью, призраком промелькнули в её памяти. «Ты не хочешь, чтобы они думали, что ты особенная для Джокера или что-то в этом роде». Её разум стал заторможенным, её мысли путались, когда она пыталась отделить то, что, как она знала, было правдой, от того, что, как она знала, было предположением. Но ей становилось всё труднее мыслить здраво, и ещё труднее было найти недовольство, которое так долго подталкивало её… — Я не знаю, — тихо сказала она, сильно моргая, чтобы прояснить голову. — У него… сложный характер. — Эм, да. — Стивенс потёр лоб тыльной стороной ладони, также сильно моргая, как будто пытался не заснуть. Веки Харли начали опускаться, и она почувствовала странное покалывание в кончиках пальцев, которое начало распространяться по её рукам, оставляя их приятно вялыми и тяжелыми. — Я чувствую себя странно, — невнятно произнёс Стивенс, но его голос звучал далеко, как будто он говорил в консервную банку. — Что-то не так, — попыталась сказать Харли, но её язык заплетался во рту. Она знала, что должна беспокоиться о том, что происходит с её телом, и какая-то маленькая часть её мозга требовала внимания, говоря ей, что с её нервной системой происходит что-то ненормальное, но она была такой спокойной и тёплой, сонной и безмятежной… Сквозь тяжёлые веки она могла видеть, что Стивенс был почти в том же состоянии, наполовину свалился со своего места, его веки трепетали, дыхание было поверхностным. Перед её мысленным взором промелькнула картинка. Картинка из учебника о зависимости. Стивенс был похож на мужчин и женщин, сфотографированных в викторианских опиумных притонах. И она знала, что каким-то образом, сидя там вместе, они оба были накачаны наркотиками. Стивенс внезапно вскочил, схватившись за рубашку в районе сердце, и, хрипя, рухнул на колени перед ней. Он хватался за стол, с трудом поднимаясь на ноги, и его борьба заставила Харли признать рациональную сторону её мозга, которая велела ей двигаться. Она вскочила со стула и бросилась вперёд, следуя за Стивенсом, пошатываясь, к двери. Её конечности были как желе, и она тяжело прислонилась к стене, её локоть разбил стеклянную рамку фотографии Гордона и мэра, пожимающих друг другу руки. Стивенс пытался открыть дверь, но его руки были обмякшими и бесполезными, поэтому Харли присоединилась со столь же вялыми движениями. Вместе им удалось открыть дверь, и оба выскочили в пустой коридор. Харли надеялась на порыв свежего воздуха, который развеет туман в её голове, но его не было. Вместо этого её кожу головы начало покалывать, ощущение было слишком приятным, чтобы игнорировать его, когда оно распространилось по задней части шеи и вдоль позвоночника. Она отмахнулась от этого, следуя за Стивенсом, когда он топал, как Франкенштейн, по коридору, останавливаясь каждые несколько футов, чтобы прижаться к стене, пока они не вернулись в КПЗ. Харли начала раскачиваться из стороны в сторону и почувствовала, как у неё начали подгибаться колени. Она наклонилась вперёд, чтобы сесть на стол, и огляделась в поисках ответов на то, что происходит. Телефоны по-прежнему пронзительно звонили, но помощники шерифа лежали на спине на полу рядом со столами, которые занимали. Секретарша и патрульный лежали на полу прямо перед стеклянными дверями, как будто они потеряли сознание всего в нескольких дюймах от свободы. И прямо рядом с ними была металлическая сфера с красным мигающим огоньком, из носика сбоку с шипением выходил газ, который становился невидимым, когда распространялся по участку. Харли уставилась на сферу, сильно моргая, пытаясь понять, что она видит. Сила в руках быстро покидала её, и она рухнула вперёд. Она услышала, как Стивенс рухнул позади неё, кряхтя, когда сдался, и она тоже начала падать, её зрение затуманилось по краям, когда пол приближался к ней. Пара рук обхватила её, грубо поднимая. Её голова откинулась назад, и она увидела яркие огни на потолке, могла слышать тела и голоса, звучащие вокруг неё. Она попыталась повернуть голову в сторону человека, держащего её, но прежде чем она смогла увидеть их лица, её унесло потоком эйфорической темноты.

~***~

Ситуация с заложниками в мэрии была определена как наиболее критическая, поэтому именно там был Гордон, когда ему позвонили и сообщили, что на отдел по особо тяжким было совершено нападение. Он принял вызов по рации, отвернувшись от группы спецназа, готовящейся проникнуть в здание. Комок застрял у него в горле, когда ему сказали, что в участке произошла какая-то газовая атака. Они никогда не видели ничего подобного, но никто не был убит, просто накачаны наркотиками, и люди Джокера совершили налёт на камеру хранения. Нет, они не забрали кокаин, изъятый у китайских банд, они просто забрали все десять бочек токсина страха Джонатана Крейна. Группа спецназа выдвинулась, и клоуны, державшие мэра и его команду в заложниках, немедленно сдались. Потому что на самом деле они не были клоунами, даже если были хорошо вооружены и носили маски. Это были наркоманы и психически больные люди, которые попадали на пол, моля о пощаде. — Босс сказал, что это была хорошая игра! Просто игра! — Я не сделал ничего плохого! Клянусь! — Не бейте меня, мистер, пожалуйста! Та же история произошла в вестибюле «Уэйн Интерпрайзерс», в поезде «D» на станции Элм-стрит и в первом национальном банке. Не настоящие друзья Джокера, а уязвимые люди, которых он убедил поиграть в игру, чтобы отвлечь полицию, пока он пробрался в отдел по особо тяжким, как крыса. Гордон стоял над больничной койкой Стивенса, позволяя волне за волной ненависти к Джокеру захлёстывать его. Он уже говорил с Бэтменом; у него были свои собственные представления о том, что представляла собой газовая атака, и он работал над лекарством. До тех пор Стивенс и все остальные, кто был в отделе по особо тяжким, останутся в коме. Но как долго, они ещё не знали. Прошло всего четыре дня с момента обретения Джокером свободы, и уже произошло семь крупных инцидентов, которые можно было приписать ему. Гордон поймал такси и поехал домой. Он пропустил ужин с детьми, но его жена ждала его, потягивая бокал вина и выглядя обеспокоенной. Он упал перед ней на колени, и она обняла его, заверяя, что всё будет хорошо.