…
— Хен! — Ну что? — Зацени, я тут песню сочинил. — Боже, Хосок. — Ну зацени-и! Это пока только демо-версия. Ахах, вроде как просто гитара и я пою. Послушай, пожалуйста, у меня не совсем получается текст. — Похороните меня за ворохом дисгармонии. — Очень смешно, хен, — но Хосок не обижался, напротив, заменял собой солнце и протягивал телефон с остановленным видео. Юнги нажал на play. Курить хочется. — У тебя случайно сигарет нет? — Хен, не отвлекайся. Юнги послушно уставился в экран. Там Хосок сосредоточенно перебирал струны. И вот, запел. Голос у него приятный, низкий, объемный. Юнги вслушивается в гитару, в голос, в ноты, в слова. Мелодия мягкая, тягучая, легкая. И слова такие же — нежные, теплые и приятные. — Хосок, это очень хорошая работа. Кое-где я бы поправил текст, он не везде вписывается в ритм. А так, да, ты большой молодец, это можно дорого продать. — Да? — его глаза искрят лучами солнца. — Спасибо тебе, хе-ен! — и лезет обниматься, а Юнги позволяет. — Пришли мне текст и инструментал, я подумаю над исправлениями. — Конечно! — и немного погодя, он спросил: — А что нужно, чтобы записать песню? — Ох, Хосок. Прежде всего деньги. Пока у тебя нет лейбла, спонсоров, продажников и так далее, тебе придется все делать за свои деньги. Навыков в электронной музыке, в мастеринге и сведении у тебя нет? Хосок грустно покачал головой. — Значит, и за это денюжку будь добр. Ты как видишь эту песню? Акустикой или более проработанным треком? Типа с битом, инструментами там. — Мне нравится акустика. — Тогда тебе и париться не нужно. Просто сними видео, выложи на ютуб и в тикток. — И все? — Ну, по крайней мере это малая часть того, что ты можешь сделать. Как пассивный доход: ты приложил усилие — выложил песню, а дальше все как по шестеренкам само работает. Конечно, будет круто, если ты накрутишь себе просмотров, порассылаешь песни направо-налево, но это уже необязательно. Ты заметил, в наше время легко прославиться — спасибо интернету? Буквально, — Юнги помолчал немного. — Видео, создаваемое несколько недель, смонтированное, дающее информацию, соберет где-то десять тысяч просмотров за три дня. Допустим, да? А видео, где крыса тащит по ступенькам украденную пиццу, за день соберет пятьдесят тысяч. Так что… Тут по воле случая. Может взлететь хоть сразу. Может чуть позже, но в интернете ты станешь видимым. Много музыкантов живут в тени, надеясь на чудо, — он вздохнул. Интересно о ком же он? — Но их никто никогда не заметит, чуда не произойдет, их не видно. Они могут быть трижды талантливы, — он не о себе, — но они отмалчиваются в сторонке, а те, кто смелее, хватают свою славу за хвост и выходят на свет, чтобы поблистать в лучах признания. Только дерзни, Хосок, остальное сделает интернет. — Вау, хен, — Хосок, кажется, немного шокирован таким красноречием. — Спасибо! — Да, Хосок, в нашем мире ценится смелость и индивидуальность. В том же тиктоке… Я видел видео, где полные девушки и парни стильно одевались и без капли стеснения танцевали. Они выглядели так уверенно. И эта их уверенность, блеск в глазах, вызов обществу их украшают. Они видят себя красивыми, и их вера в себя создает красоту и в чужих глазах. Поэтому, если ты веришь в себя, если тебе по-настоящему нравится твое творчество — настолько, что ты хочешь поделиться своей любовью с другими — дерзни и поделись. Остальное к тебе придет, а твоя работа — быть искренним и щедрым. — Спасибо. — Ничего себе, хен! Такое красноречие. Ты что, хочешь подсидеть меня в писательстве? — Намджун оказался рядом неожиданно. Наверно, недавно пришел, а может, слышал все от начала до конца. — Намджу-ун! — Хосок всегда рад его видеть и всегда готов повиснуть на его шее. Юнги не ответил. Даже не поздоровался. Немигающим пустым взглядом смотря перед собой, он медленно поплелся куда-то в сторону четвертого корпуса. В нем есть открытая лестница, ведущая на крышу, а курить сейчас тянет неимоверно. Юнги даже не знает, кому конкретно он посвятил этот свой монолог про творчество, счастье и уверенность — Хосоку или себе. Не все ли равно… Дверь на крышу глухо скрипнула, пропуская через себя. На крыше очищен лишь небольшой участок, остальное еще завалено снегом. Видимо, не успели убрать до конца — пошли на обед или еще куда. Вообще на крышу вроде как запретили ходить, но почему тогда открыта дверь? Правильно, для Юнги. Для кого же еще? Пройдя к самому краю, где стояло ограждение, он оперся о железную балку, достал из кармана распахнутой куртки пачку сигарет, зажигалку, в которой заканчивался газ, черт бы ее побрал, и с пятой попытки зажег сигарету. Вдох. Выдох. Смотри, система, я возвышаюсь над тобой. В этот крохотный миг в размерах вселенной, всего лишь миллисекунда, раздробленная на миллиард осколков, но здесь и сейчас я стою выше тебя, пускай всего лишь на несколько этажей, пускай всего лишь на мгновение. Но я царствую здесь в этом хаосе собственной лжи и страхов, раскрошенных масок и унижения перед самим собой. Посмотри, сколько высокомерия в моем взгляде, хотя я терпеть себя не могу. Взгляни на меня, система, своим осуждающим всевидящим оком, прожги насквозь каждый мой шрам, что я на себе создал своими руками — или мои пальцы были управляемы тобой? Посмотри на меня, система, здесь только я и ты, никого больше, один на один с тобой. И моя сигарета — ничто иное как мое оружие против тебя. Жаль только, что острие направлено внутрь и не тебя оно ранит, а меня.…
