***
— Во славу Сатане! — Прими нашу жертву! — Даруй нам силу! Крики этих сумасшедших, явно не знающих матчасть идиотов, ужасно били по ушам. «Фанатики», — уныло подумала я, — «долбанные фанатики». Тело явно не было радо лежать на ледяной поверхности своеобразного алтаря. Где эти придурки откопали монолитный камень подходящей формы — да и еще такого размера! — для меня оставалось тайной. Да это целое состояние! Куда? Откуда? Зачем?! Однако вопрос все равно остался открытым. Я медленно умирала. Не то чтобы это оказалось для меня сюрпризом — крови из неровных глубоких разрезов налилось достаточно — но что я никак не могла взять в толк, так это цель данного мероприятия. Кто устраивает жертвоприношения днем?! За каким, простите, хреном?! Голова болела так, будто по ней долго и отважно долбили молотком. Я меланхолично смотрела вверх, разглядывая далекие кроны деревьев. Зеленый сочный цвет листьев слегка успокаивал мысленный шторм в голове. Вот уж местные полицейские удивятся, когда найдут мой труп. Дикие крики не умолкали. Кто-то просил о исполнении желаний, кто-то о мести. Кто-то просто хотел увидеть Сатану вживую, будто сумасшедший фанат какого-нибудь всемирно известного селебрити. Сюрреализм происходящего не укладывался ни в один, даже самый идиотский выверт человеческой психики. Меня продали сектантам собственные родители. Просто взяли и вырубили прямо перед моим отъездом. А я ведь уже заплатила за квартиру и первый год! Было обидно. Просто невероятно обидно и печально. Зря пахала что ли на подработках пять лет без сна и нормального питания? Вздох не то усталости, не то раздражения вырвался из горла с мерзким бульканьем. В нос давно забился запах крови, и даже сплюнуть было невозможно. По рукам и ногам связали, сволочи. Причем достаточно умело. Не там мозг у них заработал, вообще не там. При условии, конечно, что он у них был. Жизнь издевательски утекала из меня по крупице. Лежала я тут как минимум уже полчаса. Эх… Лето на дворе, почему камень такой холодный? Или это от потери крови меня так колбасит? Скорее всего да. Крики и мольбы пошли на третий круг. Господи, за что? — Исполни мое желание, прими жертву во славу тебе! Я слабо оскалилась. Если уж и исполнять желание, то только мое. Кровь моя, тело мое, жизнь тоже моя. Так какого хрена? Не по понятиям, товарищи! Я прикрыла глаза. Помимо криков и каких-то ужасных на слух танцев с бубном — вы сейчас серьезно? — где-то в лесу безмятежно пели птицы. Это точно был дикий лес. И дикая полянка, на которой найдут мое уже разложившиеся тельце. Солнце в этих краях не щадило никого. Обычно в таких местах было пруд пруди самых разных насекомых. Где-то наверняка роились и клещи. Я отчаянно надеялась, что энцефалитные и очень, очень голодные. Веки больше не поднимались, как бы я ни старалась. Господи. Даруй мне нормальных родителей в следующей жизни. В этой мне попались какие-то бракованные. Уши постепенно закладывало. Тела я больше не чувствовала даже на кончик пальца. О. Вот и смерть. П-привет?..***
Возможно, то, что я сейчас скажу будет странным, но… Вам никогда не приходила мысль, что каждая наша клетка организма является целой вселенной? Именно этой клеткой я и ощущала себя последние несколько… сколько? Дней? Недель? А, неважно. Все вокруг было очень странным и непонятным. Как будто я была лишь единым куском сознания без физического тела. Не единожды приходила аналогия с тем мультиком из моего далекого детства, и представлять себя мозгом, плавающим в аквариуме, было смешно. Мне только ножки-нейрона недоставало. Как там говорилось… Тьма — это просто отсутствие фотонов? Тьма окружала меня со всех сторон, но страшно не было. Скорее любопытно. Иногда мой «мир» трясло, иногда мне казалось, что что-то неуловимо менялось. Я особо не отслеживала изменения, занятая размышлениями. Что вообще произошло? Сколько