Never Fade Away

      Открытие номер три звучало так: «Джонни Сильверхенд не помнит зла. Особенно за собой».       Именно так Джонни Ви как-то и известил. У него, дескать, есть охуенная черта – он помнит всегда только хорошее. И ведь правда, падла, моментально забыл все то дерьмо, которое вытворял в ту первую совместную ночь. Что было, сказал, то прошло. Он подумал хорошенько и изменил свое мнение. Теперь он не хочет, чтобы Ви вынес себе мозги, а хочет, - святой человек! - чтобы Ви жил и здравствовал еще лет сто, не меньше. И чтоб не кашлял.       От бессильной злости при воспоминании о том, как Джонни бил его ебалом о стекло и раздавал оплеухи, у Ви дрожали пальцы и сбоила оптика, но он постарался взять себя в руки. Можно было бы и дальше неожиданно и исподтишка глушить подлеца-рокера блокаторами, но это ж нужно было подгадать внезапный момент, чтобы Джонни не успел считать его мысли и снова выбить капсулы прямо из рук.       А потом как-то Сильверхенд внезапно серьезно, усевшись напротив Ви, сняв свои вечные понтовые авиаторы и заглядывая ему в глаза, отоварил того пыльным мешком прямехонько по голове, проникновенно заявив, что не собирается претендовать на его тело, а хочет лишь одного - уничтожить технологии, сделавшие возможным вот такой вот беспредел с сознаниями. И им с Ви, собственно, по пути, потому что именно там, в цифровой тюрьме душ, собранных «ебаной Арасакой» (тм), их и смогут скорее всего расцепить, сохранив наемнику жизнь. С помощью его бывшей – Альт, которая создала эту самую прогу – Душегуб, а потом сама от нее и пострадала при участии, само собой, «ебаной Арасаки» (тм), оцифровалась и канула в сети за Черным Заслоном, таящем за собой диких искинов.       А потом отоварил повторно, само собой, оговорившись, что если Ви не согласен помочь Джонни, то тут уж рокеру придется, хочешь-не хочешь, взять проблему на себя, потому что «ебаная Арасака» (тм) охуела, корпораты – мрази, землю – крестьянам, фабрики – рабочим, народу – анархию, бла-бла-бла, и дальше по зацикленной. И кто-то должен остановить это безумие. Фраза показалась наемнику какой-то уж больно знакомой и малоприятной.       Ви был категорически согласен с тем, что корпораты охуели, но жертвовать Сильверхенду свое тело во имя повсеместной свободы и справедливого возмездия он отказывался так же категорически. Жить хотелось – жуть.       С точки зрения Сильверхенда сам Сильверхенд был охуенен со всех сторон, с какой ни взгляни: вроде бы и тело не хотел у Ви отнимать, но и заради большой идеи готов был с легкостью пожертвовать и собой, и Ви, да и, видимо, еще четвертью ляма человек, если придется. Такой расклад Ви не нравился, он не признавал попутных жертв.       В этом, собственно, был весь Джонни. Он гипнотически очаровывал тебя своей искренностью и справедливостью, а потом также искренне оглушал тебя суровой безжалостностью. Пять минут назад он мог исходить на говно из-за какой-то мелочи, крыситься, быть мрачнее тучи и вести себя, как еблан, а потом его отпускало, словно тень пряталась, и он говорил какие-нибудь правильные и разумные вещи, становился удивительно притягательным, колко и смешно шутил, мастерски выебывался и красовался, и злиться долго на рокера у Ви как-то не получалось. Он, правда, и по жизни не был злопамятным. Но посылами друг друга нахуй они, надо сказать, обменивались регулярно. Впрочем, все чаще Ви стал замечать, что в ответ на это Джонни ухмылялся, а не мрачнел, да и у самого наемника рот кривился в похожей ответной усмешке. Посылы нахуй переходили из разряда злобной реакции в разряд безобидной традиции.       