Противоположности

— Сокджин-хен. — Что? — он поднял глаза с книг на Чимина. Тот немного помолчал, раздумывая стоит ли спрашивать. — Расскажи про Юнги-хена. — Что, этот ворчливый кот тебя заинтересовал? Чимин не стал отвечать, достаточно смущенный уже только своей просьбой. — Ох, Чимин-а… — в своей обычной манере растянул хен. — Юнги неоднозначный. Как бы тебе сказать. Он очень добрый и мягкий, но хочет казаться сильным и почему-то думает, что мягкость и сила несовместимы. Ну, для образа… В целом, я его понимаю, покажи обществу, что ты мягкосердечный, и оно будут думать, что ты ванильный одуванчик. Особенно если ты парень, так уж заведено, — он поджал губы и насмешливо приподнял брови, показывая свое недовольство. — Вот… Что еще… Иногда он не ночует дома, часто не ходит на пары, потому что терпеть не может учебу здесь. Тут я его тоже частично понимаю, — Сокджин усмехнулся и, поймав внимающий взгляд Чимина, продолжил: — По утрам всегда ходит в душ, и только попробуй ему при этом помешать — он убить может. Я как-то на своей шкуре узнал. Знаешь вот этот вот прием, когда человек тебя пронзает взглядом так, что жить не хочется? Это чуть ли не самый большой талант Юнги. На язык он тоже не промах, на лопатки одним словом положит, как и ты, собственно, только вот что в вас разное, так это эмоциональность. Когда он злится, он никогда не повышает голос, но одной фразой, да еще и ядовитым тоном, он при мне людей заживо закапывал и плевал на их могилу, вот серьезно. В такие моменты рядом с ним страшно находиться, это тебе на будущее. Так… Ну что еще… — Сокджин замолчал, стараясь придумать, что еще можно рассказать. — А есть что-то, что ему нравится? — Нравится? Ну он пьет, курит, хотя не знаю, нравится ли ему это… Читает много. Все книжки, за исключением тех, что на той полке, его. У него есть мотоцикл, иногда он на нем гоняет. На гитаре играет, но нечасто, и после этого обычно замыкается в себе. Еще больше то есть. Музыку пишет, стихи. Их он даже выкладывает иногда. В инсте посмотри. Он у тебя есть? — Нет, хен, откуда? — Ну давай добавлю тебе, — он взял телефон Чимина и открыл приложение инстаграма. — Музыку, значит, пишет? — Да, но ей он ни с кем не делится. И в последнее время я не видел, чтобы он вообще что-либо писал, может, пишет, когда никого нет, а может, забросил. Не знаю. Стихи, кстати, тоже стал выкладывать очень редко. В целом, он и так не фанат делиться чем-либо с кем-либо. Я думаю, если бы мы с ним не жили вместе, мы бы не общались вообще и я бы о нем ничего не знал, хотя мы одногруппники. Я часто делаю за него домашку, он мне за это вкусняшки подгоняет, — Сокджин довольно улыбнулся. — Э-эй, я тоже вообще-то подгоняю! — Чимин сделал вид, что обиделся, скрестив руки на груди и выпятив нижнюю губу. — Да, Чимина-а, подгоняешь, еще как! Только ты зачем-то мне полезные вкусняшки подгоняешь. А полезные вкусняшки вовсе не вкусняшки. — Еще как вкусняшки, хен. Считай, я уравновешиваю вкусняшки Юнги-хена своими, чтобы ты не растолстел. — Я не толстею! — Что, серьезно? — Нет, могу есть, что хочу и когда хочу, оставаясь всегда прекрасным, — Сокджин расплылся в довольной улыбке и потянулся за пачкой сахарных червячков. Чимин, проследив взглядом за его движением, недовольно фыркнул: — Ненавижу таких, как ты. Тэхен тоже пожирает все, что под руку попадется, и хоть бы грамм, — негромко прорычал он. — Ну, Чими-ин. — Ой все, не лезь ко мне, хен. Давай лучше вернемся к философии этой долбаной.

