Смерть по обмену

— ■■■ ■■ ■■■■■? — спрашивает военный (лучше уж солдат, чем маньяк — с ним хоть договориться можно), хмурясь и с опасным видом приближаясь ко мне. Жнец умереть не может, но боль никому не нравится, да и от живых свою сущность лучше скрывать. Взгляд мечется из стороны в сторону, перебегая с лежащего в собственной крови парня на угрожающего мне ножом мужика, и обратно. Мне нужно забрать душу. Не важно, как, но нельзя позволить ей остаться запертой в теле.       Чтобы сделать это, мне достаточно его коснуться, однако… есть проблема. Мгновенно вернуться в Чистый мир я не смогу: это будет даже сложнее, чем попасть сюда, ведь четкой картинки, держащейся в голове силой Шинигами, у меня не будет, придётся представлять все в подробностях самой. Да и исчезнуть на глазах у убийцы… Смерть твою! Мне же даже умереть на его глазах нельзя: опытный головорез наверняка захочет убедиться, что жертва мертва!       Есть профессии, в которых важна фантазия, творческая жилка, богатый внутренний мир. К таким профессиям относятся дизайнеры, художники, писатели, певцы, актёры… и Жнецы. Потому что сложно подобраться к человеку, душу которого должен забрать, без определенных актёрских способностей и импровизации. — Вы что делаете?! — взвизгиваю, тыча пальцем в отошедшего (точнее, ещё нет, но это ненадолго) в мир иной парня, и, воспользовавшись секундным ступором военного, бросаюсь «проверять» пульс. На деле просто провожу рукой по коже, почти не морщась от ощущения влаги на пальцах, и забираю этим движением душу. Работа выполнена, осталось решить проблему. Резко повернув голову к подошедшему вплотную мужчине, восклицаю: — Он мёртв!.. Мертв?..       Последнее слово повторяется само собой, когда рука с зажатым в ней ножом недвусмысленно двигается в мою сторону. Во взгляде мужчины проглядывается сомнение, что вселяет надежду. Поэтому, когда меня резко хватают за ворот и дергают вверх, я только тихонько вскрикиваю, не спеша молить всех богов, чтобы они сделали хоть что-то, чтобы мне не пришлось снова чувствовать те непередаваемые ощущения, когда тебе режут горло, а ты не умираешь мгновенно, а чувствуешь это до тех пор, пока рана не затянется. — ■■■■■■ ■ ■■■■ ■■ ■■■■■■■? — настороженно спрашивает военный, и хотя в голосе больше слышится недоумение, чем угроза, с ножом у горла радоваться как-то не тянет. Что он мне говорит? Тарабарщина какая-то! Ненавижу работать с иностранцами! — Да не понимаю я тебя, — отвечаю демонстративно медленно, позволяя расслышать все незнакомые ему слова. На лице мужчины крупным шрифтом написана задумчивость. Решает, что со мной делать? А как там с вариантом «отпустить»? Он хоть присутствует? — ■■ ■■■■ ■■■■■■■■■? — снова вопрос, но на этот раз обращенный ко мне и не с агрессией, а с сомнением. Судя по тому, как похожи последние слова в этой и прошлой реплике этого солдата (или его следует называть самураем или рыцарем? Эти доспехи…), он, вероятно, спрашивает, понимаю ли я его. «Ты понимаешь меня?» — самый распространённый вопрос в таких ситуациях, как показал опыт. — Даже если я догадываюсь, о чем ты спрашиваешь, какая разница? — проговариваю свои мысли вслух, меняя лишь интонацию на растерянную (все равно он ни слова не понимает) и впиваясь в глаза мужчины жалобным взглядом. Этого, очевидно, хватает, чтобы меня посчитали не опасной, просто странной и заблудившейся иностранкой… с косой наперевес. Холм могильный! Но я же не могу просто спрятать ее, это не ножик и даже не пистолет, она размером с меня! — ■■■■■■ ■ ■■■■■ ■■■■■■■■■■■■..., — бормочет он себе под нос, быстро осматривает меня, мертвого парня и даже вскользь касаясь взглядом его души, и выдает нечто с весьма однозначным посылом: — ■■■ ■■■■■■!       