Проблемой было то, что имея прямой доступ к воспоминаниям Сильверхенда, Ви точно помнил свое открытие номер два и осознавал, что Джонни опасен, и что от таких, как рокер, любой разумный человек должен держаться подальше. Но опасность была вовсе не в том, что Сильверхенд клинически ебанутый. Опасным было попасть в сферу его притяжения и оказаться на его орбите. Есть такие люди, которые неосознанно обладают животным магнетизмом, притягательностью и умением вести за собой. Джонни принадлежал к их числу. Он не хотел зла, он хотел справедливости для всех и даром, чтобы никто не ушел обиженным, но при этом не обладал эмпатией. Удивительно, но вечно обдолбанный или бухой рокербой умудрялся парой лозунгов увлекать за собой толпу и словно полководец бросать свои легионы на баррикады; за ироничную, меткую будто выстрел, ухмылку ему прощали все – измены, эмоциональную импотенцию, неосознанную жестокость и пьяные выходки. И самое страшное и восхитительное было в том, что Джонни не осознавал собственной власти. Он просто не заморачивался этим, принимая как должное, оставаясь среди восхищенной толпы ищущих его внимания одиноким, трагичным, недоступным и блистательным, как ебаный Христос. Но в отличие от христианского сына божьего Сильверхенд не знал ни любви, ни жалости. Ни к себе, ни к другим.       Как Ви ни вдалбливал себе в голову все эти постулаты, ебало его все равно периодически расплывалось в улыбке в ответ на меткие колкие фразочки рокербоя, и наемник стал замечать, что в целом ему интересно слушать мнение Джонни по тому или иному вопросу. А возможность постоянного прямого контакта с энграммой входила в привычку: «Что думаешь, Джонни?», «Смотри, Джонни», «Видал, Джонни?», «Вот это пиздец, да, Джонни?». Наверное, шизофрения развивается тоже очень приятно и незаметно для пациента. Ведь всегда здорово, когда тебе в любой момент есть с кем поделиться мыслями и эмоциями. А Джонни, вестимо, было скучно в голове Ви - без тела, бухла, наркоты и сексуальных приключений, прикованному к молодому наемнику, как дикий пес на цепи. Просто пассажир, не более. Поэтому конструкт проявлялся исправно, как кукушка в антикварных часах: думал, смотрел, видал и признавал пиздец.       А ночью Ви снилось, как он идет через коридоры и балконы Арасака-тауэр, сметая на своем пути все живое. И он снова ощущал себя на вершине мира. Он шел к своей главной цели и был в кои-то веки до невозможности жив. Нервы как струна, на губах - удовлетворенная презрительная ухмылка, а в сердце - негасимое жаркое пламя, раздуваемое справедливой ненавистью. И только кровь могла унять это огненное чудовище внутри, которое он и не желал останавливать. Пусть пожрет все и всех в этой башне. Они заслужили. Он – наконец-то сошедшее к ним возмездие. Изящный проворот сильной уверенной кистью, одним движением вышибающий пустую обойму на пол. Кратким привычным жестом загнать новую обойму в верный Малориан Армс – и новый стильный проворот ствола от себя. Кто-то другой рисковал бы попутно пустить себе пулю в живот, еще кто-то не стал бы тратить время на понты. Но он сам был риском, он был врожденным животным стилем. Он просто был таким, какой он есть. И это было невыразимо охуенно. Он нес хаос и воздаяние, а в голове его звучал рваный, сумасшедший и энергичный мотив, и он шагал дальше, послушно подчиняясь несущему его ритму. И, казалось, нет ничего желаннее, чем отдаться ему полностью.       Ви просыпался в поту и крайнем нервном возбуждении, почти переходящем в сексуальное, дышал тяжело и прерывисто, и долго не мог отделить себя от того черного жадного зверя во сне. В полосы между жалюзи в комнату проникали всполохи неоновых рекламных огней, попадали на сетчатку, напоминая вспышки тяжелых выстрелов, а в плечо все еще било приятное ощущение отдачи. Как заученное домашнее задание наемник заставлял себя повторять: «Сильверхенд опасен. Он безжалостный мудила. Джонни заберет твое тело и разменяет тебя, как сотни людей до этого. Он дойдет до своей цели, не считаясь с потерями. Это просто проклятый биочип переписывает мое сознание, он заставляет меня не сопротивляться». Но все равно не мог понять, сам ли он так восторженно охуевает от невъебенной природной крутости Джонни или же это рокербой прется по себе как удав по стекловате.       