~***~
Харли судорожно вздохнула, когда двери лифта закрылись за Джокером, и она повернулась к Элайдже, её гнев из-за того, что её посадили в клетку, перевесил логику, когда она попыталась ударить его по лицу. Элайджа легко схватил её за кулак, развернув её так, что она согнулась пополам с рукой за спиной, заставив её вскрикнуть, когда боль пронеслась вверх по её руке и спине. — Ты не можешь этого делать! — закричала она, пытаясь высвободиться, при каждом движении ей казалось, что её кость вот-вот вырвут из сустава. — Доктор Квинзель, — обратился Элайджа, — я собираюсь отпустить вас сейчас, но мне нужно, чтобы вы пообещали мне, что больше не попытаетесь меня ударить. Харли стиснула зубы и уставилась на пушистый белый ковер, её мысли перенеслись из её нынешнего затруднительного положения к прошедшему часу, прошедшему дню, прошлой неделе, прошлому месяцу, прошлым трём месяцам, пытаясь разобрать, что было правдой, а что ложью. Но было слишком много моментов, слишком много вариантов, и ей нужно было быть самой глупой женщиной на свете, чтобы не понять, что если даже часть этого была ложью, то всё это было ложью. И она знала. Она знала, что что-то не так, но всё равно смирилась с этим. Джокер соблазнил её, чтобы затащить в эти чёртовы лифты и доставить сюда к её няньке. Это было не только этой ночью. Она всегда знала, с того момента, как увидела его, но давала ему свободу действий на каждом шагу. Элайджа отпустил её руку, и Харли упала вперёд на ковер, приземлившись на четвереньки. Ей хотелось кричать или рыдать, но из-за приближающейся няньки она могла только прикусить губу и дышать через нос, пока, по крайней мере, часть ярости и унижения не утихнет. Но когда шок от того, что ею манипулировали, начал проходить, реальность вошла в свои права, и Харли начала чувствовать холод, злость и одиночество — глубокое, глубокое одиночество. — Доктор Квинзель… — Почему ты меня так называешь, — огрызнулась Харли, поднимаясь на колени. Она вытерла лицо, с радостью обнаружив, что, по крайней мере, не плачет, как маленькая девочка, и посмотрела на свою няньку. — Он меня так не называет. — Как бы вы хотели, чтобы я вас называл? — совершенно уважительно спросил Элайджа. Харли в замешательстве уставилась на него. Ей было абсолютно наплевать, как он её называл, но будь она проклята, если её запрут в пентхаусе, как какую-нибудь принцессу в башне. Она поднялась на ноги, пытаясь обрести хоть какое-то достоинство — не потому, что ей нужно было что-то доказать это Элайдже, но себе — и зашагала обратно на кухню. Там был ножевой блок, но не было ножей, ящик для столовых приборов, полный ложек, и ни одного предмета, который она могла бы использовать, чтобы убить или хотя бы причинить вред Элайдже. Она допила остатки бурбона из стакана на стойке, её руки дрожали, когда она пыталась понять, что значит то, что Джокер планировал оставить её там. Так вот почему он был на вечеринке? Чтобы забрать её сюда? Это должно было быть спланировано заранее, если только у него не было бывших офицеров израильской разведки на быстром наборе. Он организовал это до того, как она встретилась с Софией, так что это не могло быть катализатором. Планировал ли он держать её там вечно, или это было только на ограниченное время? Харли налила ещё один стакан бурбона и потопала обратно к Элайдже, понимая, какое, должно быть, представляет собой зрелище, хмурясь и потягивая алкоголь в своём помятом платье. — Как долго меня здесь продержат? — потребовала она. Элайджа холодно посмотрел на неё. — Я не знаю, мисс… — Когда Харли не ответила, он продолжил: — Я не знаю об ограничении по времени. Харли отвернулась от него, плюясь от праведного негодования, когда проглотила ещё один глоток алкоголя и понеслась по короткому коридору на другой стороне кухни, чтобы посмотреть, что ещё она может откопать, чтобы помочь себе в побеге. Она ни за что не осталась бы там даже на одну ночь, независимо от того, как долго Джокер намеревался держать её в плену. В конце короткого коридора была большая спальня, в которой сильно пахло освежителем воздуха и стиральным порошком. Если бы Лонни жил там, Харли не могла представить, что его комната оказалась бы менее грязной, чем комната подростка, и, хотя она была рада, что не была подвержена этому, что-то было оскорбительным в том, что её тюремная камера была так безукоризненно убрана для её использования. Кровать королевского размера была застелена свежими белыми простынями, окна от пола до потолка были безупречно чистыми, минималистская мебель — безупречно чистой. Харли поставила свой напиток на прикроватный столик и принялась рыться в комнате в поисках чего-нибудь, что могло бы ей помочь. Шкаф был пуст; даже вешалки были сняты. Ящики были пусты, кроме одного, в котором лежали две пары шёлковых пижам унисекс. Харли выдернула первый комплект из ящика, чувствуя, что сходит с ума, когда уставилась на расшитый карман — Краун — пытаясь найти смысл. Затем она вспомнила, что номер для новобрачных находится на одном из верхних этажей зданий Краун и что в этом здании также находится отель. В этих шелковых пижамах не было никакого глубокого смысла, кроме того, что персонал отеля прибрал номер для новобрачных и оставил ей несколько пар своих пижам. Поход в безупречно чистую ванную комнату, оснащённую первоклассными гостиничными туалетными принадлежностями, доказал это. Харли опустилась на опущенное сиденье унитаза, закрыв лицо руками, пытаясь перенастроиться. Она услышала, как в гостиной включился телевизор, показав что-то похожее на вечерние новости с Майком Энгелем. Нахмурившись, она подняла голову и начала подниматься на ноги, когда заметила что-то в углу ванной. Одна расшатанная розовая мраморная плитка прямо под раковиной в ванной. Харли опустилась на четвереньки рядом с расшатанной плиткой и отодвинула её, её пронзила надежда, что, может быть, что-то было упущено из виду. Но когда плитка сошла с места, всё, что она нашла, был контейнер «Tupperware», и когда она открыла его, то полностью сдалась. Полпакетика травки, немного сигаретной бумаги и оранжевая бутылочка из-под рецептурных таблеток. Харли горько фыркнула, захлопнула пластиковую