Смерть по обмену

      В мире душ всегда стояла гробовая тишина. Это не странно, ведь тут только призраки, которым не свойственна болтливость, но от того, что я успела к этому привыкнуть, легче не становится. Тревожно из-за отсутствия фоновых шумов: от машин, людей, животных да даже растений. И все однообразное настолько, что и делать ничего не хочется. Просто лежишь и хандришь, хандришь и лежишь…       Лежать мне, может, и не надоело, но лежать без дела — да. В телефоне нет сети и нет интернета, время не идет, скачанные песни можно включить, но стремно. В такой тишине они и на минимальном звуке будут слышны очень хорошо. Чем заняться — непонятно. От скуки начинаю листать свою «Тетрадь Смерти». Гордое одно имя красуется на первой странице, остальные — не тронуты. Изначально собираясь просто прикинуть, сколько при должном труде я буду их заполнять (быть может, я вернусь домой, когда тетрадь будет полна? Глупо, конечно, ведь использовать ее я и предложила, но вдруг?..), вместо этого вновь испытываю отчаяние от мысли о своем положении. Я это при всем желании прочитать не могу! Что это за закорючки? Даже не латиница… Мне наверняка стоит поговорить об этом с Шинигами, пусть стыдно, пусть страшно навязываться, без шуток, Богу смерти, но иначе как работать?       Я терзала себя этими мыслями, подходя все ближе к истерике — ленность как рукой сняло, — когда под пальцами, едва ли не мнущие страницы, проявились новые символы. А?! Уже новый день?!       Часы на телефоне не работали, как и в мире мертвых время будто не существовала, но вот в мире живых оно, очевидно, шло, и Шинигами мог его чувствовать. Я — нет. И новые закорючки-иероглифы выглядели ничуть не понятнее прошлых. Мне абсолютно плевать, что они означают, я просто хочу знать, как это читается! Но как это узнаешь?..       Тело, после нескольких часов (а казалось, час прошел, не больше) в лежачем положении, управляется плохо, хочется прилечь обратно и поспать, ведь, валяясь, я отнюдь не спала. Но времени на сон, возможно, нет. Если одну душу было так трудно собрать, то что же будет с пятью?       Пользоваться «дорогами» загробного мира становится почти привычно, и я радуюсь, что своими ножками идти почти не приходится. Шаг-другой, и ты уже около порога. От моего дома к храму Шинигами идти не много, но раз возможность сократить путь есть, то надо ей пользоваться. Заодно приноровлюсь.       Во второй раз долго бога ждать не приходится, он выплывает из своих хором лишь пару минут спустя. Его лицо выражает миролюбивое ожидание. Что ж, надеюсь, он всегда такой миролюбивый. — Я получила имена, — говорю, демонстрируя раскрытую тетрадь, — и, в целом, готова работать, но… есть пара проблем. Во-первых, я не думаю, что смогу выйти из того леса, где была в прошлый раз. Мне нужно быть близко к умирающим, но… нельзя ли, в общем, повторить ту штуку с…?       Когтистый палец утыкается мне в лоб, в голове сразу начинают мелькать картины. Картина. Перед глазами предстает четкий образ какой-то деревни, а потом… Я не успеваю сказать даже «спасибо», не говоря уже о необходимости сменить язык, на котором написаны имена жертв. Мир вокруг схлопывается, а когда разворачивается, я уже стою, пошатываясь от неожиданности, посреди деревни.       Люди пялятся красноречиво.       По крайней мере, они выглядят обычными, и ни у кого, кроме мясника за лавкой, не видно ножа.       Из горла рвется нервный смешок, я опускаю взгляд на зажатую в руках тетрадь. Раскрытую. И на страницах какая-то абракадабра. Чьи души мне забирать?! Эй! — ■■■■■■, ■■ ■■■■■ ■■■■■■■ ■■ ■■■■■■■■, — шептала одна женщина другой. Смертушки… они же не примут меня за ведьму и не сожгут? В конце концов, у них тут даже маги есть! Правда, судя по всему, попала я в какую-то глушь. — ■■■■ ■■ ■■■, ■■, ■■■■■■, ■■■■■■■, — отвечала ей вторая, и я, опасаясь дурного, поспешила уйти, как можно дальше. Туда, где не видели моего чудесного появления. Очень хотелось сказать что-то нехорошее в сторону того, кто меня сюда закинул, но, зная о существовании высших сущностей точно, становишься на редкость набожной.       