ain't this the life

Кошка совсем не похожа на Когтя Смерти. У неё не хватает половины уха и глаза. Её мех чёрно-оранжевый, а не пыльно-серый. Она крошечная, а Коготь размером с собаку Папайруса. Это выражение глаз напоминает ему о его старом питомце, тот же самый злобный взгляд, бросающий вызов миру, чтобы он принес самое худшее. Это неукротимая кошка в прирученном мире. Эджи неподвижно сидит на верхней ступеньке, глядя, как она наблюдает за ним. Он может быть терпеливым. Он сохраняет расслабленную позу, его руки открыты, а взгляд бесстрастен. Они проделывали этот ритуал в течение нескольких недель, и кошка каждый раз подходила всё ближе. Теперь она вытянулась, чтобы понюхать его руку. Эджи тихо начинает говорить. — Храбрый с полным животом, не так ли? Это хорошо. Она не вздрагивает от звука его голоса. Её уши и усы полностью выдвинуты вперёд, любопытно. С такого близкого расстояния он видит слишком много видимых ребер. — Ты херовый охотник или здесь просто недостаточно крыс? — спрашивает Эджи. Её ухо дергается, и она смотрит на него с таким холодным раздражением, что он улыбается. — Я думаю, тебе было бы лучше в лесу. Слишком много грёбаных людей. Я тебе сочувствую. Она садится, изучая его. Её хвост взмахивает один раз, затем обвивается, опускаясь на лапы. Она будет в пределах досягаемости, если он потянется. Он мог бы попытаться прикоснуться к ней, если бы захотел, но это было бы испытанием его удачи. Терпение очень важно. Это не предательство по отношению к Когтю Смерти. Конечно, его кот нашёл другие источники пищи и компании в его отсутствие. Они оба независимые существа. Зная Когтя, он привязался к Андайн и заставляет её кормить его. Глупый кот. Эджи скучает по нему. — Всё ещё голодна? — спрашивает Эджи. Он осторожно поворачивает руку и показывает ей вяленую сёмгу на своей ладони. Чужое внимание обостряется. — Я не причиню тебе вреда. Не бойся. Медленно, постепенно она встает. Её глаза останавливаются на его лице, возвращаются к еде и снова возвращаются к его лицу. Затем она бросается вперёд, хватает еду своими острыми маленькими зубами и бросается обратно к подножию лестницы, чтобы сбросить свои нечестно нажитые доходы. — Кто такая храбрая девочка? — протягивает Эджи. Кошка вдруг смотрит на что-то за ним. Затем она уходит. Эджи замечает, что она идёт не дальше мусорных баков, даже когда он елозиет, уже формируя оружие в руке. — Ух ты, — говорит Санс, поднимая руки. — Прости. Я не хотел тебя напугать. — Ты меня не напугал, — огрызается острозубый скелет. Он рассеивает атаку так же быстро, как и сформировал её. — Как долго ты там стоишь? Лукавый юмор в глазах Санса — достаточный ответ. — Ну…— начинает он. — Ты ничего не видел, — категорично заявляет Эджи. — Ты трагически ослеп и оглох. Ухмыляясь, Санс прикрывает глаза рукой. — О нет, как я теперь должен играть на тромбоне? — Тогда я оказал Папайрусу услугу, — говорит Эджи. — Я должен быть глухим или нет? — говорит Санс. — Направление немного шаткое. Какова моя мотивация? — Не рассыпаться в пыль за то, что слишком много видел, — говорит собеседник. — Да, боже упаси, чтобы я увидел, как ты ведёшь себя как человек, — говорит Санс. Он опускает руку, возможно, понимая, что отвел взгляд от Эджи, как будто доверяет ему. — Почему ты ушёл? У нас вечер-кино. — Ты тоже здесь, — говорит Эджи. Санс пожимает плечами. — Пришёл проведать тебя. Более реалистично то, что Санс хотел выскользнуть наружу и выкурить сигарету. Острозубый скелет задаётся вопросом, понимает ли тот, насколько это очевидная ложь. Все они знают, что тот курит только тогда, когда чувствует себя дерьмово; это часть того, почему Папайрус так плохо реагирует, когда чувствует запах никотина на одежде старшего брата. Санс в последнее время много курит. Эджи может использовать это. — Если ты собираешься задержаться, садись. Ты заставляешь её нервничать. На долю секунды Санс колеблется. Затем он садится рядом с ним на верхнюю ступеньку, осторожно, чтобы не коснуться его. Он бросает взгляд на кошку, всё ещё сгорбленную за мусорными баками, сердито смотрящую на незваного гостя. — Я не знал, что ты был укротителем львов в свободное время. — Ты знаком с моим братом? — спрашивает Эджи. Санс смеётся, в нём чувствуется нежность. — К сожалению. — Это не так уж сложно, — говорит Эджи. — Всё, что для этого нужно, — это терпение и лёгкая рука. — Я предполагаю, что ты говоришь о Рэде не только для моего спокойствия, — говорит Санс. — Я говорю не о Рэде, — говорит острозубый скелет. — Во-первых, он плохо реагирует на нежное