Арлекин

— Ну и… дерьмо, — фыркнул Джокер, глядя вниз на тела. Они образовали проход в кабинет, который был в полном хаосе после перестрелки. Дыры от пуль в стенах и столе и пух с кресел, падающий на пол. Харли уставилась на миссис Кассаменто, чувствуя комок в горле, когда смотрела, как кровь пропитывает розовый атлас вокруг ножа, все ещё торчащего из её груди. То же самое сладкое оцепенение, которое она испытывала к Уолшу, снова охватило её, позволяя легко не отвечать ни на один из трудных вопросов, которые она должна была задать себе. Например, почему она чувствовала себя вынужденной ударить эту женщину в сердце, или почему она в первую очередь помогла Джокеру, или почему она всё ещё стояла там, в доме бандита, с засыхающей кровью на руках и телом у её ног. — Мы должны убраться отсюда, — сказала Харли твёрдым голосом, хотя её внутренности, казалось, превратились в жидкость. Джокер либо не слышал её, либо полностью проигнорировал, небрежно переступая через трупы, направляясь к барной тележке рядом со столом Кассаменто. — И что ты имеешь в виду под «ну и дерьмо»? — потребовала Харли, наблюдая, как он понюхал содержимое хрустального графина, а затем плеснул немного коричневой жидкости в стакан. Он осушил его и громко опустил на тележку, снова наполнил и осушил, прежде чем повернуться к ней лицом, указывая пальцем в перчатке на миссис Кассаменто. — Это, — прорычал он, — это Катерина Кассаменто, сестра главы русской мафии. Харли могла только смотреть на него, когда он наливал себе в третий раз, с трудом решая, какой из её многочисленных вопросов она должна задать в первую очередь.  — Существует русская мафия? Его плечи затряслись от тихого смеха, и он опустил хрустальную крышку обратно в графин. — О, да. — Вот и всё, что он сказал. — И почему тебя волнует русская мафия? — беспокойно спросила Харли, чувствуя, что ему неинтересно обсуждать эту тему дальше. — Тебе на всех наплевать. Но Джокер просто проигнорировал её, присев на корточки, чтобы вытащить рукоятку ножа, торчащего из груди Катерины. — Боже, ты довольно сильная, — заметил он, бросив на неё косой взгляд и снова потянув рукоятку ножа. — Он действительно застрял там. — У меня особо не было выбора, — запротестовала Харли, и, когда он наградил её понимающей ухмылкой, она в отчаянии вскинула руки. — Ты стрелял в стену! Не похоже, чтобы их соседи не услышали этого. Я не собираюсь садиться в тюрьму из-за твоего дерьмового плана! Он быстро встал, его гораздо более крупная фигура возвышалась над Харли, когда он посмотрел на неё с сомнением, как будто мог видеть сквозь её протесты сожаление, которое она чувствовала внутри. Последовало несколько секунд тишины, в течение которых он, казалось, спорил сам с собой, затем он пожал плечами, как будто смирялся с неизбежной судьбой. — У Санто здесь был Глок 19 и четыре магазина, спрятанных в этом столе, — сообщил он ей, и когда Харли открыла рот, чтобы спросить, откуда он мог это знать, перебил: — И прямо сейчас у него закончились бы патроны, и я бы вошёл, чтобы позаботиться о нём. Проще простого. Между тем, — продолжал он, как будто рассказывал ребёнку сказку. — Лонни блокирует приём сотовых, и все звонки в «911» в этом районе, так что у нас есть около… — Он проверил золотые карманные часы, висящие на его жилете. — Двадцати минут до того, как прибудут легавые. Он прошёл мимо неё, по коридору и на кухню, и Харли смотрела, как он уходит, с разочарованием, нарастающим внутри неё. Если бы она знала этот план заранее, ей не пришлось бы убивать Катерину Кассаменто. То, что ей пришлось убить её, было крайне спорным, но сейчас Харли решила сказать себе, что у неё не было выбора. Больше беспокоило то, насколько легко это было. Взрослых мужчин, как известно, рвало после убийства людей, но Харли ни капельки не чувствовала необходимости очистить желудок… просто странное оцепенение и расстройство. Не совсем понимая, что она должна была делать после убийства человека, Харли поспешила за Джокером на кухню, где обнаружила, что он рылся в шкафах. Он рылся в вещах Кассаменто, полностью открывая ящики и снова захлопывая их, прежде чем перейти к следующему. Наконец, когда он добрался до шкафов под раковиной, он, казалось, нашёл то, что искал — мешки для мусора и пакет с продуктами. Он оторвал от рулона две большие чёрные сумки и после короткой паузы сунул их обе в руки Харли. Она стоически приняла их и поплелась за ним по коридору, слишком ошеломленная, чтобы что-то сделать, кроме как последовать его примеру, когда он схватил Кассаменто за лодыжки и вытащил его в прихожую, затем присел на корточки рядом с ним. Голова Кассаменто всё ещё кровоточила, под ним на деревянном полу образовалась вязкая лужа крови. Джокер ткнул пальцем в дыру в том месте, где пуля вошла в его череп, и задумчиво замычал. — Это отвратительно, — трезво сказала Харли, убедившись, что нахмурилась, когда он ухмыльнулся ей. Затем она наблюдала — наполовину в ужасе, наполовину заинтригованная — как Джокер надел спортивную сумку на голову Кассаменто и надежно обвязал ручки вокруг шеи, прежде чем выжидающе взглянуть на неё. Смиренно вздохнув, Харли встряхнула два больших мешка для мусора и передала один Джокеру, прежде чем опуститься на колени у ног Кассаменто. Она сосредоточилась на текущей задаче, а не на своём недавнем неудачном выборе, осматривая пакет, пока не нашла шов внизу, прежде чем засунуть в него ноги Кассаменто, в то время как Джокер делал то же самое с головой и плечами. Работая в тишине вместе, они медленно натягивали мешки на тело, пока не встретились посередине, Харли разглаживала складки, в то время как Джокер вытаскивал рулон клейкой ленты из глубины своего пальто. Он оторвал зубами длинную полоску скотча, потом бросил рулон Харли, которая сделала то же самое, затем вместе они обмотали ленту вокруг тела Кассаменто, связав его руки и ноги под чёрным пластиком. Когда они закончили, Джокер переместил тело Кассаменто в сидячее положение и поднял его, в то время как Харли взялась за его ноги, и вместе они подняли тело. — Что насчёт них? — спросила Харли, наклонив голову к двум телам, которые они оставили позади, когда ковыляли по коридору, тело Кассаменто раскачивалось между ними. Он был тяжелее, чем выглядел, и её руки напряглись от усилий нести его. — Эх, — проворчал Джокер, пытаясь получше ухватиться за Кассаменто. — Пингвину на них наплевать. — Сопутствующий ущерб, — тихо сказала Харли, думая о том, что она сказала Кассаменто всего двадцать минут назад. И вот она воспринимала две ненужные смерти именно так. Они с трудом выбрались через парадную дверь и спустились по короткой садовой дорожке, глаза Джокера метались влево и вправо в поисках источников неприятностей, в то время как Харли сосредоточилась на том, чтобы не уронить тело. Белый фургон без опознавательных знаков ждал их у обочины, Слай и Догбой на передних сиденьях, их громоздкий «Олдсмобиль» — припаркован перед фургоном. Когда Харли и Джокер перенесли тело в заднюю часть фургона, Лонни распахнул двери, и Джокер запрыгнул внутрь, помогая Лонни затащить Кассаменто в заднюю часть, в то время как Харли оглянулась на дом Кассаменто. Это был красивый особняк для представителей высшего среднего класса на обсаженной деревьями улице. Дома рядом с ним были почти идентичны, с такими же ухоженными лужайками, и Харли решила, что они находятся где-то к северу от центра города, как Отисбург, в приятной части города, полной семей и хороших школьных округов. На верандах были выставлены творчески вырезанные фонарики из тыкв и другие высококлассные украшения для Хэллоуина. Она задавалась