Арлекин

Именно боль разбудила Харли. Казалось, что её запястья были зажаты в тисках, руки, плечи и шея напряглись и болели, мозг расплавился и плескался внутри черепа. Постепенно зрение Харли начало проясняться, чувства возвращались к ней, и она поняла, что смотрит вверх на свои связанные руки. Её запястья и предплечья были обмотаны клейкой лентой, привязывающей её к старой бронзовой люстре, свисающей с потрескавшегося потолка, обрамлённого лепниной в виде короны. Волна паники пронеслась по ней, когда она поняла: она висит на люстре, и её ноги ожили, отчаянно болтаясь в воздухе. Харли судорожно вздохнула, пытаясь сохранять спокойствие, когда подняла голову, чтобы осмотреться. Она находилась в тёмной комнате, которая, скорее всего, была подвалом, освещённым только полосой света над верстаком вдоль одной стены. И на этом верстаке небрежно лежали две отрубленные головы. Головы Фредди Марони и его водителя Джо Хердберга. Ещё один приступ паники, на этот раз более сильный, прокатился по Харли, когда она тупо моргала, глядя на головы, пытаясь осмыслить увиденное. Ей нравился Джо, и теперь его безжизненное, разлагающееся лицо безучастно смотрело на неё через всю комнату. Заставляя себя отвести взгляд, Харли попыталась воспроизвести последнее, что она помнила. Побег из пентхауса. Уклоняясь от протестующих, мародёров и национальной гвардии, она бежала по улице к башне Уэйна. Разговаривала с охранниками и видела Слая, а потом… ничего. Её шея болела от того, что она безвольно болталась, пока была без сознания, но в горле тоже была острая боль. В ней была игла. Её накачали наркотиками и утащили. Но кто? Харли сделала ещё несколько глубоких вдохов, пытаясь остановить панику, поднимающуюся внутри неё подобно приливной волне. Паника не была ни полезной, ни продуктивной. Того, кто похитил её, сейчас там не было, по крайней мере, не в той же комнате. Чем больше она осматривалась, тем больше замечала мелких деталей, которые подсказывали ей, что это может быть подвал в таунхаусе Фредди Марони. Хоть что-то. По крайней мере, она всё ещё была в Готэме. Это также означало, что это было не случайно… Всё ещё глубоко дыша, Харли снова посмотрела на светильник, к которому она была привязана скотчем, и начала раскачиваться, набирая достаточный импульс, чтобы раскачаться взад и вперёд в попытке стряхнуть люстру с потолка. Когда она отказалась сдвинуться с места, Харли подтянула колени к груди, пыхтя от усилий, когда с помощью мышц брюшного пресса подтянула ноги к светильнику и зацепилась ими за его изогнутые прутья. Используя ноги в качестве рычага и тяжело дыша сквозь зубы, Харли попыталась высвободить руки, и, когда это не сработало, она подтянулась, мышцы её рук напряглись, когда она попыталась подобраться достаточно близко, чтобы использовать зубы на ленте. Над ней раздался медленный скрип, за которым последовали шаги, эхом отдающиеся по половицам, а затем на лестнице появился луч света, частично перекрытый крупной фигурой человека, который начал медленно спускаться по ступенькам. Харли осталась там, где была, свернувшись вокруг светильника и пытаясь перегрызть ленту на запястьях и предплечьях, обернувшись, чтобы посмотреть на своего похитителя, только когда он стоял на нижней ступеньке. Он был внушительно высоким и лысым, с коротко подстриженной козлиной бородкой, и он слабо ухмылялся Харли через комнату. — Привет, маленькое создание, — приветствовал он её низким рычанием, придвигаясь ближе. — Разве ты не… атлетична. До сих пор Харли успешно сдерживала приливную волну паники, но, когда он заговорил, она снова начала расти. Она отцепила ноги от люстры и опустилась, повиснув вновь, не сводя с него глаз. Именно тогда она заметила, что у него были шрамы, покрывающие правую сторону шеи. Памятные метки. — И кто ты, блядь, такой? — спросила Харли после долгого молчания, в течение которого они просто смотрели друг на друга. Он, казалось, находил её отношение забавным, его рот скривился с одной стороны в волнующей улыбке. — Я Виктор, — сказал он ей. — Хорошо, Виктор, — огрызнулась Харли, пытаясь сохранить самообладание, когда он начал придвигаться ближе. — Зачем ты накачал меня наркотиками и примотал к этой ёбаной люстре? Она смотрела, как Виктор остановился у верстака и положил руку на отрезанную голову Фредди, задумчиво перебирая волосы. Харли собралась с духом, понимая, что имеет дело с кем-то, кто почти наверняка не полностью психически здоров. — Сальваторе Марони хотел послать Джокеру сообщение… через тебя, — медленно сказал Виктор, всё ещё поглаживая Фредди по голове. — Сэл Марони мёртв, — парировала Харли, пытаясь оценить, насколько близко он должен быть, чтобы она ударила его в грудь. — Верно… но я узнал тебя получше, маленькое создание, — протянул Виктор, прерывая ход мыслей Харли. — И как бы я ни наслаждался реакцией Джокера… сейчас речь идёт о тебе. — Ты следил за мной? — спросила Харли дрожащим голосом. — Ты очаровательное создание, — промурлыкал Виктор, переключая своё внимание на верстак рядом с отрубленными головами. — И я с нетерпением жду твоего освобождения, — добавил он, поднося нож к свету и рассматривая его. Харли почувствовала, как кровь отхлынула от её лица, когда она увидела, что ещё лежало на верстаке рядом с головами. Пара плоскогубцев. Отвёртка. Скальпель. И, что самое тревожное, старая пила. — Освободить меня. — Харли попыталась использовать свой гнев вместо страха, поскольку она невольно начала представлять, как эти инструменты используются на ней. — Ты имеешь в виду убить меня? — О, маленькое создание, — торжественно сказал Виктор, подходя ближе, но недостаточно близко, чтобы она могла пнуть его и это имело бы вес. — Сначала я приручу тебя, а потом ты будешь свободна, — мрачно пообещал он ей. Пульс Харли подскочил к горлу, её мысли метались, пока она пыталась расшифровать то, что он говорил. Освободить её. Приручить её. Она вспомнила всех жестоких заключённых, с которыми беседовала на протяжении многих лет, и похожие фразы, которые они использовали для описания своих жертв. И что они делали со своими жертвами, прежде чем убить их. И что они делали с телами своих жертв, когда те были мертвы. Губы Харли задрожали, когда она попыталась собраться с мыслями. — Почему они здесь? — спросила она, кивая на головы. — Чтобы смотреть, конечно, — ответил Виктор с улыбкой. — Казалось стыдным тратить их впустую. «Сувениры», — подумала Харли, и по ее коже побежали мурашки. — Ты сказал, что хочешь посмотреть, как отреагирует Джокер. — Она повернулась, нуждаясь дополнительная информация. — Ты его знаешь? Лично? — Раньше мы были… коллегами, — лукаво сказал Виктор, придвигаясь ближе, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки. — Можно сказать, дружеское соперничество. — Коллеги, — холодно повторила Харли. Даже когда она сталкивалась с убийцей-садистом, который сохранил головы своих жертв, ей было легко злиться на Джокера. Сначала за то, что запер её, теперь за то, что его бывший «коллега» использовал её, чтобы добиться от него реакции. — Я нахожу его привязанность к тебе… очаровательной, — продолжил Виктор, придвигаясь ещё ближе. — Возможно, я поделюсь с ним твоими частями, когда мы закончим. Он был недостаточно близко, но Харли подтянула колени к груди и всё равно пнула его. Её ноги соприкоснулись с его грудью, но Виктор схватил одну из её лодыжек и отбросил её в сторону, отчего её тело всё вывернулось. Затем он бросился вперёд, прежде чем Харли смогла выпрямиться, нож сверкнул в его руке. Харли закричала, в основном от удивления, когда нож вонзился ей в живот чуть ниже рёбер. Боль, более острая, чем что-либо, что она испытывала в своей жизни, заставила её тело содрогнуться, когда она закричала и бездумно выругалась, нож всё ещё торчал внутри неё. Виктор повернул нож, заставив Харли ужасно завыть. Её голова упала вперёд, и она зажмурилась, пытаясь справиться с болью и дышать через неё, но она не могла остановить тихие, ужасные рыдания, которые вырывались из её горла и срывались с губ. — Больше никакой атлетики для тебя, маленькое создание, — промурлыкал Виктор, наконец вытаскивая нож. Харли почувствовала, как он провёл рукой по её волосам, но она была слишком поглощена болью, чтобы обращать на это внимание. Она тяжело дышала и пыхтела, смутно осознавая, что Виктор уходит, и рыдания застряли у неё в горле.

