Чистый

      Особенностью и выработанной привычкой, Арсений заснул за несколько секунд, пока Антон курил в гостиной. И не потому, что хотел избежать каких-то неуместных фраз или уже проступающей сквозь приятную пелену наслаждения боли. Так было правильно и нужно сейчас, оставить в тишине и в осторожных прикосновениях сквозь сон все то, что ни в какие слова не вместилось бы.       И пока Арс тихо сопел, уткнувшись в грудь Шастуна, сам Антон снова уснул только под утро, до последнего цепляясь за реальность кончиками перебирающих жёсткие темные волосы пальцев.       Утром, предсказуемо, Арсений проснулся первым. Воспользовавшись моментом, спрятался в душе, а чуть позже под видом головной боли выпил сразу две таблетки обезболивающего. Не сказать, что в этом была прямо-таки острая необходимость, он вполне себе спокойно мог ходить и даже сидеть, но впереди ещё несколько часов дороги по подмосковным кочкам, и лучше подстелить себе заранее, чтобы потом не так больно было.       — Арс ... — Антон не выдержал, когда Арсений, как-то случайно наклонившись, имел неосторожность заметно поджать губы. — Болит, да?       — Нет, почти нет, — ещё вчера, ещё до всего-всего, где-то между первым десятком поцелуев, Попов дал себе слово не подавать виду, даже если все закончится в разы печальней чем то, что было сейчас. — Все в порядке, Шаст.       Показать или сказать означало бы отпугнуть Шастуна раз и навсегда, и вряд ли он тогда сможет переступить через страхи снова. Нет уж, Арс в этом случае избрал путь мнимого и немого страдальца.       — Арс, ну твою мать, ну чё ты пиздишь-то, что не болит ничего? — в другой раз Антон был менее сдержан и лаконичен, заметив, как Попов неуютно ёрзает на высоком кухонном стуле, а потом переползает на мягкое кресло.       — Не болит, — упрямился Арс, даже не отвлекаясь от своего телефона, чем доводил Шаста до бессильного ступора.       — Ты же, сука, ни за что не признаешься, да? — руки тянули к земле, свешенные в смиренном жесте. Антон этого барана в жизни не переубедит, а уж тем более не заставит говорить о том, о чем тот решил, блять, не говорить. — Арс!       — Ну что? — Арсений устало оборачивается, когда Шаст срывается на требовательный крик, но, встречаясь взглядом, прикусывает язык.       — Ты не признаешься, что тебе больно, да? — он перед чистыми голубыми глазами и открытым взглядом бессилен. Бессильно бесится, но все же.       — Иди сюда, — неожиданно просит Арс и протягивает руку, уголками губ улыбаясь резкой смене в лице напротив.       Шастун в непонимающем ахуе, насторожен до кончиков ушей, но, помедлив долю секунды, таки подходит ближе, позволяя Арсению перехватить его пальцы своими. Через минуту и несколько мягких движений Антон уже сидит в кресле, придерживая руками бедра сверху на своих, пока Арс рассматривает что-то на его плечах, поглаживая те кончиками пальцев.       — Признайся я тебе, что мне больно, что бы это изменило? — наконец спрашивает он и встречается взглядом. От того, как спокойно он это делает, мозг Шастуна отключается, не в состоянии вести такой диалог.       — Сейчас или ...       — Сейчас, — все так же мягко и легко уточняет Арс, перекладывая обе свои руки с чужих плеч на свои бёдра, точно сверху ладоней Шаста. — Что это изменило бы сейчас?       — Арс, если ты сейчас пытаешься вывести меня на какую-то свою терапию, то ... — Антон начинает решительно, готовый сейчас выкрутить ситуацию в свою сторону, но напарывается на взгляд Попова и затыкается.       Его это спокойствие было хуже ненависти или бессознательной ярости. Хуже равнодушия, хуже, блять, всего на свете. И это было его главным и беспроигрышным оружием в такие моменты. Было и есть, иначе почему Антон прикусывает язык и затыкается.       — Так что изменилось бы, Антон? — Арс мастерски заворачивает тему и возвращает обоих на старт.       — Я не ... — Антон несвязно открывает и закрывает рот, и только ощущение рук Арса близко к своим удерживает его в реальности и сознании. — Н-не знаю, я ...       — Давай помогу тебе, — Арсений улыбается уголками губ и глазами, это удивительное сочетание заставляет Антона тупым щенком пялиться на него, как на божество. — Тебе понравилось? Сейчас вопрос только о твоих ощущениях, твоих переживаниях. Чувствах ... Возвращаясь в момент, когда ты был во мне, когда я целовал твои запястья? Когда ты звал меня по имени, а я стонал в ответ. Когда ты теснее врезался пальцами в мои бёдра, а я прогибался в спине глубже, позволяя тебе двигаться внутри так, как тебе хочется. Как нам обоим хочется. Когда целовал меня и кусался, хрипел от возбуждения, подминал под себя, владел полностью. Чувствовал полностью. Полностью своим и ... Тебе понравилось?       Это должно было быть противозаконно. Арсений снова проворачивал эти свои фокусы с проникновением в голову, куда-то, блять, в подкорку и глубже. Растворяясь эхом внутреннего голоса. Единственного и главного голоса в голове Шастуна.       Антон его за это ненавидел, но любил до безумия. Так невозможно любить, он в этом, блять, уверен был, иначе это просто не вывезешь.       — Арс ... — Шаст снова хрипит, слова Арсения макают его лицом в воспоминания минувшей ночи и возбуждение моментально связывает внутренности нарядным бантом.       — Понравилось или нет, Шаст? — Арс и бровью не ведёт, не шелохнётся на его коленях, хотя чувствует, как пальцы теснее вжимаются в бёдра и щеки Антона покрываются красными пятнами.       — Понравилось, конечно, — он выдыхает неслышно, сглатывает и пальцы соскальзывают под край футболки, ныряя в ложбинки между рёбер. — Понравилось, н-но ...       — Тогда возвращаемся к началу: что изменится, признайся я тебе, что мне больно? — Арс внешне похож на ебучую статую, великолепную и холодную, без соблазнов и желаний, но это только внешне.       Внутри от осторожных прикосновений к рёбрам все приятно ворочается и теснится, но сейчас слишком важно расставить все точки на И.       — Арс ... — Антон умолять готов, только бы не эти вопросы снова. Головой-то все понимает, а член и совесть нынче по разные стороны баррикад.       — Что изменится? — Арс непобедимо гнёт своё.       — Я не хочу делать тебе больно, — финтит Шаст, кусая губы. — Не хочу, чтобы в процессе или утром, ты ...       — А чувствовать меня своим хочешь? Чтоб до остатка, до последней капли и ... — слова слишком тщательно подбирает.       — Арс, это, блять, другое ... — Антон планомерно сжирает свои губы.       — Разве? — Арсений улыбается и Шастун понимает, что тот его таки обыграл.       — Сука, блять, Арс ... — Шаст бессильно стонет и утыкается носом в его плечо, сжимает пальцами рёбра и срывается на хриплое рычание. — Ты, блять, невозможный ...       Арс смеётся и позволяет себе слабость приобнять за шею и подластиться щекой к макушке, следом оставляя поцелуй.       Антон вместо ответа сцапывает острыми зубами плечо, выжимая из Арсения и слишком вызывающий прогиб навстречу, и всхлипывающий стон. След таких откровений останется контуром зубов на коже.       Чуть позже в негласном уговоре появились правки в виде правдивых ответов на конкретные вопросы, а в случае невыполнения этого условия Антон в сердцах обещал, что больше вообще не прикоснется к Арсу. Тот, конечно, не верил и смеялся, но пообещал говорить правду. И начал с правдивого признания о том, что ему прямо сейчас нужно ещё раз сходить в душ и «помазать, где болит».       Шаст почти сформулировал предложение помочь, но не решился озвучить. Это стало ещё одним пунктом в статье «а делают ли так они» и если Дима не пошлёт его нахуй, Антон хотел бы с ним это обсудить. Ну, он же человек семейный, в конце-концов, Катя ему двоих детей родила. Быть может, это в порядке вещей у всех пар, «мазать, где болит» и прочее.       На автостоянку, где уже их ждали автобусы, они приехали без ожидаемого опоздания. Антон сразу отсоседился к своей бригаде, нашёл своё имя в списках и первым же неприятным уколом поймал тот факт, что они с Арсом даже на базу поедут в разных автобусах.       