ain't this the life

С Рэдом что-то не так. Во всяком случае, больше, чем обычно. Эджи вошёл в дверь, Рэд оказался у него на руках, с голодным ртом и ищущими руками. Высокий скелет трахал его у входной двери, ноги меньшего сомкнулись вокруг него, пальцы впились в чужие плечи, старший сладко стонал в слуховое отверстие младшему, в то время как тот прижимался к нему. Это было хорошо, но Эджи чувствовал в этом привкус отчаяния. Когда дело было сделано, Рэд ушёл в душ с беззаботной улыбкой, которая не обманула бы высокого скелета, даже если бы у него было сотрясение мозга. Теперь, когда скелет с золотым зубом растянулся на диване рядом с ним, став неподвижной мишенью впервые с тех пор, как Эджи вернулся домой, младший говорит: — Значит, Санс не передумал. Рэд замирает. Затем он спрашивает: — Какое это имеет отношение к чему-либо? — что является настолько вопиюще глупым вопросом, что младший может только бросить на него безразличный взгляд. Скелет с золотым зубом не трепещет от этого, но выражение его лица мерцает, как неисправный телевизор. — Нет. Думаю, твой маленький план отошел на второй план, пока Санс не разберётся со своим дерьмом. Это должно произойти в любой день между сегодняшним днём и тем, когда ад замерзнёт. — Мой маленький план, — вторит Эджи. Челюсть Рэда сжимается. — Ну, да. Ты здесь босс. В первую ночь, когда Санс решил, что с ними покончено, Рэд был в порядке. Он сказал это своему брату как ни в чем не бывало, небрежно, как при обсуждении погоды, что его партнёр будет иметь дело с съехавшим с катушек ним, и что этот день должен был настать совсем скоро, нужно только дать ему несколько дней, чтобы приползти обратно. Никаких посещений во время перерыва Санса, никаких подколов. Они просто переждут, потому что возвращение этого шутника было неизбежным. Если бы скелет с золотым зубом был не совсем уверен, Эджи был бы единственным, кто заметил это в морщинках вокруг его глаз и напряжённой улыбке. На вторую ночь Рэд стал более уверенным, если уж на то пошло. Обед прошел хорошо, сказал он. Санс выглядел дёрганым и несчастным и, казалось, был разочарован тем, что острозубый не прикоснулся к нему. Всё было абсолютно нормально. Рэд был ненасытен в ту ночь, когда сосал член Эджи, как будто пытался доказать свою точку зрения, кусал второго в челюсть, впивался пальцами в руки достаточно сильно, чтобы оставить следы. А теперь ещё и это. Эджи берет Рэда за подбородок, заставляя того посмотреть на него. — Что изменилось? — Ничего, — угрюмо отвечает меньший скелет. — А что случилось с «он приползёт обратно»? — Ничего, чёрт возьми. Он это сделает, — когда Эджи продолжает пристально смотреть на него, Рэд раздражённо рычит и выдергивает голову. — Я грёбаный судья, а не экстрасенс. Я не знаю, сколько времени это займет. Очевидно, тот думал, что он уже вернётся. Санс не сдаётся. Рэд, возможно, вспоминает, что он упрямо настаивал на том, чтобы Эджи был недобр к нему в течение многих лет. Папайрус, по-видимому, в течение четырех месяцев пытался спорить, винить, манипулировать и уговаривать Санса бросить одну или две из своих пяти работ. Старший просто улыбнулся, кивнул, бросил две работы и сразу же взял ещё две, чтобы заменить их. Как и Рэду, Сансу требуется много сил, чтобы упереться в свой предел, но когда он это делает, его двигает сам ад. — А если он не вернётся? — спрашивает Эджи. Если Рэд думает, что это изменит отношения между ним и Эджи, ему нужно избавить его от этой идеи прямо сейчас, чёрт возьми. Смысл в том, чтобы надеть на Санса ошейник. Трахаться с ним — это просто приятный бонус. Старший небрежно пожимает плечами, но его тон почти злобный. — Тогда трахни его. Тебе не нужно, чтобы я его смягчал. Ты можешь залезть к нему в штаны и без меня. Прежде чем высокий скелет успевает ответить, сотовый телефон Рэда внезапно начинает трезвонить со своего места в кармане