Райская персиковая роща

Многие боялись его. Кричали от ужаса, горели темным огнем ненависти, истово желали наконец ему упокоиться и перестать топтать землю Поднебесной. Вэнь Нин уже привык к этому. К притупленным до пустоты чувствам, едва подвижным лицевым мышцам, обжигающей холодом темной энергии — за столько лет существования Призрачным Генералом это практически не беспокоило. Вэнь Нин иногда утешал себя размеренно текущими мыслями. Он все еще тут. Он все еще может служить своему господину. Все еще способен принести хоть какую-то пользу. Цин-цзе пусть и принимала, но не понимала его. А-Юань не понимал. Да что уж тут, мало кто в этом мире вообще брался за труд осмыслить его мотивы и поступки. Люди предпочитали считать Вэнь Нина пешкой, бешеным псом на короткой привязи, что разорвет наглеца по первому же слову, услужливой и покорной марионеткой, чья опасность исчислялась тысячами испуганных криков. Никто не понимал то, что лежало на поверхности и имело до невозможности обыкновенное объяснение. Вэнь Нин выбрал служение добровольно. В служении он видел успокоение для своей новой природы, своеобразную тишину в голове без многоголосой совращающей тьмы. Вэнь Нин был мертв и это полностью перекроило разум, поменяло местами убеждения и расшатало замки, раскололо столпы, на которых зиждились личность и принципы. Мертвый. Вэнь Нин даже особо не жалел. И о сделанном когда-то выборе тоже не жалел. Зачем? Время утянуло за собой все. Цин-цзе была мертва; ее прах уже давно осел на земле в том злополучном месте, семья погибла, едва вкусив чувство безопасности, а единственный живой родственник много лет носил другую фамилию и получал любовь и заботу, которые Вэнь Нин не смог бы дать в полном объеме при всем желании. Достаточно было и то, что А-Юань жил в тепле и достатке как благородный господин и сын уважаемого Ханьгуань-цзюня. Кто-то мог назвать это крохами, малостью, недостойной пережитой боли, но даже за это они заплатили ужасную цену. Кровь семьи, кровь Вэй Усяня, смерть Вэй Усяня. Вэй Усяня тоже не понимали. Не понимали, зачем он так поступил, зачем спас и отрекся от прошлых клятв. Глава Цзян мог бы понять, он был там, знал непомерную опасность их с Цин-цзе поступка, но предпочел не вспоминать. Вэнь Нин не обвинял главу Цзян. Вэнь Нин просто был благодарен Вэй Усяню и возвращал долг так, как умел. Вэй Усяня было не стыдно называть что господином, что хозяином. Для темной твари, коей он себя ощущал, слушаться создателя — в порядке вещей, необходимость существования. Темное и разрушительное, живущее в Вэнь Нине с самого пробуждения лютым мертвецом, нуждалось в укрощении, в крепком поводке. Вэй Усянь был самым благородным, самым добрым человеком, которого он вообще встречал, поэтому доверить ему другой конец злополучного поводка Вэнь Нин не страшился. Душа у Вэй Усяня хоть и окрасилась в темные тона, все равно сияла для него ярко, горела одиноким фонарем на безлюдной ночной улице. Перед таким не зазорно не только голову склонить, но и выполнить любой приказ. Брак же с Ханьгуань-цзюнем сделал это сияние и вовсе нестерпимым. Вэнь Нин даже предположить не мог, что все так обернется. Ему все казалось, что Вэй Усянь и сам этого никак не предполагал и мысли не допускал. Все говорил, что не ожидал. Не верил, что его можно любить, до сих пор. Цин-цзе, будь она жива, точно бы пригрозила Вэй Усяню иглами, сверкнула бы глазами и гаркнула во все