***
Тилль некоторое время размышлял о том, сколько будет проблем, если он разбудит его сейчас, а затем решил, что стоит рискнуть и получить заслуженную ругань, после чего позволил своей руке на минуту или около того задержаться на лице Рихарда, пока собирался с духом. Сначала он очень мягко коснулся чужих бровей, а затем двинулся дальше, обводя щёки и уши, пока тот не зашевелился, губы разошлись, а веки не затрепетали. Тилль улыбнулся раздражению, которое он вызвал, прежде, чем осмелился и легонько провел кончиками пальцев по нижней губе. Ему посчастливилось наблюдать, как мужчина рядом оживает. Было слишком темно, чтобы разглядеть глаза Рихарда, тот момент, когда они открылись, но в лучах света появился небольшой блеск, и Тилль увидел, как раздражённо сошлись густые брови. — Сейчас середина ночи, ты в курсе? — голос Рихарда был всё ещё сиплым от сна и мягким, несмотря на подразумеваемое обвинение. — Ты когда-нибудь собираешься оставить хотя бы кусок одеяла другим людям? — Вообще-то, сейчас, — Тилль проверил свои светящиеся в темноте наручные часы, настроенные на берлинское время, — полдесятого утра. И нет. Потребовалось мгновение, чтобы понимание дошло до затуманенного сном мозга Рихарда. Затем он сказал: «Я ненавижу часовые пояса» тоном, который, вероятно, должен был быть злым, но в итоге превратился в зевок. — Они — тирания и должны быть запрещены. — А как же солнце? Суточные ритмы? — Могут идти в жопу. Тилль усмехнулся. Ему хотелось притянуть Круспе поближе и коснуться всей обнажённой кожи, но это было бы трудно. Внутри он всё ещё кричал, что не может, что Рихард оттолкнёт его, что это неуместно или неподходяще, хотя с рациональной точки зрения всё перечисленное было неправдой или, по крайней мере, очень маловероятным. Он заставил себя подумать о том, как Рихард потребовал поцелуя, и копнул чуть глубже. Если Рихард мог потребовать от него такого, то, конечно, он мог потребовать и объятий?! Линдеманн заставил себя сдвинуть одеяло и поднять руки так, чтобы, как он надеялся, это было достаточно приглашающим, а если нет, то, к счастью, не было бы слишком неловким, если бы его отвергли, и надеялся на лучшее. Это сработало. Рихард улыбнулся, искренней, застенчивой улыбкой, от которой у Тилля забурчало в животе, как на американских горках, и заключил его в объятия. Он спутал их ноги в том, что Тилль начал обозначать как фирменное движение, а затем обмяк и прижался к нему, прислонившись лбом к голове. Наступил момент головокружения, когда Тилль не знал, что делать с близостью и интенсивностью всего этого, но потом просто положил свою открытую руку между лопаток Рихарда, ощущая, как мышцы двигаются под твёрдой, гладкой поверхностью, и заставил себя расслабиться. — Прости, что я не приехал сюда раньше, — прошептал он. — Думаю, теперь я все понял, — он поцеловал кончик носа Рихарда жестом, который сам тут же счел китчевым и глупым. — Почему ты приехал сюда, вот. Рихард пожал плечами и покачал головой. — Мне жаль, что я не уточнил, как ты отнёсся к моему приезду, — сказал он грустным тоном, тоже шёпотом. Тилль позволил своей руке провести по его плечу, вперед и по мускулистой груди, в благоговении от того, как она ощущается под его пальцами и что ему разрешено это делать. Он наклонился, чтобы поцеловать Рихарда в челюсть. И всё же… — Если бы я приехал раньше, я… не стал бы так сильно обижать тебя… — Значит, теперь ты смирился с этим? Его голос казался таким тихим и тоскливым. Тилль скорчил гримасу и надеялся, что Рихард не отнесётся к этому слишком серьёзно. — Мне по-прежнему неприятно, что ты так