вопросом, знал ли кто-нибудь из милых нормальных людей на этой улице, что их сосед был боссом мафии, или они думали о нём как о ещё одном дружелюбном, богатом члене сообщества. — Джей, — позвал Лонни, бросая Джокеру связку ключей. Он легко поймал их и выпрыгнул из фургона, захлопнув за собой двери, как только его ноги коснулись бетона, затем направился к «Олдсмобилю». Фургон начал отъезжать от обочины, оставив Харли саму решать, будет ли она следовать за Джокером или постоит сама за себя. Она потеряла представление о разнице между тем, что её заставляли делать, и тем, что она делала по собственной воле, возможно, потому, что в этом контексте было легче жить с её выбором. Она попыталась представить, как ловит такси, которое отвезло бы её домой, но один взгляд на её забрызганную кровью рубашку, и любой умный водитель такси умчался бы в ночь. Итак, Харли снова обнаружила, что следует за Джокером. Она скользнула на пассажирское сиденье «Олдсмобиля», как только он завёл двигатель, бросив на неё любопытный взгляд, когда она пристегнула ремень безопасности и посмотрела прямо перед собой. Если он ухмылялся ей или самодовольно приподнимал бровь, она не хотела этого видеть, но, когда он вывел машину на тёмную пригородную улицу, Харли почувствовала, что она была последней, о ком он думал. Он ехал, сгорбив плечи до ушей, как будто пытался спрятаться, и Харли запоздало поняла, что именно это он и делал. Он стиснул зубы и смотрел в разные стороны, одержимо проверяя свои зеркала — высматривая что-то конкретное. — Что ты выискиваешь? — нервно спросила Харли, пытаясь разглядеть то, что он видел через лобовое стекло. — Копов, — коротко пробормотал он, растопырив пальцы на руле, прежде чем снова сжать их. — Копов? Ну, разве ты не думаешь, что это. — Харли указала на своё лицо, намекая на его боевую раскраску. — Может наслать на нас некоторые подозрения? — Я бы попросил тебя сесть за руль, но… — он усмехнулся, включив сигнал поворота. — Посмотри на свои руки. Харли сделала, как он предложил, подняв одну руку к лицу, и, независимо от того, насколько тусклым был свет в машине, она всё ещё могла видеть, как её пальцы дрожат. Она уставилась на свою дрожащую руку, чувствуя, как на неё наваливается усталость, и сжала пальцы в кулак. Дрожала ли она из-за того, что не спала два дня, или из-за того, что убила женщину, она точно не знала. — Куда мы направляемся? — спросила она, понимая по напряжению его челюсти, что испытывает, задавая вопросы. — За едой, — прорычал он, крутанув руль, когда они свернули на более широкую дорогу с небольшими продуктовыми магазинами и аптеками. Харли упёрлась кулаком в бедро, запоминая названия закрытых витрин, мимо которых они проезжали. Она была почти уверена, что в Отисбурге есть станция метро, которая доставит её обратно в квартиру чуть больше, чем за час. Радиочасы в машине сообщили ей, что время приближается к четырём утра, что давало ей два часа до начала её смены в Аркхэме. Она тяжело сглотнула и закрыла глаза, уступая своему лишённому сна телу. Она не хотела думать о том, каково было бы работать двенадцать часов без сна. — Ты мне нравился больше, когда говорил, — сообщила она Джокеру, её голос звучал твёрже, чем она чувствовала. Она услышала, как он тихо хихикнул, и посмотрела на него как раз вовремя, чтобы увидеть, как в его глазах появились морщинки, когда его рот расплылся в усмешке. Его боевая раскраска начала стираться, большие участки персиковой кожи проступали там, где белая краска выцветала, и на секунду Харли представила, как он мог бы выглядеть смеющимся без краски или шрамов. Она не пыталась представить его без шрамов раньше, ни за все те часы, которые она провела с ним в Аркхэме, ни за те ужасные времена, когда увидела впервые. Но теперь она могла это видеть — Я так устала, — сказала она, не собираясь озвучивать эту мысль вслух. — Да, — весело согласился Джокер, всё ещё глядя на дорогу, когда сворачивал на боковую улицу. — Убийство боссов мафии и их жён действительно выжимает из тебя все силы. Харли повернулась к нему лицом. — Мне нужно быть в Аркхэме через два часа. — Разве ты не можешь взять больничный? — Он скорчил гримасу, сворачивая на улицу, вдоль которой выстроились дуплексы, выглядевшие так, словно они знавали лучшие дни. — Я никогда не беру больничный, — сказала Харли, оглядывая дома, мимо которых они проезжали. Там, где раньше были сады, теперь был бетон, и вместо призраков из тонкой бумаги и фонарей из тыкв эти дома были измазаны тухлыми яйцами и мягкими остатками разбитых тыкв. — Это было бы подозрительно, — добавила она. Джокер криво фыркнул, как будто у него было совсем другое представление о том, что считается подозрительным, но, прежде чем Харли смогла объяснить свои мысли, он заехал на одну из подъездных дорожек дуплексов и выключил двигатель. Он вылез из машины, когда фары погасли, и после секундного колебания Харли присоединилась к нему, слишком уставшая, чтобы представить, в каком ужасном сценарии она может оказаться в следующий раз. Её водили по бандитским барам, на бойню, в дом семьи босса мафии и запирали в багажнике. Что бы ни было дальше, наверняка будет примерно то же самое. С Харли, плетущейся следом, Джокер нырнул вниз по бетонным ступеням, ведущим к входной двери. Он присел на корточки у двери, чтобы поднять раскрашенную фигурку жабы, и возился с ней, пока не достал ключ, затем поднялся на ноги и отпёр дверь. Усталость Харли ненадолго спала, когда она приготовилась к тому, что они найдут внутри квартиры. Но это была обычная квартира, со средней гостиной, которая выглядела бы ухоженной, если бы не нужда в небольшом ремонте. Стены были оклеены бледно-голубыми обоями в цветочек, которые могли бы быть стильными пару десятилетий назад. Большой мягкий диван и соответствующие кресла были обиты более цветочными тканями и стояли лицом к старому телевизору, торчащему из громоздкого медиа-блока. В комнате воняло сигаретами, перебитыми чистящими средствами. С другой стороны гостиной был короткий коридор, который, возможно, вёл в спальни, а перпендикулярно ему была арка, ведущая в кухню, полную других цветов. В арке появился Бруно, одетый в махровый халат поверх полосатой пижамы, с чашкой кофе в руке, и, когда мозг Харли осознал, что она видит, она не смогла удержаться от смеха, её рука взлетела, чтобы прикрыть рот. — Я тоже рад тебя видеть, Харли, — сказал Бруно, когда Джокер протиснулся мимо него, чтобы попасть на кухню. Задержавшись в дверном проёме так долго, как только могла, Харли в конце концов снова последовала за ним. Кухня, как и гостиная, была украшена множеством цветов, на этот раз пурпурных и розовых, а посреди комнаты стоял круглый деревянный стол, заставленный стульями. Харли наблюдала, как Джокер плюхнулся на один из этих стульев, чёрный кофе перелился через край кружки, которую он уже приготовил для себя, его пальто и куртка висели на спинке стула. — Ты голодна? — спросил Бруно Харли, когда она опустилась на стул за столом, её глаза были прикованы к Джокеру, когда он начал расстёгивать рукава рубашки и закатывать их до локтей. — Да, — призналась Харли, и её желудок внезапно почти болезненно сжался, когда она попыталась вспомнить, что ела в последний раз — кусочек морковного пирога Розы в комнате отдыха на работе. — Да, — повторила она с большей уверенностью. Бруно достал стопку коробок с едой на вынос из холодильника в углу, бросив их на стол вместе с парой вилок. Харли откусила немного жареного риса, не сводя глаз с часов в форме кошки на стене, а не с Джокера, который быстро расправился с одной коробкой еды на