Never Fade Away

      После оглушающей прогулки в невыносимом одиночестве по Пустошам присутствие Сильверхенда, четкое осознание его существования и близости омывало душу Ви словно теплой исцеляющей волной. Без преувеличения – он блаженствовал, пребывая в восхитительной целостности, правильности. Наемник был бесконечно счастлив, даже учитывая все, что пыталось навалиться извне, весь тот мутный осадок, что еще бултыхался где-то на дне его сознания.       Не мог отвести глаз от сильной грациозной фигуры, когда они уселись в тачку и рокербой привычно и небрежно закинул свои скрещенные бесподобные, идеальные ноги на торпеду, втянул полной грудью через нос воздух, яростно раздув тонкие ноздри, и выдохнул медленно, явно стараясь усмирить свои злость, возмущение и любопытство, заставить себя молчать и не спрашивать. И Ви был ему неебически благодарен за эти столь несвойственные рокербою усилия.       - Хули пялишься, мудила восторженный? – что же… заслуженно. «Восторженного мудилу» соло пропустил мимо ушей. Щелкнув зажигалкой, Джонни прикурил, склонив голову – огонек отразился в стеклах авиаторов, приглушенно блеснул на черных прядях - и откинулся на сидении. - Ты ж домой вроде хотел, так заводи.       Пока Quadra-66 с натугой одолевала бездорожье, Ви, сосредоточенно щурившийся на расстилающиеся впереди кочки и растительность, грозившие повредить тачку, буквально всей шкурой чувствовал, что рокер на него глядит. Безотрывно, ничуть этого не скрывая. В башку толкнулась опасливая мысль о том, что, возможно, Сильверхенд в своей манере снова подумал и изменил решение относительно ситуации. И вот-вот, быть может, домыслит до конца, достаточно проникнется священной яростью и херанет какую-нибудь ебанину в своем диком стиле. Серьезно, с рокербоя бы запросто сталось. Передумывал он настолько свободно, что было даже возмутительно. Собрав смелость в кулак, наемник позволил себе настороженно скосить глаза в сторону Джонни.       Тот сидел, устроившись удобно и изящно, изогнувшись в пояснице, привалившись спиной к дверце, и рассматривал Ви словно, блять, интереснейший фильм или какой древний интригующий экспонат в музее – с видом прошаренного ценителя, в целом удовлетворенного картиной, но четко осознающего все малоприметные изъяны. Мазнул взглядом по шее, плечам, по линии бицепсов. Соло непроизвольно передернулся, буквально физически ощущая теплые линии, отрисовывающиеся под кожей.       - Че? – решился наконец-то уронить Ви, осознавая, что от пристального этого внимания темных прищуренных глаз его по позвоночнику продирает жар, опускаясь куда-то в область поясницы, а затем привычно перемещаясь в низ живота.       - Скучал, говоришь? – дернув как-то слишком уж многообещающе уголком губ, рокер лениво развел колени, не снимая ног с торпеды, и пиздецки горячим, пошлым, но поразительно естественным движением огладил пах и лобок через штаны. Скрипнула кожа, когда пальцы его коснулись очертаний приподнявшегося члена, сжались грубовато. И наемника перетряхнуло, будто бы не себя, а его сейчас ласкал Сильверхенд. Нет, блять, правда, Ви физически ощутил прикосновения к собственному телу, хотя ладонь рокербоя проходилась сейчас по внутренней стороне его же бедра.       - Что за хуйня? – озадаченно моргнув, соло приподнял брови, не рискуя надолго отвести взгляда от сложной расстилающейся впереди поверхности, искоса на миг снова глянул на Джонни. Тот задорно и голодно оскалился во всю пасть, новым выебистым длинным движением огладил живот и пресс, и Ви как шибануло электрическим разрядом, заставляя подавиться вдохом. И он не понимал – какого хуя? Да, связь между ними была такова, что удовольствие они делили на двоих, но… в этот раз прикосновения были не только эхом чужого наслаждения, он реально чувствовал на теле ладонь, хотя рокер к нему не притронулся. – Как ты это, блять, делаешь?       - Кажется, ты называл это астральной дрочкой, - довольно усмехнулся мудила, стащив авиаторы и бросив их на торпеду, а после вальяжно потянулся и нарочито медленно со щелчком расстегнул пряжку ремня.       - Я правильно понимаю, что ты ебешь меня сейчас прямо в мозг? – вызверился наемник, одновременно с раздражением и обреченностью подмечая поразительно яркую реакцию своего тела – возбуждение накатывало тяжело и ошеломляюще быстро. Ебучий самодовольно лыбящийся рокер, серьезно, просто-напросто ебашил на его нейронах гитарное соло. Что бы там ни совершил Ви, но это было каким-то… ментальным насилием. - Завязывай, блять!       - Я бы сказал – в голову. Насчет мозга – слишком самонадеянно, - громко и сухо вжикнула молния, и Сильверхенд, стащив зубами перстни, – от одного этого зрелища соло поперхнулся, - пиздецки порнографично облизнул ладонь, сомкнул большой и указательный пальцы кольцом, обхватывая полувставший член, проходясь сразу парой легких, четких, выебисто-замысловатых движений. И ухмыльнулся оглушительно пошло и нагло. – Тем более, тупой ты еблан, я всегда, по сути, ебу тебя именно в голову. Если схема тебе все еще не ясна.       - Иди нахуй, Джонни! – задохнувшись фразой, Ви дернулся, непроизвольно сорвавшись на глухой стон. – Я не хочу… так!       О, да, все существо наемника, разодранное на части и собранное кое-как лишь менее часа назад, полыхало и содрогалось от привычного желания забыть обо всем, намертво, как и обычно, сплавиться с рокербоем, вновь отчаянно сцепившись в жаркое единое целое, потеряться в этом пламени… но не так! Да что за хуйня?! Ситуация, и правда, была изначально пиздецово странной и из ряда вон… но сейчас Ви очень реалистично ощущал себя подопытной крысой с электродами, загнанными в мозг. И он мог бы поклясться, что Джонни, великодушно смолчавший и не уронивший ни одного вопроса или претензии, теперь банально мстил. Низко и грязно, как последняя сука. Но, серьезно, он ожидал от рокера возвышенной и изящной расплаты?       - Не вздумай останавливать тачку. Будь хорошим мальчиком, Ви, - низкий бархатистый голос опьяняюще вибрировал в такт каждому движению теперь уже ладони, - лапы на 10 и на 2 часа, глаза на дорогу. И постарайся нас не обнулить. Ты же, кажется, завидовал той девке из стрип-клуба? Так наслаждайся.       - Ты, блять, и в эту часть моих воспоминаний влез, мудила?! – теперь Ви трясло от наплыва дикой смеси возбуждения и ярости. Насколько легко и просто Сильверхенд умудрялся выкидывать что-то отвратительное и наглое до беспредела! Раздражал, злил, выбешивал! Заставлял желать себя до какого-то ебанутого края, на острой контрастной грани между непомерной любовью и побуждением удавить нахуй!       - Как, это тоже табу было? Блять, Ви, ты как в первый раз под мужиком: «Туда нельзя! Нет, сюда тоже! Ой, только не так!», - и, сучара, как только умудрился выдать настолько отвратительный фальцет со своим-то многократно сорванным голосом? Рокербой ухмыльнулся самодовольно, одуряюще пошло облизнул пересохшие губы, продолжая непередаваемо охуенно и эротично дрочить себе. Соло. Им, блять, обоим. Металлические пальцы с нажимом вновь огладили внутреннюю часть бедра – от колена до паха – и Ви уронил тяжелый выдох-стон, невольно раздвигая ноги. Подошва его чуть не соскользнула с педали. – Ты запретил мне лезть в сегодняшние события. Про тот загул базара не было. Есть в этом, кстати, Ви, что-то извращенное и грязное – завидовать шлюхе. Прямо даже приятно впечатлен твоей испорченностью.       - Че ты несешь?! Охуел совсем?! – от этой фантомной ебли дрожали колени, напряженный член упирался в ширинку джинсов, а на ткани уже, блять, расплывалось влажное пятно, сердце заходилось в бешеном темпе, но ярость умудрилась продраться даже через это эйфорическое до крайности состояние. Вся сущность Ви требовала немедленно уебать за подобный пиздеж. - Не в том, сука, смысле!       - Знаю, - коротко, хрипло и невыразимо довольно выдохнул Джонни, впившись в Ви каким-то абсолютно диким и сумасшедшим взглядом, а хромированная ладонь поднялась резко, обнимая собственную мощную напряженную шею рокера – отзываясь давлением на глотке наемника, и тот резко вдавил педаль тормоза в пол. Тачку дернуло, Ви ушибся грудью о штурвал, но было плевать. Плевать, плевать, плевать! Потребность уже не ударить, а прикоснуться, осязать, вжиматься была настолько запредельной, что в глазах темнело, что мир вокруг исчезал в черном мареве. Перегнувшись через панели управления, разделявшие сидения, соло вцепился в майку мудака, со всей силы, зло, исступленно, рыкнув, рванул на себя тяжелое расслабленное горячее тело – и рокер с готовностью подался ему навстречу. Качнулся вперед, и они столкнулись до звона лбами, болезненно, почти до искр под веками. – Ну наконец-то, блять! Все думал – надолго тебя хватит бессмысленно скулить и терпеть?       Одной рукой Ви дернул пуговицу на собственных джинсах, потянул вниз молнию, второй зарылся в длинные волосы Сильверхенда и замер только на один миг, ловя губами жгучее дыхание. Несмотря на хватку пальцев наемника, рокербой подался вперед сам, рыча совершенно по-звериному, целуя грубо, неистово, глубоко, - гибкий влажный язык проник сразу до самого неба. Мир схлопнулся в раскаленную точку, сомкнулся вокруг них, когда Джонни наконец-то – о, блять, наконец-то, наконец-то, наконец-то, блять! - взял его твердый член, сразу забирая этот свой безумный стильный темп – без нежности, одна голая неприкрытая хищная страсть. И соло дрочил ему в ответ так же, не размениваясь на ласку, в голодном ритме. Они продолжали целоваться, как ебанутые подростки, впервые обжимающиеся в тачке, – мокро, бесконечно долго, задыхаясь, до раздраженных губ царапаясь о щетину друг друга. Каждый стон на выдохе эхом отдавался во рту, перекатывался по небу, соскальзывал в чужую глотку, трепетал, теряясь в горле, скатывался дальше в тело, в грудь, до самого сердца.       Под солнечное сплетение впивался острый угол одной из приборных панелей, регуляторы отпечатывались на коже под мокрой футболкой. Руку сводило от неудобного положения, но, блять, Ви знал, что рокеру нравятся именно такие движения его ладони, и терпел нарастающую судорогу в напряженном запястье. Локоть упирался в металл до боли, предплечье дрожало. Исколотые и искусанные губы саднило. Но тугое умопомрачительное наслаждение внизу живота нарастало, ширилось, становилось все невыносимее, все острее. И ничего более охуительного не существовало – только быть вместе, как можно ближе, как можно теснее. Вместе.       Наемник как заведенный, как сломанный, как напрочь ебанутый, повторял теперь во влажный горячий рот раз за разом: «Джонни… Джонни… Джонни… Джонни…», пытался выдраться хотя бы на секунду, глотнуть побольше воздуха, чтобы продолжать эту свою заевшую восхитительную шарманку, буквально чувствуя по каждому содроганию Сильверхенда, как повторение имени словно прокатывается по его телу валом изощренной ласки, но тот не отпускал его затылок, жадно выцеловывая губы, кусая, отираясь колючей щетиной.       Теряясь в непрекращающейся неостановимой дрожи, Ви четко ощутил, как приближается мощный оглушающий оргазм – и ладонь рокербоя знакомым охуительным жестом огладила головку его члена, а соло вывернулся из хромированной руки на загривке, выгнулся, уткнулся в полуметаллическое плечо Джонни, глухо и изнемогающе выкрикивая его имя, жгучая сперма выплеснулась на его пальцы. И рокер тоже хрипло стонал, впившись зубами в его ключицу сквозь ткань футболки, почти прокусывая кожу насквозь. Но боль сплеталась с одуряющим наслаждением, усиливая его, делая острее, продирая колючей проволокой по венам, ослепляя, буквально убивая бешеным удовольствием.       И как только вязкая нега отпустила их, позволив пошевелиться, оба поняли, что этого критически мало. Сейчас. Всегда. Сколько бы времени у них ни оставалось.       Второй раз за эту ночь мир сдвинулся с места, вновь отправив Ви в какое-то потустороннее измерение, в котором не было места никому и ничему, кроме него самого и Сильверхенда, после фразы «Ты посмотри какая жирная тварина!..»       И наемник никогда бы не поверил ебанату, который попытался бы убедить его, что после подобной фразы он способен сорваться в глубину неимоверного нетерпеливого желания. А возможно, и разбил бы тупому шутнику ебло.       Но это случилось.       В узкой подворотне, куда Ви зашел выбросить пакеты из-под еды, взятой навынос по дороге домой, царил полумрак и удушающая вонь застарелых многонедельных отбросов. Среди переполненных контейнеров громоздились завалы мусорных пакетов. Стараясь не споткнуться в темноте, разгоняемой худо-бедно лишь отсветами фонарей с улицы, соло выбросил упаковки и собирался уже возвращаться, когда шуршание заставило его инстинктивно обернуться. Хотя, ясное дело, кто еще, кроме крыс, мог там возиться?       