легкие, что он — слепой идиот, каких свет не видел. Вэнь Нин был рад видеть на лице Вэй Усяня счастливую улыбку и влюбленный взаимный взгляд Ханьгуань-цзюня. Еще тогда, в единственный визит Ханьгуан-цзюня, ему все стало понятно. Цин-цзе громко ругалась, расстроенно заваривая остатки чая, и поминутно кидала в их благодетеля виноватые взгляды. Будь все иначе, на Вэй Усяня счастье рухнуло бы гораздо раньше. Вэнь Нин не хотел ворошить прошлое, он просто был рад, что хотя бы сейчас все стало как надо. Кляксы боли на душе Вэй Усяня уменьшились, страшные глубокие трещины стали затягиваться, а сам он пах счастьем и умиротворенной тишиной. Его темная энергия перестала жалить, свернулась кольцами и Вэнь Нин чутко улавливал каждое ее колебание. Вэнь Нину и самому стало намного спокойнее. Больше ничего не дергало, не трепыхалось беспокойством в ожидании атаки. Вэй Усянь обрел долгожданное равновесие, а с ним обрел тишину и Вэнь Нин. А потом все перевернулось с ног на голову. Будучи связанным с Вэй Усянем крепким, толстым поводком, Вэнь Нин первым ощутил то самое. Еще до того, как сам Вэй Усянь узнал, до того, как уловил изменения в собственном организме. Мертвые видели мир иначе. Помимо солнечных лучей, блеска воды и яркой зелени, Вэнь Нин видел и завихрения энергии. Ханьгуан-цзюнь имел звучное, концентрированное от количества сил плотное ядро, глава Цзян сшибал предчувствием грозы, а Вэй Усянь завораживал хрупким паритетом меж двух противоположных энергий. Поначалу Вэнь Нин даже не понял что это такое. Просто в какой-то момент Вэнь Нина скрутило натяжением, захлестнуло сильным и непонятным чувством — от поводка по чуть-чуть отделялась «вторая ветвь». Тоненькая, едва «видимая», с медленной пульсацией похожей на глубокий сон. Это было странно. Очень странно, поэтому он со всех ног устремился к своему хозяину — проверить, убедиться, успокоить встревоженную изменениями темную тварь внутри. Встретиться с Вэй Усянем Вэнь Нин смог лишь через несколько дней торопливого возвращения к границам Гусу. Вэй Усянь вышел к нему под руку с Ханьгуань-цзюнем и выглядел почти как обычно — чуть бледнее обычного, чуть худее. С первого взгляда телом он был в порядке. Со второго — абсолютно точно нет. Вэнь Нин долго вглядывался, не веря ни своим глазам, ни приобретенным инстинктам, ни смущенному бормотанию Вэй Усяня, в чьем нижнем даньтяне происходили нешуточные изменения. Слух, многократно усиленный преображением, улавливал что-то постороннее в сердцебиении Вэй Усяня, что-то, что до ужаса напоминало тот самый пульс. Вэнь Нин при жизни не видел беременных женщин на ранних сроках; Цин-цзе лишь принимала роды и позволяла ему только подавать инструменты через ширму. Он никогда бы не подумал, что это действительно возможно. Вэй Усянь на его неверящий взгляд непривычно потупился, укрыл живот ладонями и произнес что-то настолько невнятное, что Вэнь Нин бросил попытки разобраться в словах. — Ну что ты так на меня смотришь? — раздраженно сказал Вэй Усянь. — Да, у меня счастливый пульс, и что? Вэнь Нин тогда смог только заторможенно моргнуть и тихо извиниться за свое удивление. — Ай, забудь. На хлесткие слова он не обижался — раздражение следовало ожидать. Вэй Усянь являлся мужчиной что телом, что сознанием, и конечно он не мог примириться со своим положением так быстро. Вэнь Нин озадаченно моргнул. Что-то царапалось где-то на периферии, тянуло, но так слабо, что