заплатили родителям эти фанатики и откуда у них такие деньги? Явно же все присутствующие на жертвоприношении были ненормальными. Адекватный человек не станет приносить в жертву девушку в разгар дня. Родители… Могу ли я их так называть? У нас хоть и были натянутые отношения и к бутылке оба прикладывались чаще раза в неделю, но неужели я это заслужила? Вопрос остался без ответа. Было как-то тоскливо и я не могла даже спрятаться где-нибудь, потому что банально не было тела. Или было? Я не могла понять. Настроение упало еще ниже. И так бы я и лелеяла несбывшиеся мечты, но тут произошло нечто необычное. Кто-то меня «потрогал». Не совсем правильное слово, но ощущала я это так. Стало тепло и спокойно. Нечто текучее и приятно-горячее погребло меня с головой в «объятиях» и стало так хорошо… А буквально через минуту — час? — я усомнилась в своем рассудке. Не могла же я… «Рождаться» прямо сейчас? Холодно! Как же мать твою, холодно!***
За всю свою относительно недолгую жизнь я прискорбно часто сталкивалась с весьма неприятными явлениями. Ножевые разборки мальчишек, мнящих себя зрелыми мужчинами, социальная несправедливость, самые настоящие роды, смерть от перепоя — видела я много как для молоденькой девчонки. Не сказать, что это так уж меня травмировало, — разве что один раз я реально чуть не обделалась, наткнувшись на труп какого-то алкаша в парке, — однако это все же отпечаталось на моем характере куда сильнее, чем хотелось. Мир стал в моих глазах куда более жестоким и беспощадным. Умирали люди, достойные жизни, продолжали жить конченные ублюдки вопреки всему, прощались ужасные преступления, скрывалась правда… Реальность порой была намного хуже страшилок, что придумывали взрослые для щекотания собственных нервов. Я отчасти смирилась с таким положением дел и старалась не думать о том, что происходило на другом конце света. Наивный человек живет недолго — вот как я думала. Справедливости ради, хорошее в моей жизни тоже имелось. Были друзья — близкие и верные, были развлечения и смех… Пусть и омраченный ощущением ненужности в собственном доме. Повзрослела я рано, мировоззрение сложилось крепкое и нерушимое, и целью я задалась лет так в десять. Найти себе настоящую семью, — пусть и не кровную, — найти людей, любящих меня по-настоящему, обеспечить себе комфорт и спокойствие… Неплохие задачи на следующие два десятка лет, верно? …Жаль, конечно, что так и не срослось. Смерть настигла меня молодой, даже юной, и я не успела ничего с этим сделать. Фатализм не был моей фишкой, но в конкретно этот момент я невольно им прониклась. Потому что, кажется, я только что переродилась. Младенца, рожденного вот только-только, я видела лишь однажды. Воспоминание не шибко приятное, но достаточно яркое — крики, плач, сдавленные ругательства на голову всему мужскому роду… Голос одной из моих подруг еще долго звенел в ушах, заставляя меня периодически встряхивать головой. Непонятное, скрученное и вопящее существо, что я увидела сразу после того, как из подруги вылез ее ребенок, мне запомнилось очень четко. Мысли тогда бродили чутка странные: я отстраненно размышляла о том, чувствовал ли малыш процесс рождения, насколько больно было раскрывать легкие первым вздохом и насколько плохо он слышал окружающий мир, если вообще слышал. Беременность, думалось мне, совсем не круто, а роды и последствия… Ну, опустим. Все равно ничего цензурного я бы предложить не смогла. Что ж, ответы на все мои глупые вопросы нашли меня сами — в моем собственном повторном рождении. Первым я, естественно, испытала шок. Мощный, необъятный — он накрыл меня волной и стискивал в хватке все то время, пока я пыталась, фигурально выражаясь, не откинуться от осознания. Кто-то держал меня в руках, кто-то большой, сильно пахнущий чем-то противно сладким и горьким одновременно: кожа явно впервые контактировала с