Райская персиковая роща

Странности начались незадолго до Праздника Весны, Юньлань в этот день должно было исполниться пять, а Чу Тао, мальчику, к которому она испытывала непосредственный детский интерес, шесть. Вэй Усянь был огорошен: его маленькая дочка показала характер, настояв на том, что больше не будет посещать цзыши, а мальчика-сироту оттуда попросила «взять под опеку». Конечно же Вэй Усянь и Лань Ванцзи не могли не удивиться. Как минимум формулировкам, которые Юньлань использовала. Вэй Усянь не помнил себя в три года, но уверен был, что в таком возрасте далеко не так ловко управлялся со словами и просьбами к родителям. Как бы много времени он не уделял на обучение, такие навыки в общении несколько нетипичны. Юньлань четко высказалась, что вместо бесполезного времяпрепровождения в цзыши лучше бы уделила время учебе, а вместо знакомств с глупыми задиристыми мальчишками, лучше сдружилась бы с Чу Тао. Так она плавно и подвела к вопросу о том, не хочет ли Вэй Усянь побеспокоиться о судьбе этого Чу Тао. Вэй Усяню же для подобной просьбы потребовалось с Чу Тао познакомиться, и вместо наставничества у старших адептов в один из погожих зимних дней он направился в цзыши вместе с дочерью. Конечно же тайком. И увидел, что третий младший учитель Лань совершенно не следил за детьми! И прекрасно понял, отчего же его дочери так в цзыши не понравилось. Как оказалось, в Гусу Лань нравы относительно воспитания маленьких детей оказались отвратительно бездеятельны. Главное, чтобы никто лоб не расшиб или с пола не ел: вот уж так точно — гусуланьское воспитание! Сделав заметку поговорить об этом с Лань Сичэнем, Вэй Усянь принялся наблюдать. Чу Тао нашелся там же, где и Юньлань, они сидели за соседними столами и возились с кистями и тушью, вымарывали бумагу и изредка склонялись над листочками друг друга. Юньлань уже пережила тот этап своей жизни, когда ничего не делать целыми днями и изредка исследовать каждый уголок вокруг себя было первоочередно. Сейчас же она спокойно сидела и направляла всю свою деятельность в нужное русло. Действительно, подумал Вэй Усянь, ей хочется учиться, а не скакать без оглядки и слюнявить рукава соседским мальчишкам. Что же ей делать в цзыши? Лучше бы кто-нибудь из ребят постарше занимался с ней на дому, но Лань Хань тысячу раз повторял, что Юньлань нужно общение со сверстниками. Но с тем же Чу Тао Юньлань не общалась, хотя казалось, что они как-то мысленно понимают друг друга. Когда прозвучал гонг, извещающий о том, что время обеда, Вэй Усянь проскользнул в цзыши и подошел к Юньлань и Чу Тао. Чу Тао ничего, кроме имени своего, не сказал, только головой кивал «да» или «нет». Юньлань внимательно за Вэй Усянем наблюдала — и тому становилось не по себе, — ждала будто от него определенных действий, и, безусловно, какие-то были правильные, какие-то — нет. Тем же вечером Вэй Усянь за семейным ужином поднял вопрос о Чу Тао, еще раз выслушав позицию Юньлань. А она повторилась, сказав, что с Чу Тао ей интереснее, что дети в цзыши им только мешают, и что Чу Тао очень одинокий. Так, слово за слово, они пришли к тому, что Лань Ванцзи пошел к Лань Цижэню и Лань Сичэню с просьбой «передать под опеку» им Чу Тао. Когда же Вэй Усянь задумался о том, откуда Юньлань вообще известна такая практика и как много она знает о подобных вещах, которые