Райская персиковая роща

Два месяца спустя В этом году осень все никак не хотела уходить. Дни все укорачивались, ночами холодало, от чего под раннее утро замерзший Вэй Усянь вцеплялся в Лань Ванцзи, и ветер завывал нешуточный. Однако снега — до сих пор! — так и не выпало. Все говорило о том, что зима в этот раз наступит много позже обычного. Впрочем, Лань Ванцзи не обращал внимания на пробирающую до костей погоду снаружи. Он еще в дни лихорадки дочери занес дополнительные жаровни и распределил их по цзинши, чтобы равномерно распространялось тепло. Ночевать стало гораздо приятнее. Лань Ванцзи искренне любил это время года. Его всегда охватывало щемящее чувство ностальгии в груди, чуть кололо пальцы, когда он смотрел на пар, вырывающийся изо рта — в такие моменты Лань Ванцзи не мог не вспоминать незакрывающийся рот Вэй Усяня и скоротечные облачка от дыхания и звонкого смеха — и нескончаемо, неописуемо сильно хотелось теплых объятий. Лань Ванцзи тихонько выдохнул. Он все еще лежал в постели, укрытый сразу и одеялом, и легким чувством неслышной радости на сердце. К правому боку прижимался Вэй Усянь и размеренно дышал куда-то в плечо, оплетая его руками и ногами. В смежной комнате — Лань Ванцзи слышал это очень отчетливо — спокойно спала их с Вэй Усянем дочь. Утренняя тишина в цзинши была привычной, такой устоявшейся за столько лет. Хотелось полежать так подольше, но… Сегодня у Лань Ванцзи хватало дел. Он с сожалением на сердце все же выпутался из объятий, скользнул легким поцелуем по чуть прохладному виску, убрал Вэй Усяню упрямо падающую на лицо прядь и поспешно укрыл его обратно, дабы не потерять уже наработанное тепло. Вэй Усянь пусть и не проснулся, но заерзал недовольно, ухватил подушку и уткнулся в нее носом. Лань Ванцзи с нежностью и едва ощутимо погладил его по плечу. Что Вэй Усянь любил зарыться носом в шею и вдыхать запах Лань Ванцзи, что его дочь обожала делать точно так же. Он едва смог оторвать себя от разглядывания Вэй Усяня. Пора было облачаться в официальные одежды. Сегодня у Лань Ванцзи как у второго господина Лань важный день. Вот так, слой за слоем и отслеживая ритм дыхания Юньлань, Лань Ванцзи оделся, причесал волосы и замер, удерживая руку над низким комодом. Внутри — несколько гуаней. От самых обычных, еще с далеких лет, когда он только-только переступил необходимый порог возраста и до изящных, со скромной инкрустацией — практически на грани необходимости. Казалось бы, выбор очевиден — надо было водрузить на голову тот, что имел достаточно богатый вид, раз Лань Ванцзи сегодня посетит официальную церемонию, но рука все же потянулась к самой нижней части комода. Гуань, который чем-то приглянулся Юньлань, да так сильно, что она могла часами разглядывать изогнутые линии. Не шибко роскошный, держащийся на границе с возмутительной небрежностью к атрибутам статуса. Самый обыкновенный гуань. Лань Ванцзи бросил быстрый взгляд на постель, где все еще спал Вэй Усянь и решительно закрепил гуань в прическе. Что-то ему подсказывало, что сегодняшний день Юньлань проведет с ним. Хотя, Лань Ванцзи мог сказать и так. Он слышал как потихоньку просыпалась дочь, слышал тихое шуршание одеяла и чутко улавливал то, как постепенно менялось дыхание. Юньлань почти никогда не просыпалась в такой ранний час. Тихо опустились на пол голые пяточки, потом Лань Ванцзи услышал, как ойкнула А-Юнь и после уже звучно шлепнулись сапожки. Лань Ванцзи повернулся в сторону смежной комнаты и спустя десяток секунд он увидел невероятно сонную Юньлань, что все еще не открыла глаза. Юньлань было уже три, но, боги, как же иногда Лань Ванцзи не мог насмотреться на нее. Эти все еще пухлые щечки, прямая линия носа и очевидно фамильные черты лица. Почти его полная копия! Не то чтобы Лань Ванцзи не нравилось — ему на самом деле приносило невероятное удовольствие смотреть в глаза дочери и видеть самое главное подтверждение случившемуся чуду, — просто Лань Ванцзи иногда задумывался. Дядя давным давно, еще в годы юности единожды оговорился о том, что сам Ванцзи, взрослея, все больше походил на свою мать. У него были ее цвет волос, ее линия подбородка, ее оттенок глаз. Он мог бы сойти за ее