…
— Юнги? — Намджун? — передразнил его тот, хотя голос звучал намного более уставшим, поэтому в интонацию попал едва ли. — Ты как там, горе-бармен? — Ты что-то на мои коктейли гонишь? — Нет, ни в коем случае, я имел в виду… — В трубке послышалось шуршание, кряхтение и смутно различимый мат. — Юнги-я-а-а! — голос Хосока прорезал прямо по мозгу. Юнги зажмурился и самым недовольным голосом вопросительно промычал в ответ. — Ты как там, мой хороший? — Во-первых, будь тише, пожалуйста, — услышав тихое и бессовестное «ах да!», он продолжил: — А во-вторых, что за телячьи нежности? — Не зна-аю? — Не знаешь? — Не зна-а-аю, — еще довольнее протянулось в трубке. — Хосок, ты чего? — Намджун. Видимо, поставил телефон на громкую связь. — Да вот котенок Юнги-я напился вчера, а отхаживал его ангелочек Чимин. — Никто меня не отхаживал, мы просто поговорили на воздухе. — Хосок, мать его, вселенский шиппер. — Я видел, как ты на него смотрел, Юнги, твой пьяный взгляд не отрывался от его прекрасных бедер. — Хосок, ты в своем уме? Я его даже не знаю толком, — с трудом выговаривал Юнги под приглушенный смех Намджуна и совсем неприглушенный Хосока. Каждое слово приходилось выдавливать из себя усилием воли. Хотелось просто лечь и превратиться в каменную статую, которую бы не трогали тысячелетиями, миллиардами лет, которая лежала бы себе красиво и отдыхала. Которую все бы оставили в покое. — Как скажешь, Юнги. — Юнги, ты начал мою книгу? — отсмеявшись Намджун поспешил сменить тему, пока друг на том конце не решил свести счеты с жизнью, ибо голос его звучал совсем уже мертвым и болезненным. — Нет, пока дочитываю «Демиана». — Хорошо, как начнёшь, маякни, я переживаю. — Тебе так важно мое мнение? — Конечно, хен, ты же главный книжный критик моего окружения. — В общем и целом ты главный критик, — вставил Хосок. — Это тоже да, — согласился Намджун. А Юнги постарался не закатывать глаза слишком сильно, ибо даже это причиняло дискомфорт. Хотя то, что его мнение кому-то важно, было приятным.…
— Чимин-а-а-а-а-а… — протянул Тэхен. — Ну какого Маяковского ты такой скучный сегодня? Они сидели в кафетерии Академии. Было тихо, потому что шла пара по истории искусств, которую оба парня очень любили проводить где угодно, но не в аудитории. Солнце радостно играло в стеклах окон, возвещая расцвет весны. С железных ободков крыш капали редкие капли, небо было красивого светло-голубого цвета с кое-где рваными мягкими облаками. — Я не скучный, Тэ, я обычный, — сказал он, уставившись в салат. В голове все крутился вчерашний вечер и слова Юнги. Он помнил не все, но главные моменты запомнил. Особенно секс с незнакомцами и с каким-то полузнакомцем, как назвал его Юнги. Только вот имя не вспомнить, да и не нужно оно. А все эти шрамы, ожоги, синяки. Этот его взгляд, в нем столько непонятного, весь он такой загадочный, черт бы его побрал. Вот Чимин обычный, простой. Тэхен… Ну Тэхен не настолько простой, но хотя бы открытый. Чонгук вообще две копейки, даже не пять. Этим они и привлекают. А Юнги едва ли поймешь. И это раздражает. И его попытки справиться с внутренней болью раздражают. И глупо все это… — Ты свою тарелку уже насквозь взглядом просверлил. Может, хочешь поговорить? Чимин поднял глаза, чтобы встретиться с заискивающим взглядом друга, вздохнул и решил, что никакой проблемы в том, чтобы поделиться нет. Тем более Тэхен лучше разбирается в человеческой природе, чем Чимин, может быть, он сможет что-то ему объяснить. — Короче. Я познакомился с одним парнем. — Это ты о Юнги, — звучало как что-то