Что бы ты там сейчас не сказал, я полностью с тобой согласна. Ситуация неприятная. И ощущение лезвия на коже — тоже. Поломавшись добрых две секунды, мужчина схватил свободной рукой мою косу. Я, вопреки пониманию, что выбора нет, так как нельзя спалиться перед смертными в первый же день, пальцы разжала не сразу, а только после того, как меня смерили таким взглядом, от которого вдоль позвоночника пробежал холодок. Пальцы разжались. Мой главный атрибут как Жнеца оказался у военного, который, взвесив его в руке, что-то хмыкнул и, убрав от моего горла свою железяку, отошел.       А потом развернул какой-то рулон, сложил стремные загогулины руками и коса… исчезла! В раз стало понятно, что дело я имею не с обычным человеком, а, как минимум, продвинутым оккультистом, если и вовсе не с демоном. Рассматривая его в эту секунду, я резко осознала, кого мне напоминал этот тип. Призрака из очереди к храму. Проклятье. Да что это за мир такой? Взгляд зацепился за будто бы перерытую огромным кротом и опаленную из огнемета землю. Это… фэнтези? А эти двое маги, не поделившие что-то?       Сама идея моего сюда перемещения в одно мгновение стала ещё более ненавистна, чем раньше. — ■■■■■■ ■■■■ ■ ■■■■, — мрачно оповестил меня о чем-то… маг. Пластины на его доспехах были красные, тогда как рубаха у мертвого парня — зелёная. В сочетании с фактом, что здесь словно недавно использовали две стихии: землю и огонь, я отчего-то склонялась к мысли, что отжигал здесь именно тот, кто остался в живых. — ■■■■■■■ ■■■■ ■■■■■■■■ ■■ ■■■■■■■■■■■ ■■ ■■■■■. ■■ ■■■ ■■■■■■, ■■■■■■■ ■ ■■■■■■ ■■■■■■■■ ■■ ■■■■■■■ ■■■■. ■■■■■■ ■■■■ ■ ■■■■■ ■■■■■.       Я ни словечка не поняла из твоей речи, маг. Но ты продолжай, продолжай, вдруг случится чудо, и у меня в голове образуется встроенный переводчик. Лицо, наверное, получается слишком выразительным для странной, явившейся из ниоткуда девчонки-иностранки и неуместным для нашей ситуации, потому что маг тут же смеряет меня подозрительным долгим взглядом. И изрекает: — ■■■ ■■ ■■■■. — Не понимаю, — повторяю, хмурясь. Хмурюсь я не столько из-за того, что этот мужик такой тупой, сколько из-за метельшащего вокруг него призрака. Парень очухался и, осознав, что валяющаяся под деревом тушка принадлежит ему, первым делом попытался прирезать обидчика в ответ. Лезвие (не такое странное, как то, что у предполагаемого мага огня, но тоже ничуть не напоминающее кухонное и явно часто используемое по назначению) пролетало сквозь не замечающего этого брюнета, но даже если он ничего не видел, кажется, душа парня оказалась достаточно сильна, чтобы вызывать своими прикосновениями дискомфорт. Причём не только мне. — Плетись следом, он говорит, — плюнул призрак, отбрасывая со злостью кинжал?.. Меч?.. В общем, клинок. Наконец-то понял, что живому магу от его потуг максимум ветерок дует. Благодарить внезапно образовавшийся встроенный переводчик я не спешу, вместо этого стремительно возвращаясь вниманием на того, с кем проблемы точно возникнут, если проигнорирую.       Взывающие к совести глаза еще никогда не были лишними, — думаю и тут же воплощаю задумку в жизнь. Кроткий взгляд из-под ресниц… очевидно, не удаётся, потому что призрачный маг тут же впечатывает ладонь себе в лицо, а живой — смотрит насмешливо и как-то пугающе. — Тупица безмозглая, — шипит призрак, и хотя кому, как не мне, понимать чувства только умершего человека, его грубость раздражает. — Кто Учиха в глаза смотрит? Тоже… Тоже на тот свет захотелось?!       