вынос, прежде чем начать вторую, как будто он стремился проглотить калории, а не попробовать саму еду. Она скользнула взглядом по его руке к локтю, где он закатал рукав, обнажая жилистое предплечье, покрытое редкими светлыми волосками. Харли смотрела, как напрягаются сухожилия на его руке, когда он сгибал руку вокруг вилки, загипнотизированная, как будто она никогда раньше не видела мужскую руку. Она заставила себя снова посмотреть на часы с кошкой на стене, когда их стрелки пробили полпятого утра, и встала на дрожащие ноги. — Мне нужно… идти, — запинаясь, сказала она, глядя на Бруно, а не на Джокера. Она больше не могла смотреть на него. Она знала, что он с любопытством косится на неё поверх коробки с едой на вынос, но она проигнорировала его, сказав себе, что ей всё равно. — Ты не можешь никуда идти в таком виде, — сказал Бруно, указывая на её забрызганную кровью рубашку, и, прежде чем Харли успела что-либо сказать, он добавил. — От тебя пахнет так, как будто ты побывала в перестрелке. Глаза Харли начали гореть от усталости, разочарования и замешательства, и на ужасную секунду она подумала, что сейчас разрыдается посреди кухни Бруно, в то время как Джокер радостно наблюдал с полным ртом пьяной лапши. Но момент прошёл, и вместо того, чтобы заплакать, она глубоко вдохнула, пытаясь представить план, как добраться до Аркхэма за полтора часа, не пахнув порохом. — Могу я воспользоваться твоим душем? — спросила она, благодарная, когда Бруно кивнул и проводил её из кухни по короткому коридору, который вёл в две спальни и ванную комнату. Как и в остальной части дома, ванная была вся в цветочных тонах — они были жёлтыми — и соответствовали стандартным пригородным запросам. Если бы она не была такой уставшей, Харли, возможно, полюбопытствовала бы, почему правая рука Джокера жила в квартире, оформленной для молодой семьи, но сейчас её приоритетом было смыть смерть с кожи и приступить к работе. Она открыла кран с холодной водой и шагнула в ванну, ледяные брызги заставили голову заболеть, но также прогнали усталость. Было легко застрелить приспешников на пирсе и почти так же легко оставить Уолша умирать. Потом была та ночь много лет назад с её парнем из колледжа. Но все эти мужчины были откровенно враждебны к ней, и до сих пор она могла игнорировать надоедливое осознание того, что столь неоднозначное отношение к их смерти было явно неправильным. Но убийство Катерины было ненужным и импульсивным, и слишком лёгким. Она чувствовала не вину, а ощущение, что с ней совершенно что-то не так, потому что она не чувствовала себя виноватой. Что она была не лучше, чем Джокер или Марони, или кто-либо из других мужчин, которых она раньше — может до сих пор — классифицировала как зло. Харли никогда раньше не видела себя монстром, но сделанный ею выбор говорил об обратном. Она зажмурилась, пытаясь отвлечься от своих злых мыслей, думая, как доберётся до Аркхэма, где сможет поспать в своём кабинете. После того, как она поспит, она сможет более ясно осмыслить, что она сделала и что это значит, и, возможно, мир предложит ей ответ, от которого она не сможет отказаться. Вытершись масляно-жёлтым полотенцем, Харли нашла расчёску на раковине, чтобы зачесать мокрые волосы назад, затем переоделась в свою мятую, испачканную одежду со вчерашнего дня. Она понюхала своё пальто и съёжилась. Оно действительно пахло порохом. Её телефон сообщил ей, что теперь у неё остался один час, чтобы добраться до Аркхэма, а это означало, что у неё не было времени пойти домой и переодеться. Ей просто нужно было найти альтернативное решение. С пальто под мышкой Харли выскользнула из ванной, надеясь, что ей удастся быстро и тихо сбежать. Очевидно, она просила о слишком многом. Джокер ждал её снаружи ванной, упёршись одной босой ногой в стену, к которой он прислонялся. Он повернул к ней голову, его взгляд скользнул по её грязной одежде, когда она, в свою очередь, рассмотрела его. Большая часть его боевой раскраски была стёрта, за исключением небольшого количества белого на линии роста волос и чёрного над бровью. Вместе с ботинками и носками он снял галстук и жилет, подтяжки и перчатки. Его сиреневая рубашка с рисунком всё ещё была закатана до локтей, расстегнута и распахнута, обнажая кусочек груди и живота. Пульс Харли подскочил, когда она вышла из ванной, глядя на него со всей ненавистью, на которую была способна. Она не винила его в своём затруднительном положении, не совсем, но то, как он наблюдал за ней — пристально, с любопытством — заставляло её ненавидеть его. Её разум и так был слишком запутан, и ей не нужно было, чтобы он пялился на неё, как сфинкс, добавленный во всю эту смесь. Он поднял руку, её сумка свисала с его указательного пальца, когда на его губах начала формироваться одна из его самых раздражающих ухмылок. Губы Харли сжались в ровную линию, и она сосредоточилась на ненависти, когда выхватила у него сумку и протопала по короткому коридору. Она почти пронеслась мимо Бруно, который стоял в дверях одной из спален с двумя кофейными чашками в руках и мягкой, грустной улыбкой на лице, пока он предлагал ей одну. — Я же говорил тебе, ты не можешь так выходить, — напомнил он ей, поверх звука захлопнувшейся двери ванной и визга труб, когда душ включился. — У меня нет особого выбора, — тихо ответила Харли, принимая чашку кофе, которую он предложил ей, и делая большой глоток. — Ты примерно такого же роста, как моя жена, — мягко сказал ей Бруно, открывая дверь спальни позади себя. — Мы найдём тебе что-нибудь. Харли чуть не подавилась кофе, когда вошла в комнату. Стены были розовыми, украшенными обоями «Мой маленький пони» и семейными фотографиями. Фотографии Бруно, гордо улыбающегося, с красивой женщиной и маленькой девочкой. В углу стояла двуспальная кровать, покрытая розовыми подушками с оборками и покрывалом «Мой маленький пони». Десятки картонных коробок были сложены по всей комнате, на них собрался толстый слой пыли. Харли взглянула на Бруно, нутром понимая, что с его семьёй случилось что-то ужасное, и у неё перехватило горло, когда он мрачно улыбнулся ей, прежде чем повернуться к зеркальному шкафу. Харли молча последовала за ним, не зная, что делать с тем, что ей показывали — что-то трагическое и болезненное, — но зная, что ей нужна помощь Бруно, если он её предлагает. — Ей нравилось наряжаться, — сказал Бруно, отодвигая зеркальную дверь в сторону, открывая шкаф, полный сумок для одежды и коробок из-под обуви. — Бери всё, что тебе нужно, — добавил он. — Спасибо, — тихо поблагодарила Харли, и Бруно кивнул, прежде чем выйти из комнаты и закрыть за собой дверь, чтобы дать ей немного уединения. Харли смотрела ему вслед, пытаясь понять, как у одного из самых верных приспешников Джокера может быть такая мягкая, печальная сторона. Бруно мог быть жестоким, когда это было необходимо, и он мог отнять жизнь, если это послужит его цели. Но в том же доме, где он дал убежище террористу, он также держал комнату, предназначенную для его жены и дочери, которые, как должна была предположить Харли, были каким-то образом отняты у него. Монстры. Добро и зло. В конце концов, их значения не были чёткими. Издав долгий, противоречивый вздох, Харли расстегнула одну из сумок с одеждой. Она была полна яркой повседневной одеждой, коллекции ярких костюмов различного покроя и цветов и шёлковых блузок. Харли перебирала их, пока не нашла костюм, который потенциально привлёк бы к ней наименьшее внимание в Аркхэме. Она переоделась перед зеркалом детского размера в рамке из белой эмали с изображением бабочек. Брюки от костюма были в яркую серо-зелёную клетку, с