обращение. Он думал, что убрал горечь из своего голоса, но Санс поворачивается, чтобы посмотреть на него. Задумчивое выражение лица Санса никому не сулит ничего хорошего. Прежде чем меньший успевает сказать что-нибудь глупое, собеседник лезет в карман и достаёт маленькую упаковку вяленого лосося. Возле мусорных баков кошка вытягивается по стойке «смирно». — Еда помогает, — говорит Эджи, доставая кусок вяленого мяса. Пахнет отвратительно, но он снял перчатки, чтобы запах не остался после того, как он вымоет руки. Он начинает рвать вяленое мясо на куски. Обращаясь к кошке, он говорит: — Ну вот. Он не причинит тебе вреда. Он слишком ленив. — Да, — соглашается Санс. — Ленив до мозга костей. Эджи прищуривает глаза. Ухмылка Санса становится шире. Пока они сидят вместе, не боясь ничего, часть напряжения исчезает из Санса. Он слишком устал, чтобы долго оставаться в полной боевой готовности. Одна ночь приличного сна не может уравновесить по крайней мере шесть месяцев бессмысленного закапывания себя в землю. Ему повезло, что Эджи не та угроза, какой его считает Санс. — Заявление отозвано, — говорит Эджи кошке. — Его каламбуры могут причинить тебе вред. — Мои каламбуры — это замурчательная вещь. — Если ты не собираешься помогать, уходи, — говорит второй скелет. Санс гримасничает, затем поджимает губы, которых у него нет. Эджи бросает на него последний пристальный взгляд, затем бросает один из кусочков вяленого мяса на нижнюю ступеньку. Он кладёт остальное на каждую последующую ступеньку, ведущую к той, на которой они сидят. Она либо пойдёт на риск, либо нет. Кошка выползает раньше, чем он ожидал. Санс хорошо умеет успокаивать людей, чтобы они забывали, что он там, наблюдает, слушает. Никто в Сноудине не склонен забывать, что Рэд находится в комнате; вместо этого ему пришлось научиться прятаться в тени и подслушивать. Еще одно различие между ними. — Хорошо, — говорит Эджи им обоим. Затем он намеренно игнорирует животное, поворачиваясь к Сансу. — Я забыл упомянуть ещё об одном ограничении в твоей связи с моим братом. Санс бросает взгляд на кошку. — Разве ты вроде как не в центре чего-то? — Она подойдет ближе, если я не буду смотреть на неё, — говорит высокий скелет. — Рэд не позволил бы этого, но ради ясности, не трогай его душу. Санс бросает на него странный взгляд. — С чего бы это мне это делать? На мгновение Эджи чувствует себя почти… преданным. — Чёрт возьми, шрамы не заразны. Краем глаза он видит, как кошка замирает от гнева в его голосе. Удивительно, но Санса беспокоило не это. Раздражающе разумным тоном он говорит: — Успокойся. Меня не волнуют шрамы. Я имею в виду, мне не всё равно, но это явно не противо для меня. Я просто не понимаю, почему ты думаешь, что я прикоснусь к нему. Его непонимание кажется искренним. Эджи хмурится. — Ты этого не хочешь? — Нет. Это что, странный кинк? Эджи хмурится всё сильнее. — Разве все здесь не прикасаются к душам? — Насколько я знаю, нет, — учитывая то, что Рэд рассказал ему о сексуальной части жизни Санса, это о чём-то говорит. Низкий скелет пожимает плечами. — Доктора, может быть. Я думаю, что в этом деле замешаны люди. Независимо от того, какое дерьмо ты можешь придумать, в этом кто-то замешан. Я не осуждаю. — Ты когда-нибудь говорил это всерьёз? — спрашивает собеседник. — В смысле что я буду судить тебя изнутри и помалкивать об этом, — говорит Санс. — Разве это не то, что ты имеешь в виду? Кошка стоит на второй ступеньке. Съев угощение, она тщательно обнюхивает ботинок Эджи. Она держит расстояние между собой и Сансом, доверяя знакомому незнакомцу больше, чем совершенно новому. Умная девочка. — Для судьи — да. Наверное, это что-то и значит. Естественно Рэд достаточно часто говорил эту шутку. Эджи прокручивает в голове то, что сказал Санс. Учитывая, насколько глупо доверяют люди этой вселенной, он предполагал, что они прикоснутся к душам любого, кто будет стоять неподвижно. Во всяком случае, как доверчиво большинство из них. — А вы трогаете свою собственную душу? * Он имеет в виду «вы» в основном в общем смысле, но даже при слабом освещении он видит жар на лице Санса. — Окей, небольшое обновление культурной тактичности: ты не должен просто спрашивать людей, как они дрочат. — Я пытаюсь понять, — говорит Эджи. Он хочет проследить этот румянец кончиками пальцев до самого низа. Это очаровательно. — Несмотря на весь секс, который у тебя был, ты брезгуешь обсуждать это на самом деле. Кошка стоит на третьей ступеньке, достаточно близко, чтобы дотронуться. — Я не вижу смысла говорить хорошие вещи о