крышку на тайнике Лонни с наркотиками и запихнула его обратно в дыру в стене. Телевизор в гостиной стал громче, и казалось, что Майк Энгель кричит на весь пентхаус. Поджав губы, Харли неохотно потопала обратно в гостиную, чтобы найти Элайджу на его посту у лифта, плоский экран на другой стороне комнаты выкрикивал новости о приобретении корпорацией Дюма пятидесяти акров ветряных турбин в Миссури. Харли перевела взгляд с телевизора на Элайджу. — Мне сказали, что вы захотите это увидеть, — спокойно сообщил он. Глаза Харли расширились, и она в замешательстве повернулась обратно к телевизору. Трансляция стала размытой, лицо Майка Энгеля пошло рябью и стало пикселизированным, прежде чем он полностью исчез, заменившись чёрным экраном, сопровождаемым шелестом ветра, который ловил микрофон. Ветер не утихал, но камера двигалась, и кто-то театрально прочистил горло, а затем раздался крик мужчины. «НЕТ! Нет, ради бога, НЕТ!» У Харли перехватило дыхание, когда изображение на экране стало чётче. Трое мужчин на крыше здания — небоскреба в центре города, если это действительно была башня Уэйна, маячащая на заднем плане. Двое мужчин были в масках клоунов и держали третьего человека над выступом здания, видны были только его размахивающие ноги, а крики усилились. Затем камера приблизилась, оператор направил объектив на стену здания, чтобы запечатлеть искаженное ужасом лицо Бертрама Крауна, висящего на высоте пятидесяти с лишним этажей над землёй. «Привет, Берти», — протянул Джокер, его голос эхом разнёсся по гостиной через динамики объёмного звучания. — Спасибо, что присоединился к нам сегодня вечером». «Пожалуйста! Остановитесь! О, Боже, о, Боже! ОСТАНОВИТЕСЬ! — взмолился Краун, его смокинг развевался вокруг головы. — Я могу заплатить вам! Я могу сделать вас богатыми людьми! Пожалуйста, остановитесь!» Харли опустилась на диван, когда поняла, что это происходит в прямом эфире. «Тц, тц, тц, — успокаивающе цокнул ему Джокер, перекрикивая ветер. — Ну же, Берти. У нас просто есть к тебе несколько вопросов». «Пожалуйста, не делайте этого! Ради всего святого, у меня есть семья! Остановитесь!» «Вопрос первый, — продолжил Джокер, в его голосе звучало веселье. — Как давно ты отмываешь деньги для мафии, Берти? Ха, давай, расскажи нам, люди хотят знать». «Что! Я-я-я…» В кадре появилась рука Джокера, и он схватил Крауна за рубашку спереди, поднимая его, так что его испуганное лицо оказалось прямо перед камерой. «Берти…» — промурлыкал он. «Ранее в этом году! После того, как Дент начал закрывать их людей! — Глаза Крауна были широко раскрыты и полны отчаяния. — Это было не так уж много — всего несколько миллионов!» «Ммм-хмм, — промурлыкал Джокер, звуча не впечатлённым. — Для жителей города, кто не знает, что такое отмывание денег, почему бы тебе не объяснить, как ты это делаешь…» Когда Краун только тупо уставился в камеру, ошеломлённый тем, что его попросили дать урок отмывания денег свисающим со стены его здания, Джокер отпустил рубашку и позволил Крауну упасть назад, крик ужаса потонул в звуке ветра в маленьком микрофоне камеры. «Они скупили квартиры в наших зданиях! — завыл Краун, и, когда Джокер схватил его за рубашку и снова поднял, он рыдал. — Они купили пентхаусы, и мы вернули им деньги после… после… — он плакал несчастным голосом, — …после того, как мы получили свою долю! О Боже, пожалуйста, не надо…» — Его снова отпустили, его крики унесло ветром. «Хм, — задумчиво произнёс Джокер. — Итак, ты взял часть денег, которые мафия зарабатывает, продавая наркотики, оружие и на коррупции… И это всё?» Раздались крики: «Да! Да!», — и Джокер снова схватил Крауна. «Ты ожидаешь, что добрые люди Готэма поверят, что, если бы у нас никогда не было этого маленького разговора по душам, ты бы не… побежал прямо туда и не сделал это снова, если была хоть половина шанса? А, Берти? А? — Джокер грубо хлопнул Крауна по щеке, чтобы привлечь его внимание. — Что ты думаешь? Ты бы сделал это снова?» «Да! — всхлипнул Краун. — Да, я бы сделал это снова!» Джокер неохотно вздохнул. «Так я и думал», — сказал он, изображая разочарование. Он отпустил рубашку Крауна, но на этот раз клоуны отпустили и его ноги, и Краун полетел кувырком вдоль стены здания, размахивая руками и ногами, его крики становились всё тише по мере падения. Камера отвернулась задолго до того, как Краун упал на тротуар, и на экране снова появилось разукрашенное лицо Джокера, когда он еще раз мелодраматически вздохнул. «Я никогда не пойму, почему богатые и влиятельные люди думают, что они владеют всеми вами, — размышлял он. — Как будто вы просто… еда для них. Животные для их забоя. Этот осёл был третьим по богатству человеком в этом городе, но он просто не мог отказаться от маленького кусочка этого коррупционного пирога. Они все коррумпированы. Вы увидите… Я вам покажу». Он ухмыльнулся в камеру, и вдалеке позади него в небе раздался взрыв, который появился одновременно на экране телевизора и в реальном времени из окна номера для новобрачных. Харли быстро встала, притянутая к окнам от пола до потолка, когда серия огненных шаров взорвалась в небе на другой стороне города. Это выглядело ненастоящим, как что-то из фильма, но не было никаких сомнений, что это происходило прямо сейчас. Номер для новобрачных Лонни выходил окнами на восток; это был «Краун Тауэрс», поняла Харли, её глаза расширились, когда она вспомнила, как головорезы Джокера делали бомбы в гостиной Бруно. Джокер взрывал «Краун Тауэрс» с Марони на верхнем этаже. Харли молча наблюдала, как продолжались взрывы, и даже высоко в номере для новобрачных она вместе со всем остальным Готэмом слышала, как начала рушиться башня «Краун Тауэрс», а на заднем плане из телевизора доносился маниакальный смех Джокера.~***~
