Когда настанут холода

- Тоже режим нарушаешь? - хриплое контральто из густой темноты заставил Нэллу отпрянуть от надтреснутого, ржавого по краям зеркала уборной, пропахшей хлорной известью и дешёвым мылом, от которого на руках оставалась жирная плёнка. Тусклый свет сверкнул в лицо орлоносой брюнетке с покатыми плечами и иссёкшимися концами растрёпанных волос. Одета она была, как и все юнгер-инспектрисы единого международного гуманизационного корпуса - растянутая серая накидка с чужого плеча, глухая блуза с пуговицами-”орлянками” и неотстирываемыми пятнами под мышками, коричневое, как у институток или гимназисток, платье до середины икры. И всё-таки она отличалась от прочих “зелёнок”, на которых за суматошный день размещения и регистрации насмотрелась Нэлла. Эта высокая смуглянка, в чьих ехидном прищуре и ухмылке читалась плохо скрываемая стервозность, с пренебрежением швыряла под нос транскомрегам свой потрёпанный паспорт, в гордом одиночестве запивала горький папиросный дым остывшим кофе, пока остальные с тоской помешивали в своих тарелках жидкий суп с редкими кусочками разваренного мяса, а после отбоя, оглашённого по громкоговорителю, как ни в чём не бывало выскользнула из постели и скрылась за пыльной ширмой в дальнем углу “дортуара” с двухъярусными кроватями под колючими армейскими покрывалами. - Да не дёргайся ты так, дурашка! - усмехнулся надтреснутый голос над дрожащей Нэтти. - Своих не бросаем. А вот трястись брось. Уронишь керосинку - попадёт нам от Мегер-калфы за растрату народного имущества в предвоенный период. - Мегер-калфы? - подняла брови Нэтти. - Так значит, ты тоже… - Из ковидника-санкционника? А ты наблюдательней, чем кажешься. Новенькая, или жизнь инспекторская научила наблюдательности? - Новенькая, - вздохнула Нэтти. - Я вообще не планировала в Советы ехать - я в исследовательницы хотела, в реформационистки. Ехать по вольному полю от деревни к деревне, собирать вымершие травы, слушать на вымерших языках истории о событиях, не попавших в летописи... - Ага, и загнуться от какого-нибудь иезуитского гриппа на второй месяц, - хмыкнула брюнетка. - Хотя чего это я - сама такой была. О романтике грезила, о принцах на белых грузовиках, о дальних странах, где всё как в аккаунтах путешественниц, успевающих учиться на отлично, работать на себя и пить со своим Тимоти-Коулом мятный матэ… пока бомбы не разнесли наш дом к чёртовой матери. Там уж не до романтики стало. - Стало быть, ты тоже в инспекторшах не от хорошей жизни? - притушила Нэтти керосинку. - Тебя, кстати, звать как? - Матушка звала Ариной, дворовые - балериной, а тут Маркой кличут. Марка Поло - Европу прошла, в кармане голо, - грустно затянулась новая знакомая. - А кто в инспекторши от хорошей жизни идёт? Тут кого не спроси - у одной родня в Большой карантин померла, у другой мужа-брата-сестру-тётю варежки шить за митинги отправили, третью саму после сокращения чуть с “ценным грузом” на лесной опушке не поймали. Я по сравнению с ними ещё героический экземпляр - дочь войны и сирота победы. А ты здесь что забыла? Выглядишь вроде прилично, речь у тебя, как из книжек. - Ага - из книжек Ремарка, - огрызнулась Нэтти. - Окончила университет в карантин, год промыкалась, как неприкаянная, родня все нервы вымотала - когда же ты, Нателлочка, дармоедствовать перестанешь! Я и в библиотеке пыль глотала, и к экзаменам за семь сотен рублей в час готовила, и книжки редактировала - всё не так, всё не то. “Не можешь ты, Нэтка, себя обеспечить - значит, судьба твоя за мужем-кормильцем быть”... - Не продолжай, - поморщилась Марка. - Уж лучше под обстрелами безносой ждать, чем это. А ты истфак кончала? Нэтти помотала головой. - Политфак. Самое то для моего Новосибирска. - Да уж, ещё одна из рода Киссинджеров, - задумчиво