младшего брата, нежели за сына, сложись судьба родителей иначе. И тем удивительнее было осознавать, что Лань Ванцзи, возможно, сможет вновь увидеть тень собственной матери уже в облике дочери. По крайней мере, тех крупиц воспоминаний, что все еще хранились в памяти, было достаточно, чтобы суметь углядеть — будет ли сходство феноменальным или же нет. Лань Ванцзи терпеливо ожидал, когда дочь все же раскроет глаза и молча изучал ее, выискивая следы не то кошмара, не то прошедшей лихорадки. Те дни выдались поистине тяжелыми. Что Лань Ванцзи, что Вэй Усянь не спали почти два дня, проводя часы то в тревожном настроении, ухватив Юньлань за запястье, то в глухом раздражении на заклинателей, что так необдуманно преступили негласные законы. Сердце в те дни пребывало в оцепенении и Лань Ванцзи с Вэй Усянем тогда проговорили действительно много времени, обсуждая туманные перспективы наследования. Казнь тех двух бродячих заклинателей Лань Ванцзи с Вэй Усянем пропустили. О том, что головы приговоренных отсекли от тела, они узнали от Лань Сичэня, что взял на себя труд заходить к цзинши каждые два-три часа и справляться о здоровье племянницы. Слава всем богам, к позднему утру Юньлань перестало так сильно лихорадить и Лань Ванцзи с Вэй Усянем могли слегка расслабиться и поспать. Та ночь принесла удивительно много последствий. Слухи разлетелись как вспугнутые птицы и в Гусу Лань стали слать осторожные письма с одним единственным вопросом. «Действительно ли клан выбрал и утвердил наследницу?» — звучало между строк из обтекаемых и замысловатых слов. Вэй Усянь тогда громко и слегка фальшиво рассмеялся, стоило Лань Ванцзи вручить ему некоторые из писем. Столько бумаги, а в итоге смысла всего лишь в два слова: «Это правда?». И плевать все хотели на двух неизвестных заклинателей! Интересовались в основном мелкие кланы, что не имели ни особого влияния, ни численности, и были вынуждены оглядываться на великие ордена. Политика не являлась сильной стороной Лань Ванцзи, но, похоже, им с Вэй Усянем теперь стоило поднабраться знаний. Он буквально кожей чувствовал как все их заклинательское общество затаилось, ожидая дальнейших действий. Клан Лань все же имел достаточно специфические особенности что в заклинательском искусстве, что в некоторых традициях. Взять хотя бы Лань И. Женщина, что вошла в историю как весьма сильная и несколько неоднозначная глава. Будут ли ожидать от Лань Юньлань того же? Затихнут ли разговоры и сплетни о Лань Сичэне, что до сих пор не остепенился и «возмутительно» поспешно признал свою племянницу как законную наследницу? Думать об этом было утомительно. Лань Ванцзи отогнал от себя все более мрачнеющие мысли и взгляд его соскользнул к чистому лбу дочери. В свете сложившихся обстоятельств он все чаще и чаще вспоминал о предстоящем ритуале. Юньлань было три года и до ее первой детской ленты оставалось еще столько же. К тому же подступало то самое время, когда уже подросших детей полагалось оставлять в цзыши. Сам Лань Ванцзи помнил сыновью комнату лишь отчасти — у него сохранилось до жалости мало воспоминаний о раннем детстве и все, что не относилось к матери, тогда еще маленький Лань Чжань не спешил высекать в памяти. Их с Вэй Усянем дочь нуждалась в ровесниках — с этим они оба были согласны. Пусть Сычжуй прекрасно справлялся со своей ролью старшего брата, впрочем, как и Цзинъи, но этого все равно не хватало. Лань Ванцзи долго размышлял над этим. Стоило ли так рьяно отстаивать на совете право Юньлань расти под непосредственным взором Вэй Усяня? Нет, несомненно, Лань Ванцзи в любом случае не позволил бы отнять у Вэй Усяня и себя их выстраданное дитя, но не поторопился ли он, начиная тот разговор столь безапелляционно? Лань Ванцзи за размышлениями едва не пропустил момент, когда Юньлань наконец открыла глаза полностью — глаза, освободившиеся от всякой сонности. — Отец? — слегка невнятно пробормотала Юньлань и посмотрела на него с интересом, бьющим через край. Взгляд, выражение лица, даже интонации — Лань Ванцзи будто на Вэй Усяня глядел, пусть и были глаза дочери золотистого цвета. — Еще рано, — мягко сказал он и оправил широкие рукава ханьфу. Приличия и просьба