его куртки. Насколько Эджи может судить, скелет с золотым зубом выбрал свой рингтон, как самый раздражающий звук в мире. Это отдаётся эхом в черепе младшего из братьев. Рэд без особого интереса смотрит на свой карман. Все цивилизованные люди поднимают трубку в течение двух гудков, но Рэда, по-видимому, вырастили волки с помойки. К третьему гудку терпение Эджи иссякает. Он огрызается: — Ты собираешься, блять, взять его или нет? Меньший скелет поднимает брови. — Чёрт, босс, ладно, если ты собираешься вести себя странно из-за этого, — без всякой срочности Рэд роется в кармане куртки. Этот процесс занимает еще два гудка, потому что скелет намеренно давит на последний грёбаный нерв своего брата. Он заплатит за это, на что, вероятно, и рассчитывает Рэд. Скелет с золотым зубом переключает коробку передач в ту же секунду, как берёт трубку. У его брата маски поверх масок, он надевает и сбрасывает их с жуткой скоростью. Монстр, которым он является, когда они вдвоем, Рэд так близок к тому, кто мог бы открыться и довериться, но сейчас эта личность ушла, её заменила личность идеального собутыльника, все вульгарные шутки и грубое сочувствие, время от времени пачка денег пропадала под столом. Он даже улыбается в соответствии, и разница вызывает беспокойство. — Привет, куколка. Давненько не виделись. Просто соскучился по моим шуткам или как? Это что, бизнес?, он имеет в виду. Расскажи мне что-нибудь интересное, и я сделаю так, чтобы это стоило твоего времени. Минутку скелет с золотым зубом уделяет тому, кто звонит, чтобы поговорить. Рэд садится, внезапно становясь гораздо более бдительным. Эджи автоматически напрягается в ответ. Голос старшего брата остаётся всё также лениво-протяжным. — Да? Это забавно. Нет, я остался дома на ночь. Жёнушка, ты же знаешь, как это бывает. Эджи прищуривается, глядя на него. Рэд подмигивает. Если старший ему поднасрал, то, по крайней мере, никто не умер, но Рэд напряжён, когда беззаботно продолжает: — Ты сегодня вечером у Скиппи, как обычно? Возможно, я захочу прийти и проверить это, — пауза. — Эй, я твой приятель. Я найду тебе выпивку, как тебе это? Может быть, немного больше, чтобы ты мог купить своей девушке что-нибудь красивое. Никуда не уходи. Скелет с золотым зубом вешает трубку, захлопывая телефон. Он улыбается, как будто какой-то дурак только что повернулся к нему спиной в драке, думая, что он безобиден. — Угадай, кто трахается с левым чуваком в туалете? Никто не прикоснулся бы к Рэду в Сноудине. Младший видел, как монстры отступали от его брата в людных местах, опасаясь даже столкнуться с ним. Никто не прикасается к монстру в ошейнике, если только он не пытается затеять драку. Но. Санс не носит ошейника. Санс не брал еду из его рук. Эджи не имеет на него никаких прав, также он не имеет права возражать. Он не может придерживаться правил, с которыми второй никогда не соглашался в первую очередь. Санс трахается с ещё одним монстром у Скиппи. В совершенно неправильной части города, где было несколько протестов против монстров. Почти в 2 часа ночи. В туалете — самое отвратительное из возможных мест. Эджи вздыхает. — Ну разумеется. Какого хрена он там это делает? — А что, по-твоему, он должен делать, быть в круизе у Гриллби? — спрашивает скелет с золотым зубом, как будто указывает на что-то преступно очевидное. — Он не захочет, чтобы об этом донесли его брату. — Чёрт возьми, есть и другие бары для монстров, — говорит высокий скелет. Его брат пожимает плечами. — Он трахается с кем-то другим самым глупым из возможных способов. Почему у тебя такой самодовольный вид? — Не пойми меня неправильно, — говорит Ред. — Мне это не нравится. Я хочу переломать все кости в руках этого ублюдка. Но Санс странно себя ведёт, позволяя мне его удовлетворять. По-видимому, для него это как табу. Я не думаю, что он позволит парню прикоснуться к себе. — О, ну