чужими — и очень горячими, на минуточку, — ладонями. Сердце мгновенно захлестнул иррациональный страх: мало ли, вдруг раздавит? Я же такая нелепо крошечная! К моему глубокому и неиссякаемому удивлению, я не плакала и не кричала — тело просто замерло, явно переживая какой-то глубинный кризис психики. В груди, конечно, резало и горело наравне с мелкой дрожью от пробирающего холода, но это как-то прошло мимо моего сознания. Я была живая. Живая! Я только что переродилась! Эта мысль била меня наотмашь. Ощущения сбивали с толку, а паническая мантра на повторе не спасала — шок держал меня слишком основательно, хотя я и пыталась изо всех сил вернуть себе ясность сознания. Разрозненные знания никак не желали объединяться во внятную картину. Что там происходило с младенцами после рождения? Первый вдох, раскрывающий легкие? Первое прикладывание к груди и оно же первое знакомство с материнскими бактериями для формирования иммунитета? Я осторожно сделала вдох и зажмурилась. Боли не последовало. Я сделала вдох поглубже. Боли все еще не было. На третьем вдохе я расслабилась и задышала уже нормально. Похоже, что за всей этой паникой я пропустила все самое болезненное. «И хорошо, что пропустила!», — промелькнуло где-то на задворках разума. К боли я хоть и привыкшая, но лучше уж без нее. Осмыслив эту простую вещь, я тут же воспряла духом. Пусть я практически ничего не видела, пусть и слышала все происходящее, как из-под толщи воды… Снова жить было прекрасно. — Дай… дай ее мне, — донесся до меня чей-то голос. Слова были абсолютно не разборчивые и я скорее догадалась, что кто-то что-то сказал, чем уловила это слухом. Тельце мое напряглось от легкого встряхивания, и меня аккуратно понесли куда-то в сторону. Вероятно, к матери. Чисто логически что-то потребовать от человека, держащего меня в руках, могла только мать, верно? Наверняка уставшая, вымотанная донельзя, ослабевшая, но все равно твердо требующая мать. Настроение скакнуло вверх — наконец-то меня прижмут к горячему материнскому телу! А то такой холод, что жуть! Зимой я, что ли, родилась? Внезапно зашуршала ткань, в нос ударил приятный и не тяжелый древесный запах, и моя напускная бравада тут же сдала назад. Сердце забилось быстрее и тревожнее от нагрянувших навязчивых мыслей. А что если от меня откажутся? Что если я не понравлюсь матери? Такое ведь уже случалось в моей жизни. Моя мать — самая первая моя биологическая мать, — отказалась от меня самым мерзейшим способом. Страх накатывал волнами и тут же отступал, оставляя после себя горькое послевкусие. Я старалась держать эмоции как могла и отчаянно давила предательские слезы. Если уж смерть встретила без них, то и сейчас обязана справиться. Уложили на грудь к матери меня легко и ловко, и я тут же прижалась всем своим невеликим тельцем к горячей коже. В следующее мгновение меня накрыли руки — тоже горячие, но, в отличие от первых рук, более родные и нежные, что ли. Над головой кто-то шумно вздохнул, отчего грудь подо мной ощутимо двинулась. — Почему она не плачет? — раздался над ухом изможденный и не на шутку обеспокоенный мужской голос. Не слишком высокий, но не басовитый. Просто приятный на слух голос молодого мужчины. …Так, погодите. Мужской… Голос?.. От неожиданности я даже не сразу сообразила причинно-следственную связь. Это… Что это за выверт судьбы?!***
