Райская персиковая роща

Старик Шэнь жил один. Да-да, совсем один! Совсем одинёшенек он коротал свои дни, то на рисовых полях работая, то в местной гостинице выпивая. И небеса уберегите, он вовсе не был трухлявой пьянью! Даже если говаривали так на старика Шэня, меру-то он свою хорошо знал. Что поделать старику Шэню было, коли в гостинице вино подавали вкуснейшее? И вообще, нередко бурчал он, дело житейское, кто б не стал выпивать, раз уж жёнушка его померла! Ну а дети… Детей у старика Шэня было много, целых семь, плодовитая ему жёнушка попалась, но, к сожалению, мало кто из его дитятков дожил до мирных времен. Самый старший сынишка по глупости утоп, младший же ускакал в орден Юньмэн Цзян, да погиб в том пожаре, а единственную дочурку старик Шэнь видел в последний раз годков так двадцать назад — уж больно удачно она замуж вышла за торговца бродячего. Про остальных и говорить не стоило — все расползлись кто куда, и мало старик Шэнь знал как кто живет. Особо расстраиваться из-за одиночества он не стал — крыша над головой имелась, работа тоже, а значит и нечего старику возмущаться. На закате-то лет! Иногда, правда грустил из-за младшенького сына — ребятенок его подавал надежды, чтил сыновий долг и не зазнавался из-за того, что сумел в орден пробиться. Память старика Шэня все ещё крепко держала его за горло, помнил он с какой гордостью сын-заклинатель навещал своего отца. Любил сынишка ведать своему отцу о многом — о беспощадной Пурпурной Паучихе, об изматывающих тренировках и о том, как, оказывается, страшно жить. Нечисть-то кругом, везде понатыкана как блох на дворняге. Тёмные твари, говаривал тогда за чаем младшенький сынишка, не всегда видны глазу, их порой вылавливать надо как крыс окаянных. Старик Шэнь поддакивал и слушал, не перебивая. Когда б ещё простой человек из первых уст услышит про обжорливых гулей в речушках, да про гуев различных? Сам-то он ни разу с этими тварями не сталкивался, по крайней мере лично. Жил старик Шэнь в спокойном городке — Юньпине, на самой окраине. Домишко ему ещё в юности достался добротный, повезло старику Шэню в те годы купить жильё по нормальной цене. К тому же совсем рядышком была гостиница. Всего-то пара десятков шагов. А уж какая там была бойкая хозяйка! Любо-дорого! Возрастом, может, лет на десять младше, но такая хваткая! Старику Шэню иногда даже удавалось ухватить удачу за хвост и они с хозяйкой выпивали вместе вино, да обсуждали своих непутевых детей. Из этих же разговоров он узнал, что хозяйка тоже имела заклинателя в родне, вот только если у старика Шэня это был сын, то у хозяйки — внук. Да ещё какой! Вроде даже орден свой основал, пусть и кончил плохо. В подробности хозяйка, разумеется, не вдавалась, но и пары фраз старику Шэню хватило, чтоб понять — внучок бедовый немало нервов бабке своей потрепал. Да ещё и имя себе в быту сам выбрал такое… говорящее. Права была жёнушка, детей хвалить надо, а не то натворят такого! Так что к своим годам старик Шэнь знал неприлично много для простолюдина про заклинателей и их ордена. Младшенький сынишка не был скуп на красочности, удивительно ярко он описывал и семью Цзян, и тонкости заклинательского ремесла. И про охоты эти свои тоже рассказывал. Ужасы одни, считал старик Шэнь и не собирался своё мнение менять. Но вот советы, что сынишка давал — запомнил. Так, на всякий случай. Думал, вдруг пригодятся, жизнь-то его по-разному поворачивала. И вот. Пригодились. На старости лет. Старик Шэнь едва-едва в сон провалился, устал он в поле работать, даже в гостиницу заглянуть сил не осталось. И пусть улегся он сразу, все равно спать спокойно не смог. Стояла глубокая ночь, старик Шэнь и так, и этак ворочался в кровати — все ему казалось, что что-то не так. Будто не один он в доме ночевал. Однако пугаться и испускать дух старик Шэнь не стал. Прислушался он к тишине, внимал каждому звуку. Шкряб! Шкряб-шкряб! Вот оно, настороженно подумал старик Шэнь, вот что не давало крепко уснуть! Что-то скреблось, тихо-тихо, что не прислушайся старик Шэнь, было бы не разобрать. Он подслеповато прищурился и свесил свои натруженные ноги с кровати. Старик Шэнь недоумевал. Не мог он понять откуда доносились эти звуки, явно же не из этой комнаты. Шкряб! Прозвучало громче и старик Шэнь со сжавшимся сердцем догадался — источник находился в соседней комнате — ныне запертой опочивальне жёнушки. Старик Шэнь не заходил туда примерно со дня ее похорон и хотел бы не заходить туда до собственной смерти. Звук повторился. Неужто крысы там завелись, подумал недовольно