Мне нужно быстро разобраться, как зовут моих жертв, найти их и забрать души так, чтобы никто не заметил, — рассуждаю лихорадочно. Каждый из пунктов звучал если не сложно, то, как минимум, затруднительно, но не было времени на лишние думы, нужно было действовать. Благо, с той площади шепот обо мне, кажется, не сильно распространился, а деревенька… средненькая по размерам. Не столь велика, чтобы вызывать отчаяние, но и не так мала, чтобы мне тут жития (и не-жития) не было из-за слухов.       План намечался удивительно быстро, потому что находиться мне здесь откровенно не хотелось. А еще я осознавала, что сил, у невыспавшейся и уже уставшей, мне хватит не надолго. Пункт первый моего плана включал в себя два подпункта: найти грамотного с виду человека и попросить его прочитать написанное. Желательно, чтобы он был благожелательно настроен к не говорящим на его языке чудачкам в странной одежде. Рубашка и брюки… выглядят прекрасно, но выделяют меня на фоне этого средневековья. И нет у меня желания отстаивать свое прогрессорство, я бы прикрыться предпочла! Было б только чем… Длинных веревок с одеждой, как в мультиках, между домами отчего-то не нашлось.       Бредя по улице, всматриваюсь в каждое лицо. Люди пялятся на меня в ответ, и это напрягает. «Умного» лица не замечено. Будь мы в моем мире, просто в чужой стране, каждый встречный смог бы удовлетворить мою просьбу, но здесь… все выглядели крестьянами, а ни в одной культуре крестьяне не владели письменностью. Я успела подумать, что мне в дома такими темпами придется стучаться, когда взгляд наконец зацепился за него. Почтенных лет старик, с длинной бородой и добродушным взглядом… Вот он, просвященный человек! — О, мудрый старец! — восклицаю, решая уж по полной пользоваться тем, что меня никто не понимает. — Не мог бы ты прочесть сии слова?       Пихаю старику тетрадь. Он смотрит на меня удивленно, как-то особенно долго пялясь на волосы (кажется, светловолосые у них не распространены, по крайней мере, в деревнях). — ■■ ■■■■■ ■■■■■ ■■ ■■■■■■■■? — спрашивает что-то на тарабарском, но, главное, принимает тетрадь. Рассматривает. — ■■ ■■■■■■, ■■■■■ ■ ■■■■■■■■ ■■■■ ■■■?       И в глазах вопрос. Только я о его сути могу лишь гадать, потому просто провожу пальцем по строчкам и даже на всякий случай тыкаю в них с усилием, мол, вот это объект моего интереса. — Сарутоби Асура, — на пробу зачитывает старик и на его вопросительный взгляд я радостно киваю. Первый пункт почти выполнен! — Такада Ору, Мичигава Аи, Осада Аои, Кимору Сайто…       Внезапно его лицо принимает растерянное выражение. Он смотрит на меня уже не с вопросом или удивлением, а с какой-то опаской. — Вайзу Юнмей, — зачитывает он последнее имя и, заметив мое непонимание, мрачно указывает на себя.       Твою же. Смерть. Из-за того, что я служу другому богу, Фортуна от меня отворачивается, или что?! Гробец. Это просто полный гробец. — ■■■ ■■? — звучит почти спокойно, в чем-то обреченно, словно старик что-то для себя понимает. И смутно в голове звучит голос Чихи, спрашивающего то же самое. Полагаю, это значит «кто ты?». Запоминая звучание слов и их смысл, возвращаюсь к проблемам реальности.       