Небеса, это было слишком для выдержки Вэй Усяня. Он чувствовал себя до странности пусто и слишком легко. Исчезла давно уже привычная для него тяжесть, сердце в груди громыхало на каждое биение, но все же успокаивалось — медленно и верно. В голове вместо адекватных мыслей плавал густой туман, тело все еще отходило от боли в широком разрезе на животе, и дышал Вэй Усянь через силу. Горло ощущалось ужасно сухим — от протяжных и громких криков внутри драло и пульсировало. Зрение подводило тоже — Вэй Усянь, как бы не старался и не напрягал глаза, видел нечетко, а местами даже мутно. Но он все равно бдительно следил за каждым движением Лань Ци, главной целительницы на женской половине и, что тоже немаловажно, второй женщиной-старейшиной в совете клана Лань. Лань Ци была умелой и аккуратной: она с легкостью очищала его дочь от довольно мерзкой на вид слизи и ни одно ее прикосновение не обходилось без чуткости. Руки у Лань Ци даже с расстояния выглядели нежными и приятными, и это слегка примирило Вэй Усяня с ожиданием. По крайней мере, к его с Лань Ванцзи дочери дотрагивались с деликатностью. Он мысленно прокрутил эту мысль еще несколько раз. Дочь. Их дочь. Кровь Лань Ванцзи. Их ребенок — долгожданный, восхитительный, выстраданный ребенок. Дочь, ниспосланная Небесами. Вэй Усянь бросил быстрый взгляд на Лань Ванцзи и вновь вернулся к их ребенку. Лань Ванцзи был бледен, глаза его расширились, и сам он казался несколько пришибленным. И судорожный рваный вздох лишь доказывал, что думали они примерно об одном и том же. Впрочем, усилившаяся хватка на пальцах Вэй Усяня тоже говорила об этом очень красноречиво. — Дай… Дай ее мне, — он высвободил свою дрожащую руку из пальцев Лань Ванцзи и требовательно протянул ее вперед, всем своим видом демонстрируя нетерпение. Вэй Усянь сосредоточился и чуть ли не дергался навстречу Лань Ци. Все его внимание полностью ушло на дочь: на ее крохотные тоненькие ручки и ножки, на темный пушок на голове, на сморщенное в недовольстве личико… Он хотел только одного — чтобы ему наконец отдали его ребенка. Лань Ци не стала медлить и раздражать и так взбудораженных новоиспеченных родителей — она в два широких шага приблизилась к лекарской койке и коротким движением подбородка указала Лань Ванцзи на одежды Вэй Усяня, пребывающие в полном беспорядке. Лань Ванцзи тут же исполнил просьбу и расправил ткань так, чтобы одежды одновременно давали место для дочери и не задевали забинтованную рану на животе. Вэй Усянь чувствовал, что еще немного, еще буквально пара мгновений, и сознание его померкнет. Тело все еще пребывало в шоке от произошедшего вмешательства и требовало сна и длительного отдыха. Он боролся с этим как мог и использовал для бодрости любые мысли, свободно приходящие в его голову. Гордость за то, что сумел, что вытерпел, пусть и опираясь на уверенную и основательную поддержку Лань Ванцзи. Радость за то, что прямо сейчас он видел свою дочь и мог прикоснуться к ней. Что было бы с Вэй Усянем, случись все в одиночестве? Без Лань Ванцзи, держащего его за руку, без Лань Ци и Лань Ханя?.. На глаза вдруг навернулись слезы. Все ведь могло запросто кончится либо его смертью, либо смертью ребенка — можно хоть тысячу раз назвать это благословением Небес, однако тело-то у Вэй Усяня не приспособлено ни к тягости, ни к рождению. Ощущать кожей такое маленькое и уязвимое существо было странно. Странно, но правильно. Вэй Усянь смутно припомнил слова Лань Ци про первый контакт, про связь и что-то еще, и решил действовать так, как требовало сердце. Он очень осторожно накрыл ладонями тельце дочери и поразился тому, насколько ему вдруг стало страшно. Просто неописуемо, невероятно страшно! В его руках она была такая… Крохотная. Губы Вэй Усяня дрогнули и пришлось прикрыть глаза, дабы сморгнуть слезы. Хотелось плакать сразу и от облегчения, и от переполняющей его любви. Она была очень похожа на Лань Ванцзи — что-то неуловимо напоминало Вэй Усяню то ли в самом ощущении, то ли в ее тихом поведении… Вэй Усянь внезапно споткнулся об эту мысль. Слишком тихо. Почему… Она такая тихая? — Почему она не плачет? — тут же спросил он, пристально глядя на Лань Ханя, наблюдающего за всем в полном молчании. Лань Хань состроил странное выражение на лице — то была смесь из умиления, ностальгии и небольшой хмурости. — Так бывает, — отозвался он спокойно, — редко, конечно, но