Харли принесла бурбон из кухни и пила прямо из бутылки, наблюдая, как в новостях рассказывают о неконтролируемом разрушении башни «Краун Тауэрс» и массивном облаке пыли, которое поглотило почти весь Ист-Сайд. Она вырубилась около полуночи, когда число погибших достигло трёхсот человек среди жителей почти пустого здания и прилегающей территории, где парамедики и пожарные пытались эвакуировать людей. Утром она проснулась на диване и обнаружила, что новости всё ещё гремят о башне и облаке пыли. Ночью события развивались стремительно, и теперь Вики Вейл из «Gazette», Грег Олсен из «Globe» и член городского совета на «GCN» спорили о Джокере. Харли медленно села, оглядывая комнату, и увидела, что Элайджа всё ещё охраняет лифт, его руки были сложены за спиной, когда он смотрел прямо перед собой. Всё ещё одетая в вчерашнее платье, Харли, пошатываясь, отправилась на кухню в поисках кофе, обнаружив, что Лонни предпочитает френч-пресс кофейнику. Она вскипятила воду и размешала кофе, затем вернулась в спальню, чтобы омыть лицо и переодеться в одну из пар пижам, оставленных для неё. Мозг Харли был слишком затуманен, чтобы ясно мыслить, когда она взяла кофе и две чашки и плюхнулась обратно на диван, чтобы узнать, о чём говорили журналисты «GCN». Не похоже, чтобы ей было чем заняться. Она налила себе кружку кофе, затем оглянулась на Элайджу. Он выглядел усталым, вероятно, потому, что стоял всю ночь. — Кофе? — спросила она тускло. Он поднял бровь, предполагая, что ей придётся приложить больше усилий, чтобы убить его. — Господи. — Харли закатила глаза и сделала глоток кофе, чтобы доказать свою точку зрения. — Что я сделаю, отравлю тебя остатками «Читоса»? Она увидела улыбку Элайджи, от которой по её спине пробежала дрожь надежды. Если бы она могла заставить его доверять ей… Харли налила вторую кружку кофе и передала её Элайдже, а затем без сил упала на диван, чтобы посмотреть, что происходит. «Вопрос в том, почему он это делает, — говорил Грег Олсен. — Он показывает нам коррумпированность элит этого города, коррумпированных элит, которые были настолько связаны с преступниками, что даже Харви Дент не мог добраться до них. Мы должны серьёзно спросить себя, почему Джокер представляет нам этот экзистенциальный кризис». «Грег, вы предположили, что Джокер может быть ветераном, страдающим посттравматическим стрессовым расстройством, что ставит его в ту же категорию мстителей, что и Бэтмен, — сказала Наоми Мидоуз. — Вы думаете, это какая-то… безумная попытка заставить нас усомниться в структуре власти? Чтобы спровоцировать революцию против статуса-кво?» «Очевидно!» — Грег всплеснул руками. «Это не очевидно, — вмешалась Вики Вейл. Её длинные светло-русые волосы были собраны сзади в неаккуратный хвост, а под глазами у неё были тёмные круги, как будто она не спала всю ночь, а её выступающие клыки придавали ей немного дикий вид в утренних новостях. — У Джокера нет посттравматического стрессового расстройства. Он «антисоциальный нарцисс, который использует своё мировоззрение, чтобы потакать своим жестоким импульсам». Харли Квинн написала эти слова, и она знает Джокера лучше, чем кто-либо». «Харли Квинн — разыскиваемая преступница в сговоре с Джокером, — усмехнулся член городского совета. — Возможно, её не было на видео прошлой ночью, но она была в его последнем видео, и это означает, что она тоже может стоять за этим». «Харли Квинн — прежде всего жертва, — парировал Вейл. — И даже если она преступница сейчас, она не была таковой, когда писала это о Джокере. Она единственный человек, который может хотя бы приблизиться к пониманию того, почему Джокер делает то, что он делает». «Послушайте, я не знаю, как, чёрт возьми, Харли Квинн влияет на всё это, — высказался Олсен. — Факты таковы, что, вываливая документы как на «Краун Тауэрс», так и на «Корпорацию Дюма», Джокер раскрывает правду власти, а в демократии самое главное…» «Вот факты, — оборвала его Вейл. — Независимо от мотивов Джокера, «Краун Групп» отмывала деньги для мафии здесь, в Готэме, и у нас есть запись признания Бертрама Крауна…» «Пока его свешивал со крыши сумасшедший, одетый как клоун!» — выплюнул член городского совета. Затем Наоми Мидоуз наклонилась, прижав два пальца к наушнику. «Мы только что получили сообщение о том, что ФБР начало расследование как в отношении «Краун Тауэрс», так и в отношении «Корпорации Дюма». Связаться с юристами обеих компаний для получения комментариев не удалось, и нам сообщили, что ближайшие родственники Бертрама Крауна покинули город». «С кланом Дюма будет покончено течение дня, — предсказал Олсен. — Мы всё ещё просматриваем документы, но на первый взгляд мы говорим о сокрытии, утечке нефти, токсичных отходах, уничтожающих общество, политическом и корпоративном взяточничестве, денежных выплатах за молчание. Список можно продолжать! Джокер раскрыл нам эту коррупцию, и только благодаря его исчерпывающим методам мы знаем, чем занимались эти люди!» Харли провела остаток утра с открытым ртом, наблюдая, как чередующаяся группа экспертов, журналистов и политиков спорит о мотивах Джокера, крахе фондового рынка и утечке документов и электронных писем, свидетельствующих о системной коррупции в Кейн и Дюма, двух крупнейших корпорациях в мире, обе из которых базируются в Готэме. Но чем больше просочившиеся документы анализировались как профессионалами, так и непрофессионалами, тем больше они были вынуждены сосредоточиться на коррупции и жадности, а не на мотивах Джокера. Примерно в обеденное время Элайджу заменили другим мужчиной, который вёл себя так же, как Элайджа, поэтому Харли думала о нём, как об Элайдже 2, но её больше волновало то, что происходило в новостях, чем её нянька. Ближе к вечеру Майк Энгель вернулся в эфир, освещал действия активистов-экологов, протестующих против пагубной политики «Корпорации Дюма» в области изменения климата возле их штаб-квартиры в Мидтауне, и к ночи протест увеличился, в нём приняли участие студенты Готэмского университета. Даже со своего места в пентхаусе Харли могла видеть, как группа росла, когда они скандировали и маршировали к мэрии, где мэр произнёс речь, пытаясь убедить граждан Готэма, что они делают всё возможное, чтобы поймать Джокера. Но не это хотели услышать жители Готэма. Тем временем массивное облако пыли, осевшее над Ист-Сайдом, заставило бедных жителей разбежаться, некоторые были вовлечены в протесты, некоторые бежали в южную часть Готэма, чтобы укрыться на заброшенных складах. Полиции было недостаточно, чтобы справиться со всем этим, и довольно скоро раздались призывы привлечь Национальную гвардию. То, что сотворил