смерти. Удивлённый, Эджи приподнимает бровь. — Действительно. Когда это тебя останавливало? — Можно подумать, что ты достаточно наслушался во время секса от Рэда, — говорит Санс. — Я знаю, как заставить его замолчать, — говорит Эджи. У Санса есть какая-то реакция на это, стены слишком быстро рухнули, чтобы высокий скелет мог их поймать. Это не отвращение; Эджи видит это по тому, как Санс сразу же выглядит виноватым после такого. — Ладно, суть уловил. Я не трону его душу. Это испытание, но я как-нибудь справлюсь. Боже, в следующий раз ты скажешь мне, чтобы я не лизал его локоть. Говорит как человек, который никогда не касался своей души. Только из любопытства Эджи спрашивает: — Что делают люди, когда их души трескаются? — Откуда мне знать? — спрашивает Санс. Выражение его лица остаётся мягким, но Эджи слишком хорошо знаком со своим братом, чтобы не распознать поражённый нерв, когда он его видит. Интересно. — Это был общий вопрос. Почему ты принял это на свой счёт? Санс отводит взгляд, на удивление непрофессиональный ход. Очень интересно. — Ничего такого. Я просто говорю, что здесь такого не бывает. — Не будь смешным, — говорит Эджи. — Мягкая вселенная или нет, но горе всё равно есть. Монстры всё ещё вели войну. Очевидно, что психические заболевания всё ещё существуют. Санс намеренно почёсывает скулу средним пальцем. Высокий скелет игнорирует это. — Вы не все счастливые идиоты с солнечными лучами, сияющими из задницы, и вы не настолько сильнее нас, чтобы всё ещё не могли сломаться. — Я не знаю, что тебе сказать, чувак, — говорит Санс. — Все считают, что монстры, чья жизнь — грёбаная трагедия, как у Тори или Асгора, могут иметь треснутые души, но не нормальные люди. У нас нет никаких оправданий на подобное. — Или люди скрывают это, чтобы не нарушать счастливое повествование, — говорит Эджи. — Трещины на душе не заразны, но отчаяние заразно, — говорит Санс. — Тебя не было здесь, когда мы были под землей. Многие из нас уже пали. С отвращением Эджи говорит: — Они умерли тихо, чтобы не беспокоить соседей. — Они также не убивают соседей, — говорит Санс. Однако в его голосе нет обычного осуждения, просто смирение, которое беспокоит собеседника больше. — Я думаю, это компромисс. Разбитые души не имеют большого значения там, откуда ты родом? — Конечно, они имеют большо́е значение. Это может убить тебя, — говорит острозубый скелет. — Если ты хочешь спросить, так ли мы извращенно стыдимся этого, то нет. Не больше, чем тебе было бы стыдно истекать кровью после того, как тебя пырнут ножом. Санс смотрит на него. Учитывая вопросы, которые задал ему собеседник, он имеет право задать этот. Но не спрашивает. Конечно, очевидно, что Санс чертовски проницателен и поэтому может сам ответить на вопрос, не пытаясь вести трудные разговоры. Эджи всё равно отвечает за него. — Да. Моя треснула. Я сломался и выжил. Ты думаешь обо мне хуже? — Нет, — немедленно отвечает Санс. Это, конечно, тот ответ, которого ожидал собеседник, но, услышав его, он немного ослабил напряжение, о котором не подозревал. — Мне просто жаль. — Избавь меня от своей жалости, — говорит Эджи. Санс качает головой. — Ты жив. Ты не просто сдался. В этом нет ничего жалкого. На этот раз Санс не лжёт. Странно согретый похвалой, Эджи хрипло говорит: — Это не ново, но спасибо за твоё совершенно ненужное беспокойство. — Это заслуженно, особенно по меркам другого мира, — к удивлению Эджи, Санс касается его руки кончиками пальцев. Даже сквозь куртку он чувствует, что чужие руки холодны. В несколько жутковатой имитации Ториэль маленький скелет спрашивает: — Ты достаточно ешь, повелитель? Эта куртка достаточно тёплая для такой погоды? Ты беспокоишься, что коровы захотят отомстить за своих освежеванных сородичей? Кошка полностью находится на верхней ступеньке. Эджи чувствует её рядом с собой. Осмелев, она обнюхивает карман его куртки, откуда доносится запах еды. — Тогда, я полагаю, мы можем приготовить гамбургеры, — говорит острозубый скелет. Это заставляет второго смеяться. Это мягче, чем обычное сухое «хех», с трудом завоёванный момент истины. — Хорошо. Спасибо за лекцию по социологии, — когда Эджи бросает на него взгляд, Санс добавляет. — Серьёзно. Я не могу продолжать сталкиваться с этим вашим культурном дерьмом. Рэд может умереть от смеха. — Это удивительно вежливо с твоей стороны, — говорит Эджи. — Очевидно, что ты чего-то хочешь. Уголки глаз Санса сужаются, когда он улыбается, под ними тёмные круги, как будто их нарисовали чёрными чернилами. — О, ты знаешь. Хорошая еда, плохие шутки. Мир во всем