Противоположности

— Блять, Сокджин, какого хуя? — монно пробормотал Юнги. Ему снилась общага, было ощущение, словно он в очередной раз просыпает пары. Поэтому он не ожидал увидеть на уровне своих глаз расфокусированное лицо соседа. Обычно тот всегда сидел на верхнем ярусе и никогда не мешал ему спать. Но вслед за бурчанием послышался негромкий смех Хосока, и Юнги почему-то понял, что он в реальности, а не во сне. — Все такой же «утренний лучик», — послышалось тихое, и кто-то погладил его по голове. Юнги медленно перевернулся на спину и потер сонные глаза, хрипло простонав от ноющей боли во всем теле. — Что вы здесь забыли? — Брат, уже два часа дня, мы надеялись тебя не разбудить, уж прости, — Намджун невесело усмехнулся и сел рядом. — Как ты себя чувствуешь? — Хуже некуда, — честно признался Юнги. Действительно, он очень давно, наверное даже никогда, не чувствовал себя так паршиво. Не говоря о слабости в теле, отвратительном привкусе во рту, тошноте, головокружении, боли везде, где только можно, и там, где совершенно неприятно, он ощущал ещё и отвратительную смесь жалости к себе, ненависти к себе, чувства использованности и даже какого-то предательства, опустошения и униженности. Хотелось убежать от этого всего. Снять болеющее тело, выбросить все мысли и убежать от них, освободиться. — Нам рассказали, что случилось, — лицо Хосока было непривычно грустным, а голос звучал так, будто тот вот-вот заплачет, но Юнги надеялся, что до этого не дойдет. — Я мало, что помню на самом деле… — протянул Юнги, ища глазами воду. Сокджин, заметив это, помог ему попить, придерживая стакан, который взял с тумбочки у кровати. — Пациент Мин, вы очнулись. — Маленькая сестра в теле важной походкой гусыни спешно подошла к кровати Юнги. — Ким Намджун-ним, почему меня никто не позвал? — Она и выглядела немного как гусыня… — Отошла всего на пару минут. — И звучала как гусыня… — Пациенту Мину нужно поесть. Обязательно. Освободите палату. — Но… — хотел было запротестовать Хосок. — Ничего не хочу слышать, мне надо делать свою работу, — перебила его «матушка-гусыня». — А что мешает нам просто посидеть рядом с ним, пока он ест? — резонно спросил Намджун. — Мы не голодные, еду отнимать не будем, — улыбнулся ей Сокджин. Она постояла будто в раздумии. Жестких правил, запрещающих прием еды пациента во время посещения, не было. Было просто нежелательно. — Ладно, — согласилась она и направилась за подносом с едой. — Только смотрите мне, беру вас под свою ответственность. — Не подведем! — крикнул ей Намджун. Хосок снова сел рядом и взял Юнги за руку. Глаза его были очень грустными. Намджун и Сокджин резко стали серьезными. — Юнги, до какого момента ты помнишь вчерашний вечер? Тот поморщился. Вспоминать что-либо не хотелось. — Я… — он вздохнул, — пошел гулять с Чимином. Мы поссорились, я вспылил и ушел. У дома Чонгука и Тэхена я забрал свой мот и поехал в «Рэд Рэббит» забрать перчатки из экипа. Я забыл их там, когда… — Он нервно сглотнул и опустил глаза на подрагивающие, в синяках, руки. Все еще были очень смешанные ощущения после той ночи, когда он позволил себе фантазии о Чимине. — В общем, я сидел за стойкой, ждал пока бармен отдаст их мне. Тут сзади возник Юки — это парень, с которым мы обычно… Встречаемся, я не рассказывал о нем, потому что это все несерьезно. Он стал приставать ко мне, а я не хотел. Пытался