~***~

По всему городу действовал комендантский час, но у Софии Фальконе было достаточно личной охраны и полиции, чтобы приходить и уходить, когда ей заблагорассудится. Она предпочла бы остаться дома с Вито и детьми, чем идти на бессмысленную встречу в «Айсберг Лаунж», но Пингвин настоял, поэтому София и Юрий выделили свободное время. Никто не мог дозвониться до Марти О’Райли, но именно его часть города в настоящее время была погружена в раковое облако пыли смерти — подарок от Джокера. Марони наконец-то был мёртв, но теперь у них было множество других проблем, ни одна из которых не могла быть решена, пока хаос на улицах не утихнет, и только Бог знает, когда или даже если Джокер позволит этому случиться. Вито хотел уехать. Он настаивал на том, что это насилие не было тем, что должны видеть дети, и с приходом Пингвина у них больше не было причин оставаться в Готэме. Но София не согласилась. Их дети должны были увидеть мрачность и отчаяние мира, если они хотели преуспеть в нём, точно так же, как отец Софии показал ей и её братьям. Вы никогда не были слишком молоды, чтобы понять, как устроен мир. Что ещё более важно, София верила, что этот хаос пройдёт, и Пингвин снова окажется в самом низу пищевой цепочки. Она верила, что Харли Квинн выполнит то, что обещала, и была готова ждать этого. Лифт поднялся в пентхаус, медные двери раздвинулись, открывая затемненную приёмную и внушительный набор двойных дверей. Но свет не включился автоматически, как предполагалось, и София остановилась, не успев выйти из лифта, навострив уши. Её охранник понял, что что-то не так, и вытащил оружие. — Нет, — резко сказала София, поднимая руку, чтобы преградить ему путь. — Возвращайся на первый этаж и жди там, — проинструктировала она, выходя из лифта в затемнённую комнату. Её охранник послушно сделал, как ему было сказано, и, когда двери лифта снова закрылись, приёмная погрузилась в полутьму, и только тусклый свет маленькой лампы Тиффани освещал её. — Привет, Софи, — презрительно приветствовал её знакомый гнусавый голос. София повернулась лицом к Джокеру. Он небрежно прислонился к стене рядом с лифтом, одетый в тёмные брюки и белую рубашку под тяжёлым чёрным пальто с поднятым воротником, закрывающим лицо. София не видела Джокера без грима с тех пор, как его лицо было изуродовано, и она была удивлена, насколько похожим на себя прежнего он выглядел без него. — Джокер, — сказала она, улыбка скользнула по её губам. Он был там не для того, чтобы убить её, не так. Если бы он хотел убить её, он бы сделал из этого большой спектакль, как он сделал со всеми остальными. Нет, он чего-то хотел. — Что ты здесь делаешь? Джокер провёл языком по своей разбитой нижней губе, задумчиво закатив глаза к потолку. — Мне… нужна услуга, — неохотно сказал он, его рот изогнулся в ироничной улыбке. — Услуга? — София приподняла одну бровь. — Что ты можешь от меня хотеть? — Мне нужно знать, где я могу найти Виктора Зсасза в эти дни, — сказал он, встретившись с ней взглядом через тускло освещённую комнату, выражение его лица было мрачным. — Виктор Зсасз, — недоверчиво повторила София. Зсасз был одним из самых злобных цепных псов её отца, которого использовали исключительно тогда, когда нужно было послать сильное сообщение. Если Джокер шёл к ней, он, должно быть, был в отчаянии и у него не было выбора. Затем глаза Софии расширились от понимания, его дилемма была до боли очевидна. — Я понимаю, — тихо сказала она. — Значит, он забрал твою Харли Квинн, не так ли? — Похоже на то, — холодно ответил Джокер с почти убедительной притворной неоднозначностью. София быстро обдумала это; она, конечно, не хотела видеть Харли Квинн раскромсанной и убитой (в таком порядке) Зсасзом, но Джокеру не нужно было это знать. — Я посмотрю, что могу сделать, — согласилась она, жестоко ухмыляясь. — Но что ты сделаешь для меня? Джокер нахмурился на нее. — Чего ты хочешь? — нетерпеливо огрызнулся он. София шагнула ближе, безмерно наслаждаясь своей властью над ним. Она не стала бы переигрывать — он был слишком опасен для этого, — но это не означало, что она не получала бы от его затруднительного положения всё возможное удовольствие. — Это любовь, Джокер? — подразнивала она его, её ухмылка становилась всё шире с каждым шагом, который она делала в его сторону. — Боже мой. Как… неожиданно. Его лицо потемнело, челюсть напряглась, когда он молча сердито посмотрел на неё. Как это действительно неожиданно. — Что… ты хочешь, — прорычал он, и София почувствовала, как дрожь пробежала по её спине, хотя она не знала, было ли это от страха или удовольствия. — Всё очень просто, — усмехнулась она, подняв подбородок. — Я хочу, чтобы ты умолял. Джокер облизнул губы, его глаза сузились, когда он боролся с её просьбой. — Пожалуйста, — прорычал он наконец. — Ну же, Красавчик. — Губы Софии скривились, когда она использовала покровительственное старое прозвище, которое так и не прижилось. — Ты можешь умолять и получше. Последовала продолжительная пауза, во время которой Джокер провёл языком по зубам, его глаза скользнули по Софии, и она заподозрила, что он думает о том, как бы хотел её убить. Затем он резко опустился на колени, с ненавистью глядя на неё снизу вверх. — Пожалуйста, — прорычал он, и это слово прозвучало так, словно его вырвали из него против его воли. София счастливо вздохнула, глядя на Джокера, стоящего перед ней на коленях. — Вот это уже больше похоже на правду, — промурлыкала она.