далеко от дома, когда мы в процессе. Но я понимаю, что сейчас тебе нужно быть здесь. Это подходит тебе гораздо больше… — он слышал, как неубедительно и жалко звучит его собственный голос, и мог только надеяться, что подобные усилия будут оценены по достоинству. Рихард поднял руку и провёл несколькими пальцами по его волосам, нежно поглаживая кожу головы. Он снова покачал головой, а лицо было так близко, что теперь их носы соприкасались. Тилль почувствовал, как его дыхание коснулось собственного рта, когда Рихард снова заговорил. — Если бы я обратил внимание на твои чувства, возможно, тебе было бы легче пройти через это… Я был так занят… делами… Я не понимал, что… Нет. Он не мог позволить ему взять вину за это на себя. Тилль заставил его замолчать, снова поцеловав. Потребовалась секунда, чтобы преодолеть упрямство человека, который печально ненавидел, когда его затыкали, но потом Рихард словно растаял в его объятиях, прижавшись всем телом. Тилль зарылся рукой в мягкие волосы на затылке и сосредоточился на мягком рте, дышащем напротив его, и на том, как мир, казалось, исчезает вокруг них. Приказной горловой звук, который издал Рихард, заткнул его, когда мужчина настойчиво попросил кончиком языка открыть рот, разжав зубы, и тот согласился. Тилль начал понимать, что в поцелуях Рихарда есть что-то такое, что было свойственно только ему, что полностью соответствовало его личности, которую он знал, и в то же время нечто удивляло своей материальностью. Рихард целовал мягко, почти застенчиво, но с отчаянной жадностью, от которой кружилась голова и перехватывало дыхание. Он был совершенен в том, как разрушал все разумные доводы, за которые мог бы ухватиться, как он всегда делал в непонятных ситуациях. Когда им понадобился воздух и они отпрянули друг от друга, Рихард зарылся лицом в его плечо и крепко стиснул чужую майку в кулаке. Даже не пытаясь, они нашли общий ритм, дыша вместе — каждый вдох был неудачной попыткой контроля, каждый выдох — дрожащим освобождением. Тилль чувствовал, как Рихард, напряжённый и твёрдый, прижимается к его ноге, и это было успокаивающим ощущением, пока его собственное тело болезненно предавало его, но он не мог не задаться вопросом, что думает об этом Риша, и не кажется ли ему странным быть с ним вот так. Рихард потянул за футболку сильнее. — Ты можешь её снять? Я хочу почувствовать твою кожу, — сказал он угрюмо. «Нет», — смущённо понял Тилль. Его немедленной реакцией было «нет, чёрт возьми, нет, ты что, хочешь свести меня с ума?». Но потом он беззвучно кивнул, очарованный слишком интимной просьбой. Рихард поморгал, а потом неуверенно положил руку ему на грудь, глядя куда угодно, только не на лицо Тилля, чтобы не встречаться с ним взглядом, и провёл кончиками пальцев по волосам на его груди. Рука дрожала. Было щекотно. — Как ощущения? — хрипло спросил Тилль, уверенный, что ему нужно было что-то, чтобы снять напряжение, иначе он может взорваться. — Эээ… как будто мне четырнадцать?! И я понятия не имею, что делаю?***
Задержанное дыхание Тилля вырвалось в облегчённом полусмехе. — Это звучит ужасно. — Это глупо, — Рихард звучал разочарованно. — Можно подумать, я знаю, как это делается. — Я тоже не знаю, как всё это делается, — сказал Тилль и с силой оттолкнул свой страх. — Но я могу попытаться позаботиться о тебе. Если ты мне позволишь. Рихард, наконец, снова посмотрел на него. Он сглотнул. Закрыл глаза. Кивнул один раз. Тилль, наконец, отпустил себя.***