Одно Ви знал точно, хотя и гнал от себя эти выводы как можно дольше: он начал как-то по-мальчишески завидовать Сильверхенду в некоторых аспектах – его естественной спокойной вальяжности, моментально переходящей в кипучую нервную энергию, его врожденному умению малейшим мимическим движением кристально ясно выражать свое отношение к происходящему, его натуральному стилю во всем. Ви никогда не страдал от самоуничижения, полагая себя вполне привлекательным малым, но на фоне рокербоя он как-то… терялся. Он не мог так понтово крутить ствол, он не мог так иронично выгибать бровь, не мог потрясно играть на гитаре и не умел заводить толпу. Они были похожи в одном – в одиночестве.       В этот предрассветный час Ви снова выкинуло из жаркого кровавого сновидения, словно задыхающуюся рыбу из грязного океана прибоем на берег. Рыба имела мокрый, потасканный и глуповатый вид, хлопала глазами и жадно хватала воздух. Быть этой рыбой было мерзко и немного жалко.       Прошлепав босыми ногами в ванную, Ви налил себе стакан воды и, глядя в зеркало на свою небритую заебанную рожу, выхлестал разом. Полегчало несильно, зато очнулся он теперь окончательно, без надежды на досып.       Главное правило наемника: если у тебя дохера свободного времени – приведи в порядок свое оружие, чумба. Это может спасти твою жизнь. Ну или просто занять досуг, а ты все равно завтра обнулишься.       Ви, как был, в одних домашних свободных штанах, босиком, устроился, согнувшись, на стуле в оружейной и, освещаемый мертвенным голубым светом, приступил к привычному ритуалу: разобрал, смазал, собрал, убрал на место. Руки заученно все делали сами, мысли витали далеко, нет-нет, да и возвращаясь к сновидению. Задумчиво убедившись, что пистолет не заряжен, наемник внезапно крутанул кистью, пытаясь повторить финт Сильверхенда. Был бы менее ловок с оружием – обязательно выронил бы тяжелый ствол себе на босую ступню, а так только отбил спусковой скобой пальцы.       - Не поранься, любитель, - Джонни материализовался в сполохах обычно сопровождающих его помех, ухмыльнулся с превосходством, потянулся и уселся прямо на пол под оружейной витриной, вытянув в проход свои бесконечные ноги. Носки ботинок уперлись в стул прямо под голой ступней Ви. – Если будешь так же, как сейчас тупить по поводу нашего общего дельца, то скоро и без всяких тренировок будешь охуенно проворачивать этот финт. Хотя это тебе вряд ли уже понравится.       Ви поднял взгляд от пистолета и хмуро обозрел излучающего иронию рокера, попутно снова с досадой отметив, что Сильверхенд, отксерокопированный прямиком после заварушки в Арасака-тауэр, - в пыли и царапинах, - все равно умудрялся выглядеть весомо и эпично, даже сидя на полу. Ебало довольное, бровь иронично ползет над авиаторами, губы изогнуты в ухмылке. Скучает. Ждет ответной подначки.       - Ты бы не говнился, Джонни, - не принял подачу соло, - а лучше б показал, как ты это проделываешь. Ну если это не секретное знание, которое ты унесешь с собой в могилу… Фактически уже унес.       - И как ты себе это, интересно, представляешь? – в бархатистом голосе появились ядовитые ноты, а Сильверхенд выдал еще более широкую и издевательскую улыбку. Но Ви, успевший хотя бы по верхам изучить Джонни, рискнул бы предположить, что тот неуловимо… доволен? – Я, видишь ли, всего лишь набор информации в твоей глупой голове, Ви.       - Ну… Ты мог бы… Ты же можешь ко мне прикасаться, взаимодействовать со мной?       - Ох уж эти мальчишки… - Джонни без усилия плавно поднялся с пола и медленно, словно нехотя, подошел к наемнику. - Уговорил. Давай поглядим, есть ли в тебе хоть искра таланта.       Конструкт мигнул, переместился одномоментно за спину Ви, и тот почувствовал, как рука Сильверхенда легла поверх его собственной кисти, повторяя очертания – палец к пальцу, сгиб к сгибу. Ладонь у Джонни была крупной, крепкой, сухой и горячей, пальцы мозолистыми и жесткими, жестче даже, чем у самого соло. Хватка - непоколебимо уверенной и даже какой-то хозяйской.       - Указательный держи крепче, ладонь расслабь, - колючий подбородок Джонни коснулся голого плеча наемника, а мягкие пряди чужих волос защекотали ухо. Ви явственно учуял легкий запах пота, резкий аромат табака и выделанной кожи и почти незаметный горький шлейф порохового послевкусия. - Пусть проворачивается свободно, а ось будет одна – указательный палец. Подворачивай под конец, пусть кувыркнется прямо в ладонь.       