Как-как он сказал? Чиха? Это имя такое? Или название расы? Наверное, второе. И да, захотелось. Мне сейчас чертовски хочется сбежать обратно в загробный мир, но я не могу даже не потому, что нельзя, а потому, что действительно не могу. Мне понадобится время, чтобы морально подготовиться, спокойная обстановка. А еще я неправильно извлекла душу, и бросать ее здесь, не зная наверняка, что смогу потом вернуться и помочь перейти в иной мир, будет совершенно безответственно.       Но совет принять на вооружение стоит. Я всегда брала за аксиому, что Жнец умереть не может, но… это ведь в моем мире было, а здесь куда ни глянь — везде чертовщина какая-то. Да и не проверяла я никогда границы своей посмертной регенерации, я же не мазохистка. Может, если мне ноги отрезать, они обратно не прирастут! Проверять как-то не хочется. — ■■, — а Чиха тем временем начал попытки объяснить мне суть своих слов жестами. Первое непонятное слово — палец указывает на меня. — ■■■■. ■■ ■■■■.       «Иди» — пальцы имитируют идущего человека. «За мной» — взмах ладонью. Смысл его просьбы был кристально ясен даже при учете, что мне ее уже перевели. Важнее сейчас запомнить звучание слов, так как, чую, застряла я здесь надолго и велик шанс, что русской речи я не услышу вплоть до возвращения на родину. — Клоун, — презрительно бросает призрак. Давлю тяжелый вздох. Понять его несложно: мало кто хотел бы умереть настолько молодым. Ему по первым прикидкам лет шестнадцать… Я умерла примерно в этом же возрасте. Мне было семнадцать. Взгляд парня перетекает на меня. — Он что, правда тебя не понимает? — Да, правда, — а я, давая ответ мертвому, смотрю на живого. Потому что не стоит добавлять к имеющимся странностям еще и разговоры с пустотой. Подумав, подкрепляю слова кивком. Чиха вновь смеряет меня подозрительным взглядом (и после слов призрака я чувствую себя некомфортно), опасно сверкает глазами в сторону трупа, видимо, намекая, что случится, если попробую сбежать, и, развернувшись, уходит. В детстве мне всегда говорили, что я понятливая девочка, так что мысль о том, чтобы бесить человека, на доспехах которого капли свежей крови, задержкой, даже не приходит мне в голову.       Белые кроссовки, определенно, не лучший выбор для походов по лесу, — думаю, с тихим отчаянием наблюдая, как каждый раз, когда я спотыкаюсь на взрыхленной «не-трактором» земле, грязь пачкает мою обновку. Работа у Жнецов кровавая, это верно. Белая одежда вообще в данном деле нежелательна, кровь на ней практически невозможно отстирать. Вот только у меня в тот день был выходной! У меня, черт побери, впервые за месяц не было ни одной души! Я на радостях не то, что белые кеды, я даже футболку себе белую прикупила!       Кто ж знал, что выходной в этот раз обернется не благодатью, а проклятием…       Мы шли уже минут десять, но лес и не думал кончаться. Деревья сменяли друг друга и я уже точно могла сказать, что самостоятельно ту поляну не найду никогда. Хорошее место для убийства, не спорю. И какое же благо, что призрак предпочел последовать за тем единственным человеком, что его видит, а не остаться медитировать над телом. Однако тишина невероятно напрягала. Единственным, что я слышала кроме шороха листвы и птичьего пения, были мои собственные мысли.       Вообще, я уверена, что правильно все поняла. Стоило мне прибыть на место, как человека сразу пришили. И душу его я забрать смогла, значит, ее оставили светочи, которые справляются со своей работой мгновенно. Но все-таки я привыкла сомневаться. Потому что порой смерть бывает очень оригинальна и легко ненароком выполнить чужую работу, упустив свою. В этом странном мире, очевидно, все было проще за счет некоторой механизированности процесса, однако убедиться все же стоило. Просто так, для чистоты совести.       