Райская персиковая роща

На лицо то и дело наползала довольная улыбочка. Мда. Никогда, конечно, не думала, что буду так тащиться по тому, что держусь за чей-то мизинец. Отцовский мизинец, ага. На целую ладонь я пока что не замахивалась — ручки у меня были, что называется, одна десятая от взрослого человека, — но чисто эмоционально кайф я ловила нешуточный. Было что-то фундаментально правильное в том, что я шла с отцом и цеплялась за него со всем исконно детским эгоизмом. Раньше-то, в первом, далеком уже детстве, подобную родительскую опеку я ощущала весьма редко и лишь в особенно спокойные дни. Шли мы медленно; отец невозмутимо подстраивался под мой шаг, и периодически бросал взгляды. Тихо шелестели одежды. Как в этом не путались конечности — загадка. Но выглядело красиво и величественно. Особенно в сочетании с идеальной осанкой и грациозностью, которой мой отец мог сразить наповал самого придирчивого гувернера. Я огляделась. День ото дня постепенно холодало. Бррр. Не то, чтобы я не любила холод (снежные битвы всегда возбуждали во мне берсеркера), но солнце и теплые ветра мне были все же милее. Я сжала мизинец покрепче и бросила задумчивый взгляд на едва качающиеся широкие рукава. А ведь в них вполне поместится и мое тельце. Эх, зря я наверное смылась от старикашки. Мне-то ничего не будет, а вот он на уши папе присядет. Противный старикашка. Надо было его еще пару лет помучить игнором, сейчас бы не изображал из себя великого учителя, возмущенного тупостью учеников. И как папа еще не взорвался при таком-то отношении? Какие-то внутрисемейные дрязги, про которые мне пока запрещено знать? Я даже как-то не удивлена, что с таким характером старикашка никак общий язык с папой найти не может. Что один аллегория к слову «запрет», что другой не выносит ограничений. И главное, терпят ведь друг друга сквозь зубы. Детский сад. Спасибо, конечно, папе, что старался не криви́ться на старикашку, но я-то не слепая. И как с таким воспитанием получились такие теплые люди как дядя и отец? Чудо, не иначе. И все же как мне с отцом повезло. Взгляд уткнулся в широкую крупную ладонь. Высокий он все же мужчина, ноги длинные, сложновато ему приходилось с моими шажками. И ведь ни капли недовольства черепашьим темпом! Сердце это почему-то очень согревало. Хотя, в этом был весь он — спокойный, терпеливый, заботливый. Меня до сих пор иногда удивляло насколько далеко простирались его границы, будь то спонтанное желание залезть на ручки или же заплетание косичек. Последнее кстати приносило мне огромное удовольствие. Длинные, послушные, до белой зависти блестящие волосы идеально ложились в руки и пахло от них всегда вкусно. Чем-то древесным и тонким. Папа нередко смеялся с моего сосредоточенного лица и подшучивал. Он говорил, что это невероятно мило — то, как я превращала отца в, как выразился папа «мадам с косичками». Отец в ответ лишь улыбался и смотрел с любовью. В такие моменты я как никогда отчетливо ощущала себя в семье. Да… В этом был весь он. Отец никогда не кричал, не ругался, всегда повторял слова, если я не понимала их значение, готовил для меня, что, если честно в первый раз взорвало мой мозг. Этот человек выглядел как образец высокого происхождения и не менее благородного воспитания. Такие как он по умолчанию не заморачивались с готовкой. Зачем, если можно нанять кухарок? Но не мой отец. Узнала я об этом совершенно случайно — мне не спалось и, проворочившись полночи, я разлепила глаза как раз в тот момент, когда отец раскладывал на столике завтрак. Моего пробуждения родители не заметили, занятые беседой. Папа тихо делился беспокойством по поводу очередных дочуркиных кошмаров, а отец шепотом рассказывал о том, что добавил в этот раз в кашу конджи кусочки фруктов. Каких именно я так и не разобрала, пораженная внезапной догадкой. Он все эти месяцы готовил для нас с папой завтраки? Сам? В общем, да, тогда это взорвало мой мозг. Мы все шли, а дорожка постепенно изгибалась в сторону лекарских домов. Встречные взрослые неглубоко кланялись в приветствии. Обстановка неуловимо для глаза менялась. В этой части клана обитал мой личный доктор, имя которого я не знала. Прикольный в общем-то мужик, не жесткий, как большинство выгоревших медиков, слегка себе на уме. Кажется, во мне он видел что-то наподобие интересного выверта человеческого организма и я вполне его понимала. К доктору по договоренности родителей меня отводил отец. Папа наотрез отказался даже на глаза показываться, и это я тоже понимала. Исследовательский интерес у людей науки действительно пугал. Да