маленьким детям знать не положено, Чу Тао уже освободили одну из комнат, а Юньлань уже знакомила его с Сычжуем и Цзинъи. Так как и Лань Ванцзи, и сам Вэй Усянь без дела долго сидеть не могли, им пришлось вернуться к тому, чем они занимались в те годы, когда Юньлань еще не родилась. Лань Ванцзи — к курированию младших адептов на ночных охотах и теоретическим занятиям с подготовкой к экзамену на старшего адепта, а Вэй Усянь — к урокам о талисманах для обучающихся всех возрастов. Собственно, это и было одной из причин, почему они все-таки решились отвести Юньлань в цзыши. Теперь же встал вопрос: чем же занимать малышку Юньлань в то время, пока ее родители заняты взрослыми вещами? Отводить на женскую половину, чтобы за ней присматривала прислуга или наставницы? Куда же тогда девать Чу Тао? Ответ опять нашла сама Юньлань, сказав, что они с Чу Тао достаточно благовоспитанны, чтобы никого не отвлекать, пока «папа будет учить младших». Поэтому Вэй Усянь стал брать их с собой в учебные классы и усаживать рядом с собой. Юньлань и Чу Тао изучали книжки с картинками и детские прописи, пока Вэй Усянь вел первый послеобеденный урок, действительно не отвлекая его от объяснения работы некоторых талисманов. Во время второго послеобеденного урока у них было время на дневной сон: Вэй Усянь отводил их в цзинши, укладывал спать и бегом бежал обратно в классы, чтобы уложиться в небольшой перерыв. И еще два занятия до самого ужина проходили в таком же темпе: Юньлань и Чу Тао спокойно сидели на своих местах, изредка обращались к Вэй Усяню, чтобы он отвел их в отхожее место, или уточняли правильность написания иероглифов, а по окончанию все они возвращались домой. Вэй Усянь думал: неужели Юньлань так быстро и так внезапно повзрослела? Лань Хань говорил, что в ее возрасте дети начинают лучше себя осознавать, точнее воспринимать окружающую действительность и именно с этих пор «запечатлевают» себя как личность. И именно этой теме было посвящено большинство ночных разговоров Вэй Усяня и Лань Ванцзи. К девяти они укладывали малышню, занимались «каждым днем» и коротко обсуждали произошедшее за день. Чу Тао влился в их быт размеренно: он молчаливой тенью следовал за Юньлань куда бы она ни пошла, перенимал ее отношение к взрослым (например, Лань Цижэня пытался обходить стороной, а к Лань Сичэню подойти не боялся и в его присутствии выдавал больше пары слов за раз). На Вэй Усяня и Лань Ванцзи Чу Тао же… смотрел несколько подозрительно. Скорее всего он не понимал, как к нему относятся, что ему дозволено, а что — запрещено, но едва Юньлань появлялась рядом, как о своей настороженности Чу Тао забывал, ее как ветром сдувало! Вэй Усянь счел, что он действительно в будущем станет для Юньлань хорошим другом. Тем более, сама она не ставила его ниже себя, хотя могла бы, будучи на «хозяйских» правах. Пусть она и говорила за двоих, пусть и была официально «наследницей», пусть и сама инициировала распорядок следующего дня с утра, никогда она Чу Тао не опускала в своих глазах. Они чем-то напоминали Вэй Усяню его юность в Пристани Лотоса, но тогда они с Цзян Чэном были раза в три старше, общий язык нашли не сразу, да и… успехи Вэй Усяня быстро снизили лояльность Цзян Чэна к совместным развлечениям, но… Да, внешне Юньлань и Чу Тао не походили на них с Цзян Чэном, но мотивы были общими: равноправие и взаимоуважение. Цзян Чэн тоже был наследником, часто наигранно бесился, злился и ругал Вэй Усяня, но никогда взаправду не обижался и не ставил его на место, пока… …пока они не выросли. Но это уже совсем о другом. Так тянулись дни за днями, минули праздники, зацвела весна, и к тому моменту Вэй Усянь пришел к выводу: несмотря ни на что, он должен был выполнить свое обещание — отправить Юньлань на лето в Пристань Лотоса. Лань Ванцзи, пусть и не особо благоволил к Цзян Чэну, выгоду от подобного решения осознавал в полной мере. Отличный политический ход, считал Вэй Усянь. С одной стороны показать истинно родственные связи с одним из великих орденов, с другой — подтвердить силу союза Гусу Лань с Юньмэн Цзян. Решение было принято и как бы Лань Цижэнь ни брюзжал по этому поводу, Вэй Усянь даже внимания не обращал. Лань Сичэнь уже высказал свое одобрение, Лань Ванцзи счел за лучшее довериться Вэй Усяню, а сама Юньлань, казалось, только обрадовалась возможности повидать дядю Чэна. Цзян Чэн нечасто приезжал в гости, удачей было уже то, что он выкраивал пару дней в месяц, а поводов посетить Облачные Глубины с официальным визитом у него находилось все меньше. Перспектива того, что ни Вэй Усянь, ни Лань Ванцзи не смогут остаться с ними в Пристани Лотоса до конца лета, ни Юньлань, ни Чу Тао не напугала. И даже то, что Цзян Чэн не всегда сможет составить им компанию — тоже. Вэй Усянь и Лань Ванцзи, естественно, не сразу их оставят по приезде — Вэй Усянь планировал приехать за неделю до Дня Равноденствия и уехать сразу после праздника. — Мы будем скучать, но плакать не будем, — прямолинейно сказала тогда Юньлань, стоило Вэй Усяню аккуратно поведать о планах. В своей руке Юньлань крепко сжимала ладошку Чу Тао и смотрела на него ясным осмысленным взглядом. Сборы не заняли много времени, да и что там собирать? Вэй Усянь мог поклясться, что сколько бы он ни положил одежды для Юньлань, все будет изорвано в первые же недели. Он знал свою дочь — Юньлань росла любопытной точь-в-точь как Вэй Усянь. Одна только радость, что осторожность Лань Ванцзи она тоже унаследовала. Хоть пыл ее за прошедшие полгода и поумерился знатно, Вэй Усянь не мог и представить мысли о том, что маленькие дети, увидев Пристань Лотоса в первый раз, смогут удержаться. Вэй Усянь вновь вспомнил свою юность: с Цзян Чэном они облазили каждый уголок, ведь Пристань Лотоса богата была на тайные местечки, узкие лазы и сокрытые от глаз взрослых убежища. Одежки у Вэй Усяня рвались словно были из бумаги, и даже Цзян Чэн, который достаточно трепетно относился к внешнему виду, ведь мадам Юй вечно журила его, что он выглядит неподобающе, не мог избежать подобной участи. А еще!.. В Облачных Глубинах было очень скромненько, пусть Гусу Лань и являлся одним из самых крупных и богатых орденов, аскетичность предков-основателей сказалась на архитектурных решениях. Ни выступов, ни массивной резьбы на ставнях, сваях или колоннах, ни кичливых коньков на крышах, в общем… Слишком мало разнообразия для детского любопытства. В Пристани Лотоса же Цзян Чэн постарался восстановить каждую деталь, и почему-то Вэй Усянь уверен в том, что если выйти к северо-восточному комплексу через Плавающую Беседку*, залезть на южную стену и перепрыгнуть на крышу оружейной, то можно будет отодвинуть черепицу и проскользнуть