не будь он столь сосредоточен на изучении, вряд ли заметил бы. А потом Вэнь Нин понял. Дергала «вторая ветвь». Словно тянули за нитку, привязанную к мизинцу — едва-едва. — Господин Вэй, — медленно произнес Вэнь Нин. — Кажется, ей не нравится. Вэнь Нин «пригляделся». Огонек маленькой души в нижнем даньтяне Вэй Усяня мерцал и что-то в этом мерцании показалось ему недовольным. Будто уставшая бабочка трепыхала крылышками в поисках удобного места для отдыха. — В смысле? — нахмурился Вэй Усянь и оглянулся на Ханьгуань-цзюня. Тот стоял неподвижно подле Вэй Усяня и внимательно следил за разговором. Вэнь Нину казалось, что Ханьгуань-цзюнь и сам находился в оцепенении и раздумьях едва ли не больше Вэй Усяня. — Кажется, вы спали недостаточно, господин Вэй. И ей это не нравится. Странное все же было ощущение. Каплю приятное, каплю тревожное. Будто в его сознание вплетали тугие ленты со звонкими колокольчиками. Вэнь Нин давным-давно привык к ошейнику и уверенности в хозяйской руке. Под контролем Вэй Усяня ему было спокойно. Вэнь Нин знал, что в крайнем случае поводок утянет темную тварь внутри от невинной жертвы. Теперь же ощущения говорили, что поводков становилось двое. …Когда это дитя родилось, Вэнь Нин находился неподалеку. В последние месяцы он вообще далеко не отходил, взбудораженный участившимися колебаниями энергии. С рождением поводок наконец раздвоился. Для Вэнь Нина это прозвучало как треск плотной ткани, росчерк меча в глубине пещеры и как древний зов одновременно. Темная тварь была ошарашена, удивлена и восхищена. Хозяев окончательно стало двое. Вэй Усяню он сказал об этом почти сразу и пропустил мимо ушей слабое возмущение: «Сколько раз я тебе уже говорил не называть меня хозяином!». Рожденную поздней осенью девочку Вэнь Нин увидел лишь в середине зимы накануне дня рождения Ханьгуань-цзюня. Знакомить с ним новорожденное дитя вышли и Вэй Усянь, и Ханьгуань-цзюнь. На щеках Вэй Усяня цвел счастливый румянец, подпитанный холодной зимой. Вэй Усянь едва-едва оправился от родов, но упрямо стоял ровно, держа сверток с дитя, закутанное в теплое одеяло. Малышка сияла так же ярко как и хозяин. Вэнь Нин почувствовал себя удивительно слабым перед этим ребенком. Темная тварь внутри не бесновалась, но вела себя настороженно. Он никогда не сравнивал свою сущность с чем-либо, но сейчас на язык просились одни глупости. Словно пес, тварь удивительно ревностно впитывала в себя запах и ощущения от маленькой души, пульсирующей в крохотном тельце. Вэнь Нин был озадачен и умилен. Девочка, вопреки всему виделась ему не дочерью Ханьгуань-цзюня с проглядывающими уже сейчас чертами клана Лань, а кровью именно Вэй Усяня. Дитя было еще слишком мало и Вэнь Нин с небольшим сожалением откланялся. …Второй раз он увидел дочь господина уже много позже, в середине знойного лета. Сердце наполнилось теплом, когда Вэнь Нин увидел А-Юаня со свертком в руках. Тот выглядел счастливым. Девочка вновь оказалась спящей, но Вэнь Нин не чувствовал разочарования. Страх испугать зрел в душе много месяцев и, как бы господин Вэй и даже Ханьгуань-цзюнь ни уверяли его, Вэнь Нин не находил в себе смелости. Он знал, что с легкостью мог напугать кого угодно. Бледная кожа, мертвые глаза, черные линии темной энергии на шее… Уж лучше Вэнь Нин познакомится с девочкой в более старшем возрасте. Он был готов ждать и помнил слова Цин-цзе. Все непонятное и отличающееся от нормы пугает