~***~

Харли не знала, как долго она там висела, но знала, что потеряла много крови. Она пыталась не заснуть, не желая, чтобы её последние мгновения на земле были потрачены на свисание с люстры в окружении двух отрубленных голов в качестве компании, но она не могла удержаться от того, чтобы не потерять сознание навсегда. Сознание приходило и уходило волнами, и она знала, что скоро оно уйдёт навсегда. В один из таких случаев она отключится, и на этом всё закончится. Она больше не проснётся. Передняя часть её пижамы была пропитана кровью. Она стекала по её телу, цепляясь за обмякшие пальцы ног, прежде чем стечь в постоянно увеличивающуюся лужу на полу под ней. Боль стала почти терпимой, хотя бы потому, что у неё не было другого выбора, кроме как жить с ней. Насущный вопрос заключался в том, как она выйдет из этой ситуации, которая казалась невозможной. Она не видела выхода и не могла представить, что Джокер или кто-то ещё спасет её от этого. Это зависело от неё. Но она едва могла оставаться в сознании. Должно быть, прошли часы, а Харли продолжала терять сознание и приходить в себя, травма от удара ножом перерастала в безнадёжность, пока она не услышала шаги Виктора на лестнице. Она подняла голову и увидела, что он стоит там, ухмыляясь ей, и тогда она почувствовала себя невероятно… злой. — Нечего сказать, маленькое создание? — ухмыльнулся Виктор, подкрадываясь к ней. — Мы ещё даже не начали. Я разочарован. Харли облизнула губы, негодование прорезало сонливость её разума, когда она закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. — Кто надругался над тобой, Виктор, — потребовала она слабым голосом. — Твой отец? Отчим? Дядя? Я вижу… классические признаки жестокого обращения в раннем возрасте. Что-то, что нарушило твоё развитие. — Ах, вот это уже лучше, — промурлыкал Виктор. — Я не думал, что нож в животе так сильно замедлит тебя. — Я просто пытаюсь помочь тебе прожить лучшую жизнь, Виктор, — прохрипела Харли, глядя на него из-под своих волос. — Ты забавная, — заметил он, его губы скривились в усмешке, которая также могла быть улыбкой. — Неудивительно, что ты нравишься Джокеру. — Когда ты впервые понял, что ни одна женщина никогда не захочет быть с тобой? — выплюнула Харли, пробуя другую тактику, другой подход к постановке диагноза. — Что тебе пришлось связать их и приручить их, чтобы заставить проводить с тобой время. Ему это не понравилось. Харли увидела, как омрачилось его лицо, и поняла, что нашла, за что зацепиться. — Чёрт, так вот, в чём дело? — Харли слабо рассмеялась. — Ты режешь женщин, потому что не можешь найти себе пару? Виктор сделал неуверенный шаг вперёд, его ноздри опасно раздувались, но Харли уже была в ударе. — Так при чём здесь освобождение, — продолжила она, её веки опустились, бессознательное состояние угрожало захлестнуть её. — Ты причиняешь боль женщинам, чтобы наказать их за то, что они не хотят трахаться с тобой — это самая важная часть, я понимаю. Но тогда что, ты должен оправдывать их смерть освобождением? Это вина или стыд, или ты просто… бредишь. — Это не так работает, — прорычал Виктор. — Им нужно, чтобы я освободил их. — Ага, звучит примерно так, — шутливо продолжила Харли. — Я видела это так много раз. Заблуждения, вызванные стыдом, потому что под всеми этими метафорами об укрощении и освобождении твоих жертв твоё подсознание всё ещё знает, что ты просто одинокий, злой, жалкий мужчина, который не может с кем-то переспать. — Ты ничего не знаешь. — Виктор прищурил глаза, делая ещё один шаг к ней. — Я предполагаю, что мамочка была сукой, которая унижала тебя при каждом удобном случае, верно? — Харли слабо рассмеялась. — Она, наверное, была твоей первой жертвой, да? — Прекрати! — зарычал Виктор, обнажая зубы. — Тьфу, Боже, — Харли усмехнулась, её голова откинулась назад. — Ты самый скучный тип психопата на свете, ты это знаешь? Просто дешёвая разновидность психопата. В тебе нет ничего особенного, кроме того, что ты сумел монетизировать свою патологию. — Затем её глаза резко открылись, она точно знала, на что давить. — Ты ничто по сравнению с Джокером. Ноздри Виктора снова раздулись, его грудь и плечи вздымались, когда он подошёл ближе. — Теперь я понимаю, Виктор, — вздохнула Харли, находя в себе силы поддразнить его. — Ты завидуешь ему. Потому что ему не нужно связывать меня, чтобы быть со мной. Я хочу его. Я хочу его всё время. О-о-о, Виктор. Я должна тебе сказать. Это лучший секс, который у меня когда-либо был в моей жизни. Он заставляет меня… Виктор бросился вперёд, схватил Харли за волосы и дёрнул её голову назад. Она издала сдавленный звук и прикусила нижнюю губу, пытаясь не закричать, поскольку движение усугубило колотую рану под рёбрами. — Давай уберём кое-что из твоего женского оружия и посмотрим, поможет ли это тебе, — прошипел Виктор, отпуская её волосы и делая шаг назад. Он показал ей пару плоскогубцев с игольчатыми наконечниками, затем указал ими на её пах. — Может, сначала займёмся клитором? — прорычал он, отчего по плечам Харли пробежала сильная дрожь, когда она представила, что он предлагает. Он указал плоскогубцами на её грудь. — Может быть, сосок? Харли прерывисто выдохнула, страх проглядывал сквозь грани гнева и боли, страх быть искалеченной превзошёл её страх смерти. — Или, возможно, самая основная защита женщины, — прорычал Виктор, схватив одну из рук Харли, — её когти. Харли не совсем была уверена в том, что он имел в виду, но затем он схватил её за мизинец, его хватка была безжалостной, как тиски, когда он просунул плоскогубцы под её ноготь и начал отрывать его. Она ахнула, всё её тело напряглось, когда она сдержала недостойный крик. Боль пронеслась по её руке и вверх, отчего у неё закружилась голова, и она издала слезливый всхлип, который быстро перерос в крик.