Рокербой отрисовался в ослепительном во мраке сиянии пиксельного вихря в своей характерной живописной грациозной позе: прижавшись лопатками и затылком к стене, охуительные ноги выставлены в грязный проход. Изящно изогнулся и восхищенно уронил вслед матерой зверюге вышеупомянутый комплимент. И Ви, словно его снова программно отключило где-то внутри, завис, упоенно поглощая оптикой и сознанием яркий и изысканный образ охуевшего и охуенного ублюдка, в которого он был влюблен до одури, – от высокого поцарапанного лба до резкой линии икр, затянутых в кожу, снова и снова понимая, что все это не про внешность, а про внутреннюю силу и красоту сущности Джонни.       Его грация, его похуизм, его самоуверенность, его характер, острый ум, энергия, ленивая вальяжность, превосходство и поведение позволяли вписать его образ в любое окружение – и он смотрелся бы там гордо, уместно и вызывающе. Дикое и свободное божество развалин, сражений и заброшенных мотелей… Сейчас он охуевает в засранной подворотне с размера промелькнувшей, блять, крысы - стоит, великолепный, сверкающий посреди этого пиздеца, вписываясь идеально одновременно и ебаным контрастом, и полным отсутствием брезгливости. Перемести его в обстановку богатейшего особняка – и он будет там неуместен, но восхитителен, словно «камень в лицо копа», словно плевок в зажравшееся ебло безразличного корпората. Вольется со своей элегантностью совершеннейшего безразличия, сарказма, иронии и отвращения к излишествам. Свобода и независимость рокера делали его непередаваемо прекрасным. И наемник осознавал явно, впитывая каждый жест, вплоть до поднимающейся под бронником от дыхания груди, - он любит суть Сильверхенда, любит его личность. О да, идеальные ноги, небритое мудацкое ебло, внушительный хер, идеальное тело и все остальные внешние проявления были чудным дополнением, че уж пиздеть, но… любил Ви его душу, или что там вместо нее. И рокербой был нестерпимо красив в сиянии своих идей, принципов, устремлений и мыслей.       Соло и по сей день казалось, что он никогда не смог бы быть достаточно хорош для Джонни, достоин его пламени, уверенности, упорства, стремления к воле и справедливости. Сложно, в целом, быть достойным человека, для нескольких поколений ставшего лозунгом, смыслом, ебаным пророком свободы. И он до сих пор удивлялся, что рокер каким-то невообразимым образом подпустил его к себе, позволил быть рядом, принял его и даже… как будто иногда ценил? Сколько ни думай об этом – ахуй каждый раз настигает необыкновенный. Поразительно, блять.       Он знал, что ему придется обходиться без этих драгоценных необходимых ему красоты и силы, но все еще не знал как. Отличный вопрос. Над которым он поразмыслит тогда, когда все случится. Когда он останется один.       И когда Ви отвис, оказалось, что он смотрит на Сильверхенда в упор все тем же блаженным, любующимся взглядом, а тот смотрит на него в ответ так же внимательно и жадно, впитывая его собственный образ, глядя не глазами, а словно душой, всем существом в его душу.       Оба они потянулись друг к другу одновременно. Наемник впечатал рокербоя в разрисованную граффити стену, ухватил лицо в ладони, поцеловал коротко и ненасытно, а Джонни, уже задыхаясь, пытался поймать снова его губы, продлить и углубить поцелуй, выгнулся ломано, сцапал за загривок рукой. Но Ви скользнул ладонями по восхитительно горячей шее, по груди, по бокам в броннике и опустился на колени на грязный асфальт. Пальцы его огладили узкие бедра, разобрались с пряжкой ремня и молнией, - и рокер сорвался сходу в горячечный стон, точно возбуждался до крайности все то время, пока соло рассматривал его, сияющего посреди ебаной свалки.       Вбирая этот охуенный идеальный член в рот, лаская языком, собирая влагу с головки, Ви, ощущая под коленями каждую неровность покрытия, смотрел и смотрел снизу вверх в дико и голодно сверкающие черные глаза Сильверхенда. А тот, не отводя взгляда от лица наемника, дышал тяжело, стонал сквозь зубы тихо и хрипло, лишь изредка запрокидывая голову и скалясь в изнеможении. Облизывал пересыхающие губы, сглатывал с трудом, - под покрытой щетиной кожей на шее прокатывался ошеломляюще сексуально кадык.       И Ви было глубоко похуй, что от оживленной улицы их… его прикрывает лишь ебаный мусорный контейнер, что он отсасывает энграмме, стоя на коленях в отвратительно грязном и убогом переулке. Обоим им было плевать – где, когда, в какой момент времени. Соло хотел рокербоя безгранично, чувствуя в ответ такое же ослепительное желание. Только бы слиться снова, только бы стать единым целым, только бы испытывать эту охуительную полноту и правильность до невыразимого крика. До непередаваемого исступления, блять. Успеть.       Восторг обладания и близости продирал по каждой клетке, разбиваясь остро взрыв за взрывом где-то в мозгу, потрясающий родной вкус прокатывался по рецепторам, проходя дрожью вдоль хребта, и Ви стонал сам от наслаждения. И, как бы ни хотелось зажмуриться от эйфории, колко гуляющей по всем нервным окончаниям, упрямо заставлял себя смотреть в охуенное, идеальное, небритое лицо, силясь поймать каждую эмоцию, каждое содрогание удовольствия.       Рокербой держался, видимо, до последнего, но в итоге, как и обычно, сорвался, торопясь, желая уже получить самому от соло все и сразу. Толкнулся жадно, широко расставив ноги, выгибаясь вперед, стискивая затылок Ви хромированными пальцами, сам трахая его рот быстрыми, глубокими, голодными рывками в своем безумном ритме: дважды за щеку, третий раз прямо – по языку почти до миндалин.       - Бля-я-я-ять… Ви… - застонав в полный голос, уже не сдерживаясь, Джонни вбился внезапно до самой глотки. Головка скользнула с усилием в сжавшееся горло и наемник, охуев, инстинктивно уперся ладонями в бедра рокера, но тот прижимал его крепко, не отпускал, рыча хрипло, кончая, сотрясаясь от невыносимого накрывшего волной наслаждения. И Ви, задыхаясь, заходясь в ярком нереальном блаженстве, напрямую транслирующемся в его сознание, ухнул в искрящий и неожиданный оргазм, так и не прикоснувшись к себе. Да, блять, даже не расстегнув и так убитых за сегодня джинсов. Словно ебаный жалкий подросток. – Ты ж мой охуенный…       Откашливаясь и отплевываясь, силясь продраться через немую послеоргазменную пустоту и бессилие, соло уперся руками в асфальт, все еще не понимая на каком он, сука, свете и как ему удалось выжить. Утер нечеткими движениями футболкой мокрое лицо, чувствуя, как сорванно из саднящей глотки вырывается сбитое дыхание. Лицо его поймали пальцы, и рокер опустился перед ним на колени, удерживая его слепые метания.       - Все, все… Не суетись. Дыши ровно, - обхватив Ви за плечи, Сильверхенд привлек его к себе и огладил затылок хромированной ладонью. Вторая ладонь, живая, легла на шею наемника, прошлась лаской почти невесомо по горлу, будто Джонни снова хотел пережить в памяти только что произошедшее. – Это было пиздец заебись…       - Мог бы предупредить, блять… - вяло огрызнулся Ви, тем не менее, утыкаясь в плечо рокербоя, ощущая губами солоноватый пот.       - Мог бы, - ухмыльнулся довольно и нагло рокер. И соло по его тону слышал, что мудила ни о чем не жалеет, но это было настолько, сука, характерно для Сильверхенда, что Ви сипло рассмеялся вместо того, чтобы злиться.       И мир не то, что сдвинулся, а рухнул и исчез окончательно, стоило им только переступить порог темной маленькой квартиры.       Как только входная дверь отсекла их от гомона снаружи, наемник набросился на рокербоя, вцепляясь в его плечи, сдирая с того майку одним движением, втискиваясь всем телом, изнывая от желания. И Джонни, блять, не подвел. Ответил со всем накалом: оттолкнул Ви, развернул к себе спиной, позволил лишь только стянуть джинсы с бедер, вжал лицом в перегородку, удерживая рукой за шею, и отодрал с оттяжкой и полной отдачей так жарко, что соло лишился дара речи нахуй, и под конец только и мог обессиленно выстанывать имя рокера.       Попытка принять душ почти увенчалась успехом… но закончилась все равно закономерно. Перехватив контроль, Сильверхенд отдрочил Ви его же руками так, – смачно, чувственно, медленно и, блять, изысканно, - что того под конец трясло, ноги подкашивались, а оптика снова порадовала полным отключением. Собственно, рокербою и пришлось вновь забирать контроль, чтобы просто довести наемника до постели.       И это было стратегической ошибкой, потому что оттуда они почти не выбирались до самого утра. Или же самой лучшей идеей Джонни, как решили они оба сообща после того, как кончили, наверное, по третьему кругу и наконец-то обессиленно закурили по первой с момента возвращения домой сигарете.       Но голод продолжал зудеть под кожей и никак не утихал.       Кажется, на этот раз все началось с того, что совершенно обнаженный Ви, нетерпеливо переступая босыми ногами, пытался съесть что-нибудь и восполнить водный баланс, оказав измученному организму хотя бы какую-то милость и помощь, а рокер абсолютно нагло пялился на соло опаляющим взглядом голодных черных раскосых глаз, развалившись художественно на развороченной к хуям собачьим постели, и пиздецки охуительно, без малейшего стеснения, даже, прямо скажем, несколько упоенно, дрочил на него же. И Ви давился немудреной жрачкой и слюной, впитывая всем существом это неебическое зрелище.       А потом все сдвинулось в очередной раз, голову заполнила звенящая пустота и огненное марево, и наемник уже сидел, оседлав узкие бедра Сильверхенда, проезжаясь по его твердому, впечатляющему, сука, и влажному члену задницей, а рокербой ласкал теперь уже его, забирая свой охуительный темп стильными выебистыми движениями кулака, а хромированная рука гуляла, холодя, по груди и животу Ви. И соло млел, с ума сходил от этого действа, скреб пальцами по обшивке ниши, ронял голову, смотрел в самодовольное небритое возбужденное лицо и был на седьмом небе. И лишь где-то по самому краю сознания кралась смурная жалкая мысль с тусклым мертвенным вопросом о том, как он будет жить один дальше. Без этого пламени. Без этой любви. Без этого счастья. И даже тень этого размышления попадала песком в глаза, щипала под веками, но соло сжимал зубы, сосредотачиваясь на мозговыносящем охуительном настоящем.       И это оказалось совсем несложно, потому что именно в этот момент Джонни ухмыльнулся снизу вверх - и все равно словно сверху вниз, как только умудрялся? - пьяно, азартно, кривовато, и внезапно сполз по матрасу ниже, обхватил руками бедра Ви, подтолкнул в поясницу, потянулся и…       Наемник мог бы ожидать чего угодно: дождя из лягушек, внезапного озеленения планеты, всеобщего покаяния корп и праздничного братания всех банд Найт-Сити, но не этого. Об этом он и не мечтал, блять, никогда.       Рокер жадно и горячо выдохнул ему в выбритый пах, облизнул губы и взял его член в рот одним мучительно-медленным охуительным движением. Твердый и гибкий язык прошелся по головке, скользнул затейливо по стволу…       И Ви, кажется, ебанулся разом. Нет, серьезно, он умудрился в этот момент еще и распахнуть ресницы и видел, блять, это ослепительное сумасводящее зрелище: как Сильверхенд прикрыл глаза, вдохнул глубоко, как напряглась его мощная шея, как он замер на миг, когда соло, извергнув громкий стон, непроизвольно, теряя последнюю волю и мозги, дернулся вниз, проскребая пальцами по пластику ниши, уперся ладонями в матрас за головой рокербоя, нырнул резко вперед, стремясь погрузиться дальше в это восхитительное бархатистое мокрое тепло.       И это было крайне охуенно. Не было и шанса осмыслить что-то хотя бы на миг, потому что крышу Ви рвануло капитально, какие-то секунды он не мог себя контролировать, жил исключительно на инстинктах, которые вопили ему двигаться, погружаться раз за разом в податливый рот, трахать тугое мягкое нутро, выгибаясь в невозможном звенящем удовольствии.       А продравшись через марево выкручивающего его головокружительного сумасшествия, наемник обнаружил с ужасом свои пальцы крепко сжатыми в волосах рокербоя и сообразил, что совсем потерял над собой власть на какое-то мгновение, и не помнит вовсе, что и как делал только что – и испугался до нервных судорог. Потому что Джонни доверился ему, полностью отдав контроль над ситуацией, а он, Ви, кажется… Ох, блять… В мысли моментально влезло воспоминание о том, как терпелив был сам рокер, когда впервые трахал его в рот – щадил, сдерживался до дрожи… И Ви затопила вина.       