на чердак: это место они с Цзян Чэном «открыли» когда тренировались в стрельбе из лука на восточных полигонах, потом ради эксперимента Вэй Усянь привязал к стреле булыжник и вложил в нее духовную энергию. Конечно, траектория стрелы сместилась и пробила в черепице оружейной нехилую такую дыру. Старших на полигоне не было, а младших Цзян Чэн подговорил никому не рассказывать. Они запрыгнули тогда на крышу, чтобы оценить ущерб, а оказалось, что нашли новое «тайное место». В итоге они выкрали со складов похожую черепицу, закрепили ее на деревянной доске, которой прикрыли дыру, и ни мадам Юй, ни дядя Цзян с высоты полета на мече ничего не замечали! Вэй Усянь, когда они снижались над Пристанью лотоса, даже сам сощурился и присмотрелся к этой самой крыше. Усмехнулся, заметив кусок настила с черепицей на тон светлее. Цзян Чэн их встретил самолично: стоял у ворот, сложив руки на груди, и явно пребывая в угрюмом настроении. Они прилетели к началу вечера, но жара все еще держалась. Вэй Усянь по достоинству оценил выражения лиц стражников, вынужденных бесполезно стоять у открытых настежь ворот. Люди, несмотря на жару, ходили туда-сюда беспрепятственно, что, в общем-то, было привычно для Пристани лотоса. — Удивительно. Вы вовремя. — Первым делом сказал Цзян Чэн, как только Вэй Усянь и Лань Ванцзи приземлись. Следом за ними аккуратно приземлился и паланкин, где уставшие от долгого перелета дети спали крепким сном. — Я думал, что к ночи будете, — чуть погодя, дополнил Цзян Чэн, и Вэй Усянь расплылся в улыбке. — Ох, Цзян Чэн, — растроганно пробормотал Вэй Усянь. — Так получилось, что мы вылетели чуть раньше, чем планировали. Они действительно должны были прибыть только ближе к ночи, ибо с паланкином особо скорость не развить. Это взрослый, не обремененный ничем заклинатель мог потратить на дорогу в одиночку шесть часов. У них же из-за ценного, сладко сопящего груза, путь продлился около девяти часов. — Комнаты уже готовы, — уведомил их Цзян Чэн и не сдержал любопытства. Приподнял шторку паланкина и заглянул внутрь. Пусть бы вслух и не признал, но видно же, что соскучился. — Ужин подадут в малой трапезной, — уже шепотом. Взгляд его был прикован к спящей Юньлань. Вэй Усянь удивился: обычно в малой трапезной накрывали только для семьи и семейного круга, а для приема официальных гостей существовали три разных по размеру и статусу большие трапезные. Незначительная деталь для непосвященных и очень важная для Вэй Усяня. — Подождите, когда вы успели завести второго?! — Тш-ш, — ответил ему Вэй Усянь. Цзян Чэн только закатил глаза. — Давно спят? — Почти несколько часов. Пора бы их уже разбудить, а то ночью спать не будут, — чуть обеспокоенно отозвался Вэй Усянь. И пусть Юньлань не имела привычки закатывать ночные истерики, для Вэй Усяня все равно было важно, чтобы его дочь спокойно спала. Особенно остро он переживал в ночи, когда Юньлань снились кошмары. В такие моменты он и сам был готов заплакать: судя по всему ей снилось что-то действительно страшное до слез и тихой дрожи. Вэй Усянь предполагал, что это было связано с похищением. Как бы Вэнь Нин не извинялся, но приказ не дал ему выбора. Он убил человека на глазах Юньлань. Вэй Усянь знал не понаслышке насколько истощают ночные кошмары и изо всех сил стремился оберегать сон дочери. — Лань Чжань, разбудишь? — Мгм.