Джокер, было почти прекрасно, и это почти заставило Харли забыть, как она злилась из-за того, что ею манипулировали и взяли в плен. Он сделал именно то, что она сказала ему сделать — показать людям уродство мира вместо того, чтобы заставлять их видеть это. Он предоставил неопровержимые доказательства в таких масштабах, каких никогда не смог бы показать ни один активист по борьбе с изменением климата, ни прокурор, борющийся с коррупцией. Люди были взбешены и назревал хаос, поскольку бедняки были вынуждены покинуть свои дома в безвыходных ситуациях, в то время как элиты были вынуждены признать интеллектуальную обоснованность точки зрения Джокера в прямом эфире, и, прежде всего, бригада трастового фонда съёжилась от страха в своих башнях. Затем, позже той ночью, Готэму напомнили, насколько жестоким и злобным может быть Джокер. Что он был в первую очередь террористом, даже если он также оказался прав. Время приближалось к десяти часам, и новая группа экспертов — снова включая Грега Олсена из «The Globe» — обсуждала речь мэра, в то время как более пяти сотен защитников окружающей среды и студенты скандировали вокруг него. Элайджа 2 снова был заменён Элайджей 1, и Харли чувствовала, что он наблюдает за сценой, разворачивающейся на телевизоре позади неё. Трансляция задрожала и стала пиксельной, а группа экспертов исчезла на статичном экране, сопровождаемая громким звуковым сигналом в течение тридцати душераздирающих секунд, прежде чем изображение снова сместилось, и на этот раз на экране появился круглолицый мужчина лет тридцати с подбитым глазом. На нём был помятый костюм, белая рубашка забрызгана засохшей кровью, галстук съехал набок. Когда камера развернулась, стало видно, что он был примотан скотчем к стулу посреди богато украшенного офиса. «Назови нам своё имя», — весело попросил Джокер. Пухлый мужчина хныкал с зажмуренными глазами, но ему всё равно удалось выдавить своё имя. «Барри… Барри Кейн». «Барри Кейн, — промурлыкал Джокер, перемещая камеру вперёд, так что лицо Барри заняло весь кадр. — И скажи мне… Барри, чем ты занимаешься?» «Я-я-я партнер в «Кейн, Торн и Партнёры». Я юрист». «Угу. — В голосе Джокера звучала скука. — А как насчёт того, что ты на самом деле делаешь». Лицо Барри сморщилось. «Я всё исправляю для них. Юридические проблемы». «Для кого?» — прорычал Джокер. «Кейн… Дюма… Краун… — Барри шмыгнул носом, его челюсть задрожала. — Если кому-то нужно было заплатить или угрожать. Если бы кому-то нужно было, чтобы он молчал, я бы это сделал». «И, эм, — Джокер пошевелился, и Харли могла представить его сидящим на краю стола, держащим камеру одной рукой, его подбородок покоится на кулаке, как будто он потворствует Барри, когда слушал, — о чём, возможно, людям нужно молчать?» «Инсайдерская торговля. — Барри зажмурился, словно его ситуация исчезла бы, если бы он на неё не смотрел. — Аферы, плохая пресса, налоги». «О, налоги, да, — лениво протянул Джокер, переходя от Барри к преждевременно лысеющему мужчине лет сорока. У него был ужасный порез над бровью, засохшая кровь покрывала половину его лица, и он был примотан скотчем к стулу, как и Барри. — Как насчёт тебя, приятель, что ты делаешь?» «Я Дэвид Кейн. Я бухгалтер в компании «Кейн», — тихо ответил он, бросая украдкой взгляды налево и направо. — Я, эм, я нахожу места, где можно скрыть деньги». «Скрыть деньги, хах, — промурлыкал Джокер. — И где же?» «Оффшорные банки, везде, где Налоговая служба не может до них добраться», — Дэвид с трудом сглотнул. «И э-э… ты бы сказал, что это… законно», — невозмутимо произнёс Джокер. Дэвид сжал губы и выдохнул через нос, как будто пытался сохранять спокойствие. «Не тем способом, каким мы это делали», — признал он. «Интересно… интересно». — Джокер направил камеру на третьего мужчину, на этот раз постарше и в очках в золотой проволочной оправе со сломанными линзами. «А ты кто?» «Кеннет Кейн, — презрительно выплюнул он. — Финансовый директор «Кейн Компани»». «И, эм, ты знал обо всем этом безобразии, Кеннет?» «Я приказал им сделать это, — выпалил Кеннет. — Это моя вина. Не моей семьи». «О, благородно. Это что-то новенькое, — сухо сказал Джокер, поворачиваясь к четвертому мужчине, также примотанному скотчем к стулу, как и остальные. В этом человеке Харли узнала Джейкоба Кейна, человека, который предложил Уолшу контракт на книгу и входил в совет директоров Аркхэм. Он кипел от злости в сторону Джокера, его ноздри раздувались, а зубы оскалились. — Ну же, приятель, я не могу тратить на это весь день», — огрызнулся Джокер. «Я Джейкоб Кейн, — с горечью ответил он. — Я генеральный директор издательства «Кейн Паблишинг», дочерней компании «Кейн Компани». «И эм… сколько они платят за такую подработку?» Губы Джейкоба скривились. «Около пяти миллионов в год», — кисло признал он. «О, звучит существенно, — усмехнулся Джокер. — Но что ты на самом деле делаешь». Когда Джейкоб только продолжал хмуриться, Джокер снова повернул камеру к Кеннету, финансовому директору. «Кенни, ты можешь мне помочь?» Кеннет бросил на своего родственника полный отвращения взгляд. «Он играет в азартные игры, пьёт и тратит на шлюх с трудом заработанные деньги своего отца». «Фу, — злобно хихикнул Джокер, отступая от своих четырёх пленников, чтобы все они были в кадре. Они находились в большом кабинете с персидскими коврами, панелями из красного дерева и богато расшитыми портьерами, всё это кричало о богатстве, привилегиях и власти. — Вы, ребята, ужасны, все, вы это знаете?» Затем вошли четыре клоуна с автоматическими винтовками, каждый взял по одному из стульев и разместил четверых мужчин в круг, так что они оказались лицом друг к другу. Затем клоуны разрезали клейкую ленту, привязывающую мужчин к стульям, и отступили назад, подняв оружие. В кадре появился длинный нож, его зазубренное лезвие поблескивало в тусклом свете. Джокер бросил его в круг мужчин, которые всё ещё сидели на своих стульях, а пистолеты клоунов были направлены им в спины. Когда никто из них не пошевелился, Джокер многозначительно откашлялся, и мужчины неуверенно оглянулись друг на друга. Джейкоб Кейн и Кеннет Кейн одновременно вскочили со своих стульев. Дэвид Кейн последовал его примеру, запрыгнув Кеннету на спину, чтобы замедлить его. Джейкоб первым дотянулся до ножа и набросился на Кеннета, лезвие вонзилось в грудь старшего мужчины. Он слабо застонал и повалился вперёд, сбросив Дэвида со спины. Дэвид отпрянул назад, когда Джейкоб повернулся к Барри, ударив его ножом в руку, когда он пытался прикрыться, а затем в шею, перерезав ему горло. Затем столкнулись Дэвид и Джейкоб, кружа друг вокруг друга и делая обманные манёвры. Затем Джейкоб бросился к своему родственнику, обхватив его за талию и нанося удары в спину и плечи, пока Дэвид не перестал сопротивляться и не упал на него. Джейкоб рухнул на колени и сел на пятки, тяжело дыша, когда толкнул тело Дэвида в сторону. Камера приблизила ошеломлённое, забрызганное кровью лицо Джейкоба, задержавшись на мгновение, прежде чем экран погас.~***~