цыкнула зубом Марка. - Но, может, у тебя нрав и попроще - может, у тебя и получше устроиться выйдет. - Чем у госсекретаря США? - недоумевала Нэтти. - Чем у вон той кудрявой овцы на крайней койке, - указала Марка в дальний угол “дортуара”. - Легенда здешних мест, но везучая, как утопленница. Училась в одной из столиц на международницу. Все ей научную карьеру прочили, на конференции за госсчёт возили - но нет, надо было ей высказаться на выпуске, какие в альма-матер кровопийцы да ретрограды. В инспекторской службе не чёрте куда, а в политпланирование эвакуационки попала - вместе с немцами их иностранного министра эвакуировала. Того, который выжил - хотя пятьдесят пять лет, работа в химпроме, пережитый теракт, перенесённые на ногах русский грипп, испанка и какая-то тропическая дрянь - по всем параметрам загнуться должен был. На радостях её в старшие инспекторши перевели - но не в политику, а куда место было, на школы. А школы, как назло, женские были. Ну, она там и развела реформы, феминистка-прогрессистка. Местные по головке за это не погладили - им киндер-кюхе-кирхе до зарезу нужен был - вот и попросили её из Германии в почётную, но ссылку. А она ни в какую - хоть стреляйте-режьте, хоть до младшей инспекторши низводите - не уеду. Низвели и увезли. - Во-первых, не за госсчёт, а за счёт университета, - сурово отчеканила сзади невысокая кучерявая девушка, из-за круглых щёк и вздёрнутого носика смотревшаяся совсем малышкой. - Во-вторых, не в старшие, а в главные провинциальные. В-третьих, не в школьные, а в тюремные - в концлагерные, если уж точнее. В-четвёртых, никуда меня не низводили - просто отправили на менее нервную работу. - Ага, чтобы устроить нервную работу остальным, - прыснула в кулак Марка. - Киса, ты бы лучше… - Бросала курить, - отрезала кучерявая и покосилась на Нэтти. - И не мешала людям спать - у людей завтра распределение. - Распределение? - ойкнула Нэтти. - Распределение, - закатила глаза Марка. - Распределение, - протянула Киса. - Конечно, де юре оно про общий портрет и психологические склонности, но вот де факто… - Как со шляпами Хогвартса, - перебила Марка. - Расторопных, но туповатых пошлют эвакуировать всяких жертв всяких репрессий - или спасать всяких граждан от всяких бандитов, кому как повезёт. Медлительные и туповатые уползут проверять, сколько кому каши наложили в школьной столовой и кому сколько раз по почкам в тюрьме вдарили. Медлительных, но толковых заберут вычитывать развилки и разгребать всякую бюрократию. А расторопных и толковых растащат в советники всякие скользкие политические твари. Вот и решай, куда хочешь больше попасть и как лучше себя показать. Мне больше в эвакуационке нравится - там настоящая жизнь, а не просиживание штанов. - А разве там не проще…, - провела Нэтти отставленным большим пальцем по горлу. - Проще, но кому-то этого и надо. Они считают, что лучше уж так, чем потом в хосписах от боли себя расцарапывать, - сухо ответила Киса. - Хосписах? Расцарапывать? - испугалась Нэтти. - Вам должны были говорить об этом на курсах и при подписании контрактов, - вздохнула Киса и опустила глаза. - Нынешние технологии перемещения и удержания во времени завязаны на атоме. Мирном, но опасном, если далеко и долго от родной эпохи оставаться - в прошлом, конечно, в будущем удержание не требуется. Поэтому у реформационистки миссия коротка - от месяца до трёх, дольше организм не выдержит пребывания за пятьсот лет от родного отрезка. В наших широтах миссии дольше - год-полтора, но работа волнительней. У многих начинает болеть то, что не болела никогда. В эпохах раньше шестидесятых с медициной полный швах, да и всем по большому счёту плевать, чего это юнгер-инспекторша хромать начала да выглядит сонной каждый день. А когда возвращаются