***

Зная, что «отпуск» у родителей долго не продлится, из этой недели — десять дней, кстати! — я постаралась выжать «программу максимум». В Пристани лотоса я была впервые, но у меня стойко держалось впечатление второго дома. То ли рассказы папы въелись мне в мозг, то ли привязанность на лице дяди Чэна, проявляющаяся при упоминании обители его ордена, так на меня повлияли, но Пристань лотоса показалась мне весьма уютной. Жара, конечно, слегка портила картину, но не критично. Любопытство снова разыгралось не на шутку. Сколько мест я облазила с папой! Папа, казалось, просто переполнился энергией и без единого протеста исследовал Пристань лотоса вместе со мной. Будто ему приносило несоизмеримое удовольствие залезать туда, куда взрослый человек полезть бы и не подумал! — В свое время я и твой дядя Чэн облазили всю Пристань лотоса несколько десятков раз. Не было ни камешка, под который мы бы не заглянули. Я внимательно посмотрела на папу. — И не только в самом ордене, но и места рядом. Помню даже мы как-то с Цзян Чэном и адептами играли в прятки. Нам было около десяти и я только недавно попал в Юньмэн Цзян… Цзян Чэн с того времени сильно поменялся. Хотя… — Вэй Усянь усмехнулся, — Представь только, он, лишь бы мне досадить, запрятался в заросли крапивы. Подумал, что она меня остановит, ха! И пусть папа довольно улыбался, было видно, что именно это воспоминание оставило свой болезненный след. Тут уже и я вспомнила о том, как проводила лето в деревне. Иногда крапива лезла прямо на грядках, и если я перед прополкой забывала о перчатках, то быстро об этом начинала жалеть. Или те заросли крапивы в поле у реки… что не заметить за осокой и рогозом. В общем, взбудораженность папы я понимала прекрасно. Учитывая то, что бабушка за малейшую шалость могла охапкой крапивы и по заднице отхлестать — вот уж, как говорят, с такими «союзниками» и врагов не надо! Отец же на всю нашу с папой беготню смотрел со спокойствием Будды. Наблюдал за нами в тени, сидя под козырьком, да попивал чай. Ни дать ни взять просветленный человек. Единственный момент, когда он отличился и удивил меня (не только меня, но и папу!), случился тогда, когда я захотела себе венок из полевых цветов. Уж тут-то я думала, папа мне подсобит, но он с горестью поведал, что никогда не считал нужным заниматься такой девчачьей ерундой, а для одной из юньмэнских забав — сплава венков по реке — их ему плела тетя Яньли. И отец вдруг встал, ушел к реке и вернулся с цветами, очень похожими на ромашки, только чуть помельче, и сплел мне такой венок, что расставаться с ним мне не хотелось до самого конца этого лета! И пошло как по накатанной… все следующие дни отец плел нам с папой и Тао-Тао венки, а потом по вечерам учил плести их и Юань-гэ, которого дедушка со скрипом разрешил нам взять в сопровождающие. Юань-гэ… все эти десять дней где-то пропадал. И дядя Чэн был занят какими-то делами. Когда я спросила у папы, почему если не дядя Чэн (оно и понятно, быть главой это вам не хухры-мухры), то хотя бы Юань-гэ к нам не присоединится, и где он вообще, папа прикладывал указательный палец к губам и загадочно улыбался. А в последний, десятый день «отпуска» родителей случился праздник. Я бы сказала: в узком семейном кругу. Дядя Чэн, привыкший и к нашей с папой болтовне, и к молчаливости отца с Чу Тао, уже особо не раздражался. Спокойно сидел с чаркой вина и изредка вставлял реплики, полные ехидства. Через какое-то время к вину приложился и папа, отчего разговор претерпел радикальные изменения. Стал более задушевным и… теплым, что ли? А вот Юань-гэ почему-то единственный из всех чувствовал себя неловко. Я сидела рядом с ним и отчетливо это ощущала. Он почти не притронулся к еде, смотрел в пол перед собой и даже не обратил внимания, когда я дернула его за пояс. Ближе к ночи, когда нас уже «уложили» спать, я проснулась, потому что из-за количества выпитого чай — а он в Пристани Лотоса был очень даже