что ж, это делает всё лучше, — кисло говорит Эджи. — Пока он всего лишь сексуально удовлетворяет какого-то эгоистичного ублюдка, который не заботится о нём, это нормально. — Давай, босс. Ты не был бы счастливее, если бы чувак отплатил тебе тем же, — Рэд встаёт, потягивается и натягивает ботинки, не потрудившись их завязать. Высокий скелет многозначительно прочищает горло, а скелет с золотым зубом закатывает глаза и завязывает шнурки, как разумный взрослый. — Когда он выйдет из бара в сексуальном неудовлетворении, я буду рядом, чтобы напомнить ему, что он мог бы иметь. Прошло уже три дня. Не то чтобы Санс забыл. Тем не менее, глядя на Рэда, на его дерзкую ухмылку, как будто у него никогда в жизни не было ни минуты сомнений, Эджи трудно представить, как Санс мог сказать ему «нет». — Принеси, — говорит Эджи. Ухмылка Рэда дикая. — Гав. А потом он исчезает. Пройдёт несколько минут, прежде чем тот вернётся. Высокий скелет не собирается просто сидеть на диване и волноваться. Он чрезвычайно продуктивный монстр с ответственностью. С этими мыслями он идёт к кухонному столу и достаёт стопку документов, которые принёс домой. Это лишь малая часть невыполненной работы, которую необходимо завершить, но он не может перетащить весь картотечный шкаф домой. Под этим он подразумевает, что мог бы, шкаф не такой уж тяжёлый, но Андайн строго-настрого приказала ему не быть ботаником. Указав на то, что он никогда в жизни не был ботаником, он — закаленная машина для убийства, а его ударили по руке и заявили, что попытка применить к капитану логику — это именно то, почему он ботаник. Потом Андайн ударила его картотечным шкафом, и он подбил ей здоровый глаз. Это был бы хороший бой, если бы не вмешался король. Острозубый скелет устраивается на диване со своими документами и начинает переводить неофициальные катастрофы, которые были ежедневным отчетом Королевской гвардии, в настоящие официальные формы. Это медленная, утомительная работа. Небрежность и неподчинение заслужили бы дисциплинарное взыскание любого из них во вселенной Эджи. Санс, в частности, оказался бы в своём собственном зале суда с Эджи, назначающим наказание, единственным, у кого было достаточно контроля, чтобы ранить монстра с низким уровнем HP, не убивая его. У Санса не хватает чёртова здравого смысла не поддразнивать королей, даже тех, кто позволяет своим подданным называть его «милым» в лицо. Быть судьёй даст ему только большую свободу действий. Рэд — доказательство этого. Проходит несколько минут, достаточно долгих, чтобы высокий скелет почти забылся в своей работе. Почти. Затем, со слабым потрескивающим гудением, Рэд возвращается. С ним Санс. Санс выглядит как ад, что неудивительно. Санс выглядел как ад с той секунды, как они встретились, с некоторыми вариациями в том, на какой слой ада он похож в одно конкретное время. В своих лучших проявлениях Сансу удаётся выглядеть просто чистилищем. Чистилище — это лучшее, что получает Эджи от Рэда, независимо от того, насколько хорошо отдохнувшим или сытым младший держит его. У них такое лицо, которое позволяет выглядеть слегка потрёпанным. Состояние Санса сегодня вечером не самое худшее, что он когда-либо видел. Он не так сильно кашляет, чтобы сломать себе ребра. Но и этого достаточно. Он выглядит измождённым и худым. У него тусклые глаза. Высокий скелет мог бы поспорить, что Санс спал не более пяти часов за две ночи, что хорошо для Папайруса, но для Санса — это коллапс. Он был один не на той стороне города и выглядел вот так. Если бы Санс активно пытался запустить худшие защитные инстинкты Эджи, он не смог бы сделать лучшую работу. Высокий скелет не перекидывает Санса через плечо и не тащит его в их кровать, где он, чёрт возьми, будет спать, даже если первому придётся надеть на него наручники, но это близко к тому, что он хочет принять это решение. Там, откуда они пришли, оставить