…

— Юнги-и! — Ну какого черта? — Как видишь, разноцветного, — Намджун, шагавший рядом с Юнги, показал на бегущего к ним Хосока. — Юнги-и-и! — Хосок снес Юнги в сторону, схватив в оковы своих объятий, и нечаянно повалил на землю, не справившись с импульсом. — Блять! — Юнги можно простить, не очень-то приятно упасть в лужу. — Прости, — улыбка так и не сползала с его лица. — Юнги, ничего не планируй в этот четверг, мы идем на концерт. — Ага, конечно, — Намджун пытался скрыть улыбку, про себя злорадствуя и предчувствуя взрыв. — Какой, к чертям, концерт? — слабо спросил Юнги. Взрыва не будет: Хосока он даже не отпихивал и не спешил встать из холодной воды, на это нет сил. Такое чувство, что падение выбило из тела последнюю энергию, которая и так была на последней ступени лимита. — Чимин позвал. — Чимин? — Юнги не ожидал такого. — Кто это? — спросил Намджун, помогая Хосоку встать и перестать уже придавливать итак раздавленного Юнги к земле. — Это парень, которому Сокджин помогает с домашкой по философии и этике. Ну я тебе рассказывал про него. Юнги из-за этого ангелочка даже материться по утрам прекратил. — Вау! — Правда вау. — Еще бы, блин, этот ангелочек чуть ли не каждое утро ошивается в нашей комнате, что я, посылать его начну? — Нас посылать тебе никто не мешает, — Намджун протянул Юнги руку, чтобы помочь встать, тот ее упорно игнорировал. Вставать не хотелось. Он теперь вообще ногам не доверяет, веры в то, что в них ещё остались силы держать бренное тело, которое сегодня кажется особенно тяжелым, нет. — И Сокджина, кстати, тоже, — добавил Хосок. — Ну вы меня раздражаете, а он — пока нет. — Вау, — снова Намджун, все еще терпеливо держащий протянутую руку на весу. — По утрам тебя раздражает все, что находится рядом с тобой. — Пойдем, хен, классно же будет! — Хосок проследил за тем, как Юнги медленно и тяжело вылез из лужи. С волос и куртки капала вода, но его это, казалось, не беспокоило. В действительности Юнги все уже настолько осточертело, что какая-то там вода и холод его не трогали, — хотелось только лежать и спать вечность — Юнги, пойдем в общагу, ты сейчас заболеешь. Курить хочется. — Сигареты есть? Мои все мокрые, теперь на выброс, — он словно не слушал про концерт, хотя на самом деле ему было интересно. Курить хочется больше, чем узнать про то, что будет в четверг. Все по порядку. — Нет, конечно, — Намджун взглянул на мокрого Юнги, который выглядел почему-то как побитая собака, обиженным и очень грустным. — Я куплю их тебе, но сначала теплый душ и сухая одежда. — Я сейчас хочу. — Юнги, если пойдешь на концерт, я прямо сейчас помчусь в магазин! — Да какого черта? — устало спросил он, переводя взгляд на Хосока. — Почему он вообще меня позвал? Мы с ним даже не знакомы. Что за концерт? — Это от их университета, он будет танцевать, а один номер вообще полностью сам поставил. Очень хотел, чтобы мы пришли. — Допустим. — Вопрос «какого черта?» остается открытым, но курить хочется больше, чем выпытывать какие-либо ответы. — Купи мне сигарет, ходячая катастрофа. — Тебе какие? — С ментолом. — С мятой? — Да все равно. Любые, блин, уже. — Бегу! Намджун потянул Юнги за мокрый рукав, призывая пойти с ним в сторону общежития. Тот выглядел задумчивым и явно не настроенным на разговор. — Ты отдал уже свою чертову рукопись в печать? — Да, хен, менеджер сказал, что верстка закончена. Это значит, что в ближайшее время книга поступит в печать. — И когда я, наконец, смогу ее прочитать? — Я могу дать тебе черновой вариант с первой верстки. Он почти как оригинал, просто немного другое оформление и бумага не самая качественная. За новую версию я доплатил, мне хочется, чтобы бумага была новая, а не переработанная. — Ну конечно, мистер «экология превыше всего». — На самом деле Юнги было все равно, Намджун это знал. — Я хочу, чтобы все выглядело идеально. — Удивительно. — Юнги просто надо покурить. — Тащи черновик. — Хорошо, он у меня на квартире, завтра занесу. — Спасибо. — Они уже подошли к двери их с Сокджином комнаты. — Зайдешь? — Да, ты думал, что так легко от меня отвяжешься? Я не успокоюсь, пока не увижу тебя в сухой одежде и с кружкой чая. — Какой заботливый. — Надо покурить.