~***~

Закусочная Эда находилась в западной части центра города и выходила окнами на гавань, её посетители — группа мужчин в униформе и строительном снаряжении, поглощающих тарелки с яичницей и беконом, прежде чем отправиться на работу. Виктор оглядел закусочную в поисках знакомого лица, которое он должен был там встретить. Он не был по-настоящему уверен, что Джокер появится — с таким узнаваемым лицом, как у него, как он мог появиться на публике, не привлекая внимания? Виктор задержался у входа, пока взволнованная официантка в бирюзовой униформе и белом фартуке не настояла, чтобы он сел. Её вьющиеся рыжие волосы на мгновение привлекли внимание Виктора, но он быстро потерял к ней интерес и прокрался в заднюю часть закусочной, чтобы сесть за столик, окидывая взглядом посетителей. Официантка поставила чашку кофе на стол перед ним, прежде чем снова уйти, и Виктор обхватил кружку руками, его взгляд остановился на входе в закусочную. Он ждал десять минут, пристально глядя на дверь, когда люди входили и выходили, и всё больше раздражаясь от того, что он был тем, кто ждал, когда маленькое создание Джокера было связано по его милости. Джокер должен был ждать его. Мужчина в тёмном пальто скользнул на сиденье напротив него, его сальные песочно-каштановые волосы упали на один глаз. Первые несколько пуговиц его рубашки были расстёгнуты, как у биржевого маклера на поле для гольфа, и на нём была пара тёмных солнцезащитных очков, которые сползали на нос, как у придурка-злодея из подросткового фильма восьмидесятых. Последним, что заметил Виктор, были шрамы, один из которых аккуратно пересекал его правую щеку, левая же была более изуродованной и узловатой. — Привет, Виктор, — прохрипел Джокер, приспуская свои солнцезащитные очки вниз, чтобы посмотреть на Виктора поверх них. Виктор прищурился. Он уже забыл, как раздражал его Джокер. Его способность сливаться с толпой, так же как и его способность превращаться из монстра в человека, как будто он менял костюмы, всегда беспокоила Виктора, который не умел прятаться. Что ещё более раздражало, шрамы оказались не такими ужасными, как надеялся Виктор. По телевизору и в новостях они выглядели отвратительно, когда он окрашивал их в красный цвет. На самом деле, он был таким же красивым, как и всегда, просто теперь несовершенным. До появления шрамов женщины, которые не знали, на что способен Джокер, бросались на него, и он всегда втирал это Виктору в лицо. Но теперь всё было по-другому, и Виктор напомнил себе, что в его распоряжении было маленькое создание Джокера, запертое в подвале. — Привет, Красавчик, — усмехнулся Виктор. Джокер вздохнул и снял солнцезащитные очки, засунув их в нагрудный карман пиджака, прежде чем сложить руки без перчаток на столе. Его пальцы были слегка испачканы белой и красной краской. — Послушай, Виктор, — сказал он, наклоняясь вперёд. — Мне нравится думать, что мы приятели, да? Мы знаем друг друга очень давно. Давай не перестанем быть друзьями из-за чего-то подобного. — Из-за чего-то подобного? — Виктор ухмыльнулся, обнажив зубы. — Ты имеешь в виду свою маленькую блондиночку? — Ну, да, — Джокер пожал плечами, как будто ему было всё равно. Затем он опустил подбородок так, что смотрел на Виктора снизу вверх. — Скажем, ты скажешь мне, где она… Я буду у тебя в долгу. — В долгу, — промурлыкал Виктор, пытаясь представить вселенную, в которой он отказался бы от создания ради одолжения от Джокера. — Я так не думаю. Джокер задумчиво поджал губы и смахнул воображаемую пыль с хромированного стола. — Чего ты хочешь, Виктор? — Только приручить её, — ухмыльнулся Виктор, наблюдая, как Джокер провёл языком по внутренней стороне щеки, обдумывая свой следующий ход. — И освободить её. — Она всё ещё жива? — наконец спросил Джокер, оценивающе подняв брови. — Целая… и невредимая? Ухмылка Виктора продолжала расти, сладость того, что Джокер у него на ладони, почти опьяняла. И всё из-за женщины. Это было так неожиданно. — В основном, — ухмыльнулся он, залезая в карман куртки и собирая когти, которые он забрал у создания. Он положил их на стол перед Джокером. — Я лишил тебя когтей твоей кошечки. Джокер уставился на ногти, выкрашенные в тёмно-бордовый цвет, с пятнами засохшей крови, прилипшими к их зазубренным углам. Виктор не мог понять, о чём он думал; воздействовали ли на него эти ногти и боль, которую испытала бы его маленькая блондинка после их удаления. Боль других людей не была чем-то, что заботило Джокера, если это не служило его целям; возможно ли, что это создание было для него другим? Ухмылка Виктора стала ещё шире, и, когда Джокер поднял на него глаза, Виктор практически сиял. — Может быть, когда я закончу с ней, — медленно сказал Виктор, получая глубокое удовольствие от того, как тьма сгущается на лице Джокера. — Я пришлю тебе её пизду… раз уж мы приятели. Глаза Джокера сузились, когда он отодвинул ногти в сторону, его язык высунулся, чтобы пройтись по шраму, разделяющему его нижнюю губу. Затем выражение его лица сменилось с гнева на неоднозначность, напряжение полностью покинуло его лицо, когда он небрежно откинулся на спинку красного винилового сиденья. — Ну, это было бы здорово с твоей стороны, Виктор, — лениво ухмыльнулся он, положив одну руку на спинку сиденья. — Лично я предпочитаю её теплой и влажной, но каждому своё… Кто я такой, чтобы судить. Виктор нахмурился, презирая Джокера как за его способность так легко находить вещи, которые Виктор находил трудными, так и за его отношения с созданием. — Что в ней такого, что ты стал таким? — усмехнулся он. — Ты ни о ком и ни о чем не заботишься, и тем не менее, придя сюда, ты показываешь мне, что она что-то для тебя значит. Ты бы никогда раньше не показал свою мягкую изнанку. Джокер задумчиво хмыкнул, облизывая шрамы на щеке, и закатил глаза к потолку, а затем снова взглянул на Виктора. — Ты имеешь в виду, кроме тёплой и влажной части? — Он приподнял бровь, глядя на Виктора, который хмуро смотрел на него. — Она забавная. — Небрежно пожал он плечами. — Умная. Симпатичная. Хороша в постели. — Я тебе не верю, — прорычал Виктор, и бровь Джокера снова приподнялась. — Мне особенно похуй на то, во что ты веришь, Виктор, — сказал он непринуждённо, сложив руки на столе. — Ты пришёл сюда только для того, чтобы отдать мне её ногти и э-э… сделать всё возможное, чтобы вывести меня из себя, или есть реальная причина, по которой ты согласился встретиться, а? Виктор облизнул губы, непоколебимый взгляд Джокера заставил его нервничать, напомнив Виктору о его старом страхе, что Джокер мог читать его мысли. Он попытался избавиться от этого, напомнив себе о своей цели здесь. Джокеру нравилось играть в игры, поэтому Виктор даст ему это. — У тебя не было бы этой проблемы, если бы ты мог следить за ней, — усмехнулся Виктор. — Все эти милые молодые люди, с которыми она разговаривает по вечерам. — Угу, — ровно произнёс Джокер, всё ещё наклоняясь вперёд, как будто ждал, когда Виктор перейдёт к делу. — Скажем так, некоторые из этих милых молодых людей… — Виктор улыбнулся про себя и посмотрел в окно, представляя людей, которых он оставил в комнате с этим созданием, — присматривали за ней для меня. — О, да? — Джокер всё ещё не отводил от него взгляда, и Виктор почувствовал ещё одну дрожь беспокойства, что он читал его мысли, прямо в эту секунду, видя Виктора насквозь. Но даже если бы это было так, напомнил себе Виктор, всё, что он узнал бы, это то, насколько он действительно бессилен теперь, когда его создание было в распоряжении Виктора. — Этим милым молодым людям посчастливилось быть ещё живыми? — спросил Джокер, прищурив глаза. Один уголок рта Виктора дёрнулся вверх, сообщая Джокеру всё, что ему нужно было знать. — Отлично. — Джокер быстро встал, вытащил из кармана солнцезащитные очки и водрузил их обратно на нос. — Слушай, это было здорово, Виктор. Рад тебя видеть и всё такое, но я вроде как в самом разгаре… захвата города прямо сейчас. Губы Виктора сжались в разочарованную линию. — Напряжённые времена, я уверен, ты понимаешь. — Джокер наклонил голову, чтобы снова посмотреть на Виктора поверх очков. — Но давай заключим пари, а? Если ты убьёшь её до того, как я найду её, я буду должен тебе доллар. Звучит хорошо? — Доллар? — Ухмылка Виктора снова вернулась, и он уставился на Джокера, понимая, что тот соглашается на игру. — Я принимаю это пари, — усмехнулся Виктор.

~***~

Харли была обезвожена, и у неё так кружилась голова, что она не была уверена, бодрствует она или видит сон. Её руки были в агонии, её ногтевые пластины были разрезаны там, где Виктор воткнул нож под её ногти, чтобы облегчить процесс их удаления. Это заняло по меньшей мере час, и Харли всё это время кричала до хрипоты. Это была пытка. Настоящая пытка средневековой разновидности, и, хотя Виктор не задавал ей никаких вопросов, она рассказала бы ему всё, что он хотел знать, чтобы заставить его остановиться. Затем он снова оставил её, но она не знала, надолго ли. Она не хотела, чтобы он возвращался, потому что если бы он это сделал, то приставил бы эти плоскогубцы к другой части её тела. Он удалял её «части» по частям, пока она не истечёт кровью. Освобождая её. Но если он никогда не вернётся, она умрёт там, возможно, не истекая кровью, поскольку её рана, казалось, запеклась, но как долго человек может висеть на запястьях без еды и воды, прежде чем умрёт? Но Виктор в конце концов вернётся, чтобы удалить другую «часть» её, эта мысль привела Харли в ярость, хотя это была размытая версия ярости, которую, как она знала, она должна была чувствовать. Она откинула голову назад, чтобы она посмотреть в потолок, разглядывая трещины вокруг светильника, к которому была приклеена скотчем. Ей потребовалось несколько минут, чтобы понять, что трещины стали длиннее с тех пор, как она смотрела в последний раз, и даже длиннее, чем в самый первый раз, когда она осматривала потолок. Штукатурка прогибалась под её весом, но кто знает, сколько времени пройдёт, прежде чем она полностью поддастся. К тому времени она может быть мертва. Харли судорожно сглотнула, внезапное осознание того, что у неё есть шанс спастись, заставило что-то проснуться внутри неё. Чувство надежды, которое она ещё не смогла найти. Она согнула ноги и начала размахивать ими так сильно, как только могла. Колотая рана горела каждый раз, когда она напрягала мышцы живота, но она боролась с этим, раскачиваясь бёдрами, пока не начала набирать импульс, достаточный для размаха. Её руки и предплечья протестовали, но она продолжала брыкаться, толкаясь всё сильнее и сильнее, пока не увидела, как одна из трещин в потолке перетекает в другие. Она продолжала раскачиваться, её дыхание стало прерывистым, болезненным, когда люстра начала дрожать, а затем, наконец, весь светильник оторвался вместе с большим куском потолка. Харли приземлилась плашмя на спину, её руки всё ещё были привязаны к люстре над головой, шок от удара о пол пронзил всё её тело. Её дыхание участилось, когда она заставила себя встать, но шаги на лестнице вырвали из затянувшегося тумана, окутавшего её. Голос Виктора тоже прорезался сквозь туман, но Харли не обратила внимания на то, что он сказал. Она настраивалась, ровно дыша через нос и готовясь к бою. Виктор появился над ней, ухмыляясь, сказал что-то глупое о том, что ей нужно сесть на диету, и наклонился, чтобы поднять её. Харли замахнулась светильником ему в голову, зарычав, когда он соприкоснулся с его черепом, оглушив и отбросив назад. Он упал на задницу, когда Харли поднялась на колени, подавляя стон, когда её тело угрожало сдаться. Однако Виктор уже оправился от удара, и это было всё, что ей нужно было знать, чтобы двигаться вперёд. Она замахнулась светильником в его колени, снова сбив его с ног, а затем бросилась на него сверху, разбивая бронзовый металл о его голову, пока его глаза не закатились. Он был просто без сознания, не мёртв, но для Харли этого было достаточно. Она воспользовалась верстаком, чтобы подняться на ноги, отрубленная голова Фредди Марони откатилась в сторону и забрызгала пол. Как только она встала, то попыталась взять скальпель с верстака, её обнаженные ногтевые пластины заставили её стиснуть зубы. Несмотря на слабую хватку скальпеля, Харли вонзила его в клейкую ленту, обмотанную вокруг её запястья, бездумно порезав и руку. Она издала прерывистый всхлип, прежде чем взяться за другую руку, стиснув зубы, пока боролась с лентой и светильником, наконец избавившись от них. Затем она, пошатываясь, пересекла комнату, перешагивая через бессознательное тело Виктора, направляясь к лестнице, свобода казалась такой близкой и в то же время такой далекой. Подниматься по лестнице с колотой раной было тяжело, и Харли еле протащилась последние несколько ступенек, её страх перед пробуждением Виктора — единственное, что заставило её подняться на ноги, как только она достигла верха, задыхаясь и жалобно скуля. Она заставила себя идти вперёд — вперёд, вперёд, вперёд — через гостиную Фредди Марони, остановившись только для того, чтобы сразиться с входной дверью. Её руки были скользкими от крови из-за порезов, от чего пальцы соскальзывали, когда она отчаянно вцепилась в дверную ручку. Свобода была по ту сторону двери, и глаза Харли наполнились слезами, когда она представила, как Виктор подходит к ней сзади и тянет её обратно в подвал в этот решающий момент. Дверь открылась, и она вывалилась наружу, ледяной ветер обжёг её кожу. Харли набрала полный рот холодного воздуха, головокружение снова накрыло её волной, а затем она потеряла сознание.