мире. Пони. Всё как обычно. Осторожно Эджи поглаживает кошачий бок пальцем. Её мех удивительно мягкий для дикого существа. Он чувствует рёбра, то, как чужое дыхание заставляет их подниматься и опускаться. Она перестаёт рыться в его карманах, дрожа на грани того, чтобы броситься в укрытие. Он больше не прикасается к ней. Высокий скелет доволен своими успехами за ночь. Кошка не двигается. Она также не убегает. — Ты не можешь позаботиться о камне, — говорит Эджи Сансу. — Бургеры с пони. Они отлично подойдут к бургерам «корова-линчеватель». — О, так ты думаешь, я поделюсь, — говорит Эджи. — Буду ли я предлагать еду по вашему обычаю или по моему? Санс пристально смотрит на него. Через мгновение предательский румянец снова заливает его лицо. — Хех. Смешно. Э-э, по тому, где никто больше никого не трахает. Ты забыл, кто я такой? Эджи задумывается. Всего на мгновение, ты забыл? — Уже разбиваешь сердце моему брату? — спрашивает высокий скелет. — Я просто его увлечение на стороне, — говорит Санс. — Единственный, кто мог бы разбить ему сердце, — это ты. Это как будто удар под дых. Эджи застывает. Санс выглядит поражённым и заинтересованным тем, что он видит на чужом лице. Затем высокий скелет снова берет себя в руки. Обжигающе разозлённый, он начинает: — Ты ничего не понимаешь в… Кошка внезапно срывается со ступенек. На мгновение Эджи показалось, что она вздрогнула, когда он повысил голос. Он видит пустую упаковку из-под вяленого мяса у неё в зубах как раз перед тем, как она исчезает из виду, унося свои нечестно нажитые доходы так же уверенно, как Рэд с помощью одного из коротких путей. — Идеальное преступление, — замечает Санс. Весь его гнев, кажется, отступает вместе с ней. Эджи проводит рукой по лицу. — Совершённому преступлению несколько мешает отсутствие у неё противопоставленных больших пальцев. — Не знаю. Похоже, она справляется просто отлично, — Санс убирает руку с плеча собеседника, выглядя так, словно только что заметил, что оставил её там. Он потирает затылок. — Но она всё равно вернётся. Я думаю, кошка узнаёт знакомые вещи, когда видит их. Как ты собираешься её называть? Смертоубийство? Неприятная Сыпь? Боб? Высокий скелет качает головой. — Когда придёт время, я что-нибудь придумаю. Она мне ещё не доверяет. С этим нельзя торопиться. — Она придёт, — говорит Санс. — Послушай, Эджи, ты и Рэд… Дверь громко распахивается; Рэд знает, что лучше не пугать своего брата. Прислонившись к косяку, скелет с золотым зубом спрашивает: — Вы двое целуетесь? — О, я бы не хотел разлучать вас, двух сумасшедших детей, — говорит Санс. Возможно, он будет первым монстром, помимо Эджи, который почувствует облегчение, увидев своего двойника. Он поднимается на ноги, засовывая руки в карманы. — Представь, как неловко было бы воссоединиться с семьей. Рэд усмехается ему. — Я больше думал о поли-вещах. Знаешь, вернуть сестру в сестринский гарем. Его младший брат смотрит на него за спиной Санса, потому что говорить об инцесте — это противоположность помощи, и Рэд подмигивает. Санс похлопывает двойника по груди, рискованный шаг, из-за которого большинство людей были бы укушены. — Мечтай по-крупному, свет очей моих. Хорошо поболтал с Папайрусом? — Нет, — говорит Рэд. — Мы были слишком заняты ёблей. Он морщится. Эджи не знает, чего ещё Санс ожидал. — Спасибо. Большое спасибо за это. — Просто держу это в кругу семьи, — говорит тот. Он бросает на брата более долгий, испытующий взгляд. — Так что вы двое здесь делали? — Кошка вернулась, — говорит Эджи. К сожалению, он понимает, что даёт повод для шутки, но не знает, как избежать неизбежного. Глаза Рэда загораются. — Оооо. Значит, у тебя тут была кис- — Почему мы все стоим здесь? — бодро спрашивает Папайрус, его выбор времени, как всегда, подозрителен. Удивительно, но Рэд закрывает рот на слове «киска», немного сгорбившись и засунув руки в карманы. Младший скелет протягивает отсутствующую руку и почесывает череп Рэда. Тот не набрасывается на него. Очевидно, всем, кроме Эджи, позволено осторожно прикасаться к нему. Ему совсем не грустно. — Мы пытаемся обогреть окрестности? Потому что я, наверное, мог бы найти несколько огнемётов. — Мы с Эджлордом просто немного поболтали, — говорит Санс. Эджи однажды недооценил Папайруса и поплатился за это. Они подрались. Он был на 1 XP, не мог подняться на ноги, не мог сражаться. Он всё ещё жив благодаря чужому терпению. Так что да, когда их глаза встречаются, Эджи не сомневается, что Папайрус знает, что он пытается сделать. Вместо того, чтобы возражать, яростно или как-то