…

Сигареты — это даже не потребность в никотине. Они действуют как успокоительное. Приятно вдохнуть в легкие дым, чтобы он отравил их каждую нежную клеточку, чтобы он проник сквозь мембраны, чтобы впитался в кровь и смешался с ее составом, растекаясь по всему телу. Ты словно сам сливаешься с этим дымом, становишься таким же, глупо романтизированным и от этого эстетичным, и отравляющим. Ты медленно действующий яд, наркотик, свет, который светит мотылькам-самоубийцам, давая ложную надежду на освобождение. Освобождение наступит, но каким образом и какой ценой дастся им эта мнимая сожженная свобода. Ты властвуешь над своим телом и этим дымом, ты позволяешь ему убивать себя, тягуче и приятно. Дым как хороший долгий секс, он доставляет тебе неимоверное удовольствие на протяжении всего времени, но потом ты полностью разрушен и слаб. Потому, что только кажется, что ты властвуешь над дымом, на самом деле именно ты его раб. Он управляет тобой, поступая в тело дозированно, чтобы тебе хотелось еще и еще, и еще. Он выключает лампочку в мозге, чтобы ты был неспособен самостоятельно вырабатывать химию удовольствия. Он заменяет формулы, мешает понятия и рассеивает фокус. Становясь его пешкой, ты видишь мир через его призму — искаженным, таким же серым, как он. Дым позволяет тебе увидеть краски, лишь когда снова впустишь его в тело. Храм, обитель души, какая к чертям разница, если дым — это призрак, который легендарно делает замок интереснее. Так и сигареты. Мнимое оружие воина со сбитым прицелом, стреляющее внутрь. Неисправный механизм, надуманная свобода. Противостояние системе на жалкие мгновения. Вот он я, система, смотри в меня своими черными жадными зрачками, поедай меня изнутри, наблюдай, как я разлагаюсь за считанные секунды в счете вечности. Смотри на меня, система, я — твой царь, я — твой Бог, пускай лишь на мельчайший осколок времени, смотри на меня, чувствуй меня, бойся меня. Я здесь закон и я здесь власть, покуда меж моими пальцами зажато гладкоствольное оружие. Смотри, я направил его в самое твое сердце, вечное, часовое, не знающее отдыха. Слушай выстрел, система. Слышишь? Видишь кровь? Да, система, я попал точно в цель, жаль только, что вектор пули ушел внутрь и пронзил мое сердце, черное, мимолетно живущее и бьющееся через раз. По плинтусам твоей чертовой вечности, по линейкам твоей чертовой отстроенности и правильности течет моя кровь, смешанная с твоей грязью и моим дымом. Вот она — моя свобода, система, посмотри! Впитай в себя мою кровь, я разрешаю. Я буду надеяться, что она отравит тебя и сломает твой идеальный механизм. Я хочу видеть, как выпадают из твоей огромной машины винтики-люди такие же, как я. Жаль только, что без боли из тебя не вырвешься. Жаль только, что лишь выстрелом внутрь можно от тебя освободиться. Но теперь я свободен, мой выстрел уже прозвучал. Смерть только немного запоздает, но ничего, мы ее дождемся. Да, система? Смотри на меня, вгрызайся глазами в постепенно блекнущее тело, смотри, как я растворяюсь. Теперь я тоже дым, и теперь я тоже смешиваюсь с кровью в венах. С кровью времени в венах вселенной. Теперь я тоже свобода и теперь я тоже власть.