старик Шэнь и потопал к двери. С каждым шагом звук становился все отчётливее и, кажись, стало даже прохладнее. Кряхтя и поминая свои старческие кости, он с осторожностью заглянул внутрь. И застыл. В комнате как лежала пыль много лет назад, так и продолжала лежать до сих пор. Узенькая кровать, небольшой шкаф для одежды — старик Шэнь когда-то его сам сделал! — и коробочки с испортившейся давно косметикой… Все было так, как оставила жёнушка. — Вот же гуи болотные, я уж испугался, — проворчал тихо старик Шэнь, — понарассказывал сынок ужасов, а мне теперь ночами не спать. Вот только… стоило ему рот раскрыть, как дверцы деревянного шкафа вдруг открылись с громким треском. Бабах! Старик Шэнь тотчас схватился за сердце. Вот говорил же сынок, если ему покажется, что что-то странное творится в доме, то не надо лезть проверять! Ведь вместо вполне безобидной крысы тварь может оказаться и цзянши — страху-то старик Шэнь натерпелся, пока слушал рассказы сынишки о всяких гуях и яойгуях. Ноги старику Шэню отказали почти сразу и он повалился на пол. Зря, очень зря они с хозяйкой гостиницы прошлым вечерочком поминал заклинателей и их ремесло. Старик Шэнь с громко стучащим сердцем все глядел и глядел в черноту шкафа и никак не мог заставить себя двигаться. Неужели он здесь так и помрет?! Однако долго страшная безмолвная пауза не продлилась — из недр шкафа начало что-то лезть и старик Шэнь чуть не подавился не то набежавшей вязкой слюной, не то вздохом. — Святые небеса! Почему именно сейчас?! — сдавленным голосом прошептал старик Шэнь. И сердце его не выдержало — потерял сознание старик Шэнь и тело его мешком повалилось на пол. *** Папа оказался прав — я едва не опоздала! И пусть дедушка промолчал, позволяя мне прошмыгнуть мимо быстрым шагом, его взгляд не предрекал ничего хорошего. Не любил он опоздания кажется даже сильнее, чем бессмысленную болтовню. Пришлось состроить смиренное лицо и преувеличенно спокойно усесться на своё место. Стремительно наступала весна и ланьши, где по обыкновению проводил свои занятия дедушка наконец перестала напоминать морозильную камеру. … Ладно, тут я немного утрирую — это была совсем не морозилка, но и не комфортная предлетняя температура. Ну не любила я холод, что вы мне сделаете? Ведь если вспомнить дату моего рождения и те ощущения… Едва не передернувшись всем телом, я упёрла взгляд вперед. Там, на небольшом специальном постаменте медленно прохаживался дедушка, задумчиво поглаживая короткую бородку. Уроки дедушка вёл как настоящий профессор — не давал скидку на возраст, требовал всецелого внимания и предпочитал говорить так, как привык — то есть высокопарно и даже несколько «лекционно». Можно сказать почти профессиональная деформация. Мне к такому подходу добавить было нечего. С одной стороны я глубоко недоумевала — в классе со мной обучались такие же малолетки как и я, но с другой стороны — впрягся в это неблагодарное занятие дедушка из-за меня. Обычно он учил уже либо состоявшихся заклинателей, что только-только встали на свой путь, или же старших адептов клана. С детьми младше четырнадцати со слов отца дедушка не имел дел почти так лет двадцать. (И вряд ли горел желанием до сих пор). Вывод напрашивался сам собой — дедушка желал лично проконтролировать все мои учебные процессы. Видимо тех частных уроков ему не хватило для удовлетворения. Я едва заметно повернулась — как и всегда за соседним столом сидел Чу Тао. Выглядел он почти идеально — ни дать ни взять образец для подражания. Волосы уложены, осанка ровная, будто палку проглотил, на лице вселенская сосредоточенность. Такой смешной в своём стремлении походить на моего степенного и выверенного отца. Даже как-то стыдно за такие мысли стало, Чу Тао так старался не упасть в грязь лицом, так старался не дать мне увидеть его переживания. Пусть мы и были друзьями, пусть и считала я его своим приемным братом, всё-таки жили мы не в моем привычном менталитете и порядки здесь царили жёсткие. Я — наследница, дочь второго господина клана. Чу Тао же… ребёнок, которому повезло. Да, Чу Тао был сыном заклинателей, вошедших в орден, он не являлся простолюдином или слугой, но разница все равно давила. В первую очередь в голове самого Чу Тао. Вот же, ещё одна драматичная проблема. Я как можно более незаметно улыбнулась ему — Чу Тао ответил мне почти такой же незаметной улыбкой и тут же отвел глаза. Мне показалось или он действительно смотрел на меня виновато?.. Дедушка кашлянул и, вперив в меня задумчивый взгляд с каплей недовольства, начал свою