из миссии, обычно уже поздно. Особенно в этом плане социнспекторшам тяжело - их почти всегда полтора года держат без отпусков - а, значит, без обследований. Эвакуационисткам проще - за ними следят, потому что с вылезшим откуда ни возьмись ревматоидным артритом за Заломоном не побегаешь и от охранника Анну Франк в случае чего не отобьёшь. Зато убить эвакуационистку проще простого - в Веймарке их немерено полегло во время Спартакистского восстания. И толку…, - Киса бросила холодный и колючий взгляд на Марку, но той, скрестившей руки на груди, было как будто всё равно. - А политсоветницы? - не унималась Нэтти. - Мы сами застрелиться горазды, - опустила взгляд Киса. - Больно нежные потому что, - фыркнула Марка. - В министерских домах живёте, тяжелее ручки ничего не поднимете, а всё вам тяжко. Киса лишь помотала головой. - Спорить, кому здесь тяжелее - последнее дело. Только ссориться зря и работу тормозить. - А ты чего пришла-то, ударница труда? Опять чёрный йод тайком от всех пить? - Почему тайком? Вы-то уже здесь! Могу поделиться. На разжатой ладони Кисы блеснул тёмно-синий пузырёк, за стеклом которого переливались крупные кристаллики. - Нет уж, спасибо, - скривилась Марка. - Цепляться за такую жизнь - за кого вы меня принимаете? За того мягкотелого чиновника, выпросившего у нас эвакуацию? - Дело твоё, - откупорила Киса пузырёк и, отобрав пару самых крупных кристалликов, проглотила, болезненно морщась. - Тебе дать? От побочек удержания помогают. - Разве их не разом принимают? И не в критических ситуациях? - выпучила глаза Нэтти. - По регламенту - разом и в критических. Но по регламенту обычно бывает поздно, а беречь требуют потому, что уж больно ценная и сложно производимая штука. Была бы проще и дешевле - вертикальные эвакуации переживало бы гораздо больше человек. Нэтти протянула ладонь за чёрным йодом и почувствовала приятное покалывание. Горький запах ударил в нос, а Марка недовольно цыкнула зубом. - Ну? Не успела Нэтти ответить, как в глаза ей ударил яркий свет - современный, родной, хищно-белый. Керосинка брызнула о щербатый кафель. На пороге стояли двое - крепкий, хоть и рыхлотелый, усач в кожанке и не подходящих к ним подчёркнуто мирных брюках и измученного вида девушка с обострёнными скулами и серыми кругами под глазами. - Добрый вечер, - хмыкнул с иронией усач. - Мы за Рокотовой пришли - а то её на месте нет. Может, заплутала где-то. Кто из вас… - Я Рокотова, - вздохнула Киса и сделала шаг вперёд. - Что-то случилось? - Не здесь, - отрезала раздражённо измученная девушка. - Пройдёмте с нами. По дороге вам всё объяснят. - Поняла, - поёжилась Киса-Рокотова. - Вы Марион Дрейфус, я правильно понимаю? Девушка кивнула и подозрительно покосилась на Нэтти и Марку. - А это кто? - прищурился усач. - Арина Ляшенкова, юнгер-инспекторша в ожидании, бывшая младшая эвакуационистка, - вальяжно протянула Марка. - Где и в каком периоде? - требовательно, по следовательски рыкнул он. - Всё в досье есть, - зевнула она в ответ. - Это та, что Эрцбергера эвакуировала, Андрей Александрович. И Кутепова, - осклабилась Дрейфус. Марка пробурчала себе под нос что-то похожее на польские ругательства. - А эта? - Нателла Игоревна Холмогорова, юнгер-инспектор, распределения нет, опыта нет, - пролепетала Нэтти немного пристыженно, чувствуя себя мелкой сошкой в окружении прошедших огонь и воду Кисы и Марки. Живот крутило от волнения, а кафель, покрытый осколками стекла, так и норовил уйти из-под ног. - Понятно, - хмыкнул Андрей Александрович. - Ну что ж, нераспределённые, считайте, что вытянули счастливый билет. Поедете с нами, раз уж почти посвящены в высокие политические тайны. - В Коммунарку или в Бутово? - съязвила Марка. - Увидите, - шикнула на неё Дрейфус. - Что стоите? Машина ждёт.