иначе, он говорит Эджи со всей очевидной искренностью. — Мне так жаль. — Эй, — говорит Санс, явно не обижаясь. — Я вёл себя наилучшим образом и всё такое. Смотри, его рука даже ни капельки не обглодана. Рэд кладёт руку на талию Санса, притягивая его ближе, и ведёт того обратно внутрь. Рука лежит на бедре, небрежно, собственнически. Санс бросает на двойника предупреждающий взгляд, который тот игнорирует. Острозубый скелет говорит: — Он говорит о шутках, чувак. Санс вздыхает. — Нас так недооценивают в наше время. — Не волнуйся, брат, — говорит Папайрус. — Твои шутки недооценивают во все времена. Всегда. Абсолютно. Смех Санса остаётся позади, когда он исчезает в доме с другим скелетом, оставляя Эджи и Папайруса наедине. Острозубый скелет не сомневается, что Рэд воспользуется кратким уединением, чтобы завести Санса и оставить его раскрасневшимся и нуждающимся в страданиях до конца ночи. Эджи знает чувство юмора своего брата. Папайрус расправляет плечи, делает глубокий вдох. — Эджи, я… Затем он колеблется. Двойник вздыхает. — Я же просил тебя не называть меня так. В чём дело? Он знает, в чём. Он уже видел, как разыгрывается этот сценарий раньше. Это тот момент, когда более сильный член семьи более слабого монстра, по крови или иным причинам, угрожает рассеять пыль слабака, если они посмеют причинить вред тому, кто принадлежит им. Эджи может уважать это. — Пожалуйста, не причиняй вреда моему брату, — говорит Папайрус. У этого парня есть привычка застигать его врасплох. Они обсудили это. После боя Эджи объяснил ситуацию с Рэдом. Но Папайрус не объясняет всё на кулаках. Лёгкая обида появляется и умирает во рту Эджи. Он отворачивается. — Я сделаю всё, что в моих силах. Ты же знаешь, какие они. — Я знаю, — говорит Папайрус с любовным раздражением, которое он приберегает только для своего брата. — К счастью, делать всё, что в наших силах — это просто потрясающе. Я верю в тебя. — Ты не можешь быть таким наивным, — говорит Эджи. — Требуется много усилий, чтобы поверить в людей! — говорит Папайрус. — Всё в порядке, Нервный Я. Я знаю, что не все готовы принять этот вызов. Эджи пристально смотрит на него. Ответная улыбка двойника несколько воинственна. Папайрусу, возможно, не пришлось так сильно бороться за выживание, но если ему удалось сохранить свой оптимизм, учитывая сбросы, это действительно своего рода сила. Эджи завидует ему в этом. Эджи ему во многом завидует. Тем не менее, острозубый скелет чувствует себя обязанным сказать: — Ты манипулятивное маленькое дерьмо. — Мы одного роста, — говорит Папс, но демонстративно не спорит с остальным. — Если только ты не носишь эти ботинки. Тогда ты высокий, как сексуальный робот. — Хм, — Эджи может это принять. — Он довольно сексуальный робот, не так ли? Он определенно знает, как обращаться с бензопилой. — Важный навык в любом романе! — Папайрус соглашается. Второй хлопает его по плечу, как будто хочет покончить с ним, получая удовлетворение от того, что Папайрус вздрогнул. — Наконец-то, кто-то в здравом уме. А теперь давайте зайдем внутрь, пока кто-нибудь из них не попытался выбрать фильм. Папайрус вздрагивает. — Да. Давай.

***

Когда вечер подходит к концу и Санс и Папайрус собираются уходить, меньшему скелету почти удаётся скрыться, прежде чем Рэд решает быть мудаком. — Что, — говорит Рэд, злобно ухмыляясь. — Никаких объятий? Эджи узнаёт выражение лица Санса. Это то, которое делает его старший брат, когда решает, стоит ли решать проблему с помощью убийства. Затем Санс бросает взгляд на брата, который ободряюще улыбается, и Эджи, который поднимает бровь. Как будто он думает, что Рэд собирается ударить его ножом в спину, Санс входит в распростертые объятия двойника и крепко обнимает его. Рэд прижимается носом к его щеке и бормочет что-то слишком тихое, чтобы расслышать. Что бы это ни было, зрачки в глазах Санса сузился до крошечных точек, а его лицо залилось краской. Он вырывается из объятий и говорит слишком быстро: — Хорошо, рад был тебя видеть, мы уходим, пока. — Что? — спрашивает Папайрус, хмурясь. — Но я не… Санс хватает его за руку, а потом они оба уходят. Рэд хихикает. — Чёрт возьми, его легко выбить из колеи. Эджи падает на диван. На кухне беспорядок, с которым нужно разобраться, но это может подождать. Приятно видеть, как его брат смеётся. — Что ты ему сказал? — Тцк. Просто сказал ему, что в следующий раз я хочу оседлать его член, — говорит Рэд. — Могло быть гораздо хуже. — Как это милосердно с твоей стороны, — говорит Эджи. Учитывая, что Рэд может говорить настолько грязно, что высокий