После этого Тилль принял к сведению несколько вещей. Он узнал, что если покусывать и облизывать мочки ушей Риши, то по всей его коже пробегают мурашки, но когда он делал то же самое с его сосками, тот становился взволнованным и застенчивым и подавлял вздохи, так что те выходили протяжным хныканьем. Он обнаружил, что Риша был очень спокоен, пока он не провёл руками по его бокам и не прижался коленом между ног — тогда мужчина в ответ прижимался к нему, благоговейно касался лица Тилля и притягивал его к себе для новых поцелуев. Рихард был прекрасен в том, как отвечал ему, мягкий и податливый в одно мгновение, а в следующее — плотно прижимался к его груди, казалось, ничуть не поражённый тем грубым и пугающим желанием, которое Тилль испытывал к нему. Где-то его пресмыкающийся мозг кричал, умоляя сорвать эти широкие, мягкие штаны и вцепиться в пучок чёрных волос. Если бы только можно было притянуть его ближе, вдавить Рихарда в свою грудную клетку, пока они не станут одним целым, то он бы с радостью сделал это. Сейчас он чувствовал его больше, чем когда-либо прежде, и это сопровождалось новой волной жадности, потому что этого было даже близко недостаточно, никогда не будет достаточно, не тогда, когда Риша отвечал на каждое минутное и непроизвольное движение его бёдер своим собственным, пока они оба не отказались от мнимой сдержанности. Он всё ещё оставался тем Рихардом, которого он знал, упрямым и не желающим просить о том, чего сам хотел. Тилль рисовал круги на его животе и позволял им становиться всё больше и больше, пока не позволил себе запустить кончики пальцев под пояс, совсем ненадолго, достаточно, чтобы намекнуть на большее, но и достаточно быстро, чтобы это выглядело как случайность, наблюдая, как лицо напротив мрачнеет от разочарования, когда это повторяется снова, а потом ещё раз, пока из него не вырывается яростное: «Чёрт возьми, Тилль, просто сделай это уже». Его рука плотно прилегала к мягкой ткани пижамы, и Тилль был рад, что интимное тепло ощущается как секрет, о котором будет знать только он, а не как обычное открытое лапанье. Риша резко вдохнул, но Тилль подавил настоящий стон, когда обхватил рукой твёрдый, гладкий член. На мгновение он подумал о том, как тот будет ощущаться между его губами, как это будет, когда он оближет нежную, скользкую головку и попробует на вкус каплю спермы, вырвавшуюся на свободу, и будет ли Рихард откидывать голову назад, как сейчас, или смотреть на него сверху вниз и облизывать губы. Потом он отогнал и эту мысль, решив не заходить слишком далеко и не спугнуть Рихарда, принявшись раскрепощать его осторожными, обдуманными движениями. Он наблюдал за лицом Рихарда, с тревогой ища хоть какие-то признаки недовольства или разочарования, но так и не находил их. Рихард выглядел потерянным, губы разошлись, глаза закатились назад, и только белки оставались видны под трепещущими ресницами. Он резко вздохнул, но в остальном молчал и опёрся руками о плечи Тилля. Его кожа блестела от пота. Он кончил с очередным хныкающим звуком, горячим и внезапным, и тут же перекатился на бок, прижимаясь к мужчине в отчаянном смущении. Тилль чувствовал биение сердца Рихарда лежащей рукой на его шее, сильное и быстрое, и поддерживал его, пока дыхание не успокоилось, хотя собственная эрекция продолжала болезненно пульсировать между ног. Когда Рихард пришёл в себя, то тихо засмеялся, его плечи тряслись, а лицо всё ещё было прижато к груди Тилля. — Знаешь… Я никогда не думал о том, насколько всё будет по-другому с кем-то, кто действительно знает, как трогать член. Тилль закатил глаза, будучи уверенным, что этого не увидят, и усмехнулся про себя, онемев от счастья. — Я даже рад, что ты не делал этого до сих пор. — Конечно, рад.***