~***~

Глаза Джокера горели от усталости. Последние пять дней он постоянно дремал, но за двадцать четыре часа, прошедшие с тех пор, как Бруно сообщил ему, что Виктор, мать его, Зсасз, похитил Харли, у него не было времени ни на сон, ни на еду, ни на что другое. Была только неумолимая, вездесущая потребность высвободить Харли от Виктора, прежде чем она потеряет какую-либо из своих более значимых «частей». Сначала Джокер вышиб дверь каждому мудаку, которого мог найти, который мог знать, где прячется Виктор, включая путешествие вниз, в канализацию, во все старые прибежища Виктора. Он не ожидал, что это будет так просто, и, не имея никаких зацепок, он оказался на коленях, умоляя Софию Фальконе о помощи. Это всё ещё немного ранило. В течение шести часов между его отъездом из пентхауса Софии и созвоном с ней позже тем же утром, Джокер продолжил бесплодную охоту за Виктором, ничего не обнаружив самостоятельно. Поэтому, когда он сидел напротив Виктора в закусочной Эда, Джокеру потребовалась вся его выдержка, чтобы не вышибить Виктору ебучие мозги за то, что он был таким раздражающим куском дерьма. Если бы Джокер сделал это, Харли осталась бы там, где она была, и, возможно, умерла бы с голоду, если бы он никогда её не нашёл. Вместо этого он позволил Виктору говорить, каждое слово, которое он произносил, было более раздражающим и назойливым, чем предыдущее, пробивая дыры в его быстро ослабевающем самоконтроле. Джокер ненавидел самоконтроль. Это было так… неестественно. Были две вещи, которые Джокер мог сказать о Викторе Зсасзе. Одна из них заключалась в том, что он был действительно больным и порочным человеком с удивительно эффективным набором навыков. Другая заключалась в том, что он был ёбаным идиотом и не осознавал этого. Виктор хотел сыграть в игру, дав Джокеру подсказки, идея заключалась в том, что он будет вынужден бежать наперегонки со временем, чтобы найти Харли, прежде чем Виктор отрежет от неё слишком много частей. Это было по-детски, и его «подсказки» были прозрачны и очевидны. Симпатичный молодой человек, очевидно, был водителем Фредди Марони, поэтому Джокер выследил его дом. Когда там никого не оказалось, он повернул к дому ублюдка Марони, чувствуя себя менее уверенным, что он на правильном пути. Теперь он стоял перед этим домом, желая, чтоб у него была сигарета, когда припарковал машину на другой стороне улицы и вышел на свежевыпавший снег. Это была милая, тихая улица в центре города, вдоль которой стояли таунхаусы для представителей высшего среднего класса. Дома в основном выглядели заброшенными, хотя некоторые явно были укреплены их владельцами, чтобы защититься от мародеров, воспользовавшихся хаосом, распространившимся по городу. Джокер рефлекторно облизнул нижнюю губу, рассматривая особняк Фредди Марони, когда внезапно входная дверь распахнулась. Он наблюдал, как Харли вылетела на крыльцо, одетая в рваную пижаму, почти чёрную от крови, её руки и кисти — скользкие и ярко-красные. Она сделала два шага, прежде чем её глаза закатились, и она рухнула, безвольно скатываясь по ступенькам таунхауса. Не раздумывая, Джокер перебежал улицу и бросился рядом с ней, положив её голову себе на колени и поглаживая её окровавленное лицо, произнося её имя. Он быстро оглядел её, обратив внимание на её руки и живот, а затем посмотрел на дом, из которого она только что вылетела. Виктор был там. Вероятно, всё ещё жив, если только Харли не удалось убить его, но, судя по её виду, он сомневался в этом. Джокер стиснул зубы, незнакомые чувства, которые он не мог назвать, пронзили его, заставляя сердце колотиться, заставляя его колебаться. Он разрывался между непреодолимым желанием войти в дом и выяснить, жив ли Виктор, чтобы он мог медленно убить его, и осознанием того, что ему нужно доставить Харли в безопасное место. Это означало бежать, поджать хвост, и убежать, как трус, отказывая себе в схватке с Виктором. Всё то, что в корне вызывало отвращение у Джокера. Но это также означало сохранить жизнь Харли. Рыча от разочарования, он подхватил обмякшее тело Харли на руки и побежал обратно через улицу к машине.