Харли спала на диване, и утром Элайджа 1 всё ещё был на своём посту, как она и ожидала. Она приготовила кофе для них обоих и села смотреть новости, уверенная, что Джокер ещё не закончил с Готэмом. Тела Барри, Дэвида, Кеннета и Джейкоба Кейна были найдены повешенными в мэрии на рассвете. Их лица были раскрашены, как у Джокера, а к голове Джейкоба Кейна была прикреплена корона «Burger King». Протестующие вышли в полную силу к середине утра, требуя действий и ответов от мэрии и полиции, поскольку их число начало увеличиваться. Помимо протестующих, по улицам окраины и центра города в поисках убежища и еды теперь бродили те, кто был вынужден покинуть свои дома в результате накрывшего облака пыли Ист-Сайд. Полиция и Национальная гвардия попытались отделить «беженцев» от протестующих, но хаос разросся до такой степени, что им пришлось применить слезоточивый газ и водомёты, и к полудню беспорядки начали вспыхивать по всему городу. Грег Олсен из «the Globe» вернулся на «GCN», снова болтая о мотивах Джокера. Они также пригласили комиссара Гордона, который попытался дать полезный совет гражданам, рассказав им, где они могут найти помощь и убежище, но Олсен продолжал говорить о нём, к большому огорчению Гордона. «Это то, чего он хочет! — рявкнул Гордон. — Он сеет раскол и хаос, подталкивает людей к насилию — это именно то, чего он хочет!» «Всё, что сделал Джокер, — это показал людям правду, — возразил Олсен. — Точка зрения, которую он ясно дал понять, используя вашу дочь, комиссар Гордон». «Только для того, чтобы спровоцировать насилие и хаос, вы должны это понять! — взмолился Гордон. — Дело не в правде!» «Просто посмотрите на Палестину! — Олсен вскинул руки вверх. — Насилие — это то, что происходит, когда людей угнетают и с ними плохо обращаются! Вы не можете винить палестинцев за то, что израильтяне делают с ними!» Гордон мог только смотреть в камеру, слишком ошеломлённый, чтобы ответить. «Что вы скрываете, комиссар? Почему Джокер посылает вам личные сообщения о том, что нужно говорить правду?» — Олсен подозрительно прищурился, но Гордон, казалось, не находил слов. В тот день, когда беспорядки продолжались и распространялись новости о том, что ФБР теперь расследует дело Кейн так же, как и Краун с Дюма, «GCN» пригласила Джоан Леланд и Вики Вейл обсудить Джокера в одном из самых сюрреалистических обменов мнениями, которые Харли когда-либо видела. «Комиссар Гордон прав, — сказала Джоан со своим обычным грациозным спокойствием. — Джокер пытается создать хаос, чтобы он мог потакать своим жестоким, антисоциальным импульсам. Он опасный, манипулирующий террорист, который натравливает нас друг на друга». «Я согласна с вами во всём этом, но мы не можем игнорировать то, насколько он эффективен, — возразила Вейл. — Что это говорит обо всех нас?» «Я не отрицаю то, что он эффективен. — Спокойствие Джоан дрогнуло, её голос стал эмоциональным. — Харлин Квинзель была одной из моих лучших учениц, я работала с ней много лет и никогда не видела в ней ни единого признака насилия, и всё же она убила нашего покойного коллегу Мёрфи Уолша и потенциально частично ответственна за этот хаос». Вейл фыркнула от отвращения. «Ваш драгоценный доктор Уолш подтолкнул её к этому так же сильно, как и Джокер». «О чём, чёрт возьми, вы говорите?» — ощетинилась Джоан. «Я говорю о том, что Мёрфи Уолш слил мне подробности нападений Джокера и изобразил Харлин Квинзель некомпетентной и глупой. Если кто-то попытается разрушить мою карьеру, мою карьеру, я гарантирую, что моё психическое здоровье пострадало бы, — Вейл усмехнулась. — Харли Квинн — не просто жертва Джокера; она тоже была жертвой Уолша».~***~
После этого Харли пришлось сделать перерыв. Она набрала себе ванну и сразу же погрузилась под воду, задерживая дыхание так долго, как только могла, прежде чем вернуться на поверхность. Она набрала полную грудь воздуха и откинула голову назад, уставившись в потолок, и провела руками по лицу. Для неё становилось всё более очевидным, что её держат в номере для новобрачных, чтобы она не мешала Джокеру, в то время как он сеял хаос в городе. Это оскорбило Харли. Это выводило её из себя и наполняло негодованием. Она не была ребёнком, которому нужно было спрашивать разрешения. Но если бы Харли была честна с собой, она была больше зла на то, что Джокеру снова удалось одержать над ней верх. Она была так близка к тому, чтобы опередить его; застать его врасплох. Или, по крайней мере, она так думала. И что произойдёт, когда её отпустят — если её отпустят? Неужели он ожидал, что она снова упадёт в его объятия? Чёрт. Нет. Если бы у Харли была хоть капля достоинства, она бы убила Джокера, как только у неё появился бы шанс. Это вызвало ещё один вопрос — почему он запер её вместо того, чтобы убить? Он был способен на влечение и симпатию, но не на привязанность. Что говорит об их отношениях то, что он решил оставить её в живых? Размышления о её «отношениях» с Джокером были более напряжёнными, чем просмотр новостей, освещающих хаос снаружи, поэтому Харли вылезла из ванны и надела запасную пару пижамы, затем вернулась в гостиную, где Элайджа 1 и Элайджа 2 снова поменялись местами. Было уже поздно, и это означало, что, вероятно, скоро будет трансляция Джокера. Харли схватила бутылку джина и стакан с кухни и упала на диван, ожидая, пока группа экспертов, бредящих