вырваться, отбиться от него, но он схватил меня за горло и втащил в какую-то кладовку, — Юнги говорил тихо, иногда прерываясь на всхлип. По его щекам текли слезы, но он их не замечал, погрузившись в воспоминания о вчерашнем кошмаре. — В общем он… изнасиловал меня, — почти неслышно добавил он. — Пиздец… — после недолгой паузы прошептал Намджун. Что можно сказать в таком случае? Ни одно из слов поддержки не будет иметь вес. Поэтому парни, кто как, но постарались выразить ее каждый по-своему. Хосок разревелся и осторожно обнял Юнги за плечи, Намджун взял его за руку и мягко сжал, в его глазах стояли слезы. Сокджин поглаживал его по ноге, нахмурившись и часто сглатывая. — Юнги, мы что-то можем для тебя сделать? Когда тебя выпишут? — спросил Намджун. — Я не знаю, но… — он громко втянул носом воздух, успокаиваясь. Дотронувшись до щеки, заметив, что та мокрая от слез, он грубо вытер ее тыльной стороной ладони, сделав то же самое и с другой. — Только… — он еще раз всхлипнул носом, несколько раз моргнул, смотря куда-то перед собой, — не говорите Чимину. — Прости, Юнги, — Хосок, не стесняясь, плакал, — я думаю, он уже знает. — В смысле? — еле слышно спросил Юнги. — Ты сказал, что мало, что помнишь, — сдавленным голосом начал Сокджин. — Так вот, ты отключился. Когда этот ублюдок ушел, он не закрыл подсобку: то ли гуманность проснулась, то ли он забыл, все равно. Туда зашел бармен, увидел тебя и вызвал медиков. И, видимо, набрал экстренные контакты. Первым, как он сказал, там был Чонгук, потом уже Намджун, Хосок и я. Нас всех обзвонили. Но… Чонгука тоже, он первый все узнал и приехал к тебе. Мы с ним виделись. Они были вместе с Тэхеном, Чимина с ними не было. Я не знаю, в курсе ли он того, что с тобой случилось или нет. Никто из нас ему не говорил, но за Чонгука и Тэхена мы ручаться не можем, они общаются с ним очень близко, и шанс, что он ничего не знает, очень мал. — В целом, — вступил в разговор Намджун, — когда тот бармен нам позвонил, он сказал, что тебя избили и ты весь в крови лежишь без сознания. Сказал, что за тобой уже едет скорая, и назвал адрес бара. Это все, что он сообщил. Никто из нас не знал, что на самом деле с тобой произошло. Значит, — он погладил руку Юнги, — Чонгук и Тэхен тоже ничего не знают, следовательно и Чимин. Никто не стал спрашивать, почему Юнги не хотел, чтобы Чимин что-либо знал о произошедшем. Сейчас всех волновало только его состояние. Они сидели молча, каждый думал о своем. Слышно было только тяжелое дыхание каждого из них.

…

— Какого черта ты сказал мне об этом только сейчас?! — Чимин злился, сильно злился. — Потому что ему нужен отдых, а ты очень… эмоциональный и несдержанный, сам знаешь. — В какой больнице он лежит? — Чимин, пары, — зная, что бесполезно, спокойным голосом напомнил Тэхен. — В какой больнице? — Чимин, тренировка. — Номер больницы, — нажал он. Тэхен вздохнул, понимая, что его ничто не остановит. — Сорок первая больница, пятая палата. На втором автобусе доедешь. Остановка так и называется «Больница». Сядешь через дорогу. — Спасибо! — Услышав необходимую информацию Чимин вскочил со стула и выбежал из кафетерия, а вскоре и из академии. Наскоро сориентировавшись, он нашел нужный автобус и направился к больнице, полный решимости все узнать и страха. Банального страха перед тем, что он может увидеть и перед тем, что он может услышать.

