Книга и посох

      Когда Нуария телепортировалась в свои покои, небо за окном уже налилось вечерним цветом жжёного сахара. Первым делом колдунья распоясалась: сняла ремни, повесив ножны с кинжалом на крючок в стене, а книгу на цепочке спрятав в ящик массивного письменного стола.       Она скинула ботфорты, бесцельно походила босиком по ворсистому ковру, затем бросила платье на мягкую спинку стула. Соскользнув по гладким серым ногам, белые трусики упали на пол. Нуария вышагнула из них, сладко потянулась и повалилась на кровать, застеленную фиолетовой простынёй.       Спина приятно елозила по прохладному шёлку. Ладони Нуарии оглаживали животик, уже почти такой же плоский, как обычно, и машинально массировали половые губы. Встреча с Моргенвальдом прошла прекрасно: выяснилось, что нет причин отказываться от обучения Ноба, вдобавок дендроид неплохо удовлетворил тёмную эльфийку (перед отбытием они повторили процедуру «на посошок»), и она чувствовала, что вновь в силах сосредоточиться на передаче знаний адепту.       Нуария лежала, разглядывая резной потолок балдахина, и составляла в уме планы грядущих уроков. Вдруг она сообразила, что по прибытии не почесалась проверить Ноба. А ведь собиралась вернуться поскорее, чтобы не оставлять его одного надолго!       «После вчерашнего… мне неловко его видеть, — призналась себе Нуария. — Даже моя лесная прогулка — помимо прочего, повод сбежать из замка. Этот человечек дурно на меня влияет: неслыханно, чтобы тёмная эльфийка… стыдилась?! Будто ханжа-храмовница! Подумаешь, я разделась перед ним! Подумаешь, едва не засовывала в трусы указку!»       Вспоминая вчерашний экзамен и желая доказать себе, что не опустилась до противоестественной для тёмных эльфов скромности, Нуария запустила средний и безымянный пальцы во влагалище… и поняла ещё одну вещь: она очень хотела писать. Всё-таки на радостях от встречи со старым другом-дендроидом она выпила слишком много его бодрящей спермы.       Накинув короткий ситцевый халатик, Нуария направилась в уборную.       Коридоры поражали чистотой: ни пыли на полу, ни лохмотьев паутины под потолком, оконные стёкла так отмыты, что практически невидимы. «Ох, Ноб, зачем же ты так расстарался в свой выходной? — покачала головой Нуария. — Бил бы баклуши на здоровье, проведал бы родичей… Мне теперь вдвойне перед тобой неудобно».       Дверь ванной комнаты была заперта. (План типовых замков, выдаваемых выпускникам-отличникам КУНИ, составлял архитектор, одержимый «оптимизацией», «эргономикой» и «систематизацией пространства», поэтому санузел в них был совмещённым. А перепланировка почему-то строжайше запрещена).       — Ноб, ты там? — Нуария подёргала медную ручку.       — Да, госпожа! — донеслось сквозь шум воды. — Д-добрый вечер, госпожа! Как ваша консультация с сокурсником?       — Оказалось, что ты непричастен к росту того лимона. Попался редкий сорт… — начала было колдунья и спохватилась: «А чего это мы через дверь говорим?» — Ноб, открывай!       — Погодите немножко, госпожа Нуария. Я сейчас скоро закончу.       — Ты там дрочишь, что ли?       — Никак нет.       Голос Ноба звучал честно: похоже, он просто моется. «Но почему мой похотливый адепт не спешит впускать меня в ванную? — подивилась Нуария. — Разве он не хотел бы предстать передо мной нагишом? В конце концов, это нечестно: меня он видел полностью голой, а я — только его обнажённый торс!» Между тем сдерживаться было всё труднее, от усиливающегося давления мочи между ног начинало жечь.       — Ноб, впусти меня! — потребовала Нуария. — Мне… надо, — пискнула она, сжимая колени. Приложила ладони к щекам и ощутила, как они пылают от прилившей крови: «Да что со мной? Не могу даже прямо сказать, что хочу отлить! Какое омерзительное стеснение! Мой ученик не пускает меня в туалет… в моём собственном доме!»       