Сказать? Или не надо? Он от меня не сбежит? А ну как растрезвонит всем в округе, что за ним смерть пришла, и тогда на меня еще больше коситься будут. Чаще всего, люди, узнавшие о своей скорой гибели, реагируют неадекватно, не желают верить, а ещё винят во всем того, кто лишь должен отвести их душу в иной мир. Чаще всего люди реагируют криками, угрозами, страхом — неадекватно, но… кого-то это заставляет наслаждаться последними секундами, заранее со всем попрощаться. Старик был похож на тех, кто реагирует «правильно» (хотя, конечно, правильной реакции нет). Глубоко вздохнув, беру в руки трость, лежавшую рядом. Очевидно, она принадлежит… Юнмею (или все-таки Вайзу?), но мне нужна «ручка». Выбрав удобное положение, не долго думая, рисую череп.       Ну как? Понятно?       Лицо Вайзу (или Юнмея?!) бледнеет от ужаса. — ■■ ■■■■■■ ■■■■■ ■■■■?! — кричит в страхе он. И я, не понимая, правильно он меня понял или снова решил, что я по его душу в другом смысле, просто подтверждаю свое заявление.       Хмурюсь. Вроде бы, это звучало… — С…Шинигами-сама, — выговариваю, слегка запинаясь в начале. Звук, что в имени Асуры, что здесь, скорее что-то между «с» и «ш», чем-то что-то одно из них. — Синигами-сама… — слегка шепеляво повторяет старик, резко… успокаиваясь. Такая непонятная мне самой реакция, но так распространенная среди тех, кто успел отжить свое. Наверное, потому мне и сложно ее понять, ведь я прожила недолго. — Синигами-сама ■■■■■■ ■■■■■■■ ■■■■? — Не понимаю, — говорю, без капли смысла. Он меня тоже не понимает. — ■■■■■■ ■■■ ■■■■? — ничуть не понятнее продолжает старик. Интересно, а когда он умрёт? У меня пять душ в списке: Вайзу Юнмей, Осада Аои, Такада О…О… как дальше? Смерть. — Вайзу Юнмей, — прерываю поток неразборчивых размышлений. Звучит не по теме торжественно, и старик, похоже, решает, что настал его смертный час — резко встаёт, расправляет плечи и смотрит гордо. На деле все немного проще. — Осада Аои, Такада О?.. О?..       Да, ваша Госпожа Смерть просто забыла имя будущего трупа. — Такада Ору, — дезориентировано поправляет Юнмей и, поняв, в чем причина, продолжает: — Сарутоби Асура, Мичигава Аи, Осада Аои, Кимору Сайто ■… ■ Вайзу Юнмей.       Сильный духом человек ты, Вайзу Юнмей. Мне даже неловко просить… — Аи?! — восклицаю громко и демонстративно оглядываюсь, тыча пальцем в разные стороны. А как ещё жестами дать понять, что мне нужна помощь в поиске этих людей? — Осада? Кимору? Ору?!       Хотелось бы дать старику время разобраться с его делами, но кроме него просить некого. — ■■ ■■■■■ ■■? — да не понимаю я тебя, неужели так сложно это принять? — ■■■ ■■ ■■■ ■■■■■■■■, ■■■ Синигами-сама ■■ ■■■■■ ■■■■■■■■ ■■■■■■■ ■■■■… ■ ■■■■■■ ■■■■■■■, ■ ■■■■ ■■■■■■■ ■■■■■■■: ■■■■■■ ■■■■■■ ■■■■ ■ ■■■■■■■ ■■■■■■■■■, ■■■ ■■ ■■■■■■ ■■.       Что-то философское и наверняка имеющее смысловую ценность, но все равно тарабарщина какая-то. Старик глядел на меня своими мудрыми стариковскими глазами и приписывал мне то, чего у меня нет. Расклад привычный, но заблуждение еще никогда не достигало таких масштабов. — ■■■■■■■■, ■ ■■■■■■■■ ■■■■■■, — продолжал он, — ■■ ■■■■■ ■■ ■■■■■ ■■■■■■■ ■■■■ ■■■■. ■■ ■■■ ■■■■■■■■ ■ ■■■■■■■■ ■■■■■ ■■■■, ■ ■■■■ ■■■■■ ■■■■■■ ■■■■■■ Синигами-сама.       Я начинаю нервничать. Что он говорит? Сомневается в том, что я жнец? Вряд ли. Размышляет… даже предположить не могу о чем! Он упомянул Шинигами, вполне вероятно, имея в виду меня (а может и нет), но больше мне не разобрать.       Но старик выглядит по-странному уверенным, затем вдруг уходит куда-то, жестом зовя за собой. Произносит он при этом лишь короткое: «Аи». Встрепенувшись, я иду за ним. Мы двигаемся медленно, я присматриваюсь к каждому встречному, пытаясь понять по реакции Вайзу, это ли Аи. Внимания моего удостаиваются и женщины, и мужчины, поскольку сложно было понять пол смертника по имени. Вот Юнмей да, похоже на мужское имя, но то же Асура, как по мне, больше девушке подходит. Удивительно, что Индра для меня отчего-то звучит достаточно мужественно. Наверное, потому что знакомо. Кажется, существовал в какой-то культуре такой бог… Совпадение, но вызывает странные чувства.       