…

— Молодой человек, вы куда? — В пятую палату, у меня там друг лежит. — Стойте, дайте я проверю. Вообще-то сейчас не время посещений. С четырех до шести теперь уже… — Суховатая женщина средних лет задумчиво прошлась по папкам на ее стойке. — Так, как зовут друга? — спросила она, не отрывая глаз от какого-то листа. — Мин Юнги. — Да, Мин Юнги, пятая палата. Его уже выписали. Да, точно, вчера утром. — Как выписали? Уже? — А что его держать? — вопросом на вопрос ответила женщина, захлопывая папку и убирая ее к остальным. — Ничего серьезного нет, пара ушибов, отеки, слабость, первое время была немного повышенная температура. В целом, он уже в порядке. Что-то подсказывало Чимину, что Юнги далеко не в порядке. Поблагодарив женщину и попращавшись с ней, он пошел к общежитию Сокджина, уже не спеша, будто чувствуя, что то, что он увидит или услышит, будет очень неприятным и, возможно, даже болезненным. Он написал Джину, чтобы тот его встретил, и тяжело вздохнул. Здание общежития было высоким и серым. Чимин чувствовал необъяснимую тяжесть в груди, какая бывает, когда скапливаются невыплаканные слезы. Саднящее плохое предчувствие неприятно кровоточило где-то внутри. — Чимин-а, привет! — Сокджин звучал как-то невесело и выглядел уставшим. Когда уже внутри они ждали лифт, он повернулся к Чимину: — Только… — он вздохнул. — Только, пожалуйста, не осуждай его, когда увидишь. И я, наверно, пущу тебя и пойду к Намджуну. Чимин молча кивнул. Плохое предчувствие усиливалось. Он нервно сглотнул и нахмурил брови, поджав губы. Сердце громко бухало в груди, когда он наконец зашел в блок. Оставалась лишь одна дверь до Юнги, но Чимин почему-то медлил. Сокджин невесело улыбнулся ему и ушел. Вдох-выдох, Чимин, вдох-выдох. Это Юнги — что в нем может быть такого страшного? Хотя Чимин понимал, что боится он вовсе не Юнги, а того, что может выйти из его попытки поговорить с ним. Вдруг тот не захочет с ним говорить, вдруг прогонит, вдруг случилось что-то по-настоящему серьезное… Боже, надо собраться. Он робко постучал и, не дождавшись ответа, а, может, подсознательно поняв, что его не будет, вошел. Ничего необычного он не увидел. Лишь ту же картину, что видел каждый раз, когда приходил заниматься философией или историей с Сокджином. Беспорядок на правой стороне стола, разбросанные листки с какими-то стихами на тумбочке и тихо похрапывающий Юнги. Его каждый раз умиляло то, как тот спит. Свернувшись калачиком, прижав колени к груди, вытянув руки между согнутых ног. Он хмурился, вздыхал и иногда всхрапывал. Чимин тихо взял стул и, поставив его рядом с кроватью Юнги, сел. Очень осторожно, стараясь не разбудить, он погладил его по плечу, убрал волосы с лица и заправил их за ухо. На щеке Юнги был свернутый бинт, закрепленный пластырем, губа была разбита, на ране образовалась корочка, темные пятна по шее уходили вниз, на запястьях были синяки и царапины, похоже, от чьих-то ногтей. Чимин почувствовал подступающие к горлу слезы, почему-то ему казалось, что он знает в чем дело. Такие же синяки, засосы на тех же местах, но в этот раз разбитые скула и губы, следы ударов на лице, раны на запястьях — все это наталкивало на нехорошую мысль. Вряд ли это был просто жесткий секс. Скорее всего, Юнги избили, а возможно, даже принудили к сексу, что значит — изнасиловали… Но зачем Юки так поступать? Они же вроде и так встречаются, занимаются сексом, обоих все устраивает, кажется… Возможно, Чимин просто все придумывает, но перед глазами стали возникать ужасные картины, от которых сжималось сердце. Чимину представилось, как Юнги били по лицу и животу и почему-то ногами, что людей было несколько, что его жестоко изнасиловали, причем не один человек, да еще