такого монстра, как Санс, без присмотра было бы равносильно тому, чтобы кто-то другой воспользовался преимуществом. Самым лучшим исходом было бы для кого-то просто убить его, но есть и другие вещи. Вещи и похуже. Оставив его без опознавательных знаков, неопрятным… Эджи сделал бы это не больше, чем повернулся бы спиной к Рэду, пока истекал кровью. Это худший вид халатности. Здесь всё по-другому. Санс не находится под постоянной угрозой быть обиженным другими. Он совершенно счастлив сделать это с самим собой. За спиной гостя Рэд быстро качает головой, молчаливое предупреждение. Двойник его брата примет больше обработки от Рэда, чем от него самого. Если Эджи надавит слишком сильно, Санс отстранится, а старший только что уговорил того вернуться, пообещав более «незамысловатый» секс. Эджи понимает. Это не облегчает сглатывание. Может быть, Санс видит это по его выражению лица, потому что он вдруг выглядит так, словно хочет быть где угодно ещё. С другой стороны, Санс обычно изо всех сил старается сохранять хладнокровие и беззаботность в присутствии Эджи. — Эм. Хэй. С каких это пор охрана занимается бумажной работой? Глубокое, сильное раздражение, которое Эджи испытывает по поводу продолжающейся бумажной волокиты, почти сводит его с ума. Почти. — Странно, это именно то, что сказала Андайн. Вот почему у нас трёхлетнее отставание. Сансы не ценят протоколы. Гость смотрит на него ошеломленно, как будто высокий скелет пытается рассортировать песчинки по размеру и цвету. Эджи продолжает: — Какой-то придурок продолжал отправлять ежедневные отчеты с пятнами кетчупа на них. Выражение настолько простодушное, насколько это может быть, учитывая, как мало его лицо поддаётся невинности, Санс говорит: — Какой придурок. Затем Рэд опирается на спину партнёра, как Коготь Смерти, прыгающий с книжной полки на плечо Эджи, избалованное существо, ищущее внимания. Санс пошатывается и с болью смотрит в потолок. Наконец-то кто-то осознаёт, с чем Эджи приходится сталкиваться ежедневно. — Нашёл его блуждающим, — говорит Рэд брату. Его глаза сверкают. Теперь, когда третий скелет снова в их руках, он выглядит более уверенным. — Он последовал за мной домой. Могу я оставить его у себя? Каждый раз, когда Рэд говорит что-то подобное, каждый раз, когда Эджи флиртует, глаза Санса немного расширяются, выдавая его. Это почти видно невооружённым глазом, пока скелет не решает игнорировать это, его отрицание настолько основательно, что их увертюры, кажется, застают его врасплох и каждый раз пугают. Санс напрягается, его взгляд устремляется к двери, потому что для него закрыты соло короткие пути с Рэдом, приклеенным к спине. — Если ты пообещаешь накормить его, — говорит Эджи, давая брату установку на неизбежную шутку про член. Скелет с золотым зубом благодарно улыбается и утыкается носом в Санса. — Я покормлю его прямо сейчас. Санс моргает, ход его мыслей сходит с рельсов, и из загнанного в угол становится раздражённым. Он видит, что шутка идёт так же легко, как и Эджи. Он толкает локтем партнёра, который ухмыляется, как чеширский кот. Младший скелет позволяет проскользить нотке грубости. — Ну знаешь, — продолжает тот, как будто Санс ничего не сделал. — Моим членом. — Тонко, как всегда, брат, — слово «брат» заставляет Санса дернуться. Эджи сжалился и отвёл глаза от гостя, изучая документы, но не видя их. Краем глаза он видит, как Санс немного расслабляется. — Я его не использую. Ты можешь одолжить его. Рэд тащит партнёра в спальню, мурлыча: — Да, Санс, одолжи меня. Одолжи меня хорошенько. Двойник издаёт насмешливый звук, словесный эквивалент повязки на глаза. Удивительно, что эти двое вообще перестают разговаривать достаточно долго, чтобы Рэд успевал снимать с Санса штаны. Эджи слишком хорошо может представить, как они вдвоём болтают всякую чушь всё время, пока занимаются сексом, не в силах позволить