активистами-защитниками окружающей среды, использующих жестокую тактику, пикселизируется к моменту выхода следующего домашнего видео Джокера. И это было именно то, что произошло. На этот раз их угостили прямой трансляцией того, что выглядело как невероятно мрачный мини-документальный фильм. Каким-то образом Лонни удалось взломать «GCN» на целых пятнадцать минут, достаточно долго, чтобы познакомить Готэм с двумя наркоманами по имени Марион и Джордж и двумя наркоторговцами по имени Берни и Слагфейс, все они выглядели потрёпанными, все они сидели на полу мясного склада со связанными перед собой руками. Все четверо рассказали свои истории, Берни и Слагфейс описали, как они покупали у врачей обезболивающие, чтобы сделать героин, который им доставляли российские поставщики, сильнее. Затем камера переместилась на другой конец мясного склада, где четверо мужчин в белых халатах были связаны и с кляпами во рту. Их кляпы были удалены, и выяснилось, что они были врачами, которым «Эллиот Фармасьютикал» платила зарплату за то, чтобы продвигать свои самые вызывающие привыкание лекарства, даже если это означало прописывать их известным наркоторговцам. Всё, что имело значение, — это прибыль. Это был настоящий скандал с «Эллиот Фармасьютикал», в который Харли чуть не втянули, когда она ещё была в Аркхэме — фальсификация их данных, чтобы лекарства были одобрены Министерством здравоохранения и социальных служб, реклама их лекарств как менее сильнодействующих и вызывающих привыкание, чем они были на самом деле, поощряя врачей к чрезмерному назначению. Это было то, что Эллиот скрывал. Убедившись в своей правоте, Джокер и его клоуны покинули мясохранилище, оставив своих пленников с одним из газовых баллонов, которые попали в руки Лонни. Он начал шипеть, испуская пар, и вскоре после этого обитатели морозильника были опустошены воздействием токсина страха Джонатана Крейна на глазах у всего Готэма.~***~
Харли отправилась спать после окончания трансляции, слишком эмоционально истощённая наблюдениями за последствиями этих новых откровений. Это должно было быть близко к сердцу, учитывая, что раньше она работала на Эллиота, но теперь она чувствовала себя настолько оторванной от этого мира, что это её почти не волновало. Когда она лениво лежала в постели следующим утром, она задавалась вопросом, не слишком ли далеко Джокер загоняет людей, заставляя их цепенеть от жестокости и коррупции вокруг. Он мог бы подтолкнуть их к краю, но, если зайти слишком далеко, они вернутся к центру, как резиновая лента. И, как ни досадно, Харли пожалела, что не может поделиться с ним этой мыслью. Почему? Потому что было приятно быть тем, кто оценивал его? Так же, как было приятно быть той, кто соблазнил его? Когда Харли наконец выбралась из постели, время близилось к полудню, но она всё равно приготовила кофе для себя и Элайджи 1. Это было её третье утро в пентхаусе, и, как и в предыдущие два утра, новости уже были в эфире, эксперты и репортеры сходили с ума из-за неосмотрительности «Эллиот Фармасьютикал» и того, что семья Кейн наживается на кризисе наркомании в Готэме. Харли начинала чувствовать онемение от всего этого возмущения. «Томас Эллиот не работает на «Эллиот Фармасьютикал», он не входит в совет директоров «Эллиот Фармасьютикал», и он не получает прибыли от возмутительных схем «Эллиот Фармасьютикал», — возмущённо настаивал публицист. — Томас — известный нейрохирург, который, так уж случилось, является внуком основателя «Эллиот Фармасьютикал». Он полностью принадлежит семье Кейн». «Томас Эллиот также является ребёнком мультимиллионера трастового фонда, у которого есть тёти, дяди и двоюродные братья с фамилией «Кейн», заседающие в совете директоров ужасно неэтичной компании его дедушки! — огрызнулся в ответ Стив Ломбард из «Gothamite». «Томас открыл свой семейный дом для беднейших граждан Готэма в трудную минуту!» — выпалил публицист. Харли догнала, в чём дело, довольно скоро. Томаса Эллиота, наследника семейного состояния Эллиотов, весь день клеветали по телевизору, и, когда разъярённая толпа, которая увеличивалась в размерах, узнала об этом, они напали на больницу Готэм, где он работал, ограбив и поставив всё место вверх дном, пытаясь выследить его. В ответ Эллиот предложил разместить несколько сотен беженцев из Ист-Сайда в роскошном поместье его семьи в Палисейдсе. «Это будет прекрасно», — иронично подумала Харли, потягивая кофе. Ещё только полдень, а она уже начала сходить с ума, поэтому она добавила немного виски в свой кофе и стояла, прижавшись головой к стеклу окна от пола до потолка в гостиной, глядя вниз на хаос внизу. Улицы Мидтауна были забиты людьми — самыми разными людьми — все они объединились в гневе и отчаянии. Харли представила себе, как богачи прячутся в своих небоскрёбах, точно так же, как она сейчас. С того места, где она стояла, ей почти был виден пентхаус на вершине башни Уэйна, и она без труда представила, как этот напыщенный осёл Брюс Уэйн прячется там с толпой русских балерин, ожидая, когда разберутся с пролетариатом. Ближе к вечеру эксперты и репортёры обсуждали пять семей основателей Готэма и то, что только Уэйна до сих пор не затронули споры. Они предположили, что следующим будет «Уэйн Интерпрайзерс», но Брюс Уэйн был недоступен для комментариев — шокирующе, — и ходили слухи о том, что Джокер мог нарыть на него. Незадолго до заката произошёл взрыв в штаб-квартире «Корпорации Дюма» в Мидтауне, и незадолго до полночи появились экстренные новости о том, что поместье Эллиотов в Паласдейдсе было подожжено мародерами. Город был на грани введения военного положения, и небо над Мидтауном было полно вертолётов, взлетающих и улетающих с вертолетных площадок на вершинах небоскрёбов, спасая бригаду трастового фонда от их кошмара. Харли всё это время было скучно до слёз, и она продолжала пить джин и уныло слоняться по номеру для новобрачных. Она попыталась скрутить косяк с травкой Лонни, но у неё не очень умело получилось, и, кроме того, нечем было прикурить. Отбросив эту идею к чёрту, Харли осмотрела пузырёк с таблетками в аптечке Лонни и с удивлением поняла, что это то самое сильнодействующее обезболивающее, которое проталкивал Эллиот. Она продолжала вертеть пузырёк в руках, один из её дерьмовых планов начал обретать форму, затем сложила наркотики Лонни обратно в контейнер «Tupperware» и спрятала его за мраморной плиткой. Перед тем, как лечь спать, она узнала, что произошла ещё одна утечка документов, на этот раз, как и следовало ожидать, о «Уэйн Интерпрайзерс». По сравнению с другими, их преступления были не такими ужасными. Уэйн производил мобильные телефоны, и оказалось, что они продавали данные своих клиентов третьим лицам без их явного согласия. В течение часа уличные беспорядки перекинулись на башню Уэйна, и Харли с высоты пятидесяти этажей наблюдала, как они грабили здание, вытаскивая на улицу компьютеры и копировальные аппараты, а также всё остальное, что попадалось под руку. Она больше не знала, кем была эта толпа или что они пытались доказать, но Джокер получил желаемый хаос.~***~