В сердцах колдунья начертала на замке Печать «Медвежатник», хотя хватило бы и «Открывашки», и вломилась в ванную.       Из душа били тугие тонкие струи, от которых валил пар. Ноб стоял в ванне голышом. Его пах закрывала густая мыльная пена, на непривычно гладком лице виднелись остаточные следы «Подорожника». В руке был фруктовый ножичек.       Не сразу сообразив, что происходит, Нуария запаниковала: «Он пытается оскопить себя, чтобы либидо не отвлекало его от учёбы! Ужас, ужас! Гадостный отвратительный ужас, на который способны только свихнувшиеся на почве «благочестия» народы вроде людишек! Все живущие созданы, чтобы размножаться и получать удовольствие от любви друг к другу! Лишить себя этого…»       — Брось!!! — завопила Нуария. И обмочилась.       Ноб выронил ножик — тот звякнул о чугунное днище — и тупо смотрел, как по ногам наставницы струится урина, ползёт ручейком по кафелю и стекает в дырчатый слив. Промокший подол халатика облепил промежность и ляжки. Нуария увидела, как из пенного облака между ног парня вырастает розовая головка. Ноб прикрыл её руками и пролепетал:       — Г-госпожа… Госпожа, пожалуйста, не сердитесь. Я хотел побриться, чтобы стать похожим на эльфа… чтобы вам понравиться. С лицом управился, хоть и порезался пару раз, лобок тоже… А яйки никак. Они висят, кожа дряблая, не знаю, как и… Словом, несподручно.       «Верно Моргенвальд сказал, — облегчённо (в обоих смыслах) выдохнула Нуария. — Я мастерица переполошиться без повода и раздуть из мухи слона».       — Глупенький, — улыбнулась эльфийка. — Тебе не нужно было ничего такого делать. Смывай пену, вылезай и одевайся.       — Но ведь нелепо выглядит, — воспротивился Ноб. — Лобок лысый, а яйца волосатые… Честно говоря, я уж пожалел, что вообще взялся бриться. Но надо же довести начатое до конца.       — Оставь как есть, — отмахнулась Нуария и, отведя взгляд, призналась: — Я испугалась, что ты покалечишься. Конечно, если что, я сумею исцелить твои раны, но для тёмных эльфов половые органы священны, и мне дурно от мысли, что им может быть причинён вред.       — Тогда… — карие глаза Ноба загорелись, — побрейте вы меня, а?       — Не выдумывай! Не стану я…       — Разве наставница не должна помогать своему ученику? — вкрадчиво спросил парень, ухмыльнулся и приглашающе мотнул головой: — Идите ко мне, вам ведь всё равно подмыться надо. Не стоять же обоссанной.       Нуария развязала поясок и повела плечами, сбрасывая халатик на пол. Ноб вытаращился и вывалил язык, точно голодный пёс.       — Я тебя только побрею, больше ничего. Садись на бортик, — велела эльфийка и залезла в ванну.       Ноб сидел на краю и сжимал ладонями торчащую из сгустка пены головку — зараз скромно прикрывал её и непристойно стимулировал, пялясь на тонкий стан и округлый зад колдуньи. Та расположилась к нему спиной, тщательно протирая киску и ляжки под тугими горячими струями душа. Потом обернулась и нагнулась, подставляя исходящей паром воде попку и промежность. Затем вытащила лейку из крепления в стене и уселась на дно, скрестив ноги. Ноб широко развёл колени, демонстрируя колдунье покрытые пышной пеной причиндалы.       — Для начала посмотрим, что ты тут успел наворотить. Оценим фронт работ, — сказала Нуария и окатила людское хозяйство водой из душа.       Оно было темнее всей остальной загорелой кожи. Встопорщенный член — откровенно говоря, потоньше тех, к которым привыкла эльфийка, но отнюдь не короток и продолжал расти прямо на глазах. Он слегка загибался кверху, подобно банану, оплетённому сетью зеленоватых вен, а красная головка, целиком вырвавшаяся из-под крайней плоти, была заметно крупнее ствола, будто спелая клубничина на стебле. Внизу висела волосатая мошонка. В отличие от члена, яйца в ней были крупнее, чем у любого другого гуманоидного любовника Нуарии. Они поочерёдно поднимались и опускались, словно гирьки на весах, неспособные перевесить одна другую.       «Неудивительно, что Ноб такой похотливый — с такими-то яйцами! Ах, в нём просто бурлит энергия молодой жизни! Как эта энергия прекрасна! — подумала колдунья; вдруг её охватила щемящая тоска: — Как жаль, что мне нельзя вкусить её, пока она не иссякла. Увы, Ноб человек: он одряхлеет через считанные десятилетия, и от его ретивого либидо не останется следа. Впрочем, даже маги быстроживущих рас умеют продлевать свои годы с помощью заклинаний. Если я не оступлюсь, если сделаю из Ноба волшебника, потом мы сможем…»       — Вы так долго смотрите, госпожа, — проговорил парень. — Вы хотите моего хрена? Тогда давайте отложим бритьё и…       — Закатай губу! — огрызнулась Нуария. — Мой интерес исключительно научный. Я… — она вспыхнула и призналась: — я никогда не видела человеческих гениталий.       Лобок Ноба и впрямь был уже лыс, лишь местами торчали недобритые жёсткие щетинки. Пенис то и дело подпрыгивал, и головка била по животу.       — Пригни, чтобы не мешался, — сказала Нуария.       Ученик взялся за член и нагнул его книзу так, что он нацелился параллельно полу — прямо в ложбинку между грудей эльфийки. Та заново намылила лобок и подобрала со дна фруктовый ножичек. Короткое лезвие было туповато, поэтому колдунья сжала его подушечками большого и указательного пальцев и провела от рукояти до острия. Под гагатовыми ногтями засветились синеватые Печати «Точилки».       — Так-то лучше, — довольно кивнула Нуария и принялась скоблить лобок, выбривая последние волоски. Лезвие легко скользило по мыльной коже. Когда наставница наклонялась ближе к Нобу, его головка вминалась ей в сиську. Горячая, горяченная, жгущая, как раскалённое клеймо! Парень пожирал женщину глазами, но сидел покорно и не шевелился.       Управившись, Нуария омыла лобок и провела ладонью по ставшей совершенно гладкой коже.       — Спасибо, госпожа, — сипло выдавил Ноб.       — Теперь прижми член к животу, — распорядилась эльфийка.       Ноб исполнил приказ, и она пощекотала ноготками низ его яичек. Дряблая мошонка подтянулась, обратившись толстым упругим шариком. Нуария намылила её и поднесла нож. Ноб дёрнулся, рефлекторно свёл колени:       — П-простите, госпожа… Я… боюсь. Знаете, накануне нашей встречи матушка пригрозила всё мне отрезать, если я буду оболтусом. Вы же думаете, что я оболтус, да? Что я нерадивый похотливый лодырь. П-пожалуйста, не надо… Я передумал. Не надо меня…       Самым правильным было бы сказать: «Ну не надо так не надо», — и уйти от греха подальше. Однако людские причиндалы были так близко, что сквозь мыльный аромат чувствовался их живой мускусный запах, и Нуария уже не могла остановиться.       — Ты вовсе не оболтус, Ноб, — мягко сказала она. — Ты ухаживал за растениями в моей оранжерее, хорошо подготовился к экзамену, а сегодня целый день убирал замок. Ты юн, поэтому в тебе кипит то, что учёные называют гормонами. Иногда они сбивают тебя с толку, но сам по себе ты очень прилежный и хозяйственный. Не бойся, я не наврежу тебе.       — Я доверяю вам, госпожа, — молвил Ноб, вновь разводя ноги.       — Только дрочить не вздумай, — предупредила Нуария. — А то яйца дёрнутся под ножом, и тогда действительно может произойти неприятность.       Паренёк сглотнул, судорожно покивал и застыл, как статуя, прижимая член к животу. Нуария тщательно побрила мошонку со всех сторон, а также волоски вокруг основания члена. Когда лезвие впервые коснулось ствола, Ноб снова напрягся, но смолчал. Его живот сокращался, под загорелой кожей проступали кубики.       Прежде Нуария не делала ничего подобного, и ей понравился сам процесс. Закончив, она с надеждой спросила:       — А больше у человеческих мужчин нигде волосы не растут?       — Подмышками, но там я уже сам побрил, — ответил Ноб. — Ещё бывает и на груди, и на руках с ногами, и на спине даже. Но у меня нету.       — Ясно…       Видя, что учительница расстроилась, паренёк нашёлся:       — На заднице ещё есть: и на булках, и прям внутри вокруг очка.       — Поворачивайся, — велела Нуария, азартно потирая руки.       Она подвинулась, и Ноб встал раком на дне ванны. Его маленькие крепкие ягодицы покрывали полосы шрамов. Сперва колдунья решила, что парень пытался бриться и там, но из-за неудобства порезался и заживил «Подорожником». Однако следов магии на попе не ощущалось, а шрамы выглядели давнишними и не походили на порезы от ножа.       — Что с тобой случилось? — сердобольно вырвалось у Нуарии.       — Ась? — обернулся Ноб, озадаченно уставившись на неё.       — Откуда у тебя тут шрамы?       — А, это… — безразлично пожал плечами парнишка. — Дык матушка порола, когда безобразничал.       «Бедняжка! Он ещё совсем юный, он не воитель, не боевой маг, не раб… но уже так привык к побоям, что даже не понял, о чём я спрашиваю! — поразилась Нуария. — Как тяжело ему жилось!» Она поцеловала несчастную измученную попку. Ягодичные мышцы напряглись и затвердели под угольными губами эльфийки.       — Госпожа… — удивлённо пролепетал Ноб.       Нуария схватилась за упругую задницу и принялась самозабвенно мять её.       — Право слово, госпожа, лучше бы вы меня с другой стороны этак помацали, да и чмокнуть недурно было бы, — посоветовал Ноб. — Это ж просто моя жопа. Я ей сижу и гажу. Чем она вам так приглянулась?       — А что, у людей только мужчины засматриваются на женские попки, а наоборот не бывает? — полюбопытствовала эльфийка.       Поборов позыв засунуть в дырочку Ноба скользкий палец, Нуария намылила задницу снаружи и между булок. Довольно быстро она сбрила блёклые почти незаметные волоски на ягодицах, а потом долго возилась с кучеряшками вокруг ануса.       — Готово, — не сдержавшись, шлёпнула она Ноба.       Он поднялся и повернулся к ней. Его член по-прежнему стоял торчком, иногда подёргивался и, кажется, сделался потолще. На вершине головки набухла густая мутно-белая капелька: заботы учительницы так возбудили парня, что сперма выливалась из него практически сама по себе, как кипяток из носика клокочущего переполненного чайника.       Нуария коснулась головки подушечкой пальца, подцепила капельку и отправила в рот. Людское семя оказалось не особенно вкусным, но искушённый язычок эльфийки сумел отыскать в нём своеобразную благородную горчинку.       — Отведайте ещё. У меня много, — радушно предложил Ноб; колдунья покачала головой, и он полуутвердительно спросил: — Я же теперь красивый, разве нет? Лысенький, как ваши сородичи. Теперь я вам нравлюсь?       — Ты и так был красивым. Ты мне и раньше… — Нуария прикусила язык, но слишком поздно.       — Тогда за чем дело стало? — вскричал Ноб. — Если я не хуже других ваших любовников, так и позвольте мне любить вас, как они!       — Это помешает нашим магическим урокам, — возразила Нуария.       — Да как вы не понимаете? — всплеснул руками Ноб. — Какие уроки, когда я кроме вас ни о чём думать не могу?       — Нельзя, — нахмурилась Нуария, поднимаясь. — У тёмных эльфов слишком высокое либидо. Стоит мне разок дать слабину — и уже я сама не смогу думать ни о чём, кроме тела молодого полного сил мужчины, живущего со мной под одной крышей. Я не смогу ничему тебя научить. А вот когда я достигну цели — сделаю из тебя волшебника, — тогда мы можем и…       — Я не вынесу столько ждать! — воскликнул Ноб и бросился на Нуарию.       Совладав с инстинктом, она заставила себя не заключить его в объятия, а отшатнуться. Поскользнулась на чугунном днище и начала валиться на спину. Увидела облака пара под потолком. Услышала крик парня:       — Госпожа! Простите!       Мыльные пальцы Ноба проскользили по вытянутой руке Нуарии. Затылок расколола трескучая боль, и свет в глазах померк.