и не последнюю роль играло спокойное и цепкое внимание отца на каждое действие в мою сторону. Жалко конечно, что дядя Чэн остался позади, но это было поправимо. Найти его можно позже. Уютная тишина располагала к размышлениям. Чем дольше я здесь проживала, тем больше появлялось вопросов. Раньше я старалась не перегибать, но мне было уже три и мой незакрывающийся рот уже никого не удивлял. Да и папе, похоже, синдром почемучки приносил куда больше удовольствия, нежели среднестатистическому родителю. Он же реально кайфовал. Папа вообще однажды гордо стер скупую слезу и заявил: «Это без сомнений моя дочь!». Первостепенно я, разумеется окольными путями, выяснила собственное происхождение. Было понятно, что отец мой из благородных, да и к тому же, кажется из по-настоящему голубых кровей, но меня интересовала степень этой самой благородности. Или голубизны, как фантазия повернет. Фамилия мне, естественно, ничего не сказала. И поэтому я спросила в лоб с поправкой на возраст. Я тогда еще не была знакома с дядей Нином, не имела ни малейшего понятия о заклинателях и, когда папа на пальцах аккуратно и зацензуренно разъяснил мне о реалиях внешнего мира, слегка загрузилась. В этом мире была магия. С мечами, запутанными правилами социума и специфическим отношением к смерти. Язык с горем пополам давался все лучше, и я заранее себя настраивала, что с этикетом мучений будет еще больше. Хорошо еще я мелкая, и могла без паники все это изучать. В том числе и магию. Здесь была магия, да. А еще нечисть, так называемая духовная энергия и оторванность заклинателей от обычной жизни. Многое стало понятно и одновременно это запутало все. Ну да ладно. Время все уложить по полочкам имелось в достатке. Запахло чем-то травяным. Я подняла голову и, встретив спокойный золотистый взгляд, ярко улыбнулась. На солнце ярко поблескивало украшение в волосах отца. Похоже, эта фигогулина полностью состояла из драгоценного металла. Я давно заприметила эту деталь. Отец редко когда выходил из дома без этой короны в прическе, в то время как папа легкомысленно и небрежно собирал волосы в высокий хвост. Это что-то означало? Символизировало? На ощупь я бы сказала, что носить такое, наверное, тяжело. Мне нравилось как корона смотрелась, да и родители никогда не реагировали на возню со своими волосами, поэтому я искренне полагала это данью моды. Возможно, ошиблась. Во мне взыграл интерес. — Отец. Он посмотрел на меня с искренним вниманием. — М-м? — Что это у тебя на голове? Корона заманчиво блестела на солнце. Блин, я бы тоже хотела в будущем такое украшение. Отец чуть приподнял брови и задумчиво коснулся волос. — Это гуань. Я насупленно надула губы. Ответ дал ровным счетом ничего. — И зачем отец его носит? Почему у папы хвостик? Отец посмотрел на меня с умилением. Да-да, я знаю, что тебе смешно от моего произношения и разграничения. Одного родителя я звала неформально, в то время как другого называла согласно приличиям. И, в противовес ожиданиям окружающих, ни разу не произнесла «мама». Что я, блин, могла поделать? Называть взрослого мужчину мамой, серьезно? Да, этот мужчина меня породил, породил в буквальном смысле, но это не отменяло того, что, зови я его мамой, это было бы смущающе. В первую очередь для папы. Хотя, я бы посмотрела на его лицо в таком случае. Хи. — Гуань носят уже взрослые мужчины. Обычно в первый раз гуань заплетает глава семьи. Это символ вступления во взрослую жизнь. У твоего папы не осталось старших родственников, кто мог это сделать, а твой дедушка, пусть он и формально имеет право, никогда на это не согласится. Фраза получилась длинной и сложной. Мозг загрузился и вскипел за считанные секунды. Я жалобно посмотрела на отца и он, не выказав ни капли раздражения, опустился на корточки, чтобы сравняться со мной лицом. Он никогда не делал мне скидки на малолетство, говорил как со взрослым человеком (чему я втайне дико радовалась), и не ленился объяснять мне значение каждого слова. Так получилось и сейчас. Голова медленно распухала от попыток осмыслить все разом, но, вроде бы я поняла. Как я и думала — за исключением дяди Чэна и Лин-гэ у папы не осталось родственников. Стало грустно. Вот почему он тогда не смотрел мне в глаза. А я-то думала это было потому, что папа уступал отцу в благородстве происхождения. — Юная госпожа пришла! — вдруг раздался голос моего личного доктора. — Ханьгуан-цзюнь, добрый день. Отец молча чуть склонил голову и распрямился. — Давайте зайдем внутрь, — предложил целитель, — у меня как раз осталась парочка танхулу. О, взятка вкусненьким!