Но Сильверхенд подтолкнул его в поясницу, продолжая творить что-то, казавшееся соло удивительным и невероятным, своим ртом и губами – хотя не было в его ласках никакой навороченной изысканности, кроме бесконечного искреннего желания и жгучей страсти, - и наемник убедил себя разжать пальцы, зарылся в мягкие волосы с нежностью, огладил, и с невыразимым экстазом, гуляющим по самому краю, вынудил себя двигаться спокойнее, плавно, прочувствовать каждую шероховатость поверхности языка рокербоя, хотя все его существо заходилось буквально в какой-то истерике, пылало в уничтожающем огне. Но Ви упорно заставлял себя помнить на самом краю о том, что это удовольствие для двоих, а не только для него: ласкал родное лицо, вновь и вновь перебирал слипшиеся пряди, касался небритой щеки, ощущая за преградой плоти твердость собственного члена. И наградой ему был глухой грудной стон и дрожь, прошедшая по сжатому меж его бедер напряженному телу.       Наемнику почему-то казалось, что Джонни должен быть асом и в этой сфере. Возможно потому, что он был хорош во всем, о чем бы ни шла речь. Но выяснилось, что в минетах рокер был нихуя не профи, но это было вообще неважно, потому что отсасывал он Ви с таким желанием и жаром, в своей грубоватой, дикой и выебистой нестерпимой манере, явно плавясь от процесса сам, что мир вокруг схлопывался в невнятное яркое незначительное пятно.       В голове соло билось заходящимся пульсом только «Блять-блять-блять…» в такт каждому напряженному толчку бедер, да периодически мелькала призрачная мысль о том, что это, наверное, самое сильное, выносящее и изощренное удовольствие, которое он испытывал в своей недолгой жизни, но это было восторженным пиздежом, потому что все, что он чувствовал каждый раз, сплетаясь с рокером в одно пылающее целое, было дьявольски охуенно, нестерпимо, разрывало на части от блаженства – ничуть не в меньшей степени, чем сейчас.       И с ума Ви сходил вовсе не от минета как такового, а от того, что отсасывал ему именно Сильверхенд; от того, что рокербою пиздец как самому хотелось этого; от того, что ему это нравилось; от того, что тот возбуждался до передела в процессе, алчно желал Ви, – всего, полностью, принимал его, нуждался в нем – и наемника накрывало это через их странную ментальную связь, пропитывая каждую клетку тела, каждый нейрон, каждую каплю кипящей крови. И он отзывался со всей любовью и голодом, теряя себя самого среди их общего горячечного исступления.       И это было смешно и закономерно, что соло не протянул, как и Джонни в тот первый раз, долго: яркий оргазм вынес его менее чем через пять минут этого непередаваемого безумия. Рокер, хотя и не смог бы отшатнуться, в этой позе полностью отдав Ви контроль, прижатый тяжестью его тела, но даже и не попытался сделать этого. Лишь вновь напрягся сильный торс меж коленей Ви, и живое обжигающее плечо под его сжавшейся крепко ладонью. Сильверхенд позволил потерявшемуся, сходящему с ума наемнику толкнуться в последней истоме почти до самой задней стенки горла, и сорвался внезапно сам, кончая, содрогаясь крупно, выгибаясь под Ви, впиваясь жестко в его бедра пальцами до синяков, царапая, притискивая к себе отчаянно, бешено, болезненно. И соло мнилось, что они умирают в этой дикой вспышке. И они умирали. Уже были мертвы. Были донельзя живы.       Сколько они трахались за эти несколько недель - было не сосчитать. Много. Очень много. Невообразимо дохуя, пожалуй что, – Ви вообще с пубертатного возраста так часто и так легко не возбуждался. И, конечно же, все равно недостаточно.       Но сегодня они побили, кажется, все рекорды. Столько они не еблись даже в первые дни. Впрочем, кажется, про первые дни – не та история. Их голод только возрастал с течением времени.       Ви все еще валялся без сил, уткнувшись лицом в подушку. Дыхание только начинало успокаиваться, сердце – потихоньку восстанавливать ритм. По телу прокатывала мелкая дрожь эха недавнего испытанного невозможного удовольствия. Горячие жесткие пальцы Сильверхенда оглаживали его спину, плечи, очерчивали, судя по всему, линии татуировок и шрамов, задумчиво обводили слова куплета его же песни. Было слышно, как рокербой тихо хмыкнул себе под нос. Наверняка иронично. Каждое его прикосновение отдавалось где-то глубоко в теле соло, вызывая трепет и тягучее томление. Сил в Ви сейчас почти не было, но ему все равно хотелось послушно прогибаться под этими легкими, почти небрежными ласками. Джонни склонился над ним низко, пряди его волос щекотно прошлись по загривку наемника, и тот содрогнулся от удовольствия. Чувствительную кожу обожгло опаляющим дыханием, а язык рокера коснулся линий рисунка змеи, обвивающей плечо Ви, прошелся вдоль изгибов, оставляя влагу, пока не стал сухим, как наждак.       Смутно соло осознавал непривычность происходящего: они не трахались, но рокербой касался его. Не в попытке вызвать возбуждение, просто, блять, так. Ни за чем. Ви охуевал бы куда сильнее, если бы его не распластывало по постели тихое невообразимое блаженство. Из которого его, конечно же, грубо выдрали.       С усилием, мощным толчком Сильверхенд заставил протестующе застонавшего, разнеженного, обессиленного наемника повернуться на бок к нему лицом и уставился гипнотизирующим взглядом своих раскосых карих глаз прямо в зрачки Ви. И соло смотрел и смотрел жадно в ответ, застекленевший в этом моменте, будто парализованный, и не мог отвести взгляда от родных черт – еле заметных следов мимических морщин на лбу, на переносице, хищного носа, высоких скул, широкой челюсти, упрямого подбородка, носогубных складок, четко говорящих о том, что на лицо это часто наползает ироничная усмешка, жестких, но поразительно чувственных губ.       А рокербой опустил глаза, разглядывая теперь его тело, провел рукой по страшному шраму идущему через весь торс, начинающемуся между сосков и заканчивающемуся у пупка.       - Откуда? – голос Джонни был ленивым и тихим, бесстрастным, и Ви любил его сейчас особенно за полное отсутствие в интонации жалости.       - Заказ. Катана, - прикосновение было приятно-щекотным, и наемник поежился.       Ладонь рокера продолжала один за другим ощупывать многочисленные шрамы от пулевых и ножевых ранений, выболевшие, белесые, недостаточно мелкие, чтобы быть до конца исправленными стимуляторами, пятнавшие потрепанную шкуру Ви. Тот лежал тихо, наблюдая за тем, как Сильверхенд буквально рисует карту его тела.       