Дорога не близкая, а Арсению таблетки таки пригодились, потому что уже через два часа езды сидеть на заднице ровно было невмоготу. Единственной отрадой стал коллега на соседнем сидении, молодой ещё, он взахлёб рассказывал какие-то свои истории из деревни и мало-мальски отвлекал Попова от дискомфорта. На ближайшей остановке Арс закинулся ещё парой таблеток.       На базу они приехали только ближе к вечеру и на тот момент Арсений мечтал просто лечь, желательно на живот, и вообще не двигаться, но не тут-то было. Долг звал, тащил за шкирку и мучил ещё пару часов, пока Антон разбирал сумку и запихивал все в маленькую прикроватную тумбу.       К слову, с Димой он так и не решился поговорить, но, очевидно, очень долго и заметно пытался сформулироваться, потому, как только двое других соседей вышли из комнаты, Поз плюнул ему в лицо прямым вопросом.       — Это ж чё у вас там такого произошло, что ты такой пиздец загадошный, а? — паясничал, но исключительно из любопытства.       Антон предпочёл бы провалиться сквозь землю, но комната была на третьем этаже.       — Н-ничего не произошло, — бубнил он, перекладывая футболки с места на место. — С чего ты вообще ...       — Тох, да у тебя вид вчерашнего девственника, — Дима уже откровенно ржал, но не озвучивал догадки прям дословно. Его иногда забавляла эта толстолобость друга.       — В смысле? — вот как сейчас, к примеру.       — В смысле что вид у тебя такой, — Поз подкатил глаза. — Будто вчера ещё девственник, а сегодня уже нет. Вот эта, знаешь, походка альфа-самца и при этом ссыкотно пиздец, а вдруг, чё не так сделал...       В комнате виснет пауза и Шастун медленно превращается из бледной поганки в помидор, напряжённо сопящий и поглядывающий на друга слишком уж настороженно.       — Чё, пала неприступная крепость? Рухнула стена? Или как там ещё говорят ... — Поз отмахивается, ржет, но не со зла, просто вид такого Шастуна забавляет до коликов.       — Вот ещё что-нибудь, блять, ляпнешь, я тебе пропишу, — обещает Антон с напускной серьёзностью, но сдаётся, когда Дима заливается смехом ему в лицо. — Ну, бля, ну Дим ...       Димка успокаивается быстро, слушает внимательно, а ещё время от времени как-то слишком задумчиво осматривает Антона с головы до ног, отчего тот в какой-то момент не выдерживает:       — Чё, пытаешься рассмотреть, не проступила ли где надпись «пидор»? — Антон не злится, задрачивает и, причём, сам себя.       — Да нет, просто не видел тебя никогда влюблённым, — Поз улыбается. — Как огромный тупой подросток.       — Ну, почему огромный я типа понимаю, но чё тупой-то? — Шаст жмёт губы.       — Ну, я же помню, как ты Арса-то терпеть не мог. А теперь, вон ... Говоришь о нем, а тебя аж пидорасит всего, глаза горят, уши торчат. Все как в школе, помнишь? Сначала за косички и портфелем по голове, а потом любовь, — Поз разводит руками, мол, ирония судьбы.       — Ну, я портфелем его не ... — оправдывается Шаст, но затыкается на полуслове.       — Ага, ты ему просто чуть бошку не снес, я помню, — поддакивает Дима. — Так ... Вы с ним теперь, ну ... Типа вместе или как?       Антон подвисает. Он-то себе этот вопрос не додумался задать, да и Арс конкретикой не душил. Как-то само собой все. А если так, то ... Вместе или как?       Этот вопрос был поставлен на повестку остатка вечера и всего следующего дня. Где-то в перерывах между тренировками и инструктажами, где Арс успевал мелькнуть тенью между десятками других пожарных.       И даже если Антон и хотел для себя внести какую-то ясность, почти животный страх заставлял его сидеть на цепи того, что имеется, и не тявкать лишний раз. Позвонил Арс утром? Уже хорошо. Написал, что скучает? Просто великолепно, но слова Димы засели внутри семенем раздора и теперь, даже просто возвращаясь мыслями к этому разговору, Шастун преодолевал расстояние от нейтрально-спокойного состояния до «загонялово» за несколько секунд.       Арсений, логично, что ничего этого не замечал. Исправно закидывался парой таблеток обезболивающего и выдавливал мазь на пальцы. Здесь, на новой базе, укромных мест для встреч практически не было. Никаких тебе лесов и деревьев, а остальное — раздольные взлётные площадки в один сплошной плац.       