Харли проснулась поздно на следующее утро, чувствуя себя самой собой, как никогда за последние дни, и улыбалась, лежа в постели и обдумывая свой план. Это был не самый лучший план, и он требовал большого везения, но она отказалась провести ещё один день взаперти в номере для новобрачных, в то время как город разрушал сам себя. Она приняла душ и переоделась в более чистую шёлковую пижаму, затем откинула шатающуюся мраморную плитку под раковиной и достала коробку с лекарствами Лонни. Она вытряхнула пригоршню обезболивающих, дважды проверив дозировку на этикетке пузырька, прежде чем засунуть их в нагрудный карман пижамы, затем направилась на кухню, чтобы приготовить кофе. Телевизор был включён, и Элайджа 1 стоял по стойке смирно перед лифтом. Харли слегка кивнула ему, направляясь на кухню, и принялась кипятить воду и наливать кофе. Используя две ложки, она измельчила таблетки в мелкий порошок и размешала их в одной из чашек, затем вернулась в гостиную и передала эту чашку Элайдже 1, который молча принял её, как и три предыдущих утра. Харли устроилась на диване, наблюдая, как эксперты ругаются друг с другом из-за того, что Бэтмен бросил их Джокеру, ухмыляясь и потягивая кофе. Имя Харви Дента, как и всегда, произносилось из уст в уста, и незаслуженное поклонение герою заставило Харли закатить глаза, пока гости спорили о том, спас бы их Бэтмен от второго «Царства террора» Джокера, если бы полиция не охотилась за ним так яростно. Прошло около двадцати минут ожидания, прежде чем Харли услышала, как Элайджа неловко прочистил горло, и она сделала последний глоток кофе, прежде чем отставить чашку и встать. Элайджа стоял, прислонившись к дверям лифта, сильно моргая, Харли обошла диван, чтобы повернуться к нему лицом. — Ты выглядишь не очень хорошо, — мягко заметила она, скрестив руки на груди и склонив голову набок. — Выпил кофе слишком быстро? Элайджа покосился на неё, как будто не мог её видеть, хотя она была не более чем в десяти футах от него, а затем начал кашлять и раскачиваться, пока не упал на колени. Харли терпеливо ждала, пока Элайджа согнётся, чтобы встать на четвереньки, и продолжала ждать, пока его руки не разжались и он не рухнул на живот, задыхаясь, когда его конечности обмякли. Она вздохнула и использовала босую ногу, чтобы перевернуть его на спину, прежде чем опуститься, чтобы сесть ему на грудь. — Даже не думай, — пошутила она, обхватив руками его горло и сжав. Харли никогда раньше не душила человека, но она решила, что это не так уж сложно, если человек не сопротивляется. Элайджа быстро терял сознание, но она сомневалась, что он умрёт от дозы таблеток, которые она ему дала, хотя они проделали замечательную работу, замедляя его, пока она сжимала руки вокруг его шеи. Его лицо покраснело, а затем побагровело, его губы дрожали, а руки и ноги слабо подёргивались. Затем, наконец, он замер, его глаза были открыты, но ничего не видели, и, когда Харли прижала большой палец к его ярёмной вене, под её пальцем не было никакого движения. Она улыбнулась, поднимаясь на ноги, свобода была почти в её руках, когда она нажала кнопку частного лифта и вошла внутрь. Теперь наступила трудная часть, когда ей придётся быстро соображать и обманывать целую кучу людей, но, к тому времени, когда двери лифта открылись, и она вышла в подземный гараж, она знала, что сможет это сделать. Харли была стойкой, и, шагая босиком по парковке, она чувствовала, что способна на всё. Большинство машин уехали, и, когда она добралась до выхода на улицу, она столкнулась с двумя мужчинами в военной форме, охранявшими выход. Они пытались остановить её — «Мэм, мэм! Вам действительно не следует покидать здание!» — но Харли отмахнулась от них и вышла в хаос, царивший на улицах Мидтауна. Это выглядело, как что-то из кошмарного антиутопического будущего. Повсюду валялся мусор, а в воздухе висела густая дымка от примененных в то утро баллончиков со слезоточивым газом. Группа людей в зелёных пуховиках и противогазах скандировала об изменении климата, в то время как менее хорошо экипированные люди толкали продуктовые тележки, полные компьютеров, одежды и всякого дерьма, которое они украли. Национальная гвардия, казалось, была больше заинтересована в охране зданий, чем в организации людей на улице, давая им волю действий, пока они не подходят слишком близко. Харли потребовалось целых тридцать секунд, чтобы осознать то, что она видела, и снова подумать, что, если Джокер слишком сильно надавит на них, Готэм вернётся к мифу о своей фальшивой морали, хотя на данный момент казалось, что он удовлетворён тем, что потакал самым потаённым желаниям своего Ида. Пожарная машина мчалась по улице, её воющие сирены и мигающие огни напоминали Харли, что ей нужно где-то быть. Она начала двигаться по кварталу, её глаза метались влево и вправо, её тело напряглось в ожидании нападения, когда она пробиралась к входу для резиденции «Башни Уэйна». Вход в здание охраняла очередь из офицеров Национальной гвардии и частной охраны, её бронзовые парадные двери закрыты и заперты на засов. — Помогите! — Харли по-девичьи взвизгнула, подбегая к охранникам. — О, пожалуйста, помогите мне! Я знала, что мне не следует выходить на улицу, но я всё равно это сделала! — Как вас зовут, мисс? — проворчал один