высокой талией и узкие, совсем не похожие на то, что Харли когда-либо выбрала бы для себя. Затем последовала относительно простая бледная шёлковая блузка, но, когда она надела пиджак, Харли почувствовала себя нелепо. Это было лестно, но кто, чёрт возьми, носит клетчатые костюмы? Она надела самые низкие туфли на каблуках миссис Бруно, которые смогла найти, и выгребла наличные Кассаменто из своего старого пальто в сумку, а затем, наконец, отправилась в путь. У неё было сорок минут, чтобы добраться до Аркхэма, и, поскольку печальная история Бруно отвлекала её от собственных проблем, Харли чувствовала себя немного более похожей на себя, но не менее измученной. Сон в кабинете по-прежнему ждал её, и теперь она фантазировала о том, чтобы также поспать в такси. Похоже, Бруно пошёл спать, поэтому Харли отнесла свою пустую кофейную чашку на кухню, намереваясь вымыть её в знак небольшой благодарности. Она не знала, увидит ли Бруно снова, и вымыть чашку, казалось, было наименьшим, что она могла сделать. Но когда она вошла в кухню, то резко остановилась. Он снова был там, пил кофе и прислонился к раковине, его глаза были сосредоточены на кухонном столе, как будто он глубоко задумался. Может быть, он не ждал её, а может быть, ждал. Его волосы всё ещё были влажными после душа, а лицо чистым, и он переоделся в чёрную футболку и чёрные джинсы с дыркой на колене, каждое напоминание о Джокере исчезло, пока он мог быть любым другим нормальным человеком, даже со шрамами, повредившими его лицо. «Нормальным» — слово, с которым Харли боролась, но оно находилось на другом конце спектра тех ярко-мрачных цветов, которые он представлял в фиолетовом костюме и с гримом на лице. Затем его глаза метнулись к ней, сверкая, как у тигра, и впечатление о чём-то нормальном немедленно смылось. Он быстро оглядел её, рассматривая костюм миссис Бруно с отсутствующим выражением лица, которое казалось намеренным, как будто он что-то скрывал от неё, в то время как обычно ему так нравилось делиться своими симпатиями и антипатиями по пустякам. Харли осторожно подошла к раковине, как будто обходила дикое животное, и поставила свою кружку в раковину. Пора уходить. Она должна была уйти. Может быть, она больше никогда его не увидит, но это было хорошо. Она открыла кран и вымыла кружку, прежде чем поставить её на сушилку, болезненно осознавая, что Джокер наблюдает за ней. Когда она оттянула время настолько, насколько могла, то повернулась к нему лицом, её бедро упёрлось в раковину, когда она пристально посмотрела на него. Она сказала себе, чтобы он не влиял на неё, не так, как на всех остальных, но игнорировать его было невозможно. Разница была в том, что «все остальные» боялись его, но то, что он заставлял её чувствовать, было гораздо сложнее, чем страх. Она облизнула губы и попыталась придумать, что сказать на прощание. Ну, это было весело. Пошел ты нахуй, я ненавижу тебя и то, во что ты меня втянул. Прощай, мудак. Выражение его лица было мрачным, когда он подошёл ближе к ней, отчего нервная дрожь пробежала по позвоночнику Харли и вниз по её рукам, оставив покалывание в кончиках пальцев. Он был так близко, что его босые ноги почти касались заостренных носков её туфель, и её глаза расширились, когда он поднял одну руку к её лицу, его пальцы слегка коснулись её щеки. Харли затаила дыхание, когда его рука скользнула в её волосы, чтобы погладить затылок, его глаза быстро осмотрели её лицо, прежде чем он наклонился, чтобы поцеловать её. Глаза Харли закрылись, когда он зажал её нижнюю губу между своими, мягко посасывая её, когда она придвинулась ближе, её руки скользнули вверх и легли ему на грудь, где она могла чувствовать, как его сердце ровно бьётся под её ладонью. Она сдерживалась, пока не почувствовала, как его язык коснулся её губы, а затем наклонилась к нему, жадно целуя в ответ. Ей пришлось подавить желание прижать его к раковине и потребовать от него большего. Ей хотелось кусать, царапать и поглотить, но темп, который он задавал, был ошеломляюще медленным, заставляя её пальцы сжиматься с каждым длинным, роскошным скольжением его языка по её языку, его большой палец ритмично поглаживал заднюю часть её шеи всё время. Это парализовало эту потребность нападать, эту потребность в насилии, и Харли тихо выдохнула ему в рот, почувствовав странную смесь спокойствия и возбуждения, охватившую её. Это было намного лучше. Когда он отстранился, она открыла глаза, чтобы посмотреть на него, удивление заполнило промежутки между желанием. Выражение его лица было всё таким же мрачным, как и раньше, и её губы приоткрылись, чтобы что-то сказать, но всё, что она могла сказать, было: «Ещё», — поэтому она вообще ничего не сказала. Она тревожно облизнула губы и отступила назад, и его рука снова опустилась на бок. Её разум был затуманен ощущениями, когда она заставила себя повернуться и схватить свою сумку с кухонного стола. Внезапно она слишком остро почувствовала, как её сердце бешено колотится в груди, и потребность сбежать сильно нахлынула на неё. Она практически выбежала из кухни, ожидая, что ей вслед последует сухой комментарий или злобный смех, чтобы сообщить, что он обманул её, но ничего не последовало. Харли выбежала из квартиры наружу в предрассветный час, у неё закружилась голова, когда она попыталась сориентироваться на тихой улице. Её каблуки цокали по тротуару, когда она увеличивала расстояние между собой и ним насколько это было возможно, пока она, наконец, не заметила такси, направляющееся к ней, и не остановила его. Когда такси отъехало от тротуара, Харли закрыла глаза, не желая ничего, кроме сладкого облегчения сна, чтобы она не думала о том, что только что произошло на кухне Бруно. Но, какой бы измученной она ни была, когда она закрывала глаза, всё, что она видела, были его тёмные глаза, изучающие её, в то время как его вкус задержался на её языке.

~***~

«Айсберг Лаунж» собрал полмиллиона долларов за одну ночь, и Пингвин чувствовал себя чертовски довольным, расслабляясь в своём кабинете со стаканом мерло в руке. Луис и Люси сидели напротив него, Люси делилась тем, что видела в клубе в тот вечер, когда курила косяк, Луис хмурился, слушая сплетни, которые квалифицировались как разведданные. Приближался рассвет, и Пингвин начинал чувствовать себя немного пьяным, но к чёрту всё это. Всё становилось на свои места. Крик из кухни внезапно прорвался сквозь их весёлую компанию. Луис вскочил на ноги, вытаскивая пистолет, в то время как Люси резко раскрыла складной нож, который держала в ботинке. Луис взял инициативу на себя, выскочив из кабинета, чтобы осмотреть кухню, в то время как крики продолжались, более пронзительные, чем раньше. Луис повернулся к Пингвину и Люси и покачал головой, показывая, что всё чисто, и они осторожно вышли из кабинета. Кричащей оказалась Фелисити, одна из танцовщиц, которых Люси привела из «Grin and Bare It» в официантки. Фелисити была идиоткой, поэтому неудивительно, что она кричала во всё горло, в ужасе уставившись в морозильную камеру. — Что, чёрт возьми, происходит! — потребовал Пингвин, отпихивая Фелисити с дороги. Он подавил смех, когда увидел это. Тело Санто Кассаменто лежало в углу морозильной камеры. Его тело было завернуто в чёрные мешки для мусора, его окровавленное лицо было открыто там, где мешок был разорван, пулевое ранение на правой стороне головы всё ещё сочилось. Луи и Люси столпились позади Пингвина, чтобы посмотреть, из-за чего весь сыр-бор, и Люси очень кстати проскулила: «Фу-у-у-у». — Хорошо! — весело произнёс Пингвин, сияя. — Я полагаю, это означает, что Джокер теперь работает на нас.