Мне нужно посмотреть имя.       Паранойя неминуемо пала под гнётом перспективы заблудиться окончательно (хотя ощущение потерянности явно присутствовало лишь у меня), если вперед пойду я, поэтому — а еще, возможно, потому что опасной меня явно не сочли — Чиха шел спиной ко мне и находился достаточно далеко, чтобы я решилась достать свою тетрадь из кармана. И, видимо, черная обложка хорошо сливалась с того же цвета балахоном, потому что боковое зрение этого человека с опасными глазами так и не сработало. Я молодец, что еще сказать.       Но зато на странную тетрадь с черепами и непонятными символами обратил внимание призрак. Не то чтобы я была от этого в восторге: он пытался заглянуть в нее через плечо, а это приносило неудобство, которое превратило мою походку во что-то нелепое для того, кто не видит духов. Стараясь не обращать на помеху внимания, открываю первую страницу, на которой чернеют… иероглифы?! — Какого?!.. — возглас вылетает изо рта непроизвольно. Меня начинает трясти от негодования: это что, теперь все тексты будут написаны так?! Иностранные имена всегда писались латиницей! Я ни гроба не понимаю! Но издавать подобные звуки было отвратительной идеей, которая тут же мне аукнулась. Чиха тут же повернулся, в мгновение ока оказался подле меня и одним резким движением вырвал тетрадь из рук. Выглядел он при этом чистого зла страшнее. — ■■■ ■■■?! ■■■ ■■■ ■■■■■, ■ ■■■■ ■■■■…! ■, ■■■■■! — после насыщенной разнообразными эмоциями (от злости до досады), маг наконец вспомнил, что я его ругательств и вопросов не понимаю, и просто заглянул в тетрадь. Лицо его приняло настороженное выражение, а потом он посмотрел на меня так, что волосы встали дыбом. Пожалуйста, пусть там действительно будет имя уже мертвого мальчика, а не его. Жизнь — штука непредсказуемая, но смерть в этом плане может дать ей сто очков вперед, поэтому я не исключала, что в конечном итоге человеком, душу которого я должна была забрать, может оказаться и Чиха.       Когда взгляд Чихи становится одновременно враждебным и жалостливым, нервная улыбка сама собой выползает на лицо. — Сарутоби Асура, — зачитывает он, и призрак рядом со мной замирает. Да, парень, твое имя записано в моей тетради.       Но Чиха всего этого, конечно же, не видит и только имеет весомые причины подозревать меня в знакомстве с его врагом. — Шура?.. — тяну вопросительно и, «чиркнув» рукой по горлу, весьма натурально изображаю трупа. Даже язык высунула. Сарутобиа, правда, не оценил. Но, что важнее, это веселит моего пленителя (точнее, в первую очередь, пленителя моей косы, а ныне и тетради, что почти равнозначно моему похищению). — Асура, — поправляет меня Чиха, а в голову внезапно бьет смутное такое подозрение, что с и его именем (названием расы, не важно) я могла что-то напутать. Растерянный взгляд в сторону, откуда мы пришли, а на деле — на стоящего за мной призрака. Шу… Асура выглядел именно так, как должен выглядеть человек, осознавший, что с тем единственным, кто может его видеть после смерти, что-то нечисто. — Мое имя записано в твоей тетради… — если до этого я искренне считала Чиху самым страшным человеком (демоном, чихой… кем бы он ни был) на планете, то теперь в этом появились сомнения. Испуг скрыть даже не удаётся. — Кто ты, черт побери, такая, а?! — Я, — говорю усталым (как меня достал уже этот вопрос) голосом и протягиваю руку за тетрадью. Коса хоть и является более мощным артефактом, чем какая-то связка листов, но ее я использую редко, а вот просить Шинигами зачаровать еще один блокнот… неловко как-то. — Смерть.