Sagrada de Família

Мир вокруг — прекрасен до дрожи и спертого дыхания. Это не просто пафосное выражение, но констатация факта. По крайней мере — для него. Прекрасен — не значит добр, милосерден или справедлив. Прекрасен — значит невозможен для человеческого понимания. Потрясающ в своей сложности, непостижим в своем многообразии и совершенен в пронзающем его единении. Независимо от того, что в нем происходит. Независимо от того, насколько самому человеку плохо. Мир прекрасен — и эту аксиому не могут вытравить из него ни боль, ни кровь, ни даже время. Даже война, отнявшая все — и та не справилась. Лазурное пламя лижет стенки небольшого глиняного чайничка. Не того, к которому он привык, но тут уж ничего не поделать. Прошлый разбили во время последнего нападения на Дом. — Уже не спишь? — спрашивает низкий голос из-за спины, и Солнце входит, потягиваясь. Зевает широко, чуть не вывихнув челюсть, приглаживает кое-как обстриженные под корень белые волосы и тяжело садится рядом с ним, щурясь сонно. — Никак не могу заснуть, — отзывается он и, получив понятливое хмыканье в ответ, привычным движением разливает чай по чашкам. — Впрочем, у нас с самого начала не было шансов, — выдыхает он и замолкает. Солнце все также безмолвно кивает и также молча принимает чашку. Ритуал, отработанный десятилетиями. Они сидят на открытой террасе на третьем этаже. Прохладный воздух гонит по телу мурашки, от каменной плитки на полу тянет сыростью, а там, на горизонте, только занимается заря. Они сидят в домашних трикотажных штанах и простых футболках и смотрят в даль, не утруждая себя словами. Пьют мелкими глотками горячий чай, едва-едва касаясь мизинцами положенных совсем рядом ладоней. Так по-детски наивно. Необходимо, как воздух. Просто передышка перед новым днем. Краткий миг спокойствия перед новым погружением в хаос. У его Солнца тёплый взгляд, устало-сгорбленные плечи и сбитые костяшки на широких тепло-сухих ладонях. У него самого — ровно бьющееся сердце, наркотическое спокойствие в глазах и бордовые струпья на коже вместо трех пальцев. Они отставляют чашки — только когда солнце показывается практически полностью. Не глядя подаются вперед и мягко соприкасаются лбами. Замирают, деля один вдох на двоих. Так привычно. Так правильно. Мутное, темное, почти синее пламя сплетается с практически белым, и два искаженных, извращённых жизнью, но сильных до безумия огня танцуют в рассветных лучах. Из-за открытой двери доносится тихое многоголосое сопение. Ровное. Не потревоженное ни кошмарами, ни болью. И спокойствие заполняет все его существо. То самое, особое, абсолютное спокойствие, выращенное из бесконечной уверенности, напитанное осознанием и щедро удобренное сумасшествием. То самое спокойствие, которое вспыхнет на его руках адским голубым огнем, несущим лишь отчаяние любому, кто не член Семьи. Теперь, когда они наконец отомстили убийцам маленького Ренато, когда апокалипсис уже не остановить, теперь осталось только одно: Закончить эту историю как можно красивее. Они сидят на открытой террасе. Единственной открытой террасе в их жилых покоях, защищенных не хуже атомного бункера. Отсюда, с высоты 3 этажа уже видно, как вдалеке, на самом горизонте, поднимается плотной стеною пыль. К их дому движутся танки. …Впрочем, эта история уже прекрасна.