~***~

Последнее, что запомнила Харли, это то, что её ослепил солнечный свет после дня, проведенного в прославленной темнице. Затем была только чернота, уносящая её прочь. Её веки отяжелели, и она знала, что снова была накачана наркотиками, но на этот раз вместо вялости Харли чувствовала, что она парит, её тело невесомо, как будто оно скользит в пространстве. Она заставила себя открыть глаза, чтобы понять, где она находится; не стоит ли Виктор над ней со своими плоскогубцами. Но она была в незнакомой комнате, лежала на двуспальной кровати, укрытая тёмно-синим пуховым одеялом. В наклонном потолке над её головой было слуховое окно, в углу скапливался снег, затянутое тучами небо закрывало солнце. Облегчение нахлынуло на неё, заставив Харли судорожно вздохнуть, когда она посмотрела вниз на свои руки. Они были обмотаны бинтами, постоянная боль, которую она испытывала до того, как та рассеялась до лёгкого дискомфорта благодаря лекарствам. Она даже не чувствовала капельницу в своей руке, тонкая прозрачная трубка, соединённая с пакетом с жидкостями, висела над решётчатым изголовьем кровати позади неё. — Привет, Харли. Харли повернула голову в сторону, вяло моргая. Бруно сидел на деревянном стуле с жесткой спинкой рядом с кроватью и выглядел обеспокоенным, хотя и пытался это скрыть. Он выглядел неважно, его кожа была желтоватой, под глазами залегли тёмные круги, а над бровью порез, как будто он побывал в драке. Он выглядел так, будто похудел с тех пор, как она видела его в последний раз. — Что случилось? — прохрипела Харли слабым от усталости голосом. Бруно вздохнул и придвинул свой стул ближе к кровати, сцепив руки перед собой, когда задумчиво поджал губы. — Джей позвонил мне, — сказал он наконец. — Сказал мне, что нашёл тебя, и у тебя было сильное кровотечение. Я сделал несколько остановок, чтобы забрать припасы, и встретил вас двоих здесь. Ты не приходила в себя, но, честно говоря, я был рад этому. — Он поднял глаза, чтобы встретиться с ней взглядом. — Я дал тебе немного морфия, потом мы влили в тебя пакет с кровью и зашили тебя. Я видел много ножевых ранений, так что не думаю, что он задел что-то, кроме мышц. Ты проспала почти целый день. Харли уставилась на Бруно, немного шокированная тем, что он так прямо ответил на её вопрос. Обычно всё это сводилось к «не задавай вопросы» и загадочным обрывкам информации, которые заставляли её гадать. Может быть, на этот раз он подумал, что лучше быть откровенным, когда она была ранена и накачана лекарствами. — Ты меня зашил? — тихо спросила Харли, ощупывая ножевую рану под рёбрами. Она могла чувствовать завязанную нитку и сморщенную кожу, когда прикасалась к ней, но чувствовала только давление, а не саму боль. — Джей зашил, — кивнул Бруно. — Я полагаю, ты, возможно, захочешь переодеться. — Он наклонил к ней голову, и Харли поняла, что на ней сиреневая рубашка с отвратительным восьмиугольным рисунком. Это была рубашка Джокера, и Харли презирала себя за то, что ей пришлось бороться с желанием прижаться лицом к воротнику, чтобы узнать, пахнет ли ткань им. — Может быть, ты сможешь привести себя в порядок, и это поможет тебе почувствовать себя лучше. Я найду тебе что-нибудь из одежды, хорошо? Харли поймала взгляд Бруно, зная, что она должна оценить то, как хорошо он к ней относился. Но она всё ещё была зла, даже если на данный момент это скрывалось под дымкой морфия и усталости. — Где он? — спросила она низким и ровным голосом. Бруно вздохнул, его глаза скосились в сторону, как будто он ожидал этого вопроса. — Он разгребает кое-какое дерьмо, — наконец сказал он, снова глядя на неё. В выражении его лица было что-то виноватое. — Кое-что, э-э-э… кое-что пошло не так после того, как мы узнали, что Виктор забрал тебя. — Ты имеешь в виду всё, что ещё он планировал, — холодно предположила Харли. — Я встала на пути его планов, и он разозлился. — Ну, — Бруно снова вздохнул, изо всех сил пытаясь найти правильные слова, чтобы объяснить, что Джокер винил её в собственном похищении, пытках и разрушении его грандиозного зловещего плана. — Не надо, — нахмурилась Харли. — Даже не беспокойся. Он запер меня, как будто я его собственность, чтобы делать всё, что ему заблагорассудится. — Харли. — Мясистый лоб Бруно нахмурился. — Я никогда не видел его таким раньше, ясно? Тебе есть, на что злиться, но я никогда не видел его таким… — Мне всё равно, — прошипела Харли, обрывая Бруно, прежде чем он успел сказать что-нибудь, что заставило бы её почувствовать себя особенной, или то, что о ней заботился мужчина, который месяцами манипулировал ею для собственного развлечения. Бруно скорчил гримасу и сменил тактику, взяв с прикроватного столика оранжевый пузырёк с рецептом. — У нас закончился морфий, но у меня есть кое-что хорошее от Лонни, — сказал он, протягивая ей пузырёк с умиротворяющей улыбкой. — Почему бы тебе не взять одну из них и не отдохнуть ещё немного, а? — Нет, — Харли стиснула зубы. Она была в восторге от того, что находится вдали от Виктора и больше не висит на запястьях под угрозой того, что ей оторвут соски плоскогубцами, но теперь она была в тюрьме другого рода. Её тело было приковано к кровати, и наркотики только продержали бы её там дольше. Ей нужно было выбраться, а для этого ей нужно было сохранять ясную голову. Она закрыла глаза, давая Бруно понять, что они закончили разговор, и вскоре снова заснула.

~***~

Когда Харли в следующий раз проснулась, за потолочным окном было темно, а на стекле скопилось ещё больше снега. В коридоре раздавались голоса — Джокер сердился и огрызался, в то время как голос Бруно был мягче, возможно, он пытался урезонить его. Харли не могла разобрать, о чём они говорили, но её тело напряглось, когда она приготовилась встретиться с ним лицом к лицу. Если он был зол на неё за то, что она разрушила его планы, её это устраивало. Внутри неё уже почти целую неделю назревала борьба, и она была готова разобраться с ним. Действие морфия значительно ослабло с тех пор, как она говорила с Бруно. Это не была постоянная агония, которая сопровождала её в подвале, но Харли чувствовала, как её оторванные ногтевые пластины прижимаются к марле, как и швы под рёбрами. Порезы на её руках тоже жгло, не совсем болезненно, но, несомненно, неприятно. Но её голова прояснилась, и, когда дверь спальни распахнулась и ворвался Джокер, Харли была рада этому. На нём были чёрные брюки от костюма и белая рубашка под фиолетовым пальто. Его лицо не было раскрашено, но выглядел он ужасно: глаза пустыми и налились кровью, лицо было бледным, как будто он был болен или не спал несколько дней. После недели злости на него Харли подумала, что будет легко возненавидеть его, когда она увидит его лично. Но теперь он был прямо здесь, перед ней, и в ней затрепетал предательский шёпот надежды. Надежда, что, возможно, он выглядел ужасно, потому что беспокоился о ней, что он почувствует облегчение, что она в безопасности, и будет относиться к ней соответственно. — Счастливой Чёрной пятницы, — усмехнулся он, останавливаясь у изножья кровати. — Ты определенно знаешь, как встать на ебучем пути, не так ли. Надежда угасла в Харли, и она ожесточилась к нему. Она оправилась от физической боли и унижения, которое он ей причинил, и её губы скривились в усмешке. — Мне жаль, — сказала она хриплым голосом. — Ты злишься на меня за то, что меня пытал психопат-убийца с фетишем на препарирование женщин? Джокер закатил глаза, как будто она была неразумной, и скрестил руки на груди. — Тебе не следовало покидать этот ебучий пентхаус, — раздражённо огрызнулся он. — Это твоя вина. — Моя вина? — Голос Харли повысился на несколько октав, внутри неё закипал гнев. — Точно так же, как и то, что Виктор пытал меня, чтобы отправить тебе сообщение? А? — Если бы ты делала то, что тебе говорят, у тебя всё ещё были бы ногти, — прорычал Джокер, опасно понизив голос. — И кто ты, блядь, такой, чтобы указывать мне, что делать! — закричала Харли, её живот горел, а диафрагма напряглась вокруг раны. Но ей было всё равно; боль заставляла её чувствовать себя сильнее. — Кем ты себя возомнил? Моим хозяином? Я тебе не принадлежу! — Ты играешь не в своей лиге, Харли, — прямо прорычал Джокер, его глаза угрожающе сузились. Если он думал, что она будет держать рот на замке, потому что он зарычал на неё, то он совсем её не знал. Харли дрожала от негодования и ярости, и, если он думал, что она просто съёжится от страха перед ним, он жестоко ошибался. — Нет, — прошипела она, гнев охватил её. — Ты думаешь, что я не в своей лиге, потому что ты контролирующий, психопатический кусок дерьма! Я была достаточно глупа, чтобы думать, что в тебе есть что-то большее, хотя я должна была знать, что всё это было просто гребаной ложью! Но теперь я точно знаю, что я зря тратила своё ёбаное время с тобой! Джокер нахмурился и прикусил внутреннюю часть щеки, словно сдерживая себя, чтобы что-то сказать. На мгновение Харли подумала, что он попытается защитить себя или не согласится и скажет ей, что она ошибалась на его счёт, и всё это не было ложью. Но она знала, что проецирует. Он ни за что бы этого не сказал. В любом случае, это было бы просто ещё одной ложью. Тем не менее, он ничего не сказал. Он просто сердито смотрел на неё через всю комнату, а она с ненавистью смотрела на него в ответ. Они зашли в тупик. — Он мёртв? — тихо спросила Харли. — Виктор? — Лицо Джокера озарилось, на его губах появилась жестокая ухмылка. — Конечно, нет. Мне нравится Виктор. Я мог бы позже пригласить его на кружку пива, чтобы поблагодарить его за то, что он поставил тебя на место. Может быть, он даст мне несколько советов о том, как держать тебя в узде. Глаза Харли расширились от ужаса, что она когда-то считала Джокера чем-то большим, чем нигилистическим монстром, что она могла когда-либо хотеть быть с таким существом, как он. Он мог бы играть с ней, но Харли понимала, что для того, чтобы Джокер убил Виктора в качестве акта мести, ему нужно было бы хоть немного заботиться о ней, а его мозг был на это не способен. У него не было серого вещества, чтобы поддерживать такой эмоциональный интеллект. Он никогда бы этого не сделал. — Держать меня в узде. Ты имеешь в виду, выдрессировать меня! — выплюнула Харли, наклоняясь вперёд, хотя двигаться было больно. Её голос становился всё громче и громче, пока она почти не закричала. — Если ты думаешь, что я останусь в этой постели или где-нибудь рядом с тобой на мгновение дольше, чем нужно, ТОГДА ТЫ ЕБАНУЛСЯ! Лицо Джокера исказилось так, как она никогда раньше не видела. Его ноздри раздулись, глаза расширились, и он быстро заморгал, ничего не сказав. На ум приходили слова «шокирован» или «оскорблён», или, может быть, что-то более сложное, но, если он был удивлён тем, что она сказала, он действительно сошёл с ума. Он упёрся руками в изножье кровати и наклонился вперёд, чтобы впиться в неё взглядом. — Ты останешься здесь, — прорычал он, затем развернулся и вылетел из комнаты, захлопнув за собой дверь с такой силой, что задрожали стены.