~***~

Такси высадило Харли в нескольких кварталах от Аркхэма. Она не была уверена, действительно ли подозрительно было увидеть, как она едет на работу в такси, но её паранойя была на небывало высоком уровне, и это было разумно, учитывая призрак её недавней ночной деятельности, нависший над ней. Ей нужно было быть осторожной. Она не спала в такси, потратив целый час в пути, пытаясь понять, что произошло на кухне Бруно. Джокер поцеловал её, и это было медленно, чувственно и полностью противоречило всему, что она знала о нём. Хуже того, это было нормально. Он поцеловал её как нормальный мужчина, а не монстр, садист или жестокий ублюдок. И это было хорошо. Это было действительно хорошо. Когда такси проезжало через центр города, она решила, что это, должно быть, тактика манипуляции. Что-то, что заставило бы её усомниться в себе и своих мотивах больше, чем она уже сомневалась. Что-то, что медленно сведёт её с ума. Когда они добрались до Центра города, она поняла, что это могло быть наградой за убийство миссис Кассаменто. Он хотел, чтобы она опустилась до его уровня, точно так же, как он сделал с Харви Дентом, и в истинно психопатической манере она была вознаграждена за своё поведение. Проезжая через центр города, Харли начала обдумывать невозможную идею о том, что это было не чем иным, как тем, чем было на самом деле. Он просто хотел поцеловать её, и он сделал это. Это было так ужасно просто, и так… нормально. Лучше, чем нормально. Когда они добрались до моста Нэрроуз, её усталый разум вернулся к той доле секунды, когда они отстранились, чтобы посмотреть друг на друга, как раз перед тем, как она почти выбежала из кухни. Она чувствовала себя спокойной. Беспокойство по поводу её шокирующего выбора смыло, оставив её блаженно спокойной. Спокойной и невероятно возбужденной. Колени Харли сомкнулись, когда она закрыла глаза и попыталась блокировать эти неприятные чувства. Чёрт. Когда такси добралось до проспекта имени Элизабет Аркхэм, глаза Харли щипало от усталости, а голова была слишком затуманена, чтобы думать о чём-либо, кроме дивана в её кабинете, где она наконец сможет закрыть глаза, даже на короткое время. Она прошла через главные ворота, помахав охраннику, как всегда, её цель была кристально ясна в её сознании… …пока она не увидела полицейскую машину, припаркованную у главного входа в Аркхэм. На долю секунды Харли подумала о том, чтобы бежать, буквально бежать обратно через ворота и вниз по улице, одному Богу известно куда. Но она заставила свои ноги продолжать двигаться, вверх по ступенькам, через приёмную и в лечебницу. — Ух ты, вы сегодня очень стильная, доктор Квинзель! — Роза ухмыльнулась из-за поста медсестры. — У вас сегодня горячее свидание? — Нет, — Харли удалось слегка улыбнуться Розе. — Эй, я видела полицейскую машину снаружи — всё в порядке? Роза вздохнула и закатила глаза, как будто произносила безмолвную молитву. — Они здесь по поводу доктора Уолша… — Она печально покачала головой. — Его бедная жена, должно быть, сходит с ума. Я не знаю, что бы я делала, если бы мой Джеральдо не вернулся домой. Можете себе представить? — Нет, — согласилась Харли, её щеки вспыхнули, когда она вспомнила Уолша, как видела его в последний раз — безразличным на полу старого морозильника на бойне. — Должно быть, это ужасно. — Я ожидаю, что они захотят поговорить с вами, — продолжила Роза, протягивая стопку карт пациентов Харли, которая осторожно приняла их. — Должна ли я отправить их в ваш кабинет? Они просто разговаривают с Хасаном и Макинтайром, знаете, потому что они занимались вопросами безопасности с тех пор… ну… вы знаете. — Её большие карие глаза блестели от непролитых слёз по их погибшим коллегам, и Харли смогла только деревянно кивнуть, прежде чем быстро выйти с картами пациентов, прижатыми к груди. — И ещё! — Роза крикнула ей вслед: — Они созвали экстренное заседание правления сегодня днём. Я добавила это в ваше расписание! Харли бросила слабое «спасибо» через плечо и поспешила в свой кабинет, сон становился всё менее вероятным с каждым её шагом. Она прошла знакомую процедуру переодевания в лабораторный халат и просматривания карт пациентов, пока ждала загрузки компьютера. Но когда она прищурилась на текст, чернила, казалось, расплывались, и её лишённому сна разуму потребовалось больше времени, чем следовало, чтобы понять, что диаграммы предназначались для пациентов, которых сама Харли считала хорошими кандидатами для следующего раунда испытаний лекарств Эллиота. Напрягая зрение, Харли читала истории болезни заключённых, стоически делая пометки на полях о дозировках, применении и опросах во время сеансов. Пока она пыталась сосредоточиться на своей работе, в её голове крутился вопрос о том, что, чёрт возьми, она расскажет копам об Уолше. Что он был свиньёй и женоненавистником, бесстыдным пройдохой, который слил конфиденциальную внутреннюю информацию в СМИ ради собственной финансовой выгоды. Что он обращался с Харли, как с ребёнком, одновременно используя её. Что Пингвин похитил его в качестве подарка для Джокера, подарка, который на самом деле был для Харли. Она даже не задумывалась о том, что это означало. Харли провела рукой по волосам, выдохнула, глядя на строки текста, в которых подробно описывались преступления и заблуждения заключённого, и приказала себе сосредоточиться. Если бы она не выполнила свою работу, она бы привлекла к себе нежелательное внимание, а нежелательное внимание привело бы к вопросам, на которые она не хотела отвечать, особенно когда полиция рыщет по Аркхэму. После двух мучительных часов Роза постучала в дверь Харли и просунула голову. — Доктор Квинзель, вы можете… — она замолчала, нервно оглядываясь через плечо. Харли собралась с духом, натянуто кивнув, когда Роза широко распахнула дверь, чтобы увидеть пару детективов. Первым был морщинистый полицейский с седеющей бородой и фетровой шляпой, прикрывающей его жидкие рыжеватые волосы, в то время как другой выглядел почти слишком молодым, чтобы быть полицейским, его проницательные глаза подозрительно оглядывали кабинет Харли. — Здравствуйте, — поприветствовала она, нацепив свою самую терпеливую улыбку и указывая на кресла, стоящие перед её столом. — Пожалуйста, присаживайтесь. Скажите мне, чем я могу помочь. Роза закрыла дверь, когда вышла обратно в коридор, и два детектива неловко пошаркали в кабинет, мужчина старше неуклюже опустился на одно кресло, в то время как младший опустился медленно, его глаза всё ещё искали в комнате улики. — Спасибо, что нашли время встретиться с нами, доктор Квинзель, — начал тот, что старше, указывая на себя и партнера, когда наклонился вперёд. — Я детектив Буллок, а это мой напарник, детектив Ли… Я уверен, вы знаете, что Мёрфи Уолш был объявлен пропавшим без вести своей женой и вчера не появился на работе. — Да. — Харли стёрла свою терпеливую улыбку, сменив её на озабоченный хмурый взгляд. — Жена доктора Уолша вчера связывалась с его секретарём — она сообщила нам, что он не пришёл домой накануне ночью. — У вас есть какие-либо основания полагать, что доктор Уолш, возможно, хотел причинить себе вред? — спросил Баллок, ёрзая своим толстым задом в кресле, пытаясь устроиться поудобнее. — Нет. — Харли медленно покачала головой. — У меня никогда не складывалось впечатления, что доктор Уолш был склонен к самоубийству. Я бы охарактеризовала его как уверенного в себе и очень целеустремленного. — Как бы вы охарактеризовали ваши отношения с доктором Уолшем? — спросил Ли, прищурив глаза. — Профессиональные, — легко ответила Харли, переплетая пальцы на столе, готовясь сказать свою первую ложь. — Мы уважали друг друга. — Уважали? — Ли критически приподнял бровь. — В