Благо у Арса, в отличие от Антона, сосед был всего один и все тот же, сговорчивый и милый. Он Арсения не раздражал, выпроваживался, наверное, тоже легко, но Попов с такими просьбами не торопился. Всё-таки первые несколько дней как-то не до нежностей, тем более, что Антона жестко тягали с утра до вечера, считай, заново перепрошивая выстроенную в сознании систему.       Здесь были свои порядки и правила. Старики учили новоприбывших без неуместно задранных носов, покемонов тоже никто не обижал. И всё-таки это несколько другое. Совершенно другое, если смотреть правде в глаза: от снаряжения до протокола действий.       И пока было решено за несколько дней просто натаскать призывников, чтобы на будущей неделе они уже могли вылетать в лес и проводить в нем соответствующие работы, «абы не полыхнуло». Выкапывания мин-полосы, уборка сухих деревьев и потенциальной опасности в виде слишком смелых и беспечных деревенских. А дальше уже будь, что будет. Цитатой цитат — готовимся к худшему, но надеемся на лучшее.       К концу первой недели, когда все общение с Арсом свелось до смс-ок и звонков, когда он даже перестал замечать его макушку за учениями, Антона начало пидорасить. Это шаткое состояние не имеет ничего общего с просто волнением, это как пожизненный билет в «Загонялово», только с плюшками в виде неотвеченных сообщений и звонков. И здравомыслящая часть сознания как бы пыталась переубедить вторую половину, что Арсений может быть заебан нынешними режимами не меньше, но все бестолку.       Потому когда однажды вечером Шаст совершенно случайно, как ему казалось, подкараулил Арса под информационным корпусом, отлипнуть от него он уже не смог.       — Арс, ты ... — вовремя проходящие мимо коллеги заставили Антона сбавить обороты и продышаться, пока Арс непонимающе моргал. — Ты ... Я просто спросить хотел, и ...       — Давай отойдём, — Арсений мягко и осторожно перенаправляет его за угол, подальше от посторонних глаз, а Шаст внутри себя уже запускает программу самоликвидации.       Он-то хотел уединиться с ним, но не так. И этот тон Арса, с каким он предлагает отойти, легче не делает.       — Я просто ... — Шаст спотыкается на каждом слове, упирается взглядом в свои ботинки и прячет руки в карманы. Боязно. Да сука, пиздец страшно. — Просто хотел поговорить и ...       — Шаст, случилось что-то? — Арс ещё придерживает его под локоть и его взгляд осознанней не становится, все такой же непонимающий и теперь ещё беспокойный.       В его-то реальности все в порядке. Да, не виделись, да, заняты. У каждого свои дела и усталость выбивает из колеи, одноместные кровати не радуют, а соседи в комнатах — тем более. Но ведь смс и звонки, даже если упущенные, прилетают нежностью по вечерам. Арс не упускает возможность сказать, что скучает, и если бы не этот разговор сейчас, он даже не подумал бы, что что-то не так.       — Просто ... — Антон мнётся, признаться в своих страхах стыдно, а в дурацких мыслях — более чем. — Просто мне показалось, что ты как-то ... Не знаю. Это только мои какие-то мысли и я пытаюсь как-то это все в своей бошке разрулить, но не получается и ...       — Шаст, мне сейчас на планерку и ... — Арс перебивает мягко, знает, что опаздывает, но виду не подаёт, только пальцами тесней цепляется за локоть.       — Ладно, я понял, я ... — Антон себя заживо хоронит где-то под всеми недомолвками, которые обретают осязаемость и непосильным грузом сваливаются на голову. — Я понял.       — Да замолчи ты, господи, — Шаст даже не сразу понимает, что Арс смеётся, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Ты мне слова не даёшь сказать, Шаст. Мне сейчас бежать надо, но ... Давай сегодня встретимся, хочешь? Я договорюсь с соседом, если хочешь, и ...       — Хочу, — Антон сглатывает ком одним глотком и ловит взгляд Арса. Тот улыбается. Улыбается умиленно и как бы намекая, что Шаст придурок, но его все ещё любят. Наверное.       Арс просит набрать прежде, чем Шаст подойдёт к корпусу, а тогда позволяет себе слишком уж многозначительный взгляд и убегает, подгоняемый опозданием.