маленьких детей. А-Юань был по-настоящему счастлив. Держал свою сестру аккуратно и крепко, и с каплей смущения похвастался оказанным родителями доверием. Пришел он один и Вэнь Нина в который раз окатило теплом. Вэй Усянь отпустил А-Юаня одного, повелел обязательно показать Вэнь Нину дочь. Доверие невообразимое. Особенно учитывая то, что рассказал А-Юань. Вэй Усянь не доверял ребенка никому, кроме Ханьгуань-цзюня и сутками не выпускал дочь из рук. Вэнь Нин против воли обеспокоился. Новоиспеченные матери нередко полностью сосредотачивались на ребенке, практически выкидывая всех остальных детей, если таковые имелись, из поля зрения и мыслей. Вэй Усянь ни разу не был женщиной, но прошел через то же, что и они. Вэнь Нин знал это точно, ведь в силу своей природы, иносказательно говоря, «сопровождал» своего господина в этом пути. Чувствовал через колебания темной энергии боль от давления на внутренние органы, ночные переживания, даже жуткий голод. Он не говорил об этом Вэй Усяню. Лишние волнения и ненужное чувство вины ему были незачем. И так Вэй Усянь с трудом балансировал между страхом и опасливым ожиданием. Вэнь Нин понимал и поддерживал, но не мог не беспокоиться за А-Юаня. А-Юань, кажется, держал свою сестру на руках лишь второй или третий раз. Цин-цзе говорила, что младшие дети всегда получают больше любви, больше внимания и заботы, нежели старшие, и это со временем превращалось в глухую боль и ревность. Однако… в глазах А-Юаня не было ничего, кроме тихой любви. Возможно, Вэнь Нин зря переживал. А-Юань на аккуратный расспрос ответил мягким взглядом. Юньлань (Вэнь Нин даже особо не удивился выбору имени) была принцессой не только для родителей, но и для А-Юаня. Тот же не чувствовал никакой ревности, не ощущал себя забытым ребенком. Вырос уже, смотрел на вещи иначе. Вэнь Нин даже слегка смутился от неприкрытого обожания в сторону спящей девочки. Хотя, как раз-таки подобное положение дел ничуть не удивляло. Единственная девочка в семье, долгожданный ребенок, выстраданный ребенок, кровная наследница Ханьгуань-цзюня, на которого все смотрели с трепетом — все наложилось друг на друга. — Не беспокойся, дядя Нин, — сказал А-Юань, мерно покачивая сестренку, — я в порядке. Я не чувствую ничего такого, вовсе нет. Наоборот, я польщен. Учитель Вэй действительно едва ли не по рукам бьет старшего целителя Лань, — посмеялся он. — И Ханьгуань-цзюнь такой же, просто не показывает этого. А-Юань переминался с ноги на ногу, чуть ускорил качание и поднял взгляд на небо. Вэнь Нин давно не ощущал ни солнечного света, ни холодных ветров, но помнил, что в это время года солнце наиболее беспощадно. — Знаешь, дядя Нин, я немного удивлен, что учитель Вэй так скоро позволил мне взять ее на руки, да еще и отнести к тебе. Вэнь Нин промолчал. Не то чтобы он не знал, что ответить, скорее ответа не требовалось вовсе. Это было данью благодарности. Вэй Усянь знал, что для Вэнь Нина это пока еще крохотное дитя являлось его вторым хозяином. Была ли тут вина способа зачатия или же связь души и пресловутый поводок — Вэнь Нин не имел понятия. Вторая своеобразная встреча закончилась на отметке тридцати минут. Не слишком много, не слишком мало. В самый раз для непривычной к раздвоению поводка темной твари внутри. …Третий раз случился уже следующей весной. В полтора года девочка уже резво бегала, могла говорить простыми словами и смотрела на мир удивительно ясными