_____

      Нуария очнулась в своих покоях, по-прежнему обнажённая, но укрытая лёгким шёлковым одеялом. Ночное небо за окном уже наполнялось ранней летней голубизной. Колдунья пощупала голову и обнаружила, что её лоб и затылок перебинтованы тугой повязкой. Ну, хотя бы ничего не болело… Видимо, Ноб обработал ушиб наставницы и принёс её в спальню…       Нуария размяла половые губы, поласкала клитор — немножко, только, чтобы выделилась смазка — и запустила длинные пальцы глубоко во влагалище. С нажимом поводила по стенкам, вытащила, обнюхала и облизала. Следов спермы не было — честный юноша не воспользовался положением эльфийки. Нуария оценила этот жест, ибо получать удовольствие от секса должны двое, а будучи без сознания она не смогла бы насладиться.       Под сводами комнаты прокатился всхрап. Нуария выглянула из-за занавески балдахина и увидела, что Ноб спит в её кресле. Парень был одет, вытянул ноги, уронил голову на плечо, из уголка рта стекала слюна. На ковре, под его свесившейся с подлокотника кистью, белели в полумраке трусики. Накануне Нуария оставила их в другом месте, значит, парень подобрал их и нюхал. «Вот всё, что он себе позволил! — восхитилась колдунья его стойкостью. — Ну, может, подрочил ещё… Может, облапил меня хорошенько…»       Откинув полог, Нуария широко развела ноги перед спящим пареньком. Между пальцев заскользил влажный клитор, увеличивающийся, наполняясь требовательным зудом. Другой рукой эльфийка мусолила и вытягивала себе сосок, словно выкручивала винтик. «Смотри на меня, Ноб, — заводилась она. — Пусть тебе приснится, как я хочу тебя! Пусть хотя бы в грёзах мы сольёмся в экстазе…»       — Матушка… — выдохнул Ноб, не открывая глаз; эльфийка навострила уши. — Мама, я не нарочно… хватит, пожалуйста, хватит… больно, мама… не бей, мама…       Нуария села на кровати, опустив ноги на пол, и нагнулась к Нобу. У неё похолодело в груди, засосало под ложечкой от нежности и жалости: «Его не просто никогда не трахали. Его никогда не любили. Его наказывали за малейшие провинности, а его величайшие старания игнорировали, принимая как должное. Я ошибалась, считая его похоть чистой и незамутнённой. Вожделенный секс для него — не беспримесное стремление к плотским утехам, а символ принятия, доказательство, что он достоин… существовать. Что он кому-то нужен и важен. Даже если сам он ещё слишком юн и неопытен, чтобы осознать это».       Колдунья на цыпочках приблизилась к Нобу, начертила ногтем на животе парня незримую минутную Печать «Пера» и перенесла его на кровать. Уселась рядом — попой на пятки — и положила голову паренька себе на колени. Прочесала пятернёй жёсткие волосы, надеясь прогнать кошмар.       — Маленький мой, — прошептала Нуария. — Я не могу предаться с тобой страсти, но я позабочусь о тебе.       Она провела гагатовым ногтем сначала по одной груди, потом по второй, вычерчивая Печати «Бурдюк» и «Тетрапак». Сиси заныли, тяжелея, заполняясь молоком. Нуария приподняла Ноба и сама склонилась к нему, направляя правый сосок к губам.       — М… м-мама… мамочка… — прерывисто пробормотал паренёк и присосался.       Тёмная эльфийка ойкнула, ощутив напор, с которым из неё вырывается тонкая тёплая струйка. Ноб причмокивал сквозь сон. Нуария взяла его запястье и прижала к груди мозолистую от крестьянских трудов ладошку. Пальцы парня стали рефлекторно сжиматься — он мял титьку, как котёнок.       По грудям разливалась тягучая блаженная боль. Потрескавшиеся губы и язык юноши растирали правый сосок, выжимая из него молочко. Левый затвердел и торчал, будто жаждущий прикосновения член. Увы, обе руки Нуарии были заняты держанием Ноба, поэтому она могла лишь поводить бёдрами, сдавливая холмики половых губ и чувствуя, как из глубокого узкого ущелья между ними вытекает пылкая реченька.       «А быть матерью не так уж плохо, — подумалось Нуарии. — Когда завершу обучение Ноба, получу звание доцента и запатентую свою книгу, я хочу завести детей. Хочу родить от Ноба маленьких проворных полуэльфяток. Двух, чтобы они пили молочко из моих грудей, а Ноб пил сок из моей киски!»       — Пей меня, — хрипло шептала Нуария. — Пей, мой адепт, подкрепляйся, набирайся сил для завтрашних уроков. Почувствуй заботу доброй учительницы. Купайся в ней, купайся во мне…       Веки Ноба резко поднялись. На лице отразилось недоумение — он не понимал, как очутился не там, где заснул, — а затем страх.       — Матушка! — выпалил он, отдёрнувшись. — Прости, матушка!       Нуария подалась вперёд и погладила его гладковыбритую щёку:       — Тише, тише. Тебе снился кошмар, но сейчас всё хорошо.       — Госпожа… они стали ещё больше, — Ноб воззрился на её сиськи; карие глаза едва не выпрыгивали из орбит. — Что за… — его щёки натягивались, пока он водил языком во рту, — что за странный вкус? Госпожа?       — Не подумай ничего! — поспешно сказала Нуария, прикрыв руками лобок и груди. — Я просто кормила тебя… кормила… — она потупилась и поглядывала искоса, — своим молоком. Только и всего! Я не желаю с тобой спать, но как хорошая наставница я должна следить, чтобы ты сбалансировано питался. Пойми правильно…       Но Ноб не понял. Он прыгнул на Нуарию, повалив её на простыни, и прильнул губами к её губам.