~***~

Бруно слушал, как они спорят, его сердце замирало, когда Харли хрипло кричала, а Джокер жестоко огрызался на неё. Затем Джокер захлопнул перед ней дверь и протопал по короткому коридору к лестнице, его лицо было таким разъярённым, какого Бруно никогда раньше не видел. Он никогда не видел его таким. Не просто разозлённым — а было из-за чего злиться, — но как будто он терял контроль и неуклонно впадал в отчаяние по мере того, как ситуация с Харли ухудшалась. — Джей, — позвал Бруно, когда он пронёсся мимо него. Джокер приставил нож к горлу Бруно прежде, чем тот успел моргнуть, его глаза были дикими. — Что ты хочешь сказать, Бруно, а? — Он был в ярости. — Ты хочешь сказать мне, как быть с ней добрее? А? Купить ей какие-нибудь ебучие цветы? — Босс, я знаю, что ты взвинчен, — Бруно говорил тихо и спокойно, его сердце билось быстрее, когда Джокер хмуро смотрел на него. — Это нормально. Только не делай ничего опрометчивого, ладно? Это мой совет. — Твой совет. Она обвела тебя вокруг своего ёбаного мизинца, как и все остальные, — прошипел Джокер, отступая назад. — Присматривай за ней, или я порежу тебя на мелкие кусочки, как Виктор сделал с твоей женой и твоим ебучим отродьем. Он сбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и входная дверь с грохотом захлопнулась.