Рокербой вдруг поднял голову и протянул руку – сильные, жесткие от мозолей пальцы неожиданно коснулись полос оптических имплантов соло, идущих от нижнего века по щеке. Ви моргнул от внезапности и улыбнулся несколько несмело непривычному для Джонни жесту. Рокер на улыбку не ответил, оставаясь серьезным. Вел царапающими подушечками пальцев вдоль линии, уходящей дальше к виску наемника и за ухо, следил задумчиво взглядом за своими плавным движением.       Все происходящее было диким, непривычным, настолько несвойственным рокербою, что соло хотел было уже, прорвавшись через собственное залипание на творящемся, удивиться, но не успел.       Одним хищным рывком Джонни ошеломляюще внезапно навалился на Ви, выдыхая шумно и резко. Дико и влажно впился зубами в мочку, проникая после языком в ушную раковину – всю разнеженность с соло смело моментально, и он заизвивался под рокером в попытке избавиться от мучительной слюнявой щекотки, сбросить с себя тяжеленную тушу, почти мгновенно выбившую весь воздух из легких. Сильверхенд хрипло и тихо ржал в измочаленное ухо Ви, не давая тому и шанса на освобождение, вжимался бедрами в его бедра, отирался привставшим вновь членом. И наемник, только что осознававший себя полностью обессиленным, с удивлением чувствовал, как снова накатывает первой волной возбуждение, и извивается он уже вовсе не в попытке выбраться из-под рокербоя, а вовсе наоборот – прижаться как можно теснее, вплавиться максимально, слиться в привычное и необходимо единое существо.       - Боюсь заебать тебя до смерти, Ви, - глухо и сбивчиво пробормотал Джонни куда-то в шею Ви, склонив голову, вылизывая соленую от пота кожу, и совершенно нелогично, противореча своим словам, двинул бедрами, словно пытаясь войти в его тело, не помогая себе руками. Ухватив пальцами кисть соло, рокер прошелся языком по выступающим венам на запястье, а после болезненно коротко сомкнул зубы на коже. - А ты еще и откликаешься, как ненормальный.       - Не самый худший вариант, Джонни. Даже самый охуительный, я бы сказал, - ухмыльнулся Ви, притискивая Сильверхенда к себе крепче, разводя ноги и подаваясь навстречу. - Хочу тебя. Опять. Всегда. Пиздец. Иди ко мне.       - О чем, блять, и говорю, мой ебанутый и ненасытный маленький наемник, - они столько раз сегодня трахались, что рокербой вошел в него одним уверенным тягуче медленным толчком, заполняя сразу почти до предела, качнул тут же узкими бедрами, проникая до конца. Выгнувшись от наслаждения, Ви запрокинул голову, заходясь в беззвучном стоне удовольствия. – Нет, слышишь, Ви?.. Хочу выебать тебя, видя твои глаза. Смотри на меня.       И соло смотрел. Смотрел в любимое лицо, в завораживающие темные раскосые глаза, в которых плавилась и горела голодная страсть, ловил каждое движение мощных плеч, опускал взгляд и видел, как Джонни то неторопливо и глубоко, то срываясь на мелкие скупые движения, жадно берет его раз за разом, как красиво напрягаются и отрисовываются мышцы исчерченного страшными шрамами торса. Коротко и хрипло выкрикивал его имя, зажмуриваясь каждый раз лишь на ослепительный миг, когда рокер вновь и вновь задевал членом простату, выдирая озноб эйфории, проходящейся обжигающей волной, окатывающей от макушки до пальцев ног. Ловил каждый момент, каждую эмоцию, пока рокер не вбился в него возможно глубоко, и не замер, содрогнувшись, роняя неровный глухой изнемогающий стон, все так же упрямо и безумно глядя глаза в глаза.       - Джонни! – вновь хрипло крикнув под этим сумасшедшим взглядом, Ви выгнулся в какой-то тяжелой тянущей истоме, отираясь до крайности напряженным членом о живот Сильверхенда, и кончил, через помехи на оптике теряя любимое лицо в свалке красных острых артефактов. - Джонни…       - Здесь. С тобой, - горячие пересохшие губы коснулись век, колючая жесткая щетина прошлась по носу и царапнула поочередно скулы. – Порядок?       - Я люблю тебя… - фраза изверглась сама собой откуда-то из самой глубины разорванной в клочья истерзанной души, и наемник, не сразу осознав, какие именно слова покинули его рот, заткнулся, задохнулся в попытке запереть внутри себя не только слова, но и предательское дыхание, которое посмело их вынести, и могло снова его подвести.       Что он несет?       Что подумает о нем рокербой? Что он скажет? О, боги, что рокер может сейчас сказать!       А если подумать серьезно, то что он может сказать наемнику сейчас, а? Чего страшного? Что может ему сделать на этом самом жутком пороге, у самой последней приоткрывающейся двери? Уничтожить его? Смешно до слез. Ви и так почти уже уничтожен внутри, от него осталась прозрачная оболочка, набитая ста десятью килограммами плоти и дорогущего хрома и тщательно заряженным Джонни упорством. И, кажется, чем-то еще…       И соло повторил свободно, четко и уверенно. Мстительно, возмущенно, жестоко, словно обвиняя. Бесконечно нежно и искренне, отдавая этим словам всего себя оставшегося.       – Я люблю тебя, Джонни.       - Я… - рокер вскинул темноволосую голову, глядя Ви в лицо. Губы его дрогнули, изогнулись болезненно. Наемник видел, как катнулся вверх-вниз под небритой кожей горла кадык, будто Сильверхенд и сам подавился словами. Карие магические глаза моргнули и вновь открылись, завораживая плещущимся в них бескрайним уровнем боли и ярости. - Я знаю. Мне жаль, Ви.       - Я понял. Заткнись, нахуй. Я люблю тебя, Джонни. Завали, - крепко и решительно обвив плечи рокера руками, наемник притиснул его к себе, целуя слепо и жадно куда попало: в скулу, в колючую щеку, в ухо, во влажный висок, ловя налипающие на губы пахнущие порохом пряди. – Не нужно мне нихуя. Пусть так. Хорошо. Мне не жаль, Джонни. Мне не жаль.       - Хватит, - Сильверхенд тяжело выдохнул в шею Ви, болезненно вцепился пальцами в плечо, и соло услышал, как, щелкнув, крепко сжались его челюсти - обозначились желваки, - и скрипнули зубы. Ви чувствовал острый и изводящий страх, разрушительную злость и животную тревогу. И не мог сейчас разобрать – свои ли.       Это было ебаным бредом, но сегодня они, кажется, не могли не пялиться друг на друга и минуты. Если умудрялись не утонуть самозабвенно в очередном заходе изматывающего секса, а отрывались друг от друга хотя бы на какое-то время, то все равно очень быстро сталкивались взглядами и замирали, словно деревенели, как два законченных ебаната, и смотрели глаза в глаза молча, не испытывая никакого неудобства.       