среднее между вопросом и утверждением. Чимин не до конца понял. — Да, о нем. — Это же сосед какого-то там Сокджина, да? — Да, этот какой-то Сокджин помогает нам с философией и историей вообще-то. Будь благодарным. — Увижу, обязательно подарю цветы. — Почему цветы? — А почему не цветы? — И в этом весь Тэхен… Ну а действительно, Чимин, что ты имеешь против цветов? Он отмахнулся от своих мыслей, возвращаясь к главной теме разговора. — Познакомился в общем. Он приходил на вчерашний концерт. Я его позвал. Ну не то, чтобы лично… — Очевидно, Чимин. — Что очевидно? — он начинал раздражаться. — Не в твоей манере делать что-то напрямую. — Ладно, допустим, — Чимин глубоко вздохнул, стараясь успокоить себя и вразумить. Ведь раздражение росло в нем не из-за Тэхена, а из-за непонимания. — Я пригласил его, потому что хотел лучше понять. Он пишет тексты песен, хоть я и не посмел их читать, но заметил, что это именно песни по повторяющимся четверостишиям. Он пишет стихи, по крайней мере писал, сейчас он ничего не выкладывает. Тэхен, ты бы только их почитал, я тебе скину. Столько проницательности, обиды и боли, намеков на самоистязание… Тяжело читать. У него есть гитара, и он кажется даже умеет играть на ней, но не играет. Ходит вечно как в воду опущенный, я ни разу не видел его улыбки, а я часто бываю у Сокджина. — Последнее время особенно. — Что? — Ничего, продолжай. Чимин немного помолчал, сверля глазами непроницаемый взгляд Тэхена. — Ходит он вечно в черном и чуть ли не в одной и той же одежде. Если не спит, то читает, на пары не ходит и… — он вздохнул, вспоминая вчерашний разговор. — У него все тело искалечено им же самим, я не понимаю, как так можно. Как можно самому себе делать больно, да еще и намеренно? — Ну, Чимин, не юли, ты знаешь. Кто у нас по ночам тренировался, голодая по десять дней? — Это другое. И это в прошлом, мне до сих пор неприятно это вспоминать, Тэхен. Это было большой глупостью. — Я рад, что ты осознаешь это. Боюсь представить, что было бы, если бы не Чонгук, — он отпил какао из большой кружки и зажмурился от сладкого тепла. — Но Тэхен, у Юнги другое. Он… курит, пьет, режет себя, лезет в драки, чтобы получить увечья, тушит об себя сигареты, спит с… ну, занимается… — Проституцией? — Он это назвал по-другому. Он сказал… Как же он сказал… — Чимин почувствовал, как к щекам начала приливать кровь. — Он сказал, что когда тебе не хватает тепла настолько, что это уже становится невыносимым, ты готов заплатить цену собственного тела, чтобы получить хотя бы немного. Особенно если тело для тебя ничего не значит. Что-то вроде этого. — То есть денег он не берет? — Нет, как я понял. — Щеки покрывались жаром. — И он сказал, что занимается сексом с незнакомцами или полузнакомцами, как он их назвал. — С незнакомцами — типа именно с парнями? — Ага… — Чимин инстинктивно сжал в руке вилку, стараясь успокоить колотящееся сердце, чтобы оно перестало так бешено качать кровь, скапливающуюся пожаром у лица и шеи. — Чимин, что с тобой? — Я не знаю, мне почему-то становится очень неловко, когда я говорю об этом. — О сексе или о геях? — Да. — Воу, — Тэхен отставил чашку и вылупил глаза. — Малыш Чимин-и смущается секса? — он помолчал, увидев, что тот нахмурился и отвернулся, прожигая взглядом пол. — Ладно, прости, мы об этом как-то раньше не говорили, и я просто не ожидал. Мы уже в том возрасте, когда секса не стесняются, а наоборот активно познают его, что ли. — Чимин все еще молчал. — Ты девственник? — Черт возьми, Тэ. А ты что, нет? — Мы с Чонгуком встречаемся полтора