***

Сразу после осмотра я ринулась на поиски. Дядя Чэн обычно сидел в кабинете у дяди Сичэня, обсуждая важные клановые дела, либо же пил с моим папой. Первое я знала по многочисленным попыткам дядю Чэна изловить, а второе пришлось выяснить хитростью. Папа мой был тем еще любителем выпить, но, как образцовый родитель, всегда старался эту деталь от меня скрыть. Пили они, конечно, нечасто и всегда предварительно убедившись в моем нахождении где-нибудь подальше под присмотром Юань-гэ или отца, но это не отменяло характерного запаха. Я старательно «не выкупала» прикола. От исходящего от папы и дяди Чэна амбре в два счета можно было догадаться, чем же они занимались. Внутренне я всегда ухахатывалась. Конспираторы хреновы. Я методично обыскивала взглядом каждый куст, каждое дерево, на всякий случай. Иногда дядя Чэн просто гулял, и наткнуться на него можно было буквально за углом. В конце концов он обнаружился. Предсказуемо в компании дяди Сичэня. Оба взрослых сидели в уединенной беседке и медленно потягивали чай. Видимо, беседа у них длилась уже долго, раз образовался столик с закусками. И, скорее всего, беседа была приватной, раз рядом я не заметила ни одного человека. Ноги решительно понесли меня к дядям. Позади я слышала тихие шаги отца, что все это время молча следовал за мной по пятам. Ох, за это я любила родителей отдельной статьей. Они позволяли от себя отходить, идти куда вздумается, но всегда следили, чтобы я нигде не грохнулась из-за коротеньких ножек. Выбор оказался сложным. По дяде Чэну я соскучилась очень сильно, но он сидел не один и влезать в момент личного разговора было бы невежливо. Но… в то же время мне было три. В силу возраста еще разрешалось подобное бесцеремонное поведение. К тому же дядя Чэн почему-то очень прохладно относился к отцу. Не знаю чего они не поделили и какая кошка между ними протащила за собой топор молчаливой войны, но выглядело это стремно. То ли ревновал дядя, то ли бесился, что ревнует. Кого и к кому было не разобрать. Не, с одной стороны все было прозрачно — брат вышел замуж, усыновил одного ребенка, потом ему заделали другого, Лин-гэ вон, все вслух ныл о том, что жутко хотел подольше со своим старшим дядей время провести. Причин для стресса море. Но с другой… Было что-то во взгляде дяди Чэна такое, немного печальное и надломленное. Особенно когда он смотрел на меня. Как будто не верил, что я девять месяцев папе жестоко кишки к позвоночнику прижимала. Странно он ко мне относился, короче. Язвил и подкалывал в своей манере, но терпеливо сносил пытки с гребнем и косицами, называл негодницей и мелкой соплей, но всегда выдерживал доброжелательный тон. Это если опустить то, как он все время сравнивал меня с папой, будто пытался что-то себе доказать. Каждый раз было смешно наблюдать за его лицом, когда я благодарила за комплимент. Однажды даже глаз дернулся. Папа тогда сказал дяде что-то вроде: «Ты до сих пор не научился противостоять этим глазкам?». Сказал и покатился со смеху. Кто бы говорил, папа, кто бы говорил… На глаза попались чашечки с семенами. Специфические, но довольно вкусные. Воображаемая чаша весов дрогнула и ее мгновенно перевесила еда. — Дядя Чэн! — воскликнула я счастливым голосом и с разбегу запрыгнула на дядю. Раздался сдавленный хрип. Похоже, я случайно заехала ему в живот. Дядя Сичэнь улыбнулся, наблюдая как я с удобствами располагалась на чужих коленях, и дядя Чэн тяжко вздохнул. — Ты так мне все ребра сломаешь, мелкая. — Прости, — тут же повинилась и с удивлением обнаружила парочку документов, прижатых чайничком. Со стороны