кому-то другому сказать последнее слово. Изнурительно. Ему не терпится увидеть это самому. Дверь за ними закрывается. Одна тонкая дверь. У высокого скелета отличный слух. После многих лет выживания на его рефлексах трудно блокировать этот навык. В этом человеческом мире, таком безумно громком всё время, он может подавлять его до тех пор, пока всё не станет казаться угрозой. Он не классифицирует это как слабость, так как обычно всё представляет угрозу, но он ненавидит жалостливый взгляд этой Андайн, когда она замечает, что это происходит. Его Андайн поймёт. Его брат, конечно, тоже поймёт. Поэтому, когда Рэд и Санс начинают прикасаться друг к другу за закрытой дверью, он знает. Он слышит, как Санс шепчет, хотя и не слова, а его брат забавляется: — Почему ты шепчешь? Он уже знает, что мы трахаемся. Тактично, как всегда. Самым разумным было бы включить телевизор, чтобы заглушить шум. К сожалению, наложение одного источника звука поверх другого только увеличивает вероятность его не отключения. Тот факт, что один из этих звуков — его брат, означает, что он будет бессознательно зацикливаться на нём все сильнее, пытаясь выделить его, чтобы убедиться, что тот в безопасности. Звуки, которые старший скелет издаёт в постели, похожи на те, которые он издаёт, когда ему больно, и это нормально, если Эджи доставляет ему удовольствие (или причиняет боль), но менее нормально, когда между ними закрыта дверь. Этим высокий скелет оправдывает подслушивание, потому что он хочет это услышать. Он никогда не утверждал, что обладает особой моралью. За дверью тихо. Скрип пружин, когда они опускаются на древний, сильно потрепанный матрас его брата. Это неприемлемое место для любого вида секса, но стандарты Санса явно не очень высоки. Голос Рэда — это шёпот за дверью. Никаких различимых слов, но Эджи знает этот низкий, грязный тон. Санс смеётся, неожиданный звук, который внезапно обрывается. Тихий, отчаянный шум, который следует за этим, не похож на шум от Рэда. Документы забыты на коленях Эджи. Пытаться сосредоточиться на этом было глупой затеей. Он кладёт всё на диван, стараясь не шуршать бумагами, как будто Рэд или Санс в любой момент могут это заметить. Это странное, пьянящее чувство — знать, что они так близко от него, разделённые только коридором и дверью. Они оба здесь, на его территории, доверяя ему стоять на страже, пока они уязвимы. Санс должен знать, что высокий скелет может слышать что-то из этого, хотя, вероятно, не так много, но всё же… Из-за двери, внезапно и отчетливо после того, как Рэд старательно понизил голос, Санс говорит: — Трахни меня. Брови высокого скелета приподнимаются. Он задаётся вопросом, что такого сделал его брат, чтобы так быстро вложить эту грубую нотку в голос партнёра. Глубже устраиваясь на диване, он откидывает голову назад и закрывает глаза. Он так близко знает тело Рэда, но его мысленный образ обнажённого тела Санса не такой четкий, как мог бы быть. Он представляет кости Санса такими, какими их описал ему брат. Мысленно он не представляет себе Санса в футболках, которые тот отказывается снимать. Он видит Санса совершенно голым, его душа яркая, как звезда. Было бы легко позволить его магии сформироваться, если бы он захотел, но вместо этого он позволяет ей гореть и накапливаться. Скелет с золотым зубом снова заговорил. Похоже, его это забавляет. Второй скелет определённо звучит не так. Пружины матраса поскрипывают, когда они меняют положение. Затем Санс издаёт отрывистый, уязвимый звук. Рэд шикает на него, это звучит убедительней, чем могли бы быть тихие слова, и Санс рычит на него в ответ. Как Рэд с ним трахается? Было бы разумно, если бы Санс смог прижаться к матрасу и на мгновение представить себе это: изгиб позвоночника Санса, его приподнятые бедра и обнажённый таз, Рэд, открывающий его своим членом. Но нет, он сомневается, что скелет с золотым