прошедшем времени? — Ну же, Джо, — буркнул Буллок своему партнёру, бросив на Ли предупреждающий взгляд. — Детектив Ли хотел спросить, не вёл ли себя доктор Уолш в последнее время странно или необычно. Вы заметили что-нибудь странное? — Нет, — честно ответила Харли. — Очевидно, что это было трудное время после побега Джокера, но Уолш хорошо справился с этим, и у меня не было причин подозревать, что с ним что-то не так. — Некоторые другие сотрудники говорят, что вы часто задерживаетесь допоздна, доктор Квинзель, — сказал Ли, отклоняя голову назад, оценивая Харли. — Большинство сотрудников уходят к семи или восьми часам, но вы часто бываете здесь до десяти или одиннадцати. Почему это? — Джо… — предупредил Буллок. — Нет, всё в порядке, — отмахнулась Харли от Буллока. — Я провожу научные исследования в дополнение к моей работе с нашими пациентами, поэтому моя рабочая нагрузка часто больше, чем у доктора Блейкли или доктора Уолша, а это значит, что мне регулярно приходится задерживаться допоздна. — Но вам за это не платят больше? — осторожно спросил Ли. — Вас это расстраивает, доктор Квинзель? Не получаете справедливую оплату? — Чёрт возьми, Джо! — огрызнулся Буллок. — Всё в порядке, — решительно успокоила Харли, не сумев скрыть раздражение в своём голосе. — Если бы моя зарплата была недостаточной или меня интересовали только деньги, я бы работала где-нибудь в другом месте. Но это не так, детектив Ли. Ли откинулся на спинку стула, выглядя отчитанным, пока Буллок продолжал задавать Харли стандартные вопросы, которые он задал бы остальным сотрудникам. Она ответила правдиво на все, кроме тех, куда мог пойти Уолш и когда она видела его в последний раз. Когда они закончили со стандартными вопросами, Харли начала вставать, чтобы вывести их из своего кабинета, но Буллок подвинулся вперёд, уперев локти в бёдра и сложив руки вместе, как будто у него на языке вертелся вопрос, и Харли опустилась обратно в кресло, пытаясь излучать терпение. — Вы лечили Джокера, не так ли, доктор Квинзель? — Да, — сухо ответила Харли, чувствуя, как участился её пульс, когда она вспомнила, как Джокер смотрел на неё утром. — Не совсем лечила. Я опрашивала его по просьбе доктора Уолша. Мы подумывали написать о нём книгу. — Книгу? — Ли скрестил руки на груди. — Какого рода книгу? — Чтобы помочь людям понять его, — сказала она, роясь в памяти в поисках ложных причин, которые она привела себе в то время. Уолш хотел получить книгу ради своего кошелька и славы, Харли только хотела узнать больше о Джокере через их опрос. — Джокер пугает людей. Мы хотели показать им, что он просто человек. — Этот ублюдок не человек, — прорычал Ли. — Он урод. — О, уверяю вас. — Голос Харли был холодным, а её глаза сузились, и, хотя она была сосредоточена на Ли, она могла видеть, как Буллок поднял бровь при изменении её тона. — Он такой же человек, как и вы. Он только хочет, чтобы люди поверили, что он нечто большее, и, похоже, он убедил вас в этом. — Похоже, вы получили то, что искали, — нахмурился Буллок, снова сдвигая свой толстый зад. — Как будто вы его понимаете. — Нет, — тихо сказала Харли, её мысли снова вернулись к тому утру. — Я не думаю, что понимаю. После того, как Буллок и Ли ушли, Харли провела некоторое время, бесцельно уставившись в свой компьютер, не видя, что перед ней, и, конечно же, ничего не делая. В конце концов, её тело напомнило ей, что за последние двадцать четыре часа она ничего не ела, кроме нескольких ложек жареного риса, и она заставила себя встать и переодеться из своего лабораторного халата в яркий блейзер жены Бруно. Нэрроуз был беден на множество кулинарных вариантов, поэтому Харли оказалась в закусочной быстрого питания вниз по улице от Аркхэма, её рот наполнился слюной при виде фотографий гамбургеров, блестящих на экранах с подсветкой над кассами. Она заказала два двойных чизбургера и, проглотив их оба, вернулась за очень большим молочным коктейлем. Возвращаясь в Аркхэм, потягивая молочный коктейль, она думала о том, что сделала с Уолшем, но не могла найти в себе вины, которую, как она знала, должна была чувствовать. Это было морально утомительно — разбирать свои действия и мотивы, затаскивать себя в тёмное, грязное место в своём сознании. Поэтому она заключила сделку с самой собой. Она будет делать то, что хочет, и не будет сдерживать себя под видом нормальности, как она делала так чертовски долго. Она не стала бы разрывать себя на части, пытаясь понять причину всего. Пытаться понять себя было сложнее, чем пытаться понять Джокера. По крайней мере, часть причин для него заключалась в том, что он делал всё, что, чёрт возьми, хотел, когда хотел. Но он знал, чего хотел. Харли всё ещё не была уверена. То, что она знала о себе, было тем, что она знала всегда. Она была сильной, умела выживать, и если бы она верила в себя, то смогла бы сделать всё, что угодно. Даже если бы она не понимала своего поведения, и даже если бы она переживала кризис, эти вещи всегда были бы правдой. Во второй половине дня были проведены предварительные сессии с кандидатами для участия в новых испытаниях Эллиота. Четверо из них были доставлены в Аркхэм после того, как Джокер использовал их, чтобы отвлечь отдел по особо тяжким. Харли воздерживалась от расспросов о Джокере, о том, как он подошёл к ним и заставил их надеть клоунские маски, что он обещал им, предлагал или угрожал, чтобы подчинить их своей воле. К тому времени, когда началось собрание правления, Харли была на грани того, чтобы заявить, что ей нужно вернуться домой по болезни, но она терпела, вошла в зал заседаний после Блейкли и заняла своё место за столом, отсутствие Уолша среди них было довольно очевидным. Возможно, он был дерьмовым лидером, но он был директором лечебницы, и правление, похоже, считало, что без него они остались без руководства. — Мы нашли решение, — сообщил им родственник Иеремии Аркхэма, как только они закончили выражать своё огорчение по поводу статуса пропавшего без вести Уолша. — Обязанности доктора Уолша возьмёт на себя исполняющий обязанности директора, пока всё это не… решится. Харли искоса взглянула на Блейкли, задаваясь вопросом, предложат ли ему эту работу впервые за четырёх смененных директоров Аркхэма. — Джоан Лиланд из Университета Готэма согласилась помочь нам в этот период времени. Брови Харли приподнялись, но она слишком устала, чтобы реагировать так адекватно, как обычно. Как наставник Харли, она и Джоан были очень близки, Джоан обеспечивала почти родительское воспитание на протяжении всей своей докторской степени. Джоан также познакомила Харли с Джонатаном Крейном, одним из её самых выдающихся учеников. И Джоан знала Харли очень хорошо. — Джоан — отличный выбор, — объявил Блейкли, выглядя таким облегчённым, каким Харли когда-либо видела его. Он даже слегка улыбнулся, на его изрезанном морщинами лице не было ни малейших признаков зависти или предательства из-за того, что его в очередной раз обошли на посту директора. — Она будет здесь завтра до обеда, — сказала Мари Кейн, глядя на Харли. — Если бы вы втроём могли обсудить между собой, как лучше действовать в отсутствие доктора Уолша, мы думаем, что это было бы лучше всего. — Конечно, — сказала Харли, но её голос дрогнул, и она не могла удержаться от того, чтобы представить, как Джоан смотрит ей в глаза и видит, что именно она сделала. Они уже собирались закрывать собрание, когда Блейкли встал, достал из кармана лабораторного халата конверт и подтолкнул его через стол к собравшимся членам правления. — Что это? — спросил дальний родственник Аркхэма, разрывая конверт. — Моё заявление об отставке, — сказал Блейкли, звуча устало. Правление разразилось возмущёнными протестами