бывает. Уверяю вас, тут нет ничего страшного. — Лань Хань улыбнулся и кинул на Лань Ванцзи откровенно забавляющийся взгляд, — помнится, Ханьгуан-цзюнь тоже родился таким тихоней, вообще практически не кричал. Лань Ванцзи невозмутимо поправил на плечах одежду Вэй Усяня и пропустил мимо ушей добрую усмешку. После он уточнил, не скрывая беспокойства в голосе: — Она здорова? — Абсолютно. Лань Ванцзи кивнул и опустился на колени перед лекарской койкой, чтобы было удобнее смотреть сразу за дочерью и Вэй Усянем. Выглядело это весьма… трогательно. Лань Хань тактично отвернулся и шикнул на Лань Ци, намекая на необходимость уединения в такой ответственный момент. Лань Ци усмехнулась и молча вышла за дверь. — Я возьму на себя честь уведомить главу Лань, — быстро и тихо пробормотал Лань Хань исключительно из вежливости, — и главу Цзян, и главу Цзинь с главой Не. Если что, вы знаете, как меня позвать. В следующее мгновение в специальной лекарской комнате остались только трое. Лань Хань плотно прикрыл за собой дверь и утер пот со лба. Они справились. Лань Ци — справилась. — Вот уж действительно шутка судьбы, — неслышно, одними губами обронил он, — только-только родилась, а уже столько связей отхватила. Глупая и несолидная улыбка так и лезла на лицо. Лань Хань подышал на счет, размял шею и зашагал в сторону главного зала. Туда, где их все это время ожидали сразу четверо глав орденов.***
Руки Вэй Усяня вопреки внутреннему паническому состоянию не дрожали. Он держал себя в строгих и крепких мысленных тисках и не позволял эмоциям отразиться на поведении. Не сейчас, не в момент, когда Вэй Усянь впервые — осознанно и в спокойной обстановке, — держал своего ребенка. Свою маленькую, крошечную дочь. Сердце стучало быстро и взбудораженно, но на внимание Вэй Усяня это не сказывалось ни в коей мере: он вдумчиво разглядывал редкие волосики на голове, считал тонкие просвечивающие венки на пальчиках и с упоением слушал чужое дыхание. В голове у Вэй Усяня творилось что-то невероятное и маловразумительное. Это была первая ночь их дочери в этом мире. Ночь, что они проведут в цзинши, как Вэй Усянь и желал все то время своей тягости. Его не волновало ничего: ни разрез на животе, ни потеря крови, ни невозможность встать. Все, что действительно занимало Вэй Усяня, была она — спящая крепким сном дочь. Все это далось им с трудом: старший целитель Лань Хань до последнего настаивал на трех днях в специальных покоях под неусыпным присмотром, а аргументы и просящий взгляд Вэй Усяня разбивались морскими брызгами пред твердостью характера Лань Ханя и его же верностью целительскому долгу. Лань Ванцзи пришлось поручиться и заверить старшего целителя в ответственном подходе. Ни единого лишнего движения для Вэй Усяня и абсолютный покой — с этим можно было примириться. Тем более, что сам Вэй Усянь не имел ни капли сил ни на что, кроме любования. Кажется, он даже пропустил мимо сознания всю суетливость вокруг себя и не заметил, как ловко и аккуратно его перенесли из павильона Лань Ханя в цзинши. Все необходимое уже было готово, и Лань Ванцзи оставалось лишь постелить свежие простыни в колыбель, да пододвинуть ее поближе к кровати. Сделанная лучшими плотниками из Сяоляна, города, находящегося неподалеку в двух часах пути, колыбель стала первым и самым драгоценным подарком от Лань Сичэня. Искусно вырезанные узоры, приятное на ощупь дерево — наверняка такая кропотливая работа стоила немалых денег. — Лань Чжань, — позвал Вэй Усянь едва слышимым шепотом. Лань Ванцзи обернулся к нему, держа в руках детское одеяло, и чуть наклонил голову, скользя теплым взглядом по спящему личику дочери. Все еще одетый во все приличествующие слои одежды, Лань Ванцзи уже не выглядел столь бледным. В его глазах плескались нежные и умиротворенные чувства, а в ритме дыхания слышалась лишь привычная спокойная