Мичигава Аи казалось мне подходящим женщине — Мичигава все-таки — но спустя десять минут ходьбы мы остановились, Юнмей указал пальцем на молодого мужчину, чинящего что-то на крыше. У меня сразу мелькнула мысль, что именно так он может умереть. Гадать о способе смерти давно уже стало привычкой и развлечением Жнецов, но…       Когда Мичигава падает с высоты и сворачивает себе шею, я вздрагиваю. Казалось бы, надо радоваться: не придется сторожить его в ожидании момента, — однако мне до сих пор, хотя я работаю уже пять лет, жаль людей. Это была не самая болезненная и мучительная смерть, даже не насильственная, несчастный случай, но…       Я снова не успела. С оторванной от тела душой боль почти не ощутима, но его Жнец опоздал, поэтому Мичигава ощущал все от начала и до конца. — ■■… ■■■■, — при виде этой сцены спокойствие покидает Юнмея. Старик смотрит на меня с опасением, и не последнюю роль в этом играет, уверена, совпадение обстоятельств. Стоило мне прийти, как человек умер. Я тут ни при чем, но этого не объяснишь. Тем временем Вайзу берет себя в руки, смотрит, спрашивает серьезно: — ■■■■■ ■ ■■■■■■■ ■■■■ ■■■■, ■ ■■■ ■■ ■■■■?       Случись такое в начале моей карьеры, я бы психанула: да не понимаю я! Но пятилетний опыт хорошо отразился на моей выдержке, обошлось лишь раздраженным вздохом. Ладно, возможно, у них действительно больше притворщиков, чем тех, кто реально не понимает ни слова. Ну, или они просто не могут поверить, что кто-то сунулся в другую страну, не зная языка. Кто знает, менталитет у нас разный. — Хватит тарабарить, пока я не разозлилась окончательно, — заявляю с фальшивой улыбкой, при виде которой старик тут же успокаивается. — У меня, знаешь ли, последние пару суток все идет через тазовую кость. Ты хотя бы умираешь в своем мире. И Шинигами у вас добрый, не то что наша См!..       Нельзя. Костерить богов, зная, что они существуют, станет только полнейший дебил. А я, все-таки, считала себя если не умной, то хотя бы смышленой. Заткнувшись, я делаю глубокий вздох. Нужно держаться. Пусть хочется забиться в истерике, все это следует оставить на потом. Сейчас нужно выполнить работу.       Оставаться незаметной во встревоженной толпе я научилась еще в первые свои смены. Людям не до окружения, когда они охвачены паникой, да и затеряться в толпе заинтересованных чужаков действительно просто. Никто даже не обратил внимания на мою одежду, сильно выделяющую меня на фоне окружающих, я подошла к трупу вместе со всеми и, уличив момент, незаметно провела рукой по его руке. Под пальцами ощущалась дрожь, не физическая — это душа дрожит, отрываясь от тела. И исчезает. В этот раз я все сделала правильно, душа на Небесах. То есть, в Чистом мире.       Перебираю в уме имена. Так, дальше пусть будет… — Кимору Сайто, — называю то, которое нравится больше. Пусть я чувствую сильнейшую неловкость, понимая, что в лучшем из случаев это звучит коряво, а то и вовсе я что-то напутала. Но в голове вспоминается момент с Чихой, когда он просил меня идти за ним, поясняя буквально каждое слово жестами. — Идти. Кимору Сайто. Ты.       Рано или поздно мне придется учить этот язык, и чем раньше я начну хотя бы пытаться, тем лучше. Вдруг даже начал намечаться план. Едва ли в этом мире найдутся учебники здешнего языка на русском, и, возможно, Шинигами также не сможет мне помочь: он бог, но все-таки бог смерти, а не полиглотов, даже имена он мне написал на этом тарабарском, хотя должен был понимать, что мне его не прочитать. Однако у меня есть преимущество — в кои-то веки именно оно: мертвые. Их я понимаю, и за переводом, который я слышу, слышится и родная их речь. Возможно, это поможет… Но пока рано об этом рассуждать. — ■■■■■■■, ■■■ ■■■■ ■■■■■■■■ ■■ ■■■ ■■■■■, — бормотал себе под нос что-то старик. Однако без нареканий повел меня к следующей жертве. На первый взгляд, все было в порядке, но мне показалось, мы стали идти медленнее. Впрочем, даже если оно так и было, слова «быстрее» на их языке я не знала и потому была вынуждена идти в чужом темпе.       