скелет краснеет, его реплика не имеет сарказма. — Так и есть, — говорит собеседник. — Всё дело в милосердии. Так что выкладывай всю подноготную. Что-нибудь с ним получилось? Эджи качает головой. У них достаточно времени, чтобы пересказать то, что Санс рассказал ему позже, особенно то, что Эджи начинает подозревать о состоянии его души. А сегодня… — Иди сюда. Рэд немедленно встаёт по стойке «смирно». Он подходит и встает между раздвинутыми ногами высокого скелета, его язык тела сутулый и ленивый, руки в карманах. Его ухмылка — вызов. — Что? Он тебя так завёл? Счастлив быть мишенью для вашего сексуального разочарования, босс? — Мне не нужен предлог, чтобы хотеть тебя, — говорит Эджи. Это на грани между тем, какие чувства Рэд будет терпеть, и тем, что заставит его наброситься. Он знает это ещё до того, как меньший напрягается. Скелет с золотым зубом бросает на него испытующий взгляд, полный гнева и отчаянного желания. Несмотря на все его речи о том, что Санс борется с тем, что ему нужно, он не лучше. Он всегда старается сохранить Эджи сильным, чтобы убедиться, что тот выживет. Доброта — это слабость, даже между ними, даже если Рэд этого хочет. Особенно, если Рэд этого хочет. Эджи встречается с ним взглядом и не моргает. — Раздевайся. Рэд — тот, кто первым отводит взгляд, его челюсти сжаты. Он снимает с себя одежду, пиная её в беспорядочную кучу. Второй, вероятно, должен был бы заставить его остановиться и сложить всё, но Рэд всё ещё готов бороться, если надавить слишком сильно. Хорошо. Эджи знает, как с этим справиться. Зацепив двумя пальцами Рэда за ошейник, заставим тем самым партнёра задыхаться от ненужного воздуха, Эджи притягивает его ближе. Когда он протягивает руку под чужие ребра и сжимает пальцы вокруг души, той хрупкой штуки, из которой состоит весь его брат, Рэд брызжет слюной. — О, нет, ну серьёзно- Младший вытаскивает душу из груди брата, баюкая её в своей руке, и Рэд наклоняется за ней, как будто хочет вернуть своё. Эджи использует ошейник, чтобы слегка отдёрнуть того. Когда высокий скелет выводит душу на свет, её тусклое сияние отражается в темноте красных глаз, как второй огонек. Он может чувствовать Рэда, постоянный фоновый шум его беспокойства, его медленно разгорающегося гнева, его мучительной вины. Бывало и лучше. Бывало и хуже. Грубое обращение и более частый секс сохранили его душу нетронутой и (судя по тому, как Рэд стонет, когда партнёр небрежно поглаживает поверхность большим пальцем) чувствительной к прикосновению. Рэд не закрыл себя. Хорошо. Эджи отпускает ошейник. Старший остаётся там, где его отпустили, его глаза перебегают с души на лицо партнёра. Он ожидает указаний, Эджи осознает это с ярким всплеском самодовольного одобрения, которое переходит от его руки к чужой душе. Рэд вздрагивает, его глаза полуприкрыты и затуманены. Серебряная жидкость начинает сочиться с сухой поверхности души, заставляя пальцы Эджи скользить легче. — Такой мокрый, так быстро, — говорит Эджи. Грязные разговоры — это больше талант его брата, чем его собственный, но то, как Рэд стонет и щурится, закрыв глаза, а лицо горит, более чем стоит небольшой неловкости. Первая струйка жидкости просачивается между пальцами Эджи; тот наклоняется вперёд, так, что она капает на пол, как мягкий дождь, а не на обивку. Их лица достаточно близко, чтобы соприкоснуться. Рэду негде было бы от него спрятаться. — Прошло много времени, не так ли. Неужели я пренебрегал тобой, брат? — Пошёл ты, — вздыхает он. Они оба знают, что у него смешанные чувства по поводу того, как быстро и жестоко это делает его беспомощным. Они оба знают, что Эджи это нравится. — В конце концов, — говорит Эджи. Он перемещает свою хватку на душу, держа её в ладони так, чтобы он мог потирать её обоими большими пальцами сразу. Рэд дёргается, будто Эджи укусил его. Его колени подгибаются, и он падает на пол довольно сильно, высокий скелет автоматически остановил его в падении, хотя он не перестает стимулировать чужую душу. — Как только я заставлю тебя кончить вот так. Что не займёт много времени, судя по тому, как Рэд дрожит, и напряжению, сковывающему его тело, нет предела. Эджи знает своего брата душой и телом. Когда тот пытается удержаться на коленях партнёра, Эджи говорит: — Я говорил тебе прикасаться ко мне? Возможно, это жестоко, но голова Рэда опускается вперёд, расслабляясь под контролем младшего скелета. Хрипло Рэд говорит: — Прошу прощения. К чёрту его извинения. Он никогда не даёт их за то, что должен. Вливание магии в душу Рэда обычно происходит медленно. Высокий