зубом был бы так добр к нему. Это выступление на благо младшего брата, подарок. Матрас начинает ритмично поскрипывать, переходя в бешеный темп. Рэд не проявляет нежности. Ни один из них не говорит; Санс так спокоен, как сказал его брат, ни одного из глубоких, беспомощных звуков, которые издаёт Рэд, когда Эджи берёт его быстро и грубо. Может быть, если бы высокий скелет подошёл к двери, он услышал бы мягкий, влажный звук того, как Санс берёт чужой член. Но он не двигается. Эджи выдыхает, долго и медленно. Его рука опускается к тазу, где он позволяет своей магии сформироваться до того, как давление начинает причинять боль. Он трёт линию своего члена через штаны, прислушиваясь к звукам, проникающим через дверь. Он слышит, как Рэд тихонько кряхтит от напряжения, хотя тот на удивление старается говорить потише. Ритм пружин кровати неуловимо меняется, становясь, как ни странно, менее неистовым, но более целеустремленным. Тогда Санс действительно издаёт приглушенный звук, как будто что-то зажимает ему рот, и потребность в этом звуке заставляет высокого скелета сдаться. Он расстёгивает брюки и берёт орган в руки. Скелет с золотым зубом что-то бормочет, его голос хриплый от возбуждения и хорошо выигранной борьбы. Пружины кровати продолжают скулить. Голос Санса резко обрывается в тишине. Затем Рэд издаёт хриплый стон, глубоко удовлетворенный. Голова Эджи откидывается назад, когда тот кончает, проливаясь в собственную руку, как будто удовольствие брата принадлежит ему самому. Пружины кровати замедляются, затем останавливаются. Тишина. Глубокая, глубокая тишина, достаточно долгая, чтобы высокий скелет задумался, стоит ли ему беспокоиться по этому поводу. Когда Рэд молчит, это редко бывает хорошим знаком. Он встаёт, морщась от беспорядка в руке, и направляется на кухню, чтобы смыть его. Тот факт, что кухня отделена от спальни Рэда одной тонкой стеной, является бонусом. Когда он моет руки, его адреналин растёт с каждой секундой зловещей тишины, он слышит, как старший брат говорит тихо и со странной мягкостью. Если Рэд притворяется, что ему наплевать на Санса, то он делает это чертовски плохо. Партнёр отвечает, звуча немного сонно, и Эджи расслабляется. Затем раздаётся взрыв смеха, такой беспомощный смех, который Рэд (и Санс, по-видимому) издаёт, когда находит шутку по-настоящему веселой, и младший расслабляется до конца. На черепе расплывается улыбка. С ними всё в порядке. Высокий скелет возвращается к дивану, кладёт руку на спинку и барабанит пальцами. Через несколько минут раздаётся треск короткого пути. Он хотел бы, чтобы Рэд не злоупотреблял ими так сильно, это способствует его лени, но Эджи не может отрицать, насколько они полезны. Когда короткий путь закрывается, в доме снова воцаряется тишина. Когда скелета с золотым зубом нет рядом, он чувствует себя по-другому, наполняя его грязными шутками и бессмысленным нытьем, как будто сам мир уменьшается. Эджи — влюблённый дурак. Неудивительно, что Рэд забрал Санса домой; если бы тот позволил их гостю создать свои собственные короткие пути, когда он так явно устал, Эджи надрал бы ему задницу. Что удивительно, так это то, что Рэд вернулся не сразу. Не может быть, чтобы они потрахались у Санса, только не с Папайрусом в радиусе мили, и двойник его брата выглядел готовым упасть ещё до того, как Рэд измотал его ещё больше. Что ставит вопрос о том, что именно сделал его брат. Он никогда не получит ответа, но у него есть кое-какие идеи. Наконец, Рэд выходит из комнаты Эджи, голый. К настоящему времени высокий скелет привык к тому, что Рэд заходит в одну комнату, а выходит с противоположного конца дома. Это старый трюк, который всё ещё как-то забавляет его брата. Рэд бросается на диван, кладет голову партнёру на колени (и, по совпадению, на бумаги) и смотрит на него снизу вверх. Вблизи Эджи видит красные, синие и фиолетовые полосы