Ви искренне старался следовать науке, но слажал, глупо и гипнотически залипнув на чужом запахе. Пистолет снова сорвался под конец проворота и обидно ушиб фаланги пальцев.       - Не еблань, слушай, блять, внимательнее, что я тебе объясняю. Чувствуй мои пальцы. - Как будто Ви мог не чувствовать эту хозяйскую хватку! Джонни умудрялся, приблизившись, почти физически ощутимо забрать весь воздух и все пространство оружейной каморки. Ви готов был признать это какой-то запретной магией и даже отыграть назад к тому моменту, как вздумал попросить Джонни о науке. Не испытывая явно никакого неудобства или предубеждения, Сильверхенд решительно прижался сзади плотнее, повторяя теперь очертания тела Ви. И снова – рука к руке, от плеча до самых пальцев. И гипнотизирующий командный голос над самым ухом. Голос, которого хочется слушаться на каком-то инстинктивном уровне. - Не растопыривай остальные пальцы, твоя кисть сейчас - как осьминог на случке.       - Да я стараюсь, не пизди! – словно через густое марево огрызнулся в попытке противостоять Ви, не чувствуя, впрочем, к тому особого желания. Проворот, секунда на воображаемую смену обоймы, обратный проворот… Пистолет вырвался из пальцев, и только выработанная реакция позволила наемнику перехватить его левой рукой у самого пола.       - Блять, Ви, ты, нахуй, безнадежен! – Соло испытал странный импульс, словно бы Джонни агрессивно и пренебрежительно оттолкнул его в сторону. Ви отбросило назад, потом странно содрогнуло всей сущностью – и только тогда он понял, что все это время не двигался с места, ощущения были больше психическими, нежели соматическими. Собственная правая рука, в обход хозяина тела, раздраженно перехватила пистолет из левой. Ловко, - и в этой ловкости чувствовались досада и превосходство, - повторила недающийся финт трижды: к себе, замена обоймы, от себя.       - Ладно. Ты безрукий еблан, но и ствол говно. – Мягкий и насмешливый голос Сильверхенда звучал не привычно - извне, - а в самой голове. – Центр тяжести смещен из-за расположения обоймы. Хочешь такой же стиль без лишних мучений – меняй, нахуй, ствол.       - Джонни, ты не о-охуел ли часом? – от внезапности и наглости конструкта Ви аж замкнуло где-то внутри. Злость, которая должна была накрыть разом, почему-то чутка запаздывала. А наемнику очень хотелось бы взорваться сразу. Но вся его суть словно бы качнулась, приходя к идеальному равновесию, восполняя то, чего всегда не хватало.       - Завали хлебало и внимательно запоминай. Не заставляй меня овладевать тобой дольше, чем требуется, - пошло и подъебисто ухмыльнулся у Ви в голове охуевший рокербой, и снова, но уже медленнее, несколько раз повторил финт, дав соло чуть больше свободы в доступе. Их руки словно бы слились. Ощущение было странным, каким-то щекочущим и убийственно правильным, комфортным. Стоило Ви чуть напрячь волю, как он забирал управление, словно оттесняя Джонни куда-то в сторону. Но при любой ошибке Сильверхенд без труда подхватывал движение и завершал его.       Ви только успел распробовать эйфорию на вкус, потянуться навстречу и с готовностью открыться этому кайфу, как его настойчиво, почти физически оттолкнули. На наемника одномоментно будто обрушилось что-то странно тягучее, протащило, словно по колючей проволоке… а потом заполнило чувством невосполнимой утраты, какой-то фатальной неполноценности.       - Дальше сам, - Джонни покинул здание и теперь спокойно и надменно курил свою бесполезную в электронном посмертии сигарету, привалившись плечом к стене. На роже - готовность к язвительной защите и привычная снисходительная насмешка.       - Да пошел бы ты нахуй, Джонни, - это было унизительно и жалко, но в тот момент охуевшего и оглушенного странными эмоциями Ви, растерянно стоящего с пистолетом в руках, хватило только на этот невпечатляющий экспромт. В воздухе все еще неуловимо и непередаваемо вкусно пахло табаком и кожей.       Напросился, блять…