скелет сейчас не беспокоится. Он начинает передавать в партнёра исцеляющую и ту же защитную магию, которая находится на его ошейник. Владение. Защита. Преданность. Он питает магию, пока она не переполнится. Рэд почти уходит под воду, вниз, в то место с более мягкими краями, куда он попадает, когда Эджи причиняет ему боль или использует его, пока он не становится слишком измученным от усталости, чтобы сопротивляться. Эджу даже не пришлось прикасаться к нему и пальцем. Уже наполовину опьяненный магией, Рэд умудряется не полностью сгибаться и не хвататься за брата, хотя связь сообщает о том, как сильно он жаждет иметь что-то, за что можно уцепиться. — Прикоснитесь ко мне, — просит Рэд, слова густые и нечёткие. — Прошу, босс, я не могу… я не могу кончить вот так, я… — Это не стоп-слово, — говорит высокий скелет. Рэд закрывает рот. Его кулаки сжимаются и разжимаются. В его тазу собралась бесформенная магия, пока его тело пытается справиться с безудержным удовольствием. Он ничего не говорит. Он принимает всё. Член Эджи пульсирует в такт его пульсу. С таким же пылом он хочет, чтобы рот партнёра был на его органе, и он хочет просто посмотреть, как сильно он сможет это растянуть, как красиво он сможет заставить Рэда умолять. Сколько бы раз он ни взаимодействовал с чужой душой, у него всегда была хотя бы одна свободная рука на партнёре удерживающая его на месте или ласкающая гениталии. Наблюдать, как Рэд разваливается на части, не будучи тронутым, — это ново и интересно. Скелет с золотым зубом выглядит агонизирующим, его душа так быстро колотится в руках брата. Если жизнь в этом более мягком мире означает, что он никогда бы не увидел такого Рэда, Эджи не хочет в этом участвовать. Высокий скелет подносит душу ко рту и проводит по ней языком. Затем он берёт её в рот. Его рот нааполняется смесью вкусов: соль, озон и магия его брата. Рэд вскрикивает, звуки с его стороны нарастают с каждым мягким облизыванием. Эджи безжалостно нежен с ним. Вскоре меньший скелет кончает будучи совсем нетронутым, со слезами на лице, интенсивность этого через связь почти доводит партнёра до оргазма вместе с ним. Он глотает разлившееся высвобождение Рэда, выпивая всё до последней капли, только тонкая струйка проскальзывает мимо его зубов и стекает по подбородку. Он хочет взять дрожащее тело старшего в свои объятия. Ему хочется вытереть слезы с его лица. Но все, что он делает, так это вынимает душу изо рта (Рэд скулит, как пнутая собака при чрезмерной стимуляции) и говорит: — Сделай себя полезным. С приятной скоростью Рэд расстёгивает брюки брата и вытаскивает чужой член. Его рот горит, пальцы дрожат. Эджи каким-то образом удаётся не потерять контроль при первом отчаянном сосании, хотя его бёдра напрягаются от того, как сильно он хочет просто небрежно войти в этот рот. Вместо этого он крепко сжимает позвоночник партнёра и позволяет умному языку Рэда делать свою работу. Когда он уже почти кончил, Эджи использует свою хватку на шее Рэда, чтобы оттащить его голову назад. Судя по всхлипываниям меньшего, он знает, что сейчас произойдет. Его рот полуоткрыт, а глаза горят, когда Эджи дрочит. Высокий скелет глухо хрюкает и выстреливает жидкостью прямо на поднятое лицо партнёра, Рэд сжимает колени Эджи достаточно сильно, чтобы было больно, и вздрагивает, как будто это может снова вывести его из себя. — Мой, — говорит Эджи с нежной угрозой. Рэд неуверенно кивает. Долгое мгновение Эджи думает, что это лучшее, что он от него получит. Затем скелет с золотым зубом наклоняется вперёд, кладет лоб на колено младшего брата и в процессе пачкает его спермой. Почти слишком тихо, чтобы расслышать, он говорит: — Да. Ваш. Услышав это, какая-то дикая часть Эджи успокаивается. Он снова натягивает на себя штаны, затем поднимает голову партнёра, берёт его за подбородок, наклоняя его лицо то в одну, то в другую сторону. Рэд прихорашивается под вниманием, всё ещё наполовину под афектом оргазма, и Эджи может только надеяться, что тот не замечает огромного прилива любви, который он испытывает. Рэд не сопротивляется, так что вроде всё обходится. Медленно, вдох за вдохом, Рэд берёт себя в руки. Эджи позволяет ему не торопиться. Он почти не возражает против того, чтобы тот прислонился к нему, на этот раз тихий и спокойный, доверяя Эджи присматривать за ним. Когда Рэд начинает переносить свой вес, как будто начинает осознавать, как сильно он ударился об пол, высокий скелет наконец неохотно заговорил. — Вставай. Я не собираюсь сидеть здесь весь день. Рэд встряхивается всем телом, как