глубина. — Что такое? — так же тихо отозвался Лань Ванцзи. Вэй Усянь позволил себе чуть расслабить руки. Мысль, пришедшая к нему каких-то пару мгновений назад, была неожиданна и до того быстро укоренилась в его сознании, что теперь Вэй Усянь думал только об этом. — Мне кажется, — осторожно начал он, покачивая дочь легкими движениями, — нам не стоит укладывать Юньлань в колыбель. Хотя бы в первые пару дней. Лань Ванцзи встретился с ним вопрошающими глазами. Лань Хань дал им вполне конкретные рекомендации, однако Лань Ванцзи решил прежде выслушать. — Да, я знаю, нам сказали уложить ее сразу же, как заснет, — не повышая голоса пробормотал Вэй Усянь, — но я не могу. Мне кажется, она нуждается во мне гораздо сильнее, чем мне это представлялось. Такое чувство, Лань Чжань, — он устало и беспомощно улыбнулся, — что я не сумею даже с рук ее спустить. Лань Ванцзи бросил взгляд на колыбель, вздохнул и отложил детское одеяло, принявшись за гуань и волосы. Сердце Лань Ванцзи заболело от одного вида Вэй Усяня и его выражения лица. Что же, пусть будет так. Раз Вэй Усянь не хотел расставаться с их ребенком, то Лань Ванцзи не станет напоминать о Лань Хане. …Тем более, что он и сам отчаянно желал подержать дочь на руках. — Иди сюда, — после непродолжительной паузы позвал его Вэй Усянь, — ты погляди, какие у нее пальчики хрупкие. Лань Ванцзи не мог не согласиться. Пальчики у Юньлань действительно смотрелись донельзя крохотными и тоненькими, с этими венками под кожей и выступающими косточками. Она родилась меньше нужного веса, но, по крайней мере, в срок. Сам Лань Ванцзи, по словам Лань Сичэня, при рождении был еще меньше и слабее из-за недоношенности. Это, если говорить начистоту, немного пугало и заставляло переживать. Лань Ванцзи по-быстрому разоблачился и аккуратно забрался в постель. Идти в специальную комнату для полного омовения он посчитал ненужным — ему предстояло сделать кое-что намного важнее. — Пора, Вэй Ин, — напомнил Лань Ванцзи. Старший целитель Лань Хань не зря занимал свое место несколько десятков лет. Именно Лань Хань разбирался со сложностями после родов. Отсутствие молока не было редкостью ни сейчас, ни много лет назад. Особенно для заклинательниц. Решалась эта проблема просто — муж, обязательно такой же заклинатель, напитывал грудь жены своей ци и этим стимулировал ядро, которое в свою очередь стимулировало внутренние процессы. — О, совсем забыл. — Улыбнулся Вэй Усянь с каплей смущения. — Кажется, она скоро проснется, так что давай попробуем сразу. Лань Ванцзи опустил глаза на причмокивающую Юньлань и нежно погладил ее по щеке кончиками пальцев. — Сначала небольшим потоком, — предупредил он и просунул ладонь под ткань нательной рубашки. Начать он решил с левой стороны из-за большого скопления меридиан возле сердца. Вэй Усянь вздрогнул от знакомого, но все равно странного ощущения, и прикусил губу. То, что Лань Ванцзи делал, могло и не сработать. Они не знали, сможет ли эта техника обмануть сразу и ядро, и само тело, но попробовать стоило. — Если что, — прошептал Вэй Усянь, — мы всегда сможем найти козу. Думается мне, что заикнись я хоть словом, завтра с утра А-Юань притащит сразу три козы на всякий случай. — Все хорошо, — ответил Лань Ванцзи сосредоточенным тоном, — я чувствую слабый отклик. Все получится. Вэй Усянь послал ему одну из самых любящих своих улыбок и чуть переместил Юньлань в своих руках. Разрез на животе уже не болел так сильно, а спать хотелось лишь самую малость. Юньлань во сне слегка поерзала и закряхтела. — Ох, — выдохнул он, — я же говорил, что скоро проснется. Лань Ванцзи усилил поток ци. Последние сомнения покинули его разум — кожа под пальцами стала весьма горячей и немного липкой. У него… получилось. Получилось. — Коза нам ни к чему, — довольно обронил Лань Ванцзи. Им предстояла самая драгоценная ночь в их жизни.