глазами. Вэнь Нину в этот раз повезло. Граница барьера пересекала лес и удобная ровная поляна находилась буквально в трех чжанах от невидимой линии. Поначалу Вэнь Нин сомневался. А-Юань причесал его, составил компанию в ожидании, все пытался приободрить, но он все равно чувствовал себя неловко. Дочери господина Вэя было уже больше года. Девочка уже сейчас испытывала интерес к окружающему миру и Вэнь Нин не брался загадывать реакцию на свое мертвое тело. Разум считал все тревоги глупостью — ну разве мог он напугать ее, когда полностью контролировал себя? Цин-цзе учила его, что дети бесстрашны из-за недостатка опыта; они не боятся ни смерти, ни диких зверей, ни ножа, ибо не знают, что это. Не имеют понятия, что может причинить боль, а что нет. Но даже заверения давно почившей Цин-цзе не умаляли его неуверенность. — П-привет? — слабо улыбнулся Вэнь Нин. Девочка стояла на своих ногах уже почти твердо, смотрела без страха и даже не оглядывалась на родителей, что привели ее к настоящему лютому мертвецу. — Ты кто? — склонила она набок голову и подергала Лань Ванцзи за широкий рукав. — Отец, кто это? — Это Вэнь Нин, — без капли привычной смешливости вместо Ханьгуань-цзюня серьезно ответил Вэй Усянь. — Он твой дядя тоже и мой хороший друг. Вэнь Нин смог лишь согласно кивнуть. Страха в золотистых глазах не было вообще. Несуразные в своей глупости опасения рассеялись. Его не боялись. Этот ребенок его не боялся. Она подошла ближе и Вэнь Нин с молчаливого совета Вэй Усяня опустился вниз. Девочка с интересом смотрела на черные линии на шее. — Будь вежливой, А-Юнь, — вдруг произнес Ханьгуан-цзюнь. — Нельзя тыкать в людей и трогать их без разрешения. Вэнь Нин бросил на него непонимающий взгляд. Она ведь… даже руку не протянула?.. — Не бери в голову, Вэнь Нин, — отмахнулся Вэй Усянь. — Лань Чжань каким-то образом всегда знает, что А-Юнь хочет сделать. — Но я не против, — тихо возразил Вэнь Нин. — Это же дочь господина Вэя. Брови Вэй Усяня раздраженно дернулись на очередном «господине». — Вэ-энь Ни-ин, — внезапно по слогам протянула Лань Юньлань и аккуратно тронула его за щеку, — хододный. — Холодный, — машинально поправил ее Ханьгуань-цзюнь и, будто осознав, отвел взгляд в сторону. Вэй Усянь удивленно присвистнул. — Так-так, что это у нас тут… Тайком учишь ее говорить, Лань Чжань? Мы так не договаривались! Чему еще научил? И пусть это были претензии, в голосе Вэй Усяня присутствовало лишь веселье. Крохотная ладонь на его щеке сместилась и пальчик мягко ткнул в середину одной из черных изломанных линий. — Почему черный? — спросила она. — Потому что я мертв? — неуверенно ответил Вэнь Нин. Паника нарастала. Он не имел ни малейшего понятия что ответить. Тяжкий вздох Вэй Усяня показался ему самым прекрасным звуком на свете, ибо спас от неловкого и бесполезного по своей сути объяснения. Будь Юньлань постарше, это имело бы хоть какой-то смысл. — Папа? — она повернулась к родителям. Вэй Усянь долго смотрел на свою дочь, сохраняя непривычное молчание. А потом вдруг всплеснул руками и схватился за голову. — Я сдаюсь! Я не смогу ей объяснить что такое разумный лютый мертвец! — Расскажешь ей позже, — мягко сказал Ханьгуань-цзюнь. …Вэнь Нин мог только надеяться, что в будущем Юньлань привыкнет к нему достаточно, чтобы не испытывать перед ним страха. (Вэнь Нин привык к страху окружающих людей. Но, кажется, впервые он так сильно этот страх возненавидел).