года, извини, конечно, но просто обниматься за это время наскучивает. — Вы встречаетесь всего год и два месяца. — Будто это хоть что-то меняет. — Ну пусть так. И вообще, Чимин, ты заметил, что я парень и Чонгук тоже парень и мы встречаемся? Даже спим друг с другом? — Заметил… Меня это не волнует. — А что тебя волнует? Юнги его волнует. Он непонятный с головы до ног, закрытый, искалеченный, странный. Чимин ответил лишь глазами, не в силах сказать это вслух, надеясь, что Тэхен сам его поймет, он же должен понять. Чимин сам себя не понимает и боится чего-то. Он терпеть не может, когда чего-то не понимает, злится, раздражается. А когда он не понимает не только кого-то из окружения, а еще и самого себя, ему вообще крышу сносит. Тэхен это, конечно, увидел, но ничего не сказал, понимая, что этим только распалит друга до такой степени, что тот, вероятно, просто унесется прочь, оставляя за собой ошметки пламени. — Чимин, — сказал он мягко, положив ладонь на чужой сжатый кулак, — мы разберемся с этим, правда. Даже если ты сейчас чего-то не понимаешь, со временем все станет проще, поверь мне. Веришь? Чимин кивнул. Вроде верит. Как можно не поверить, когда на тебя смотрят так по-матерински и говорят с тобой так ласково. У Тэхена был дар успокаивать людей прикосновением и словом, и Чимин его в нем очень ценил, потому что спокойствия в жизни ему очень не хватало. Вспыльчивый и скандальный характер порой мешали ему жить, эмоции контролировать было сложно, скрывать свои мысли и чувства — тоже. Он был простым, как две копейки, человеком, со стороны он был понятен абсолютно всем. Но в нем сходились противоположности. Если хотите узнать о его чувствах, скорее всего узнаете, просто взглянув на него. Все написано в глазах, на лице, в движениях, жестах и походке. Открытая книга. А если захотите, чтобы он до вас что-то донес, что-то сделал, то не ждите, что он пойдет прямым путем и будет бить в лоб. В таких ситуациях он занимает выжидающую позицию, высматривает точки воздействия и ищет обходные пути, чтобы нажать на них косвенно, а не напрямую. Он будет строить стратегии, теории заговора, бросать вам подсказки, говорить метафорами и сравнениями, но никогда не скажет открыто и никогда не сделает прямо по своему желанию, только если попросите. В людях сливаются противоположности, они неотъемлемы друг от друга, дополняют друг друга и растворяют друг друга. Белого и черного не существует в мире в чистом виде, оба они есть смешение цветов и, следовательно, всегда стоит воспринимать тот или иной вопрос, того или иного человека не только с одной стороны. Человек многогранен, как Бог, в нем находятся тысячи всевозможных цветов, которые почему-то для простого глаза кажутся либо черным, либо белым, на крайний случай некоторые еще различают серый. Но цветов в человеческой душе далеко не три, их сотни миллиардов, огромное количество всевозможных смешений и оттенков. Никто не плохой, никто не хороший. Таких понятий попросту не существует. Дьявол и Бог сходятся в человеке воедино, создавая в нем частицу своей сущности. Только и Бог, и Дьявол в сути есть понятия противоположные, а значит, взаимоуничтожающие. Поэтому человек неоднозначен, в нем есть и Дьявол, и Бог, и в то же время, в нем нет ни того, ни другого просто потому, что нельзя отделить свет от тьмы, ведь без света тьмы не существует, как и без тьмы не существует света. И свет, и тьма суть есть одно понятие физического преломления и непрозрачности. Они неотделимы и являются единым целым порождением мироздания и человека.