лекцию. — Сегодня я продолжу говорить об истории нашего ордена и клана. Как я уже упоминал, клан Лань основал странствующий монах, Лань Ань. К сожалению, имя в быту не сохранилось, так как о жизни нашего предка известно лишь… …лишь из дневников Лань Аня и дневников его друзей, да-да. Эту историю, полную романтичности и суровой средневековости я слышала три раза в трёх разных настроениях. Целых три человека посчитали своим долгом просветить меня об основателе клана — первым историю Лань Аня поведал мне дедушка, упирая в основном на то, что Лань Ань был аскетичным монахом без жажды материального; вторым был отец, что явно вынес значительный урок про верность своей половинке; третьим стал дядя Сичэнь. Как ни странно, именно дядя дал больше сухих фактов вроде: «жил тогда-то, принципы его были такие-то, причины поступков такие-то». Послушать мне было интересно во всех трёх случаях. Я украдкой оглянулась. Пусть я пробыла некоторое время в цзыши, это ни капли не помогло запомнить хотя бы пару лиц — все дети представлялись мне какими-то размытыми очертаниями. Сейчас, конечно, они были уже постарше и слегка внешне поменялись, но сам факт…подобного неожиданного выверта памяти… слегка напрягал. В какой-то момент я даже посоветовалась с папой — про его память слухи дошли даже до меня, — но едва ли я получила логическое объяснение. Точнее, объяснение я получила, вот только что делать с ним… Папа тогда грустно улыбнулся, обнял меня и сослался на кровь. Он тоже незначительные события и неважных людей не запоминал вообще. Я вяло отмахнулась от мрачных мыслей. Пока что особо переживать мне не стоило. Я вновь взглянула на Чу Тао. Что-то с ним происходило, что-то странное и даже слегка тревожащее. В последнее время он стал задумчив, часто о чём-то размышлял со сложным лицом, пока считал, что я его не видела. И у меня даже предположений не было! Не мог же он так загнаться из-за наших статусов?.. Или мог?.. Дедушка тем временем перешёл к части про создание Лань Анем правила лобных лент. Рассказывал дедушка воодушевлённо, видно хотел донести всю важность философии в ношении этих самых лент. Стоило признаться, до поры я даже не задумывалась над тем за каким простите лядом толпа народа дружно носит белые ленточки как в японских фильмах про боевой дух. Долгое время я вообще была озабочена только низменными вещами и о тонкостях и вывертах менталитета предпочитала не гадать. Разумеется, до того момента как я смогла бы внятно составить вопрос. Трепетное отношение, разумеется, я заметила, но сложный сакральный смысл объяснять двухлетке никто не стал бы. …я резко почувствовала себя тупой. Если так прикинуть, то ленту я получила недавно, и трёх месяцев не прошло и примерно в это же время Чу Тао начал о чём-то раздумывать. Связь была налицо, вот только что с этим осознанием теперь делать? Эх… Мне ведь сегодня действительно сидеть на уроках до конца дня. Какая унылость. Голос дедушки усыплял, пусть я и слушала его со всем возможным вниманием. В голове постепенно стали роиться и другие мысли. Что мне делать с «третьим учителем Лань»? Стоило огромных усилий не скривиться. Старикашка явно меня не любил и сгинь я где-нибудь, точно обрадовался бы. Ситуация уже немало нервировала — меня от некрасивого скандала остановили только моя фамилия и образ невинной юной девы, что я строила годами. Явно же противный старикашка знал и про мое наречение наследницей, и про моих родителей. Ему не нравилось что я девочка? Что я дочь Вэй Усяня? Первое я не понимала, а вот второе — вполне. Про свои «подвиги» папа рассказал мне сам, опасаясь просветительской помощи со стороны. Он не приукрашивал, не приуменьшал ничего, предпочтя дать мне сухую хронологию событий и фактов, а после позволил задавать любые вопросы. Разговор этот случился аккурат через пару дней после моего признания о прошлой жизни и явно помог папе преодолеть свои родительские сомнения. Раз уж я была уже состоявшейся личностью, то и не пострадала бы от «недетских» рассказов про смерть, предательства и кровавую баню, что устроил мой папа на пике своей силы. Что же делать с этим старикашкой? Папа прав — если я приду с отцом и выскажу своё «фе», это воспримут объявлением войны. Старики подобные «третьему учителю» — все как один боялись отца до усрачки. И причина меня в своё время ошарашила так, что я только и хлопала глазами на отца. Подумать только, к двадцати с гаком годам смог отхреначить почти тридцатку состоявшихся заклинателей с опытом! Силён мой отец, что сказать. Воистину, влюблённые те ещё безумцы.