и надменными порицаниями в том, что Блейкли покинет Аркхэм спустя столь долгое время, когда они испытывали острую нужду. Но Блейкли уходил не ради личной выгоды или повышения зарплаты. Он просто устал и был готов уйти на пенсию после карьеры в Аркхэме, наблюдая, как вечно проблемное учреждение становится всё хуже и хуже. — Мне семьдесят пять, и у меня есть внуки, которых я никогда не вижу, — сказал он им спокойно, невозмутимо. — Я должен был сделать это много лет назад. — Мы с Джоан справимся с этим, — вмешалась Харли, получив благодарный взгляд от Блейкли. Он всегда ей нравился, и он всегда был добр к ней, и даже если она наполовину лгала совету директоров, с учётом нынешних обстоятельств это было правильно сказать. — Я уверена, что у Джоан найдутся кое-какие идеи о том, как заменить Невилла. Когда они закрыли собрание, Блейкли немедленно покинул комнату, чтобы не быть загнанным в угол кем-либо из членов правления, но Харли повезло меньше. Мари Кейн ждала её в коридоре, нервно крутя бриллиант размером с грецкий орех вокруг безымянного пальца левой руки. — О, доктор Квинзель, — позвала она, и Харли покорно представилась с чопорной улыбкой, даже когда её левое веко угрожало опуститься. — Как дела, дорогая? — Лучше, чем можно было, учитывая все обстоятельства, — устало ответила Харли, позволяя Мари похлопать её по плечу, что, по её мнению, должно было быть проявлением утешения. — Всё это было так ужасно, — сказала Мари, её искусственный гладкий лоб пытался нахмуриться. — Ивания Дюма всё ещё не оправилась. Она не сможет вернуться в новый сезон «Сделано в Алмазном районе», бедняжка. Только тогда Харли поняла, что Мари говорила о гала-концерте, а не об исчезновении Уолша. Она почти забыла, что её похитили вместе с несколькими ключевыми членами трастового фонда Готэма, которые, по-видимому, всё ещё «оправлялись» от травмы того вечера. Тем временем Харли… перешла на другую сторону? Было ли это тем, что она сделала, не выдав Джокера, когда у неё был шанс? Нет. Она была на своей стороне, а не на стороне Джокера, Мари, Гордона или Пингвина. — И мой двоюродный брат, Джейкоб, Боже, — выпалила Мари, сжимая свой жемчуг. — Он пьёт больше, чем обычно. По крайней мере, на данный момент кажется, что Джокер исчез. О… Доктор Квинзель, как вы думаете, он может вернуться? В конце концов, вы знаете его лучше всех. Мог ли он исчезнуть навсегда? У Харли внезапно возникла в голове картина, которую она видела ясно, как день: Мари спешит домой в свой роскошный особняк, чтобы рассказать членам их элитного клуба богатых и могущественных, что доктор Джокера заверил её, что он исчез навсегда. — Маловероятно, — холодно ответила Харли, наблюдая, как губы Мари нервно сжались, показались крошечные трещинки вокруг рта. Как только ей удалось встряхнуть Мари, Харли направилась в комнату отдыха, надеясь найти Блейкли или, может быть, взять немного торта у Розы. Вместо этого она столкнулась с ещё одним сюжетным поворотом, который стал её жизнью. Роза разговаривала по мобильному телефону спиной к Харли, успокаивающе напевая кому-то по-испански. Харли могла примерно разобрать «Милая» и «О Боже» из того небольшого испанского словарного запаха, который она знала, и к тому времени, когда она закончила наливать себе чашку кофе, Роза засунула свой телефон в карман её халата, грустно качая головой. — Всё в порядке? — спросила Харли, её любопытство взяло верх. — Моя дочь. — Роза продолжала качать головой, как будто застряла в петле. — Она убирает дома. Сегодня утром одна из девушек, работающая в том же агентстве, обнаружила место убийства в одном из домов, которые она убирает. В Отисбурге из всех возможных мест. — Чёрт, — произнесла Харли, прежде чем смогла остановиться. Она вдруг представила, как полиция Готэма обыскивает дом Касаменто в поисках улик, которые не могли сулить ничего хорошего для Харли. — Моя дочь, она не может в это поверить, — вздохнула Роза и посмотрела на потолок. — Но это же Готэм. Здесь возможны самые ужасные вещи, которым никогда не удивишься. После куска шоколадного торта и попытки утешить Розу, как могла, смена Харли официально закончилась. Она слишком устала, чтобы даже подумать о том, чтобы задержаться допоздна и закончить свою работу. Нахуй это. Вместо этого она поехала домой на метро, клевала носом, покачиваясь в такт движению экипажа, затем потащилась через площадь к своему зданию и поднялась по ступенькам крыльца. Как обычно, швейцар не обратил на неё внимания, когда она направилась к лифту, и она прислонилась к стене, чтобы удержаться на ногах, когда поднималась на свой этаж. Когда она открыла дверь в свою квартиру, её мгновенно поразил невыносимый запах гнилого мусора, но это не помешало ей, пошатываясь, переступить порог и войти в свою комнату, не потрудившись включить свет. Чем ближе она подходила к своей кровати, тем более истощенным становилось её тело, и, хотя запах в её квартире был отвратительно сильным, он не мог конкурировать с её потребностью во сне. Харли упала лицом на кровать и вскоре провалилась во тьму.

~***~

Брюс откинулся на стропилах бойни, ожидая подходящего момента, чтобы заявить о своём присутствии. Под ним патрульные разворачивали полицейскую ленту и раздавали латексные перчатки, выполняя стандартные административные задачи, которые часто приводили к фальсификациям на месте преступления, по крайней мере, в Готэме. Брюс критическим взглядом наблюдал, как полицейские входили и выходили из старого морозильника, где был найден труп Мёрфи Уолша, зная, что бесполезно возмущаться людьми Гордона или даже ожидать, что они докажут, что они не были коррумпированными и некомпетентными. Два месяца назад Брюс бы без колебаний отправился на место преступления, особенно если бы оно было таким важным, как это. Это было преступлением Джокера, согласно разведданным, которые передал отдел по особо тяжким полицейским в этом районе, и, даже если Джокер залёг на дно, его нынешний статус вооружённого и опасного нельзя было игнорировать только потому, что он не так активно терроризировал город. Вполне возможно, что Мёрфи Уолш был началом нового царства террора, первым знаком того, что должно было произойти, и Брюс ждал этого знака неделями. Альфред сказал, что Брюс слишком много времени думал о Джокере, но всё было ещё хуже. Альфред не знал, как часто Брюс лежал без сна ночью — или днём — пытаясь понять мотивы и прихоти опасного психопата, который убил Рейчел и извратил разум Харви. В безумии Джокера была система, и Брюс пришёл к выводу, что безумие не было частью уравнения. Когда ты подходил достаточно близко, как это сделал Брюс, и видел сквозь грим и шрамы безжалостного нигилиста под ними, становилось очевидно, насколько преднамеренным и контролируемым было каждое движение Джокера. Музей, инсценированные нападения, взлом отдела по особо тяжким. Всё это было генеральными репетициями для более масштабного шоу. Того, которое, возможно, наконец-то началось той ночью с пыток и смерти Мёрфи Уолша. И Брюсу нужно было знать почему. Наконец прибыл Гордон в сопровождении пары детективов, в которых Брюс узнал Буллока и Ли. Когда Гордон наклонился под полицейской лентой, Брюс спустился со стропил, бесшумно приземлившись и оставаясь в тени, пока не смог привлечь внимание Гордона. Теперь, когда Бэтмен был разыскиваемым убийцей, общаться стало сложнее, но Гордон знал, что Брюс будет ждать его там, и он будет искать его знак. Натянув латексные перчатки, Гордон повернулся к тёмному пространству, которое занимал Брюс, его лоб сморщился, когда он прищурился, высматривая движение. Брюс кивнул — тонкий жест, который было бы невозможно увидеть, если бы вы не искали его, как