Бессильно развалившись на диване лицом к Сильверхенду, Ви курил. Он только что отзвонился Маме Уэллс и уговорил ее позаботиться о Нибблзе, если он сегодня не вернется. Святая женщина, принявшая Мисти после смерти Джеки, сочла кота от второго вечно нарывающегося на неприятности еблана не такой уж большой нагрузкой. И соло был ей бесконечно благодарен – это решало проблему со вторым близким ему существом, если им не суждено будет выйти из «Углей» живыми.       Рокербой сидел напротив, вытянув свои длиннющие ноги в кожаных штанах. Босые ступни упирались в низкое сидение у бедер соло. Идеальные, ровные, прямые большие пальцы периодически шевелились, задевая низ живота Ви, и он опускал руку и задумчиво, вряд ли осознавая свой жест, привычно касался, гладил их, очерчивая ногти. Джонни в ответ запрокидывал голову, щурился от дыма своей пиксельной сигареты и улыбался довольно. И наемник ловил эту улыбку, вбирал всем существом, утаскивал алчно, блять, в самые глубины своего сознания. Отблеск металлической ключицы, очертания татуировки аркана Башни, мелькнувшей на внутренней стороне бицепса, когда рокер лениво стряхивал энграммный пепел, перекрестье широких шрамов на боку, ответный внимательный спокойный взгляд. Ви хотелось насытиться Сильверхендом максимально, полностью, впитать его целостный образ, не упустив ничего, ни малейшей детали, ни малейшего аспекта – душа, запах, внешность, жесты, мимика, голос.       - Расскажи мне что-нибудь, Джонни, - соло, вспомнив кое о чем, сжал вновь шевельнувшиеся пальцы ног рокербоя. – Или сыграй! У меня есть гитара.       Расслабленная поза Джонни на миг изменилась, он даже набрал воздух в свои несуществующие легкие, но в итоге не разомкнул губ, точно удерживая что-то невысказанное в себе. Но связь между ними была уже так прочна и так сильна, напоминая широкополосное двухстороннее шоссе, и Ви даже не нужно было специально стараться, чтобы влезть в голову рокера, он и так не читал, а словно чувствовал его мысли, как мимолетные свои. Сильверхенд хотел спросить, нахуя ему, неучу, потребовалась гитара, но понял, какой ответ может получить: «Научиться играть потом, когда тебя не будет», и промолчал, не желая пробуждать призраки ближайшего будущего.       Все переходы, неприятные толчки и дискомфортные моменты слияния остались уже в прошлом. Теперь все происходило настолько естественно, будто их всегда было двое в этом теле – равных, не делящихся на хозяина и гостя, своего и чужака. Рокербой сделал шаг, взглянул в глаза наемника, пропал и Ви ощутил лишь охуительную законченность собственного «я», как сложился вновь идеально трудный паззл. Его руки были руками Джонни, его легкие были легкими рокера, контроль блуждал легко, перехватывался малейшей мыслью, побуждением. Но соло отступил сам, совсем отрешившись от управления, с наслаждением отдался воле рокера.       - На хуйню не размениваешься, как погляжу? – беря новенький Deluze Orphean за гриф, ухмыльнулся Сильверхенд, усаживаясь на пол, спиной к стене. Говниться и иронизировать он мог сколько угодно, но Ви прекрасно видел, как его согрело прикосновение к знакомому хорошему инструменту. Видать, выебывался чисто для порядка, чтобы не терять навык. – И нет, Ви, не будь фанатьем, еще успеешь наслушаться SAMURAI.       Гитара липла новеньким лакированным покрытием к голому животу наемника, пока рокербой привычно, сноровисто до небрежности настраивал ее, подкручивая колки, трогая струны, проверяя звук. Ви тянулся изредка и коротко, получая недолгий тактильный доступ, не перехватывая контроль, лишь ловил импульсы нервных окончаний, рожденные сознанием Джонни в его теле – это было странно, вроде необъяснимого, но безгранично приятного сна.       А потом рокер закончил с настройкой, коснулся струн уже совсем иначе, уверенно, изящно, умело, как и всегда одномоментно отдаваясь ритму, уходя в себя, и соло замер, прекратив все свои поползновения, восторженно обратившись в слух.       Пальцы с поразительной ловкостью брали аккорды, изгибались, крепко и уверенно впивались в лады, вторая рука шла отрывочным боем, рождая жесткую похрипывающую мелодию.       Сильверхенд склонился над гитарой, покачивая головой, голой ступней Ви задавая темп. В звучащей музыке ощущался надлом, была горечь, было пламя.       Периодически звук срывался, как будто мелодия раздваивалась, но наемник смутно осознавал, что это было приемом. И каждый этот срыв на неуместный, несвоевременный аккорд вбивался ужасающей задуманной неправильностью. Джонни будто играл сразу две мелодии, гитара в его руках говорила двумя голосами - один был ровным, уверенным, основательным, а второй тонко взрывался при переходах, выдирал и выворачивал душу, заставляя себя слышать.       А потом рокербой запел. Спокойным тихим хрипловатым голосом, отдающим их обычным общим металлом. Голосом Ви. С интонациями и слухом, присущими Джонни:       A change of speed, a change of style       A change of scene, with no regrets       A chance to watch, admire the distance       Still occupied, though you forget       Different colors, different shades       Over each mistakes were made       I took the blame       Directionless so plain to see       A loaded gun won't set you free       So you say       Надлом в мелодии нарастал. Сильверхенд приник ниже к грифу, покачиваясь, словно в трансе, умолк, сосредоточившись на коротком, сложном, резанувшем тоской переборе. А потом плечи его вновь напряглись, и он изменил ритм - резче, скорее, жестче, почти зло. И от перехода этого где-то внутри соло содрогнулся от острой боли, внимая страшным, таким понятным словам, всей душой впитывая звуки. Голос рокербоя сорвался на глухой шепот, постепенно снова набирая силу, повышаясь к концу куплета почти до изломанного хриплого крика:       We'll share a drink and step outside       An angry voice and one who cried       We'll give you everything and more       The strain's too much, can't take much more       Oh, I've walked on water, run through fire       Can't seem to feel it anymore       Мелодия обрушилась почти в невыносимый темп – быстрее, еще быстрее, на износ. Пальцы легко