Неторопливо продвигаясь по улицам (хотя какой там — улице, не так велика была эта деревня), я рассматривала свое окружение. В конце концов, когда я забирала Асуру, меня окружали леса, а ища грамотного человека я не присматривалась конкретно к зданиям, архитектуре. Ну, что можно сказать… Это деревня. Глухая, далекая от всякой цивилизации деревушка в самом стиле средневековья. Какой асфальт? Только пыль, в лучшем случае — камни. Стекла, современные строительные материалы? Пф, дерево и что-то похожее на бумагу в проемах. Даже с дверями нормальными был напряг. Сложно понять, что лишь часть культуры, а что действительно необходимость, но меня в любом случае приводило в ужас осознание…       И мне теперь здесь жить. Может, само непосредственно мое жилье — хотя бы изнутри — выглядит лучше, однако я ведь уже знаю, что не захочу проводить много времени в загробном мире. Тоска смертная… Уж на что смена даже не города — целого мира, была ударом для психики, собственно, условия нового места жительства наносили урон дополнительно. Полное изменение образа жизни. Так тяжело… Но этот раз для меня, к сожалению или счастью — кто уж теперь разберет, не первый, и от этого адаптироваться немного проще. Сначала я была обычным подростком из обеспеченной семьи и мечтала заниматься ландшафтным дизайном, но умерла и получила в обязанности шляться по помойкам и собирать души убиенных и убившихся, а сейчас я Жнец, которого лишь перевели в другой отдел. В другой мир. Это в самом деле ужасно, но все-таки разница в смене положений колоссальная, а моя психика за годы работы Жнецом укрепилась.       Может быть, все будет хорошо?.. Подумав об этом, робко улыбаюсь. Предаваться грусти и депрессиям стоит, когда хоть немного привыкну, а сейчас все силы стоит направить на то, чтобы разобраться во всем. Даже если все гробово, а Шинигами регулярно понимает меня неправильно, по крайней мере я справляюсь. Я молодец. Не понимала языка — нашла помощника, да и сам язык потихоньку учу!.. У меня теперь есть типа квартира, возможность исследовать новый мир (благость непрошенная, но кто-то об этом мечтает). Будущее туманно, но сейчас мне нужно лишь идти за Юнмеем и делать то, что я умею лучше всего: работать.       Улыбаться, конечно, не очень хочется, однако я делаю усилие, и мне мгновенно становится легче дышать. Это хорошая психологическая уловка, которая не раз помогала мне справиться с потрясениями. Точнее, помогала она всякий раз, когда я о ней вспоминала и не посылала ее как какую-то глупость. По правде, ее использование пропагандировала вовсе не я, а мой коллега… Человек, который был мне в какой-то мере наставником и которого я еще долго не увижу. Настроение портится, во рту привкус горечи. Вариться в мыслях не хочется, но даже отвлечься разговором не выйдет хотя бы потому, что…       Словно издевка судьбы, из пучины собственных размышлений меня выдергивает реальность. Не словами, а мученическим хрипом. Внезапно мой помощник и навигатор хватается за сердце, оседает на землю. Я о том, что делать в таких ситуациях, мало знаю, да и не планирую, потому что прекрасно понимаю: все.       Это ко-нец.       Как в подтверждение старик наконец перестает дергаться. Вайзу Юнмей умер.       