— Доброе утро, Юнги! — сосед как всегда ранняя пташка. Сколько там времени на часах? Сегодня же чертов выходной. — В гробу я видел… — бормочет он себе под нос, кое-как сползая с постели и ползя в душ. Правило такое есть: пока не сходишь утром в душ, считай, ты не человек. На Юнги работает стопроцентно, если бы не душ, по утрам кто-то из его окружения непременно отходил бы в мир иной, потому что утро — самое отвратительное время дня. Утром ни делать ничего не хочется, ни вдохновения нет, ни желания жить, только убивать, да и оно притупляется с походом в контрастный душ. Выйдя из него Юнги почувствовал себя легче. Тело не так ломило, голова перестала быть настолько мутной. Только вчерашние сигаретные шрамы ощущались неприятными тянущими пузырьками. Пока эти пузырьки не сдуются, шрамы будут некрасивыми. Потом они покроются раздражающей корочкой, потом станут красными и постепенно будут бледнеть, оставаясь на коже пятнышками, похожими на синячки. Но это будет потом, а пока надо намазать их мазью и прикрыть бинтом. Не потому, что так будет правильно, Юнги на самом деле не заморачивался, он не знал, как надо лечить ожоги, порезы и так далее. Все равно же, нет? Просто пока они такие некрасивые, не хочется, чтобы кто-то их видел. — Юнги, твои волосы, — сосед весело усмехнулся, показывая жестом, что не мешало бы создать хотя бы подобие прически на голове. И все бы ничего, но рядом с ним снова сидело волшебное создание, непонятно откуда материализовавшееся. Когда Юнги проснулся его же не было… Или было? Чертовы волосы. Юнги взглянул на себя в зеркало и понял, что действительно стоило бы поискать расческу. Только вот где она… Вроде была в рюкзаке. — Она в тумбочке, — весело сказал сосед, наблюдая за сопящим Юнги. И его глаза тоже наблюдали, но не с насмешкой, а как-то по-другому. Юнги некогда было разглядывать, он спешил отвести взгляд и подойти к тумбочке.…
— Доброе утро! Юнги не ответил сразу. Сначала он встал, более-менее привел себя в чувства, поднял сонные глаза на второй ярус кровати и, встретившись с голубыми линзами, поспешно отведя взгляд, лишь коротко кивнул, смотря куда-то перед собой, и пошел в душ. Наверно, Юнги со стороны кажется грубым… В прошлый раз он ответил, что в гробу видал это утро. Может быть, это было грубо. И он даже не поздоровался с другом соседа… Имя спрашивать у него в привычку так и не вошло, что уж начинать, но банальная вежливость. Интересно, что бы подумал о нем этот самый друг соседа, который непонятно как оказывается в их комнате и который всегда так странно смотрит, увидь он Юнги сейчас, обнаженного под холодной водой. «Почему ты такой бледный, Юнги? Что это за шрамы? Почему у тебя исцарапана вся спина? Что это за синяки на запястьях и бедрах? Откуда эти пятна на ключицах и плечах? Почему у тебя дрожат руки? Почему ты такой худой?» «Мой милый мальчик, — Юнги невесело усмехнулся, — на все эти вопросы один ответ — нелюбовь к себе, граничащая с неприязнью и отторжением». Бледность — частично от природы, частично от сигарет. Шрамы? Очень просто — ножницы, лезвия и сигареты. Исцарапана спина, синяки, пятна-засосы? Это все новый парень из клуба, который уже несколько раз подряд отдает Юнги предпочтение и трахает так, что потом все тело дрожит. Приятно, как Юнги любит, с глубокими укусами и нежными поцелуями поверх. Грубость и мягкость — адский и прекрасный контраст. Юнги даже запомнил его имя — Юки. Хотя, к слову, ему это имя совершенно не подходит. Дрожащие руки — иногда проявляется побочный эффект от успокоительного. Худоба — от природы и частично от отсутствия аппетита. Юнги питается кофе, сигаретами, виски, колой и иногда чем-то вроде еды. Сложно набрать вес на такой диете. А это волшебное создание, благословляющее их с соседом комнатку, всегда выглядит прекрасно, хотя Юнги видел его еще не так много раз, но каждый раз тот безупречен. Аккуратные ногти, ухоженные волосы, опрятная одежда, чистая, здорового цвета кожа. Свежесть, приятность, мягкость, уют и тепло в одном флаконе. — Тебя зовут-то как? — да, Юнги удосужился узнать имя. — Чимин.