мелькали по ладам, перебирая струны невообразимо – почти не отследишь движений. Сорванный голос переплавился почти в животный стон, болезненный чувственный вой. И в какой-то момент Ви осознал, что уже не хочет слушать. Что не может не слушать. Это было убийственно мучительно. Это было обещанием. Это было прощанием. Настроение, атмосфера и смысл тоже были двойственными, как и голос, как и мелодия. Сплетались мотком ржавой колючей проволоки, били в поддых горячечной, яркой надеждой и бесконечной, безысходной тоской. Отчаявшийся смирившийся хрип из самых глубин мрака. Благодарный последний взгляд, прикованный к свету, - существующему, но уже не для тебя. Это было блядским лезвием, полосующим по живому:       It was me, waiting for me       Hoping for something more       Me, seeing me this time       Hoping for something else       Струны отчаянно дребезжали, доводя композицию почти до крайнего напряжения, но потом вновь затихли, возвращаясь к горькому покою. Голос рокербоя перешел на шепот, потом обрел мирные ноты - только похрипывание говорило о недавнем безумном надрыве, и умолк вовсе.       Заглушив струны ладонью, Джонни поднял голову и впился твердым, диким, тяжелым, полным пламенеющей силы взглядом в их общее отражение в блестящей поверхности экрана напротив.       - Ты увидишь новый рассвет, Ви. Обещаю тебе. Мы сможем.       И наемника жутко тряхнуло где-то в глубине их общего сознания. Но на этот раз вовсе не от своих переживаний. Он читал эмоции рокера почти без преград. И это было кошмарно: смесь выдираемых из самого нутра боли, самоотверженности, заботы и убийственной уверенности. Беспрекословная готовность отдать все, всего себя, до самого конца.       Ви с ужасом смотрел в свое собственное отражение напротив. И в отражение собственных мыслей и эмоций.       Утренний тусклый свет беспощадно ломился в окно, разгоняя все увереннее желанную горячую темноту их персонального вакуума на двоих. Несмело путался в разворошенной постели, оседал в складках смятой, сбитой на угол влажной простыни, подбирался к давно скомканным и сброшенным на пол одеялу и покрывалу, шарился в разбросанной у кровати одежде Ви, сгущал первые тени на Малориане в кобуре, прятался в пепельнице. Совсем недавно казалось, что ночь основательно застыла во времени, но сейчас оно разгонялось, словно наверстывая. Перло вперед неумолимо. И как бы Ви ни сопротивлялся этому побуждению, но когда Сильверхенд вновь прильнул к нему, жарко выдыхая в загривок, он все же, дрогнув и засомневавшись малодушно лишь на миг, развернул нужное меню и взглянул на часы. Звуки проснувшегося мира на этаже за дверями их квартиры, как бы волшебно и глупо ни мечталось, не лгали. Дело катило к восьми утра. Если наемник собирался быть на встрече с арасачьей пиздой сосредоточенным, бодрым и готовым ко всему, ему стоило озаботиться необходимым сном. Но, несмотря на все логические выкладки, соблазн еще раз вжаться в бесконечно родное тело, вцепиться отчаянно друг в друга, заполняя бездонную не отступающую пустоту внутри, был слишком велик. И Ви развернулся к рокербою, вновь потянув его, распаленного, взмокшего, на себя.       Джонни двигался в нем неторопливо, скупо, в изнывающем темпе. Нежно и изнемогающе. И это не было их обычной животной жесткой еблей – это было нестерпимой блаженной пыткой. И Ви недоумевал отстраненно, все еще не понимая – как? Как может быть так по-разному, но так непередаваемо охуенно? Рокер прижимался предельно близко, тело его полностью повторяло очертания тела наемника - практически сливаясь в единое целое. Они дышали в унисон – медленно, но сбивчиво. Руки Сильверхенда крепко обвивали плечи и спину Ви, он наваливался всем телом, удерживая на локтях лишь малую часть своего веса, ладони оглаживали лопатки соло, короткие ногти проскребали вдоль позвоночника. Погребал под собой, был всем миром, придавливал, почти лишал дыхания. Соло плыл в невыносимой яркой истоме, под веками разгорались разноцветные ослепительные пятна, кожа от бесконечных прикосновений была – один оголенный нерв: любая ласка прошивала как будто электрическим разрядом малой мощности. Влажный подбородок рокербоя царапал щетиной его плечо, жесткие губы невесомо касались шеи, и Ви запрокидывал голову, открывая болезненно-чувствительное искусанное за бесконечную ночь горло для слабых поцелуев, стонал протяжно, глухо и хрипло.       Тягучая нега пускала дрожь по шкуре, по конечностям, заставляя ноги сжиматься сильнее за спиной Джонни, притискивать его бедра крепче, заставлять входить еще глубже, до самого конца.       Наемник гладил широкую спину, обрисовывая каждую мышцу, каждый жуткий шрам, пересекающий кожу, улавливал под ней рубцовую грубую ткань, обводил ласково, переплетал собственные пальцы, вдавливая рокера в себя еще ближе: грудь к груди, плечи к плечам, ключицы к ключицам – металл холодил горячую плоть.       Иногда, продираясь сквозь плотно накрывающую усталость, игнорируя ноющие мышцы, двигался, вскидывал обессилено бедра навстречу рокеру сам, не в силах сдерживать яркое удовольствие, гуляющее осколками под кожей, – и тогда в бархатистые, уничтожающие сущность Ви стоны срывался Сильверхенд.       Наслаждение прокатывалось по венам, гуляло по всему телу, – от самого мозга до кончиков пальцев, невыносимое, ослепляющее, колючее, заставляющее сердце пугающе сжиматься.       Рокербой кончил в него, вжавшись, вплавившись намертво влажным телом, выгнулся в коротком крупном содрогании и бессильно навалился сверху, выпростав руки из-под спины соло, переместив ладони под мокрую шею Ви, сжав пальцы на загривке. Охуительное привычное тепло разлилось внутри, и наемник застонал под неимоверной расслабленной тяжестью Джонни, дрожа сам от мучительного, долгого, выматывающего сухого оргазма.       - Спи, Ви… - успел поймать хриплый глухой шепот рокера в ухо Ви и, все еще ощущая, как его мелко потряхивает от острого удовольствия, почти моментально провалился в сонную темноту, даже несмотря на то, что почти не мог дышать под весом до сих пор недвижимого Сильверхенда - лишь ранящим осколком мелькнула мимолетно мысль о том, что ждет их сегодня, но на этот раз никаких сил думать об этом у Ви совершенно и окончательно не осталось.       Сны его были восхитительно пусты. Настолько, что напоминали смерть.