на тазу брата. — Ну что? — спрашивает высокий скелет. — Я только что так сильно отделал его, что он потерял сознание, — говорит Рэд, опасно довольный собой. Эджи щелкает по центру чужого лба. — Ты имел в виду «он спит», самодовольный засранец. — Да, он без сознания. Я его прямо измотал, — говорит Рэд. — Ты нас слышал? — Ты знал, что я это делаю. Скелет с золотым зубом гордо улыбается. — Да. Он тоже это знал, и это его не остановило. Должен сказать тебе, босс, мы добиваемся реального прогресса. Как будто Рэд вообще никогда не волновался. Чужая способность переходить от депрессии к браваде, даже притворной браваде, впечатляет. Ещё одна смена масок. — Так и есть, — соглашается младший. Он теребит бумаги под головой партнёра. Рэд так же помогает, как и всегда, то есть вообще не двигается. — Хотя я не в восторге от того, что он трахается с другими монстрамм, которых я не проверял. Ты был знаком с ним? — Э-э, да, — говорит старший. — Кстати об этом. Одна крошечная мелочь. Это был не монстр. Как будто его душу окунули в ледяную воду. Эджи напрягается. Его голос срывается на рычание. — Это был человек? — Видишь, я знал, что ты так отреагируешь, — вздыхает Рэд. Когда его брат двигается, чтобы встать, второй намеренно обмякает и становится таким тяжелым, что для этого он, должно быть, злоупотребляет магией гравитации. — Нет. — Я убью его, — говорит младший. Он не совсем уверен, имеет ли он в виду человека или Санса, или и то, и другое. Санс пошёл на самоубийственный риск. Монстры, как правило, находятся во власти людей с насильственными намерениями, даже тех, у кого высокие HP. Сам король мог быть повержен человеком с жаждой убийства в сердце. Если бы у человека была хоть капля злобы, одна, он мог бы убить Санса, даже не задумываясь об этом. — Я проткнул парню шины, всё в порядке. Накричи завтра на Санса, — говорит скелет с золотым зубом. — Он спит. Разве не этого ты хотел? — Я хочу, чтобы он не был грёбаным идиотом, — говорит высокий скелет, неохотно опускаясь обратно на диван. — Порезанные шины — недостаточный ответ, но что-либо более сильное, вероятно, будет считаться «незаконным», «дипломатическим инцидентом» и «излишне жестоким даже для меня, ботаник». Рэд фыркает. — Да, ты этого так не получишь, ошейник или нет. Эджи шипит сквозь зубы. Через мгновение он начинает массировать верхнюю часть своего носового гребня. У него мигрень. — Иметь дело с вами двумя — это наказание за все мои ошибки. — Нет, — говорит его брат. Улыбка не меняется, но глаза грустные. — Ты никогда не делал ничего достаточно плохого для этого. Снова. Гнев Эджи изменяет свою цель и находит более знакомую. Эджи хватает брата за ошейник и говорит с рычанием в голосе: — Заткнись на хрен. Я… «Я люблю тебя» — не говорит он. — «Я убивал ради тебя. Я бы умер за тебя. Я люблю тебя и мне не жаль.» — …Я не хочу этого слышать, — вот что он на самом деле позволяет себе сказать. Это неубедительно, но это лучше, чем правда. — Уже поздно. Иди поспи немного. Его брат — большой поклонник сна; на улицах, где они выросли, сон выглядел как тревожная дрёма, когда один из них прикрывал спину другому. Рэд по-прежнему относится к непрерывному сну как к роскоши, которым тот и являются, и у него хватает здравого смысла понимать, что истощение может быть разницей между выживанием в бою и смертью в нём. Так что Эджи не ожидает, что старший останется на месте, глядя на него снизу вверх со странным выражением на лице. — Если ты начнёшь перенимать его дурные привычки, я надеру тебе задницу, — говорит высокий скелет. — Нет, я… — Рэд отводит взгляд, его улыбка кривится. — Хех. Я просто подумал о чем-то забавном. Ты, э-э, не хочешь пойти в постель? Эджи приподнимает бровь. — Три раунда секса за ночь — это многовато даже для тебя. — Уф, — второй проводит рукой по лицу. — Ты давно не спал. Не нужно быть начеку, понимаешь? О. Другими