дяди обязывали его появиться на первом ознакомительном уроке приглашенных адептов в роскошном — в понимании Гусу Лань, конечно, — одеянии, но самому Лань Ванцзи были предпочтительнее более легкие в движении ханьфу. Юньлань надулась, будто он велел ей вновь вернуться в постель и с любопытством оглядела свернувшегося под одеялом Вэй Усяня. Время все же было слишком раннее, да и спал Вэй Усянь в такие часы крепче обычного. Они могли бы даже в голос разговаривать и он все равно не проснулся бы. — Я не хочу спать, — донеслось до Лань Ванцзи бурчание. Выглядела Юньлань растрепанно, на щеке медленно сходил след от подушки и уже приучившийся Ванцзи разобрал в интонации легкие вопросительные нотки. Дочери было интересно, куда это он собрался в подобном виде. — Куда ты идешь? — Я должен присутствовать на уроке твоего дедушки. — Мгм, — знакомо отозвалась Юньлань и Лань Ванцзи окатило до странности щемящее чувство. Каждый раз, так происходило каждый раз, стоило ему увидеть перенятые дочерью привычки и повадки обоих родителей. Вэй Усяня это смешило — он всегда бессовестно смеялся и над недоумением Юньлань, и над реакцией невольных свидетелей; Лань Сичэня — несказанно умиляло; самого Ванцзи — захлестывало счастьем. Впрочем, он не забывал и о собственных обязанностях как отца. — Раз уж проснулась, — сказал Лань Ванцзи, — то тебе надо позавтракать. Что ты хочешь? Сейчас не сезон, но, думаю, на кухне найдутся какие-нибудь фрукты. Не хочешь сладкую кашу? — Хочу! — мгновенно загорелась Юньлань и Лань Ванцзи по привычке, въевшейся до самых костей, опустился на колени, дабы не возвышаться над дочерью и развел руки в стороны. Обнимать Юньлань любил так же сильно, как целовать в пухлые щечки. И чем старше Юньлань становилась, тем больше потребности ощущал в себе Лань Ванцзи. В самом начале ему пришлось несколько сложно — Лань Ванцзи не знал как нужно было держать руки, он осторожно учился укачивать, ведь прежде младенцев Лань Ванцзи не видел. После, когда уже приноровился и страх — о боги, Лань Ванцзи ужасно, ужасно боялся раздавить или уронить — растворился, он понял насколько на самом деле это было прекрасно. — Значит, приготовлю сладкую кашу. В запасе у Лань Ванцзи оставалось достаточно времени, чтобы особо расстараться не только с завтраком для дочери, но и для Вэй Усяня. Как-то так само получилось, что он оставлял в цзинши накрытый стол, а после, если Юньлань вдруг изъявляла желание перекусить, Лань Ванцзи отводил ее на кухню и угощал сготовленными на скорую руку закусками. — Отец, — вдруг спросила Юньлань, — если на уроке будет дедушка и ты, то дядя Сичэнь тоже? — Да, твой дядя там будет, как глава клана и ордена. Детское личико тут же озарилось радостью, и Юньлань нетерпеливо поерзала у него на руках. Лань Ванцзи убрал спутавшиеся за ночь волосы дочери со лба и критично осмотрел хаос на ее голове. — Если будет дядя Сичэнь, то я хочу с тобой! Лань Ванцзи задумался и по инерции поднялся на ноги вместе с дочерью на руках, направляясь к углу цзинши, где стоял низенький столик. Там, строго в ряд, лежали гребни, ленты для волос, несколько флаконов с маслом для них же и любимый Юньлань расписной веер — подарок Не Хуайсана на праздник полной луны. В принципе, Лань Ванцзи мог забрать дочь с собой. В клане уже как месяц все были осведомлены об утвержденном статусе наследницы и относились к Лань Юньлань соответственно. Пусть с первого взгляда это и не было видно, но сам Лань Ванцзи чутко ощущал разницу. Если раньше адепты проявляли уважение лишь как к дочери прославленных Ханьгуан-цзюня и Старейшины Илина, то теперь все относились к ней с полным осознанием того, что в будущем эта девочка будет вести за собой и клан, и орден. Однако сегодня несколько другое дело. Приглашенные ученики пусть и были поголовно все лучшими в своих орденах и оттого считались достойными, но это были все же еще дети. Хотя… из этого могла получиться неплохая демонстрация и предварительное знакомство. — Хорошо, — решил Лань Ванцзи, — но сначала нужно будет расчесать тебя. И, — он бросил взгляд на мерно вздымающуюся грудь Вэй Усяня, — надо бы разбудить твоего папу, чтобы он не испугался твоего отсутствия.