Смерть событие печальное, необратимое и тяжелое для всех, включая умершего. Близкие грустят, мертвец разрывается между желанием жить и понимаем: «отжил», Жнец испытывает муки совести… В этот раз я ощущала вину не за то, что выполняю свою работу, а за то, что забрала себе его последние минуты. Впрочем, даже с этим легким зудящим чувством, существующем где-то на периферии сознания, я ощущала некоторое облегчение, потому что смерть человека в кои-то веки была мне на руку. Быстрое прикосновение, столь простой и привычный процесс, не осложненный мгновенными переходами — и над телом встает душа. Наверное, было бы гуманней чуть ослабить связь души и тела до того, как старик умер, но у меня не было гарантий, что умрет он именно в этот момент, может, это был лишь первый приступ, а за ним следовал бы другой, заключительный. Идти на риск с моей работой не стоит: можно убить человека раньше, чем он должен умереть. — Я… Я умер… — шепчет Вайзу, пораженным взглядом окидывая свои руки. На его лице проступает глуповатое выражение гордости и счастья. Не поняла… Когда тело призрака вдруг начинает светиться потусторонним светом, меня бьет паника. Нет… Нет-нет-нет! Не надо! Только не сейчас! — Я выполнил свой долг, помог Шинигами-сама. Прожил долгую жизнь. Пора на покой… — С-стой!.. — восклицаю я, но поздно. Юнмей превращается в чистый свет и поднимается в высь. В Чистый мир, на Небеса, в свой Рай. А я… я… А я вновь остаюсь одна, наедине с чужим миром, со списком нечитаемых имен на руках, и даже без такого, старого, фанатичного, не понимающего ни слова на русском проводника. Кимору Сайто, Такада Ору, Осада Аои… И где их теперь искать? Как?! Нервы, и без того натянутые до предела бесконечно трудными обстоятельствами, начали откровенно сдавать. Истерично вскрикнув, я расталкиваю собравшуюся толпу, выбираясь за ее пределы. Толпа-толпа… Стоит кому-то умереть, слетаются, как мухи на свежее дерьмо!       Я забегаю в переулок, тут же морщаясь в отвращении. Переулок вполне справедливо не улица, переулки грязные, от них несет. Может, так бывает не всегда, но для меня переулки навсегда стали ассоциироваться с вонью мусора и запахом разлагающегося тела. В переулки, в конце концов, мало кто заглядывает, идеальное место, чтобы… Чтобы поистерить вдоволь.       Из горла рвутся какие-то невнятные крики. Громко кричать и ругаться я себе не позволяю, ведь иностранная ругать — та же иностранная речь, непонятна и привлекает внимание. Я пинаю стены, ни в чем неповинные, рычу сквозь зубы, и вместе с тихой бранью вырываются всхлипы. За что? Просто за что мне все это?! Да, я провинялась перед Вечной, как все Жнецы, лишь начавшие свою работу. Поначалу бывало я просто отказывалась забирать душу, но… Но разве через это не все проходят? И почему тогда меня забрали сейчас?       Почему меня?! — Я домой хочу, я хочу домой, — хныкала я, сползая на корточки и опираясь лбом об стену. Стена была лишь пыльной, грязной в совершенно ином понимании, нежели я привыкла. Даже стены тут другие. А в каких-то жалких десятках метров гудит толпа, слышен плач — наверное, Юнмея уже опознали. Неудивительно, в такой-то деревушке… Меня это не трогает, не касается, я просто не хочу думать о других (это тоже больно, и боли будет слишком много с моей работой). Но чужие страдания нагнетают атмосферу, и мне все хуже… Слезы текут безостановочно. Этот мир такой чужой. Этот мир до смертного зуда похож на мой. Люди все так между собой похожи, только я, как всегда, лишь инструмент, который можно бросить там, а можно — в ином мире. Как же я это все… — Ненавижу!       Новый всхлип вышел на грани рыдания. Начал уже распухать нос, течь сопли… — ■■■ ■■■■■? — и именно в таком неприглядном виде меня застал случайный прохожий, зачем-то все-таки рискнувший заглянуть в переулок. Я тут же подорвалась с места, вскочила на ноги, попыталась вытереть лицо рукавом. — ■■■■■■■… ■■ ■ ■■■■■■■? — Ничего… ничего не понимаю, — пробормотала я, глотая слезы, — действительно ничего!       Игнорируя человека, который все равно мне ничем не поможет, я просто пробегаю мимо него.       