Блеск в черноте волос

      Не смотря на то, что уже был практически конец весны, вечер выдался довольно прохладным. Лишь пару дней назад Абрам починил сломанный мостик через ручеек на востоке пляжа и сразу зачастил через него переходить в самую тихую часть побережья. Там часто можно было найти выброшенные на берег кораллы, морских ежей и прочие «сокровища морей», а также чуть поодаль был одинокий причал что только чудом ещё могли удержать вес нескольких человек. Но они здесь и не нужны, это место будто практически пахло одиноким умиротворением вперемешку с морской солью.       Фермер часто рыбачил именно здесь — его особенно никто не беспокоил, и можно было сосредоточиться на своих мыслях. Не это ли принято делать на рыбалках, кроме как распивать спиртное с товарищами? Но поговорить он мог лишь со сложенными в ведро рыбами, что и изначально не показывали наличие интеллекта. Можно было просто сидеть, наблюдать за прохладным весенним закатом и купать ноги в солёной воде. Атмосфера была… Родной, наверное. Абрам не вспоминал, как ловил рыбу на море раньше, он наслаждался местом, где должен быть. Да, не всегда его решения были правильными, но сейчас ему важно быть именно здесь.       А совершал ли он когда-нибудь неверных решений? В голове всплывали обломки воспоминаний о том, как он разочаровывал людей, не оправдывал ожидания и творил неадекватные вещи в порыве чувств, но его разум почему-то уцепился за фигуру, которую тот явно вытравил из головы либо многочисленными и беспорядочными половыми связями, либо литрами алкоголя. Почему-то именно эти короткие и небрежно обгрызанные ногти, царапающие его плечи, так ярко всплыли в этот момент. Как эти блёстки слез в этой картине пробуждали эмоции которые он давно забыл. Так хотелось упасть в эти усталые, замученные объятия…       Абрам предпринял попытку вспомнить, и по его спине прокатился холод. Как только фермер распахнул объятия своим воспоминаниям, по спине прокатился ужасающий холод не смотря, что он ощущал теплоту метафорических рук «кого-то там из недр памяти». Мерзкий, липкий холод, что шептал, шептал что-то что ужасало до глубины души. От чувства отвращения от самого себя Абрам перестал дышать, вспоминая каждый стон с лёгкой ноткой акцента, что был явно родным. От понимания, что он скоро вспомнит эти шипения, хотелось до отвратительного отмыться. Отмыться от позора и желчи, что он испытывает в этот момент, в холодной и мокрой пустоте.       Кажется что кто-то в далеке окликивал его, но он не хотел знать, слышать, осознавать кого-либо сейчас. Он отказался думать.       От резкой тупой боли в плечах глаза неосознанно распахиваются, и что-то его оттаскивает и прижимает к обветшалым доскам одинокой пристани. Удочки в руках не было, а перед глазами предстало чье-то лицо, обрамленное солнцем. Или это…? Ах, это были лишь рыжие локоны, обрамляющие те самые скулы. Как там его? Эллиот? — Вы в порядке? — спустя пару секунд обеспокоенные темно-зелёные глаза бегают из стороны в сторону, выветривая напускную поэтичность, что всегда тянулась после каждой фразы. — Да, вроде… — Адам присел, пытаясь оценить ситуацию — Я видел, как вы рыбачили, и хотел с вами поздороваться, но вы как-то странно скрючились, и я обеспокоился о вашем состоянии! — Д-да…? — он не помнил что бы он «скрючивался»… Только сейчас фермер заметил, как близко к нему находится лицо обеспокоенного поэта. — Да, как только я был в шаге от вас, вы начали сваливаться в море, и я только чудом успел поймать! — Вот как… — Абрам засмотрелся на эти слегка дрожащие губы. Черт, наверняка они такие мягкие,  — Спасибо. — Что случилось? Вам стало плохо? — О нет, я так не думаю… Утомился, скорее всего. — Ох, тогда могу я проводить до дома, что бы вы отдохнули — Нет, я сам дойду! — вспоминая тот неловкий вечер, у городского слегка порозовели уши и только в последний момент вспомнил о приличиях. — Б-благодарю! — Тогда, может, вы хотите передохнуть у меня? С условием, что завтра наведаетесь к Харви на осмотр, я боюсь, что просто так не засыпают на ходу. — Хорошо, так уж и быть… — спасённый кривовато, но искренне улыбается, пытаясь встать с помощью своего спасителя.       Оглядевшись по сторонам и найдя только слабо наполненное ведро с рыбой, глаза сами собой округляются. — М-моя удочка! — Абрам взвывает, заглядывая в морскую пучину. — Моя удочка, она утонула! — Видимо её уже не достать… Какая она была? — Бамбуковая такая, коричневая! — Надеюсь её не потопит, и я в ближайшее время найду её на берегу. Океан часто возвращает потерянное. Под расстроенное мычание фермер все же соглашается уйти в домик Эллиота с одним лишь ведром.