~***~

Харли долго не могла уснуть после ухода Джокера, она была слишком взвинчена их ссорой, одержимо прокручивая в голове то, что каждый из них сказал, снова и снова. Её ярость в основном исходила от обиды, унижения и ненависти к себе из-за того, что она с самого начала поставила себя в такое положение, но нельзя было отрицать, что глубокое разочарование от потери чего-то, что имело значение, тоже не покидало её. Романтичные люди, вероятно, назвали бы это чувство «разбитым сердцем». У неё защипало в глазах, лицо угрожало разразиться в рыданиях, когда она сидела в постели, уставившись на закрытую дверь, за которой исчез Джокер. Она не была против рыданий, когда её пытали, — это казалось разумным, — но она отказалась плакать из-за него. Харли не плакала уже много лет. Ни разу с тех пор, как была ребёнком. Поэтому она сидела, стиснув зубы, её тело дрожало, когда она сдерживала это внутри, проглатывая чувство, которое она не хотела признавать горем. Скорбя об отношениях, которые были плодом её воображения. Ложь, придуманная психопатом. В конце концов Харли заснула, а когда она снова проснулась, Бруно был там с новой пижамой, которую она отказалась надевать. Теперь её тело болело, действие морфия полностью прекратилось, поскольку она отказалась и от таблеток, ожидающих её на прикроватном столике. Она смогла встать и, по крайней мере, сходить в ванную, Бруно всё это время маячил рядом, хотя было ли это для того, чтобы помочь ей, если она упадёт, или чтобы убедиться, что она снова не сбежит, Харли не знала. Это осталось невысказанным, но они оба услышали, как Джокер сказал: «Ты остаешься здесь». Харли могла интерпретировать это чувство только одним образом — что она сменила одну тюрьму на другую. Сначала номер для новобрачных, потом подвал Фредди, теперь эта комната, где бы она ни была. Что с этим сделал бы Бруно, Харли не знала наверняка, но она знала, что он не оставит её, если его хозяин скажет ему следить за тем, чтобы она оставалась здесь. Она снова заснула, а когда проснулась, она была одна и ей было очень больно, но она также чувствовала себя сильнее, её голова была ясной, её решимость быть ответственной за свою жизнь и вырваться из-под контроля Джокера вернулась. Харли посчитала, что пробыла в этом новом убежище три дня. Три дня показались достаточным сроком. Если она могла победить Виктора и сбежать в том состоянии, в котором была тогда, она смогла бы пройти мимо Бруно и покинуть это место, несмотря на то, что была слаба и далека от выздоровления. Это устраивало. Харли не возражала против небольшой боли в обмен на свободу. Затем вошёл Бруно, предложив ей буррито на завтрак, которое Харли чуть не проглотила, не почувствовав вкуса. Затем она залпом выпила стакан воды, прежде чем откинуться на подушки, стараясь, чтобы выглядело не слишком похоже на то, что она способна уйти сама, в чём она ещё не была уверена. — Где он? — тихо спросила она Бруно, её голос был напряжён. — Ему нужно решить ещё несколько проблем, — неловко объяснил Бруно, опускаясь на стул с жёсткой спинкой рядом с кроватью. Чего он не сказал, так это того, что эти проблемы были результатом её отвлечения Джокера от того, что у него было в рукаве после утечки информации о «Уэйн Энтерпрайзис». — Что там происходит? — спросила Харли. Бруно вздохнул. — Они очистили центр города, каким-то образом остановили всех бунтовщиков и мародёров. Прошло всего несколько дней, но я слышал, что люди начинают возвращаться в город. Там всё ещё действует комендантский час, но всё налаживается. Харли медленно кивнула. — Ты не чувствуешь, что всё это было зря? — Нет. — Бруно покачал головой. — Это останется в людях. Я даже думаю, может быть… — он замолчал. — Может быть, вы слишком сильно давили, — вставила Харли. Она проглотила комок, который образовался у неё в горле, её глаза внезапно снова защипало. — Я хотела сказать ему это. Лицо Бруно сморщилось, и он снова покачал головой. — Вы оба ёбаные идиоты, ты это знаешь? Харли ощетинилась. — О чём ты говоришь? — Я имею в виду, что ты — это ты, а он — это он. — Он раздражённо всплеснул руками. — Чего ты ожидала, чего-то нормального? Этого никогда не случится. Прямо сейчас вы оба так увлечены тем, что обижаетесь и злитесь друг на друга, превращая всё в большой ёбаный беспорядок, когда могли бы просто принять это таким, какое оно есть, и двигаться дальше, и быть пиздецки счастливыми вместе. — Быть счастливыми вместе? — У Харли чуть не отвисла челюсть. — Он манипулировал мной в течение нескольких месяцев! Ему насрать на меня, он заботится только о том, чтобы я развлекала его. И что произойдёт, когда я перестану его развлекать? А? Что тогда? — Перестань жалеть себя, Харли. — Бруно печально покачал головой. — Ты ведёшь себя так, будто удивлена, что Джокер не умеет говорить о своих чувствах. Ты вообще об этом думаешь? — Нет, — с горечью выплюнула Харли, горе подступило к её горлу. — Ну, ты должна. Ты даже не понимаешь, что он тебя слушает, не так ли? Что он, блядь, уважает тебя. Харли недоверчиво рассмеялась, мысль об уважении Джокера была слишком абсурдной для неё, чтобы понять. Она продолжала смеяться, хотя от этого у неё болел живот, тряся головой. Слова Бруно стали испытанием для стены, которую она построила вокруг себя, той самой, которая удерживала её от всех бесполезных, сочувственных мыслей о Джокере. Единственными мыслями, которые она допускала, были ненавистные, горькие, чтобы напомнить себе, что он был ущербным человеком, который будет использовать её только до тех пор, пока не убьёт. Ей нужно было уйти, и скорее раньше, чем позже, пока Бруно не пробрался сквозь её защитную стену, и она не начала фантазировать о том, чтобы остаться. Было бы легко отказаться от своего самодовольного гнева и остаться, и она знала, что Джокер более чем способен превратиться из насмешливого, жестокого монстра, которым он был накануне, обратно в сложного, очень скрытного человека, который сказал ей, что она заставляет его чувствовать себя пещерным человеком. Но это не было вечным. Это была неправда. Нахуй его. Харли знала, что ей нужно делать. — Мне нужно в туалет, — быстро сказала она, и Бруно встал, чтобы помочь ей встать с кровати и выйти в коридор. Харли открыла кран под предлогом того, чтобы заглушить звуки её облегчения, затем села на унитаз, в то время как Бруно стоял в дверях, глядя в сторону, чтобы дать ей немного уединения, но не закрывая дверь. Он будет держать её там столько, сколько захочет Джокер. Это было очевидно. И это разозлило Харли настолько, что она нашла в себе силы, необходимые ей, чтобы сделать единственное, что она могла. Она вскочила с унитаза, не обращая внимания на боль, пронзившую её живот, когда схватила вешалку для полотенец напротив себя и выдернула её из стены. Вода, льющаяся в раковине, была недостаточно громкой, чтобы перекрыть звук отрывающихся от стены вешалки, но, прежде чем Бруно успел полностью повернуться, чтобы посмотреть, что происходит, Харли замахнулась ей в его голову. Это был всего лишь дешёвый кусок металла, но он удивил Бруно настолько, что он, спотыкаясь, вернулся в холл, схватившись за лицо. Харли бросилась за ним, быстрее, чем она думала, что сможет двигаться с бешено колотящимся где-то в горле сердцем. Она схватила пистолет в кобуре у него под мышкой и сняла его с предохранителя, направив его в голову Бруно и нажав на курок, прежде чем он успел оправиться от её нападения. На стене позади Бруно брызнули кровь и мозги, когда его тело рухнуло на пол, и Харли в оцепенении упала на него сверху, трясущимися руками роясь в карманах в поисках ключей. Всё её тело дрожало, и она не могла заставить себя взглянуть на безжизненное лицо Бруно, когда её руки сомкнулись на ключах, и она села на пятки, пытаясь отдышаться. Входная дверь с грохотом распахнулась, и по лестнице застучали шаги. Харли попыталась встать, но вместо этого упала боком к стене, крепко сжимая пистолет, несмотря на дрожащие конечности. Джокер появился наверху лестницы с пистолетом наготове. Его взгляд метался между Харли и телом Бруно, а затем снова вернулся к Харли, когда она поднялась на ноги. Она тяжело прислонилась к стене, её ноги, казалось, вот-вот подкосятся, когда она направила пистолет Бруно на Джокера, и он, в свою очередь, поднял свой, его глаза расширились. Они стояли там, уставившись друг на друга, держа оружие наготове. Выражение его лица было полностью закрытым, ничего не выдавая, в то время как губы Харли дрожали, а на глаза навернулись слёзы, почти ослепив её. — Ты ужасный стрелок, — тихо напомнил ей Джокер, поправляя хватку на пистолете. На том самом пистолете, которым он делился с ней несколько раз. — Просто нажми на курок, и в конце концов ты во что-нибудь попадёшь. Неподдельная ярость прокатилась по Харли подобно циклону, когда она сочла эту знакомую маленькую колкость не более чем унизительной попыткой эмоционально манипулировать ею, чтобы заставить отступить. Её челюсти сжались, и она дважды нажала на курок. Первая пуля попала в перила, но вторая попала Джокеру в плечо. Он хмыкнул от удивления и покачнулся на месте, его свободная рука взлетела, чтобы прикрыть огнестрельную рану, когда кровь начала окрашиваться в тёмно-фиолетовый цветом лацканы его пальто. Но он не упал, поэтому Харли выстрелила в него снова, её лицо сморщилось. На этот раз она попала ему в бедро, и его нога подкосилась, заставив его скатиться вниз по лестнице. Харли задержала дыхание, чтобы подавить рыдание, застрявшее у неё в горле, и заставила себя, пошатываясь, отойти от стены к верхней части лестницы. Её щеки были мокрыми от слёз, но ей удалось сдержать рыдания, пока она не увидела Джокера на полпути вниз по лестнице, лежащего на боку, не двигающегося, ковёр под ним медленно темнел от его крови. Харли сомневалась, что он умер, но ей нужно было выбираться оттуда. Она сжала ключи в кулак и крепче сжала пистолет, затем тяжело опёрлась на перила и начала спускаться по лестнице. Она как раз собиралась пройти мимо Джокера, когда он поднял голову и посмотрел на неё, его глаза пылали чем-то, что она не могла определить. Его рука взметнулась и сомкнулась вокруг её лодыжки, лишив Харли равновесия и отправив её вниз по лестнице мимо него. Жгучая боль пронзила живот Харли, когда её швы разошлись, и свежая кровь начала стекать по животу. От боли у неё закружилась голова, и она жалобно ахнула, заставляя себя подняться на четвереньки. Джокер уже двигался, его лицо было неестественно пустым, когда он подтянулся, чтобы сесть, одна рука всё ещё была прижата к огнестрельной ране на плече. Он схватился за перила и начал подниматься на ноги, но Харли подняла свой пистолет, прежде чем он смог полностью встать. Она снова выстрелила в него, ужасный всхлип вырвался из неё, когда слёзы потекли по её щекам. На этот раз она попала ему в грудь, и он резко остановился, покачнувшись, глядя вниз на алый цветок, быстро расползающийся по передней части его белой рубашки. Затем он рухнул обратно на лестницу и перестал двигаться. Теперь Харли рыдала навзрыд. Она заставила себя подняться на ноги, боль в её теле была перекрыта волнами эмоций, обрушивающимися на неё, когда она заставила себя встать, отвернуться от тела Джокера и продолжить путь к входной двери. «Ауди» Бруно была припаркована на заснеженной улице, и Харли, спотыкаясь, подошла к ней, прижимая руку к своему недавно кровоточащему животу. Тогда она поняла, что всё это время они были в квартире Джо в центре города, что только заставило её плакать сильнее, её лицо было горячим и липким, когда она боролась с ключами и бросилась в машину. Она завела двигатель и сомкнула забинтованные руки на руле, рыдания сотрясали её тело, когда она пыталась найти педаль газа ногами. Она проплакала всю двадцатиминутную поездку в центр города, горе и сожаление почти парализовали её, слёзы почти ослепили. К тому времени, как Харли въехала в переулок за «Айсберг Лаунж», машину уже опасно виляло. Кровь скопилась на сиденье под ней, потеря крови снова подтолкнула её к бессознательному состоянию. Её веки были опущены, и она безуспешно пыталась нажать на тормоза, прежде чем машина въехала в мусорный контейнер. Сработала подушка безопасности, и без пристёгнутого ремня безопасности Харли сильно ударилась о неё лицом, отчего у неё зазвенело в ушах, а перед глазами потемнело. Она услышала, как хлопнула дверь, топот ног, и кто-то крикнул: «Босс!» Харли почувствовала, как под её щекой сдулась подушка безопасности, и она услышала, как рядом с ней открылась дверца машины, а затем она погрузилась во тьму.

Конец второй части.