собака, стряхивающая лишнюю воду, и забирается обратно на диван, чтобы плюхнуться там. Если ему неприятно сидеть там с остывшей спермой на лице и с душой за пределами грудной клетки, он не подаёт никаких признаков. Эджи может принять его за спящего. Высокий скелет бросает ещё один, несколько менее рассеянный взгляд на душу Рэда. Она всё ещё яркая после оргазма хозяина, что позволяет легко увидеть, что нет новых трещин или возможных точек будущих переломов. Хорошо. Не открывая глаз, Рэд говорит: — Никуда я не уйду, ты, грёбаный псих. Расслабься. — Я знаю, что это не так, — говорит Эджи. — Я уже говорил тебе. Если ты попытаешься уйти от меня, я переломаю тебе ноги. — Да, да, — говорит Рэд. Нежность излучается из его души, даже если второй не слышит её в его пренебрежительном тоне. — Я знаю. — Хорошо, — говорит Эджи. — Тебе же лучше. Рэд начинает слегка дрожать, его влажная душа холодеет на открытом воздухе. Не желая отдавать её обратно, Эджи прижимает её ближе к своей груди, чтобы согреть, и беспокойное трепетание ослабевает, успокоенное близостью знакомой души Эджи. Высокий скелет говорит: — Здесь они не трогают души. Это будит второго. Он — сорока для блестящих кусочков новой информации. Тот действительно садится. — Ни хрена себе. Я подумал, что они будут это делать почти всегда из-за этой милой херни, делящейся о чувствах. Кто тебе это сказал, Санс? Санс — это тень, которая пересекает разум Рэда, все впечатления и эмоции. У него гладкие кости, холодные руки, усталая улыбка. Он — злобное удовлетворение скелета с золотым зубом благодаря с трудом добытых звукам от нено, которые он вырывает изо рта Санса. Он — воплощение очарования Рэда сломанными вещами. Он грубая привязанность Рэда, и не только как блестящий приз, который нужно принести для одобрения брата, или как развлекательный секс. Это даже не часть того, что Рэд чувствует к Эджи. Ничего серьезного. Но, учитывая, что самое доброе, что Рэд чувствует по отношению к большинству людей, — это удивительная терпимость, это приятный сюрприз. Глаза сузились, Рэд требует: — Что это за взгляд? — Никакой, — говорит высокий скелет. Он помещает чужую душу под его ребра, в последний раз поглаживая её большим пальцем, чтобы хозяин дёрнулся и выругался. — Да, это он мне сказал. — Не надежный источник, — говорит Рэд. — Он не совсем из тех, кто позволяет людям лезть в его голову. — Теперь я знаю разницу между тем, что ты прикидываешься дурачком, и тем, что ты по-настоящему не в курсе, — говорит Эджи. — Он понятия не имел, о чём я говорю. Он даже не прикасался к собственной душе. — Хм, — Рэд обдумывает это. Затем медленная, похотливая ухмылка озаряет его лицо. — Никто его не связывал, никто не трахал его, пока он не заплачет, никто не трогал его душу… Ты испортишь ему жизнь, когда доберёшься до него. Мне становится жарко от одной мысли об этом. Скелет с золотым зубом говорит это как неизбежность. Вопреки себе, Эджи успокаивается. Не то чтобы он сомневался в собственных заслугах, конечно, но приятно знать, что Рэд так в него верит. Он бросает на него удивлённый взгляд. — Почувствуй же и сейчас. В тазу меньшего скелета всё ещё есть слабое свечение магии. Двигаясь медленно, давая партнёру время возразить, Рэд садится верхом на чужие колени. Старший ухмыляется ему. — Ага. Я не из ревнивых, понимаешь? Эджи кладёт руки на его бёдра, не давая ему упасть с колен. Он впивается большими пальцами в верхнюю часть подвздошных гребней, и Рэд практически мурлычет. — Если бы он был кем-то другим, ты бы убил его, как только я отвернулся. — Если бы он был кем-то другим, ты бы его не хотел, — говорит Рэд, и это достаточно верно. Эджи всегда смотрел только на своего брата, не считая его эстетической оценки Меттатона. Рэд, а теперь и Санс. — А мы должны получать то, что хотим. — И чего же ты хочешь? — спрашивает Эджи, как будто не чувствует жара костей Рэда и едва заметного движения его бедёр. — Мир во всем мире. Пони. Твой член, — Эджи смеётся, и Рэд, прищурившись, смотрит на него. — Что? Теперь ты смеешься над моими шутками? — Ничего такого, — отвечает высокий скелет. Он сильно сжимает бёдра партнёра, достаточно, чтобы оставить синяки, и второй прижимается к нему ближе. — Жадный. Я не должен потакать тебе. — Ты же сказал, что трахнешь меня после того, как закончишь возиться с моей душой, — говорит Рэд. — И вот я здесь, вопиюще отсталый. Эджи любит его так сильно, что у него болит душа. — Ну, — говорит высокий скелет, протягивая руку между ними, чтобы расстегнуть штаны. — Никогда не говори, что я не человек слова.