из частных охранников, поднимая свою штурмовую винтовку. — Пич Кейн, — выпалила Харли, повысив голос еще выше. — Пожалуйста, вы можете мне помочь? Пока частная охрана колотила в тяжёлые двери, Харли оглядывала шеренгу офицеров, не сводя с неё широко раскрытых и испуганных глаз, пока они не остановились на знакомом лице. Она почти не узнала Слая в шлеме национальной гвардии, прикрывающем его жирные волосы, не говоря уже об отсутствии его фирменного кожаного плаща, но не было никаких сомнений, что это был он, и, конечно, не было никаких сомнений в том, что он узнал её. Они долго смотрели друг на друга, оба задаваясь вопросом, не выдаст ли их другой, и Харли облизнула губы, пытаясь быстро соображать. Уговорила бы она Слая отвести её к Джокеру, или ей продолжить свой план? Затем глаза Слая метнулись от лица Харли к её плечу, его лицо исказилось в тревоге. Острая, щемящая боль пронзила шею Харли, и рука обхватила её туловище, прижимая её руки к бокам… Она поняла, что что-то застряло у неё в шее, когда открыла рот, чтобы закричать, но волна тьмы накрыла её прежде, чем она смогла что-либо сделать.~***~
Пентхаус Брюса Уэйна был самой высокой точкой в городе, что делало его идеальным местом для наблюдения за хаосом, разрывающим город на части внизу. Но это было ещё не всё. С того места, где стоял Джокер, он почти мог видеть номер для новобрачных, где Харли в настоящее время находилась в заключении. Он ждал звонка от Марти, его внимание было разделено между хаосом на улицах и окнами номера для новобрачных, желая, чтобы Харли появилась там. Понятие слабости не было особенно хорошо знакомо Джокеру, но Харли часто втягивала его в неизведанные воды. Она могла сама о себе позаботиться, так что проблема заключалась не в том, что её использовали в качестве рычага давления. Нет, это было её влияние на него; это была настоящая проблема. Теперь она была у него под кожей. Она знала, на что жать. Её короткая встреча с Софией Фальконе показала, что она способна на большие, неожиданные шаги и что она была готова наебать его, чтобы получить то, что она хотела. Харли доказала, что она гораздо более способная, чем Джокер мог себе представить, когда впервые сел напротив неё в Аркхеме, думая: «Какая забавная чудачка». С промежутком в несколько дней — дав ему шанс остыть из-за её планов предать его прямо на пороге событий, совершающихся сейчас — Джокер пришел к пониманию, что её безжалостная деловитая натура может быть для него преимуществом, а не слабостью. Харли была человеком идей. Она понимала мир и понимала людей. Всё это — то, что происходило на улицах, то, что происходило как с маленькими людьми, так и с большими, — Харли показала Джокеру, как это делать. «Направь их», — сказала она. По его мнению, её ценность в этом отношении перевешивала любые другие проблемы, которые она могла бы создать. Тот факт, что всё, что требовалось, — это шептать ему на ухо, пока она гладила его по груди, чтобы превратить его в мурлыкающего котёнка, был одной из таких проблем, но что такое жизнь без небольшого риска? Было и ещё кое-что. Миловидность — не самый очевидный способ описать Харли, и она не согласилась бы с этим, но иногда, когда она была расслаблена и довольна, у нее была манера смотреть на него, которую нельзя было описать иначе, как откровенно слащавой. Возможно, это была органическая версия — то, что Джокер эгоистично надеялся, что только он заметит, — но она также использовала это как оружие, обводя мужчин вокруг своего пальца, чтобы они выполняли её приказы (Фредди Марони и его водитель), говорили ей вещи, которые они не должны были (Марти), чувствовать, что должны ей что-то (Бруно, Гордон, охранники в Аркхэме, список можно продолжать и продолжать). Были ли это только мужчины, или она могла обратить это и на женщин тоже? За последние несколько беспокойных, бессонных, продуктивных дней Джокер начал думать, что, возможно, пришло время пустить в ход свои расчётливую интуицию и эту соблазнительную миловидность. Настоящая работа. Затем в такие моменты, как этот, ожидая, когда зазвонит телефон и начнётся следующий шаг, они могли бы немного… расслабиться вместе. Джокер прикусил нижнюю губу со шрамом, пристально глядя в окно напротив, фантазируя о том, что сделает Харли, когда увидит его в следующий раз. Вероятно, попытается убить его. Вероятно, тупым предметом. Харли предпочитала проламывать черепа ножам и огнестрельному оружию. Джокер улыбнулся про себя. Она была такой забавной. Один из мобильных телефонов в его пальто начал звонить — Бруно, а не Марти. — Что? — проворчал Джокер, всё ещё думая о Харли, проломившей ему череп бейсбольной битой. Или, может быть, кирпичом. — У нас проблема, босс. — Голос Бруно звучал напряжённо — даже обеспокоенно. — Слай видел Харли в центре города. Джокер закатил глаза. Конечно. Он должен был сделать ставки на то, сколько времени ей потребуется, чтобы выбраться оттуда. Он ждал этого с того момента, как закрылись двери лифта, часть его надеялась, что она пробьётся наружу. Всё шло слишком гладко, и всем им не помешало бы добавить в работу винтик, чтобы поддержать интерес к происходящему. — Отведи её в пентхаус Уэйнов, — рявкнул он. — Это ещё не всё, босс, — быстро продолжил Бруно. — Слай говорит, что её похитили. Прямо с улицы. — Здесь он сделал паузу. — Виктор Зсасз. Джокер провёл языком по зубам, переваривая эту информацию. Перед его мысленным взором вспыхнули воспоминания и факты о Викторе Зсасзе, особенно тела жертв Виктора, или, по крайней мере, то, что от них осталось, когда он закончил. Он повесил трубку. Решение было очевидным. Пусть Харли позаботится о себе сама, на что она, несомненно, была способна. Ему не нужно было вмешиваться. Но это был Виктор. Джокер знал Виктора достаточно хорошо, чтобы понимать, что его нельзя недооценивать. Виктор был совершенно другим зверем, не похожим на боссов мафии и их головорезов. Виктор был настоящим уродом. И Виктор уже заполучил её. Он разорвал бы её на части, кусочек за кусочком, препарируя, пока она была ещё жива, чтобы он мог освободить её. Джокер зарычал в отчаянии, его руки сжались в кулаки. — Блядь, — злобно пробормотал он, отворачиваясь от окна.