и одновременно, что он потерял сознание, что он вообще потерял память, что он теперь не может разговаривать от шока и никого не узнает и тому подобное, страшное и бредовое. Загнавшись в дебри страхов, Чимин не заметил, как заплакал и сильно сжал плечо Юнги, которое до этого лишь мягко поглаживал. В ответ на это раздалось недовольное шипение, кряхтение и следом хриплое мычание. Юнги открыл глаза и, медленно повернувшись, недовольно посмотрел на Чимина. — Чимин? — он зажмурился и снова открыл глаза, думая, что это сон. — Почему ты плачешь? — спросил он, когда понял, что перед ним сидит реальный человек. — Слушай, я понимаю, что я тебе никто, но ради меня, пожалуйста, объясни, что с тобой случилось, иначе я сейчас немножечко умру, — Чимин, всхлипывая, выжидающе смотрел на Юнги. Тот, тяжело вздохнув, сел на кровати и уставился на него в ответ, но так как не переносил долгих взглядов глаза в глаза, вместо этого посмотрел на щеки Чимина, блестяшие от слез. Юнги, не думая, мягко вытер его щеки ладонями, на что тот лишь всхлипнул, но не выдал удивления, не показал, что был смущен или что-то еще. И не отстранился тоже… — Скажи мне, — шепотом попросил Чимин. — Пожалуйста. Юнги выглядел уставшим: под глазами были синяки и глаза опухли, как не опухали обычно. Похоже, Юнги пытался запить свою боль и закурить, судя по бинту на правом запястье. Это было даже ожидаемо, на самом деле, но не значит, что не волновало. — Юки. После того, как я ушел из кафе… — он помолчал. Было стыдно за свое поведение, но он продолжил рассказ дальше, так как не умел извиняться. — Я взял мотоцикл и поехал в тот клуб, где обычно встречаюсь с парнями, чтобы переспать одну-две ночи. С прошлого раза я забыл там перчатки, — Юнги говорил тихо, еле слышно на фоне тяжелого дыхания и остаточных всхлипов Чимина, не поднимая от стыда глаз и чувствуя, как начинают гореть щеки, — я вернулся за ними. Пока ждал за барной стойкой, ко мне пристал Юки, ты… знаешь о нем. Я пытался сделать так, чтобы он ушел, но у меня не получилось, — Юнги помолчал, хмуря брови. — Он изнасиловал меня.— На этом свой рассказ он решил закончить. Не хотелось говорить об ударах, словах, потере сознания и той боли и пустоте, что своей поглощающей силой парализовывали его тело и мысли. — Б-больно? — непонятно конкретно о чем, спросил Чимин. — Больно, — тихо подтвердил Юнги, потому что неважно, о чем был вопрос, больно было все от начала и до конца и уже давно. — Мне так жаль, хен. — По щекам Чимина катились слезы. — Не стоит, — зачем-то снова вытер его слезы Юнги, — Я в порядке, — зачем-то соврал он. — Хен, я… — начал Чимин, накрывая руки Юнги своими, убирая их от щек. — Можно тебя обнять? Я не могу помочь тебе, но… — Да, можно. Чимин робко улыбнулся, что выглядело немного странно, ибо улыбка не сочеталась с грустными глазами, и, потянувшись навстречу, мягко и крепко обнял Юнги за плечи, осторожно прижимая к себе. Тот еле ощутимо приобнял его в ответ и рвано выдохнул, будто отпуская часть боли, что копилась в душе и теле. Чимин поглаживал его по спине, желая про себя иметь возможность спасти его от того, что произошло, сделать так, чтобы ничего не было. Он закрыл глаза и просто чувствовал тепло тела, которое обнимал, слушал его дыхание, мягко поглаживал, бессловесно жалея, стараясь приглушить боль. Юнги же ощущал, как впервые за долгое время он словно нашел успокоение. Несмотря на боль и ломоту во всем теле, неприятные воспоминания, мысли и кошмары, которые все еще мучили его во сне и наяву, сейчас он чувствовал умиротворение и искреннюю благодарность. Казалось бы, ничего особенного, просто объятия, но почему-то они чувствовались как глоток свежего воздуха, спасительный глоток…