— А ты? — спросил Рихард, несколько минут спустя, внезапно снова занервничав, и потянулся к нему. Его тело было напряжено от неуверенности. Тилль поймал его неуклюжую руку, недовольный внезапным напряжением. Наверное, этого следовало ожидать. — Не беспокойся обо мне. — Но… — Рихард, — предупредил Тилль. — Прекрати здесь исполнять. Рихард выглядел упрямо, но Линдеманн подождал, пока тело рядом снова станет мягким, а пальцы на руке расслабятся, прежде чем провести мозолистой рукой гитариста между своих ног. Это было так сладко, с застенчивой и мягкой хваткой Риши, которую он позже сделал крепче, сжал своей рукой. Это не заняло много времени, и Тилль почувствовал себя подростком, но в хорошем смысле, когда он задыхался на коже Рихарда, перевозбуждённый и топорный, чувствуя себя слишком горячим и развязанным, чтобы быть сознательным. Когда всё закончилось, он закрыл глаза и с усталым облегчением прислонил голову к голове Рихарда. Я люблю тебя. Рихард взял его за руку и поднял её между ними, с любопытством рассматривая блестящую, густую жидкость, которую он нанёс на их пальцы. Его глаза влажно блестели в темноте. А затем он наклонился и слизал это. В какой-то степени своим чутьём Тилль ожидал, что он скорчит гримасу и остановится, пока его мозг не отказал, но он этого не сделал. Круспе был как кошка, соблазнительный и медленный, и лизал до тех пор, пока их пальцы не очистились от спермы и не стали влажными от шалфея. Он исследовал и созерцал, вникая во вкус, как при тестировании вина, и, казалось, его не волновала горечь. Посередине процесса он поднял голову, поймал взгляд Тилля и замедлил темп ещё больше, прежде чем закончить последним нежным движением языка и с торжествующей ухмылкой подтянул их связанные руки под подбородок. Тилль сглотнул. Его голова закружилась.***
— Как ты так? — он хотел знать. — Как так? — Вот так. Ты просто подчиняешь себе всё. Рихард просто пожал плечами и натянул одеяло, пока оно снова не накрыло их обоих, прежде чем прижаться к нему. — Я не думаю, что когда-либо подчинял себе что-нибудь без тебя, — спокойно сказал он. Спокойно. Тилль изумился.***
Некоторое время они молчали, пока слова вновь не стали тяжёлыми для них. — Я уверен, что это неправда, — прошептал Тилль. — Но это так. — Ты храбрый. И сильный. И талантливый. Тебе никто не нужен. Особенно не я. Рихард глубоко вздохнул. — Да, мы все это знаем. Ты всегда думаешь, что мир продолжает движение без тебя, — он звучал раздражённо, и его язвительный тон сейчас, после этих уязвимых моментов, больно уколол. — Технически это буквально так, — категорично заявил Тилль. Рихард толкнул его в плечо, чтобы создать расстояние между ними и посмотреть друг на друга. — Тилль… — его голос продолжал казаться раздражённым, но потом он посмотрел на мужчину, и его лицо смягчилось. Он положил тёплую ладонь на подбородок Тилля. — Тилль. Прекрати это делать. Тилль кивнул, в основном, чтобы сохранить хрупкий установившийся мир. Как часто бывает, он чувствовал, что Рихард может взять его слова и извратить их, превратить во что-то неправдоподобное и заманчивое, притвориться, что есть добро там, где его нет. Это было больно, но он не настаивал, потому что ему так хотелось в это верить, и он чувствовал себя виноватым за то, что разрушил настолько прекрасное настроение. Тилль закрыл глаза, намереваясь сдаться, и снова кивнул. — Хорошо. Извини. — Мой мир не продолжал бы движение, — прошептал Рихард ему на ухо и поцеловал в висок. Тилль позволил ему погладить себя по волосам, пока не стало не так больно, как обычно.