словами, Рэд хочет разделить постель, чего они никогда не делают, если только один или другой из них не был чуть не убит или- — Кошмары? — спрашивает Эджи. Если Рэд снова скрывал их от него, младший будет серьезно разозлён. — Чёрт, не бери в голову, — говорит тот, садясь. — Забудь, что я что-то сказал. Нарисуй за меня пару членов на документах. — Я должен отдать это Андайн, — говорит высокий скелет. Брат бормочет что-то, похожее на «не-Андайн», потому что идеи любого Санса о прозвищах универсально плохи. — Когда дело доходит до неё, члены никогда не являются ответом. Рэд заливается смехом. — Хорошо звучит. Спокойной ночи, босс. Он выходит не в том направлении, направляясь в свою спальню, но звук того, как старший забирается на их кровать, доносится из комнаты Эджи. Младший постукивает ручкой по бумагам один, два, три раза. Затем он бросает ручку и идёт в свою комнату. Свет уже выключен. Рэд — лишь комок под одеялом, выглядит меньше без слоёв одежды, достаточно уязвимый, чтобы слова застряли у Эджи в горле. Один красный глаз открывается, когда второй загораживает свет дверного проёма, а затем намеренно закрывается снова. Рэд не шевелится, пока Эджи снимает с себя одежду, складывает её, потому что он не грёбаное животное, а затем забирается под прохладные простыни. Скелет с золотым зубом сделал маленький тёплый кармашек в центре кровати. Конечно, он занимает гораздо больше места, чем ему нужно, прижимаясь краем к внешней стороне кровати, пока его задница почти не свисает. Эджи пару раз толкает его вперед, затем прижимается к спине партнёра. Он чувствует чужое дыхание, осторожное, размеренное, как будто он готовится к прыжку. Наслоенный поверх знакомых запахов костей и пота Рэда и кончи, есть ещё один, чуть более сладкий запах. Санс — призрак в их постели. Спустя долгое время старший слегка прижимается к нему спиной. У Эджи сдавливает горло. Его душа не билась так сильно с тех пор, как они впервые легли в постель. Это такое же табу, как обнять партнёра и притянуть его обратно к своему телу. Рэд издаёт долгий, прерывистый вздох. — Не бери в голову, — говорит скелет с золотым зубом, не оглядываясь на него. — Это ничего не меняет. — Конечно, нет, — отвечает он. Его голос царапает, как лезвие лезвия по кости. — Папайрус. Сколько раз Эджи слышал, как Рэд произносил его имя именно так? С тех пор как он получил свой второй ЛВ и старший отказался от роли защитной няньки, и «тебе больше никогда не придётся этого делать, Пап, я обещаю». Это стало отрывистым приказом, и «оставайся позади меня, ты, маленький засранец, ты пытаешься убить себя?» и Рэд позволил Эджи прикончить любого глупого ублюдка, который пришёл за ними, как кошка-мать, приносящая ошеломлённых мышей котёнку для первого убийства. При этом всегда отталкивая младшего брата, когда тот приходил к нему за утешением. Позволить Эджу залечить свои раны только в крайнем случае. Они вдвоём становились всё более злобными, более безопасными и более далекими, пока Рэд не превратился в озлобленного, измученного призрака, слишком много пил, слишком пронзительно смеялся и дрался, как будто ему было всё равно, кто должен был развеять его пыль, пока не случилось худшее, Эджи, наконец, был достаточно взрослым и сильным, чтобы взять верх. и Рэд позволил ему взять верх над собой. И всё же старший тянет эти убеждения, как будто Эджи всё ещё глупый, беспомощный ребёнок, который верил в милосердие. — Папайрус, — снова говорит Рэд, когда брат не отвечает. Это перешло от приказа к чему-то худшему: мольбе. — Хорошо, — говорит высокий скелет. Он крепче обнимает Рэда. — Ничего не изменилось. А теперь спи. По крайней мере, второй, кажется, принимает это. Он успокаивается. Через некоторое время его дыхание выравнивается, и он тяжело лежит в объятиях младшего. Конечно, Рэд поверил ему. Когда дело доходит до лжи, Эджи учился у лучших.