***

Хижина на пляже хоть и была довольно мелкой, но из-за отсутствия большого количества мебели было довольно просторно. В основном внимание притягивали картина странного куба и пианино с ярко синей банкеткой. — Ты умеешь играть? — Да, вполне. Если хотите, можете расположиться на кровати. — Не глядя в сторону гостя бросил ответ хозяин хижины, подходя к рабочему столу. — Я хотел бы разогреть чай, как раз готовил костер снаружи… — Было бы неплохо. И если не затруднит, можно и на «ты» перейти. — с неким отблеском флирта предложил Абрам, решив упустить замечание что он уже это предлагал. — Хм… — Поэт усмехнулся и глянул на «утопца» через плечо улыбающимися глазами — Моя вежливость не позволяет, но ради вас… - мужчина запнулся - Тебя сделаю над собой усилие. Скоро вернусь. Эллиот взял со стола полный холодной фильтрованной воды чайник и вышел наружу, запихивая в карман брюк огниво.       Как только дверь домика с жалобным скрипом закрылась, Абрам плюхнулся на не самую удобную, но довольно мягкую кровать. Стоит ли и к нему шары катить? Будет выглядеть, будто он расплачивается собой за спасение… От духоты мыслей парень развернулся на бок и зарылся носом в постельное белье, которое пахло… Восхитительно. Блаженный, сладковатый запах, что явно остался от спящего в этой постели каждую ночь. Фермер яростно приникнул и вынюхивал каждую нотку этого великолепного запаха, каждый соленый отклик моря из его волос, как же божественен был этот запах!       Неосознанно фантазия новоприезжего начала набирать обороты, начиная с безобидных воспоминаний об этом взволнованном нависшем над ним лице, постепенно повышая градус откровенности. Интересно, у него гладкая или пушистая грудь? Судя по плечам, он достаточно накачанный. Ммм, как же хотелось провести языком по этой медной коже вниз…       Оплеуха от собственного сознания возвращает его в чувства. Опять, как похотливое животное, только одно ему и надо, даже когда беспокоятся за его жизнь. Даже если и удастся притворить свои мечты в реальность, то только не сейчас. Он должен быть благодарен за то, что Эллиот спас его, привел его в дом и греет ему, блять, чай! Абрам больно постучал себе по щекам и выровнял дыхание, а дверь как раз отворил предмет фантазий с чайником, из хоботка которого выходил тонкой струйкой пар.       — А вот и я! Надеюсь, я не слишком задержался. — начал было разливать по однотонным кружкам и протягивая одну из них неожиданному гостю. Мимолётное прикосновение пальцев и обжигающая руки посуда, сопровождаемые неловким молчанием. Они молча дули на собственные кружки пару минут. — Почему ты проводил меня до дома тогда? Видимо, Эллиот рассчитывал, что этот вопрос никогда не всплывёт, из-за чего посередине глотка на несколько секунд прожигал гостя взглядом, по которому понятно, что внутри происходили сложные мыслительные процессы. — Ты был пьян. — Но не настолько, чтобы меня провожать. — Кто знает, что с тобой могло случиться. — Я тогда для тебя был никем. — В любом с-случае… — маленькая запинка снизила напряжение, но все же поэт старался держать серьезный тон. — кто знает, что с тобой могло случиться, а я не хотел брать ответственность за труп в первые же дни весны. Абрам поставил кружку на пол и приблизился к сидящему рядом «спасителю». — Ты мог воспользоваться моментом. — О чем ты говоришь? — по быстро забегавшим глазам между лицом собеседника и комнатой можно было понять что он прекрасно понимал о чём идёт речь, но, видимо, для приличия пытался оставаться невозмутимым. Не отвечая, фермер приложил согретые чашкой тонкие пальцы, покрытые мозолями и ранками, сокращая дистанцию и касаясь лица напротив кончиком носа. Напуганный таким скорым развитием событий Эллиот не смог даже пошевелиться, и когда его в конечном итоге чувственно поцеловали, единственное что он мог сделать — сидеть столбом.       Губы у «рыжего солнца» были обветренные, но мягкие, которые с удовольствием хотелось облизывать, кусать и бесконечно целовать. Пробравшись через сомкнутые губы, Абрам языком провел по зубам и углубил поцелуй. Именно в этот момент он почувствовал не особо рьяно, но протестующую, слегка сжавшуюся руку на своем плече. Не обратив на это и малейшего внимания, гость пустил в ход руки — гладя, сжимая и нежно царапая. «Ещё чуть-чуть и он сдастся. Нельзя понижать градус» рассчитывал он в голове и не долго думая вклинил колено между случайно расставленных ног хозяина хижины, где чувствовался если не вставший, то как минимум заинтересованный член.       — П-прекрати. — не смотря на горячее дыхание возбужденного против воли Эллиота, твёрдо встаёт в воздухе напряжение. — А? — недопонимая ситуацию, Абрам округлившимися глазами смотрел на покраснение и недовольство. — Я сказал… - Эллиот недовольно поджал губы. - Прекрати. — протестующая хватка на плечах стала до больного сильной. Не удивительно, с такими-то мышцами. — Я не хочу сейчас с т-тобой… спать. — Сейчас? — этот крошечной клочок надежды было единственным, за что мог схватиться паникующий мозг. — Прошу тебя, уходи.       Все ещё не осознавая, что произошло, Абрам почувствовал стыд и в рекордное время собрался ретироваться с ведром рыбы на перевес, но как только он отворил дверь его под ребра кольнула совесть. — Я… — заикнулся, подбирая слова пока внутренний голос смеялся над самим собой. «Ляпнул, прежде чем подумать? Ну давай, выкручивайся, придурок» — Я сожалею…- Абрам захлопнул за собой дверь, и лёгкие наполнились запахом морской соли, пытаясь успокоить бушующую внутри бурю эмоций.       Путь домой был довольно тихим, но внутри был настоящий ядерный взрыв со всем прилагающим — с пожарами, бедствиями и облучением радиацией всех частей организма. Абраму одновременно хотелось и расплакаться как восьмикласснице из-за этого дурацкого отказа, и повеситься на люстре от своего похотливого безрассудства. Дойдя до дома, он все же пришел к заключению, что лучше будет забыть эту историю, и если Эллиот и вправду всё ещё заинтересован в нём — обязательно что-то да скажет. А сейчас уже довольно темно, да и утро вечера мудренее.