хорош, сладкий и ароматный, — просился наружу. И вот когда я прошмыгнула мимо комнаты родителей, то услышала обрывки разговора. Как это так? Они еще не разошлись? До сих пор, что ли, вино хлещут? И поначалу я не хотела останавливаться, ведь дела взрослых меня совершенно не касались. Но что-то подсказало мне, что раз даже отец участвует в диалоге, то это — не простая пьяная болтовня. Я тихонечко сделала шаг к двери и приложилась к ней ухом. — …получается, все кончилось?.. — папа вздохнул с облегчением. — Он сделал это из-за того, что случилось в прошлом? — Полагаю, что да, — голос дяди Чэна был особенно напряжен. — Я думал на нем это никак не отразилось! — тут папа не выдержал и воскликнул громче, отчего отец полушепотом его осадил. А дядя Чэн ответил с легкой неприязнью: — Я тоже. Он заслужил то, что с ним сталось. Никто не имеет права покушаться на жизнь ребенка. — «Сталось»? — папа усмехнулся. — Говоришь так, будто бы не рад тому, что самолично оторвал этому ублюдку голову Цзыдянем! Я широко распахнула глаза. Они же!.. Они о том мужике, который меня похитил?! Что же получается, дядя Чэн?.. Ох, он в самом деле оторвал кому-то голову?! Мне хватило и на секунду представить картину того, как он это делает, чтобы меня начало мутить. Прикрыв рот ладонью, я припустила с места, стараясь не издавать лишнего шума. Да, права я оказалась! Взрослые разговоры явно не для меня! Пусть знание о том, что ублюдок получил по заслугам, и больше не топчут его ноги эту бренную землю, меня немного успокоило, но знание того, что дядя Чэн — настоящая машина для убийств, покоробило лишь сильнее. Утром родители с нами попрощались. Папа долго не мог перестать тискать меня. И, кажется, никто из взрослых не подозревал меня в подслушивании, что играло мне только на руку. Голова моя была забита самыми разными мыслями. За вчерашний вечер из-за вина папа с дядей Чэном говорили о многих вещах, что я слышала впервые. Их детство, нелепые истории юношества, они даже упомянули время, когда обучались в Гусу все вместе. Отец слушал все эти разглагольствования без единой эмоции да поглядывал на меня теплым взглядом. Я-то ведь впервые услышала каким был мой отец в юности: холодным, неразговорчивым и отчужденным. Не то чтобы он столь сильно поменялся с тех пор, но в историях папы отец представлялся настоящей Снежной Королевой, чьей бесценной благосклонности и пытался добиться папа. Если верить его рассказам, он не «вечность», он «Войну и Мир» ему из льдинок выкладывал! — …Смотреть на тебя было противно! — фыркнул тогда пьяно дядя Чэн. — Один только Лань Ванцзи на уме был, и вел ты себя как юная девица, впервые влюбившаяся. И как только до меня не дошло тогда!.. — Эй! Что я мог поделать? Лань Чжань такой красивый, а я люблю красивых людей! Дядя Чэн тогда скривился и выразительно скосил глаза на отца. — Одно время я тебя даже уважал, Лань Ванцзи. Не каждый сможет вытерпеть Вэй Усяня и не обнажить меч. Повисла тишина. Папа вдруг заулыбался: как-то хитро, со смешинкой. — Да ладно, Цзян Чэн, Лань Чжань обнажил меч, просто это случилось много позже, — и захохотал. Я едва удержалась от закатывания глаз. Мой папа спьяну мог и не такое сказануть. Отец, видимо, попытался исправить ситуацию, сказав: — Вэй Ин. Мы скрестили мечи в первую же минуту знакомства, — но этой фразой сделал только хуже! Папа аж прослезился, а дядя Чэн сделал вид, будто бы его тошнит. И на меня совсем никто не обращал внимания, ага. Я же маленькая и совсем ничего не понимаю! Ну, что могу сказать? Интересные у них разговоры велись в этот вечер. Остаток лета пролетел для всех нас быстро. Особенно для меня, Тао-Тао и Юань-гэ. Дело вот в чем: на празднике я заметила, что кое-кого очень сильно беспокоит одиночество дяди Чэна. И стоило родителям уехать, а дяде Чэну начать чаще выходить из кабинета, чтобы позабавиться с нами, этот кое-кто начал атаковать его сердце самыми нелепыми подкатами, что я когда-либо видела! То