Не пробегаю. Парень (хотя по меркам этого мира, — мелькает противная мысль, — наверное, уже мужчина с женой и тремя детьми) хватает меня за плечи так резко, что я успеваю испугаться. Чего он меня схватил?! — Пусти! — пищу, вырываясь, но крик выходит слишком нечетким, потому что маньяк даже не реагирует на незнакомый язык, как бывало со всеми ранее. — ■■■■■■■, ■■■ ■■■■■■■■■? ■■■■■■ ■■ ■■■■■■■? — парень спрашивал встревоженно, казалось бы, с беспокойством, но это пугало, потому что к незнакомым людям так не обращаются. То, что буквально ни одно слово из его тирады не было мне даже смутно знакомо, делало ситуацию еще более напрягающей. Стоило ему заметить мой страх, как он ослабил хватку. Конечно, это делало его чуть менее похожим на маньяка… Но я не собиралась разбираться в его характере, просто воспользовалась случаем и, вырвавшись, отскочила. В переулок. А позади кучи какого-то хлама… — ■ ■■■■ ■■■ ■■■■-!..       Прервался он, увы, не моей волей, но волей судьбы. Мы оба вздрогнули, когда на всю улицу раздался вопль. — Юнме-е-ей! — прокричала какая-то женщина и тут же захлебнулась рыданиями. Ну вот, теперь точно опознали бедного старика. Маньяк-или-просто-ненормальный тревожно оглядывается, окидывает взглядом толпу. Выглядит растерянным. — ■■■■■■■, ■■■-■■ ■■■■■■■■■, — бормочет он, а я, дернувшаяся, чтобы пробежать мимо него, замираю в последний момент, когда парень вновь переводит взгляд на меня. И что делать-то?.. — Юнмей!. ■■■!.. — продолжала рыдать неизвестная женщина, а я была уверена, что в моем словаре появилось новое слово. Потому что в таких ситуациях люди часто говорят одно, и «нет» скорее всего значило «нет». — ■■-■-■■!.. Юнмей, ■■ ■■ ■■■!.. ■■ ■■■ ■■■■ ■■■■■■■■!..       А мой маньяк — в чем я все больше сомневаюсь, хотя он определенно странный — услышав это растерялся окончательно. И даже, кажется, испугался. — Юнмей ■■■?..  — спросил он тревожно. Я молчала, хотя прекрасно знала, что там с Юнмеем произошло. Что цепляло… О, ну конечно же, в этой деревне все друг друга знают, и человек, зажавший меня в переулке, знаком с тем, чью душу я забрала. Ирония судьбы, жизни и смерти. Вопрос только, как это на мне отразится.       «Маньяк» посмотрел на меня так, словно принимает тяжелое решение. — ■… ■■■■■. ■■■, ■■■■■■■, ■■■ ■■■■■■■■… — проговорил медленно и неуверенно он, будто извинялся. Я слушала его «извинения» с каменным выражением лица. Что бы он ни говорил на самом деле, мне все равно, потому что единственное адекватное объяснение его поведению: он с кем-то меня спутал. Или просил о помощи, но я не поняла.       Этот ненормальный наконец-то уходит. Хочется сползти облегченно по стенке, плюнув на чистоплотность и всякие условности, однако где-то рядом труп Юнмея, вокруг него — толпа его знакомых и даже близких. Достаточно людей видело меня рядом с ним перед тем, как он резко умер, да и вообще отираться вокруг мест смерти у Жнецов после выполнения работы не принято. «Маньяк» старика знал, сам себе на уме… Меня никто не будет защищать.       Стараясь не сильно шуметь и ничего не ронять, я перелажу через гору хлама, заграждающую проход на другую улицу. Попадаю, правда, вообще не на нее, а на какое-то поле. Огород, что ли. Ходить я не люблю, но проблем не хочется, и я огибаю место проишествия длинной дугой, не суясь в центр деревни. Прошло минут пятнадцать прежде, чем я ощутила себя более-менее в безопасности. — Итак, — вздохнула я просто затем, чтобы слышать хоть где-то русскую речь, — я не в лесу, за мной не гонится жуткий Чиха, и мне известны имена жертв. На первый взгляд ситуации разные, а на деле — та же мертвячина!       Прогресс миссии откачан на шаг назад. Проводника нет, две души собрано, осталось три, и где мне их искать?.. А деревушка взбудоражена двумя смертями за день. Ха-ха, это они еще не знают, что на деле умрут пятеро. У этого местечка сегодня денек не лучше, чем у меня.