Гордон. — Хорошо, парни, — объявил Гордон группе полицейских. — Давайте дадим Ли и Буллоку немного времени, чтобы проверить это. Подождите снаружи. Когда последний патрульный полицейский ушёл, Брюс вышел из тени, и детектив Ли немедленно вытащил оружие, пока Буллок колебался. — Опустите оружие, детектив Ли, — скомандовал Гордон. — Но, сэр! — запротестовал Ли. — Я сказал, опустите оружие, — взволнованно повторил Гордон. — Он нам нужен в этом деле. Ли медленно убрал оружие, глядя на Брюса со свирепостью, на которую мог быть способен только хороший полицейский, жаждущий справедливости. Хорошо. — Наркоман нашёл его здесь и позвонил на горячую линию, — объяснил Гордон. — Он сказал, что надеялся на подачку, но мы держим его, пока не узнаем наверняка, что он не работал по приказу Джокера. Брюс посмотрел вниз на тело Уолша на полу морозильника, трупное окоченение в конечностях указывало, что он был мёртв, по крайней мере, день, может быть, почти два. Его карманы были вывернуты, а рукава рубашки на левой руке, где наркоманы украли его часы и всё остальное, что им попалось под руку, расстёгнуты. Его кожа посинела от холода, невидящие глаза застыли. Это было варварство. Луч фонарика Гордона заплясал по лицу Уолша, поймав что-то жёлтое и блестящее, что привлекло внимание Брюса. Он подошёл ближе, используя свой собственный свет, чтобы изучить вещество вокруг носа и рта Уолша, и понял, что это свернувшийся токсин страха. Им пришлось бы закачать непристойное количество этого вещества в тело Уолша, чтобы оно вышло из него таким образом, сначала сведя его с ума, а затем вскоре убив. Но в сиропообразной жидкости, которая загустела над верхней губой Уолша, как слой жира, было что-то ещё. Там был отпечаток пальца. Брюс нажал на защёлку на поясе, чтобы высвободить сканер размером с кредитную карту — один из инструментов, которыми Люциус Фокс неохотно поделился с ним в последнее время. Люциусу не нравилось, на что готов был пойти Брюс, но он слишком заботился о нём, чтобы не поделиться технологией, которая могла бы помочь. — Видишь что-нибудь? — спросил Гордон, освещая лицо Уолша фонариком. — Отпечаток пальца, — прогрохотал Брюс, проводя инфракрасным лучом сканера взад и вперёд по идеальной отметке. Сканер издал звуковой сигнал, когда сохранил изображение, и Брюс отошёл от тела, чтобы снова повернуться к Гордону. Он осторожно взглянул на Буллока и Ли, прежде чем заговорить. — Вы приписывали ему что-то ещё? — Ничего конкретного, — сухо ответил Гордон, на его лице отразилось напряжение прошедшего дня. — Сегодня утром у нас было двойное убийство в Отисбурге. Жена Санто Кассаменто и типичный наёмный головорез среднего звена. Криминалисты говорят, что на стене были брызги крови, указывающие на присутствие третьего тела, вероятно, Кассаменто. Его никто не видел со вчерашнего дня. В лаборатории накопилось много дел, так что мы не получим ДНК или отпечатки пальцев с места происшествия до завтра. Брюс медленно кивнул, пытаясь связать убитого босса мафии в северной части Готэма с пытками директора Уолша на Ист-Сайде. — Есть какие-нибудь признаки токсина страха? — Нет, просто предчувствие, — сказал Гордон, проводя рукой по челюсти. — Много отпечатков пальцев и ДНК для проверки. — Ему нравится использовать новичков, — проворчал Брюс. — Их легче обратить в свою веру. Брови Гордона удивлённо поползли вверх. — Психологический профиль Харлин Квинзель, — уточнил Брюс, зная, что Гордон не спросит его, как он получил в свои руки такие конфиденциальные документы. — Верно. — Кивнул Гордон, понимая что не произносится вслух, и его взгляд вернулся к трупу Уолша. — Дай мне знать, если ты что-нибудь найдёшь — мы не сможем снять отпечатки с него, по крайней мере, ещё двадцать четыре часа. Но Брюс не ответил; он уже снова скрылся в тени.

~***~

Солнце уже поднималось, когда Джокер нырнул на узкую пожарную лестницу, которая неохотно затрещала под его весом. Он сунул руку в передний карман джинсов, которые носил почти двадцать четыре часа, чтобы достать одноразовую зажигалку, торопливо зажёг скрученную сигарету, свисавшую с его губ, затем прислонился спиной к кирпичной стене. Никотин затопил его мозг, когда он сделал длинную затяжку, затем выдохнул струйку дыма, прежде чем быстро сделать ещё одну. Он курил больше, чем обычно, всю ночь — симптом нервной энергии, бурлящей в нём с тех пор, как он проспал шестнадцать часов на диване Бруно. После этого были только разговоры, наблюдения, встречи, ожидания и ещё больше разговоров — никакой боевой раскраски или костюма не требовалось — всё это делало его ещё более нервным. Игра в ожидание была неизбежным злом для предстоящих событий, но это не делало её менее скучной, и это определенно не делало его менее склонным позволять определённым отвлекающим мыслям закрасться в голову, требуя здоровой дозы никотина, чтобы держать всё под контролем. Джокер позволил своей голове откинуться назад к стене, дым выходил из его ноздрей, как у дракона, когда он смотрел на оранжевые и розовые оттенки, освещающие кривые здания Нэрроуз, его мысли блуждали, когда он ткнул языком в нижнюю губу. Она не выходила у него из головы с тех пор, как поспешно сбежала из кухни Бруно. Мягкость её рта отказывалась покидать его, точно так же, как то, как она смотрела на него после того, как тоже осталась с ним. Широко раскрытыми глазами, милой и полностью расходящейся с безжалостно деловитым человеком, который, как видел он, убил невинную женщину всего несколько часов назад. Он не ожидал этого и всё ещё не мог решить, как к этому относиться. Ни к её соблазнительной сладости, ни к ледяной свирепости. Размышлять о женщине было необычно для Джокера, размышлять о чувствах было ещё более нехарактерно для него. Он снова затянулся сигаретой, пытаясь избавиться от незнакомого, отвлекающего беспокойства, клубившегося в животе. — Блядь, — грубо пробормотал он, убирая волосы со лба.

~***~

Когда Харли проснулась, солнце уже взошло, а это означало, что она опаздывала на свою смену в Аркхэме. Её телефон разрядился ночью, поэтому будильник не сработал, но быстрый взгляд на один из одноразовых телефонов на прикроватном столике сообщил ей, что она уже на час опаздывает на работу. Она застонала и с помощью рук приподнялась на колени, чтобы оценить свою ситуацию. Она проспала больше двенадцати часов, но легко могла проспать ещё двенадцать. Она спала в одежде — похоже, это вошло у неё в недавнюю привычку, — и у неё во рту чувствовалась вязкость. Она не могла вспомнить, когда в последний раз чистила зубы… должно быть, прошло несколько дней… Запах гниющего мусора за ночь усилился, стал слаще и почти солёным, такого она никогда раньше не чувствовала. Если бы она не пропустила обед, его содержимое могло подкатить к горлу. Она поднялась с кровати, протирая глаза ото сна, и босиком побрела в ванную. Душ и свежая одежда помогли бы ей функционировать на таком уровне, который не вызвал бы подозрений у Джоан Леланд. Она опоздает ещё больше, но Джоан была единственным человеком, о котором Харли беспокоилась сейчас в Аркхэме. Но когда она прошла в ванную, она резко остановилась перед встретившим её зрелищем, её глаза расширились. В её ванне был человек. Мёртвый человек, так что более точным было сказать «тело» в её ванне. Его горло было перерезано от уха до уха. Харли почувствовала, как задрожала её нижняя губа, когда она стояла, уставившись на тело, слишком удивлённая, чтобы сделать что-то ещё. В её квартире был труп. Она бросилась обратно в свою спальню и схватила «Беретту» и одноразовые телефоны со своего прикроватного столика, засовывая их в сумочку, когда снова надела туфли миссис Бруно на низких каблуках, а затем покинула свою квартиру.