будто бы случайно споткнется, мечтая упасть в «объятия» дяди Чэна, то будто бы ненароком оказывается рядом, чтобы поделиться домашней выпечкой… Только вот увы, этой леди ничего не светило. Во-первых, когда она «споткнулась», то оказалась не в объятиях, а свалилась дяде Чэну под ноги, только его разозлив, ведь как адепт великого прославленного ордена может так нелепо потерять равновесие и не устоять на своих двоих?! Во-вторых, дядя Чэн следил за своей фигурой (после того, как год назад папа пошутил, что он потолстел), и до лампочки ему была эта выпечка — наоборот, попытки соблазнения с помощью нее скорее были «пытками». Ведь дядя Чэн чертовски любил вкусно и сытно пожрать! В-третьих, для чего дяде Чэну нужны были мы? Я подговорила Тао-Тао и Юань-гэ на операцию «бесхозный дядя Чэн», в ходе которой его безымянный палец и сердце должны были оказаться нетронутыми… Почему? Да потому что эта девчонка ему не подходила! Даже Тао-Тао своим детским умом понимал, что из себя представляет дядя Чэн! Что ему нравится, а что нет, что его разозлит, а что приведет в восторг! А вот эта девчонка будто сразу на оба глаза ослепла! Конечно, глава ордена — завидная партия, и кем бы она была, если бы не попыталась? ...В конечном итоге планы этой девицы рухнули, как карточный домик, а я смогла знатно повеселиться над чужими потугами. Недолго, правда, терпения мне хватило на неделю-другую, а потом... Когда дядя Чэн окончательно понял, что присутствие этой девчонки не доставляет мне ни капли удовольствия, он пришел к каким-то выводам. Так как я сблизилась с дядей Чэном на почве любви к собакам (и этот факт мы держим в секрете от папы: ох, лучше бы ему не знать), дядя Чэн благоволил мне во множестве вещей. Одной из таких вещей стала нежелательность присутствия этой девчонки в десяти метрах от меня. Вот он и старался оградить меня от нее, ну а раз твоему ребенку кто-то не нравится, то и тебе с этим кем-то лучше бы дела не делать. Адепт? Конечно. Любовница? Да ни за что! Тем более, отчего-то здесь считается, что маленькие дети лучше «чувствуют» людей. Что абсолютно неправда, кстати говоря. Или оттого, что я не совсем ребенок, я не различаю, кто хороший, а кто плохой, пока это не становится понятно абсолютно всем?.. Отдельного упоминания заслуживала история о том, как дядя Чэн учил меня плавать. Поначалу на эту возможность посягал папа и был категоричен в своей позиции. Отец плавать хоть и умел, но не особо любил, Юань-гэ к воде был крайне холоден: его сильно укачивало, а дядя Чэн, по словам папы, имел несколько суровые методы обучения. К сожалению в Гусу Лань помимо холодного источника имелись только мелкие прудики да речушки. В них толком и не покупаешься: не только из-за объема, но и из-за температуры. Тут либо топать своими ногами по горе в поисках озер, либо ждать подходящего момента. Коллективно семьей было принято решение отложить плавание до поры до времени. В Пристани лотоса же имелись все условия. Лето, озера на любой выбор, безраздельное внимание дяди Чэна, который, кажется, кайфовал от того, что первым плавать меня учить будет он… Что за детские соревнования у них с папой?.. Водичка оказалась практически идеальной. Чуть прохладной, может, чуть мутноватой, но зато я точно знала, что на дне не притаилось битое стекло, не наткнешься внезапно на пластиковые пакеты как это бывало в моей прошлой жизни (чего мне в реках только не попадалось, даже вспоминать не хочу). Папа как-то рассказывал, что самого его плавать учил дядя Чэн (поэтому он и был в курсе суровых методов), но под надзором предыдущего главы, отца дяди Чэна. И учил весьма радикально: бросал в воду и ждал. Вытаскивал периодически, конечно, но… Подобные методы были не для меня. Оказалось, дядя Чэн это понимал даже лучше меня самой. Он выглядел сосредоточенным донельзя, хмурился без конца и цепко следил за каждым моим движением. И почему-то я чувствовала, что рядом с ним мне точно ничего не грозит!