их не было видно вообще. — Дядя Чэн, дядя Сичэнь, что вы делаете? Дядя Сичэнь мягко мне улыбнулся и опустил на столик пиалу. Голос его звучал как всегда тепло. — Просто разговариваем. Что-то мне так не показалось. Слишком уж подозрительно спокойно дядя Чэн отреагировал на вторжение. Для вида я довольно покивала головой. — Это хорошо. — Почему? — изогнул бровь дядя Чэн, а во мне проснулось озорство. Пока я в глазах родни была недостаточно умной для сарказма, стоило этим пользоваться. — Хорошо, что не помешала. Дядя Чэн фыркнул мне в волосы. Он старательно игнорировал присевшего рядом с дядей Сичэнем отца. О чем те говорили отсюда я не услышала. Пришлось демонстративно бросить возмущенный взгляд на дядю Чэна. — Смотрите какая важная. Чего смотришь? Волосы не дам! Милейшая улыбочка наползла на лицо. Я просто не могла упустить такой шанс! — Дядя Чэн, мир не крутится вокруг твоих волос. После моих слов повисла тишина. Я удивленно вскинула брови и растерялась. Что я такого сказала? Лицо дяди Чэна приняло сложное выражение. Он пристально посмотрел на меня и перевел взгляд на дядю Сичэня. — Иногда меня действительно пугает то, насколько эта девчонка похожа на него. А. Точно. Как это можно забыть? — Спасибо, — я смущенно, но уже больше по привычке потупилась и расслабленно растеклась на чужой груди. Было конечно жестко из-за кроя одежд, но я не заморачивалась. Близился мой сон-час и чем больше я говорила, тем сильнее меня клонило в сон. — Это был не комплимент, — возмутился дядя Чэн, тем не менее аккуратно поддерживая руками. — Нет, — слегка сонно пробормотала. Спать хотелось неимоверно. Вот тебе и медицинские осмотры. Вся энергия на нуле. Хорошо хоть от дяди всегда веяло чем-то теплым, чем-то родным. Похожие ощущения я ловила и от папы, но в сравнении у папы были намного мощнее. Как от батареи в разгар зимы. Дядя Чэн же больше походил на хорошо прогретые перчатки. — Что «нет»? — удивленно спросил он и мне пришлось раскрыть глаза и пояснить: — Я похожа на папу. Это копимент. — Комплимент, — мягко поправил отец, — и не пытайся бороться. Спи. Дядя Сичэнь тихо посмеялся. Глаза уже окончательно закрылись и я почувствовала теплые дядины руки, укладывающие меня поудобнее. Сон почти победил, но разум все еще пытался остаться до конца. Я действительно соскучилась по дяде Чэну. — Мы не смогли его отыскать, — вдруг раздался прямо над головой ужасно тихий шепот дяди, — выяснили лишь, что Ли Хэфан что-то узнал здесь, в Облачных Глубинах. — Этот человек что-то украл? — едва слышно спросил дядя Сичэнь. Голова слегка прояснилась. Вау, о чем это они говорят с такой серьезной атмосферой? — В этом и дело. Все осталось на местах. Он исчез почти сразу как мы вернулись с прошлого визита. Кажется, он подслушал нас с Вэй Усянем. Повисло молчание. Хм, прошлый визит? Месяца два, наверное, уже прошло… Папа тогда хорошенько подналег на вино в компании дяди. Странно. Вроде бы с дядей Чэном был какой-то Ли, но в прошлый визит папа с дядей пили наедине и много разговаривали. Я хорошо это помню, потому это был чуть ли не единственный раз, когда папа позволил себе выпить в разгар дня. Я тогда дрыхла в соседней комнате и проснулась от тихих разговоров. Сном в тот день я пренебрегла во имя вездесущего любопытства. — Приношу свои извинения за доставленные неудобства. Мой недосмотр, — чуть громче сказал дядя Чэн и тут же сжал меня крепче. Пришлось якобы недовольно сквозь сон поерзать. Дядя Сичэнь едва слышно вздохнул. — Не стоит, глава Цзян, каждый может… Дальше я не услышала. В руках дяди Чэна было слишком тепло.